Скоморох

Радим обмер, не в силах что-либо ответить. Если диакон его узнает, все пропало. Хорошо, в клети было сумрачно. Огонь нескольких свечей с трудом рассеивал мрак большого помещения. Куря и Силушка полностью полагались на скомороха. Поэтому и они промолчали. Наверное, именно это их и спасло.

— Что топчетесь? Стучите в дверь, — Григорий мотнул головой вправо.

Посмотрев, куда указал диакон, Радим разглядел невысокую дубовую дверцу, обитую железными полосами. Именно так, крест-накрест, были обшиты и двери того поруба, где епископ допрашивал скомороха. Вот это повезло! Нет сомнений, здесь проход в подземные клети, где содержат заключенных.

Стараясь не попасть на хорошо освещенный участок, скоморох быстро прошел к двери. Два удара прогремели на всю клеть.

— Чего колотишь? Условный стук забыл? — Григорий оторвался от записей и пригляделся к гостям. — А вы кто такие? Что-то не припомню!

Радим промолчал. Инициативу взял Куря. Обнажив меч, он приблизился к диакону:

— Молчи, и будешь жив! Иди к двери! Стучи как условлено!

— Как вы смеете! Да вас…

Куря одним движением распорол рясу диакона у самого сердца. Меч скользнул по коже, оставляя алую полосу.

— Ай! Убери свою ржавую железку!

— Тихо! И делай что велят!

— Скоморох! Сие невозможно… Живой! Значит, верное было знамение…

— Стучи! — Куря грубо толкнул Григория. Диакон подчинился. На стук никто не отозвался.

— Дай сломаю! — вперед выдвинулся Силушка.

— Обожди!

За дверями раздались тяжелые шаги.

— Силушка, возьми-ка ту чашу, — сказал Радим, указывая на потир.

— Чего? На кой ляд она мне?

— Чтоб ломать тех, кто дверь откроет.

— Я могу и руками.

— Знаю. Но лучше возьми чашу.

Массивный бронзовый потир послужил на славу. Дверь отворилась. Из нее показалась настороженная физиономия гридя. Силушка медлить не стал. Короткий удар — и противник оказался на полу. Второго гридя Силушка сшиб с ног, бросившись в открывшийся проход. Маленькая лестница, узкий коридор, потом каменная клеть без окон… Там его встретил третий гридь. Воин был полностью готов к бою.

Меч описал дугу над головой Силушки. На вершок ниже — не жить молодцу. Силушка выхватил палку, заткнутую за пояс. С ее помощью удалось отразить следующий удар. Третий был бы последним. Силушку спас Радим.

Скоморох, сорвав с плеч плащ, швырнул его в лицо гридю. Тот на миг потерял противников из виду. Этого оказалось достаточно, чтобы перекатиться ему под ноги и, подхватив под колени, повалить на пол. Дело завершили тяжелые кулаки Силушки.

— А ты отчаянный, скоморох…

— Очень не хочется умирать в таком сыром месте. Скорее, вяжи этих…

— Чем?

— Их же поясами вяжи.

Пока Силушка стягивал пленников путами, Радим времени не терял. Он ловко опустошил их кошельки и собрал оружие. Самый остро наточенный меч и наиболее красивый нож он взял себе.

— Куда мы попали?

— Думаю, куда надо. Вот решетку поднимем…

— Дай сломаю!

Силушка взялся за железные прутья, перегораживающие проход. На руках буграми вздулись могучие мышцы. Решетка даже не пошевелилась.

— Пожалей себя, Силушка. Тут должен быть механизм.

— А ну говори, как поднимать? — Молодец взял Григория за горло.

Диакон беззвучно указал на ворот с цепью. Силушка тронул рукоять, но повернуть ее не смог. Мешал массивный железный замок.

— Щас сломаю!

Однако и в этот раз его ждала неудача. Силушка аж весь раскраснелся, а замок не поддался.

— У кого ключ? — спросил Радим. — Обыщите гридей.

— Я его сломаю!

