Скоморох

— Что ты какой жадный! У тебя ж золота полный куль. Разреши, я серебро отдам богам, чтоб они Ради-му помогли.

— Не смей! Мое серебро. Дай сюда!

Силушка потянулся за мошной. Резким движением он потревожил рану. Лицо исказила гримаса боли. Силушка истошно завыл:

— Мое серебро, мое… Я его кровью заслужил. Отдайте мое серебро…

— Бери, — Умилка кинула мошну Силушке. — Добрые боги Радиму помогут и без него. Правда, дядюшка Буслай?

— Ошибаешься, малышка. Боги не снизойдут к смертным, коли их не вознаградить подношением. Все имеет свою цену.

— Но я буду умолять их!

— Не смеши меня. Я волхвую без малого сорок лег а такого не видал, чтобы боги живот за слезинку даровали.

Буслай стал готовиться к обряду. Он воткнул oбглоданные кости в землю так, чтобы они образовал круг. Затем волхв стал расчерчивать таинственнь знаки. В середине круга он сложил яркое золото, ш лученное от раненого молодца.

— Боги, дочка, всем и каждому помогать не смеют. Иначе беспорядок в мире начнется. Только поменяв кровь или имение на милость, можно взывать к богам смертным.

— Ежели им нужна кровь, пусть возьмут мою!

— Умилка, не делай так! — воскликнул Зяма.

— С кровью они возьмут и живот. Ты хочешь?

— Но мы должны спасти Радима!

— Дочка, запомни, я никому ничего не должен. Только великому Леду обещался служить до после, него удара сердца.

— Неужели боги хотят погибели, чтобы подарить жизнь?

— Сие лучший путь. Даже золото не так к ни взывает, как кровь людская. По норову им, чтоб cамое ценное для человека — живот его — им отходи: Коли кто, богу посвященный, на алтарь возложен — вечно служить сему богу будет. Но особенно любя бессмертные, когда бьются до смерти с их именем в устах. Очень любят… Погибшему даруют почетное место в свите своей, а победителя никогда не обходят милостью.

— Значит, чтобы спасти Радима, я должна сражаться? Но я не умею!

— Тогда взойди на алтарь-камень и подставься по нож. Либо пусть сражается тот, кто умеет. Здесь жизнь Радима дорога только тебе?

— Мне больше всех!

— Умилка, не смей! — Радим открыл глаза. — Не хватает еще одного греха на душу. Я сам буду за себя сражаться.

— Ты болен!

Радим с трудом поднялся на ноги. Он вытащил из-за пояса меч и покрутил им:

— Чтобы покончить с этим, раз и навсегда, я силы найду. Но с кем я буду биться?

— С кем угодно. Только меч отложи. По заведенному порядку биться надо голыми руками. Эй, ребятки, кто желает повеселить всесильного бога?

Никто не отозвался. Лихие люди явно не горели желанием прибить скомороха.

— Неужто боитесь?

— С немощным никто биться не будет. Мы душегубы, но хворых не трожем, — отозвался за всех Чуха.

— Я б сломал скомороха, — подал голос Силушка. — Не сиди эта стрела так глубоко… Он мне много зла сотворил. Серебра хотел лишить. Мою рубаху так и носит, порвал совсем. Скажи, Буслай, если его для меня кто сломает, то боги вылечат мою рану?

— Буде попросит победитель.

— Ну, кто разбогатеть хочет? Полгривны злата даю тому, кто убьет скомороха!

Среди лихих людей пробежал шепоток. Предложение Силушки звучало соблазнительно.

— Полновесную гривну. Пусть бьется со мной, — из предрассветного сумрака выступил Берсерк.

Одежда разбойника была перепачкана засохшей кровью, в одной руке зажата секира, в другой — копье.

— Радим, не смей! — вскинула руки Умилка. — Я — глупица, дурной путь измыслила! Он просто убьет тебя.

— Может, и так. Однако невмоготу видеть, как ты изводишься ради меня. Платить за живот должен я, поверь, Умилка. Тебе еще жить да жить…

— Радим, прости меня!

— Почему же… Я достаточно крепко стою на ногах. Боги выберут, кому помочь.

