Северные огни (№2) - Дом в глухом лесу

Вот таково было положение дел – вплоть до недавнего времени.

– Что вы имеете в виду, сэр? – переспросил Оливер, отлично зная про себя, равно как и Марк, что разумеет собеседник, но желая услышать ответ из уст самого мистера Доггера.

– Я имею в виду вот что, – отозвался поверенный, искоса поглядывая на доктора Холла, восседающего в кресле под окнами галереи, – есть у меня сильные подозрения – заметьте, это лишь подозрения, а не подтвержденный факт, так что я никого не обвиняю, – итак, есть у меня сильные подозрения, что джентльмен, ныне именующий себя мистером Видом Уинтермарчем, наш сосед из Скайлингден-холла, на самом деле не кто иной, как мистер Чарльз Кэмплемэн, вернувшийся в отчий край.

Все голоса тут же примолкли, воцарилась мертвая тишина. Большинство собравшихся уже слыхали эту сплетню и небрежно от нее отмахнулись, но теперь, услышав то же самое из уст неподкупного и в высшей степени респектабельного мистера Томаса Доггера – профессионала, выпускника прославленного Клайвз-инн в Фишмуте, почтенного стряпчего консульского суда и атторнея общего права, – все поняли, что, должно быть, некая правда в этом есть или по крайней мере то, что закон почитает за правду. Но заметьте, никаких обвинений мистер Доггер не выдвигал!

Доктор Холл остановил на поверенном долгий взгляд; по лицу его, бледному, точно пергамент, скользнула еле заметная тень. Мистер Доггер на мгновение встретился с ним глазами – эти двое словно поняли друг друга без слов, а затем доктор отвернулся, не проронив ни слова.

– Не слишком тому удивляйтесь, дорогие друзья мои, ибо я много чего навидался, – продолжал мистер Доггер, цепляясь большими пальцами за карманы жилета. – Долroe время я как профессиональный юрист придерживался мнения о том, что род Кэмплемэнов пресекся; что же до Скайлингдена, фригольд[23] перешел к другому лицу, а эти новые жильцы – лишь последние в хаотичной череде арендаторов. Но здесь никчемный провинциалишка Том Доггер должен воскликнуть: теа culpa![24], должен смиренно признать, что заблуждался. Теперь мне вполне очевидно, что фригольд на усадьбу по-прежнему твердо удерживают в руках Кэмплемэны.

– Что ему здесь понадобилось? – вопросил Оливер. – Если это и в самом деле мистер Кэмплемэн, чего ради он вернулся спустя столько лет? И почему под другим именем?

– В самом деле, сэр, чего ради? Бог весть! Есть над чем поломать голову: любопытная проблемка – и с личной точки зрения, и с профессиональной. Однако ж провинциальная адвокатская практика мало времени оставляет на раздумья, будь то в личном вопросе или же в профессиональном. Хотя если общество примется настаивать – только в этом случае, заметьте, – я побьюсь об заклад, что он замышляет отомстить.

– Отомстить? За что, сэр?

– За то, что в этой деревне с ним несправедливо обошлись. Мистер Чарльз Кэмплемэн был юношей незаурядным, с пытливым умом и неортодоксальными предпочтениями, как помнят многие из здесь собравшихся, и вполне мог счесть, что общественное мнение оклеветало его и опорочило; поговаривали даже о возбуждении судебного дела. Могу себе вообразить, как это все на него подействовало. Его ли вина, если шалая дура потеряла голову и бросилась в озеро, покончив с жизнью в нарушение наших самых священных этических и религиозных норм? Помолвки не было; с точки зрения закона мистер Кэмплемэн не был связан никакими обязательствами, никакой ответственностью. Если вздорная девица не пожелала считаться с решением состоятельного джентльмена, который ей в любом случае не пара, это ее собственный выбор: если кого и винить, так ее, и только ее. Порочная дрянь, вот кто она была такая… порочная до мозга костей.