Силушка упорствовал даже тогда, когда на шее у одного из гридей нашли ключ. Наконец скоморох улучил мгновение и вставил ключ в скважину. Замок щелкнул, высвобождая покрытый ржавчиной вал. Силушка повернул ворот. Решетка, скрипя, пошла вверх. Как только она приподнялась, в темноту бросился Куря. За ним, сняв со стены факел, поспешил Радим. Перед собой он толкал Григория.

— Ого! Что такое?

Клеть, в которой они очутились, имела низкий бревенчатый потолок, подпертый дубовыми столбами, каменные стены, поросшие мхом, и плотно утоптанный земляной пол. От угла до угла расстояние не превышало тридцати шагов, что делало помещение поистине громадным. Размеры скрадывало обилие окованных железом ларей, ровными рядами стоявших вдоль стен и около столбов.

— Где узники-то?

— Тут нет узников… — ответил Григорий.

— Как нет? А где же мы?

Куря попытался приоткрыть ближайший ларь, но тот оказался заперт. Парень стал ковырять крышку мечом.

— Дай сломаю!

Силушка поддел запор захваченным у гридя кинжалом и приналег на рукоять. Железо хрустнуло, и клинок упал на землю.

— Барахло, а не нож. Дай другой…

— Лучше присмотри за попом, я попробую сам, — сказал Радим.

— Тебе сил хватит?

— Хватит. Я кое-что другое в дело пущу… Силушка нехотя освободил место у ларя. Радим внимательно осмотрел запор, ковырнул ножичком, и крышка откинулась.

— О, Бог мой! — воскликнул Куря. — Глядите!

То, что лежало внутри ларя, заставило всех замереть. Золото… Огромный ларь был почти доверху заполнен золотыми украшениями и динарами. Такого богатства Радим еще никогда не видел.

— И таких тут больше десятка… — пробурчал он себе под нос.

— Так вы не в казну рвались? — спросил Григорий.

— Не твое дело! — грубо оборвал его Силушка. — Ребята, мы теперь заживем!

— Да уж… Только как все вынести из града?

— Постойте! Вы не забыли, зачем мы сюда пришли? — одернул товарищей Куря. — Мы должны выручить Зяму с Умилкой!

Григорий хитро прищурился:

— Значит, вызволять своих голопятых друзей пришли… И ты, скоморох, за тем же? Я могу помочь. Только не троньте церковного добра!

— Почему? Возьмем сколько захотим. А ребят выкупим! — Силушка алчно смотрел на распростертое у ног богатство.

— Сие не выйдет! С осквернителями Божьего храма владыка даже разговаривать не будет. Договоримся так: вы получаете своих друзей и отправляетесь на четыре стороны. Казну оставляете нетронутой.

— Дудки! — возразил Силушка. — Мне золотишко нужно…

— Мы пришли, чтобы спасти Умилку и Зяму! — произнес Куря, сжимая меч.

— Ты мне угрожаешь? — Силушка похлопал мечом по ладони левой руки. — Сломаю.

— Я напоминаю!

— Не ссорьтесь, — ввязался в распрю Радим. — Спасем друзей, а там поглядим…

— Вы будете делать так, как я скажу, — уверенным голосом произнес Григорий. — Так лучше для всех.

— Предлагай. Что мы должны делать?

— Сейчас сюда придут сторожа. Те, что в ночную смену. Я скажу, чтобы они привели сюда ваших друзей. Сие будет исполнено. Потом мы дадим вам время уйти из града. Но при одном условии: все золото останется в сокровищнице!

— Мне не нравится, — заявил Силушка. — Скоро явятся гриди… Надо хватать добро и скорее драпать. А умника сломать. И остальных трех тоже! Больше нас никто не видел. Взятого здесь добра с лихвой хватит, чтобы выкупить всех новгородских колодников!

Григорий побледнел.

— Не торопитесь! Вы все равно не успеете уйти! Сторожа уже идут. Даже если вырветесь из Софии, из града вам не выбраться. Поймают!

— Не заговаривай зубы! Пыряй его, Куря!

— Стой! — Радим схватил парня за руку. — Поп дело говорит. Лучше договориться без кровопролития. Нам отсюда не уйти по трупам.

Наверху послышался стук в дверь. Воры и диакон переглянулись.

