Место покоя Моего - Чаша ярости: Мой престол - Небо

И, наконец, семья Иешуа Назаретянина, Иисуса Христа, самая известная и самая чтимая из известных и чтимых в Колумбии. И кому какая разница, что папа у Иешуа был простым плотником, мама, как теперь пишут, домохозяйкой, социальное происхождение, как видите, подкачало! Повторим: кто об этом помнит? Важно не реальное происхождение, а декларированное "городу и миру". Какое оно у Иисуса? Вот-вот... А если вспоминать давнее и прочно забытое, то Висенте-Руис был когда-то пятым сыном в полунищей семейке крестьянина из ближних окрестностей дыры по имени Ярумаль, первый раз сел за разбой, когда ему стукнуло пятнадцать, потом еще и еще, но теперь-то он сенатор, блин, лидер партии! И портрет старого, давно, слава богу, покойного папы Гонсалеса, висящий в гостевом зале шале над камином из белого мрамора, представлял гостям благородного предка, этакого седовласого и седоусого ранчеро, если и не богатого, то состоятельного настолько, чтобы воспитать сына в лучших традициях лучших южноамериканских семей. Портрет был и вправду хорош.
      – Это Эль Кано? - спросила Мари, увидев работу. Кто такой Эль Кано, ни Иешуа, ни Крис не ведали, как не ведали о столь глубоких познаниях девушки в современной южноамериканской живописи, зато хозяева мгновенно оценили приятную для них искусствоведческую эрудицию гостьи, сеньор Гонсалес прямо-таки расплылся в улыбке:
      – Он самый. Мировая знаменитость! Оказал мне высокую честь. Он соблаговолил написать также мой портрет, портреты моей жены и детей.
      – Дорогое удовольствие, - заметила Мари, зная, по-видимому, во что ценит свой труд мировая знаменитость.
      – Что не сделаешь для сохранения семейных традиций, - уклончиво и малопонятно отговорился хозяин. - Память - она дороже любых денег...
      И тут до странности некуртуазно, не в струю плавно потекшей светской беседы повел себя Иешуа, представитель славной семьи плотников из Назарета.
      – Давайте прекратим пустые разговоры, - сказал он. - Я ничего не понимаю в живописи и не могу, сеньор Гонсалес, оценить ваше приобретение. Уж извините. Я просил падре Педро... - туг он на миг запнулся, впервые осознав забавность сочетания слова и имени, но - только на миг, - ...устроить нашу встречу, чтобы я мог получить более-менее внятные ответы на интересующие меня сегодня вопросы. Иными словами - понять, как устроен наркобизнес. Пусть - в общих чертах...
      Молчание повисло ощутимо. В таких случаях обычно вспоминают ангела, который куда-то тихо пролетел.
      Впрочем, реакция на ангела была разной.
      Падре Педро - действительно, специально не придумаешь! - мучительно покраснел, глаза его выразили неподдельное и огромное чувство вины, замешенное на чувстве стыда и чувстве негодования. Этакая гремучая смесь, не взрывающаяся, впрочем.
      Крис укоризненно посмотрел на Учителя: ну да, ну, все правда, но зачем же рубить с размаху? Зачем же говорить вору, чти он вор, если тебе от него что-то нужно? Ведь выгонят сейчас, и никаких ответов никто не получит...
      Мари просто улыбалась: ей-то как раз нравилась бесхитростная на вид прямота Учителя. Хотя тот, кто внутри, вел себя нервно: что-то чувствовал, что-то подозревал, но пока не понимал - что именно...
      А Гонсалес ничем не показал, что гость совершил, как утверждают французы, faux pas, то есть бестактность. Он мельком глянул на падре, потом на Мари, тоже улыбнулся - еле-еле, краешками губ, - и сказал мягко, почти интимно:
      – Вряд ли я могу быть вам полезен, Мессия. Боюсь, что падре кое-что недопонял... И, кстати, зачем вам эта информация, тем более - в общих чертах? В таком виде она имеется в любой книге про наркобизнес, которых за последние два столетия появилось прорва. Даже в моей библиотеке можно какие-то найти... Приказать?