– Право же… бедное, бедное дитя, – пробормотал викарий. Он смятенно поправил очки, на время позабыв и про карты, и про выигрыш, и про интеллектуальный поединок со сквайром. Про утопленницу он, конечно же, уже слышал; так что взволновал его, по всему судя, немилосердный приговор, вынесенный ей мистером Доггером, столь безжалостно-лаконичный.

– Допускаю, что сей джентльмен охотно насолил бы кое-кому в деревне одним своим присутствием, в особенности же тем, что так невеликодушно обошлись с ним в былые времена, – продолжал поверенный, улыбаясь и обводя глянцевыми глазками почтенное собрание. И прижал руку к сердцу в знак глубокого своего смирения. – Том Доггер далек от того, чтобы придираться к ближнему или рассуждать о чьих бы то ни было грехах, настоящих или вымышленных, – идет ли речь о живых или о мертвых. То, что я поведал вам касательно событий прошлого, я знаю доподлинно, ipso facto.[25] Что до моих подозрений касательно личности джентльмена, ныне проживающего в Скайлингдене, так оно остается лишь подозрением, возникшим в результате моей недавней беседы с тамошним семейством, мистером Видом Уинтермарчем, et uxor, et filia.

Воцарилось молчание; воспользовавшись случаем, присутствующие пытались хорошенько осмыслить услышанное.

– По чести говоря, меня это немного тревожит, – промолвил Оливер. – Сдается мне, сэр, вы поведали нам отнюдь не все. Этот мистер Кэмплемэн ныне обзавелся собственной семьей и много лет жил вдали от Талботшира, как говорят, «с глаз долой – из сердца вон». Что могло вынудить его сводить счеты спустя столько времени? Чего он, спрашивается, ждал? Отчего не приехал раньше? По мне, так в его возрасте полагается довольствоваться теми благами, что послала ему судьба в лице послушной жены и любящей дочери. Если он и вернулся в Скайлингден, так только за тем, чтобы вновь обосноваться в отчем доме, как в дни своей юности. Тамошнее семейство, как мне показалось, поглощено собственными своими делами и хочет одного лишь: чтобы их оставили в покое.

– Нельзя недооценивать человеческую мстительность, сэр, – не без строгости возразил мистер Доггер. – Мистера Кэмплемэна и его отца выдворили из фамильной усадьбы в результате скандала и неподтвержденных обвинений – возмутительная несправедливость, не так ли? Неслыханное оскорбление, сэр! Такая рана может болеть годами, может воспаляться и язвить мозг до тех пор, пока обида не перехлестнет через край и не подчинит себе волю. Более того, задам вам встречный вопрос: если мистер Чарльз Кэмплемэн не замышляет недоброго, зачем бы ему выдавать себя за другого и называться чужим именем?

Оливер вынужден был признать, что эту загадку он разгадать не в силах.

– А как же Марчанты? – вопросила Черри Айвз. – Как насчет родителей мисс Эдит Марчант, которые еще много месяцев обшаривали озеро, разыскивая тело, и, так ничего и не найдя, умерли от разбитого сердца? А ведь отец ее был не кем иным, как викарием!

Замечание Черри не оставило равнодушными Марка с Оливером. Возможно, девушка как раз эту цель и преследовала – проверить, что за эффект произведет оно на подозреваемых шутников. Со своей стороны, сквайр в жизни не слышал подробностей этой истории. Скандал так успешно замалчивали, что Марк даже имени утопленницы не знал; хотя на протяжении многих лет до слуха его доходили некие туманные намеки, и теперь мистер Тренч смутно припоминал, что вроде бы во всем этом участвовал какой-то священник. Однако ж сквайр Далройдский сплетни и пустопорожнюю болтовню терпеть не мог, так что к разговорам особо и не прислушивался. Он обернулся к Оливеру, Оливер вскинул глаза на него; перед мысленным взором двух джентльменов тут же возникли образы престарелого священника и его супруги, в чьих увядших, измученных, одряхлевших лицах читались тревога и озабоченность. И зазвучал дребезжащий голосок священника: «Вы нашу Эдит не видели? Нашу девочку?»