— Тогда начинаем! — Буслай довольно улыбнулся. — Войдите в круг! Во имя Леда, да свершится святое дело!

Волхв убрал из костяного круга золото. Вместо него туда ступили поединщики. Радим и Берсерк встали напротив друг друга. Скоморох посмотрел в глаза сопернику и увидел в них свою смерть. Что ж, время как раз подходящее. Яд змеи все одно не оставляет ему жизни. Чем медленно загибаться от жара, лучше вмиг распрощаться с белым светом.

— Бейтесь! — Голос Буслая был звучен, как труба. Он воздел руки к небесам. — Во славу грозного Леда!

Берсерк бросился на противника, собираясь сшибить его с ног. Скоморох пригнулся, пропуская несущуюся гору мышц. Отскочив в сторону, Радим не успел разогнуться, как получил сильный удар промеж ног. Скоморох рухнул на землю. Разум помутился, темнота наполнила очи.

* * *

Пыльный ветер колыхал черную траву. Посреди черной лужайки стоял Радим и пристально вглядывался в серую взвесь, висевшую в воздухе. Опять сон… К чему бы это?

Внезапный вихрь закрутил пыль в пяти шагах от скомороха. Тьма сгустилась, потом рассеялась. На месте вихря стоял черный человек с полыхающими глазами. Широкий колпак прикрывал верхнюю часть лица, нижняя заросла густой черной бородой. Приглядевшись, Радим заметил, что человек улыбается.

— Что тут? Где я? — спросил Радим.

Вопрос остался безответным. Черный человек воздел над головой руки. Широкие рукава захлопали на ветру. Скоморох увидел, как из-за деревьев появилась стая черных ворон. Птицы закружили над лужайкой, выписывая ровные круги.

Ударил колокол. Человек в черном резко опустил руки, направив скрещенные пальцы на Радима. Скомороху показалось, что все вокруг на миг замерло: трава, согнутая ветром, складки одежды черного человека, летящие птицы… Потом, будто оттаяв, события понеслись с немыслимой скоростью.

Оглушительно каркая, вороны стали снижаться. Через мгновение вся стая камнем рухнула вниз, целя клювами в скомороха. Черный человек оглушительно захохотал. Ветер сорвал с его головы колпак. Перед скоморохом стоял Лука Жидята, епископ новгородский. Радим закрыл глаза.

Глава 11

Первое, что увидел скоморох, когда разомкнул веки, были черные обугленные ветви деревьев. В ноздри бил густой запах гари. Перед лицом появилась плошка с горячим напитком. Ее край нежно коснулся губ.

— Попей. Полегчает…

Скоморох безропотно подчинился. По телу заструилось ласковое тепло. Смута в голове исчезла, взор прояснился.

— Ты кто? — справившись с непослушными губами, спросил Радим.

Человек с плошкой сидел на корточках и улыбался скомороху.

— Неужто не признаешь?

Округлое румяное лицо человека было смутно знакомо. Аккуратные русые усы заканчивались около уголков губ. Гладко блестел выбритый подбородок. Озорные глаза смотрели с хитрым прищуром. Где-то они с этим человеком точно встречались. Только Радим не мог вспомнить, по какому поводу.

— Ох, извини, в голове мешанка.

— Тебе досталось, Радим. Согласен. Но я опять подоспел вовремя…

— Опять? Ты… Туровид?

— Признал! Здорово, Радим!

Великий заводила Коло Скоморохов крепко обнял Радима. Встреча оказалась теплой. Как-никак, вместе в Ладоге чудили, и хоть после того четыре года не виделись, но друг о друге помнили.

О былых делах долгие речи разводить не стали, перекинулись парой фраз с шутками-прибаутками. Ладожские приключения оба помнили отлично. Непонятным для Радима оставался ход недавних событий. Вроде была схватка с Берсерком, потом черный сон, а теперь — на тебе! — старый приятель объявился. Как так?

С неизменной улыбочкой на устах Туровид объяснил произошедшее.