      – Не надо, - ответил Иешуа. - Я все же уверен, что именно вы поможете мне. Не стоит лукавить. Я знаю, кто вы, и не падре рассказал мне о том. Он просто добрый человек и считает вас тоже добрым и благородным. Он всех считает добрыми и благородными. Его право. Но мне это право не подходит. Поверьте, сеньор Гонсалес, в моих силах - усадить вас на кресло, зафиксировать на минутку и насильно считать всю нужную мне информацию. И ненужную тоже - вообще всю, которую вы накопили за жизнь! И ваши воины не сумеют мне помешать: они полежат тихонько в ваших красивых кустах в парке и в вашем красивом лесу, пока я не покину поместье. Но я не хочу насильно. Я пришел не с войной, но с миром. Я даже готов выпить с вами вина, если оно найдется в доме, - хотя Чили неподалеку, а там, я знаю, делают хорошие вина, - и поднять тост за упокой вашего отца, - он кивнул в сторону портрета, - и за здравие вашей прелестной семьи. Соглашайтесь, сеньор Гонсалес. Хотя... Я не стану лгать, утверждая, что вы совсем ничем не рискуете. Все может статься. Жизнь покажет. Но обещаю: о моих возможных действиях вы узнаете первым. Информация в обмен на информацию. Справедливо?..
      Гонсалес молчал. Вышеуказанный тихий ангел летал туда-сюда, благо холл в доме хозяина был достаточен и для полетов ангелов.
      – Вы смелый человек, Мессия, - сказал наконец Гонсалес. Мягкое, плюшевое, улыбчивое лицо его стало жестким и каменным, Хотя улыбка не исчезла, все еще жила на губах, но какой-то подчиненной жизнью, словно ее нищенкой, из милости пустили на этот красно-коричневый, как колумбийские Кордильеры, камень лица.
      – Отнюдь нет, - не согласился Иешуа. Вот у него улыбка прямо-таки хозяйничала на лице. - Я не смелый, вы употребили неверный и обидный термин. Одобрение смелости подразумевает возможное наличие трусости, а я лишен и того и другого. Что вы можете сделать мне? Убить? Вряд ли получится: мне не страшны людские средства уничтожения себе подобных. Пытать? Во-первых, это глупо: я умею не чувствовать боли. А во-вторых, вам меня не взять. Я уйду, когда захочу, и пройду сквозь любые препоны. И сумею защитить моих друзей - это, к слову, о возможном шантаже...
      – Однажды вы все-таки позволили себя убить, - сказал Гонсалес.
      Они стояли друг против друга: один большой и сильный, a другой маленький, немолодой и внешне совсем не страшный. И разговор шел спокойно, на полутонах. Идиллия...
      – Было, - засмеялся Иешуа. - Но вы правы: именно позволил. Для того чтобы воскреснуть и вознестись и, к сожалению, породить весь тот бардак, который вы называете Святой Церковью. Хотелось бы попытаться исправить слом в Истории. Поможете?
      Он употребил термин своего учителя и Апостола - Петра, термин его Службы Времени, целью существования которой и было единственно исправление в Истории сломав. Представьте, что бросок во времени показал страшное: отец и мать... кого?.. ну, например, великого Леонардо не встретились и великий не родился. Как это изменит Историю? Трудно просчитать, легче исправить этот слом в ней, легче послать в прошлое одного из пятнадцати Мастеров Службы и сделать так, чтобы родители встретились, а Леонардо родился. Очень конкретный и точный термин - слом, а Иешуа употребил его не по отношению к факту, а вообще - к Истории в целом и к истории Церкви в частности. Он имел в виду, что она, хрупкая История, просто сломалась, когда он, Иисус Христос, вознесся и покинул землю, а неумные, неопытные, недобросовестные, наконец, ученики, начали корежить задуманное и заложенное в фундамент Христом и все городить по-своему.
      Но кто бы возражал против такого употребления профессионального термина? Петра - чтобы возмутиться и поправить - рядом с Иешуа не случилось.