Сквайр посмотрел поверх карт на викария, затем обернулся к трактирщику и прочим деревенским старожилам. Что еще известно об этой трагедии, гадал Марк, сколь многое до сих пор упорно замалчивают? До конца ли пересказана история, или есть, что добавить? И что же такое наблюдали они с Оливером у Далройдской пристани?

– Сдаете, мистер Тренч? – осведомился викарий.

Сквайр сдал карты; глаза его были прикованы к колоде, а вот мысли снова и снова возвращались к Далройдской пристани; так что прения продолжались уже без него.

Позже тем вечером в Далройде друзья на досуге сыграли партию в бильярд, запасшись сигарами, бренди, и в присутствии Забавника: песик, едва улеглись первые восторги по поводу возвращения хозяина, устроился в камышовой корзинке у камина в бильярдной и, полузакрыв глаза, размышлял про себя о многих радостях жизни. Поборники кия играли за длинным столом в относительной тишине: безмолвие нарушали только звуки, с игрой сопряженные, да свежий прохладный ночной ветерок задувал из полуоткрытого окна. В комнате было зябко, но сквайр терпеть не мог духоты. С приближением полуночи призрачные тени от огня, неверный отблеск восковых свечей, облака сигарного дыма, холодный лунный свет, струящийся сквозь створное окно, мерное постукивание и погромыхивание шаров создавали жутковатую атмосферу, особенно в сочетании с воздействием спиртных паров.

– Ну и что? – промолвил Марк спустя некоторое время.

– То есть? – эхом подхватил Оливер.

– Что такое, по-твоему, мы видели у Далройдской пристани? Кто к нам подходил?

– Этот вопрос я для себя еще не решил. Надеюсь, не то, что ты думаешь.

– А что, по-твоему, я думаю, а, Нолл? Оливер взъерошил пышные кудри.

– Должен признаться, вся эта история ставит меня в тупик. Мне до некоторой степени известны твои своеобразные верования – или скорее отсутствие каких бы то ни было верований: насколько я понимаю, жизни за пределами земного бытия ты не признаешь. Так что, боюсь, я вынужден тебя разочаровать: удовлетворительного ответа у меня нет.

Сквайр ударил кием – и загнал в лузу красный шар.

– Выходцы с того света. – Ненадолго вынув сигару изо рта, Марк жадно глотнул бренди.

– Привидения?

– Привидения. Призраки. Фантомы. Духи, как сказал бы старина Боттом. Химеры. Выходцы из могил. Называй как хочешь.

– Возможно, это и есть одна из тайн мистера Боттома, каковые ты поклялся разгадать. Хотя в толк взять не могу, Марк, как ты умудряешься признавать существование призраков, ежели упрямо не желаешь поверить в загробную жизнь.

– Загвоздка не из простых, верно? Ха! – воскликнул хозяин Далройда, эффектным карамболем завоевав себе еще очко. Оливер выказал подобающее восхищение. Удар – щелчок – и красный шар вновь покоится в лузе.

– Ты в самом деле веришь, что твой отец умер? – внезапно спросил Оливер. Он наблюдал за игрою сквайра от камина: на фоне огня четко выделялся его силуэт – рука опущена, кий упирается в пол.

– Абсолютно, – отвечал Марк, доводя удар до конца – чужой шар в лузе, два очка в пользу играющего, – и только потом оборачиваясь к другу. – Почему ты спрашиваешь, старина Нолл?

– Понятия не имею, вот засела в голове мысль, и все тут. А сколько ему сейчас было бы лет?

– Извини, как-то не озаботился подсчитать.

В Лету канули еще несколько минут методичной игры.

– А когда это все случилось? Когда именно утопилась дочка викария? – продолжал любопытствовать Оливер.

– Лет двадцать восемь назад. Примерно тогда же, когда мой многоуважаемый папаша удрал неведомо куда – за холмы, за долы.

– Может, он еще жив. Может, подобно мистеру Чарльзу Кэмплемэну, он взял себе чужое имя. Где-нибудь в Малбери, или в Фишмуте, или даже в Вороньем Крае! Может, я даже на улице с ним сталкивался тысячу раз, в Хаймаркете, например, и понятия не имел, что это он!

