Место покоя Моего - Чаша ярости: Мой престол - Небо

      Но все Мастера - будь их хоть трижды по четырнадцать! - не смогли бы, если б не помощь Иешуа, убить матрицу так, чтобы не только не повредить мозг, но и не оставить ему ненужной памяти. По мнению Иешуа - ненужной. Ибо помнить о былой силе, пусть даже злой, и знать, что она всего лишь - былая, такое вынести не каждому. Чтоб не сказать: никому не вынести. Но вот вам мольба к Господу, выплеснутая в псалме: "Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай..." Разве не о ней подумал Иешуа, когда помогал Мастерам вернуть Анну в "доматричное" состояние и одновременно - это уж точно сам! - снимал с нее груз прожитых грехов и преступлений? Конечно, о ней, о мольбе той, подумал, ибо грехи Анны и ее преступления против Мессии и его страны Храм были весьма велики и заметны всякому. Поболе, чем у каких-нибудь боевиков, со стрельбой прорывавших охранный периметр, или даже у тех, кто Нгамбу похитил и состарил. Однако простил ей грехи Мессия...
      А почему так - Петр догадывался: потому что Иешуа сам узнал о своей матрице. Сам! И хак он узнал о ней, тоже ясно было Петру: Анна все объяснила. Не сама, нет, на такой грех даже она, прошлая"не рискнула бы! Да и раскрыть себя - это сумасшествие для разведчика... Но когда Иешуа заподозрил ее, то, полагал Петр, сумел подслушать, сумел пробить блок, что не получалось у Петра. Полагал так Петр, не постеснялся спросить, но Иешуа не захотел подтвердить догадку друга.
      Сказал сердито:
      – Не спрашивай меня ни о чем, понял? Была Мари - стала Анна. Для всех. Другой человек. Хороший. Хотя для меня она по-прежнему - Мари...
      – Мари тоже сначала хорошей была, - не преминул ввинтить Петр.
      – И с этим не спорю, - лаконично ответил Иешуа и ушел.
      Помнится, разговор происходил в том же кабинете, где и суд Мастеров. Не нравился Иешуа кабинет. И прежде не любил там подолгу бывать, а после суда и вовсе на минутку забегал: что-нибудь нужное прихватить.
      Тогда он как раз взял походную легкую сумку, а утром следующего дня улетел из страны, оставив Петру странную записку: "Попробуй не искать меня. Я должен повидать мир, но так, чтобы мир не видел меня. Через неделю отправь Анну в Вену. Я позову тебя, когда пойму..."
      Что поймет? Куда позовет? Как собирается путешествовать, чтобы мир его не заметил? Невидимкой, что ли?.. И зачем ему Анна? И, наконец, самое главное: почему Петр не увидел, не услышал, не ощутил никакой реакции - ну, хотя бы обиды или простенького расстройства нервов! - на обнаружение самого страшного, если честно, и всегда наиболее тщательно скрываемого Пет-ром секрета, который именовался психо-матрицей? Той самой, что превратила сына плотника в Мессию. Ведь не подумал же Иешуа, в самом деле, что Петра не посвятили в ее существование...
      Вот так вся жизнь: одни вопросы, ответов - ноль целых хрен Десятых...
      Но ровно через неделю тем не менее люди Петра отвезли Анну етемаа в международный аэропорт имени, естественно, Нгамбы Усадили в салон первого класса "боинга", совершающего рейс по арщруту Киншаса-Вена. Путешествовала Анна по старым документам Мари, поскольку еще более старые - на ее истинно имя остались в архивах Службы Времени, а выправлять новые никому в голову не пришло. В том числе и Анне. Как-то легко она приняла к сведению тот факт, что в течение полутора лет существовала под чужим именем. А с другой стороны - чему удивляться? В стране Храм с некоторых пор на любой чих изнутри или со стороны будь то непреодолимое стихийное бедствие в виде пожара либо тяжкий социальный напряг в виде бунта - все сразу указывали одну причину: Дэнис. Так почему Анна стала Мари? Ясный пень: Дэнис. Тем более что она его отлично знала - сначала как начальника, а потом как вражину недобитую...