— Вот и дождались… — Силушка в сердцах сплюнул на пол.

— Новые сторожа. На замену пришли. Я пойду?

— Только со мной, — Радим упер Григорию в спину нож. — И не вздумай чудить.

— Да, я все разумею.

Пускать внутрь трех хорошо вооруженных человек Радим не считал нужным. Поэтому он велел Григорию разговаривать с гридями через порог. Приказу привести двух узников они удивились, но перечить не стали. Диакон пользовался значительной властью. На Радима, старавшегося держаться в тени, они посмотрели косо, но расспрашивать о нем Григория не решились.

— Скоро приведут. И вы можете идти, если твои товарищи вернут все золото, что напихали за пазухи.

— Я скажу им.

Когда Радим и Григорий спустились в сокровищницу, то застали оставшихся там за перетаскиванием массивного ларя.

— Что вы делаете?

— Вот собрали тут немного… Возьмем с собой. Жаль, за остальным не вернуться.

— Не дурите. С этим нас не выпустят.

— А мы попробуем, — Силушка пошевелил мускулами.

— Как хочешь, но пойдешь без нас, — сказал Радим. — Куря, не занимайся глупостями. Оставь золото. Мы пришли за Умилкой и Зямой.

— Верно, скоморох, — Куря тяжело вздохнул. Силушка понял, что ларец ему вынести не помогут, и разочарованно махнул рукой:

— Эх, не видать нам сытой жизни… Такую возможность упускаем.

Тем временем наверху раздался стук. Привели узников. То, что ситуация оборачивается не в его пользу, Радим понял, когда увидел во главе гридей сурового Дудику. Раз его позвали, значит, сообразили, что дело непростое.

— Вот этих спрашивал? — спросил Дудика, когда Григорий появился на пороге.

— Сии отроки — ваши друзья? — в свою очередь спросил диакон.

— Умилка! Здравствуй, — Радим улыбнулся. Зяма с Умилкой выглядели грязными и усталыми, но, похоже, серьезно изувечить их не успели.

— Негодяй! — воскликнул Зяма. — Умилка, я же говорил, он с ними заодно!

— Радим, как ты мог!

— Погоди… Я все объясню.

— Что с ними хочешь делать, диакон? — спросил Дудика.

Григорий обратился к Радиму:

— Видишь, скоморох, я свое слово держу. Теперь твоя очередь. Пусти меня.

— Не спеши, господин диакон. Ежели пущу, твои псы нас на щепки разнесут.

— Я слово даю — пока из града не уйдете, погоню не пошлю.

— Ты хитер, да я хитрее. С нами пойдешь, до самого леса. Там тебя отпустим.

— Мне так не нравится!

— А по-другому не выйдет. Вели ребят к нам пустить.

— Э-э, нет. Либо отпускай меня, либо твоих друзей поведут мои гриди. Как меня освободишь, так их получишь.

— Ты лучше скомороха слушай. А то щас как ткну… — Из глубины прохода донесся голос Кури.

— И чего добьешься? Всех вас тут положат. Радим задумался. Ничего хорошего в том, что с ними пойдут люди епископа, не было. После обмена пленниками они могут напасть, и тогда можно рассчитывать только на быстрые ноги. Однако драться с гридями посреди Святой Софии было еще хуже.

— Добро. Уговорил ты меня, господин диакон. Идем все вместе. Только в дороге веди себя смирно, а то заволнуюсь, могу и порезать.

— Пойдем. Дудика, колодников ведите за нами. И пошли кого-нибудь вниз, надо помочь там.

— Что-то недоброе тут делается, диакон. Понимаю так: скоморох злым чародейством выбрался, наших обидел и церкви святой угрожает?

— Еще как! — Радим показал нож. — Не перечь!

— Меня испужать думаешь? Слаб еще. И не таких ломали. Добрый меч — голова с плеч.

— Не вздумайте! Слушайте меня! — забеспокоился Григорий. Он знал, кто падет первым в намечающейся схватке.

— С чего бы? Ты, диакон, гляжу, не преуспел с ворами. Теперь наше дело.

— Не смей, Дудика! Не видишь, этот душегуб меня порешит, не моргнет. Бог их накажет, но не сейчас.