– Маловероятно. От души надеюсь, что не так.

– Вот никогда я этого не понимал. Что его заставило бросить свое наследие, усадьбу и семью? Что он мог при этом выгадать?

Сквайр задумчиво потеребил бакенбарды.

– Право же, Нолл, ты без конца пристаешь ко мне с одной и той же темой, которую мы уже бесчисленное количество раз обсудили во всех подробностях. В жизни никто меня так не донимал. Берегись: ты того и гляди мне наскучишь!

– Наверное, уже наскучил. Боюсь, что так, – со вздохом посетовал Оливер. – Намек понят.

– Какое мне дело до того, что случилось с отцом? Кто он мне такой, собственно говоря? – промолвил Марк, яростно жуя сигару, словно вознамерился истребить ее раз и навсегда.

– Если бы речь шла о моем отце, меня бы это очень даже занимало – бедный мой старик-отец, да упокоится на небесах его душа! Хотя, полагаю, мои взгляды на этот счет в твоих глазах мало что значат. И тем не менее, хоть ты и невысокого о нем мнения, Ральф Тренч был твоим отцом, Марк, ты же этого отрицать не станешь. В какой степени твои детские о нем воспоминания – о его характере, темпераменте, принципах – соответствуют истине, а в какой – порождены собственным твоим воображением как результат мрачных предположений и раздумий?

Сквайр промолчал, сосредоточившись на игре. Глаза его – слишком маленькие и узкие, слишком близко посаженные, один чуть выше другого, под лохматыми нависающими бровями – высмотрели цель. Щелк. Красный шар исчез в нижней угловой лузе.

– Безотносительно к тому, как сильно его исчезновение огорчило твою мать…

Сквайр резко вскинул глаза.

– О матери – ни слова, – предостерег он гостя ледяным, точно ночной воздух, тоном. Было ясно, что Оливер задел струну весьма чувствительную. – Молчи, слышишь? Эта женщина много вынесла в своей жизни, на том и покончим.

Какое-то время джентльмены молча орудовали киями. Игра заметно ускорилась: сквайр провел серию удачных ударов и сделал несколько карамболей подряд.

– Я тут перед уходом из «Герба» перекинулся парой слов с твоим приятелем викарием, – наконец обронил Оливер. – Он исподволь расспрашивал меня насчет писем, которые отдал тебе с неделю назад или больше, – писем, которые он обнаружил в старом платяном шкафу в своем доме. Некоторые из них касались твоего отца.

– Да, вроде бы он и впрямь отдал мне какой-то архив, перед самым твоим приездом, если не ошибаюсь, но черт меня подери, если я помню, куда эти бумаженции засунул. И вообще надо было бросить их в огонь, да и вся недолга. Может, так я и поступил; с уверенностью не скажу.

– Милый старина Марк, порою я просто не знаю, как тебя воспринимать. Право, лучше бы ты в него верил.

– В кого еще верил? В викария или в отца?

– Вздор и чушь! Ты отлично знаешь, о ком я.

– И вновь ты возвращаешься к надоевшей теме. Ты просто неутомим, Нолл, под стать Забавнику – этот как вцепится во что-нибудь зубами, так уже и не выпустит, – пробурчал сквайр, откладывая кий. – Вера! — воскликнул он с горечью. – Еще одна вздорная выдумка, по поводу которой мы с достойным викарием сколько раз копья ломали. Вера? Да она яйца выеденного не стоит. Вот ответь мне, Нолл, что в ней такого похвального? Тоже мне добродетель – слепая преданность тому, чего и обосновать невозможно! Спрошу еще: как ты назовешь человека, который принимает за чистую монету заверения незнакомца по какому-либо жизненно важному вопросу, даже не спросив доказательств? Я скажу тебе, кто он такой. Простофиля. Олух. Доверчивый болван. Простак. Легкая добыча. Остолоп. Дурак набитый. Вот как мы его назовем, Нолл. Ха!

