Извек (Княжье похмелье)

Смеющиеся рожи вытянулись. - Аллох экбер! - воскликнул Тушан. - Где видел? Алибек презрительно махнул рукой вдоль берега. Не желая больше говорить, обиженно поднял щепку, начал сматывать находку. Все уважительно загомонили. Головы раскачивались, языки оценивающе цокали, каждый рисовал в воображении описанный образ. Все стихло, когда из кустов выступил Радман. - Так ли хороша как сказал? Алибек замер от неожиданности, но не теряя достоинства глухо ответил: - Может даже лучше. - Поймаешь? - Один, не знаю! - задумчиво произнес следопыт. - Впятером изловлю. Сидящие у костра с интересом уставились на хана. Тот пробуравил Алибека взглядом, кивнул. - Утром возьмешь восьмерых. Как поймаешь, догоните. Если будет такая, как сказал, то не пожалеешь. Не говоря больше ни слова, Радман двинулся в темноту. Великий следопыт расправил грудь, по-хозяйски оглядел сидящих у костра. - На этой земле есть такие девки, которым любая Пери позавидует...
      Глава 31
      Смерть воина - не старуха с косой! Это милая и ласковая ожога, что утешит нас на своей девичьей груди. Витим - Большая Чаша.
      Сотник потерял счет времени. Каждый день казался седьмицей, вся прожитая жизнь - кратким мгновением. По вечерам едва расседлав коня, тяжело опускался на землю, допоздна смотрел на звезды, засыпал уже под утро, ненадолго. Во сне улыбался, снова разговаривал с Лелькой, видел счастливыми Рагдая и Ясну, но рассветы топили все в волнах серой реальности. Попив из родника или ручья, трогался в путь. В полдень третьего или четвертого дня обвел равнину рассеянным взглядом, ехал вроде правильно, однако, впервые дорога в Киев не радовала. Конь, не привыкший к долгому молчанию, тщетно ворочал ушами, пока наконец не услышал хозяйский голос: - Что-то наша жизнь корчит нам кислые гримасы. И каждый день все горше и горше. Ворон согласно дернул головой. Чувствовал, как хозяина гложет черная тоска. Опахала ушей разошлись в стороны и поникли как завядшие васильки. В последнее время, под тяжестью кручины, хозяин стал другим. Разговаривал все реже, а когда говорил, голос звучал глухо, бесцветно. Чуялось, что причиной всему не разговор ночью на лесном капище и даже не встреча с Мокшей, после которой пришлось так долго мотаться под открытым небом. Главная ожога Извеку случилась после встречи со странной девчонкой, от которой пахло рекой и туманом. Ворон помнил как сам потянулся к речной незнакомке. Большинство киевских матрон пахли иначе, все больше душными заморскими притираниями, от коих едва не сшибает с копыт и забивает ноздри сладкими пряными смрадами. Конь громко втянул пропитанный степью воздух, ощутил как рука Сотника похлопала по шее. Тихий голос ласково произнес. - Не вздыхай, ушастый. Жизнь долгая, авось и до лучших времен доживем... Черные лопухи резанули по ветру, застыли, улавливая неслышимый звук. Извек вяло оглянулся, почти сразу заметил на вершине холма двух всадников. С такого расстояния, на фоне неба не различались ни одежда, ни лица. Однако, посадка в седле и сложение коней выдавали кочевников. Оба усердно махали руками пока рядом не появился еще один, судя по осанке, главный. Все трое замерли, глядя в сторону одинокого путника. - Подраться что ли, - вслух подумал Сотник. - Может полегчает. Ворон продолжал плестись, поглядывая на степняков и, казалось, был не против. Извек уже собрался натянуть повод, когда вокруг троицы, подобно черной траве, начали вырастать фигуры воинов. Купол холма заполнился десятками всадников. Все, в ожидании приказа, смотрели на предводителя. Взгляд Сотника скользнул по колчанам. Один был пуст, во втором топорщилось не больше половины стрел, степняков же перевалило за сотню и они продолжали прибывать. - Нет, травоед, - протянул Извек. - Нынче забава отменяется. Не люблю засады и охоты. А тут, чую, ежели не первое, то второе уж точно учинят. Надо бы утекать