      И Гонсалес так же понял. Сказал, усаживаясь в кожаное кресло перед камином и приглашая остальных - кресел и диванов вокруг хватало:
      – Вам виднее, Мессия, но я-то, грешный, не вижу, что сломано в нашей Церкви. Она для меня нерушима и свята. В чем я смогу вам помочь? Вы хотите знать все про наркобизнес, как его называют журналисты? Но зачем вам эти знания? Чем они помогут вам?.. Ну, хорошо, я действительно имею отношение к этому бизнесу, я знаю его подробности. Но боюсь, что мы по-разному смотрим на его суть. Для вас он - преступление против людей. Для меня - просто бизнес, во-первых, и посильная помощь людям, во-вторых... Погодите, не перебивайте, я знаю, что вы хотите возразить... Да-да, помощь людям! Не всем. Всем наркотики не требуются. Они нужны слабым, боящимся, страдающим, больным. Они - мир для них. Пусть иллюзорный, пусть в итоге конечный, но до конца - счастливый и бестревожный... Вы бывали в Диснейленде?.. Не бывали... Там полно сумасшедших аттракционов, и цель едва ли не всех - напугать человека, вызвать бешеный приток адреналина в кровь, создать иллюзию того, что он, человек аттракционе, находится на грани аварии, на краю гибели. Но это всего лишь иллюзия, поскольку у каждого есть просчитанная страховка: то ли ремень безопасности, то ли решетка, закрывающая кабинку, то ли еще что-то. Бывает, конечно, что ремень рвется, а решетка откидывается на лету. Что ж, даже на аттракционах живет риск - минимальный, а все же!.. А что такое жизнь на земле? Тот же аттракцион, только страховок - никаких, и не для тела страховок - для души, и риск огромен, тем более что аттракцион под названием "Жизнь" очень стар и изношен. Сколько он существует? По Библии - шесть тысячелетий. А по Дарвину - и того больше...
      – И наркотики, по-вашему, это страховка? - спросила Мари.
      – Ни в коем случае! Никакой страховки нет и быть не может. Разве что деньги, но и они не спасают душу... Наркотики - это возможность для человека забыть, что он крутится на "чертовом колесе", и получить покой и тишину. В Диснейленде все просто: не хочешь крутиться - не покупай билет, сиди на лавочке, лижи мороженое. А в жизни с колеса не слезешь. И только наркотики дают человеку спасительную иллюзию покоя. Тому, естественно, дают, кто в ней нуждается...
      И опять Мари вмешалась, потому что Иешуа слушал и молчал, не пытался прервать монолог хозяина.
      – А то вы не вербуете все новых и новых нуждающихся...
      И опять хозяин знал ответ:
      – Вербуем? Ох, никого я не вербую, я слишком далек от этого, не мое это, не мое... Но кто-то там далеко от меня - да, вербует. Но ведь вас он не завербовал, а, девушка? И вот юного чернокожего сеньора - тоже. И еще миллионы и миллионы незавербованных - почему? Да потому что завербовать, как вы выражаетесь, можно только тех, кто этого хочет сам. Иначе - кто нуждается в иллюзии, как бы он того ни скрывал от себя...
      – А почему дамы стоят? - вдруг спросил Иешуа. - И почему нет вина? Или его вообще нет?
      – Ох, простите меня, простите, - заволновался Гонсалес. Хлопнул в ладоши. Тут же в дверях появился человек в белых штанах и просторной рубахе (форма здесь, что ли, такая?). - Мигуэль! Вино, фрукты, сок гостям - быстро... И что там у тебя с обедом?
      – Все в порядке, патрон, все будет вовремя.
      – Выполняй... - И к дамам, как назвал их Иешуа: - Можете присесть вместе с нами. Позвольте представить: моя жена Инее, моя дочь Соледад, а сын... - Сына давно не было. Сбежал с мороженым на свободу. - Сын еще мал, чтобы понять, кто почтил визитом наш дом, простите ему бегство...
      И жена Инее, и дочь Соледад последовательно, прежде чем сесть на краешки кресел, припали губами сначала к руке Иешуа, потом - к руке Педро. Иешуа чуть заметно поморщился, Педро принял поцелуй как должное.
      – Рад встретить в сердце тропического леса столь милых дам, - сказал Иешуа, и Мари с удивлением на него посмотрела: откуда он выудил такой великосветский оборот? А Иешуа уже к хозяину обратился - с похожим недоумением: - Вы не производите впечатления полуграмотного крестьянина, сменившего когда-то мотыгу на кольт. А ведь так оно и было, верно?.. Откуда способность к элоквенции, сеньор Гонсалес?