— Ты же знаешь, из волхвов я, а потому в известные волховские места тянет. Тут сила могучая, боги близко. Но давеча ощутил, что кто-то к этим силам взывает, да неслабо. Решил — пойду посмотрю. Глядишь, друга найду. И точно! Да только к богам не друг взывал, а враг. А другу помощь неотложная требовалась. Уж не верил я, что нынче еще остались жрецы Чернобога. Ан нет. Смотрю, жертву ему готовит. А на заклании кто? Ба — знакомое лицо! Радим! Конечно, я по-любому вмешался бы, но, увидев тебя, просто вскипел. Немного силу-то и не рассчитал. Пару деревьев сжег. Ладно, не беда. Лес густой, меня простит. Главное, вороги разбежались кто куда. А мне того и надо.

Радим, конечно, подозревал о могуществе великого заводилы, но того, что тот деревья волшбой палит, не знал.

Скоморох покачал головой:

— Силен. Благодарствую. А что о моем черном сне сказать можешь? Не первый раз такой у меня.

— Странный сон. Будто кто-то извести тебя черной ворожбой надумал, а ты не даешься.

— Вот спасибо. Утешил… — горько произнес Радим.

— Не печалуйся. Могу и ошибаться. Мою б тетку сюда, она бы точно любой сон растолковала. Мне сподручнее скоморошьи чудеса наводить.

— Лес ты пожег знатно.

— Ну, с кем не бывает!

— И по-моему, кого-то пришиб. Вон из-под поваленного ствола пятки торчат.

— Татю, верно, досталось. Но убил его не я. Деревце лишь ноги придавило. Свои, когда бежали, горло ему полоснули. Они пояс с него рвать ринулись, а он сопротивляться вздумал. Чернобожцы, одно слово.

— Вот оно как. Сломали, значит, — задумчиво произнес Радим.

— Он тебе хорошим знакомцем был?

— Не то чтобы очень, но кое-какие у нас счеты водились… Убить он меня хотел.

— Тогда не переживай. Теперь он тебе не опасен. Да и кое в чем помощником будет…

Туровид подошел к распростертому телу и начал стаскивать с него одежду.

— В твоем рубище только милостыню просить, а порты и на то не годятся. Ему — все одно, барахло боле ни к чему. Лапотки надень. А то босый, смотрю, ходишь, — все пальцы сбил.

Радим начал послушно переодеваться.

— Поднимайся. И бодрее, бодрее!

— А в знахарстве ты силен?

— Тебе зачем?

— Да вот намедни змея покусала. Думал, к предкам уйду, ан нет, все еще мучаюсь. Щас жар вернулся.

— Ядовитая змеюка была? И какова на вид?

— Здоровенная такая. Голов три, а цветом как смарагд.

— Нехорошая тварь. Никогда не видывал, хотя слышать приходилось. Древнее чудовище, волшебное. Во что вляпался, Радим?

— Ох, не спрашивай. Сам не понимаю. Сначала что-то дернуло в Новгород податься, чтобы в дальние края отчалить. Потом бискупли люди на меня целую облаву устроили. Затем девчонку встретил. Ради нее в такое пекло полез… До сих пор расхлебываю.

— Вот за Новгород и облаву я у тебя прощения просить должен. Тут уж извини, за Русь тебе пострадать пришлось. А про девчонку ничего не знаю. Ворожея?

— Постой! Как за Русь? Ты тут при чем?

— Так сие я надоумил ту гадалку, что ты в Смоленске повстречал, путь-дорожку на полночь указать. Дело такое, Радим, что без помощи никак нельзя было. До Луки слух дошел, что с нашего Коло человек едет. Надо было его по ложному следу пустить. О тебе тут и вспомнил. А как тебя заманить в земли, в которые ты особо не стремишься? Вот и велел гадалке сказать, что, коли за море отправишься, там счастье найдешь.

— Коварный! Я ж в обиду уйду!

— Не надо, Радим. То ж не заради меня одного. Лука задумал со скоморохами разом покончить. Велел списки писать да повсюду нашего брата отслеживать. На то и митрополичье поручение имел. Того и гляди, день кровавых личин объявили бы. Пришлось покрутиться. Иллариона, по смерти Ярослава Владимиры-ча, с митрополичья престола попросили. Заместо него Ефрем из греков приехал, местных порядков не разумеет, свои установить желает. То и хорошо. С его помощью Луку и скинем. Для того сюда и подался.