И, вооружившись новой сигарой, сквайр вышел на балкон. Задумчивый Оливер поплелся за ним. Там джентльмены постояли некоторое время, любуясь ночью и глядя через лужайку за домом на Клюквенные угодья и угрюмую темную громаду Мрачного леса за нею. Вокруг царило безмолвие. Луна стояла высоко над иззубренным хребтом Тал-бот, заливая окрестности чистым и ясным светом. Друзья мирно покуривали, погрузившись в мысли, как вдруг сквайр дотронулся до руки Оливера и прошептал:

– Нолл, ты слышал?

Оливер застыл, перегнувшись через балюстраду.

– Нет, ничего не слышу. А тебе что почудилось?

– Какой-то крик – вон там, на краю лужайки. Из рощицы.

– Вроде бы все тихо.

– У ночи больше глаз, чем у Аргуса, – промолвил Марк. – Вон на той елке кто-то есть. Видишь, видишь? Там, на голубой ели. Смотри, как вздрагивают верхние ветки: совсем чуть-чуть, еле заметно. А ветра-то нет.

– Да… да, вижу! – взволнованно откликнулся Оливер.

– В ветвях кто-то угнездился – и наблюдает за нами! Не успел он договорить, как ветки раздвинулись, и в воздух взвилось нечто огромное и тяжелое. У существа была округлая, мертвенно-белая голова, слегка смахивающая на человеческую, горящие зеленые глаза и два хохолка из перьев вроде рожек. Крылья, наводящие на мысль о ночной бабочке, бесшумно несли птицу ввысь, к луне.

– Скайлингденская сова? – прошептал Оливер.

– И, держу пари, не одна. Посмотри-ка туда! Сквайр угадал верно. Вторая птица, заметно крупнее первой, вида весьма зловещего, вроде грифа, взмыла с соседнего дерева вдогонку за совой. Она плавно поднималась все выше, стремительно настигая добычу. В самый последний момент сова развернулась, и противники вступили в бой: воздух огласился пронзительным визгом и жуткими воплями. В лунном свете птицы описывали круги, резко пикировали, уворачивались и камнем падали вниз, теснили друг друга на крутых, словно изломанных виражах, атаковали крыльями и когтями. То и дело они скрывались за деревьями, но тут же выныривали вновь и возобновляли поединок с прежним ожесточением, исчезали и появлялись, появлялись и исчезали, а затем стрелой пронеслись над головами наблюдателей и пропали из виду за крышами Далройдской усадьбы. Шум битвы затих вдали, и безмолвие вновь воцарилось над балконом, и над лужайкой за домом, и над Клюквенными угодьями – словом, повсюду, кроме бильярдной, откуда доносилось рычание Забавника.

– Вторая тварь – это, вне всякого сомнения, тераторн, – промолвил Марк, кликнув терьера и успокаивая его. – Судя по виду, так. Да и крик его ни с чем не спутаешь.

– Спорить с тобой не стану, – отозвался Оливер, дрожа от холода, а может быть, под впечатлением от жуткого зрелища. – Уж не наш ли это мистер Шейкер вылетел на ночную прогулку?

– Разумное предположение. Если так, то мистер Шейкер, выходит, и впрямь познакомился с собратом-скитальцем небесных сфер – и в восторг от него отнюдь не пришел.

– Может статься, сова оказалась для мистера Шейкера нежелательной соперницей, как предположила твоя кузина. Верно, поэтому он последнее время и облетает «Пики» стороной. Помнишь, что рассказывал Слэк?

– Помню.

– Похоже на то, что эта Скайлингденская сова в битве показала себя весьма неплохо. Как там говорил капитан Хой? «Ну и свирепой же тварью должна быть сова, способная обеспокоить тераторна».

Так промолвил весьма встревоженный Оливер, и хозяин усадьбы с ним согласился; после чего джентльмены в молчании докурили сигары.

Глава 15

ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ТУПОРЫЛЫХ

Поутру, поздно позавтракав чаем, яичницей с ветчиной и ржаным хлебом и закусив очередной эпиграммой зануды Силлы, Оливер и его гость порешили, что небольшая прогулка на шлюпе поможет им развеяться и привести в порядок мысли. Соответственно, поставив в известность незаменимого Смидерза относительно своих намерений и переодевшись, друзья отправились к озеру; Оливер – в своем веселеньком наряде в желтую клетку и Марк в капитанском костюме; а за ними по пятам трусил ликующий Забавник.