      Провокация, конечно! Не знал Гонсалес такого богатого слова, как элоквенция. Но природная сметка просто-напросто не позволила ему в том признаться.
      – Природа, Мессия. Она у нас очень богата, вы видели и еще уввдите. А мы, человеки, - часть природы, плоть и кровь ее. И ведь говорится в Первом послании Апостола Павла к коринфянам: "Не сама ли природа учит вас..." Сама, сама... А что, заметно?
      Что заметно - Иешуа не понял или не захотел понять. Сказал задумчиво:
      – Читал я это послание. Цитата, правда, не очень к месту, там природа учит всего лишь, что растить волосы - это бесчестье для мужа, да и сомнителен мне этот Павел. Кто такой?.. Но тем не менее ваше объяснение я принял. И впрямь: природа ваша лучше иного университета.
      – У сеньора Гонсалеса очень большая библиотека, - встрял в разговор святой отец. - Он позволяет мне пользоваться ею, и я, честно признаться, злоупотребляю позволением: в наших краях с Лигами плохо...
      – Не то что с кокой... - эдак в сторону, словно про себя, буркнул Крис.
      И туг же поймал приказ Учителя:
      "Сиди и молчи. Придет пора - дам сигнал. Еще успеешь подраться..."
      А сам вслух заметил:
      – Полагаю, падре, вы - единственный, кто запоем читает книги из библиотеки сеньора Гонсалеса... Ах нет, прошу прощения, юная сеньорита, - это он, сообразили Мари и Крис, услыхал что-то возмущенное в мыслях девушки Соледад, конечно же вы тоже читаете... Но папа - это, как уже сказано, природа - в первую очередь. А книги - это лишь гарнир, да и то лишь в последнее время... В самом деле, сеньор, вглядываясь в ваше бурливое прошлое, нельзя с долей уважения не отметить, что вы - способный ученик. Вы умеете слушать и учиться. У вас прекрасная память, до сих пор прекрасная, несмотря на тонны выпитой текилы. А ведь было, было кого слушать!.. Помните профессора Джордана из Калифорнийского университета? Сколько вы его держали в своей лаборатории в Рио-Вигадо? Полтора года?.. Да, больше он не выдержал: климат, жуткие условия быта, дерьмовая еда, порой - побои... Но ведь успел поставить и отладить вам процесс получения чистого кокаина из листьев коки, дешевый процесс, надежный. И вас многому научил, ах как многому, вы же теперь - специалист в производстве наркотика, с вами все считаются, сам Фуэнтес держит вас за спеца. А причина одна: цепкая память и природное - да, так! - умение применить ее к делу... А девочка из Мехико, студентка-филологиня, ваши люди сняли ее прямо на улице... кажется, ее звали Кончита... это же для нее вы начали покупать книги, и она вам, мечтая сбежать из Медельина, рассказывала все, что знала, все, что учила, все, что читала, а вы слушали, вы еще не понимали, что услышанное пригодится в жизни, а ведь опять природа - чутье на сей раз! - подсказала: слушай, моцо, пока девчонка жива, и запоминай... А еще одна, художница из Техаса... И эта поклонница Кьеркегора из Барранкильи... А Мария Мендес, актриса из Голливуда?.. Да разве всех перечесть? Даже вы их не помните - всех, а вот то, что они в вас вкладывали, - назубок!.. Слушайте, да вы прямо-таки выстраивали толковую программу самообразования! И ведь получилось!.. Скажите честно: а просто гулящие девки с панели у вас бывали или вам крали только образованных?.. Жаль только, что жили они недолго. Надоедали как женщины, а, Гонсалес, или выжимали их как учительниц?.. И кстати, как относилась к вашим урокам сеньора Инее? Она ведь знала, я чувствую, что знала...
      Иешуа говорил все это, намеренно бил по больному, но Гонсалес - вопреки ожиданиям остальных слушателей - не возмущался, не звал на помощь коммандос, да и сеньора Инее слушала Мессию спокойно, даже с легкой улыбкой, только появился румянец на гладких белых щеках. И дочка никак не реагировала: сидела, вытянувшись в кресле струночкой, молчала: старшие говорят - молодые не вмешиваются...