— Но я тут при чем? Меня почто к смерти гнать?

— Не горюй, Радим. Жив ведь! Я был уверен, что вывернешься, а общему делу поможешь. Все так и вышло. Коли мы проиграем, мало никому не покажется. Разом без заработка останешься, а может, и без головы. А с Русью что сотворится? Беда одна! Конец придет. Пока веселие на Руси ести, ничто нам не страшно. Без веселия же — погибель.

— Может, оно и так, однако нехорошо ты поступил. Ох, нехорошо…

— Извини, Радим! Все поправим. Вот был бы ты в наших Полянских краях, сразу бы вылечили. Там у нас сила могуча. А тут… Вот одну траву знаю, она по-любому действие яда отсрочит. Где б сыскать… Да не печалуйся, Радим! В Новгороде торг большой. Там купим!

— До него еще добраться надо. Дорогу знаешь?

— Найду. Хотя, верно, путь не близкий.

— У меня иное предложение. Доведи меня до горы. А потом ступай куда хочешь.

— Какой горы?

— Вон там должна быть гора, — Радим махнул рукой в сторону, откуда они пришли с Умилкой. — Чародейская гора.

— Ты бредишь. Плохо, Радим. На, глотни отвара.

— Я был в той горе! Мы с Умилкой ходили внутри нее!

— Неужто все так плохо?

Туровид наморщил лоб. Он полез в свою суму в поисках лекарства.

— Слушай меня! Тут шагах в ста начинается склон горы…

— Тут нет горы и никогда не было! — сказал Туровид. — Кругом сплошные болота, а между ними островки малые. На одном из них я с тобой лясы точу.

— Не верю!

— На, погрызи корешок.

— Пойдем смотреть! — попросил Радим.

— Вставай. И грызи корешок…

Радим послушно взял в рот протянутое Туровидом снадобье. Раскусив лекарство, он поморщился. Давненько он не грыз ничего столь отвратительного. Птичий помет, которым как-то накормил его один шутник боярин, и то был вкуснее.

— Не вздумай выплевывать!

— Лучше б оберег для меня какой соорудил. А то как голый хожу, всем напастям навстречу. Умеешь небось.

— Свои растерял?

— Отняли. Как бискупу в руки попал, так все содрали.

— Я в сем деле не большой умелец. Но что-нибудь сделаем. Где склон-то был?

— Пойдем…

Уверенности у скомороха поубавилось, когда через пару десятков шагов под ногами захлюпало. Он пошел вдоль топи и вышел к гатям.

— Не… Мы шли по твердой земле. С горы досюда никакого болота не было.

Обойдя островок с капищем Леда по кругу, Радим устало опустился на землю:

— Похоже, я совсем сдурел. Може, и гада трехглавого не было?

— Не горюй! Вылечим! А пока вставай, цепляйся за мое плечо. Кратчайшей дорогой к Новгороду пойдем.

— Сил нет.

— А посмотри, что у меня есть.

— Опять?

В руке Туровида был зажат корешок, подобный только что изгрызенному скоморохом.

— Он придает тебе сил. Ты разве не ощутил?

— Он чуть не заставил меня срыгнуть!

— Бывает. Однако вещь верная. Грызи!

— Слушай, ступай. Оставь меня в покое. В Новгороде мне, кроме лиха, ничего не светит. Лучше здесь тихо усну…

— Не смей! Даже думать забудь! Я тебя втравил, я тебя и вытащу. Грызи!

Поморщившись, Радим подчинился. Стало полегче, и умирать расхотелось. Туровид, заботливо поддерживая Радима, повел его прочь. Путь предстоял не близкий.

Глава 12

Как долго шли они по лесам и болотам, Радим не помнил. Может, день, может, два. Или даже три. Скоморох потерял счет времени. Спутались день и ночь. Окружающий мир растекался призрачными образами. Корешки больше не помогали. Силы закончились, и если б не Туровид, Радим уже давно свалился бы под каким-нибудь кустом.