      Итак, улетела Анна-Мари и-с концами. И где они с Иешуа "смотрели мир", Петр не ведал.
      А жизнь, между прочим, потихоньку входила в привычную колею. Население страны Храм практически за пару-тройку недель восстановилось полностью. Вернулись многие из тех, кто бежал, поддавшись неведомо чьему зову или приказу, вернулись пристыженные, объясняли: сами не знаем, почему уехали; словно толкнул кто... Иоанн принимал и прощал всех, да и не за что было их осуждать: опять во всем виноват Дэнис. Восстанавливались здания, строились новые - как и планировалось, страна (или, по гамбургскому счету, все-таки город...) росла. Петр пару раз съездил к Нгамбе, изрядно попил с ним вина, именуемого элитным, получил ценные бумаги, дающие право на очередной землеотвод. Нгамба вполне свыкся с новой ролью - патриарха-президента славной Республики Конго. Он не скрыл от журналистов причин своего внезапного постарения, к месту напомнил прессе о чуде Иешуа в Нью-Йорке, которое зримо доказало любознательной части человечества факт существования параллельных миров. Журналисты не шибко-то и поверили в оный факт, как не шибко верили в тот, что открылся всем в Нью-Йорке, но и там и тут приняли восторженно: еще бы, ведь и там и тут рядом обнаруживался новоявленный Мессия, любимый двумя пятыми населения Земли Иисус Христос, Сын Божий, Царь Иудейский, наконец-то решившийся на Второе Пришествие (все слова с прописной буквы).
      Короче, на некоторое время Нгамба стал в прессе даже более популярным, чем сам Иешуа.
      Хотя популярность самого Иешуа - действительно великая среди верующих носила для медиа все-таки малость скандальный характер - на уровне постоянно тлеющей сенсации. Иногда тлела на первых полосах газет и в телевизионном prime-time, порой - перебиралась на другие страницы и в другое, менее раскупаемое время на телесети, но немеркнущий свет ее найти были юно всегда при желании. Для журналистов Мессия был чем-то вроде любимого наркотика: мол, понятно, что зримой пользы наблюдается (ни тебе перманентных революций, ни тебе космических катастроф, ни тебе экологических либо иных, но обязательно масштабных чудес), но и отказаться невозможно: публика оя любит и ждет о нем каждодневных новостей.
      Иешуа понимал суть отношения к нему прессы. Петр знал, оно, отношение, обижало его, хотя вслух он всегда повторял эимое - так он сам ехидно подчеркивал! - из соборного по-ния Петра (почему и подчеркивал...): "Всякая слава человеческая- как цвет на траве, засохла трава, и цвет ее опал". И добавил: "А мне до засыхания - еще жить и жить". Петр стерпелся с ехидством. Он прекрасно знал, что неведомый автор "послания Петра" просто-напросто перефразировал слова ветхозаветного пророка Исайи, лишь заменив "красоту" на "славу". Писал бы сам Петр, он бы до такого вульгарного плагиата не опустился...
      Но, прощая в общем-то собак-журналистов (вот вам правда о них: "когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи" - это уже цитата из Иоанна, тоже никогда не писавшего оную...), Иешуа - точно знал Петр! болезненно переживал равнодушное молчание иерархов главных христианских конфессий и глав государств. А ведь как последние рукоплескали Мессии на той памятной Ассамблее ООН, когда он попросил у них землю и получил ее! И что же? Из рукоплескавших с Мессией остался лишь Нгамба, да и то пострадавший физически и морально из-за своей Щедрости. Правда, пострадавший, но не осудивший... А остальные отхлопали и забыли - как не было на Земле Второго Пришествия. А и впрямь не было. Сказки это. Радость романтиков от слепой веры. А серьезные люди делают серьезные дела, им не до романтики, а значит - не до какого-то одержимого, мечтающего постро-ить в прагматичном и сверхскоростном мире двадцать второго века от Р.Х. некое спокойно-рутинное "царство Божье". На фига? Богу, как известно, Богово, а людям...