      И Крис подумал: а зачем Иешуа вываливает на всеобщее обозрение прошлое хозяина, да и еще какое-то сомнительное прошлое, лежащее, по мнению африканца, далеко в стороне от главных путей наркобизнеса, в коем Гонсалес преуспел немало? Хотели ведь - как раз о наркобизнесе, а повели речь о каких-то любовницах... Какая цель?..
      А цель-то, оказывается, была.
      – Вы меня убедили. Мессия, - вдруг задумчиво сказал Гонсалес, когда Иешуа замолчал. - И знаете в чем?
      – Знаю, конечно, - ответил Иешуа. - В моей способности прочитать вашу память, не прибегая к известным вам и любимым вами способам, связанным с химией - раз и с физикой - два.
      Гонсалес захохотал и снова превратился в плюшевую игрушку.
      – Физика - это, так я понимаю, пытки?
      – Это вы так понимаете. А вообще-то физика - это наука...
      – Ну, дорогой Мессия, вы же не станете спорить, что пытки - это тоже наука. Или искусство?.. Та художница-американка - ее звали Натали, умница, а рисовала-то как! - убеждала меня как раз в последнем, и даже делала рисунки старинных пыточных устройств, они у меня сохранились. Рисунки, естественно, сохранились, а не устройства, пытаем мы здесь по старинке и безыскусно... Но я не об этом. Я о том, что, похоже, вы получили ответы на все ваши не высказанные вслух вопросы, так?
      – Так, - кивнул Иешуа.
      И Крис понял, что весь обличительный монолог Учителя был не самоцелью, а средством - заставить собеседника сначала напрячься, потом впасть в гнев, потом невольно раскрыть память и сознание, успокоиться и в течение этих эмоциональных циклов Дать Учителю прочитать все, что тот хотел прочитать. Ну, хотя бы про наркобизнес. А любовные приключения и профессор из Калифорнии - это так, гарнир к основному блюду, оборочки на лит жизни сеньора. Многое, кстати, объясняющие в этой линии и в этой жизни - если позволительно наделить оборочки и гарнир такой странной функцией.
      – Вы теперь все знаете о производстве и распространении наркотиков? поинтересовался Гонсалес.
      – Все, что знаете вы.
      – Этого достаточно. Да и вряд ли кто-нибудь разбирается в этом деле лучше меня... Я надеюсь, Мессия, на вашу тактичность. Вы же не станете передавать информацию вашему другу из Бюро - Марку Ригерту?
      – Не стану, - усмехнулся Иешуа. - У него - свои источники, я к ним не принадлежу. Да и методы борьбы с вашим братом у нас разные...
      – Все-таки борьбы?
      – Знаете, Гонсалес, я с юности не терпел тех, кто наживается на горе ближнего. Вы тут красиво пели псалмы о нуждающихся в покое. Даже не в покое, а в иллюзии покоя. Раз уж о псалмах зашла речь, то "ненадежен конь для спасения, не избавит великою силою своею" - это я о наркотиках в данном случае. Но вы считаете иначе: надежен и избавит. А вопрос: "Надолго ли?" - вас не колышет: плати и избавляйся, если сам - это вы особо подчеркивали! - захотел. Только жизнь-то людям Богом дана, грешно у них ее отбирать человеку же, это и в заповеди Моисеевой сказано: не убий! Вы же чтите заповеди, верно, Гонсалес?.. Или только тогда, когда они не мешают вам жить?.. Впрочем, я-не исповедник праведнику и не судья грешнику, пусть с вами отец Педро разбирается... Но даже по логике человеческой, а не Божеской жизнь, пусть даже тяжкая для души, - все равно дороже краткого периода иллюзий, ее подменяющих. Помните: "Они как сон, как трава, которая утром вырастает, утром цветет и зеленеет, вечером подсекается и засыхает". Немножко не о том псалом говорит, но и к нашей теме уместно привести эти слова: они и об иллюзиях жизненных... И опять повторюсь: ваше право выбирать путь свой и способы его преодоления. Ну, вот такой вы у нас спаситель, такой мессия - со своим иллюзорным методом спасения! Бог вам судья!.. Но вот вам еще слова весьма умного человека по имени Соломон, а по титулу - царь: "Вино веселит жизнь; а за все отвечает серебро". Переиначу: "Наркотик дарит иллюзии, а за иллюзии надо платить иллюзионисту". Ведь надо, а, Гонсалес? Ведь не за спасибо же и не ради любви к ближнему растите вы вашу коку и делаете кокаин. За деньги, причем - за большие! Хотите, я расскажу, как вы отмываете их? Хотите, назову счета - все те, естественно, которые вы помните наизусть?.. Не хотите... Вы - демагог Гонсалес, а грешник-демагог или убийца-демагог - это уже перебор. Термин из вашей жизни, Гонсалес, вы же у нас не только любитель умных женщин, но и азартных игр. Сколько у вас казино? В Медельине у вас - свое, и в Боготе, и в Лас-Вегасе - целых два... А вот и вино!
