Коллекция

      — Ну, что там у вас?!
      — Ничего, уже все прояснили, — Кира подошла к дяде, наклонилась и звонко чмокнула его в щеку. — Пока, дядя Ваня, пойду я… Один ты у меня нормальный — да и тот начальник!
      — Может, хоть что-нибудь объяснишь?! — потребовал дядя, отбрасывая книгу и вставая. Кира покачала головой, идя к входной двери. — В больницу завтра не забудь!..
      Выйдя из подъезда Кира закурила, крепко сжимая сигарету дрожащими пальцами. В голове у нее шумело, ушибленная спина болела и саднил разбитый лоб, а перед глазами все стоял старый рубец на теткином плече, так похожий на тот, что был на ноге у Вадима — только намного меньше. Никакой это не ожог и не авария — следы от клыков, вот что это такое. Чудо, что ему удалось выжить, чудо, что ему удалось убежать. Потому и знает он больше, чем все остальные, потому и говорил ей, что в этой квартире она в безопасности. У нее отличные сторожа. Как никак, жизнь ей спасли сегодня. Хорошо их бабка выдрессировала — без приказа не нападают. Только, что же это получается — не скажи она ключевой фразы, то Егор преспокойно отправил бы ее на небо, а они бы и не дернулись?! Что-то тут не то.
      Господи ты боже, что же на самом деле бабка выпросила у своей покровительницы?
      Если выпросила?
      И кто именно откликнулся на ее просьбу?
      Она еще долго сидела на скамейке, слушая ночь и отчаянно уговаривая себя вернуться домой, где царил разгром, от прожженного ковра несло паленым, а к черным теням на стенах присоединилась еще одна, знакомая насквозь, особенно потому, что это именно она, Кира, ее присоединила.
      Интересно, а что произошло бы, если б Стас отменил приглашение ей самой? И что если он это и собирался сделать в конце концов?
      Внезапно Кира поняла, что совершенно не хочет об этом думать.

Часть 4
С Днем Рождения!

      — Кира, чем ты занимаешься? Здесь, все-таки, не художественный салон.
      Она обратила на Ивана Анатольевича затуманенные глаза и поставила фигурку на подстеленный лист бумаги. Дядя склонился, оперившись ладонями о столешницу и удивленно глядя на то, что изобразила племянница. В пластилиновой ванне лежала голая женщина с высоко закрученными на макушке волосами, в ванне же находился и мужчина, но одетый. Одно колено мужчины вжималось женщине в живот, а другое — в бедро, зубы были оскалены, словно в напряжении. Мужчина стиснул пальцы на шее женщины, а та цеплялась за его запястья, будто силясь разорвать хватку. Изо рта женщины торчала мочалка, отчетливо была видна свисающая петелька. На бортике ванны лежало сложенное полотенце, из пластилинового крана лилась струя пластилиновой воды. Шланг душа был перекинут через бортик, и душ свисал, почти касаясь несуществующего пола. Казалось, его бросили только что, и он еще до сих пор раскачивается.
      — Господи, что это за жуть?!
      — Мужчина убивает свою любовницу, — неохотно пояснила Кира и взглянула на монитор так, словно не могла понять, что это такое.
      — Натурально как ты сделала, — сказал Иван Анатольевич, с любопытством разглядывая пластилиновое творение. — Прямо каждая черточка, даже эмоции… Да ты, прямо, мастер, тебе б заниматься… Только почему тебя такая жуть-то вдохновляет?
      — Это очень жизненно… — Кира потерла лоб и зевнула.
      — Кстати, у мужика очень знакомое лицо, — дядя склонился еще ниже. — С кого лепила?
      — С одной фотографии, — ответила Кира, роясь в бумагах и пытаясь понять, чем именно ей сегодня следовало заниматься. — А вообще… я его не знаю… Так, случайно… посмотрела…
      — И все-таки, занимайся творчеством в перерыв или дома, — он выпрямился и постучал кончиками пальцев по столешнице. — У тебя работы навалом, между прочим… Кстати, почему ты так давно не была в больнице?