      Люди, повторим, верили во Второе Пришествие. Люди во всех транах по-прежнему, как и две тысячи лет назад, пели "Осанну" (увы, именно "Осаину", а не "Хошина" - Спаси нас" - что имело место в действительности...) вернувшемуся в мир живых Meссии, верили в его миссию, да простится невольный каламбур мечтали хоть раз, хоть одним глазком увидеть страну Храм. Уды на визит в нее большинство просто не имело средств, путь в центв Африки не близок отовсюду, а все-таки тех, кто хотел навсегда переехать в Конго - под сень Храма Веры - было не так уж много. Это-то понятно Не всякий рискнет бросить дом, худо-бедно налаженный быт, какое-никакое, а свое дело, а уж тем более семью, и переселиться - пусть даже вместе с семьей! - в блаженную, желанную, взлелеянную в мечтах, но все же чужую страну с названьем кратким "Храм". Африка есть Африка. На дворе - вторая половина двадцать второго века, но "черный континент", как он стандартно именовался "лжецами и отцами лжи", отпугивал жителей остальных четырех жилых континентов своими - огопь термин журналистов и политологов - "экономическими и социальными язвами". Говоря попросту - нищетой отпугивал. Болезнями. Голодухой... Мир в знаниях своих шагнул далеко вперед, но оставил большинство тех, кто его населяет, в дне даже не вчерашнем, а позапозавчерашнем. Впрочем, такое было во все времена: достижения цивилизации давались не всем, а самозамораживающиеся банки с кока-колой или даже ти-ви стенды на улицах городов вряд ли сильно улучшили быт малоимущих...
      Впрочем, страна Храм все равно не испытывала недостатка от туристов и новых поселенцев, иначе зачем строители не уходили с ее все расширяющейся территории, а Петр регулярно пил вино с Нгамбой, выуживая из него очередное "право на землю"...
      Люди приезжали и уезжали, люди оставались и пускали кор ни, люди растили детей - школы в стране были отличные? - и рожали новых, люди женились, разводились, умирали - все как везде. И никакой демонический Дзнис не мог порушить построенное уже и строящееся постоянно. Это было ясно и рваному попугаю, как любил говаривать все тот же народный фольклорист Латынин. Петру было обидно лишь, что в последние месяцы - и особенно после открытых атак на страну Храм - Иешуа заметно отошел от любимого своего учительства. Или, если хотите, проповедничества. Ненавязчиво перепоручил свои обязанности Иоанну, отцам Педро и Никодиму, а у него за эти годы и другие ученики-учителя возникли: несмотря на вызывающее молчание церковных начальников, их всяких рангов подчиненные, уставшие от лжи и корысти Церкви, тянулись к Мессии. Так что было кому вести в Кольшом Храме постоянные и практически всегда - кто бы ни вел нестандартные по мысли, увлекательные проповеди. Или - точнее - лекции. О жизни, а значит - обо всем.
      А люди-то хотели слышать Мессию. Иначе - зачем тогда Второе Пришествие? Чтобы он, Мессия, пришедший вторично, по миру праздно путешествовал? Инкогнито и с барышней?..
      Нет, не нравилось это Петру, совсем не нравилось.
      Но повседневная деловая карусель уматывала, как и прежде, как всегда, и не давала лишнего времени для праздных размышлений. И беспокоило то, что настырный Дэнис непонятно почему притих, затаился, жить не мешал. Потерял.взасланного казачка"?.. А знал ли он вообще, что его любимый и основной "казачок" потерялся?..
      И тут в карман пришел междугородный звоночек - из далекого городка Лё-Туке-Пари-Пляж, с родины Мастера-пятнадцать Анны Ветемаа. Звонил, как ни удивительно, путешествующий инкогнито.
      – Чем занят? - бессмысленно поинтересовался инкогнито после взаимных приветствий.
      – С тобой говорю, - с большевистской прямотой не стая скрывать Петр.
      – Это хорошо, - похвалил его Иешуа. Вадиме, за прямоту. - Ты вот что... Ты мне нужен здесь.
      – Зачем? - лаконично удивился Петр.
      – Не по телефону, - лаконично же не объяснил ничего Иешуа.
      – Когда? - выдержал взятый стиль Петр.
      – Лучше сегодня, - тоже не ушел от стиля Иешуа и отключился, можно сказать, "по-английски", то есть не попрощавшись.