      И впрямь вино принесли. Вино, фрукты, сок - как и потребовал хозяин. Он по-прежнему улыбался, хотя плюшевость малость исчезла: никому, даже самому терпеливому, даже влюбленному в собеседника по определению, никому не дано терпеть такое долгое и занудное словесное издевательство над собой. А Гонсалес терпел, не возникал, более того - подождал, пока слуга разольет хорошую чилийскую "Монтес Альфу" по большим, прозрачного хрусталя бокалам, поднял свой, прочувствованно произнес:
      – И все-таки я хочу выпить за моего гостя, которого ждали все люди земли две с лишним тысячи лет, но именно мне, грешнику-демагогу, выпала великая честь не просто принять его у себя дома, но и выслушать от него пусть не очень, на мой взгляд, справедливые, но искренние и сильные слова. Спасибо за урок: вы правы, я люблю учиться... За вас, Мессия! - Поднял бокал, пригубил вино, пожевал его, выпил содержимое бокала залпом. Спросил: - Как вино? Не хуже калифорнийских или французских?
      – Не готов оценить так точно, - засмеялся Иешуа, смакуя "Альфу". - Одно скажу точно: много лучше привычного мне галилейского.
      – На обед у нас сегодня козленок, запеченный в тесте. Мой Альфонсо великолепный повар...
      – Боюсь, сеньор Гонсалес, нам не придется оценить его мастерство. Времени мне отпущено очень мало, а земля велика, и ждут меня не только в Колумбии... Надеюсь, вы теперь сознательно, а не под моим нажимом, поможете нам: дадите транспорт и сопровождение. Пусть нам покажут плантации коки и ваши лаборатории. Или все же фабрики - так точнее, верно?.. - Иешуа встал, поклонился женщинам, положил руку на голову Соледал;. - Я чувствую, ты хорошая девушка и будешь кому-то хорошей женой. И все же, все же... Знаешь, пусть странно слышать именно от меня такой совет, но иного для тебя у меня нет: учись, Соледад. Уезжай в Америку, поступи в университет, стань тем, кем ты хочешь стать. Я знаю, кем именно ты хочешь, у тебя получится... - Он снова обернулся к Гонсалесу: - Вы сами выполните мою просьбу?
      – Сам. - Гонсалес тоже встал, жестом заставил женщин сидеть, хлопнул в ладоши. В дверях возник Мигуэль. - Скажи Полковнику: пусть запускают два малых вертолета: один для гостей, второй для охраны гостям. Полагаю, машины готовы к полетам. Позвони Эстебану в Маринильо: пусть ждет, встретит, покажет все. Подчеркиваю - все! И пришли ко мне Полковника: ему выпала высокая честь возглавить охрану... - Он склонил голову перед Иешуа, - Спасибо за визит. Мессия. Что бы вы прежде или в будущем ни думали обо мне, знайте: мое сердце преисполнено гордостью и радостью... А теперь вы увидите все, что захотите: только скажите о своем желании Полковнику, он все выполнит. Прощай те. Мессия. Успеха вам на нашей с вами земле... А вот, кстати, и Полковник...
      В дверях появился высокий белый человек, буквально белый! - совершенно незагорелая кожа и - непонятным природным диссонансом - выгоревшие на солнце коротко стриженные волосы. Вошел, щелкнул каблуками тяжелых шнурованных до середины икрк ботинок:
      – Все готово, патрон!
