Северные огни (№2) - Дом в глухом лесу

– Громотопы идут, чтоб мне провалиться!

С тало быть, никакое это не землетрясение, хотя зрелище и впрямь потрясающее – потрясающее до самых основ! Оправившись от страха, посетители высыпали во двор, а с ними – Черри, ее отец и прочие обитатели «Герба»: полюбоваться на прибытие каравана мастодонтов, на погонщиков и на их лохматых рыжих подопечных, ибо в здешних широтах громотопы ныне встречались куда реже прежнего. Мерно кивая головами, мастодонты вышагивали по дороге: массивные туши раскачивались из стороны в сторону, ноги, точно стволы деревьев, с ритмичной силой ударяли в землю так, что с каждым шагом содрогалась долина. Четыре великолепных экземпляра шествовали гуськом, один за другим, каждый – почти пятнадцать футов в холке; гигантские бивни ходуном ходили вверх-вниз, хлопали уши, а огромные кроткие глаза настороженно посматривали по сторонам. Мастодонты шествовали в полной сбруе, на спинах их и по бокам крепились пассажирские возки и грузовые платформы. Возки, в свой черед, были битком набиты пассажирами – все, кроме последнего.

Подобно величавым кораблям сухопутных дорог, мастодонты «встали на якорь» точнехонько у ворот при входе во двор. Возчики возвысили голос; осторожно и неспешно, с удивительной грацией и изяществом гиганты опустились на колени, коснувшись брюхом земли. Из дверей возков спустили веревочные лестницы, и пассажиры принялись выбираться на землю. Старший погонщик внимательно следил за происходящим: этот человек с кудрявыми жесткими волосами, суровым лицом, весь словно вырезанный из дерева, в ярких клетчатых брюках и шляпе «пирог» с круглой плоской тульей и загнутыми кверху полями, управлял вожаком. Трех оставшихся мастодонтов опекали трое юных сыновей старшего погонщика– с волосами жесткими и кудрявыми, с лицами не менее суровыми и словно вырезанные из дерева не менее крепкого, – словом, молодая поросль дуба-отца. Караваны мастодонтов частенько находились в ведении одной семьи; более того, не только погонщики, но и сами громотопы приходились друг другу родней, как в данном случае: процессию возглавляли вожак с братом, а их двоюродные братья замыкали шествие.

– День добрый! Как поживаете, мистер Джарви? – осведомился мистер Айвз, пожимая руку джентльмену в шляпе «пирог».

– Отменно, мистер Айвз, просто отменно, – ответствовал старший погонщик.

– Какие новости? Как там Малбери, как там окрестные края?

– Отменно, просто отменно; вот, правда, в Уикоме, по слухам, объявились саблезубые коты, да только зверикам они не препона, мистер Айвз, вы и сами знаете. В нынешнем выезде у нас почитай что все пассажирские места заполнены. Впрочем, не сомневаюсь, что в вашей гостеприимной гавани места всем достанет, верно?

– Черри, милая, – улыбнулся дочери мистер Айвз, – у нас ведь всем места достанет?

– Так точно, отец, – отвечала компетентная Черри, уже вовсю распоряжаясь ситуацией по мере того, как пассажиры спускались с возков на землю. – Добро пожаловать, леди! Добро пожаловать, сэры! Сюда, проходите сюда, будьте так добры…

– Эгей, добро пожаловать в «Герб», вам здесь рады, по-отрясающе рады, дамы и господа! – пророкотал мистер Снорем. Он и его помощники подхватывали багаж, сгружаемый с платформ. – Э, поосторожнее там, поосторожнее!