отсюда, пока ветер без сучков... и без дрючков. Вместо ответа Ворон взбил копытами пыль и стремглав понесся над островками ковыля. Фигурки на холме недолго оставались на месте и, когда дружинник оглянулся, черная стая уже стекала по склону. Сотник досадовал, что дал волю кручине и пропитавшая душу тоска приглушила прочие чувства. Притупилось и ощущение опасности, которое делало зрение острым, а движения быстрыми. Отголосок страха лишь лениво перевернулся с боку на бок и вновь безразлично затих. Впервые угроза быть убитым, принималась с безразличием, и это безразличие испугало по настоящему. Во истину - воин в тоске опасен... для себя. Нет, так не пойдет, подумал Сотник, не для того Селидор так долго маялся с оболтусом Вешкой, чтобы тот, из-за душевной маеты, сгинул до срока. Да и друзья бы не поняли, сложи он голову бездумно, не попытавшись вывернуться из клещей Несречи. Извек снова глянул за спину. Степняки уже скатились с холма и пылили по равнине плотным табуном. Надеясь на выносливость своих лошадок, скакали ровно, уверенные, что конь киевского ратника запалится первым. Ворон не торопился их разочаровывать, держал размеренный галоп, готовый в любой момент наддать или умерить пыл. Он, в отличии от хозяина, не прекращал кормиться и теперь ломил резво, с удовольствием, полный свежей нерастраченной силы. Сердце дружинника наконец проснулось и погнало кровь мощней, быстро учащая удары. В голове прояснилось, мысли забегали с прежней прытью. Внезапно, яркой искрой, сверкнуло воспоминание о ведьмином угощении. Извек судорожно стал припоминать, осталось ли хоть одно из яблок. Прикинув, сколько сжевал сам и сколько отдал Ворону, решил, что одно-два должно остаться. Прогнувшись назад, потянулся к седельной суме. Не сразу справившись с застежкой, скользнул рукой внутрь. Поминая Ящера, зашарил рукой в неразберихе барахла. Попадалось то огниво со скребницей, то плошка, то мешочек с запасными тетивами. Наконец, под лошадиным гребнем и мотком веревки нащупал два сморщенных комочка. - Яга! - воскликнул Сотник, дивясь, что плоды, за все время пути, не размялись и не сгнили. Коли целы, то и свойств своих утратить не должны. Осторожно вытянув усохшие яблоки, сунул в сапог и продвинул поглубже, чтобы не вывалились. Теперь, когда есть хоть какое-то подспорье в бою, осталось лишь найти удобное место... если, конечно, не удастся уйти от погони. К досаде, голая степь не особо старалась заботиться о беглеце и, лишь дразнила краешком леса, показавшимся по правую руку, на самой границе огляди. Постепенно забирая в ту сторону, Сотник еще раз обернулся. Преследователи раскусили его замысел и строй раскололся надвое. Треть всадников отделилась и припустила напрямую к далекому лесу. Остальная масса непоколебимо следовала за ним. Расчет был прост: путь к лесу отрежет один отряд, второй же измотает и настигнет по прямой. Извек оскалился, знал, что Ворон, даже по дуге, сможет обойти первых и изрядно измотать вторых, а там... как накатит. Присмотревшись к отделившимся, насчитал около сотни. Что за роковое число, мелькнуло в голове, не могли двумя десятками обойтись? Хотя, че нам сотня! Мы и не такие дела заваливали! Он хмыкнул, ощущая за голенищем плотные кругляки яблочных сухарей. Солнце уверенно воцарилось в зените и во всю силу прижаривало плечи и макушки. Ворон, лоснясь взмокшей шкурой, упрямо сек подковами пушистые ковыли. По груди Извека то и дело пробегали щекотливые ручейки. Лицо же не успевало заблестеть бисером: упругий встречный ветер высушивал пот, покрывая кожу мельчайшим налетом соли. Только из под волос, иногда скатывались крупные мутные капли. Степнякам тоже было не сладко. Все чаще, то один, то другой, снимали тяжелые мохнатые шапки и скакали без них, остужая мокрые головы. Оскаленные пасти некоторых лошадей запенились. Клочья еще не срывались со сверкающих удил, но чувствовалось, что еще