Джармоны (№2) - Мятежный восторг

– Ни в коем случае, мадам. Я никогда не граблю вдов и сирот.

Девушка изумленно посмотрела на него. Откуда этому человеку известно, что она сирота?

– Возьмите хотя бы перстень! – сказала она, не желая быть объектом жалости разбойника с большой дороги.

– Перстень? – удивился Лис. – Разве он вам не дорог?

– Нет… да… я только…

Жанетта запоздало поняла, что предложила ему обручальный перстень, фамильную драгоценность де Виньи.

Ее замешательство не укрылось от разбойника. Он усмехнулся с таким видом, будто прочел ее мысли. Как он смеет насмехаться над ней! Жанетте пришлось напомнить себе, что разумнее держать себя в руках и не сердить человека, на стороне которого сила. Кто знает… он мог отдать приказ застрелить ее, если она позволит себе возмутиться.

– Дорогая, – вмешалась Гретхен, – оставь драгоценности при себе, раз уж тебе позволено!

Жанетта пожала плечами. Она больше не испытывала раздражения, да и вообще не могла бы проанализировать перепады своего настроения. К тому же взгляд ее тянулся к губам предводителя разбойников. Интересно, как он целуется? Господи, она совсем с ума сошла!

Лис тоже продолжал смотреть на нее проницательным взглядом. Жанетте пришло в голову, что он все время угадывает ее мысли, даже и теперь, и она поспешно отвернулась.

Между тем деньги и украшения Алена и Эдуарда успели перекочевать в карманы разбойников. Лис повернулся к Гретхен.

– Мадам, Скажите вашим спутникам, чтобы вернулись в карету. Вы тоже свободны.

К удивлению Жанетты, ее тетка повиновалась беспрекословно. Когда они остались вдвоем с Лисом, тот опять белозубо улыбнулся.

– Мне пришло в голову, что вы можете выкупить свой перстень, если позволите поцеловать себя, мадемуазель.

– Поцелуй за баснословно дорогой перстень? Вы находите это справедливой сделкой? – заметила девушка неожиданно кокетливо. – Да ведь это просто грабеж!

– Только с моей стороны, мадемуазель, – возразил Лис. – Нет ничего дороже поцелуя красавицы.

Он приблизился в два широких шага и обнял Жанетту за плечи. Она ждала, что он сразу прижмется к ее губам, однако он сначала заглянул ей в глаза. А потом к ее губам прижались горячие, невыразимо чувственные губы. Ничего похожего на поцелуи Алена или Жан-Клода! Этот заключал в себе все: жадность и нежность, пылкость и кротость, он брал и дарил одновременно. С едва слышным стоном Жанетта прильнула к могучей груди разбойника, губы ее приоткрылись, и она ответила на поцелуй с дерзостью, которой в себе не подозревала. Она ощутила дрожь, свою и его, и первый в жизни всплеск желания.

– Жанетта! Где ты?

Голос Алена ворвался в затуманенное сознание и вернул ее с небес на землю. Она поняла, как непростительно забылась, и поспешно отступила.

– Надеюсь, вы удовлетворены, месье, – произнесла она с холодным высокомерием, подчеркнув последнее слово.

Несколько секунд Лис молча смотрел на нее, словно желая запечатлеть в памяти.

– Вполне, мадемуазель, – ответил он с поклоном и вскочил в седло.

Жанетта сделала шаг к карете и едва не упала от неожиданной слабости. Поцелуй потряс ее до глубины души. Ален распахнул для нее дверцу. Поднимаясь с его помощью на подножку, она услышала, как Лис приказывает кучеру ехать своей дорогой. Ей послышались также тихие слова: «Будьте осторожны!» – но она приписала их игре воображения.

– Что произошло? – допытывался Ален, подозрительно глядя на нее. – Что этот негодяй себе позволил?

Она промолчала.

– Я требую ответа!

– Ничего.

– Тогда зачем он задержал тебя?

– На пару слов.

– Он назначил свидание!

– Что? Как ты смеешь говорить такое!