По лестнице как раз спускался – с превеликим трудом, надо признать, – невысокий, приземистый, весьма упитанный пассажир в синем сюртуке и полосатом жилете, краснолицый и седовласый, улыбчивый, с блестящими глазками. Широкополая шляпа с низкой тульей венчала его голову, на брюшке поблескивала золотая цепочка от часов. Едва помянутый джентльмен переступил порог трактира, как его тут же приметил мистер Доггер. Деревенский поверенный, отнюдь не склонный тратить время и энергию на явление столь никчемное, как караван мастодонтов, остался в картежной комнате наедине с пинтой хвойного пива. Он с первого же взгляда опознал в новоприбывшем коротышку-доктора из Вороньего Края, возвратившегося по завершении важных дел из города Малбери; мистер Доггер полагал, и не без оснований, что с этим джентльменом он пообщается не без выгоды для себя, хотя в бильярд с ним играть больше вовеки не станет. Мужчины поприветствовали друг друга: один – весь из себя перпендикулярный и вострый мистер Доггер, второй – весь из себя приземистый и шарообразный доктор Твид. Доктор закончил свои финансовые операции в главном городе графства и теперь возвращался в Вороний Край, однако переночевать собрался в «Гербе», чтобы, согласно договоренности, возобновить деловую дискуссию с мистером Доггером.

– Восхитительная местность. Что за чудесное озеро! Что за великолепные горы! Что за благоуханный лес! – бурно восторгался коротышка-доктор, выглядывая в высокие окна картежной комнаты. – Очень полезно будет обзавестись здесь местным консультантом, которому я мог бы доверять и к которому наезжал бы то и дело. Я тут на досуге поразмыслил хорошенько: да, это меня устроит.

– Стало быть, сэр, вы свободны располагать собою и могли бы навестить нас в нашем офисе и конторе в Проспект-Коттедже? – вопросил мистер Доггер, надевая профессиональную маску и потирая руки, словно грезя про себя о теплой воде и мыле.

– Весь вечер в моем распоряжении, – бодро ответствовал доктор Твид. – Но я выезжаю с караваном на рассвете дня.

– Разумеется. Не беспокойтесь, надолго мы вас не задержим. Самое время побеседовать по душам, просто-таки самое время. Уверен, ваш визит ко мне себя оправдает. Хотя деревенская практика кормит плохо и Проспект-Коттедж сделан отнюдь не из золота и даже не из имбирного пряника, мы что-нибудь придумаем, сэр, непременно что-нибудь придумаем. Да простится Тому Доггеру эта смелость, Проспект-Коттедж– очаровательный домик, любой джентльмен в таком будет рад шляпу повесить.

Мистер Доггер просто-таки лучился счастьем; коротышка-доктор – тоже; так что джентльмены преисполнились друг к другу еще большей приязнью и вместе переместились к дубовой стойке, где поверенный заказал себе вторую пинту хвойного пива, а доктор Твид – стакан сидра, дабы отпраздновать начало деловых переговоров.

Мало-помалу бурное оживление, вызванное прибытием каравана, схлынуло, громотопов отвели на лужайку позади гостиницы, Черри и слуги со всеми удобствами разместили пассажиров по отведенным комнатам, а прочие постояльцы и завсегдатаи, разбившись на группы, вернулись к своим занятиям. За дубовой стойкой вновь упомянули о мистере Биде Уинтермарче и его озорных проделках, равно как и о возможных мотивах. В этот момент коротышка-доктор, что потягивал себе сидр в обществе мистера Доггера, отставил стакан и оглянулся: в его румяном лице отражалось немалое изумление.

– Право же, – промолвил он, обращаясь к говорившим, – я вовсе не хотел вмешиваться в чужие дела, вот никоим образом, просто услышал краем уха… Этот мистер Уинтермарч, о котором идет речь… он здешний?

Старожилы неохотно покивали, однако от подробностей воздержались: им вовсе не улыбалось обсуждать это дело с человеком посторонним, тем паче приезжим из города. Но мистер Доггер, чьи законнические инстинкты подсказывали: того и гляди откроется нечто важное, убедил-таки односельчан пересказать доктору некоторые предположения касательно загадочного обитателя Скайлингдена.

– А, понятно, – закивал доктор, выслушав немногословные объяснения. – Скайлингден-холл. Да-да, конечно же, вот теперь я понимаю, откуда вся эта путаница.

– Что вы имеете в виду под словом «путаница»? – обиженно вопросил мистер Тадуэй.

– Ах… простите меня за откровенность, сэр, но для меня со всей очевидностью ясно: этот ваш мистер Уинтермарч Чарльзом Кэмплемэном быть никак не может – если, конечно, вы имеете в виду Чарльза Кэмплемэна из Скайлингден-холла.