В себя скоморох пришел, когда понял, что лежит на земле совершенно голый, а кто-то старательно мажет ему чем-то липким лицо. Увидав Туровида, Радим немного успокоился. Однако смысл происходящего остался неясен.

— Как такое понимать?

— Ага, в себя пришел. На, погрызи корешок.

— Тьфу! Меня с них тошнит, никакого толку. Зачем оголил меня? Что удумал?

— Будешь покойника изображать. Лик тебе мертвый рисую.

— Еще зачем?

— Да вот, знаешь ли, Лука за тебя в награду гривну серебра назначил. Грех не попользоваться.

— Откуда знаешь?

— Слухами земля полнится. Ежели голову приподнимешь, все уразумеешь.

Опираясь на локти, Радим приподнялся. В полутора верстах виднелись высокие крепостные стены окольного града. От широкой проезжей дороги скомороха отделяла густая полоса подлеска. До Новгорода рукой подать.

— Дошли, — Радим снова лег. — Ты ж хотел меня травкой выручить? Теперь решил на жуткую смерть предать?

— Стал бы я тогда покойника рисовать. Нет… Дело хитрое закрутим. На тебя доверенных людей от Луки приманим и ловушкой их возьмем.

— Ничего не понимаю. Голова и так словно не своя, а тут ты с придумками.

— Извини, Радим, но придется тебе еще нашему делу послужить. Главное, лежи смирно. Все делать и говорить буду я.

— Ох, не нравится мне.

— Потерпи малость. Коли все удачно выйдет, и болезнь твою как рукой снимет, и злата-серебра получишь, сколько в жизни не имел.

— А коли неудачно?

— Тут уж воля богов. Но всяко тогда я первым головы лишусь, так что будешь в хорошей компании.

— Ох, утешил.

Туровид подхватил Радима и поволок к дороге.

— Теперь молчи. Расслабься и прикинься покойником.

Он ловко сунул скомороху в рот горсть семян.

— Тихонечко соси эти зернышки. Они помогут.

Сил все равно не было, поэтому притворяться мертвецом оказалось на удивление просто. Туровид остановил первую же телегу, идущую к городу, помахал перед возницей сребреником и погрузил скомороха в стог свежего сена. В ворота въезжать не стали. По указке Туровида телега свернула в глубину заоколь-ных трущоб, проехала несколько сот саженей по вонючим улочкам и остановилась около поросшей мхом, покосившейся землянки. Из трубы, торчавшей над гниловатой крышей, вился ядовитый дымок. Ветром его понесло прямо в лицо скомороху. Радим не смог удержаться и поморщился.

— Отец Перун, защити и помилуй, — возница схватился за оберег. — Покойник шевельнулся!

— Показалось, — успокоил его Туровид. — Благодарствую за извоз. Езжай прочь, пока не стемнело. Тут не самое спокойное место.

Возница взял резань, аккуратно завернул ее в тряпицу и спрятал за пазуху. Понукая лошадь, развернул телегу и поехал к городским воротам. А Туровид поволок Радима внутрь вонючей землянки.

— Здорово, Богдан, — приветствовал Туровида приземистый детина с заросшей грязной щетиной. — С чем ты к нам пожаловал?

— Будь здрав, Кукуй. С мертвяком.

— А… Мы больше этим не промышляем. Сие к деду Зубку надо. Он для псов боярских корма делает.

— Не для того столько поприщ я мертвяка тащил, чтоб под нож пустить. Я его дорого запродам. Есть наметки. Где хозяин-то? Можно, у вас полежит чуток?

— Свиряй к Людоте-ковалю ушел. Завечор вернется. Мож, лучше покойника на улице бросишь?

— Не… Очень ценный мертвяк. Не дай боги, чего случится. Плачу щедро. Пусть тут полежит, ладно?

— Пусть. Приваливай в угол.

Радима небрежно бросили на пол, пахнущий гниющими отбросами. Скомороха перекосило. Благо, в землянке было темно и вряд ли кто имел возможность разглядеть выражение его лица.

— Вот только покойников тут не хватало, — раздался ворчливый голос.