– Мне это тоже пришло в голову, – буркнул Эдуард.

– Это оскорбительно!

– А для меня оскорбительно, что какой-то грабитель с большой дороги позволяет себе вольности с моей невестой! – процедил Ален, больно сжимая ей руку.

– Да успокойтесь вы! – вмешалась Гретхен. – Что за чушь! Этот человек хотел забрать наши драгоценности…

– Но не забрал! Интересно, почему?

– Откуда мне знать! – воскликнула Жанетта, сбрасывая с плеча его руку.

– Мой Бог, какая разница! Никто не пострадал – значит, и говорить не о чем, – рассудительно заметила Гретхен.

– Как это не о чем! – вспылил Эдуард. – Я завтра же подам жалобу интенданту! Пусть этого негодяя вздернут!

Жанетта похолодела от страха.

– Но ведь тетя права, – сказала она, надеясь положить конец тягостной сцене. – Этот человек обошелся с нами мягко. Я страшно устала. Может быть, просто помолчим?

– А я не могу молчать, когда моя честь запятнана! – не унимался ее отчим. – И кем? Каким-то ничтожеством!

– Довольно об этом! – сказала Гретхен.

Эдуард открыл рот, но она подняла ладонь жестом настолько властным, что он умолк, с досадой хмыкнув. Остаток пути мужчины хранили негодующее молчание.

Громкий продолжительный стук в дверь вырвал Жанетту из объятий сна. В сновидениях она снова и снова ощущала на своих губах поцелуи человека в черной шелковой маске, и потому просыпаться ей не хотелось. Накинув пеньюар, она пошла к двери, которую после ссоры в карете заперла на ключ.

– Кто это? Что случилось? – спросила она сонным голосом.

– Это Эдуард. Я хочу немедленно поговорить с тобой, Жанетта!

Девушка озадаченно нахмурилась. Как мог отчим оказаться в доме Гретхен в такое время? А Ален? Он тоже здесь?

– К чему такая спешка? Разве нельзя подождать до утра?

– Нельзя, потому что дело важное! Открывай, иначе я выбью дверь!

Жанетта заколебалась. Зная вспыльчивый характер отчима, она старалась ему не перечить, чтобы не разгневать. Разговор, конечно, должен был пойти об ограблении и нескольких минутах, проведенных ею с Лисом. Что ж, решила она, пусть прочтет свою нотацию и оставит ее в покое.

Когда ключ повернулся в замке, дверь раскрылась так стремительно, что Жанетта едва успела отступить. Первое, что бросилось ей в глаза за дверью, было торжествующее лицо Алена. Стянув пеньюар у горла, Жанетта попыталась захлопнуть дверь, но ее жених быстро выставил ногу в щель. За его спиной оказался Эдуард, а по коридору спешила Гретхен, наспех одетая. Тревога на лице тетки испугала девушку.

– Чем обязана вашему появлению? – спросила она, стараясь не терять самообладания.

– Я пришел осуществить свои права, моя дорогая, – объяснил Ален с похотливой усмешкой.

– У тебя нет пока никаких прав на меня! Мы еще не давали брачного обета!

– Мы помолвлены, милая, а это почти то же самое, что брак. Перед лицом Господа мы муж и жена. Надеюсь, ты не думаешь, что все ждут первой брачной ночи?

– Какое мне дело до других? – воскликнула Жанетта, кутаясь в тонкий пеньюар. – Я намерена ждать!

– А я не намерен! – насмешливо возразил Ален, алчно выпячивая губы.

– Что здесь происходит? – крикнула Гретхен, но в тоне ее было больше испуга, чем твердости.

– Вас, мадам, это не касается! – отмахнулся Эдуард. – Слишком много соблазнов, слишком много свободы – нужно положить этому конец. Когда эти двое станут супругами де факто, между ними наступит мир.

– Да вы оба с ума сошли! – возмутилась Гретхен. – Это насилие! Эдуард, и вы позволите так поступить со своим единственным ребенком?