      — Я… у меня сейчас нет времени, — Кира стрельнула глазами в сторону фигурки, потом взглянула на дядю, пытаясь придать лицу выражение озабоченности, но лицо слушалось плохо, считая, что выражение жесткости и цинизма пойдет ему гораздо больше. — Как освобожусь, зайду. В конце концов, запасов там на неделю, лекарств купили впрок достаточно, за уход мы заплатили, Стас без изменений — лежит себе и лежит, если что, нам сразу сообщат — к чему там я? Если я буду там сидеть ежедневно, лучше ему от этого не станет.
      На его лице на мгновение появилось некое усилие, словно он изо всех сил пытался что-то сдержать, но почти сразу же оно разгладилось и тут же по нему расползлось огорчение и недоумение.
      — Кир, я тебя не узнаю, — сказал Иван Анатольевич. — Как ты можешь так говорить? Он же твой брат.
      — Он… — Кира облизнула губы и напряглась. — Да, я зайду сразу же, как… У меня сейчас… у меня кое-какие дела…
      Знал бы ты, кто он, мой бедный простодушный дядя… Знал бы ты, кто все мы. Твой племянник — убийца, твоя жена — сволочь, твоя тетка — ведьма, а твоя племянница — сумасшедшая стерва… да и тоже уже убийца. Славный заборчик. Одна милая счастливая семья.
      — Ты плохо выглядишь, — на лице дяди Вани появилась тревога. — Кира, что с тобой творится в последнее время? Я же вижу, что у тебя что-то неладно. Ничего не объясняешь… Ты хоть ешь?
      — Очевидно, да, раз до сих пор не упала, бездыханная, на клавиатуру, — Кира взглянула на часы. — Все в порядке, дядь Вань, не беспокойся. Я просто… — она развела руками. — Просто.
      — Темнишь ты, вот что, — сказал он, неохотно отходя, но тут же остановился. — Кстати, ты не в курсе, куда Михеев запропастился? Неделю уже его нет. Вы ж с ним, вроде как приятельствовали?..
      Кира пожала плечами, пристально глядя на экран.
      — Не знаю, сама его давно не видела, а сотовый его не отвечает. Ты домой ему звонил?
      — Да звонил… Только там ничего не знают, сами уже беспокоятся. Сообщения, правда, от него приходят — мол, у какого-то приятеля засел, с новой программой ковыряются, сильно занят, поэтому на звонки отвечать не будет… Нет, ну бывало и раньше, что он так пропадал… с программами… и нам потом его изыскания были только на пользу… Но — то день, ну два… а тут…
      — Да появится — куда он денется?! — Кира дернула уголком рта. — Главное, чтоб он опять кому-нибудь чего-нибудь не посоветовал.
      — С него станется!.. Ладно, заказчик вот-вот придет… — дядя хмыкнул и наконец ушел. На лице Киры появилось облегчение, почти сразу же сменившись выражением тупой боли. Она прижала ладони к губам, потом провела ими по лицу, надавливая, будто хотела содрать с него кожу, и ее пальцы вплелись в распущенные волосы.
      Ей было очень плохо. Несмотря на все, что случилось, несмотря на то, что она знала о Егоре и даже на то, что он пытался сделать и сделал бы, если б не тени-стражи, сейчас ей его не хватало — не хватало безумно, не хватало его шуточек, глупостей и подковырок, и растерянных рассказов об очередной глупой ситуации, в которую он угодил. Конечно, осталась его тень на стенах ее дома, но она может только бродить взад-вперед и колотиться о невидимое стекло — и ничего больше, и лучше б она пропала — жуткое напоминание о том, что она сама отдала Михеева на растерзание псам. То, что осталось от него, могло бы жестами отвечать на ее вопросы, если б захотело, но Кира ни разу ни о чем его не спросила и была рада, что жуткая тень появилась всего лишь раз.