Белесая полупрозрачная дымка над озером еще спозаранку выглядела так, словно вот-вот развеется, и теперь, пока джентльмены шагали к Далройдской пристани, обещание свое сдержала. Не раз и не два, снаряжая шлюп к отплытию, Марк с Оливером поневоле оглядывались по сторонам: не покажутся ли удрученный священник с супругой? Да только никто так и не появился; по всей видимости, тем утром престарелая чета была занята в ином месте. Очень скоро корабль уже мог отплыть, ведь за приготовлениями наблюдал усерднейший из первых помощников, мистер Забавник, как всегда, оказывая неоценимую помощь. И вот корабельщики отдали швартовы, оттолкнулись от причала, и шлюп заскользил по темной поверхности озера. Сквайр, который в ту ночь спал лишь урывками, то и дело просыпаясь от очередного невнятного кошмара, еще за завтраком объявил, что опять не в настроении, и теперь взял курс на самую середину озера – туда, где предположительно глубина была наибольшей.

– Сплаваем-ка туда, где дна нет, – возгласил он от грот-паруса, – и где, по всей видимости, как раз и утопилась дочка викария. Соскользнула за борт и канула в воду, вниз, вниз, вниз… навеки пропала в чернильно-черной пучине, в темной бездне, что мрачнее греческого Эреба, – здесь, в самом жерле вулкана!

– Послушай, не хватит ли? – неуютно поежился Оливер. Вглядываясь в непроглядно темную, густую, как сироп, воду, он поневоле вспоминал их с Марком первую, совсем недавнюю прогулку по Одинокому озеру, вспоминал и убеждался, сколь изменился с тех пор, ведь каждая мимолетная тень под водой казалась ему бренным телом мисс Марчант.

– Хватит? Да, наверное, ты прав, Нолл. Уж такой у меня мрачный юмор, ничего не поделаешь. Чего и ждать от человека, который своими глазами видел, как вдоль озера разгуливает пара покойничков!

– Марк, мы еще не установили, кто они такие или что. Одно можно сказать наверняка: никакие они не покойники. Такое просто невозможно.

– Ну, значит, призраки – развоплощенные духи. Вспомни: этих двоих никто, кроме тебя, меня и Забавника, не видел. А в Шильстон-Апкоте не очень-то спрячешься; уверяю тебя, местные сплетники всегда знают, что почем. Однако ж никто про эту пару слыхом не слыхивал.

Не зная, что ответить, Оливер залюбовался проплывающими мимо пейзажами. По правому борту вздымались величественные и грозные горы мыса, на вершине обосновался Скайлингден-холл и семейство Уинтермарчей – или все-таки Кэмплемэнов? Шлюп развернулся, и Оливер рассмотрел темные проломы и расселины, испещрившие южный склон тут и там, точно глазницы в черепе Аргуса, как выразился бы сквайр в нынешнем своем настроении.

– Эгей!

– Что такое? – насторожился сквайр.

– Сдается мне, твой тупорылый друг опять вышел к нам навстречу.

– Косолап? Где?

– Да вон, на высоком уступе, у входа одной из пещер. Хочешь поглядеть?

И Оливер вручил Марку маленький бинокль, что заимствовал из библиотеки по предложению мистера Смидерза. До уникального инструмента из капитанского домика в «Пиках» он, конечно же, не дотягивал, но службу сослужить мог. Сквайр, поднеся к глазам бинокль, всмотрелся в указанное место, одновременно твердой рукою удерживая грота-шкот. Корабль качало, так что ему потребовалось несколько мгновений на то, чтобы разглядеть все в подробностях.

– Ага, вот он, Нолл! – громко воскликнул сквайр. – Отсюда кажется, что спит. Странно: не след бы старичине засыпать вот так, на открытом месте. Дурной тон, вот что я вам скажу. Вообще-то он зверь скрытный.