– Во-первых, Жанетта уже не ребенок, – сказал Эдуард с угрозой, – а во-вторых, она уже не моя. Она помолвлена, я передал ее с рук на руки жениху. Какая разница, когда это случится?

– Вы меня шокируете! Немедленно оставьте мой дом, вы оба!

– Только после того, как Жанетта станет моей!

– Однако!

– Все, хватит! – прикрикнул Эдуард.

Схватив Гретхен за руку, он повлек ее за собой по коридору, втолкнул в ее спальню и запер дверь снаружи. Только теперь Жанетта поняла, насколько серьезно ее положение. Сердце ее захлестнул ледяной ужас.

Когда Эдуард удалился, Ален захлопнул дверь и попытался схватить Жанетту. Она увернулась и бросилась в сторону, решив бороться до последнего. Он не спешил возобновить преследование и стоял у двери, иронично усмехаясь. Девушка вспомнила вечер помолвки и непристойности, которые он нашептывал ей на ухо. В числе прочего она узнала тогда, что Алену нравится сопротивление. Она поняла, что он собирается взять ее силой и это доставит ему огромное наслаждение.

– Я мог бы и дальше лицезреть тебя, но предпочитаю заключить в объятия, – нарушил молчание Ален. – Мне не терпится ощутить твою нежную плоть, видеть твои груди, прильнуть к ним губами…

Это была попытка любовного воркования, но в устах Алена любые слова звучали непристойно, потому что были лишь красивой оболочкой для низменной страсти.

– Перестань! – крикнула Жанетта. – Я не позволю тебе коснуться меня! Я вообще не желаю выходить за тебя замуж! Убирайся!

Он расхохотался. Потом глаза его потемнели, взгляд нарочито медленно прошелся по Жанетте.

– Мне нравится твой пыл…

Ален шагнул вперед. Жанетта отступила. Он быстро вернулся к двери, запер ее и положил ключ в карман.

– Ты не сделаешь этого!

– Моя невинная крошка! Пройдет совсем времени, и ты будешь умолять меня насиловать тебя, потому что это доставит тебе большое наслаждение.

– Я буду ненавидеть тебя! Я уже нанавижутебя!

– А за что скажи на милость? Я долго ждал, ждал бы и дольше, но ты перегнула палку своей строптивостью, Жанетта. Ты созрела для плотских утех, вот и давай предадимся им.

Что-то во взгляде и позе Алена подсказало Жанетте, что сейчас он на нее набросится. Она побежала к окну, хотя и знала, что не сможет спрыгнуть со второго этажа. Ален схватил ее за руки. Он был не столько силен, сколько массивен, и без труда подмял ее под себя, сорвав пеньюар.

– Отпусти меня сейчас же, животное! – крикнула Жанетта, сопротивляясь изо всех сил.

Она лягалась, кусалась, царапалась и в конце концов заставила Алена ослабить хватку. Вырвавшись, она поняла, что ей некуда бежать, негде укрыться. Тогда она забилась в угол за туалетный столик. Ален поднялся – растрепанный, с лихорадочным блеском в глазах – и начал медленно подступать к ней. Спешить было некуда, Жанетта сама себя загнала в ловушку.

Вскоре он уже склонялся над ней, тяжело дыша от предвкушения. Девушка попыталась нырнуть под его протянутую руку, но не сумела и в отчаянии забарабанила кулачками по его груди. Это, казалось, только разжигало его похоть. Наконец Алену наскучила борьба, он схватил Жанетту за руку, потащил к кровати и швырнул на нее, навалившись сверху. Руки его начали шарить по ее телу, едва прикрытому тончайшей сорочкой. Взявшись за ворот, он разорвал ее, и Жанетта предстала перед ним обнаженная.

Девушка пыталась прикрыть наготу, но Ален ухватил ее за оба запястья и сжал их одной рукой у нее над головой.

– Я знал, что хорошо разбираюсь в женщинах…

Жанетта испепелила его взглядом. Страх был забыт, остались ненависть и страстное желание любой ценой избежать насилия.

– Все равно ты станешь моей, – прошептал Ален ей на ухо, тяжело дыша.