      Как бы она хотела вернуть их всех обратно — всех, даже дурочку Владу, которая, в сущности, была не так уж плоха. Вернуть такими, о которых она еще ничего не знала, а знание это пусть заберут — оно ей не нужно. Ту смешливую Вику, которая встречала ее во дворе, того Стаса, с которым они танцевали неуклюжий вальс возле старого рояля, того Егора, который покаянно вздыхал, сидя на перилах с сигаретой и болтая длинными ногами, ту Владу, которая зыркала на всех густонакрашенным взором… и того Вадима, который обнимал ее на скале среди бушующих волн. Только о Сергее не думалось совершенно, и порой она удивлялась, что его исчезновение прошло для нее совершенно незаметно. Пропал ли он сам по себе или в ее квартире — Киру это не интересовало, словно Мельникова никогда и не было на свете. Странно проходят иные люди через твою жизнь — вроде были близкими, а вспомнить о них нечего, да и незачем.
      А Вадима она не видела очень давно. Его не было во дворе, когда Кира шла на работу, не было и когда она с нее возвращалась, и когда бы она вечером или ночью не выглядывала на улицу, свет не горел в его окнах. Пару раз она позвонила ему, но Вадим не снял трубку. Вчера Кира, вконец обеспокоенная, переломила свою гордость и поднялась к нему, долго звонила в дверь, но дверь не открылась, и за ней не было слышно ничьих шагов. Внезапно она испугалась, что и Вадим тоже исчез — пробрался тайком в ее квартиру, чтобы все-таки выяснить… и его забрали… Но потом одернула себя, отчетливо вспомнив выражение лица Князева тогда, в подъезде. Он не вошел бы в квартиру даже под страхом смерти. «Даже моей смерти», — мрачно подумала Кира, спускаясь по лестнице. Утром, встретив Софью Семеновну с Лордом, она спросила, давно ли та видела Князева, и та ответила, что буквально час назад. Ее голос показался Кире враждебным, а выражение глаз — затаенно-опасливым, словно девушка могла в любую секунду вцепиться ей в горло.
      — Что вы на меня так смотрите?! — не выдержала Кира.
      — Нормально смотрю, — старушка пожала плечами и величественно удалилась, уводя Лорда, который упирался и никак не хотел уходить.
      Кира вздохнула, еще раз взглянула на пластилиновую сцену убийства — и чего ее пальцам так нравится воспроизводить все, что ей довелось увидеть? — потом открыла городской телефонный справочник и набрала в окне поиска «Стадниченко Юрий Валентинович». Именно так звали человека, пластилиновая копия которого душила женщину в пластилиновой ванне.
      На следующий вечер после гибели Михеева Кира просмотрела записи Веры Леонидовны, отметив все имена, напротив которых стояло «опл.», отобрала тех, чье появление должно было произойти в ближайшие лунные дни, и начала строить расписание, выбирая нужные фотографии и профили. Она без труда отыскала фотографию второго участника вчерашней сцены на стене, изорвала ее в клочки и выбросила. Ничего об этом знать больше не хотелось. А потом принялась смотреть.
      Большая часть сцен не представляла из себя ничего жуткого — как правило, это были любовные утехи с чьими-то мужьями или женами, которые их участники желали хранить в тайне. Несколько раз увеселения происходили и между однополыми партнерами — все датированные, в основном, восьмидесятыми годами, и Кира насмешливо подумала, что бабка, верно, хорошо настригла с развеселых партнеров — в то время на таких развлечениях можно было здорово погореть во всех отношениях. Интересно все же, каким образом она шантажировала своих незадачливых постояльцев — только лишь предъявлением информации на словах? Ведь у нее не было ни пленок, ни фотографий.
      Но попадались и сцены жуткие, после которых Кира включала свет и долго сидела с закрытыми глазами, словно боялась вновь взглянуть на окружающий мир. Может и прав был Егор, может действительно стены этой квартиры, накопив в себе столько теней и столько чужой боли, начали сводить людей с ума?
      31 марта 1994 года примерно в десять часов вечера Стадниченко Юрий Валентинович, местный житель, после бурной ссоры задушил свою любовницу Лидию Коган. До половины третьего ночи смотрел телевизор в гостиной, потом вытащил труп из ванной, замотал в одеяло и вынес из квартиры. Вернулся спустя два часа — уже без тела — и лег спать.