– Может, он ночью не выспался, как мы с тобой. Сейчас как подпрыгнет, как подскочит…

Марк ответил не сразу. Он вглядывался в окуляры так внимательно, что вынужден был взяться за бинокль обеими руками, выпустив грота-шкот.

– Боюсь, Нолл, для старины Косолапа дни подпрыгивания-подскакивания закончились.

– Что ты имеешь в виду?

– Ставлю пятьдесят гиней, мишка сыграл в ящик.

– Что? Сдох? Сквайр кивнул:

– Ага, дохлее дохлого. Вот приглядись-ка повнимательнее, – предложил он, вручая бинокль Оливеру. – Смотри, как неестественно развалился, и голова с уступа свисает. Медведи в такой позе не спят.

– Можем ли мы быть уверены, что зверь и впрямь мертв?

– Есть лишь один надежный способ – съездим в Скайлингден и удостоверимся своими глазами. Бедный старина Косолап!

– В Скайлингден? Сегодня? – удивился Оливер, приподнимаясь на скамье.

– Причем немедленно: как только высадимся на берег.

– Стало быть, чернильно-черная бездна и царство мертвых Эреб, коридор в ад из греческого мифа, – все разом позабыто?

В ответ сквайр лишь улыбнулся одной из своих кривых улыбок.

– Есть тут коридор не менее занимательный: одинокая верховая тропка через Скайлингденский лес, что обходит усадьбу и хозяйственные пристройки кругом и ведет на вершину. Она там с незапамятных времен – под стать Эребу; в молодости я ее исследовал вдоль и поперек, так что Медник дорогу хорошо знает. А оттуда мы доберемся и до уступа, и до Косолапа: по южному склону туда спуститься нетрудно.

Оливер отнял от глаз бинокль и, заметно помрачнев, оглядел воздвигшийся перед ними скальный мыс.

– Больно крутой спуск, ты не находишь?

– Не тревожься. По всей вероятности, мы отлично продиагностируем старичка и сверху, с самой вершины. Послушай, Нолл, раз уж шанс подвернулся, упускать его нельзя. Не дрейфь!

Оливер послушно взялся за румпель, а сквайр принялся выбирать снасти. Вот шлюп пошел в бейдевинд, и джентльмены поменялись местами: кливер высвободился, румпель выпрямился. Гик переложили на левый борт. Шлюп, ложась на другой галс, накренился, взметнув каскады брызг. Впереди замаячила деревня, плавный изгиб мыса остался за кормой. Корабль полным ходом двинулся к пирсу; друзья пришвартовались. Возвратившись в Далройд, они забрали из-под опеки конюха Медника и гнедую кобылку, известив сперва мистера Смидерза об изменении в планах. К вящему удивлению Оливера, сквайр объявил, что Забавник отправится в Скайлингден с ними вместе. Оливер тут же вспомнил, как во время первой поездки в усадьбу песику пришлось остаться дома, и не преминул это отметить.

– Да, но на сей раз мы его из виду не выпустим; мы же не в гости к Уинтермарчам едем, – объяснил сквайр.

Как только затянули подпруги и всадники оказались в седлах, конюх подал возбужденного терьерчика Марку, а тот запихал пса в кожаную седельную сумку. Забавник, похоже, был более чем доволен своей участью: ушастая голова его торчала наружу, язык так и ходил ходуном; песик с восторгом озирал окрестности с безопасной высоты.

К такому способу передвижения терьер, по всей видимости, давно привык.

– Как оригинально! – воскликнул Оливер.

– Да уж, он у меня такой! – улыбнулся сквайр не без гордости; и друзья так и покатились со смеху.

