Любовницы президента

— Ты до сих пор ничего не поняла, Абигайль. Но ты уже достаточно взрослая — пора серьезно поговорить на эту тему. Так знай: твоя мать, которая с такой легкостью бросила тебя, — самая настоящая блудница. Я знаю, это достаточно грубое слово, но оно употребляется даже в Библии, поэтому не собираюсь подбирать более мягкие выражения. Что касается Франчески — ее сестрицы, — то она ненамного лучше. Обе они были дурно воспитаны, их поведение после смерти родителей часто граничило со скандальным. Мы просто умоляли твоего отца держаться подальше от них, особенно от Карлотты! Мы предвидели, что все кончится плохо еще до того, как она связалась с этим Трейсом Боудином. Но все наши уговоры были напрасны — она просто околдовала твоего несчастного отца. Если бы не она, он до сих пор был бы жив. Ты должна помнить все это. А Франческа? За кого она вышла замуж? За того самого ирландского проходимца, которому в свое время дала от ворот поворот твоя мать! А Джейд! Кроме того, что мать у нее блудница, кто ее отец? Знаменитый игрок и преступник. А теперь позволь мне спросить тебя: достойны ли эти люди получать от тебя рождественские поздравления? Полагаю, нет. Хочу сказать тебе еще кое-что: хотя со стороны матери в твоих жилах течет та же кровь, что и у Джейд, ты должна благодарить Бога за то, что у тебя есть кровь твоего отца — кровь Трюсдейлов. И ты должна сделать все возможное, чтобы эта кровь одержала верх!

Абигайль вспомнила костер, устроенный Селеной на заднем дворе, и ей стало страшно: вдруг Селена захочет устроить публичное кровопускание, чтобы очистить ее жилы от скверной крови Карлотты! Она охотно оставила планы послать родственникам рождественские открытки и вообще была готова забыть имена не только Джейд и Шериданов, но заодно и своих кузенов — Стэнтонов.

Хотя Селена не считала Джудит Стэнтон и ее сына столь же опасными для Абигайль, как Джейд или Шериданов, но и эта парочка была у нее не на хорошем счету. Трюсдейлы считали, что Джудит явно вышла замуж по расчету — Дадли Стэнтон был для нее лишком стар и слишком богат. Но больше всего раздражало Селену то, что Джудит тратила деньги Стэнтона — хвастливо, напоказ.

Конечно, ничто не могло заставить Джорджа и Селену отпустить ее во Флориду. Абигайль села и горько заплакала, хотя и понимала, что уже не в том возрасте, чтобы лить слезы по всякому поводу. Теперь она должна учиться принимать обстоятельства такими, как они есть. Но как трудно было не расстраиваться, не страдать! Абигайль тосковала по тому, чего у нее никогда не было — по любви. Конечно, Джордж и Селена никогда не любили ее! Они только выполняли свой долг воспитателей — какая уж там любовь! Может быть, даже отец никогда не любил ее! Может быть, измена Карлотты нанесла ему такой сильный удар, что он так и не смог найти в себе силы любить плод этого несчастного союза. Да, Абигайль прекрасно понимала, почему ее не любят, но одно дело — понимать, а другое — стать счастливой. Разве можно быть счастливой без любви? Поэтому она изо всех сил цеплялась за иллюзорную мысль о том, что мать все-таки чуточку любила ее! Может быть, хоть тетя Франческа сможет дать ей немного любви? Или Джейд?

Абигайль подумала, что лучше всего будет разорвать приглашение на мелкие кусочки. Да, это был единственный шанс увидеть тетю Франческу и свою двоюродную сестру Д’Арси, но ее никто не отпустить в Палм-Бич! Она снова взяла в руки конверт и тут заметила, что кроме обычного приглашения в него был сложен железнодорожный билет и небольшой листок бумаги, исписанный торопливым почерком:

«Моя дорогая Абигайль!

Хотя мы ни разу с тобой не виделись, надеюсь, что это можно исправить. По-моему, шестнадцатилетие Д’Арси — прекрасный повод для встречи. Очень хочется верить, что ты сможешь убедить двоюродных бабушку и дедушку отпустить тебя к нам.