— Сам виноват, что ворам отдался.

— Не тебе судить! Бископля гнева давно не ведал? Твое дело руками работать, а мое — головой. Делай как говорю!

Дудика помрачнел.

— Что ж, диакон, почнем, как велишь. Только смотри, позже на меня не пеняй.

— Вот и славно. Бог нам поможет, Дудика. Не сомневайся!

— Идем, — Радим подтолкнул диакона вперед. За скоморохом показались Куря и Силушка.

— Куря! Братишка! — Умилка хотела броситься к Куре, но была удержана сторожем.

— Умилка! Зяма! Мы пришли, чтобы спасти вас!

— Как? Правда? — Зяма был очень удивлен.

— Да! Я же говорила, что Радим хороший!

— Самый глупый поступок в твоей жизни, брат. Не стоило сюда соваться. Мы бы сами выкрутились.

Из Святой Софии они вышли под равнодушные взгляды церковных служек. И диакон, и гриди тут не в диковинку. А глазеть на пленников — себе дороже, были случаи, когда и за меньшее в пособники записывали. Бискуплю улицу миновали без остановок. У ворот Детинца уже стояла стража, которая наружу пускала всех, а внутрь только своих. Григория узнали сразу и вежливо поклонились. Диакон ответил на приветствие, хотел сказать что-то еще, но замолчал — после легкого укола ножом.

— Где пойдем? — спросил Радим, когда вышли на перекресток у Волхова.

— Через Людин конец — тут ворота ближе, — сказал Куря.

— Нет, — заявил Зяма. — По Торговой стороне лучше. За Словенским концом недалече знатная чаща.

Радим подтолкнул Григория в сторону моста:

— Пойдем на ту сторону.

— Может, пустите уже меня? — спросил Григорий. — Вы — туда, а мы здесь останемся. Ведь я не просто так говорю — я слово даю, что погони не будет. Господь не простит, если его верный раб обещанное нарушит. Кара небесная — сие страшно, поверь. Мне вовсе не в радость татей отпускать, но так лучше для церкви. Мы вас позже поймаем, будь уверен.

— Береженого боги берегут. Пойдешь с нами из града.

— Как знаешь, скоморох. Я ведь добрый сейчас, а Могу рассердиться.

— Не угрожай тому, кто с ножом, господин диакон.

Григорий замолчал и послушно двинулся по мосту. Следом зашагали Куря и Силушка с обнаженными мечами в руках. Саженях в десяти за ними пошли двое гридей с пленниками.

Солнце уже скрылось за горизонтом, и только алая полоса заката напоминала о нем. В темно-синем небе засверкали звезды. Острозубый месяц бросал свет на речную гладь. Темнота была на руку беглецам. Радим ухмыльнулся. Похоже, им удастся выбраться из переделки живыми. Самое главное — не сплоховать при передаче пленников. Скоморох начал обдумывать детали.

Под ногой прогнулась доска, из-за чего Радим споткнулся.

— Ох, Морена! — выругался он.

Большего он сказать не успел. Григорий резко вывернулся из рук скомороха и побежал вперед.

— Тати! Бейте! Бейте их всех! — закричал диакон.

Радим бросился было следом за Григорием, но вовремя остановился. Он вспомнил об Умилке и Зяме. Они ж безоружные! Повернувшись, Радим побежал к пленникам. Дорогу загораживали растерянные Силушка и Куря. Просить их расступиться было некогда. Скоморох вскочил на поручень, по которому быстро обогнул товарищей. Размахивая ножом, он прыгнул на обнажающих мечи гридей.

Те на миг оторопели. Внезапное появление Радима заставило их отступить на пару шагов. Этого хватило, чтобы пленники смогли отбежать за спины Силушке и Куре. Радиму пришлось бы худо, не прыгни он в реку. Придя в себя, гриди стремительно напали на беглецов. Силушка отразил мечом пару ударов, но, поняв, что долго не продержится, обратился в бегство. Куря был готов стоять до смерти.

— Беги! Куря, беги! — закричал Зяма.

Однако гриди не дали парню сбежать. Зяма выломал из поручней длинный дрын и бросился на помощь брату.