Жанетта была прекрасна в гневе: аметистовые глаза потемнели, волосы рыжей гривой разметались по постели, грудь высоко вздымалась.

Не выпуская ее рук, Ален расстегнул штаны и грубым, бесцеремонным движением вошел в ее тело. Его губы, припухшие и мокрые, шарили по Жанетте, сколько могли достать, пока он упоенно насиловал ее.

Когда этот кошмар кончился и Ален, удовлетворенный, перекатился на спину, Жанетта не двинулась с места.

Боль и ярость смешались в ней воедино, слились с горечью от сознания, что все кончено, что она никогда уже не сможет подарить свою девственность любимому человеку.

Глава 7

Проснувшись на следующее утро, Жанетта ощутила боль во всем теле. Ей было трудно даже повернуться на другой бок. К счастью, Ален ночью незаметно удалился, и постель ее оказалась пуста. Зато оставался бессильный гнев, и она яростно сжимала кулаки, заливаясь слезами. То, что она мечтала подарить Жан-Клоду, было беспощадно отнято другим, и при мысли об этом ее охватывало невыразимое отчаяние.

– Ты все растоптал, Ален! – рыдала Жанетта, обняв подушку. – Ты растоптал меня!

Без сомнения, Жан-Клод ожидает найти свою невесту нетронутой. Возьмет ли он ее теперь – обесчещенной? На его месте почти каждый отвернулся бы от нее.

Нет, Жан-Клод все поймет! Он не бросит ее в беде!

Но Жанетта и сама не слишком верила в это. Жан-Клод был воплощением аристократа, дворянина, честь слишком много для него значила, и едва ли он захочет связать судьбу с девушкой, чья невинность досталась другому. И она уже не могла ничего изменить.

Но если Жан-Клод от нее отвернется, что тогда? Кому она нужна? Остается только Ален!

Она снова залилась слезами и забарабанила кулачками по постели. В эти минуты она ненавидела весь мужской пол – ведь это из-за них ее жизнь теперь загублена. Когда слезы иссякли, она еще долго лежала в постели, чувствуя, как сердце ее сковывает ледяной холод.

Нет, за Алена она не выйдет ни за что на свете! Она не покорится насильнику и не поступит по указке отчима, который потворствовал насилию. Если Жан-Клод не примет ее такой, какая она есть, значит, он недостаточно ее любит. Тогда останется только одно – снова обратиться в бегство. Бежать, бежать от всех! Но вопреки предостережениям рассудка сердце верило, что первая любовь преодолеет все преграды, что Жан-Клод окажется выше условностей и с восторгом примет ее в качестве своей супруги.

Потому что иначе незачем жить.

Укрепив свою решимость, Жанетта выбралась из постели и накинула пеньюар. И одежда, и сама она, казалось, несли на себе неистребимый запах мужчины, которого девушка ненавидела так же сильно, как любила Жан-Клода. Нужно было поскорее смыть с себя следы его ненавистных прикосновений.

Жанетта вызвала горничную, приняла ванну и переоделась. В гостиной ее ожидала Гретхен, но ни ласковое объятие тетки, ни слова утешения не сумели растопить глыбу льда, сковавшую ее сердце. Даже лицо ее стало походить на бесстрастную; застывшую маску.

– Нам нужно поговорить, малышка.

Жанетта примостилась на диване, передернувшись от болезненного ощущения между ног.

– Словами делу не поможешь, тетя. Что можно добавить к тому, что я обесчещена Аленом, но не могу стать женой этого негодяя?

Ее голос был пустым и холодным. Гретхен со вздохом протянула ей чашку горячего чаю.

– Порой мужчины поступают жестоко, потому что для них мало значит то, что так важно для нас, женщин. Впрочем, ты права – человек, который надругался над твоим телом, надругается и над твоей душой. Он сведет тебя в могилу, только и всего. Я не допущу этого.

В глазах Жанетты блеснула искра надежды.

– Я не хочу, чтобы вы тоже пострадали, тетя.