— Молчи, старик, — прикрикнул Кукуй. — Ты еще за прошлую ночь не рассчитался. Будешь гундосить, на улицу выкину.

Возражений более не последовало.

— Я пойду по делу, — сказал Туровид. — Пригляди за ним. Вернусь к полуночи.

— Тебе место под крышей оставить? А то нонче похолодало. У нас битком народу собирается.

— Обо мне не беспокойся. Главное, мертвяка не повредите. Вообще к нему не прикасайтесь.

— Будь спокоен. Надежно, как в боярском порубе, сохраним.

Туровид вышел наружу. Кукуй погремел утварью, чиркнул огнивом, чтобы что-то рассмотреть, и довольно причмокнул. Похоже, Туровид дал ему добрую плату.

В свете ненадолго вспыхнувшей лучины скоморох различил смутные очертания землянки. Клеть была не более десяти локтей в длину и столько же в ширину. В ней умудрились разместить глиняную печку, большой ларь, заставленный посудой, и не менее полудюжины соломенных лежанок. Везде ютились завернутые в тряпье бродяги. Покойнику лежанка не полагалась, тряпье тоже. Поэтому скоро Радим ощутил нестерпимый озноб. Клацающий зубами мертвец — зрелище необыкновенное. Наверняка скоморох произвел бы на соседей по землянке незабываемое впечатление. Однако такое представление не входило в планы Радима. Он постарался унять дрожь. Когда Кукуй, прежде чем выйти во двор за дровами, погасил лучину, Радим подтянул колени к подбородку и свернулся калачиком. Стало лучше, но ненамного. Скоморох расслабился и постарался уснуть.

* * *

Перед взором расстилалось бесконечное кладбище. Черная земля дыбилась всхолмиями в рост человека. В сизом небе с карканьем парили вороны. Спину буравил чей-то недобрый взгляд.

Радим обернулся. На небольшом пригорке стоял человек в черном. Колпак опущен на плечи, и Радим ясно видел лицо противника. Сомнений не было — это Лука Жидята.

Зло ухмыляясь, епископ проговорил:

— Думаешь, ты сильнее меня? Плохо же меня знаешь…

Радим не понимал, о чем речь, но спрашивать не стал. Ему стало по-настоящему страшно. Вряд ли это безобидный сон, который проходит вместе с ночью. Похоже, без черной ворожбы тут не обошлось.

— Помилуй, владыка…

Лука удивленно повел бровями. Потом рассмеялся, погрозив Радиму пальцем:

— Хитер, скомороший лис!

Внезапно земля задрожала. Вороны взлетели с оглушительным карканьем. Лука с грохотом провалился в разверзшуюся могилу.

Глава 13

Радим проснулся от того, что его настойчиво трясли за плечо. Жмурясь от неожиданно яркого света, он приоткрыл глаза.

— Что такое? — проворчал скоморох.

— Ага, покойник воскрес, — шутливо заметил знакомый голос.

Туровид загремел плошками. Через некоторое время губ Радима коснулся край грубо слепленной чашки.

— На, выпей. Я достал травку. Тебе станет значительно лучше.

— Если по вкусу такое же, как те проклятущие корешки…

— Пей!

Радим подчинился. То, что случилось дальше, произвело на него неизгладимое впечатление. Внезапно все члены налились силой, взор прояснился, и мир обрел краски, кровь забурлила в жилах. Скоморох вскочил на ноги, чуть не проломив головой низкий потолок.

— Вот тебе на! — удивился Туровид.

Радим хищно взглянул на репку, лежащую на ларе, быстрым движением цапнул ее и отправил в рот, сжевав овощ за пару ударов сердца. Больше вокруг ничего съедобного не нашлось, и скоморох остановил взгляд на Туровиде. Тот опасливо посторонился:

— Радим, по-моему, ты в полном порядке!

— Я хочу есть!

— Немудрено, ты тут больше суток валялся в качестве мертвяка.

— Где бы раздобыть съестного?

— Мда… Не учел. Придется потерпеть. Не самый урочный час, чтобы ходить на торжище. Кроме того, скоро захлопывать ловушку. У меня замечательно получилось распускать слухи. На мертвого Радима придет смотреть самый доверенный холоп бископа. То, что надо!