— Беги!

— Нет! Сам тикай!

Братья припустили на Торговую сторону. Но было уже поздно. Навстречу бежали Силушка и Умилка, преследуемые вирником и еще парой гридей.

— Сюда! Прыгайте сюда! — раздался снизу голос Радима. Он вынырнул на поверхность реки. В лунном свете скоморох отлично видел, что происходит.

Силушка медлить не стал. Его массивное тело тяжело плюхнулось в воду.

— Умилка! Прыгай! — Зяма подхватил девушку и столкнул с моста. Затем прыгнул сам.

Последним был Куря. Уходя от удара, он неловко запнулся и кубарем полетел вниз.

— Лук! Принесите кто-нибудь лук и стрелы! Прощение всех грехов и благословение святой церкви за лук и стрелы! — закричал Григорий.

К счастью для беглецов, лука у гридей не оказалось.

— Умилка! Ты как? — Радим помог девушке зацепиться за проплывавшее мимо бревно.

— Уфф! — Большего Умилка вымолвить не смогла.

— Держись за деревцо. Хорошо, что сплав идет. Голову спрячь. Так из Новгорода и выберемся. Подгребай рукой.

Куда делись Силушка и братья-разбойники, Радим не видел. Но они его особо и не интересовали. Умилка была рядом — и это главное. Он сделал то, что задумал. Девушка — на свободе.

— Осторожно! — Радим оттолкнул бревно, которое волна несла в сторону Умилки. — Тут надо смотреть по сторонам, а то пришибет ненароком.

— Я… я постараюсь…

— Тихо! Не так громко. По берегу гриди идут… Действительно, на берегу реки царило заметное

оживление. Какие-то люди метались, звеня оружием и нестройно крича. Кто-то размахивал факелом, пытаясь разглядеть пловцов. Появились лучники. Наиболее догадливый стал поджигать стрелы и стрелять ими в бревна. Пару раз ему даже удалось попасть так, чтобы огонь потух не сразу. Однако остальные попытки оказались бестолковыми. На широкой речной глади темнота и сплавной лес надежно скрывали беглецов.

— Радим, смотри! — Умилка показала на Княжью сторону.

От берега отчалил челнок и поплыл поперек течения.

— Главное, чтоб не заметили.

Лодочник был опытным гребцом. Челнок ловко рассекал речную гладь, то и дело уворачиваясь от бревен. Сидевшие на лавках воины пристально вглядывались в темноту Волхова. Им помогали факелы, закрепленные на носу и у кормы.

— Кажется, там кто-то есть. Греби туда! Челнок прошел в нескольких локтях от притаившегося скомороха.

— Нет. Показалось… А там что? Греби быстрее!

— Господин! Туда нельзя! Там слишком могучий сплав идет…

— Молчать! Делай, что говорю!

— Мы опрокинемся!

— Тогда тебя, смерд, повесят на воротах. Живее! Челнок удалился вверх по течению. Радим перевел дыхание.

— Ух… Отстали.

— А долго еще плыть будем?

— Что с тобой?

— Холодно…

Скоморох приподнялся над бревном, вглядываясь в берег.

— Уже не бегут… Похоже, из града выплыли. Еще чуток — и можно вылезать.

— А где Куря? Где Зяма?

— Я знаю не больше твоего, Умилка. Они прыгнули в воду, точно.

— Они могли разбиться?

— Мы бы услышали крик.

— Там был такой гам…

— Всяко бывает. Однако, думаю, они плывут где-то рядом.

— А если окликнуть их? Опасно?

— Да, лучше не надо. Мало ли, кто там, в темноте.

Проплыв еще с полверсты, Радим стал подталкивать бревно с Умилкой к берегу. Вскоре ноги коснулись дна.

— Вставай. Здесь уже можно идти.

— Не могу… — чуть не плача сказала отроковица. — Ноги… Ноги не слушаются.

— Держись за меня. Крепче!

— Что со мной, даже не знаю…

— Не важно. Сейчас выберемся.

Радим вытащил Умилку на берег и бессильно повалился на землю.

— Ох, совсем я хилый стал.