      На дворе вставало раскаленное экваториальное солнышко, день начинался, длинный и наверняка забитый событиями под завязку; Петр проинструктировал помощников, сообщил Иоанну о звонке Иешуа и своем отъезде, оставил за себя Круза и улетел первым подвернувшимся рейсом в Париж. Там взял напрокат в аэропорту звероватый "порш" и через полтора часа парковал его у дверей сравнительно нового отеля "Плаза". С Иешуа, если вспомнить их обмен репликами, о встрече не договаривались, но Петр, зная дру-га, полагал, что тот сам объявится именно в том месте, где будет Петр. Поэтому Петр, забросив сумку в комнату, спустился в бар, заказал себе безобидную смесь рома с колой, по сей день носящую исторически гордое имя "Куба либре", и стал ждать. Это он умел преотлично - ждать. Как Мастеру и положено.
      Но проявить умение не удалось.
      И "Свободную Кубу" допить не успел, когда в холле "Плазы возник Иешуа праздный путешественник в традиционных для себя джинсах и рубахе - нежаркий май выдался на севере Фраи ции, - вполне уместный в этой вольной одежде даже в перво-классном отеле заштатного курортного городка, поскольку городок этот планомерно въезжал в туристический сезон. Да пусть хоть в водолазном скафандре заходит - лишь бы клиент...
      Иешуа молча сел рядом с Петром, как будто и не было многодневного расставания, как будто отходил просто куда-то - на пару минут всего, спросил у мигом подошедшего бармена стакан "пе-рье", дождался его, медленно, со вкусом выпил газированную воду, аккуратно поставил стакан на салфеточку и только после всех этих показушных церемоний соблаговолил заметить - ну точно на пару минут отходил:
      – Холодно здесь.
      Вот ведь привычка какая могучая, невпопад подумал Петр, никак не реагируя на метеорологическое открытие друга, можем не разговаривать, а просто мыслить так нет, шевелим губами, сотрясаем воздух...
      – Странным было бы, - сказал Иешуа, тут же подслушавший мысль Петра, если б два здоровых мужика сидели рядом и молчали. Немые, что ли?..
      – Почему? - не согласился Петр. - Курорт ведь. Отдыхают люди. Чего зря языком болтать?
      – Несветский ты человек, Кифа, - осудил его Иешуа.
      – Есть установка быть светским?
      – Есть. Сегодня в девять вечера. Шато Левенкур. Это в десяти минутах езды. Спросишь консьержа - он объяснит. Форма одежды - смокинг. Да... - Порылся в кармане джинсов, вытащил изрядно помятый конверт. - Тут приглашение.
      – А как же... - начал было ошеломленный краткостью информации Петр, но Иешуа уже не слушал: встал и ушел.
      Вот всегда так: пришел - не поздоровался, ушел - не простился. Но на вежливость можно и наплевать, а вот любимое свойство Иешуа ничего не объяснять до самого последнего момента - рааДР жало. Тем более что в самый последний момент у Иешуа никогда не исключались неожиданности. В том числе и малоприятные.
      И еще: где Анна, то есть Мари? У родителей?.. Родители ее дут, по-видимому, здесь, в Туке...
      Оборвал пустые размышления! Ну и что, если и живут здесь? Не сти же к ним идти... И, кстати, неплохо было бы заранее узнать, кому принадлежит названный замок. Иными словами: к кому с визи-следует являться в смокинге "black tie". Вытащил из конверта не менее смятый листок дорогой бумаги, развернул. На листке значилось: "Барон и баронесса Левенкур имеют честь пригласить Вас на прием". Ну и потом - про время начала приема, про "черный галстук". А по поводу чего прием - ни слова. Прием и прием. Гостепреимные они здесь, бароны... Совсем нечего делать местным наследникам былой славы Франции!.. Хотя вышеназванному рваному утаю понятно, что тут круто замешан друг Иешуа.
      Допил "Кубу", подписал счет и отправился в номер. До девяти аалось навалом времени, стоило отоспаться, поскольку неиз-гно было - чем заполнится грядущая ночь. Так и сделал. Лишь предварительно заказал консьержу смокинг...