      4 сентября 2001 года снимавшие квартиру Зеленская Татьяна и Костина Вероника сцепились друг с другом во время развеселых посиделок с участием некоего Дмитрия Озерникова. Озерников пытался их разнять, за что получил от Костиной два удара по голове канделябром, после чего был вытащен из квартиры девушками и каким-то мужчиной, очевидно, вызванным на помощь. Девушки вернулись под вечер следующего дня, а через три дня съехали с квартиры.
      23 августа 1998 года Верич Виктор Пантелеевич, москвич, избил жену и своего тринадцатилетнего сына. Сын был увезен прибывшей бригадой «Скорой» и в квартиру больше не вернулся. Муж и жена съехали спустя четыре дня, и судя по тому, что Вере Леонидовне удалось заставить его заплатить, официально для Виктора Верича все прошло гладко.
      Помимо этого за эти лунные дни, пронизывающие целые десятилетия, в квартире состоялось великое множество драк с разнообразными последствиями, несколько зверских изнасилований и бесчисленное множество семейных скандалов. Кира была рада, что хранящие тени стены не сохранили заодно и звуки, иначе все это ощущалось бы еще более жутко.
      Кира запустила поиск и через короткий отрезок времени была уведомлена о том, что человек с такими данными в городе не проживает, вернее, телефон на него не записан. Она вздохнула не без облегчения. Неприятно было бы столкнуться с этим типом где-нибудь на углу. На фотографии он выглядел довольно отталкивающе — мрачное лицо, тонкие злые губы, сильно выдающийся подбородок… Хотя, наверняка он казался ей отталкивающим из-за того, что Кира о нем знала. Зачем она, собственно, ищет всех этих людей? Она ведь не собирается ни шантажировать их, ни выводить на чистую воду — да даже если б и захотела, у нее все равно нет никаких доказательств. Бабка умела это делать, но Кира не знает, как — и знать не хочет. И никакой литературы о всяких там ритуалах тоже читать больше не станет. И без того хватает! Она вспомнила Веру Леонидовну, несущую в гостиную беспомощного щенка, и вздрогнула. Неужели проклятая бабка изловила и убила и того смешного овчаренка, которого Кира когда-то видела в ореховой рощице?!
      Она прикусила ноготь большого пальца, глядя на монитор. Кира уже слишком хорошо знала цену своим подобным «хватит» и «больше никогда». Мир давно расщепился надвое, и в одной его части она отчаянно отшвыривала от себя все, что уже довелось узнать, и убеждала — то ли себя, то ли неизвестно кого — в том, что до срока, указанного в завещании, осталось два дня, и она избавится от квартиры — пусть кто-нибудь другой возится с ее ужасами, если ему того захочется! Но во второй части мира всегда была ночь и холодные стены, и так хотелось знать больше… и иногда ей даже казалось, что она понимает Стаса. Обыденность оставалась под солнечными лучами, под лунным же светом начиналось нечто совсем другое. Днем хотелось к живым людям, ночью же милее были тени.
      Проходившая мимо ее стола коллега Наташа, некогда благодаря совету Егора лишившаяся распрекрасной поездки на Кипр, потянула Киру за руку.
      — Кирка, пошли покурим! Ну пошли, мне одной скучно… пошли — сидишь смурная целыми днями! Люди должны общаться! Пойдем!
      — У-у… — отозвалась Кира и неохотно, но все-таки позволила вытащить себя из-за стола и увлечь к выходу. В коридоре они миновали Ивана Анатольевича, оживленно разговаривавшего с каким-то высоким полным мужчиной. По выражению его лица Кира поняла, что это и есть ожидаемый заказчик и подмигнула дяде. Тот сделал в ответ страшные глаза и мотнул головой — мол, проходите живее! Кира на ходу с вялым любопытством оглянулась на широкую мужскую спину в легкой бледно-серой рубашке, промокшей посередине и под мышками, и вышла на улицу. Мужчина, приметив девушек боковым зрением, с праздным любопытством глянул им вслед и тут же снова обратил взгляд на Ивана Анатольевича.
      — Ладно, с этим мы, считайте, все утрясли, сейчас я человека вызову… к сожалению, начальник технической группы сейчас на больничном, может через пару деньков… — Иван Анатольевич двинулся было в сторону, одновременно сделав приглашающий жест в сторону кабинета, но собеседник остановил его.