немного и, по ветру полетят первые пташки лошадиного измора. Посланные на перехват преодолели почти половину расстояния, но видя, что беглец уходит по прямой, успокоились. Скакунов уже не гнали, однако, ослушаться приказа не осмеливались и, все больше удаляясь от основного войска, продолжали править к лесу. - Ну, что, травоед, покажем как надо ногами шевелить! - крикнул Сотник, пригибаясь к шее Ворона. Конь с готовностью прибавил прыти, переходя на свой неповторимый ход, вызывающий зависть всей дружины. Сухие метелки ковыля смазались в размытые полосы, ветер выпрямил трепещущую гриву, хвост едва дрожал сдавленный уплотнившимся воздухом. Извек почувствовал, как сила встречного потока привычно перекрыла горло, борясь с удушьем, задышал сквозь сжатые зубы. Оглянувшись зарычал от злорадства: степняцкий табун безнадежно отставал. Под копыта лошадей полетели крупные желтоватые хлопья. Конь предводителя и с тремя десятками жеребцов еще держались, но скорость, как и у прочих, оставляла желать лучшего. Отделившийся отряд, уже сливался с темной полоской леса и Извек прикидывал расстояния между группами. Оглянувшись еще раз, решил, что самое время, и направил Ворона по пологой дуге к лесу. Свистящий в ушах воздух не дал услышать летящий следом вой бессильной ярости. Степняки поняли, что недооценили кованного по-киевски коня, и теперь всадник быстро удалялся к спасительной линии леса. Радман видел, что уже не угнаться, но губы тронула злая улыбка. Там, впереди, уже ждут семь десятков всадников, которым приказано взять кровного врага живым. Ну, в крайнем случае, полуживым, чтобы тот мог видеть глаза хана, слышать перед смертью его слова. Улыбка стала еще шире, когда разглядел, как его войны растягиваются у леса полумесяцем и беглец движется в самую западню. Радман знал, что опытные батыры уже сжали в руках жесткие арканы, видел, как далекие точки собираются в плотный полукруг, в центре которого сейчас тот самый лучник, на черном, как душа Иблиса, коне. Хан уже не спешил. Зверь сам шел в ловушку, и стоило поберечь хороших коней. Он поднял руку, всадники перешли на шаг. То, что случилось после этого, заставило Радмана оторопеть и вновь бросить коня в сумасшедший галоп...
      ...Сотник пожирал глазами летящих на встречу степняков. Чувствовал как в душе, сметая остатки тоски, занимается ярость. Как, подобно лесному пожару, она стремительно растет и как его собственное тело срастается воедино с телом рвущегося в бой коня. Заметив в руках кочевников арканы, захохотал и вытянул на свет заскучавший без дела меч. Расстояние стремительно таяло. Ловцы в середине придержали коней, всадники по краям дернулись вперед, чтобы замкнуть кольцо, и... в этот миг Извек впервые услышал боевой рев Ворона. Утробный звук надавил на уши, прошел по телу, заставляя жилы звенеть, как перетянутые струны. Меч в руке стал невесомым. Все вокруг потеряло яркость цветов, но стало отчетливей и резче. Сотник мог рассмотреть каждый волос на взметнувшихся арканах, каждую щербину на степняцких клинках. В следующий миг Ворон неуловимо ушел от брошенных петель и протаранил двух всадников стоявших на пути. Лошади опрокинулись, давя неудачливых седоков, а черный жеребец уже метнулся к следующим. Извек заработал мечем. На крутящемся коне держался только благодаря силе ног. Пользуясь растерянностью, старался порубить как можно больше, пока кочевники не опомнились. В воздухе повисли рубиновые брызги, вопли ярости, досады и боли. Ржание коней, попавших под копыто или зубы черного жеребца, резало уши. Большая часть степняцких лошадок оробела перед оскаленным зверем и, на какой-то миг, вокруг дружинника образовалось пустое пространство. Можно было вырваться к близкому лесу, но Ворон пошел по второму кругу. Извек улучил момент, выхватил у падающего степняка саблю и стал разить обеими руками. Мельком заметил, как самые хитрые вскидывали