      Замок, как позже объяснил тот же консьерж, действительно принадлежал наследникам древнего рода баронов Левенкур, но много лет сдавался внаем всякому пожелавшему пожить на курорте не в отеле, а в баронских покоях. Кто снял замок нынче, консьерж не знал. Хотя, конечно, на дворе - начало сезона, погодка оставляет желать лучшего - какой дурак снимет здесь замок! Так что, может, и впрямь сами Левенкуры объявились... Дорогу пока-зал на карте, смокинг добыл отличный и по размеру. Пожелал на дорожку приятного вечера.
      Петр до замка добрался легко: дорога просто уперлась в итоге в высокие витые чугунные ворота, распахнутые притом, за которыми лежал приличный по размерам - ну не меньше гектара! - парк, за которым явно не ухаживали. На ухаживание деньги требуются, а у Древних баронов - если они не стали новыми богатыми французами - с денежками туго. Дом бы в целости и порядке сохранить этo тоже занятие не из дешевых, но за состояниям французских замков внимательно следят власти и штрафуют безбожно тех хозяев, кто не хочет хоть по малости вкладываться в историю страны.
      Петр запарковал "порш" около замка или все-таки - так было точнее! просто большого дома в три этажа, на выложенной мраморной плиткой площадке, где стоял чей-то заляпанный грязью огромный "роллс-ройс", а рядом притулился махонький пестрый "элекг-Росмарт". И - ничего больше из автотехники, что напоминало бы о вечернем рауте. Зато поодаль, метрах в пятидесяти от площадки авто, прямо на жестком зеленом газоне паслись обыкновенные ушастые ослики, числом семнадцать - Петр прикинул, - абсолютно такие же, на которых он со товарищи время от времени, коли денеж ки позволяли, передвигался по землям древних Иудеи, Галилеи Са-марии, Идумеи, Трахонитвды... А из дома доносилась тоже древняя музыка: скрипки тянули долгий и томный менуэт.
      Что за чертовщина! - подумал Петр. Кого это привезли на ископаемых музейных тварях Божьих и где отыскали их в таком товарном количестве и вполне, кстати, пристойном, ухоженном состоянии? Или они предназначены для веселых прогулок по парку - гостей бала баронов Левенкур?.. И все-таки, все-таки: при чем тут Иешуа? Впрочем, последний вопрос был явно риторическим...
      Петр пошел к парадным дверям замка, постоянно оборачиваясь назад. Он не Анна, того, кто внутри, у него не имелось - ни внутри, ни снаружи, но ощущение чего-то странного, может быть даже опасного, было словно рассеяно в воздухе, и Петр инстинктивно пытался поймать источник этого ощущения. Дом? Музыка? Ослики?.. Нет, не получалось, не находилось, и Петр решительно потянул тяжелую дубовую дверь за медное кольцо, вставленное в нос позеленевшему, давно не чищенному зверю, и очутился в просторном холле, из которого наверх, на второй этаж вела широкая мраморная лестница, когда-то богатая и нарядная, а сейчас, увы, потрескавшаяся, истертая за века тысячами, если не миллионами подошв вон, даже вмятины от них в мраморе образовались. Плохо, плохо с денежками у Левенкуров, не ошибся Петр...
      А на самом верху лестницы возникло существо мужеского пола в красном камзоле до колен, белых чулках, в золотых туфлях на высоких и широких каблуках и с золотыми же буклями на голове, возникло, стукнуло черным жезлом об пол и провозгласило профундо:
      – Его Высокоумелость Мастер-три!
      И менуэт сменился тушем.
      Обалдевший от непонятного идиотизма произнесенного титула, Петр поднялся по ступеням, перешагивая сразу через две, и мигом оказался у входа в зал, который занимал, по-видимому, почти всю площадь второго этажа. В зале имели место колонны ч того же ископаемого мрамора, что и ступени, стены с лепниной У потолка в виде венков и корзин с фруктами, а также хрустальны люстры, легко звенящие от каждого шага по тоже вытертому, местами потрескавшемуся, но все же тщательно натертому и оттого сверкающему паркету.
      Туш закончился, раздались аплодисменты.