Мистер Тадуэй подтвердил, что именно о нем речь и идет.

– В таком случае я боюсь, что предположения ваши необоснованны, сэр, ибо мистер Чарльз Кэмплемэн – вне всякого сомнения, тот самый злосчастный джентльмен, что находится на моем попечении вот уже несколько лет.

– Так вы знаете Чарльза Кэмплемэна? – изумленно переспросил мистер Линкот, кондитер.

– И почему «злосчастный»? – подхватил мистер Тадуэй.

– Ах, увы, ваш мистер Чарльз Кэмплемэн и впрямь жив, но страдает неизлечимым душевным расстройством, причем, насколько я понимаю, с юных лет, – отвечал коротышка-доктор. – Что до эпитета «злосчастный», он подсказан ничем иным, как искренним сочувствием, ибо так уж вышло, что мистер Кэмплемэн – один из моих пациентов, понимаете ли, – в «Сукновальне», что в Вороньем Крае.

Шляпа мистера Джарви крутнулась вокруг своей оси, заодно с головой и глазами владельца.

– «Сукновальня»! – воскликнул погонщик мастодонтов, впиваясь взглядом в доктора. – Да это ж сумасшедший дом, причем какой отменный-то! Кому и знать, как не моим мальчикам; ведь двоюродный брат их матери по отцовской линии вот уже многие годы как посасывает окурки в одной из тамошних палат, и ловит блох, и засовывает в уши рыбные кости, и смеется себе под нос, и несет всякую чушь на непонятном языке. Посетители, пришедшие осмотреть госпиталь и его пациентов, доплачивают в придачу к билету еще шиллинг сверху, чтобы полюбоваться на его кривляние.

– Господи милосердный, психушка! – пробормотал викарий, поправляя очки.

– Психиатрический госпиталь, – не замедлил поправить его доктор. – Лечебное заведение, созданное по образцу бывшей Вифлеемской королевской больницы[33], где душевнобольным пациентам обеспечен должный уход и защита от нападок общества. Безумие и меланхолия – такого же рода недуги, как, скажем, ветряная оспа или сыпной тиф; и подобные учреждения приносят немалую пользу. Один из врачей, живущих при больнице, – член моего клуба; превосходный, к слову сказать, человек. И профессионал высшего класса.

Завсегдатаи-старожилы, высокоученые профессора деревенского фольклора, теперь сочли необходимым пересмотреть свою гипотезу касательно мистера Уинтермарча и шутника на сосне, ибо заезжий доктор от нее камня на камне не оставил (от гипотезы, не сосны!). Но если мистер Уинтермарч – не Чарльз Кэмплемэн, то кто же он такой?

– Ну надо же! – подвел итог кондитер.

– Уинтермарч – вовсе не Кэмплемэн! – нахмурился мистер Тадуэй.

– Выходит, для страха причин нет, – с надеждой предположил школьный учитель мистер Лэш.

– Для страха? – дружелюбно полюбопытствовал коротышка-доктор. – С какой стати вам бояться этого мистера Уинтермарча?

Мистер Шэнк Боттом, не упустивший ни слова из разговора, резко вскочил со стула и, спотыкаясь, заковылял вперед, сжимая в руке оплетенную бутыль с грогом. Он жадно глотнул своего нектара и запихнул бутылку в карман. Утер рукавом губы и обтрепанные усы, размазал по щекам серые разводы каменной пыли и воззвал к почтенному собранию.

– Страх! – прорычал он, зловеще прищуриваясь. – Конечно, причины для страха есть, да еще какие! Здесь уж вы мне поверьте!

– Тогда расскажите нам подробнее, сэр, будьте так добры, – улыбнулся доктор Твид, глядя на церковного сторожа так, как созерцал бы какой-нибудь любопытный экспонат под стеклом или, скорее, недавно поступившего в психиатрическую лечебницу пациента, составляя предварительное заключение насчет его проблем, главной из которых являлся, безусловно, грог.