луки. Стреляли торопливо, целясь в одичавшего скакуна, но тот все время был в гуще боя и большая часть стрел била степняцких лошадей и подвернувшихся седоков. Несколько поспешных выстрелов все же достигли цели, Сотник видел древки, торчащие в смоляной шкуре коня. Засевшую в своем бедре, заметил лишь когда сшибся с кем-то бок о бок. В пылу брани обломил мешающийся черен и не почувствовал боли. Он уже вошел в то пьянящее состояние когда бой становится сутью настоящего, слышал рев боевых рогов и дикий клич Синего Волка, чувствовал за с собой души предков, видел мечущуюся рядом тень Рагдая и парящий в небе знак Рода. Неистовствовал смертоносным коловоротом, изводя поредевший отряд. Бурлящий в жилах огонь выпарил боль от попаданий степняцких сабель. Замечая несущуюся в отдалении главную стаю, знал, что скоро почувствует на челе длань Перуна и прикосновение мягких губ Апии... Внезапно протрезвел, будто окатили ледяной водой. Яркой вспышкой перед глазами встало испуганное личико Лельки, в огромных глазах стояли слезы. Вырвавшийся из груд крик сорвал с губ клочья пены. Сдавил ногами конские бока, заставив Ворона попятиться. Тут же одна из стрел чиркнула выше наруча. Хрипящий жеребец рвался продолжить, но рывок узды развернул голову к лесу, а удар шпор сорвал с места. Степняки не преследовали. Пораженные дикостью одиночки, беспомощно озирались на приближающегося Хана, оглядывали взрытую копытами, почерневшую от крови землю, на которой корчились раненые и громоздились трупы. Радман осадил коня на краю побоища. По бокам остановились телохранители, позади подтягивались две сотни отставших. Грудь хана вздымалась, горящие глаза жгли деревья, за которыми скрылся беглец. С трудом оторвав взгляд от леса, оглядел остатки отряда. Взмахом руки приказал подручным успокоить покалеченных, сам медленно двинулся к опушке. Уже стоя у промятых кустов, слышал за спиной конские хрипы и вскрики раненых. Стона Радмана не слышал никто...
      Глава 32
      Страх существует для того, чтобы предупреждать нас об опасности, а не для того, чтобы заставлять нас бояться... Витим - Большая Чаша.
      ...Тесный подлесок хрустел ломанными ветвями и норовил выхлестать глаза. Ворон щурился, спасаясь от веток и острых сучков, ломился почти вслепую. Вспомнив про зажатый в кулаке меч, Сотник выставил клинок перед собой. Другой рукой управлялся с поводом, не давая Ворону налететь на деревья, валежины и коряги. Остановились нескоро, когда густая поросль молодняка кончилась, и стволы пошли пореже. Извек оглянулся. Некоторое время прислушивался к лесу, но слышал лишь грохочущее в ушах сердце. Убедившись, что погони нет, бросил меч острием в землю, потянул ноги из стремян. Ворон дрожал, роняя ошметки вязкой липкой пены. Часто моргал слезящимися глазами. Прерывисто вздохнул, когда хозяин тяжело сполз с седла, чтобы осмотреть его раны. Постанывая терпел, пока Сотник осторожно извлекал ножом застрявшие в теле стрелы. С одной, засевшей в груди, пришлось повозиться. Тростниковый черенок, расшатанный скачкой по кустам, отвалился и Извек едва успел уцепить ногтями тонкую железную ость. Покончив со стрелами, отыскал несколько ростков чистотела. Почти не чувствуя жгучей горечи, дробил зубами толстые четырехгранные стебли. Полученной рыжей кашицей замазывал кровоточащие раны и, только закончив с последней, перевел дух. Привалившись к ближайшему стволу, оглядел себя. Наручи и пластины доспеха помялись, приняв на себя большую часть ударов. Кольчужные участки уберегли от резанных ран, но тело под ними ломило от ушибов. В остальном, не считая ссадин на голове и руках, был цел. Всего две стрелы нашли незащищенные места. Скользнувшая возле локтя, лишь продырявила рукав и рассекла кожу, но засевшая в бедре, все торчала обломанным древком. Штаны вокруг раны набухли и прилипли к ноге. Чувствуя, что горячка боя проходит, и боль все явственней