Посылаю тебе железнодорожный билет туда и обратно. Хотелось бы, чтобы ты погостила у нас еще дня два после дня рождения. Я очень надеюсь, что ты приедешь — тем более что мы послали приглашения твоей сестре Джейд и кузенам — Джудит и Редьярду Стэнтонам».

Там будет ее сестра Джейд! Как же она могла остаться?! Абигайль так захотелось повидать сестру, что решила во что бы то ни стало приехать на праздник. Чего бы это ни стоило!

Теперь ей плевать на своих стариков, раз Франческа прислала железнодорожный билет. Конечно, надо будет просить, умолять на коленях. Но если они так и не уступят, она попросту убежит! Кто сможет помешать? Ведь не запрут же на замок в конце концов! Она поедет, даже если Трюсдейлы не разрешат. Ведь так хотелось увидеться с сестрой, пообщаться и поговорить с ней. Может быть, тогда она узнает наконец, испытывала ли покойная мать хоть немного любви к своей брошенной дочери?

Она готова была выполнить целый список обещаний, если только дядя Джордж и тетя Селена согласятся отпустить ее к Шериданам (разумеется, не сказав им о том, что Джейд также приглашена).

Итак. Она будет в два раза дольше сидеть над домашними заданиями.

Она никогда не будет отвлекаться во время церковных служб и станет ходить в воскресную школу каждую неделю, а не раз в две, как раньше.

Она никогда не будет отлынивать от воскресных походов в гости с двоюродными дедом и бабкой, не будет возражать, если рядом с ней во время чаепития захочет сесть старый мистер Пирсон (он страдал катаром дыхательных путей, поэтому несколько раз в минуту доставал из коробочки салфетку и отхаркивался, после чего аккуратно убирал ее в коричневый бумажный мешочек, бывший всегда при нем).

Она готова в течение полугода не включать телевизор или (если бы это больше устроило стариков) отказаться от своих любимых передач, чтобы смотреть все, что нравилось им.

Она не пойдет на концерт Джоан Баэз, хотя уже был куплен билет. Его можно было продать Джейни Трумен, которая очень страдала, что ей он так и не достался. Вырученные деньги можно пожертвовать на благотворительные нужды!

Список занял три страницы. Кажется, Абигайль написала все, что могло прийти в голову. Она решила подождать до утра, чтобы собраться с силами для предстоящего разговора. В постели, крепко прижимая к груди приглашение, она все время повторяла:

— Господи! Прошу тебя, сделай так, чтобы хоть раз сбылось мое желание! — Какое счастье, что в конверт был вложен железнодорожный билет! Ведь Джордж и Селена очень скупы и могли бы отказать, сославшись на дороговизну. Как это тетя Франческа догадалась, что для стариков Трюсдейлов основным признаком благочестия была именно бережливость?!

Абигайль спустилась в столовую, сжимая в одной руке приглашение, а в другой — железнодорожный билет и список обещаний. Сердце ее бешено колотилось. Потом, собравшись с силами, она молча протянула старикам приглашение.

— Когда оно пришло? — спросил Джордж.

— Вчера. Когда вас обоих не было дома.

Старики обменялись многозначительными взглядами. Абигайль показала им билет.

— Почему ты не рассказала о приглашении сразу? — спросила Селена.

— Потому что я… я… готовила вот это, — пролепетала Абигайль, показывая список обещаний.

Дядя Джордж и тетя Селена по очереди прочитали список. Одно то, что они сразу же не ответили отказом, вселяло в Абигайль надежду. Ей с трудом удавалось сдержаться, чтобы не начать упрашивать, — тогда неминуемо последовал бы отказ. Тем более нельзя было плакать. Слезам в этом доме никто не верил. Они могли вызвать у Джорджа и Селены лишь отвращение, это никак не вязалось с их представлением о хорошем вкусе. Пророни она хотя бы одну слезинку, отказ последовал тотчас же.

Неожиданно Джордж произнес:

— Ну что ж, весьма внушительный список.

А Селена добавила:

— Задумано много хорошего. Как тебе кажется, Джордж?