      — Не стоит беспокоиться, мне не к спеху. А человека вызывать не надо, чего дергать ради такой мелочи? Может, я пройду и на месте с ним пообщаюсь, а?
      — Ну, раз так — пожалуйста, — он провел мужчину в рабочее помещение. — Сюда, вот здесь наши сотрудники и обитают…
      — А у вас душновато, — осуждающе заметил тот, идя следом и вытирая вспотевшее лицо. Проходя мимо одного из столов, он вдруг резко остановился, и Иван Анатольевич, ощутив, что его больше не сопровождают, удивленно обернулся, потом тоже подошел к столу.
      — Это что ж, Иван Анатольевич, у вас за скульптор такой тут обосновался? — человек кивнул на пластилиновую композицию, и тот недовольно поморщился.
      — …м-м, маркетолог наш увлекается.
      — Видать, в плохом настроении сегодня. Но талантливо, — насмешливо заметил мужчина и перевел взгляд на монитор. Уголки его рта дрогнули, и он чуть передвинулся, загораживая экран спиной. — Это уж не та ли брюнеточка, которая только что мимо нас проследовала? Ну, я вам скажу, такой вы цветник тут у себя развели!.. — он подмигнул Ивану Анатольевичу. Тот с прохладцей ответил:
      — Да, она. Моя племянница.
      — Все, — собеседник прижал руку к груди, — забыл-забыл, не видел… А вы знаете, Иван Анатольевич, наверное, вы правы, лучше нам в кабинете пообщаться. Очень здесь душно.
      — Ну, как скажете, — Иван Анатольевич окликнул одного из инженеров. — Руслан! Идемте, Юрий Валентинович.
      Тот кивнул, украдкой огляделся и, убедившись, что никто не смотрит в его сторону, как бы между прочим скользнул ладонью по столу и незаметно нажал кнопку перезагрузки. Компьютер сердито пискнул, но человек уже был в двух шагах от него, и вид имел самый невозмутимый. Один из сотрудников оглянулся на компьютер и сердито пробормотал себе под нос что-то насчет «долбанного контакта».

* * *

      Перед уходом Кира забежала в туалет и, тщательно проверив запертую дверь, вытащила из сумочки сотовый Михеева, выдернула из него сим-карту, аккумулятор и свалила разобранный телефон обратно в сумочку. Может, и глупо было посылать сообщения родителям Егора, но, по крайней мере, возможно, что это отведет внимание от ее персоны. Не хватало ей еше одного визита Дашкевича, который и без того ходит вокруг, как лиса возле курятника, и каждый раз, как только понимает, что замечен, делает вид, что оказался рядом совершенно случайно и встречей беспредельно удивлен!
      Иван Анатольевич все еще сидел в своем кабинете вместе с предполагаемым заказчиком. Дверь была приоткрыта, и проходя мимо, Кира глянула в щель и, поймав взгляд дяди, помахала ему. Тот сделал ей знак не уходить, извинился перед собеседником, встал и пошел к двери. Кира рассеянно отметила, что отчаянно потеющий мужчина, сидевший к ней боком, тотчас же уставился в окно, словно до чрезвычайности захваченный пейзажем, хотя вид из окна открывался такой, что от него напротив хотелось поскорее отвернуться.
      — Ты к Стасу все-таки зайди, Кир, нехорошо так то… — сказал дядя, останавливаясь на пороге. — Зайдешь?
      — Конечно зайду. Ты меня пристыдил, — Кира обмахнулась сумочкой, после чего через нижнюю губу подула себе в декольте. — Ну и жарень сегодня! Вот сейчас съезжу, поужинаю, кое-что сделаю — и сразу поеду.
      — По темноте только ездить не вздумай! — предупредил он.
      — Э, да чего там, я такси возьму, если что.
      — Тебе деньги нужны? — заботливо осведомился Иван Анатольевич.
      — Деньги мне нужны всегда. Но пока они у меня есть. Во всяком случае, что-то слегка на них похожее… Пока, дядь Вань!