заявляет о себе, поспешил поскорей закончить с лечением. Вспоров штанину, повел лезвием ножа вдоль древка, почувствовал, что край наконечника едва скрылся под кожей. Облегченно вздохнул и, зажав у самой ноги, дернул. Отодрав подол рубахи, распустил полотно надвое и примотал огрызки чистотела к обеим ранам. Больше всего на свете хотелось лечь полежать, но чутье воина толкало двигаться дальше, тем более, что впереди лес светлел и можно было узнать, сильно ли отклонился от нужного направления. Вынув меч из земли, повозил лезвием по дерну, но, так и не оттерев дочиста, сунул в ножны. Поймал узду, потащил остывающего Ворона за собой. Скоро приблизился к просвету между деревьями и с досадой понял, что впереди не поляна, а противоположная опушка длинной лесной полосы. Настоящий же лес начинался дальше, у холмов, поросших частым кустарником. Однако, оказалось, что двигался правильно. Где-то с той стороны холмов лежала дорожка в родные земли. Уже недалече. В родных местах и земля помогает, достало бы сил добраться. Ворон покачивался от усталости, хлопал сухими губами, жалобно смотрел на хозяина. Сотник отвел глаза, виновато пробормотал: - Держись, родной, не до водопоя сейчас. Вот уберемся подальше, поищем где напиться. А пока придется пождать. К холмам, двинулся пешком, ведя измученного конягу в поводу. Чувствовал себя разбитым, но видел, что Ворону еще хуже. Раны от стрел еще сочились, приманивая мух запахом свежей крови. Благо жилы уцелели, а мясо пробито неглубоко. Бешеные прыжки не давали степнякам ни прицелиться, ни придать стрелам полную силу... От самого леса что-то мешало идти. Долго пытался понять, что в измотанном теле не так, пока не вспомнил про упрятанные в сапоге кругляши. Они-то и мяли ногу при каждом шаге. - А яблочки-то съесть забыли. - пробормотал Сотник и полез дрожащей рукой за голенище. Случайно взгляд упал на опушку. Сердце ударило в ребра и затихло. Из леса выезжали степняки. Повинуясь неслышному на таком расстоянии окрику, войско рассыпалось вдоль опушки и замерло. Из-под сени деревьев выехал предводитель. Остановив коня, застыл в седле каменным истуканом. Извек едва мог различить пятно лица, но чувствовал, как его буравит исполненный ярости взгляд хана. Сотник вытянул из-за голенища яблоки, выпрямился и, с деланной непринужденностью расправил плечи. В голове приглушенно, будто удары далекого била, зазвучали слова Селидора: ... Буде противник силен и грозен, лицедействуй и дури. Коли чуешь в себе сил с избытком, яви себя уставшим и слабым. Поединщик пойдет в бой бесшабашно и не таясь, что ошибкой его будет. Ежели же устал и слаб, держись бодро и удало, дабы враг был осторожен и не рвался завершить расправу буйно и коротко. Тогда успеешь собраться для удара... Извек глянул на израненного Ворона. Тот все еще тяжело дышал, на хозяина поглядывал вопросительно. - Взбодрись, ушастый, - сипло проговорил Сотник. - пусть думают, что нам все нипочем. Дыши, пока они там кумекают. Вдогон им, небось, не больно охота. Ведают, что по прямой нас и стрелой не догнать... было. Извек вздохнул, оглядывая раны от стрел. Сам чувствовал, как слева, чуть ниже ключицы, начинает проклевываться тупая боль. Провел рукой по груди. Нащупав странное, бросил быстрый взгляд, присвистнул. Несколько пластин, будто осенние листья, вывернули края и сияли глубокой бороздой, оставленной концом степняцкой сабли. Подвигав плечами, сморщился: толи ребра треснули, толи мясо на ребрах расплющило. - Оказывается и мне досталось, - пробормотал он, не спуская глаз с кочевников. - Ниче, друже, еще маленько передохнем, а там куснем по яблочку и двинем, пока сил хватит. Глядишь, может и уйдем. Ворон шумно втянул воздух, выдохнул со стоном, подвигал верхней губой. Извек раскрыл ладонь, подкинул на руке сморщенные комочки и, застыл, заметив на опушке движение. Степняки спешно покидали седла. Не выпуская уздечек из