      Хлопали присутствующие в зале мужчины, четырнадцать персон. Все в смокингах, как и было ведено. Одного Петр увидел разу, просто мозг автоматически вычленил его из черно-белой толпы, поскольку Петр подсознательно искал его. Иешуа. Тоже, повторим, в смокинге и галстуке-бабочке, непривычных на нем донельзя: этакий маэстро на гастролях, оставивший в соседней комнате скрипку Страдивари или рояль Беккера - уж на чем этот длинноволосый и бородатый интеллектуал пробавлялся концертами в провинциальной Франции.
      Иешуа подмигнул Петру: мол, все схвачено, Кифа, за все уплачено, я ситуацию под контролем зажал мертво.
      И тогда Петр, чуть успокоившись, поспешил заметить остальных тринадцать тоже, кстати, до боли родных и знакомых. Мастера это были, коллеги по странствиям во времени - тринадцать штук ровно. Вот прямо вышли из кабинета Иешуа в стране Храм, вот прямо долетели до курортного местечка на берегу пролива Па-де-Кале, вот прямо переоделись в смокинги вечерние, двести франков в сутки прокат, и явились на бал. С перерывом на... на что?.. да на перерыв с перерывом. На перерыв, во время коего они дол-хны были прибыть к месту службы, то есть в Службу и прибыть, и терпеливо ожидать приказаний Большого Босса по имени Майкл Дэиис. А они - вон как, оказывается! - на бал... Очень, однако, приятно, давно не виделись, а где же девушка наша, где хорошая, где единственная?..
      И других прекрасных дам на бал не пригласили, и столов в зале не накрыли, и не сновали мышами официанты, разнося гостям ледяное шампанское "Dom Perignon" в высоком хрустале на серебряных подносах, да и музыкантов с их занудными менуэтами куда-то засунули, скрыли от глаз - быть может, в другую комнату чли в другое измерение.
      Ладно было Петру ерничать про себя, прикрывая не то чтобы стыдливое недоумение, а прямо целый ворох крутых непоняток, пленных целиком театральной от чугунных ворот до тонкого сукна прокатных смокингов - ситуацией в замке славных баронов евенкур, которую Иешуа мертво зажал под контролем.
      Размышление не к месту и не ко времени: коли зажал - мертво, то как ей дальше развиваться?..
      – Всем привет, - глупо сказал Петр, терпеливо дослушав аплодисменты.
      Но ответа ни от кого не получил. Мастера как стояли так м продолжали стоять - молча и строго, всем своим гордым видом т начал, что пришли сюда не танцы устраивать и не икру с шамлан ским метать, а делать что-то важное - вроде очередного исполнения очередного же параграфа раритетного Кодекса собственной чести
      К слову, похоже было на то, только подходящий случаю параграф не вспоминался... Какому, кстати, случаю?..
      И весь этот пафос многозначительности (или многозначительность пафоса...) - вкупе с пасущимися в парке ослами, грязным "роллс-ройсом" и ливрейным мажордомом - так не вязался с унылой обветшалостью бального зала локально знаменитого шато Левенкур, где в хрустальных люстрах не хватало электрических лампочек, что Петр нагло решил нарушить церемонию: пушечно чихнул, трубно высморкался в носовой платок, извлеченный из кармана смокинга, отодвинул тяжелую оконную штору и уселся на подоконник с ногами. Только тогда заметил, что впопыхах не сменил носки: из-под черных с шелковыми лампасами штанин выглядывали серые в стрелочку - бытовые. Позор-то какой, однако...
      – Ну что, коллеги, так и будем молчать? - спросил он у Мастеров ритуала. Или помер кто? Или мы здесь пьеску из средневековой жизни репетируем? Так моя роль какая? Объяснил бы кто-нибудь, пожалел дурака...
      "Слезь с окна, - услышал он Иешуа, - и встань рядом со всеми. Жди, не выступай зря... Да, ты прав - это спектакль. И ты в нем - только актер. Как и мы все. А какая у тебя роль?.. Ну, допустим, пудель Артемон из сказки... Вот только носки... ох, Кифа... спросонья ты их надел, что ли?.."