— Ты — порный. Я бы тебя вытащить не смогла.

— Ты меня раз от смерти спасла, так что не прибедняйся.

Лежать в мокрой одежде было неприятно. Но двигаться беглецы могли лишь через силу.

— Пойдем в лес, Умилка. А то как бы тут нас не застукали. Держись…

— Ноги… Слабость прошла. Я могу идти сама.

— Замечательно. Вставай! — Радим протянул руку, помогая отроковице подняться.

Лес был мрачен. Лунный свет не пробивался сквозь кроны деревьев, потому идти было тяжело.

— Затаимся здесь до рассвета, — Радим показал небольшую ямку, образовавшуюся на месте повалившейся с корнями осинки.

— Холодно…

— Огня развести, увы, нечем…

— Тогда обними меня.

— Что?

— Обними. Так будет теплее.

— Ох, конечно…

Радим прижался к Умилке и крепко стиснул ее в объятиях.

— Так хорошо…

Отроковица закрыла глаза и почти мгновенно уснула. Скоморох заснул следом за ней.

* * *

Черный лес расступился, будто расщепленный мечом. Луна, казавшаяся кровавой, осветила узкую тропинку между деревьями. Радим обернулся. Сзади полыхал пожар. Языки беспощадного пламени вырывались из-под земли, возносясь к пурпурным морокам. Огонь приближался, заставляя перейти на лесную тропу.

Сопротивляться скоморох не стал. Лес так лес. Страха не было. Чернота и мрак не пугали, а скорее завораживали. Отчего-то захотелось узнать, что скрывается за ними. Радим решительно шагнул на тропинку.

Ноги мягко ступали по опавшим листьям и черным, будто уголь, хвойным иглам. Ветви деревьев застыли в вечном покое. Странный ветер, насыщенный запахом серы, не мог поколебать их.

Начались бесчисленные развилки. Скомороху было все равно, куда идти, он просто шагал. То влево, то вправо… Радим шел достаточно долго, чтобы забыть дорогу назад. Но это его не волновало. Он сознавал, что здесь есть только одна дорога — вперед. А там — разгадка черноты этого леса.

От любопытства даже защемило сердце. Когда же станет ясно, куда ведет тропа? Радим ускорил шаг, потом побежал. Нетерпение овладело им. Еще быстрее, еще…

Внезапно тропа закончилась. Радим стрелой вылетел на небольшую полянку, заросшую черной травой. Посреди поляны высилась темная изба.

Скоморох осторожно обошел дом со всех сторон. Ни окон, ни дверей у избы не было. Внезапно послышался тихий голос:

— Радим…

Скоморох огляделся, но никого не увидел. Кто его зовет?

— Радим! — голос стал громче, и скоморох узнал его.

— Умилка!

С этими словами Радим проснулся и открыл глаза. Ему улыбалась самая милая девушка на свете.

Глава 7

Утро выдалось на редкость солнечным. Это было, пожалуй, единственным утешением для Радима и Умил-ки, оказавшихся голодными и гонимыми посреди дикого леса. Нельзя не просушить влажную после ночного купания одежду. Радим нашел недалеко от места ночевки небольшую лужайку, где можно было разложить вещи под прямыми солнечными лучами. Услышав предложение, Умилка смутилась. От мокрых рубах ей, конечно, хотелось избавиться, но не оголяться же перед мужчиной. Радим с полуслова понял причину ее затруднений. Быстро раздевшись, он скрылся в густых кустах, откуда крикнул:

— Скидывай одежки. Я птичками любуюсь.

Конечно, хотелось повернуться и полюбоваться нагим девичьим телом, но скоморох сдержал себя: нехорошо лгать милой девчушке.

Умилка разложила свои вещи и отправилась в кусты на противоположном краю лужайки. Радим покачал головой: столько волнений из-за какой-то малышки, с которой он знаком около двух дней. Как это понять? И что делать дальше?

Закончив переодевание, скоморох и отроковица, сидя в траве, повели неспешный разговор о будущем.

— Ты, Умилка, куда идти думаешь?

— Не знаю… Наверное, к Городищу, на наше место. Зяма и Куря туда придут.

— Опасно. Увидят гриди — схватят.