рук, следили за вожаком, что медленно тронулся от леса. Отъехав на сотню шагов, хан привстал в стременах, лениво поднял руки и, не опуская, двинулся дальше. Сотник почувствовал, как сердце натужно погнало кровь по ноющему телу. - О, как... - пробормотал он и осекся. Мягкие теплые губы в одно мгновение смели с ладони оба яблока. В ответ на удивленный возглас дружинника, Ворон попятился и прижал уши. Глаза виновато лупали на хозяина, а зубы торопливо перемалывали легкую добычу. - Нечто льзя так! - укоризненно посетовал Сотник. - Бесстыжий! Слопал все в одну харю и огрызка не оставил. А ведь с такой закуской свадьбу сыграть можно. Ворон отступил еще на шаг, но Извек вновь направил взор к лесу. Не оглядываясь, еле слышно добавил: - А может тебе и нужней. Глядишь, улепетывать помогут. Хан, тем временем, преодолел две трети пути. Стали различимы дубленые чешуи кожаного доспеха, богатая сбруя и мокрые пятна на груди его скакуна. Видя, что дружинник и не думает убегать, степняк опустил руки на бедра и продолжал путь, горделиво выпятив грудь. Не доезжая броска копья, остановился, медленно огладил черную бородку. Непроницаемое лицо застыло деревянной маской, но брызжущие ненавистью глаза змеей скользнули по русичу и его коню. На тонких губах промелькнул призрак улыбки, когда заметил гнутые пластины, перетянутые раны Извека и потеки крови на Вороне. Извек тоже покосился на жеребца. Тому вроде легчало, ноги дрожали меньше, глаза смотрели живей. Поникшие уши встрепенулись, от голоса степняка: - Узнаешь ли ты меня, несчастный, чей последний день двинулся к закату? Сотник двинул бровями, переваривая чудное звучание родной речи в устах иноземца. Улыбнувшись, почесал макушку. - А должен? - Должен. - процедил степняк. - Наши дороги пересеклись второй раз. Последний. Извек кашлянул, почувствовал, как грудь слева резануло болью. Едва сдержав страдальческую гримасу, ответил с простецким лицом. - Может и видал. Мало ли вас по дорогам мотается, всех не упомнишь. Кочевник посерел лицом, но все еще держал себя в руках. Извеку показалось, что уже видел эту сдерживаемую ярость в узких щелочках глаз, эти бугры желваков на широкой нижней челюсти, эти вздувающиеся, как у коня, ноздри. Когда догадка почти проломила скорлупу памяти, губы всадника вновь разомкнулись. - Посмотри в глаза твоей смерти, ибо я - Радман. Сын великого Кури! Радман, брата которого убили твои стрелы! Радман - хан, чей отпрыск скоро вытопчет ваши земли и сложит курган из ваших черепов! Который... - О, Светлые Боги! - протянул Извек с радостной улыбкой. - Да неужто тот самый, что с брательником в яме сидел? А потом как-то выскребся, да утек через Калинов Мост? Ну точно, как же я сразу не узнал! Сотник потешно всплеснул руками, тут же почувствовал еще несколько просыпающихся ушибов, но оттягивая время для Ворона, продолжал заговаривать Радману зубы. - А, кстати, кто вам тогда пособил? Трое улизнули, пятерых стрелами забили, да только их течением унесло, так и не разглядели, чьего роду-племени... - Это не нам пособили, - презрительно ощерился хан. - Это вас продали. - И кто же нас продал? - Ваши же киевские иудеи. Они скоро всю Русь с потрохами продадут. Половина княжей челяди уже с их рук ест. Быть вам всем и купленными, и проданными, и под ярмом степи согнутыми. - Эт мы еще посмотрим, а как увидим, там и поглядим. - тихо молвил Извек оглядываясь на Ворона. Радман расценил взгляд по-своему. Легко спрыгнул с коня, выдернул из-за пояса камчу и, что есть силы стегнул своего скакуна по крупу. Жеребец завизжал от боли и рванул прочь. Хан проводил его долгим взглядом и обратил к дружиннику торжествующее лицо. - Плачь, собачий сын, пора умирать! Извек согласно кивнул, мол, что ж тут поделаешь, положил ладонь на рукоять меча. Сабля Радмана легко выпорхнула из ножен и вычертила в воздухе замысловатый сверкающий узор. Хан шагнул вперед. Не мигая