– Со мной ничего не случится, дорогая, – отмахнулась та. – Я прожила долгую жизнь и научилась противостоять таким, как эти двое.

– Что же мне делать? Я люблю Жан-Клода и надеюсь, что эта любовь взаимна. Возможно, он возьмет меня в жены и увезет отсюда.

– Возможно, – повторила Гретхен без особой уверенности. – Оставь пока эти мысли. Все всегда кончается хорошо, помни об этом. Твой отчим и жених наверняка теперь уберутся восвояси, и мы составим план, как тебе увидеться с Жан-Клодом, а пока давай прогуляемся в порт и подышим морским воздухом. Тебе сразу станет легче.

Девушка слабо улыбнулась и потупила взгляд. Возможно, ей и впрямь не повредит глоток свежего воздуха.

Вошла экономка и объявила о прибытии барона де Вердена и графа де Бонтемпа. Жанетта выпрямилась и так стиснула чашку, что побелели пальцы. К ее возмущению, Эдуард и Ален сияли улыбками, как будто были весьма довольны собой. Поклонившись дамам, они вручили каждой по красивой коробочке – судя по всему, из ювелирной лавки.

Не поднимая взгляда, Жанетта поставила чашку на блюдце и открыла коробочку. На черном бархате сверкала и переливалась бриллиантовая брошь. Девушка побледнела, как будто ей дали пощечину, – ведь это была плата за отнятую девственность. Она посмотрела на жениха – взгляд ее был так же холоден, как и блеск бриллиантов.

Ален не ожидал такой реакции и растерялся. Жанетта казалась другой, странной. «Неужели она все еще дуется из-за того, что случилось ночью? – подумал он в замешательстве. – Но ведь рано или поздно это должно было случиться, зачем же делать из мухи слона? Я всего лишь взял то, что принадлежит мне по праву!»

– Какая прелесть, – произнесла Жанетта равнодушно, положила коробочку на стол и снова принялась за чай.

С минуту Ален смотрел на нее, не зная, как быть дальше.

– Если тебе не нравится, я могу поменять ее, – пробормотал он нерешительно.

– Эта ничем не хуже другой, – ответила девушка, пожимая плечами.

Мужчины переглянулись, улыбки на их лицах померкли. По дороге они обсудили случившееся и пришли к выводу, что действовали во благо всем. Теперь это уже не казалось таким очевидным.

– Очень мило с вашей стороны, но право же, Эдуард, не стоило беспокоиться, – сказала Гретхен, разглядывая брошь с изумрудами – своими любимыми камнями.

– Это в награду за гостеприимство, – возразил отчим Жанетты. – Нам с Аленом ни к чему дольше оставаться в Марселе – теперь, когда… когда супружеские права осуществлены.

– Разумно, – заметила Гретхен. – Не так ли, Жанетта?

– Весьма разумно, – подтвердила она холодно и спросила, глядя в пространство: – Скоро ли вы намерены отправиться?

Ален сердито посмотрел на нее. Он предпочел бы, чтобы с ее лица исчезло это холодное, презрительное выражение, и не возражал бы стереть его сам, лаской или унижением – не важно. Чего она добивается? Что хочет доказать? Любая другая на ее месте бросилась бы ему на шею!

Что касается Эдуарда, тот был не столько рассержен, сколько озадачен.

– Что ж, в таком случае нам пора, – обиженно произнес Ален.

– Прощай! – произнесла Жанетта сквозь зубы.

– Разве ты не проводишь меня до дверей?

Он надеялся поцеловать ее. Воспоминания о прошедшей ночи сводили его с ума.

– Для этого существует, прислуга, – сказала девушка, Глядя в свою пустую чашку.

– По-моему, тебе не помешает хорошая трепка! – вспылил Эдуард.

– Прощайте оба! – был короткий ответ.

Отчим покачал головой, кивнул Гретхен и направился к двери. Алену ничего не оставалось, как последовать за ним.

Женщины молчали, пока с улицы не донесся шум отъезжающей кареты. Оставшись одни, они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Итак, на прогулку к морю! – воскликнула Гретхен. – Будем наслаждаться чудесным днем!