— К тому же они прислали билет.

— Да и вообще, поездка по стране может оказаться полезной для расширения кругозора. Полагаю, что Франческа и ее муж-губернатор не смогут за какие-то несколько дней испортить девочку. Что же касается их дочери, то она отвечает за своих родителей не больше, чем Абигайль за свою мать.

— Ты права, — подхватил Джордж, — права, как всегда.

Абигайль не могла поверить своим ушам: невероятно! Они, кажется, были готовы выполнить ее просьбу! Она не знала, что накануне этого разговора Селена напомнила мужу, что выходные перед Днем труда — последний шанс съездить на море. Поэтому она могла лишь радоваться, что отпадает тяжелая необходимость тащить с собой Абигайль, думать о том, как та ведет себя за столом и с кем проводит время. Особенную тревогу вызывало у Селены именно окружение воспитанницы. И потом, не придется тратиться на девочку. Праздники продлятся четыре дня, экономия налицо: им не придется платить за еду и отдельную комнату для Абигайль.

Селена кивнула Джорджу, и он с серьезным видом произнес:

— Ну что ж, Абигайль, мы согласны. Можешь съездить.

— Спасибо, спасибо, дядя Джордж! Спасибо, тебя Селена! Вы не пожалеете об этом, обещаю вам!

— Надеюсь, ты сдержишь свои обещания, — сказала Селена. — Сразу же после завтрака можешь пойти к себе и написать Франческе, что ты приедешь. Однако должна сказать, что твоя тетя повела себя довольно странно — ведь она не написала, насколько дней тебя приглашает…

— Она написала! Меня приглашают на целую неделю!

— Где это ты вычитала?

— В конверт была вложена записка, — Абигайль предусмотрительно выбросила ее, чтобы старики не узнали, что среди приглашенных — Джейд.

— А можно на нее взглянуть? — протянула руку Селена.

— Я ее куда-то задевала. Наверно, выбросила по ошибке, — пробормотала Абигайль, а сама при этом думала: «О Господи! Лишь бы она не стала рыться в помойке!»

— Гм, ты очень невнимательна.

— Простите меня, тетя Селена. Я больше не буду.

— Хорошо. Но надо продумать о подарке для твоей двоюродной сестры. Можно преподнести ей книгу или коробку льняных платочков с вышивкой. Выбери подарок сама, а я дам денег.

— Спасибо, тетя Селена.

Селена откинулась на спинку стула: она была довольна, что все сложилось именно так. Правда, придется потратиться на праздничное платье для девочки — такое, чтобы прослужило ей еще года два. Она разрешит ей купить и туфли к платью — это не очень дорого. Сейчас, кажется, в моде туфли на шпильках? Что ж, пусть купит себе такие.

Наконец проснулась Джейд. Она сладко потянулась, увидела Абигайль и сказала:

— Ах, Эбби, мне снился такой чудесный сон!

Абигайль присела на край кровати. Именно для этого она приехала в Палм-Бич: ей хотелось побыть наедине с сестрой.

— О чем, Джейд?

— Какой прекрасный сон! Мне снилась мама. Мы были в ее спальне. Знаешь, там было так красиво! Я никогда не забуду, как выглядела эта комната при маме: зеркала, атласные покрывала, белый ковер, туалетный столик со всевозможными кремами и лосьонами.

Абигайль кивнула головой, хорошо представляя себе спальню матери. Однажды, просматривая старые журналы в одном из букинистических магазинов, она обнаружила интервью с Карлоттой, где в мельчайших подробностях описывалась ее спальня. Журналист не забыл упомянуть даже об огромном стенном шкафе с зеркальными дверцами: «Обворожительная Карлотта любит сидеть у камина на своей вилле, напоминающей чем-то орлиное гнездо, прилепившееся к склону одного из холмов Бель-Эйр. Она проводит все свободное время в обществе обаятельного Трейса Боудина — владельца знаменитого клуба „Палм-Гротто“. Всегда рядом с Карлоттой ее очаровательная дочка — миниатюрная копия мамы».