      Покинув территорию завода, Кира, по дороге на остановку прошла мимо маленького пустыря, где жгли мусор, и легким взмахом руки отправила в пощелкивающее пламя сим-карту. На остановке, оглядевшись, уронила в урну аккумулятор, а останки телефона, выскочив из топика, рассовала по урнам уже на рыночной площади. Вот и все. Ни Егора, ни его телефона. Если б и воспоминания можно было так же просто распихать по урнам!
      От рынка до дома Кира шла пешком. Асфальт был почти сплошь покрыт желто-зеленым ковром опавших цветов акации, из палисадников выглядывали последние отцветающие тигровые лилии, а в одном, тщательно огороженном, уже красовались ярким благородно-красным длинные соцветия гладиолусов. На соснах зеленели тугие шишки. Впереди и позади гомонили развеселые компании, направляющиеся на море, и Кире тоже захотелось пробежаться до пляжа и поплавать. Вода хоть и не слишком чистая, все же относительно прохладна, и находиться в море сейчас гораздо приятней, чем на раскаленной суше в душном воздухе. Почему, собственно, она так давно не была на море? Надо будет сходить… завтра. Да, она сходит на море завтра. Вот ей же ей, сходит! Хотя в это время возле берега полно медуз — бр-р!
      Вскоре Кира углядела впереди знакомую хрупкую фигурку, с усилием тащившую сетку с воистину гигантским полосатым арбузом, в несколько быстрых шагов догнала ее, поздоровалась и ловко перехватила одну ручку сетки прежде, чем владелица арбуза успела запротестовать, а еще через пару шагов и вовсе ее отняла.
      — Софья Семеновна, почему вы не поехали на троллейбусе? И зачем вам такой огромный? Его проще катить, а не нести.
      — Троллейбуса пока дождешься! — задыхаясь, отозвалась старушка. — Да и транспорт ведь с сегодняшнего дня подорожал. «Топики» целых полтора рубля теперь — ужас! Так что я лучше… а сегодня сын должен зайти с внуками — они арбузы-то знаешь как любят. Спасибо, Кирочка. Но может мне одну ручку… надорвешься!
      — Ох, надорву-усь! — проскрипела Кира, увернулась и поволокла арбуз дальше. Подъезд был уже совсем рядом, и походя она отметила, что среди обычного дворового контингента Вадима нет и сегодня. Под сердцем у нее больно кольнуло — острие из причудливого сплава тревоги и ревности. Небось развлекается с кем-нибудь. Ну и пошел он! А вдруг с ним все-таки что-то случилось?! На Киру внезапно накатила глухая тоска, и остаток пути до подъезда она прошла, глубоко погруженная в свои мысли.
      В подъезде стоял рев — Антонина Павловна, вывезя на порог квартиры древний пузатый пылесос, деловито пылесосила цементную лестничную площадку. Кира, мысленно пожав плечами, втащила арбузного монстра на второй этаж, подкатила к нужной двери и сбежала вниз, отмахнувшись от изъявлений благодарности, в которых ей сейчас чудилась неискренность.
      Захлопнув за собой дверь квартиры, Кира вздохнула, сбросила босоножки и босиком прошлепала в ванную, на ходу сдирая с себя одежду. Минут десять проплескалась под прохладным душем, с наслаждением смывая с себя пыльный будний день, надела длинную майку и прошла на кухню. Влажные волосы приятно-прохладно шлепали ее по плечам и спине.
      Из-за жары есть совершенно не хотелось, хотя ела она давно и, как обычно, всего лишь клубничный легкий йогурт. Интересно, как же все-таки Вадим в свое время догадался про эти йогурты? Кира налила себе большой стакан холодного фруктового сока, выложила на тарелку большой помидор, палочку соленого сулугуни и немного фаршированных оливок. Подумав, добавила туда две мороженные крабовые палочки и отнесла все в гостиную. Поставила на журнальный столик, потом прошла по квартире, открывая все окна, но тщательно задергивая при этом шторы. Окно в гостиной она оставила закрытым, после чего захлопнула дверь и зажгла свечи. Села прямо на пол, переставила тарелку и рассеянно принялась жевать, глядя на стены. Свисающие лоскуты обоев она давно ободрала, и теперь стены повсюду темнели бурыми проплешинами.