– А вы что думали? – возопил мистер Боттом, обращаясь ко всем присутствующим, так что в картежной комнате и у дубовой стойки воцарилась гробовая тишина. – Вы что, думали, будто в усадьбе обосновался сам Чарли Кэмплемэн? По-вашему, я бы не узнал Чарли Кэмплемэна, Чарли, который был ко мне так добр? Говорю вам доподлинно: Уинтермарч не более похож на Чарли Кэмплемена, чем, скажем, вон та бочка для дождевой воды во дворе!

Мистер Боттом, невзирая на свой род занятий и отталкивающую внешность – а может статься, как раз и благодаря им, – обладал чутким слухом, под стать заячьему; он знал все, что происходит в деревне. Вот уже несколько недель он исподтишка наблюдал да прислушивался, выведывая да вынюхивая во всех углах, пока не оценил сполна весь ужас ситуации; причем все это время терпел абсурдные предположения односельчан, а сам помалкивал, точно в рот воды набрал.

Церковный сторож предостерегающе взмахнул кулаком.

– Мистер Бид Уинтермарч? Гром меня разрази, что до обитателей усадьбы, это не мистера Вида Уинтермарча надо вам опасаться! Не его, а ее! Месть, спустя тридцать лет, месть замышляет дух, что вьется промеж вас в ночи – вот чего бойтесь!

И, не то расхохотавшись, не то рыгнув, отчего истрепанная накладка из волос едва не слетела с его головы, мистер Боттом скрылся за дверью, не потрудившись объяснить свою мысль подробнее.

В комнате воцарилась атмосфера весьма гнетущая: оставшиеся вовсю ломали головы, что означала эта дикая вспышка. Позже видели, как церковный сторож распивает грог в компании мистера Снорема во дворе; в обоих этих джентльменах мистер Томас Доггер обычно особого проку не усматривал. Однако сейчас никчемный провинциалишка Том Доггер резко изменил свое мнение в отношении мистера Боттома и его сведений; ибо услышанное потрясло его до глубины души. Сперва – сенсационное сообщение коротышки-доктора, а теперь вот еще и церковный сторож! Возможно, прочие присутствующие не вполне вникли в смысл его речей, но мистер Доггер все преотлично понял. Не подвели его законнические инстинкты, нет, не подвели!

В результате мистер Доггер повел себя совершенно нетипичным для него образом. Во-первых, он со всей очевидностью забеспокоился; лицо его побледнело, на покатом лбу выступили капельки пота, блестящие глазки словно померкли; короче говоря, его профессиональная маска начала таять (и это – на виду у простецов!), а из-под нее проглянуло лицо истинное. Ему вспомнились миссис Уинтермарч и ее дочь, встреченные на Нижней улице в достопамятную ярмарочную пятницу не так давно; он с испугом представил себе черты молодой женщины, столь его заинтересовавшие, – ее глаза, форму лба, длинный острый нос. И по спине законника пробежал холодок.

Совершил Томас Доггер и еще нечто, вовсе ему несвойственное, – а именно, напрочь позабыл про коротышку-доктора, и его дело, и про предполагаемую солидную компенсацию, и со всех ног бросился прочь из «Герба»; и даже рев громотопов на примыкающей к гостинице лужайке не пробудил его от транса.

Глава 13

ШЕСТЕРО ИЗ ВОСЬМИ

– Ха!

Восклицание это сорвалось с губ сквайра, что стоял в своем рабочем кабинете у стола, разложив перед собою целый ворох бумаг. Он как раз обнаружил прелюбопытный документ – письмо многолетней давности (отсюда и возглас!) – и теперь жадно его изучал.

– Что ты такое нашел? – осведомился Оливер, подходя ближе.

– Пока я был в колодце, отец сообщил мне о неких письмах, которые отдал старику-викарию, Эдвину Марчанту. И сказал, что в них я найду ответы на мои вопросы. Мне тут пришло в голову, что эти письма могут оказаться среди бумаг, которые наш нынешний достойный викарий не так давно счел нужным вернуть – по настоянию своей супруги. Мне казалось, я сжег их, или выбросил на ветер, или еще как-нибудь от них избавился. Повезло же, что ничего подобного я не сделал, а то я тут такой документ нашел!