В журнале был помещен ряд фотографий. На одной из них был портрет Карлотты, висевший на стене спальни. Она была изображена в белом бальном платье, с распущенными волосами, свободно ниспадавшими по плечам, глаза ее блестели, рот — чуть приоткрыт. Это был портрет кинозвезды, ставшей по мановению какой-то невидимой волшебной палочки королевой бала.

— А мамин портрет — он еще висит на стене?

— Откуда ты знаешь про портрет?

— Я видела фотографию в старом журнале — никак не могу забыть…

Джейд решила сделать сестре приятное и с ходу сочинила продолжение сна:

— Знаешь, Эбби, мне снилось, что мы с тобой сидим в той спальне и разговариваем с мамой.

Абигайль склонилась к сестре:

— Правда? А о чем мы разговаривали?

— Да так, ни о чем. О жизни, о поэзии.

— О поэзии! Как я люблю стихи! А ты не помнишь, о каком именно стихотворении мы говорили?

— Не помню. Помню, что мы ели ванильное мороженое с каким-то печеньем, разговаривали и все время смеялись. Все вокруг было белое. Мы были в белых платьях — легких летних, — и свежий ветерок колыхал белые занавески на окнах!

— Ах, — вздохнула Абигайль, — какой сон! Как я хочу оказаться в этом сне!

— Я знаю, я знаю! — С этими словами Джейд крепко прижала голову Эбби к своей груди, радуясь, что сестра поверила этой сказке и оказалась вовлеченной в ее фантазию. — Мне тоже хочется, чтобы этот сон стал явью, чтобы мы были там, в маминой спальне, вместе с тобой. Знаешь, Эбби, а почему бы нам не попытаться представить себе, что это не сон? Ведь это так просто: я, ты и мама — сидим вместе и едим мороженое!

Абигайль кивнула головой. Именно так она представляла себе встречу с сестрой. Казалось, они были знакомы целую вечность. Ей захотелось излить душу перед Джейд, ведь та рассказала ей свой сон! Надо было придумать какую-нибудь романтическую историю.

— Знаешь, Джейд, мне сегодня тоже снился сон, — соврала Абигайль.

— И что же тебе снилось? — заинтересовалась Джейд.

— Мне снился… Ред! — Эбби назвала первое имя, пришедшее в голову. Джейд вздрогнула:

— Ред?! Она не заметила, чтобы Эбби обращала на него особое внимание вчера вечером. Наверно, он был ей интересен, но едва ли речь шла о влюбленности. Джейд не могла допустить, что кто-то другой мог испытывать к Реду те же чувства, что она сама. — А что именно тебе снилось? Что вы делали во сне?

Абигайль не знала, что ответить. Но видя живой интерес Джейд, решила выдумать что-нибудь поинтереснее. Ведь если сказать, что просто разговаривали и смеялись — это будет так похоже на сон сестры!

— Мы целовались! — выпалила она, — Прямо как в кино. В губы!

— В губы? — удивилась Джейд.

— Да, — радостно продолжила Абигайль; она заметила, что Джейд заинтересовалась, и это обстоятельство лишь подстегнуло ее девичью фантазию. Его язык был у меня во рту… А потом он сказал, что любит меня!

— Правда? — переспросила Джейд, широко раскрыв глаза. Наверное, Эбби по уши влюбилась в Реда, если ей снится такое. — А ты? Что ты ему ответила?

— А ты как думаешь? Я тоже призналась ему в любви. — Эбби чувствовала, что должна ответить именно так, она обязана была сочинить романтическую историю.

— Ты действительно его любишь? — Джейд устремила на Абигайль испытующий взор. Если Эбби действительно влюблена в Реда, она не будет становиться у нее на пути! Даже не станет флиртовать с ним и забудет о своих планах вскружить голову этому парню. Ведь ей был нужен не столько он сам, сколько гнев его матери: Джейд знала, что Джудит выйдет из себя при виде ее флирта с Редом. Эбби никогда не знала материнской любви, и теперь Джейд была готова пойти на все ради сестры.

— Ты уверена, что любишь Реда? — спросила она еще раз.