наблюдал, как меч Извека сытым удавом выполз на свет и замер, поблескивая свежими зазубринами. Радман вновь выписал клинком сияющие круги, заставляя лезвие свистеть рассекаемым воздухом. Этими прелестями будешь землепашцев пугать, подумал Сотник, а передо мной неча сквозняки гонять. Он осторожно втянул воздух и, с досадой ощутил, как боль с новой силой стегнула от грудины к подмышке. Вдобавок и левое бедро вспомнило о пришедшихся по нему ударах. Извек хмыкнул старой пословице: вот сейчас и проверим, сколько чего за одного битого дадут. Радман остановился в пяти шагах. В горящих глазах читалась досада, что приходится давать ненавистному русичу быструю смерть. Первый наскок, стремительный, но осторожный, был скорее испытанием противника. Извеку пришлось отступить, уходя от первых двух ударов. Три следующих высекли искры, наткнувшись на грань его меча. На лице хана промелькнул хищный интерес кота, охотящегося за мышью. Он встряхнулся и, улыбаясь двинулся вокруг Извека. Замахнувшись в голову, ударил вниз. Клинок просвистел, едва коснувшись подола. Сотник поморщился, неловкая свиля* едва уберегла и без того отбитую ногу. Ударил в ответ, не особо хитро, проверяя защиту степняка. Тот лишь опустил руку, легко пропуская летящий меч в пяди от лица. Мгновенно бросился вперед, целя острием в перевязанную руку, но дружинник будто ждал этого и успел метнуть тело вбок. Закружили дальше. Следя за движением степняка, Извек оказался лицом к Ворону. Оживший конь, не дыша, следил за поединком, поймав на себе взгляд хозяина, в нетерпении переступил ногами. Извек мучительно соображал, как заполучить несколько мгновений, чтобы успеть прыгнуть в седло. Понимал, что на этот раз поединщик из него никудышный. Ярость, заставлявшая не чувствовать ударов, откипела окончательно, и запоздалая боль брала свое. Тело сделалось неуклюжим, каждое движение давалось с трудом и вязло будто в смоле. Исход боя становился все более очевидным. Уже дважды Сотник еле успевал отбивать ловкие удары Радмана. Скверно, подумал Извек. Так недолго и без башки остаться. Надо бы что-то измудрить, пока ветер без сучков. Хотя, если терять окромя головы нечего, может ею и рискнуть. После очередного наскока хана, Сотник отшатнулся и бессильно опустил руку с мечом. Заметив, как глаза хана сверкнули злорадством, неосторожно глянул в сторону леса. В тот же миг Радман резко скакнул вперед и обрушил клинок на голову дружинника. Извек запоздало вскинул руку. Сабля промяла слабую защиту и, лязгнув, впечатала подставленный плашмя меч в голову Извека. Дружинника отбросило на несколько шагов. Качаясь как мертвецки пьяный, он чудом удерживался на ногах. Руки висели плетьми, глаза невидяще блуждали, а по лицу скользнула юркая красная струйка. Не глядя на оглушенного противника, Радман воздел руки, медленно развернулся к войску. Далекие фигурки воинов заблестели вскинутыми клинками, спустя мгновение донесся радостный вой. Не спеша, чтобы видели каждое движение, Радман шагнул к шатающемуся Извеку, взялся за рукоять обеими руками. Далекий крик затих. В полной тишине, узорчатый дамасский клинок пошел вверх и, будто накапливая мощь, замер в высшей точке замаха. Зубы хана блеснули в жестокой улыбке, с губ сорвалось зловещее: - Отправляйся же... - Да некогда мне, - мрачно откликнулся Извек. - Дел полно! Плечо дружинника вздрогнуло. Радман застыл, не понимая что произошло. Встретив усталый, но вполне осмысленный взгляд Сотника, почувствовал между ребрами холод. Опустив голову, увидел торчащий в груди меч. Не веря глазам, попытался рубануть дружинника, но силы подвели и он скрючился от пронзившей грудь боли. Перед глазами поплыли цветные пятна. В меркнущем сознании всплыло недавнее предсказание мудрецов о наследнике. - Не увижу... - прошептал Радман и рывок клинка выдернул его угасающую жизнь. - Ну уж извиняй, - буркнул Извек вытирая лицо. Глянув на