      Вскоре стены ожили — пришел в действие привычный ритуал, засуетились серые тени. Спустя пять минут пришли и черные — чуть больше десятка, и выстроились вдоль стен, уперев ладони в несуществующее стекло и глядя на нее. Большинство из них были ей давно знакомы, но ни деда, ни Вики, ни Егора сегодня среди них не было. Зато пришли другие старые знакомцы. Впервые Кира увидела их три дня назад и не особо удивилась их появлению — больше удивилась тому, что раньше не поняла, куда на самом деле подевалась забавная бомжовская компания. Вот тут Стас, конечно, сильно рисковал, приводя их в квартиру — интересно, как он ухитрился сделать это так, что никто из соседей не заметил? Скольких же он успел пригласить в это проклятое место, пока Кира раскатывала с Сергеем или мирно спала в своей постели? Неудивительно, что он так стремился каждый раз вернуться домой до наступления ночи, неудивительно, что Вика ему так мешала своим существованием — братишка разрывался надвое. Наверное, он действительно любил ее — слегка… Мысли выскакивали, как сухие горошины из жмени, щелкали, подпрыгивая, раскатывались в сознании в разные стороны и исчезали.
      — Привет! — сказала она, доедая помидор. Тени закивали. Некоторые принялись неспешно разгуливать туда-сюда, старательно обходя разлегшихся в углах псов-стражей, но большинство столпились на длинной стене гостиной — самой открытой для обзора и принялись внимательно слушать.
      Кира не рассказывала им ничего особенного — только то, что сегодня видела на улице, что происходит в городе, какая погода и так далее. Когда она сделала это в первый раз, ей это казалось совершенно нелепым, но теперь уже всякое чувство нелепости и неловкости исчезло — ведь они слушали так внимательно и жадно, то и дело пытаясь жестами выразить свое отношение к тому или иному — странные существа, невероятным образом запертые в стенах обычной квартиры старого сталинского дома, и сейчас она была единственным, что хоть как-то связывало их с покинутым миром. Если б только она смогла их выпустить! Но как — сжечь квартиру, взорвать дом? Нужно точно знать, что это поможет, иначе — кто знает, вдруг она сделает только хуже? Поэтому пока Кира только и делала, что вела эти странные односторонние диалоги, да играла на рояле, и музыку тени тоже слушали очень внимательно. Иногда некоторые из них даже танцевали — странные плоские танцы, отчего-то время от времени нагонявшие на Киру непонятный страх. Она смотрела на черные профили на стенах и удивлялась тому, что теперь видит не просто тени, а практически живые человеческие лица, и чтоб узнать какую-то из теней, уже виденную раньше, ей уже не нужно было сверяться с фотографиями, которые она давно выучила наизусть.
      Отправив в рот последнюю оливку, Кира тоскливо посмотрела на закрытое окно, где за шторами наливался, густел жаркий летний вечер. Может, все-таки, бросить все — и на море? Или дождаться ночи… когда лишь тьма и свобода, и все пути принадлежат только ей. Но кто-то бродит в той тьме — кто-то еще более темный, чем эта тьма, ждет ее… Знать бы кто. Может, он уже ушел… а может и не нужна она ему вовсе?..
      Но эта квартира… черт бы ее подрал, теперь она привязана к этой квартире. То и дело Кира ловила себя на мысли, что если квартиру удастся продать — что станет с ее обитателями? И что станет с человеком, который рано или поздно увидит их? Или в пылу ссоры с гостем скажет что-нибудь не то… Она обязана будет пригласить сюда нового хозяина… но что если стражи не станут его слушать? Она — наследница по крови, все-таки. Может, она должна будет что-то им сказать? А что? Бабка знала… Вот бы было здорово, если б Вера Леонидовна вдруг ожила! Кира бы получила несказанное удовольствие, придушив ее собственными руками. Разика три-четыре!