— А куда еще? Если бы братишек в лесу встретить…

— Да, тут ты права. Ежели их и можно застать где-то, то в привычном для вас месте. Однако раньше чем через седмицу ходить к Городищу не стоит. Думаю, ныне близ Новгорода синие плащи настырно кружат. Пусть успокоятся.

— Я согласна с тобой, Радим. Не пойду. Но где схорониться?

— Ежели б я знал окрестные места…

— Я знаю. Можно бы в деревне какой-нибудь пожить, но чем расплачиваться…

— Ты не заметила, что мошна с серебром опять со мной?

— Правда? Чудесно! Только теперь еще обережнее надо быть. Вдруг кто на нее позарится?

— Спрячу под одеждой, никто и не подумает, что у таких бродяг есть богатство. А когда надо будет, достану сребреник, будто последний, может, еще и скидку сделают.

— Хорошо придумал!

— Без тебя моей выдумке — резань цена. Надо дорогу знать, куда идти.

— Сейчас подумаю… Солнце у нас там, река здесь… Есть тут большое селенье, не более пары верст будет.

— Большое не надо. Нам бы поглуше и подальше от дорог прямоезжих.

— Да, понимаю. Знаю одно такое местечко! Дворов пять, не больше. И люди живут знакомые. Только идти туда далеко и опасно. Тропа через большое болото лежит. Там сгинуть легче легкого.

— Но не проще, чем в Новгороде, правда? Как далече та деревня?

— Верст двадцать от реки. Но там по гатям плутать придется. Так что, может, и все тридцать получится.

— Добрая даль. За пару дней дойдем. Нам бы огоньком разжиться, чтоб костерок запалить, и все будет замечательно.

— Мы, когда с братьями в ночное ходили, а огниво забывали, частенько на древнее капище забредали. Там хоть все давно ковелем поросло, но волхвы тайком бывают. А главное, огонек поддерживают. Можем и мы сходить. Капище нам по пути.

— Ох, не люблю я ворожбу… Ладно, лучшего все одно удумать не могу.

Чуть позже полудня собрались в дорогу. В сухой одежде, с полной мошной за поясом и мечом в руке, Радим чувствовал себя достаточно уверенно. Умилка тоже больше улыбалась, чем горевала. Незавидность положения беглецов искупалась их взаимной приязнью.

Впереди шагала Умилка. Она прокладывала путь, ориентируясь по одной ей знакомым приметам. На всякий случай Радим запоминал дорогу, в некоторых местах метя ее надломленными веточками. Однако сетовать на способности отроковицы не пришлось. Вскоре они вышли на утоптанную тропинку, ведущую к берегу небольшого ручья. Перейдя его вброд, беглецы очутились в густом буреломе. Миновав его, они достигли пригорка, поросшего молодыми березками.

— Вот. Тут, — У милка указала на пригорок. — Вроде никого нет. Поищем огонек.

— Давай, я первым пойду. Мало ли что…

— А ты знаешь, где огонек искать? Вот то-то… Пропусти.

Радим послушался, но на всякий случай передви-удобнее меч: в подобных местах встречаются недобрые люди. Древние силы влекут тех, кто недоволен своим положением и мечтает о большем. Тайны волхвов скрывают нечеловеческое могущество. Рад им хорошо помнил, как однажды встретил седовласого слепца, умиравшего на лесной дороге. Единственное, о чем тот попросил скомороха, — передать родным, чтобы они не искали его. Прежде чем слепец испустил дух, он поведал недолгую, но печальную историю о своем приключении.

Совсем недавно седовласый страдалец был полным сил мужем в расцвете лет. Ему не хватало лишь одного: воинской славы. Но вместо того, чтобы податься в варяги или княжью дружину, он решил для начала разжиться волшебным мечом-кладенцом. В тех краях давно ходила легенда о чудесном оружии, скрытом на старом капище под огромным валуном. Под угрозой смерти удалой искатель погнал туда троих холопов. Найдя заповедное место, заставил их копать землю, подводить бревна под камень. Много дней и ночей провели они на капище, разное перетерпели. Холопы сгинули — кто от хозяйских побоев, кто от кошмарных снов. Наконец несчастный достиг того, чего желал. Валун сдвинулся, и горемыка узрел, ради чего старался. Тут он и ослеп. Что там было, слепец поведать не успел. Умер, захлебнувшись слезами.