Она послала горничную за накидками и зонтиками, и вскоре открытый экипаж графини де Жиро катил вниз по улице к набережной. В этой части города дома были выстроены довольно скученно и поражали унылым однообразием, однако Жанетта с удовольствием разглядывала сидевших в каретах, открытых экипажах и наемных повозках.

– Тетя Гретхен, – спросила она, – Почему марсельская знать живет в таких унылых домах? Здесь нет хорошего архитектора?

– Здесь не то что в Париже, дорогая. Там каждый старается перещеголять соседа, выставляя напоказ свое богатство. Мы не так вульгарны.

– Хотелось бы мне повидать Париж…

– Зачем он тебе? После Марселя там умрешь со скуки! Жанетта подавила улыбку: при всем своем благоразумии марсельцы о многом имели предвзятое мнение.

По мере того как экипаж спускался из жилых кварталов к центру, улицы становились все грязнее, суета лихорадочнее, а люди бесцеремоннее.

– Марсель многообразен, – заметила Гретхен, глядя по сторонам. – До сих пор ты видела, как живут люди обеспеченные, городская элита. Сейчас перед тобой деловые кварталы. Здесь расположены рынок, магазины, лавки, конторы, Склады и, конечно, порт. Немного дальше начнутся кварталы бедноты. И все это вместе взятое составляет Марсель.

– Вы мне все это покажете?

– Не сегодня, дорогая. На первый раз хватит и порта.

Впрочем, посмотрим.

– Порт, без сомнения, прекрасен! Гретхен засмеялась:

– Прекрасно побережье, но никак не порт. Его можно назвать разве что впечатляющим.

Наконец экипаж оказался у подножия холмов, на которых был выстроен город. За очередным поворотом глазам Жанетты открылась панорама гавани, от которой у нее захватило дух.

На сверкающей глади Средиземного моря, уходящей к далекому горизонту, виднелись десятки, сотни судов всех видов, форм и размеров. Некоторые из них, подняв паруса, рассекали безбрежный аквамариновый простор. Даже ветер тут был другим, он приносил запах рыбы, смолы, корабельных снастей, пота портовых грузчиков. Этот густой запах бил в ноздри, наполнял легкие – он не был зловонным, он воплощал в себе пульс жизни людей, ежеминутно занятых борьбой за выживание. И это биение жизни, эта непрестанная волнующая пульсация задела чувствительную струнку в душе Жанетты, и она вдруг подумала: вот где ее место! Эта кипящая активность не имела ничего общего с заплесневелым, косным существованием людей вроде Эдуарда и Алена. Экипаж приближался к порту.

– Как все это чудесно! – не удержалась Жанетта. – Ведь правда, тетушка?

– Для меня – да, но я в некотором роде исключение, – ответила Гретхен с улыбкой. – Не многие видят красоту, разве что изнанку жизни порта.

И в самом деле, многое из того, что попадалось на глаза, можно было смело отнести к изнанке жизни. Эта часть Марселя славилась обилием доступных женщин и пьяных драк. Над гаванью господствовал голый, без единого деревца холм, со стороны моря сплошь застроенный наспех сколоченными хибарами. Жанетта отметила, что кучер подхлестнул лошадей, стремясь как можно скорее миновать этот район.

Девушку настолько заворожили суда, стоявшие на якоре, что она не заметила всадника, который быстро их нагонял, пока Гретхен украдкой не толкнула ее локтем.

– Смотри-ка, дорогая, мы уже не одни! Обернувшись, Жанетта едва не выронила зонтик: перед ней был Жан-Клод верхом на великолепной гнедой кобыле. Он восседал в седле с достоинством наследного принца.

– Мои приветствия, мадам, мадемуазель, – произнес он с галантным поклоном.

– Рада снова тебя видеть, Жан-Клод, – сдержанно ответила Жанетта, покручивая ручку зонтика.

– Что привело вас в порт? – вежливо осведомилась Гретхен; она знала цену этому щеголю, поскольку давно уже навела о нем справки.