Абигайль пожалела, что начала разговор на эту тему. Зачем только она солгала?! Оказывается, даже самая невинная ложь постепенно затягивает — начинаешь врать еще и еще. Что ответить на вопрос сестры? Ограничиться ничего не значащими словами, что Ред очень мил? Поздно: это был бы так банально, так скучно! Нет, она скажет Джейд именно то, что та хочет услышать — это будет их общая тайна!

— Да, Джейд, мне кажется, что люблю!

Джейд отвернулась, чтобы Абигайль не увидела, какое впечатление произвели на нее эти слова. Она твердо решила помочь Эбби заполучить Реда!

— Надо всерьез заняться этим, — сказала Джейд. Если он до сих пор не влюбился в тебя, то обязательно влюбится ко времени отъезда. А потом оба вы окажетесь в Бостоне, и — все будет О’кей!

— А как же Д’Арси? — возразила Абигайль. — По-моему, она влюбилась в него по уши. Она ведь красивее меня!

— Красивее?! — возмутилась Джейд. — Да ты ничуть не хуже!

«Ред не может обладать Д’Арси — она ведь его сестра», — подумала она про себя.

Единственная проблема Эбби заключалась в том, что ей не хватало уверенности в себе — должно быть, тому причиной было воспитание в доме Трюсдейлов. Джейд поможет исправить положение — даст Эбби почувствовать себя полноценной! Она вскочила с кровати, взяла свой чемодан и вытащила розовый кашемировый свитер с глубоким вырезом.

— Сними этот балахон и надень это. Только без лифчика!

— Без лифчика? — удивленно переспросила Абигайль.

— Ты что, глухая? Мы заткнем эту Д’Арси за пояс! — Ее сестра Эбби кого хочет заткнет за пояс — и Д’Арси, и Джудит, и даже ее саму, Джейд!

При мысли о том, что она может стать роковой женщиной, Абигайль расхохоталась:

— Ах, Джейд, как я тебя люблю! Больше всего на свете!

— Еще бы! Я тоже люблю тебя больше всего на свете, Эбби!

— Правда? А как же твой отец? По-моему, он такой замечательный!

— Конечно, конечно. Я его тоже люблю… — разве могла она рассказать Абигайль всю правду, что любила отца, пока не обнаружила дневники Карлотты. Теперь она желала ему только одного — смерти!

…Джейд едва исполнилось двенадцать. Но еще за несколько месяцев до гибели Карлотты она заметила: что-то случилось.

Стоял зимний день. Смеркалось. Солнце, всего какой-нибудь час назад светившее так ярко, спряталось за горизонт. Стало совсем темно. Карлотта, в длинном белом платье, встала с дивана. Джейд думала, что она хочет включить электричество, но вместо этого мать зажгла свечу и поставила ее на стол. Комната залилась волшебным светом.

— Правда, красиво? — сказала Карлотта, взглянув на Джейд. Потом она прикрыла глаза и стала медленно декламировать:

Я с двух концов зажег свечу; Недолго ей гореть — о нет!

Врагам, друзьям сказать хочу: взгляните, что за чудный свет!

Джейд не поняла смысл этих строк Милле, но одно ей было ясно: речь идет не о свече, а о чем-то гораздо более важном. Она посмотрела на лицо матери и тотчас, испугавшись, что вдруг эта свеча догорит раньше времени, сама подбежала к ней и задула. Но Карлотта снова зажгла ее:

— Свечи существуют для того, Джейд, чтобы светить ярко… и недолго. Так устроен мир.

Джейд знала, что ее мать — «очаровательная дурочка», вычитав эти слова в одном романе, где героиня книги так напоминала ей Карлотту. Обе походили на изысканные цветки на тонких стебельках. Но когда Карлотта погибла в автокатастрофе, когда сломался пополам стебель ее изящной шеи, Джейд поняла, что между матерью и возлюбленной Гэтсби Дэзи была огромная разница. Ведь Дэзи ни о ком не заботилась, она походя калечила души людей! А Карлотта? Она сама погибла, а все остальные даже не пострадали.