      – Еще раз прощайте, господа, - сказал Гонсалес. - Мигуэль проводит вас к вертолетам, а Полковник догонит. Это в двух шагах...
      Мигуэль вел их по дорожке, обрамленной розовыми кустами, на которых нагло торчали сумасшедшей величины головки роз - красные, розовые, белые, желтые. Их почему-то не срезали, как положено и как всегда хочется, и дорожка, и трава позади кустов были усыпаны опавшими и еще не завядшими лепестками. И запах роз висел в воздухе, густой и сладкий, как в парфюмерной лавке.
      Мари привычно взяла Иешуа за руку:
      – Мне страшно. Учитель...
      Тот, кто внутри, паниковал не по-детски.
      – Я знаю, девочка, я слышу. Пока... - подчеркнул голосом слово, - ...все безопасно. Твой дружок слишком рано начал волноваться. Нам все покажут и обо всем расскажут, как мы и хотели...
      Шедший впереди Мигуэль обернулся, услышав разговор.
      – Вам все покажут, это правда, - почему-то заискивающе сказал он. - Патрон никому не позволяет видеть все, только вам. Это высокая честь...
      – Думай, что говоришь, урод, - рявкнул Крис. - Это для патрона твоего честь, что Мессия удостоил своим вниманием его несчастные поля и фабрики... - И молча спросил Иешуа: "Во что обернется нам эта честь. Учитель? Вы сказали: пока все безопасно А что будет потом?"
      "Увидишь, Крис. Потом будет страшно, но тоже очень интересно. Тебе понравится".
      Розовая дорожка упиралась в большую бетонную площадку, на которой гоняли винты два ажурных, прозрачных вертолетика, сиденья кожаные, даже не сиденья кресла, обзор феноменальный. V.I.P.-класс. Перед вертолетами выстроилась охрана - крепкие ребятки в легком тропическом камуфляже, на груди - автоматы. Тоже V.I.P.-класс. Все - неместные, ни одного колумбийца. Старший - по возрасту и, видимо, по чину - распахнул перед гостями дверцу одной из машин.
      – Прошу вас, - сказано было на отличном английском - явно родном для этого человека. - Ждем только Полковника. Он будет с минуты на минуту.
      Расселись. Падре, сложив ладони перед лицом, что-то шептал беззвучно. Молился? Иешуа спросил:
      – Что не так, Педро?
      – Все не так. Учитель. - Тот повернул к Иешуа лицо мученика, уже прошедшего первый круг испытаний и готового ко второму. - Сеньор Гонсалес никому не прощает обид.
      – Разве я его обидел? - удивился Иешуа.
      – Поверьте мне...
      – А ты уж, будь добр, поверь мне, - жестко сказал Иешуа. - Прощать или не прощать могу только я. Остальные лишь думают, что могут...
      А к вертолетам уже бежал Полковник. Гонсалес всего на пару минут задержал его в дверях холла. Спросил:
      – Микрофоны?
      – Все глушилось и дальше будет глушиться. Ригерт записал только красивый шум леса и пение птиц. Пусть порадует записью своих шефов в Нью-Йорке... Что будем делать с гостями, патрон?
      – Никто из них не должен вернуться в Медельин.
      – А как же тогда экскурсия? - удивился Полковник. - Не нужна?
      – Почему не нужна? Проведи ее по полной программе, ничего от гостей не скрывай. А потом...
      – Авария в воздухе?
      – Только авария. Никаких любимых вами взрывов. Все должно выглядеть естественно и трагично... Да, главное: пусть погибнут все.
      – И мои люди тоже?!
      – Разве я невнятно выразился? Повторяю: все. Впрочем, если у тебя получится, можешь случайно спастись. Верю, что получится, но - слу-чай-но! Я буду искренне рад, Полковник...
      Полковник бежал к вертолетам и мучительно соображал: как же ему самому случайно спастись, если все неслучайно погибнут в воздухе? Летать-то он не умеет...