– О чем же в нем говорится?

– Вот, – промолвил Марк, вручая другу листок. – Прочти внимательно, Нолл, будь умником, и скажи, что ты об этом думаешь.

Оливер скользнул взглядом по поблекшим строкам. Дочитав до конца, он оторвался от письма и вгляделся в лицо собеседника, не представляя, с чего начать.

– Итак, вот что мы с тобой имеем. Что скажешь? – осведомился сквайр.

– Просто в себя прийти не могу, – потрясенно откликнулся Оливер. – Разумеется, этот документ проливает совершенно новый свет на происходящее. Но… что из этого следует – в глобальном-то смысле?

– Следует то, – ответствовал Марк, многозначительно тыкая пальцем в письмо, – что мистер Вид Уинтермарч из Скайлингден-холла, пожалуй, совсем не такой злодей, каким его здесь пытаются выставить.

Оливер перечел письмо еще раз. В верхней части листка была небольшая приписка, сделанная другим почерком, – приписка от имени некоей миссис Фотерингэй, адресованная мистеру Ральфу Тренчу Далройдскому; в ней говорилось, что письмо пересылается девятому сквайру для того, чтобы он ознакомил с его содержанием «заинтересованную сторону».

Как адрес, так и имя отправителя были тщательно вымараны. В письме же значилось следующее:

Понедельник, вечер.

Дорогая миссис Фотерингэй!

Пользуясь возможностью, я вновь хочу поблагодарить вас за великодушную богоугодную помощь в том, что касается нашей малютки. С тех пор как две недели назад, тем достопамятным благословенным утром, девочка впервые вошла в нашу жизнь, она была, есть и останется путеводным светом и животворящим духом нашего домашнего очага. На протяжении стольких лет Провидение упорно отказывалось почтить дарами наш союз; мы с мужем уже привыкли к мысли, что навсегда останемся бездетны. Все эти годы мы смирялись со своим тяжким уделом и не роптали ни словом. Но теперь, когда с нами наше дорогое дитя, все разом переменилось. Дни – светлее, ночи – не одиноки более, впереди – будущее. Это вам и вашему замечательному благотворительному обществу Гроба Господня обязаны мы своей невероятной удачей – и выражаем глубочайшую признательность за вашу к нам доброту. Мы всегда будем с благодарностью вспоминать о вашем великодушии и почитать себя вашими должниками, радуясь нашей новообретенной доченьке.

В честь благих деяний вашего общества и в знак неизбывной нашей благодарности мы окрестили девочку Сепульхрой (от латинского Sepulcrum Sanctum – Гроб Господень) – довольно ей жить на свете безымянной! – и тем самым память о доброте вашей навсегда будет жить в наших сердцах, столько, сколько волею Провидения продлятся дни наши на этой бренной земле.

Искренне ваша, миссис Фотерингэй, остаюсь, и т.д., и т.п.

– Видишь, Нолл, как все сходится, – подвел итог сквайр, едва Оливер дочитал до конца. – Я же говорил: престранное это имя для женщины; так оно и есть. А вот вам и разъяснение загадки. В Вороньем Крае Эдит Марчант произвела на свет дитя женского пола, и дитя это – миссис Уинтермарч.

– Ты думаешь, это из-за нее семейство обосновалось здесь? – осведомился Оливер. – По-твоему, это она, а не ее муж, приехала сюда, лелея планы мщения – мщения за мать?

– Возможно.

– Из-за того, что местные жители затравили мисс Марчант по ее возвращении из города и довели ее до самоубийства?

– Вспомни сам, Нолл: мистер Вид Уинтермарч рассказывал, что жена уговорила его «сменить тяготы города на деревенский воздух». Именно она «слышала много хорошего» о нашем маленьком приходе Шильстон-Апкот. Отлично все устроилось, не так ли?

– Да, и в самом деле припоминаю…

– Впрочем, может статься, я и неправ, – промолвил Марк, разом идя на попятный.

– О чем ты?