Она бы охотно открыла Жанетте глаза, но не находила в себе решимости, видя ее откровенное обожание. Женщина мудрая, Гретхен хорошо знала, что любят не за достоинства, а вопреки недостаткам, и опасалась, что Жанетта может лишь еще сильнее увлечься этим прохиндеем.

– Я вас разыскивал, – объяснил молодой аристократ с улыбкой; от которой девушка радостно вспыхнула. – Маркиз де Бомон жаждет предоставить свое гостеприимство мадемуазель де Лафайет до того дня, пока она не решит покинуть Марсель. Жанетта, меня послали передать тебе приглашение погостить в «Прибежище Авроры». Экономка сказала, где искать вас обеих.

– Это большая честь! – воскликнула несколько удивленная Гретхен. – Без сомнения, ты примешь приглашение?

Жанетта заколебалась, в доме тетки она чувствовала себя в полной безопасности. Однако ведь и Жан-Клод пользовался гостеприимством маркиза! Лучшей возможности поговорить с ним наедине нельзя было и придумать.

– Передай маркизу, что я согласна.

– Это его порадует… а меня тем более! Если это удобно, за тобой и твоими вещами приедут завтра утром.

Гретхен кивнула.

– Значит, решено… – Жан-Клод жестом фокусника извлек из-под плаща алую розу и протянул Жанетте. – До завтра, дорогая!

Он пришпорил кобылу и вскоре затерялся в толпе. Жанетта поднесла розу к губам и улыбнулась.

Глава 8

Маркиз встретил Жанетту на ступенях особняка, проводил к жене и дочери и оставил с ними.

– Присаживайтесь и составьте нам компанию, – радушно обратилась к ней маркиза.

Жанетта устроилась на шелковой козетке, и Лоретта налила всем чаю. Ее движения отличались детской угловатостью, фигура только начала формироваться, но даже сейчас было очевидно, что однажды это милое дитя станет настоящей красавицей.

– До нас дошел слух, что после бала на вашу карету напали разбойники! – нетерпеливо обратилась она к Жанетте. – А Лис тоже там был?

Девушка улыбнулась, вспомнив поцелуй главаря разбойников.

– Один из них был верхом и в маске. Он назвался Лисом.

– И что же, он был настолько красив, как утверждают? – не унималась Лоретта.

– Было слишком темно, но женская интуиция говорит мне, что он и в самом деле красив.

– Вот видишь, мама! Я так и думала! Ах, как я мечтаю быть ограбленной этим человеком! И как я завидую вам, Жанетта! Ваша жизнь так интересна по сравнению с моей. Папа требует, чтобы за мной постоянно присматривали!

– Мой жених и отчим вряд ли согласятся с вами, – засмеялась Жанетта. – Они были в ярости и держались так вызывающе, что вполне могли пострадать. Хотя Лис и не причинил нам вреда, он опасен, весьма опасен.

В памяти возникли черные, горящие как угли глаза. «Да, он опасен, – подумала Жанетта, – но в каком смысле?»

Лоретта беспечно отмахнулась. Предостережение гостьи лишь разожгло ее интерес к загадочному разбойнику. Говорили, что один взгляд на Лиса лишает женщин воли. При всей своей безумной любви к Жан-Клоду она ничуть не возражала бы встретиться с Лисом лицом к лицу. К тому же ее вполне устраивало, что Жанетта как будто находила этого изгоя привлекательным. Значит, аристократы вроде Жан-Клода ее не особенно интересуют. Впрочем, что взять с провинциалки!

Лоретта подавила улыбку. Впервые со дня бала она почувствовала облегчение. В ту ночь она не сводила взгляда с Жан-Клода и видела, как он увлек гостью в сад. Это видел и граф де Виньи. Когда он поспешно проследовал в том же направлении, вид у него был угрожающий. Она мечтала стать свидетельницей скандала, но Жанетта появилась под руку с женихом. Жан-Клод вернулся один и больше не отходил от Лоретты ни на шаг, но выглядел необычно рассеянным. Как тут было не встревожиться? Однако причин для беспокойства, похоже, не было. Жан-Клод нисколько не интересовал Жанетту.