ДЕЙСТВИЕ - 1, ЭПИЗОД - 3
КОЛУМБИЯ. РАЙОН АНТЬОКИЯ (Центральная Кордильера), 2157 год от Р.Х., месяц август
(Продолжение)

      Тропический лес под прозрачным брюшком вертолета казался морем, только абсолютно зеленым, местами черным, а еще местами - расколотым лощинкой, в которой сверкало узенькое тело безымянной для гостей речки. Был бы радом Петр, он непременно вспомнил бы русскую песню из своего любимого двадцатого века про зеленое море тайги под крылом чего-то там тяжелее воздуха. .Но Петр отсутствовал по уважительной причине, и Иешуа счел сравнение с морем своим, и Мари - тоже, потому что банальные сравнения имеют обыкновение приходить в голову всем и каждому. И лощинка с рекой в данном случае представилась длинным узким островом в означенном зеленом море. Поэзия.
      Справа, совсем рядом сверкал солнышком, запутавшимся в винте, вертолет охраны, сквозь колпак видны были пятнистые бодигарды, сидящие, как роботы, ровно и прямо, держащие на коленях черные, холодные даже при плюс тридцати восьми по Цельсию, "томпсоны". Бодигардам было не до леса и не до сравнений, они бдительно пасли вертолет с гостями, в котором только пилот имел оружие, тот же короткоствольный "томпсон", а гости за прозрачным шариком фюзеляжа казались открытыми всем наемным киллepaм мира. Хотя прозрачный шарик был пуленепробиваемым. Так что киллеры пока могли отдохнуть. Или выкатить пушку...
      "Учитель, как вы думаете, Марк слышал нас?" - мысленно спросил Крис.
      Иешуа не хотел, да усмехнулся:
      "О чем ты, парень? Нас просканировали еще на въезде в поместье, помнишь зеркало?"
      "Оно же для автомобилей. Чтоб мины обнаруживать..."
      "Оно полифункционально по определению. Мины - тоже, но и их здесь не самим зеркалом ищут: там на нем такого всего набито - просто мини-лаборатория. Она легко определила на нас микрофоны, а дальше - дело техники: включить шум... Думаю, Ригерт слушал что-то лирическое: какую-нибудь медленную салсу, например... Он давно потерял нас, Крис".
      "Это плохо?"
      "Для него - да. Если что-то случится, у него возникнут проблемы на службе".
      "А для нас?"
      "Чем бы он нам помог, Крис? Здесь хозяин - Родригес, а силы Бюро - далеко: в Штатах, в Мексике. И задействовать их - для этого потребуется такая цепочка распоряжений, что собрать их - работенка для титанов... Так что Марк наш всемогущий - это всего лишь генерал без армии... Но что, в самом деле, за беда: не послушал он наши разговоры! Вернемся - расскажем".
      "Вернемся, Учитель?"
      "А куда мы денемся? У меня еще много дел на Земле..."
      Молчаливый диалог шел мимо Мари, но она чувствовала: он идет и касается их не очень понятного и небезопасного путешествия, и если нужна еще одна частица отрицания, то-с неясным концом путешествия. Тот, кто внутри, жил пока тихо, до времени притаившись, но Мари ощущала его тревогу, и только железное спокойствие Учителя заглушало эмоции того, кто внутри. Баланс сил - так это называется. Силы внутреннего жильца - привычнее, но сила Учителя - предпочтительнее...
      – Идем вниз, - сказал пилот.
      Уж как так выходило, но разговаривать в этих крохотных стрекозах можно было, не напрягая связки: шум двигателя не проникал в кабину, не то что в эфиопских военных "сикорских".
      – А что внизу? - немедленно поинтересовался Крис.
      – Поля, - пояснил пилот. И через несколько секунд решил дополнить: - И фабрика.
      Он погнал насекомое вниз, чуть ли не вертикально ввинтишись носом в горячий воздух - ремни безопасности натянулись, вжали пассажиров в кресла. Сбоку тот же маневр точно и красиво повторил вертолет охраны. А снизу стремительно приближались низкие длинные здания, крытые металлочерепицей, и Крис машинально подумал, что людям в этих зданиях существовать тяжко, если без кондишена: дневная жара раскаляет крышу, и внутри образуется пекло, в котором должны хорошо себя чувствовать только черти, если они существуют. И, упираясь руками в спинку переднего кресла, успел подбить итог: вот ведь Сын Божий существует, значит, и чертям на роду написано иметь свою преисподнюю...