— Мне плевать! Я хочу есть!

— Придумал. У меня еще осталось немного чудесных зернышек. Пососи их…

— Сам пососи! Я больше спать не намерен. Меня распирает сила! И безумно хочется есть!

— Радим, я прошу: потерпи чуток. Как «дичь» поймаем, сразу 'займусь твоим пропитанием.

— Ладно, — смирился Радим. — Долго терпеть-то?

— Не очень. В полночь встречаюсь в условленном месте. Потом идем сюда… Дело недолгое, — Туровид был явно обрадован покорностью Радима. — Ты кувыркайся, кувыркайся… Только кровлю не снеси.

Пока Радим разминался, вытворяя свои любимые трюки, великий заводила Коло Скоморохов занялся подготовкой землянки к встрече. По углам он развесил сушеные птичьи лапки. В котле сварил несколько клювов вперемешку с пометом. Полученный отвар разлил по полу и тщательно растер. Достав мешок с птичьими перьями, Туровид начал втыкать их между бревнами стен.

— Чудное творишь, — заметил Радим.

— На себя посмотри.

В этот момент скоморох стоял на одной ноге, заложив вторую за голову, и отжимался от ларя.

Закончив с подготовкой, Туровид удовлетворенно хмыкнул. Землянка приобрела вид курятника после визита куницы. Пришло время звать гостей.

— Радим, я на тебя рассчитываю. Никуда не ходи. Скоро буду.

Радим кивнул и вернулся к упражнениям.

Время пролетело незаметно. Звук шагов отвлек скомороха от очередной забавы. Он повернулся к двери.

Впереди шел человек в синем плаще. Его рука лежала на рукояти меча, под одеждой блестела кольчуга. По квадратному подбородку и массивным надбровным дугам Радим признал Дудику.

— Как так? Он жив?

— Уж что есть, то есть… — ответил следовавший за гридем Туровид и тихонько коснулся его плеча длинным разноцветным пером.

Дудика замер как вкопанный. Его глаза закрылись. Туровид начал выписывать круги вокруг гридя, повторяя:

— Запоминай, что скажешь, когда я кашляну. Запоминай и исполняй как велено.

— Может, я лучше выйду? — спросил Радим.

— Тихо!

Туровид сосредоточенно водил пером по носу Ду-дики.

— Запоминай! «Я был послан господином к лати-нам, дабы просить их о помощи». Запоминай! «Мой господин втайне причащается опресноками». Запоминай! «Мой господин задумал отдать Новгород лати-нам».

Несколько раз молча обойдя гридя, Туровид сказал:

— А теперь забудь все, что помнишь о Богдане. Ступай в свою каморку и спи. Утром явишься на Яросла-вово дворище.

Дудика подчинился, так и не открывая глаз. Когда он ушел, Туровид довольно рассмеялся:

— Дело наполовину сделано.

— Я по-прежнему голоден.

— Потерпишь до рассвета?

— Нет!

— Как знаешь… Я лично до утра собираюсь поспать.

— Я ухожу. Дай мою одежду.

— Я выбросил эти лохмотья. Свиряй утром обещал кое-что посвежее принести.

— Я все равно уйду!

— Только не слишком по соседским огородам шастай. Тут народ суровый. Прибьют за здорово живешь.

— Ты обещал мне помочь.

— Ночью? Не, такого уговора не было. Вот утро настанет, так в Ярославово дворище нагрянем. Там попируем знатно, с рябчиками, фазанами, поросятами…

— Молчи! Слюнами захлебнусь…

— Молчу. Я прикорнуть собрался, — Туровид погасил светильник. — Чего и тебе советую. Корешок дать?

Радим взревел. Утром поползли слухи, что в заокольном сельце завелся оборотень.

Глава 14

Утреннее солнце только позолотило верхушки крепостных башен, а Радим и Туровид уже стояли в очереди желающих попасть в град. Оба были бодры и полны сил. Радим щеголял почти не латанными портами и рубахой. Туровид стряхнул со своей одежды пыль и теперь выглядел как купчина средней руки.