– Скажи, показалась ли тебе эта дама коварной обманщицей? Мне – нет. Я ощущал в ней лишь подобающее жене послушание, учтивость и покорность. Более того, обстоятельства ее появления на свет хранили в тайне. К примеру, в письме отчетливо намекается, что новая ее семья ведать не ведала о происхождении девочки. «Довольно ей жить на свете безымянной!» Откуда бы ей узнать о себе всю правду?

Оливер признал, что понятия о том не имеет.

– Что заставляет меня рассмотреть и третью возможность, – промолвил сквайр, задумчиво сощурившись.

– Просто-напросто совпадение?

– Здорово я бы удивился, будь это так! Вот в совпадения я абсолютно не верю.

– Возможно, супруги сговорились промеж себя? Но если муж – и в самом деле Чарльз Кэмплемэн, а Чарльз Кэмплемэн – это отец…

Оливер передернулся от отвращения: на эту тему он не желал и думать.

– В таком случае он никак не может быть Кэмплемэном. Или отец ребенка – кто-то другой. Или, скажем, они вообще не муж и жена?

Сквайр помолчал немного, обдумывая обстоятельства дела и приглаживая бакенбарды.

– Надо нам избавиться от этой твари, совы, стало быть, – наконец промолвил Марк. – Следовательно, необходимо ее поймать. Именно здесь – ключ к разгадке. И хорошо бы проделать это побыстрее, до того, как сова совершит то, ради чего здесь объявилась. Черт подери эти распроклятые сны!

– А как, по-твоему, нам это удастся? – наморщил лоб Оливер. – Уж не пойти ли нам на штурм усадьбы, подобно твоим неустрашимым предкам, атаковавшим аббатство, и не отбить ли птицу силой? Признаю, мне лично милее дрозды да малиновки, но что такого для нас опасного в сове? Да, безусловно, ночные кошмары омерзительны и пагубны; однако причинно-следственную связь мы пока что не доказали. Ну, каким таким способом птица может вызывать эти сны? А мысль о том, что перед нами – та самая сова, напугавшая мистера Боттома тридцать лет назад, – сомнительное предположение, не более.

– Послушай, Нолл, опять-таки, не слишком ли много тут совпадений? Мы с тобой согласны в том, что птица скорее всего повинна в смерти Косолапа?

– Согласны.

– Этим нехитрым способом она приманила нас к пещере, и мы обнаружили колодец.

– Так ты приписываешь ей интеллект, независимый от разума того или тех, кто привез птицу сюда?

– Мы имеем дело не с обычным крылатым ночным созданием, Нолл. По всей вероятности, эта тварь убила Косолапа – тупорылого медведя, Нолл! – и мы оба своими глазами видели, что за взбучку она задала тераторну капитана Хоя. Существо, способное на такое, явно обладает едва ли не сверхъестественной свирепостью.

Оливер внимательно пригляделся к другу – ведь этот джентльмен еще несколько недель назад воспринимал все явления теологического и духовного толка с презрением и не иначе!

– Отец о многом поведал мне в колодце за те минуты, что показались мне длиннее столетий, – продолжал сквайр, и голос его мрачнел все более. – Он рассказал, как на него набросилась огромная рогатая сова с белым лицом и зелеными фосфоресцирующими глазищами. Как-то раз ближе к вечеру он поскакал в Скайлингден прогуляться, а заодно и справиться о здоровье молодого Кэмплемэна, чье состояние заметно ухудшилось. Это произошло спустя несколько месяцев после дуэли в Клюквенных угодьях (его пострадавшая рука по-прежнему почти не действовала) и вскорости после гибели девушки. Навестив усадьбу, отец уже выезжал в ворота, когда с ближайшего дерева на него с пронзительным воплем спикировала сова, распахнув крылья и выпустив когти. Она выбила отца из седла и оттеснила его к развалинам аббатства и ко входу на длинную лестницу – в ту пору церковный сторож его еще не запечатал, – затем погнала вниз по ступеням, в непроглядно черную бездну, яростно атакуя свою жертву когтями и клювом. Отступая все дальше, отец со временем оказался в нижней пещере. Он каким-то образом сумел зажечь спичку и увидел совсем рядом жерло колодца. Но едва он сделал шаг вперед, спичка погасла. В это самое мгновение из темноты, сверкая зелеными глазами, вновь вылетела сова. Сила столкновения отбросила отца к колодцу, и он рухнул вниз, не в силах за что-либо зацепиться – рука-то его все еще была на перевязи. Вот так он канул в вечность и оказался во власти дьяволов колодца, где и пребывает по сей день. Вот причина исчезновения отца; вот как его у нас отняли. Отняли моего отца, Нолл, – а второго такого, как он, в целом свете не сыщешь!