      Про носки Петр пропустил мимо ушей, на пуделя не обиделся - лишь отметил, что Мессия, оказывается, когда-то ухитрился найти время, обнаружить книгу или файл в каком-нибудь сайге для детей - с какого глузду он в него залез? - и прочесть старую добрую, хотя и ворованную (сейчас скажут: remake, обычное дело...) сказку про золотой ключик. Диапазон интересов у него, однако... Соскочил с подоконника, послушно встал в толпу таким же многозначительным истуканом и запасся терпением ждать. Невесть чего. Явно - не Второго Пришествия, оно-то уже состоялось. Вот только прав пришедший: мир его не заметил, вернее, не сам мир - сильные мира сего (а они-то и есть этот мир!..) сделали вид, что никакого Пришествия нет и не было. Но будет, господа, не волнуйтесь, непременно будет, Книга Книг не врет. Надо только верить и ждать...
      Книга Книг, к сожалению, слишком часто выдает желаемое за действительное, а действительное - за несуществующее. Или - в лучшем случае! - за несущественное. Это логично, поскольку она - книга, литература, а значит субъективна по определению. Но сказано в ней - у пророка Иакова: "Вера без дел мертва". Дела Мессии в двадцать втором веке должны были - как им самим задумывалось - оживить ее, умиравшую. Оживили? В чем-то, как-то где-то... Чуть-чуть - самая точная оценка. Чуть-чуть - это если в масштабе всей Земли. Но сказанное "чуть-чуть" - это только начало процесса. Смертельно больной не выздоравливает в секунду. Медицинские чудеса Иешуа в древней Иудее вряд ли даже сравнимы с чудом исцеления самой Веры, которую, как много раз повторялось, добивали веками. Но ведь оно заметно и невооруженным глазом - это "чуть-чуть"! Есть сделанное, есть делаемое... Как писал библейский Иоанн-богослов, весьма чтимый теми самыми сильными мира:
      "Когда не верите Мне, верьте делам моим". Но одно дело чтить написанное, другое - признать рядом живущее. Мертвые не мешают, а живые то и дело путаются под ногами, лезут во все дыры со своим непременным: "Я знаю, как надо!"... А кому нужно чужое знание, когда собственное преотлично работает и, как в свое время утверждалось, "дает стране угля"? Никому не нужно. Поэтому всезнающих лучше всего убрать подальше, а в оптимальном варианте - не замечать. Собака лает, а караван идет...
      Дэнис хотел стать самым сильным в этом мире, единственным, кто "знает, как надо" и может рулить. Кроме того, он единственный в среде сильных знал, что называющий себя Иисусом Христом в действительности им и является, знал и верил делам его - спасибо Иоанну за формулу. Поэтому он и хотел заполучить себе устройство с шильдиком "Мессия", которое сам заказал и дождался исполнения и прибытия заказа в срок. Одна беда: не по адресу устройство прибыло! Вот Дэнис его и не получил. Вот и остался сильным, да не самым. Выходит, просто сильные более правы: не замечать - оно как-то спокойнее...
      Одно знал Петр: Дэнис не умел и не терпел проигрывать. А зна-чк!, тишина в стране Храм - это не мир, а вынужденное перемирие.
      Но и другое знал Петр: лишь единожды Иешуа отступил от мысленного: когда не удалось ему разрушить Храм в Иершалаиме - той страшной ночью во время Песаха. Но отступил, верну ся, ведомый Петром, к канонической версии - и выиграл.
      Зато потом, перелопатив тысячи компьютерных "страниц" гоя дущей истории христианства, решил, что личный выигрыш его стал началом проигрыша Веры.
      Сказано: "Поражен дух - кто может подкрепить его?" Второе Пришествие Мессии, пресловутое "чуть-чуть" - что с ним дальше станет, куда путь ляжет?.. Видел Петр, чувствовал-задумался Иешуа...
      А Дэнис?.. Что Дэнис?.. Так, камень на том пути. Камни, как помнил Петр, для Иешуа - не помеха. Если они обнаружены опознаны и поняты. Как было на дороге в Иерусалим: ба-бах - и пополам камень. Дело техники...