Но окончательно все Джейд поняла, лишь обнаружив дневники матери. Она узнала, что раньше Карлотта была сильной женщиной и, если продолжить сравнение со свечой, никто не мог задуть ее пламя! Так продолжалось до тех пор, пока в ее жизнь не вошли некоторые люди, пока сопутствующие им обстоятельства не сломили ее. Именно это в итоге и стало причиной того, что красный «роллс-ройс» врезался в дерево кондори. А ее жизнь угасла, как свеча, зажженная с обоих концов. Несчастный случай? А может, Карлотта сама искала смерти, окончательно запутавшись в жизни?

В полицейском протоколе, составленном сразу же после катастрофы, было написано, что «в крови пострадавшей обнаружено большое количество алкоголя». Следствие пришло к выводу: причиной трагедии было управление машиной в нетрезвом виде.

Джейд же знала: алкоголь здесь ни при чем. Всего за несколько месяцев до этого Карлотта перестала пить. Она ходила к врачу, которого посещали кинозвезды и богатые люди, решившие завязать. Неужели не сдержалась на вечеринке в Малибу? Джейд сама видела, насколько серьезно было намерение Карлотты покончить с выпивками. Один только вид алкоголя вызывал у матери чувство отвращения: в последнее время не могла даже пригубить свое любимое шампанское. Разве она не выбила бокал из руки Трейса через две недели после посещения того врача?

— Выпей, детка, — говорил ей Трейс. — Это всего лишь шампанское, в нем и градусов почти нет.

— Спасибо, я не буду, — ответила, улыбаясь, Карлотта.

— Всего глоточек. Это тебе не повредит. — Он поднес бокал к самым ее губам.

— Может, и не повредит, но и не поможет, — Карлотта по-прежнему пыталась обратить все в шутку. — Прошу тебя, Трейс, оставь меня в покое.

— Как же не поможет! — процедил Трейс. — Очень может быть, что именно это тебе и поможет. С тех пор как перестала пить, ты стала какая-то грустная. Где твое былое веселье? А кому ты нужна такая скучная?! Мне лично не нужна. Скотти — тоже.

Карлотта перестала улыбаться:

— В таком случае я могу уйти. Мы с Джейд найдем себе другое место…

На этот раз рассмеялся Трейс:

— Не так это просто, детка. В сценарии все по-другому: ты должна оставаться здесь и веселиться…

Карлотта оттолкнула руку с бокалом:

— А кто автор сценария? Ты? Или Скотти? Кто?

— Сама знаешь кто. Ты знаешь это лучше меня.

Он снова поднес бокал к ее губам и попытался влить шампанское ей в рот.

Она резко отпрянула, и бокал, вылетев из руки Трейса, вдребезги разбился о стену.

Он схватил ее руку и стал заламывать за спину. Тут в комнату вошел Росс Скотт. Поняв, что происходит, он повелительным тоном сказал Трейсу:

— Успокойся!

Потом он обернулся и увидел Джейд, стоявшую все это время в углу и наблюдавшую эту сцену. Натужно рассмеялся:

— Смешную игру придумали папа с мамой, не правда ли, крошка?

И хотя Джейд прекрасно понимала, что это никакая не игра, она тоже рассмеялась вслед за своим крестным. Всего минуту назад, когда Трейс схватил за руку Карлотту, ей хотелось разреветься, а теперь все эмоции вылились в этот громкий смех…

Солидные газеты ограничились сообщением о том, что Карлотта была в тот вечер в Малибу, и выдержками из отчета следователя, бульварные издания выдвинули самые разнообразные версии — были напечатаны даже взаимоисключающие списки гостей, приглашенных на ту вечеринку. Все газеты сходились в одном: на празднике была Мэрилин Монро в сопровождении некоего господина с Востока, отказавшегося назвать свое имя, — судя по всему, известного политика. Среди приглашенных был также Росс Скотт, близкий друг семьи Боудинов, и его приятель, ведущий популярных телепрограмм Дж. С. Хант со своей новой любовницей — высоченной пышногрудой датчанкой, ни слова не понимавшей по-английски.

В газетах писали, что, узнав о трагедии, Трейс пришел в ужас. Он считал, что во всем виноват продюсер Черлз Драйер. Нашлись свидетели, видевшие, как Карлотта с Чаком сидели в его машине и пили водку прямо из горла.