      Кира взглянула на стену почти с досадой. Иногда собственная квартира напоминала ей этакий круглосуточный, бестолковый детский сад для немых, а она сама была в нем воспитательницей, обязанной следить, чтобы определенные сюда не впадали в меланхолию и не принимались отчаянно колотить в стены, приводя в ярость псов-стражей. Знать бы точно, что эти обитатели не смотрят на нее в темноте, а уходят прочь… жить постоянно на пересечении десятков чужих бесплотных глаз… это чересчур. Может, все-таки, вернуться в дом дяди? Но нет, там тетя Аня, напуганная, сломленная и жаждущая выполнения обещанного — неважно, какой ценой.
      Она отнесла посуду на кухню, осторожно вытащила из пакета сегодняшнее творение и прошла с ним в столовую. Обеденный стол уже давно был раздвинут — на сложенном пластилиновая коллекция не умещалась. Кира пристроила фигурку на столешнице среди прочих и отступила на шаг, хмуро разглядывая. Псы, множество людей — группами и поодиночке. Коллекция подсмотренных жизней, украденных жизней — маленький пластилиновый мир на обеденном столе. «Я смотрю на них так же, как бабка Вера, наверное, смотрела на тени» — раздраженно подумала Кира. Села на пол, привалившись спиной к стене, закрыла лицо ладонями и негромко, глухо застонала, потом уронила руки на колени, невидяще глядя перед собой.
      — Я одна… — прошептала она. — Я совершенно одна.
      Черные бесплотные руки скользнули из стены по ее плечам, огладили их и исчезли, тут же появились другие, невесомо тронув ее шею. Кира подняла голову и, чуть повернув ее, скосила глаза себе за плечо. Черные тени столпились позади нее, склонились над ней, все новые и новые черные руки протягивались из стены и скользили по ее телу — целый лес рук, и странное сочувствие было в этом мельтешении. Кира прижалась затылком к стене и прикрыла веки, чувствуя, как бесплотные чужие пальцы водят по ее щекам. Стражи в углах привстали, но пока не пытались нападать.
      — Отстаньте… — пробормотала она, вяло дергая плечом, словно ее касались живые, теплые руки, которые можно было отбросить таким образом. — Нашли, кого утешать… Делать вам нечего.
      А действительно, что им там делать?
      Интересно, что будет, если отменить приглашение самой себе?
      Наверное, это был бы один из самых оригинальных способов самоубийства, только черта с два она станет проверять!
      Кира долго сидела так с закрытыми глазами, и тени рук скользили по ней, пока не улеглись покойно, и казалось, что множество людей сидит с ней рядом — и людей не чужих, которые успокаивающе обнимают ее, словно пытаясь сказать, что все еще будет хорошо. Постепенно она задремала, ее голова свесилась на грудь, Кира начала клониться влево — все дальше и дальше, пока не съехала на пол и, мгновенно проснувшись, вскочила, оглядываясь вокруг дикими глазами. Черные тени исчезли все до единой, ушли и псы-стражи, и вокруг на стенах было лишь серое мельтешение. Она взглянула на часы и всплеснула руками — уже было почти одиннадцать. Называется, съездила в больницу! А ведь обещала. Дядя расстроится, конечно, ну да… днем раньше, днем позже…
      Кира повернулась, и ее взгляд упал на стул, на спинке которого висели рубашки и футболка брата. Всю неделю она ходила мимо, не обращая на них внимания, а теперь они вдруг бросились ей в глаза, словно немой укор.
      И если мальчишка что-то там возомнил о себе, то теперь это уже не важно. Все равно он умрет.
      У нее перехватило дыхание, и Кире вдруг отчаянно захотелось увидеть Стаса. Сейчас, немедленно, несмотря ни на что. И может не столько потому, что на нее накатил прилив любви к пусть и свихнувшемуся, но брату, сколько потому, что Стас единственный из всех все еще был здесь, все еще был доступен, хоть сейчас и был больше похож на куклу, чем на живого человека. Но ведь и он может исчезнуть в любую секунду, и тогда не останется совсем никого. И где-то глубоко в подсознании ей так хотелось верить, что именно ей Стас вовсе не желал зла. Это было глупо, все факты говорили за обратное, но верить хотелось.