Рассказ друга потряс Оливера до глубины души; несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова. Вновь вглядевшись в лицо сквайра, он прочел там глубокую убежденность и мрачную решимость. Нет, это не иллюзия, не душевное расстройство, не последствия приступа дрожи, что накатила на Марка в колодце. Описанные сквайром события для него совершенно реальны или по меньшей мере реальными кажутся.

– Но зачем? Если птица напала преднамеренно, как ты предполагаешь, то чем же твой отец обидел Чарльза Кэмплемэна? – промолвил Оливер.

– Да ничем. Пойми, Нолл, очаг мести отнюдь не Скайлингден и даже не Вороний Край; не оттуда кара настигнет деревню.

Оливер призадумался. И тут, в мгновенной, невероятной вспышке озарения перед его мысленным взором возникла третья возможность, о которой говорил сквайр. От этой мысли Оливер словно прирос к месту. Глаза его расширились, челюсть отвисла; он рассеянно взъерошил пышную вьющуюся шевелюру.

– Очаг мести – здесь, в Шильстон-Апкоте, – еле слышно выдохнул он.

– Нужно уничтожить эту птицу, – объявил Марк, – не дать ей завершить то, что она начала ясной ночью двадцать восемь лет назад. Сны, Нолл… вспомни о существе из снов! Или ты не узнал его? Смидерз! – позвал он громко, дергая за шнурок звонка.

В дверях мгновенно материализовались верный слуга и его убеленная сединами борода.

– Сэр?

– Послушай, Смидерз, пошли кого-нибудь из слуг в «Пики» – тотчас же, не откладывая. Пусть сообщит капитану Хою, что мы с мистером Лэнгли и кое-кто еще вскорости явимся к нему, – сквайр быстро оглянулся на Оливера, – на военный совет.

– Будет исполнено, сэр, – невозмутимо ответствовал дворецкий, уже готовый с достоинством удалиться.

– И еще…

– Да, сэр?

– Отправь кого-нибудь к доктору Холлу: если он не занят, то пусть тоже приезжает в «Пики» прямо сейчас или как только освободится. Если хозяина дома нет, пусть слуга поищет его двуколку. Где стоит двуколка, там ищи и доктора.

– Будет исполнено, сэр.

– Третьего гонца отошли на ферму «Лесной холм», к мистеру Тони Аркрайту: пусть и он присоединится к нам в «Пиках».

– Да, сэр. Еще что-нибудь, сэр?

– Нет, Смидерз, пока все.

– Будет исполнено, сэр.

– И пусть гонцы не мешкают, не то плохо им придется!

– Да, сэр, – с поклоном ответствовал Смидерз и наконец-то почтительно удалился.

– Пойдем, Нолл. Нам по пути надо еще заехать в Грей-Лодж.

Джентльмены оделись, взяли шляпы и отправились в конюшни, где для них в мгновение ока взнуздали и заседлали Медника и гнедую кобылку. Подтянули подпруги; джентльмены привстали в стременах, подобрали поводья, дали шпоры коням – и умчались прочь. Выехав на каретный тракт, они поскакали прямиком в Грей-Лодж, где и сообщили мисс Моубрей о том, что ее присутствие желательно в «Пиках». Подробно объяснять свою просьбу сквайр не стал, однако его необычная серьезность и непреклонная настойчивость в осуществлении задуманного – как не вязались эти характеристики со знакомым ей образом праздного, ко всему равнодушного сквайра! – убедили девушку в том, что ситуация сложилась и впрямь нешуточная. К вящему удивлению всех, тетушка ее, миссис Филдинг, попросила разрешения присоединиться к друзьям, в чем ей, разумеется, отказать и не подумали. Сей же миг подали фаэтон, запрягли в него Далилу, и очень скоро экипаж с дамами и джентльмены, сопровождающие его верхом, уже ехали по направлению к «Пикам».