На страже у ворот стоял старый знакомец скомороха, Брон. Как и прежде, он без малого смущения орудовал плетью.

— А ну, постоять-пропустить!

Радим огорченно покачал головой:

— Ничему не научился…

— Ты о ком? — тихо спросил Туровид.

— Вот об том парне в броне и с плетью.

— Твой ученик?

— Самый худой из них. Правда, мало его учил. Дело поправимое…

— Эй. Ты куда?

Но Радима уже ничто не могло остановить. В мышцах играла немереная силища, душа жаждала схватки.

— Куда прешь, босоногий! — грубо толкнул Радима сторож. — Я скажу, когда пойдешь!

— Плохо же ты с народом обращаешься…

— Что ты несешь, смерд? Да я тебя узнал! Ты давно нарываешься. Ну, сейчас получишь.

— Плеткой своей не маши. Не для того поставлен.

— Что? Ты мне указывать будешь? В поруб захотел, смерд?

— Что за бунт? — С другой стороны моста к Радиму устремился второй сторож.

— Лучше не вмешивайся, — посоветовал скоморох.

Однако слушать его не стали. Брон взмахнул плетью, и… она обрушилась на его товарища. От увечий сторожа защитили доспехи. Он опешил.

Радим швырнул Брона на мостки. Второй сторож потянул меч, но не успел. Поддетый плетью под колени, он упал рядом с товарищем.

— Бунт! — заверещал Брон и тут же получил рукоятью в зубы.

— На, подавись…

Туровид схватил Радима за рукав и потянул к воротам. Надо было уносить ноги, пока не набежала стража. Чудом проскочив меж недоумевающих ратников, спешащих от надвратной башни, скоморохи смешались с толпой, запрудившей Торговую сторону.

— Ты чуть не похоронил все мои труды. Да и себя тоже, — сказал Туровид. — С голыми руками идти против сторожей! Ты долго думал, прежде чем сделать это? Больше так не делай!

— Не буду. А куда мы идем?

— На Ярославово дворище.

— Ты обещал знатный пир, — заметил Радим, поглаживая живот.

— Наешься до отвала. И на судилище над Лукой Жидятой поглядеть не грех.

— Над бискупом? Как так?

— Увидишь.

Внезапно из небольшой улочки послышался девичий голос:

— Радим!

Скоморох повернулся — и переменился лицом:

— Умилка!

Девчушка постояла мгновение, потом скользнула в глубину переулка.

— Умилка! — Радим бросился следом.

— Стой! Куда? — рванулся за ним Туровид. Улочка завернула вбок, потом еще раз. Из-под ног с кудахтаньем полетели куры. Отроковицы нигде не было. Радим несся впереди, Туровид старался не отстать. Не успели они пробежать и полусотни саженей, как попали в засаду. Четыре узловатых дубинки обрушились им на головы. Туровид рухнул как подкошенный. Радим же, благодаря быстроте и сноровке, вильнул в сторону и перекатился под ноги нападавшему. С двумя он бы справился. Однако лихих людей оказалось значительно больше. Его спеленали крепкими волосяными веревками, затянув узел так, что он не мог пошевелить и пальцем. Затем пленника бесцеремонно поволокли во двор.

Там Радима ждал Буслай в окружении десятка отъявленных негодяев. Умилка стояла в углу, обливаясь слезами, ее придерживали за руки Куря и Зяма. Они были явно недовольны компанией, но ничего не могли поделать. Грозный Берсерк, стоя за их спинами, поигрывал острой секирой. Похоже, ему велели приглядывать за отроками.

— Вот и скоморох. Недолго же бегал. Хорошо я придумал на Умилку его приманить?

— Ты умен, Буслай, сего не отнять, — загалдели окружающие.

— Зачем я тебе? — спросил Радим.

— Все очень просто. Гривна серебра на дороге не валяется. А твоя голова ровно столько и стоит.

— Мы можем договориться.

— Вряд ли, скоморох. Ты разгневал богов. Лед не прощает, когда жертва избегает его. Ты должен умереть.

— Может, поторгуемся? У меня в одном укромном месте припрятан клад…