— Этот сукин сын Чак влил в нее целую бутылку — ведь Карлотта не могла отказаться, если ей предлагали!

Рассказывали, что Карлотта заснула прямо в машине Чака, а когда потом ее растолкали и вытащили наружу, заявила, что немедленно едет домой, причем убедила всех окружающих, что справится с машиной.

Чак Драйер не мог ничего толком припомнить — он сам был пьян в стельку. Может быть, Карлотта действительно допивала при нем какую-то бутылку, но, кажется, это была не водка — ведь хозяин дома Гарри Принс хранил у себя в буфете только то, что он пил сам, а водку он не пил. Чак помнил, что бывший шеф Карлотты по студии «Мэджестик» принес какой-то импортный напиток. Скотти — Росс Скотт — пил только самые изысканные напитки:

— Эти ребята такие, все у них самое хорошее — будь то вино, женщины или наркотики!

Одна дама — хорошо сохранившаяся блондинка, основным занятием которой было устройство вечеринок для политиков обеих партий — рассказывала, что, когда Карлотту вытащили из машины Чака, кто-то дал ей маленькую красную пилюлю, «чтобы она пришла в себя». Блондинка готова была поклясться, что пилюлю дала Карлотте не кто иная, как Мэрилин Монро. Она утверждала также, что приехавший с Мэрилин политик был в восторге, что оказался на настоящем голливудском празднике, и весь вечер приставал к гостям с расспросами, когда же наконец начнется оргия.

Муж блондинки, техасский нефтепромышленник, заявил, что напоил Карлотту не Чак, а сам Трейс Боудин: он видел, как Трейсс держал в одной руке бутылку водки, а другой запрокидывал Карлотте голову. Жидкость лилась по ее подбородку…

Прочитав все эти репортажи, Джейд ясно поняла, что никогда не узнает, что же случилось в тот день на самом деле. Даже если бы она решилась, невозможно расспросить самого Чака Драйера. Недели через две после гибели Карлотты он отправился на кинофестиваль на Ривьере, где попал на вечеринку, устроенную прямо на борту яхты. Чак перегнулся через борт, упал в воду и утонул — хотя яхта стояла у причала.

Это случилось после того, как погибла Карлотта, и до того, как Джейд обнаружила дневники. Многое тогда еще не было понятно. Джейд смотрела на портрет матери и задавала немой вопрос: «Мама, стоило ли так жить? Дни, полные безрассудства, ночи, полные безумия! Жизнь, прожитая с умопомрачительной скоростью! Скажи мне что-нибудь, мама! Пошли мне знак! Что лучше: погибнуть, как ты — в расцвете лет? Или ждать, пока жизнь станет тяжелой и невыносимой? Или твоя жизнь была уже столь невыносимой?» Впрочем, уже тогда Джейд стала казаться, что мать выбрала слишком опасную профессию.

Смотря в зеркало, Джейд видела, как она была похожа на мать! Карлотта останется в памяти тех, кто ее знал и любил, вечно молодой. А сама она, наверное, состарится, и это сходство навсегда исчезнет! Джейд чувствовала это уже сейчас, будучи совсем еще девочкой. Суждено ли ей тоже сгореть, подобно зажженной с двух концов свече?

Но обнаружив дневники, Джейд твердо решила: она доживет до старости, но будет совершенно другим человеком, она ни за что не повторит жизненный путь матери! Хотя и будет походить на Карлотту, и, как Карлотта, любить жизнь! Карлотта была подобна изумруду — прекрасная, блестящая… но такая хрупкая! Джейд будет крепче! Необходимо походить на алмаз. Ведь алмаз — эталон крепости!

В дневниках Джейд нашла ответы на многие вопросы. Но ответы на них требовали постановки все новых и новых!

— Прокатимся верхом? — Джейд вышла из ванной комнаты. На ней была атласная кремовая блузка, белые бриджи и до блеска начищенные черные сапоги.

Абигайль рассмеялась:

— Мне кажется, сегодня никто не поедет кататься на лошадях. Хотя ураган закончился, на улицу страшно выглянуть — все перевернуто.