Они двинулись на запад через Мрачный лес, бескрайний океан вечнозеленых деревьев и дубов, раскинувшийся между Одиноким озером и Талботскими горами, и в должный срок добрались до неприметной боковой тропки – частной дороги, уводящей к «Пикам». Дорога пошла вверх, деревья расступились, и группа выехала на обширный горный луг, поросший буйной зеленой травой, в центре которого высилась капитанская «башня», воздвигшись над пригорком-островком, этаким вторым Линдисфарном*. [34]

Внутри обнаружился капитан с перевязанным носом, подобным же образом скрепленной дужкой роговых очков и синяками на виске. Как выяснилось, не далее как вчера, прогуливаясь по лесам, дабы поразмять «укухаренную» ногу, он на полном ходу врезался в дерево-убийцу – так называемую сосну скрученную широкохвойную, по-латыни – Pinus contorta.

– Извольте заметить, сквайр Марк, – промолвил задумчиво-мечтательный философ Слэк, – на сей раз не я причина злоключений хозяина; я чист и ни в чем не повинен!

– Да, но не ты ли всей душой того желал, мужлан? – ответствовал капитан, сурово хмурясь и грозно помахивая перевязанным пальцем. – Что свидетельствует против тебя, так-то.

– Пожалуй, вы правы, – со вздохом признал Слэк. – Справедливо и то, что в «Пиках» ровным счетом ничего не меняется: приходит лето, приходит зима, наступают морозы, светит солнце. Простите мне некоторую вольность, сэр, но к чему это все, спрошу я вас?

Однако же этой сокровенной тайне бытия не суждено было разрешиться, по крайней мере в тот день, поскольку стали прибывать и прочие гости. Все собрались в кабинете капитана в одном из углов дома – в «Пиках» практически все комнаты были угловыми, – где сквайр четко и сжато, ничего не скрывая, рассказал о своих с Оливером недавних открытиях: о пещере на Скайлингденском мысу, о колодце Озерных братьев и о дьяволах в бездне, о содержании письма, изъятого из платяного шкафа в доме священника, и о горестной участи девятого сквайра Далройдского.

В лицах слушателей отразилось непритворное изумление: повесть потрясла их до глубины души. Крохотные глазки-пуговицы капитана едва не разлетелись вдребезги за стеклами очков; длинные кустистые брови мистера Аркрайта поползли к самому «шлему» волос; мисс Моубрей тихо охнула, и еще раз, и еще, прикрыв рот ладошкой, а ее добросердечная тетушка побелела как полотно.

Собравшиеся возбужденно загомонили. Даже доктор Холл удивился настолько, что в лице цвета бледного пергамента отразились все обуревающие его чувства. Наконец-то он понял, отчего в гостиной Скайлингдена его не оставляло смутное ощущение того, что с этими людьми он где-то уже сталкивался. Тогда доктор решил, что улавливает нечто знакомое в мистере Уинтермарче; но теперь понял, что причиной тому – вовсе не он, а прекрасные представительницы семейства, в частности, миссис Уинтермарч, и муж тут вовсе ни при чем: этот джентльмен, пусть он отчасти и смахивает на Чарльза Кэмплемэна, конечно же, ничего общего с Чарльзом Кэмплемэном не имеет. Вот теперь все встало на свои места: в лице миссис Уинтермарч словно в зеркале отразился облик давно погибшей дочери викария Марчанта, равно как и самого старика-викария и его супруги. И как он, доктор, не разглядел этого раньше? Более того, не просматривается ли в чертах женщины, названной в честь Гроба Господня, еще нечто, с трудом поддающееся определению?..

Капитан Хой, с головой погрузившись в размышления, принялся расхаживать по комнате туда-сюда, шагая широко и размашисто, хотя треклятая нога все еще немного прихрамывала. Казалось, вся его гигантская костлявая фигура тоже участвует в напряженном мыслительном процессе: одну руку капитан заложил за спину, другой приглаживал усы, а глазки-пуговицы уставил в пол.