      Однако стоять истуканами - подобно ослам в парке - надоело изрядно. Хотелось действия, коли уж объявлен театр, и желательно сразу какого-нибудь третьего, финального, от кульминации - к развязке. Чтобы потом - рюмочку, чтобы потом - по бабам... Актеры- они ж как те же ослы: им простои не на пользу идут, резвость пропадает...
      И ведь как вовремя пришло раздражение! Внутренний монолог завершен и занавес взлетел птицей чайкой светлой памяти Антона Павловича с Константином Сергеевичем. Мажордом у лестницы бухнул жезлом об пол и провозгласил очередной театральный текст театральным голосом:
      – Его Высокохитрость, Главный Маршал Секретных Операций, Смотритель Мертвого Времени сэр Дэнис!
      Ну фарс, ну комедия дель арте, ну прямо волосы на руках от стыда дыбом встают...
      А и напрасно - дыбом.
      В зале - из глубин лестничного парадного пролета - возник Майкл Дэнис: в смокинге, в черной бабочке, как и все приглашенные на этот бал или шабаш, с дежурной светской улыбкой на тонких губах. Встал рядом с ливрейным объявлялой, огляделся и - улыбка сползла с лица.
      – Опаздываете, Инспектор, - сказал Иешуа. - Несолидно для смотрителя времени. Или оно для вас настолько мертво, что вы его просто не замечаете?.. Однако прочь упреки! Все в сборе. Можно начинать...

ДЕЙСТВИЕ - 2. ЭПИЗОД - 11
ФРАНЦИЯ, ЛЕ-ТУКЕ-ПАРИ-ПЛЯЖ, 2160 год от Р.Х., месяц май; ИУДЕЯ, ИЕРШАЛАИМ, 28 год от Р.Х., месяц Сиван
(Продолжение)

      Иешуа хлопнула ладоши, и опять заиграли невидимые музыканты. Вальс они заиграли. Шопена. Это так Петру хотелось - чтоб музыканты. А на самом деле скорее всего никаких музыкантов в этом драном шато не было, никто их не нанимал, да и где найдешь пристойный (а судя по исполнению, - вполне, вполне...) камерный оркестр в северной европейской глуши в разгар очередного циклона с Атлантики, принесшего холод в и без того нежаркий в Нормандии май, когда кругом - ни туриста, ни курортника, даже выносливые гольфисты предпочли расчехлить свои клюшки где-нибудь в Коста-дель-Соль в Испании или на Кот-дАзуре во Франции? Нет их здесь, а значит, музыка - обыкновенная цифровая запись, которая, кстати, вполне может включаться по хлопку ладоней.
      Что придумал Иешуа? Может, помимо сказки про Буратино и золотой ключик, он нашел в сети все еще живой и волнующий роман про Мастера и Дьявола, про Прекрасную Даму и ее любовь к Мастеру, про Иешуа из Назарета и пятого прокуратора Иудеи всадника Пилата в белом плаще с кровавым подбоем? Скорее всего нашел: любопытство постоянно заставляло его читать все о себе, все исторические, псевдоисторические и просто литературные выдумки-версии об Иисусе Христе. И что же, его так поразило описание в том романе виртуального бала мертвецов, устроенного Дьяволом?.. Помилуйте, но в литературном оригинале все было несравненно изящней, богаче, фантастичней... Да просто-напросто интересней и с куда большей выдумкой! А здесь...
      А здесь звучал бессмертный вальс, означая открытие бала и ич незамеченных Петром двойных дверей - там, в дальнем конце зала за красными бархатными гардинами, - вплывала королева бала в длинном, до полу, платье с пышным жестким кринолином, с глубоко открытой грудью, украшенной наверно бриллиантовым - уж так оно сверкало! - колье, с высокой прической, убранной наверно жемчужными уж так они белели! - нитями... Она плыла по паркету - мимо статуей окаменевшего мажордома, мимо Дэниса, тоже сейчас косящего под истукана - от изумления, разумеется, которое прямо-таки читалось на его истуканьей роже, - плыла к Мессии, стоящему чуть впереди команды Мастеров, которым - заметил Петр - все происходящее тоже было внове. Иешуа сделал шаг ей навстречу, она присела перед ним, придерживая пальцами края кринолина, склонила головку с тяжеленным шиньоном.