окровавленную ладонь, зло сплюнул. Вяло тряхнув мечом, вернул его в ножны и тяжело обернулся к коню. - Ну, что стоим косорылимся? Бежать надо! Или будем глазки таращить? Ворон, будто опомнившись, заспешил к хозяину. Коснувшись мордой окровавленного лица, зазвенел удилами. Извек провел по лбу второй рукой, вытер обе ладони о штаны. Поправляя повод, проворчал сварливо, как дед Пильгуй: - Ты бы на себя посмотрел. Сам весь в дырьях. Конь, дрожа от возбуждения, косился на далекий лес. Извек неловко вставил ногу в стремя, скрипнув зубами, кое-как взгромоздился верхом. Назад не смотрел. И так знал, что степняки уже прыгают в седла и отбивают руки о лошадиные крупы. Слух ловил приближающиеся звуки погони. Ворон едва дождался когда хозяин усядется и, с места, рванул в галоп. Навстречу снова ударил воздушный поток. Сотник зажмурился. Чувствовал себя прескверно, гадал: на долго ли хватит коню молодильной силы бабкиного угощения и, не свалится ли он с седла раньше времени. Казалось, он сам и был боль. Болело все: от костей и сухожилий, до кожи и корней волос. В ранах, под намокшими повязками, отдавался каждый удар сердца, суставы ломило, голова трещала, как городские ворота под стенобойным бревном. Боль была во всем, что видел, и во всем, что со встречным ветром вламывалось в уши. Так плохо ему не было никогда. Даже когда отроком задремал в новгородской корчме, а пятеро ушкуйников, оглушили и долго били ногами, он чувствовал себя лучше...
      Глава 33
      Неча сопли жевать, воевать так воевать! Языческая частушка
      Мокша все дивился на странного скакуна. Поначалу, когда из-за кустов выехали двое на чудном рогатом коне, подумал, что оборотни. Однако, услыхав из уст незнакомцев имя Извека, успокоился и проводил новых друзей к ожидавшим в лагере дружинникам. Там, вместе со всеми, второй раз выслушал рассказ о приключениях Сотника. В конце истории, услышав про напутствие Извека, весело хлопнул Микишку по плечу. - Радуйся, паря! Попал куда надо! Я и есть Мокша, а вон тот, длинный как копье и есть Эрзя. А это - доблестные княжьи дружинники, которые по милости одного из нас торчат теперь здесь, вместо того, чтобы сидеть в какой-нибудь харчевенке и следить, чтобы кружки не стояли пустые. Когда хохот утих, Мокша хлопнул себя по лбу. - Да вы небось голодные! Алтын с Дарькой замотали головами, но великан уже взгромоздил себя на ноги, заглядывая в висящий над костром котел. Теперь уже никто не подтрунивал над его привычкой таскать в седельном мешке пузатую походную посудину. Поначалу, конечно, веселились над чудачеством балагура, который может забыть и накидку, и шлем, и кольчугу, но меч и котел - никогда. Тяжелые ножны оттягивали окованный пояс, а заветная железяка, на десять человек, постоянно раздувала мешок позади седла. Вода закипела. Мокша достал крупу, но Дарька тут же оказалась рядом: - Давайте я постряпаю. Ваше дело воевать. Мокша хмыкнул, расплылся в улыбке. С готовностью отдал мешок, кивнул на разделанные тушки двух зайцев. - Уважь, милая, а то не дай боги пересолю, придется все самому слопать. Скоро в котле весело булькали куски зайчатины, покрывая разваривающуюся крупу слоем жира. Между пузырей кувыркались мелко накрошенные коренья и душистые травы. Микишка довольно наблюдал, как Дарька хлопочет у котла с кашей. Вместе с дружинниками ловил носами дразнящий запах. Глотая слюнки, все терпеливо ждали когда еда поспеет, поглядывали на изнывающего Мокшу. Тот уже дважды примерялся выхватить из-за голенища любимую ложку, да снять пробу, но укоризненный взгляд Эрзи всякий раз усаживал на место. Наконец Дарька подула на мешалку, попробовала крупинку каши и, ко всеобщей радости, кивнула, что готово. Мокша, не доверяя никому столь сложное дело, тут же ухватился за жердь и не дыша переместил котел на траву. Едва приготовился наполнить плошки, когда донесся ослабленный расстоянием протяжный свист.