– Что это на тебя нашло, милая! – воскликнула маркиза. – Зачем ты вынуждаешь нашу гостью вспоминать ужасные минуты? Простите мою дочь, дорогая! В таком возрасте жизнь кажется однообразной, к тому же Лоретта обожает всякие сплетни. На самом деле ее не опекают так настойчиво, как может показаться с ее слов. Просто она не ценит прелестей обеспеченной жизни. Я же, наоборот, безмерно счастлива оттого, что мой супруг так заботлив.

Жанетта кивнула и мило улыбнулась, но про себя снова поклялась никогда больше не уступать Алену, какими бы подарками он ее ни осыпал. У нее не было ни малейшего сомнения в том, что он будет раз за разом делать ей детей, чтобы приковать к дому, в то время как сам вскоре начнет посещать женщин полусвета и проводить ночи в разврате и попойках. Против детей Жанетта не возражала, но это не должны быть дети Алена.

– Давай покажем гостье ее комнату, – предложила Лоретта, – а потом она научит меня пользоваться румянами и разными притираниями. Ты так плохо объясняешь, мама, что у меня ничего не получается, а сегодня мне нужно выглядеть как можно лучше.

– Но ведь наша гостья только что прибыла! – ласково укорила Диаманта свою дочь.

– Ну, мама! – воскликнула Лоретта, надувая хорошенькие губки. – Я хочу скорее научиться наводить красоту!

Маркиза благодушно улыбнулась и обратила к Жанетте вопросительный взгляд:

– Не хотите пройти в свои комнаты, дорогая? Горничная наверняка уже успела распаковать ваши вещи.

Девушка утвердительно кивнула, хотя и не испытывала ни малейшей усталости. Ей хотелось поскорее остаться в одиночестве и обдумать предстоящий разговор с Жан-Клодом.

Все трое поднялись по широкой лестнице, устланной ковровой дорожкой. Поднявшись на один пролет, маркиза повернула налево, и вскоре взгляду Жанетты открылся уютный холл с несколькими резными дверями. Лоретта объяснила, что это крыло особняка занимает она. Маркиза любезно отворила для гостьи одну из дверей – как оказалось, в отдельные апартаменты в лиловых тонах с мебелью, обитой бело-золотым шелком.

Миновав небольшую уютную гостиную с письменным столом и парой хрупких изящных стульев, они ступили в просторную спальню. Из окон открывался вид на лесистый склон и гавань. В камине уже горел огонь, бархатное кресло стояло рядом с ним. Парчовое покрывало на постели с узором из лиловых колокольчиков было в своем роде произведением искусства.

Бог знает почему, Жанетта ощутила себя пленницей в роскошно обставленной тюрьме и поспешно прошла к окну, чтобы бросить взгляд на панораму гавани.

– Здесь чудесно! – сказала она, устыдившись странного чувства. – От всей души благодарю за гостеприимство!

– Рада, что вам у нас по душе, дорогая. Надеюсь, вы будете здесь счастливы.

– Я сама выбрала для вас эти апартаменты, – похвасталась Лоретта.

– Дочь предпочитает вид на гавань, – заметила маркиза с ноткой неодобрения. – Не понимаю, чем эта сутолока лучше, чем шелест деревьев и аромат цветов со стороны сада.

– Мама! Изо дня в день созерцать цветочные клумбы – это скучно! Когда мне будет столько лет, сколько тебе, я поменяю комнаты.

– Устраивайтесь, дорогая, – обратилась Диаманта к Жанетте. – Когда подойдет время обеда, я пришлю горничную помочь вам одеться. Желаю приятного отдыха!

– Я уверена, что проведу здесь чудесные часы, – искренне ответила девушка.

Маркиза пошла к двери, Лоретта задержалась.

– Когда переоденетесь к обеду, зайдите ко мне! – прошептала она.

– Непременно, – пообещала Жанетта с улыбкой. Оставшись одна, она устроилась в кресле перед камином и глубоко задумалась.