Под ногами появились многочисленные пни и вросшие в землю поваленные стволы. Приглядевшись, на них было можно различить лики и древние руны. Когда-то здесь было огромное святилище, занимавшее весь холм от подножия до вершины. Умилка ловко перескакивала через препятствия. Скоморох не отставал, но все же с горечью думал о своих годах. Нет уже легкости в движениях, нет прежней ловкости, остался один опыт.

Умилка свернула в сторону, остановилась и наклонилась. Улыбаясь, она раздвинула два небольших камня.

— Есть огонек!

В глубине маленького вертепа полыхала медная масляная лампадка. Был соблазн забрать прямо ее. Но Радим подумал о последствиях и отказался от такой мысли. Мало ли, как расценят волхвы его поступок. Посчитают кражей, и тогда несдобровать скомороху. Небо с овчинку покажется.

С помощью меча скоморох быстро заготовил десяток коротких лучин.

— Уже вечереет. Скоро на ночь вставать. Этих лучинок должно хватить, чтоб огонь донести.

Зажгли две лучины: на всякий случай. Одну понесла Умилка, другую — скоморох. Как оказалось, беспокоились не напрасно. Не успели они спуститься с пригорка, как налетевший ветер вмиг загасил лучину Радима. Скоморох выругался и поспешил снова запалить огонек.

Через бурелом вышли к ручью, где и решили расположиться для сна. Радим разжег костер, принес грибы, найденные по дороге, и начал их жарить, нанизав на прутики.

— Ты на самом деле хочешь уехать за море? Радим чуть помедлил с ответом.

— Да. Хочу. Ты же видишь, в Новгородчине меня не больно привечают, в соседних землях — ежели и лучше, то ненамного.

— И мы больше никогда не увидимся?

— Не знаю… Вообще я думал вернуться. Но если тут меня будет ждать виселица, то над этим стоит поразмыслить. А ты не хочешь отправиться за море? Увидеть дальние страны, познакомиться с новыми людьми?

— Думаешь, они лучше?

— Не знаю… Но как узнать, если не попробовать?

— В Новгород съезжаются гости со всего света. Можно с ними поговорить.

— С купчинами-то? Пообщался я уже с этим народцем. Они все друг на друга похожи, кто бы ни были: русины, словене, свей иль булгары. Одна нажива на уме. Хочется найти тех, кто меня поймет.

— А тут, значит, таких нет?

— Тут… — Радим покраснел. — Есть. Но они вряд ли будут долго терпеть меня.

— Почему же?

— Потому что, как ни крути, а бродягу только могила исправит. Много во мне такого, что и самому не по нраву, а уж другим, верно, глаза режет.

— Правда? Вот не заметила! Ты — славный!

— Ты очень добрая, Умилка…

— Ты тоже. До сих пор я думала, что скоморохи тупые и черствые люди, которые ради крохи готовы на все: выставить себя дураком или насмеяться над ближним. Ты другой.

— Но я — скоморох.

— Такой скоморох мне нравится.

Они уснули в наскоро построенном шалаше, прижавшись друг к другу. Улыбки озаряли их лица.

* * *

Черный ворон сидел на черном коньке черной избы и косил на Радима черным глазом. Из трубы к сиреневым небесам поднимался непроглядно-черный дым. На темной стене скоморох с трудом разглядел еще более темную дверь. Как только он о ней подумал, дверь отворилась.

Изба приглашала войти. Однако скоморох не торопился. Чем-то нехорошим веяло от черноты, размазанной по избе и вокруг нее. Пусть то, что притаилось внутри, само выйдет наружу. Под пурпурными моро-ками хоть и сумрачно, но все же лучше, чем в тьме. Радим никуда не торопится, может подождать.

Ворон каркнул — будто гром грянул. Внутри избы что-то шевельнулось. Птица яростно забила крыльями. В дверном проеме появилась черная фигура. Ее глаза полыхнули алым светом.