— Ты меня не поняла: я не собираюсь кататься. Просто такое настроение, что я решила надеть костюм для верховой езды. Мне идет?

— Еще как!

— Тебе тоже идет мой свитер. Только зачем вы проявляете своеволие, мисс Тюрсдейл? Что я вам сказала? — Джейд подошла к Абигайль и провела рукой по ее груди. — Я же сказала, что не надо надевать лифчик!

— Но…

— Никаких но. Или ты снимешь лифчик сама, или этим займусь я. И вообще, запомни: надо делать все, как я говорю!

— Хорошо, хорошо, — рассмеялась Абигайль, поднимая руки вверх, — Сдаюсь.

— Правильно делаешь. Быстро раздевайся!

Абигайль, покраснев, сняла розовый свитер и отвернулась, расстегивая лифчик.

— Ах, какая недотрога! — ухмыльнулась Джейд, подходя к сестре с другой стороны. — Какая грудь! Крошке Реду должно понравиться.

Абигайль поспешно натянула розовый свитер, прикрывая наготу:

— Ну как? Теперь ты довольна?

— По-моему, прекрасно. А теперь пройдись по комнате — надо посмотреть, как ты выглядишь в движении.

— Ты невыносима!

— Знаю. А тебе надо усвоить еще одну вещь: твои джинсы слишком свободны. Не забывай, что ты на войне, а Д’Арси будет драться до последнего. Так что советую надеть мои джинсы — они будут тебе как раз в обтяжку. Будь спокойна — Ред не сможет устоять при виде такой красавицы! — Джейд было больно говорить все это, но она знала — другого выхода нет.

Она достала из чемодана пару джинсов и кинула их сестре:

— Давай побыстрее! Если мы сейчас же не спустимся к завтраку, то, пожалуй, опоздаем и на ленч.

Ред сидел в столовой и пил кофе. Он надеялся, что Джейд придет на завтрак без Эбби. Ему очень хотелось оказаться наедине с Джейд, но ее сестрица все время ходила за ней по пятам. Что касалось матери, Ред был уверен: от нее сбежать будет нетрудно.

Он хорошо помнил день три недели назад, когда они получили приглашение на день рождения Д’Арси. Тогда Джудит помешала ему позабавиться с Д. Д. Клейтон…

План Реда был прост: сбежать из дому прежде, чем Джудит его поймает. Мать имела обыкновение влезать во все его дела, ее интересовал распорядок дня сына, вплоть до каждого часа и минуты. Для перестраховки он хотел даже улизнуть из дому до завтрака, прежде чем она станет выяснять, что он собирается делать, но это ему не удалось. Уже в самой прихожей его окликнула секретарша Джудит Беатрис Юит:

— Подожди, Ред, мама хотела поговорить с тобой.

— Скажите ей, что я зайду к ней попозже. А сейчас я тороплюсь на теннис.

— Мать просила тебя зайти именно сейчас. Она получила какое-то срочное приглашение. А еще хотела поговорить с тобой об этой лодке.

— О Боже! Как надели ему эти разговоры о лодке!

— Мать ждет тебя в библиотеке, — сказала Беатрис.

Ред нагнулся и поцеловал Джудит в макушку:

— Что за спешка, дорогая Джуди? Куда нас приглашают?

Джудит протянула ему приглашение и записку, в которой Шериданы предлагали им провести неделю в их доме.

— Отлично! Я давно хотел познакомиться с ними. Поедем!

— Ну что ж, если так хочешь, поедем. Ты ведь у нас главный.

Ред саркастически улыбнулся: Джудит любила эту игру, будто Ред и впрямь главный. Оба они понимали, что на самом деле все не так, но Ред никогда не возражал и подыгрывал матери. Иногда он начинал даже изображать легкий флирт, показывая таким образом Джудит, что хотя она ему и мать, он по достоинству оценивает ее женские качества.

— А ты что, не хочешь? — Ред не понимал, что может не нравиться его матери в Шериданах, вообще он чувствовал, что мысли Джудит — непостижимый постороннему лабиринт. — Мне кажется, там будет весело.