Прочь поскакали всадники, мимо особняка Грей-Лодж, мимо колокольни Святой Люсии, за перекресток и вверх по дороге к Скайлингдену. Они объехали увитую плющом стену, немного до нее не доезжая и воспользовавшись той самой вышеупомянутой верховой тропкой через чащу. Тут и там за деревьями проглядывала извилистая линия крыши, зловещие фронтоны и трубы и верхний ряд окон. Как обычно, птицы в кронах молчали, тишина и сумрак окутывали всадников. Оливер никак не мог избавиться от тревожного ощущения, что за проезжающими наблюдают из одного или нескольких верхних окон, что в этот самый миг чьи-то глаза отслеживают каждое их движение. Разумеется, все это было не более чем игрой воображения; обитателей дома – даже если кто-то из них и глядел в окно – скорее позабавило бы, нежели растревожило появление двух столь курьезных всадников, один – в веселеньком клетчатом наряде, второй – в синей капитанской куртке, полотняных брюках и непромокаемой шапочке.

Джентльмены ехали через безлюдный лес по тропе, уводящей к южной окраине усадьбы. Постепенно деревья расступились, и всадники выехали на прогалину, где виднелись остатки каменной кладки, по большей части наполовину ушедшие в землю, точно затонувшие останки некоего древнего, по земле плывущего корабля. Дальше виднелся край обрыва; на фоне горизонта четко выделялась прерывистая линия елей, да местами кустился подлесок. Оливер озирался по сторонам, разглядывая руины аббатства, и серые каменные плиты, и осыпавшиеся лиственные орнаменты, и тесаный камень, и кирпичи, скрепленные известковым раствором, – и любопытство его разгоралось с каждым мгновением. Сквайр же лукаво посоветовал другу поостеречься: чего доброго, из-за куста выпрыгнет безумец с пеной у рта, в черном клобуке и сандалиях, и изничтожит незваных гостей на месте.

Друзья привязали коней в роще молодых деревьев позади развалин, а Марк извлек Забавника из сумки и опустил его на землю.

– А ты за него не боишься? – осведомился Оливер. – Я бы на твоем месте непременно испугался бы. Как насчет Скайлингденской совы? Как насчет мистера Шейкера и прочих хищников? Мы-то при оружии, а вот Забавник совсем беззащитен.

– Сова – птица ночная, ее мы не встретим. Что до тераторна, держу пари, сейчас он кружит над «Пиками» или над Мрачным лесом. Как бы то ни было, здесь есть где укрыться. Но ежели, паче чаяния, вдруг заметишь в небе птицу с черными крыльями и кармазинно-красной головой, ты крикни – и я Забавника сей же миг возьму на руки.

Оливер кивнул и последовал за своими двумя спутниками к самому краю обрыва. Головокружительный вид открывался оттуда, с севера задувал легкий ветерок, а внизу едва ли не до горизонта раскинулась бескрайняя водная гладь. От внимания сквайра не укрылось, что другу его весьма не по себе.

– Вот уж думать не думал, что ты боишься высоты, – промолвил он.

Этой истины мистер Лэнгли отрицать не стал.

– А ведь живешь ты не где-нибудь, а в Вороньем Крае, на треклятом мысу, что выдается далеко в море, и высоты все-таки страшишься?

Оливер и здесь спорить не стал.

– Очень смахивает на подвесной мостик в «Пиках», только куда хуже, – заметил он, глядя вниз.

– Ну, я-то отлично себя чувствую. Ты только посмотри сюда, Нолл, – вот такой вид, как этот, и дает мне истинное чувство пропорции, помогает понять свое место в иерархии бытия. Здесь, на просторе, перед нашими глазами лежат многие составляющие бытие элементы: вот – соответствующие божества земли и воздуха, ветра и воды, владычествующие над храмом, имя которому – мир. Этот вид фокусирует чувства, несказанно упрощает тайну смысла мироздания. В общем и целом я предпочитаю жизнь попроще, без помех и осложнений. А если ищешь довольства, Нолл, всегда стремись к простоте.

– Опять ты за свое, Марк, – разглагольствуешь, точно закоренелый язычник какой-нибудь.

Сквайр ухмыльнулся – очень довольный собою, как показалось Оливеру, – опустившись на одно колено, принялся высматривать нужный уступ и вскорости отыскал его чуть левее. То был протяженный неровный выступ темного камня, примерно в ста футах под ними; там-то и распростерлась туша тупорылого медведя. Зверь лежал на боку, его голова бессильно свешивалась за край.