Глава 14

Где— то чуть позже полудня меж сосен показалось открытое место. Замедлив шаг, отряд вышел на опушку, посреди которой возвышалась Лысая гора. На вершине по-прежнему темнел крест. На нем висел распятый человек. Больше вокруг никого не было.

— Вот те раз… — растягивая слова, проговорил Бо-ждай.

— Святотатство, — перекрестился Армен.

— Нехорошее место, — заметил Хельги.

Сигват сделал знак всем приготовить оружие и сомкнуть строй.

— Ждать нечего. Пока не пришли тати, надо срубить альва. Поспешим,

— А где сокровища? — спросил Стриг.

— Спросим у альва. Вперед!

Воины обнажили мечи и подняли щиты. Радим покрепче ухватил свой трофейный топор. Яков и Сара прижались поближе к Хельги.

Размытая дождем глина противно чавкала под ногами, все сильнее свистел ветер, противная морось обволакивала от головы до пят. Радиму, как и многим, было не по себе. Известно, что рядом могучая волшба, но она никак не проявляется. Что это значит? То ли зло не замечает приближающейся погибели, то ли готовит каверзу. Некоторые из ратников наверняка пожалели, что добровольно согласились на это дело. Однако вслух признаться не решился никто.

До вершины дошли без задержек. Однако на душе было по-прежнему тяжело. Те, кто еще не видел распятого, с любопытством и одновременно с отвращением вгляделись в его черты.

— Ой, да это же Езус! — воскликнул Яков.

— Что?

— Это мой старый приятель рабби Езус из Булгара. Он сгинул в этих землях пару лет назад, отправившись на поиски каких-то древних камней. Он был безумец, но то, что я вижу, безумнее! Его распяли!

— Ты не ошибаешься, купчина? — спросил Радим.

— Как я могу ошибаться, если это лицо Езуса! Но что с ним сделали! Ужасно! Сара, посмотри, ты узнаешь Езуса?

— Не знаю, дорогой Яков. Я так плохо знала твоего приятеля…

— Что ты, Сара! Погляди внимательнее на этот крючковатый нос, на эти пухлые губы, на бороду, наконец, — это точно он! Только как он тут очутился?

— Да, непонятно… — протянул Радим.

— Не важно, — сказал Сигват. — Мы должны с ним покончить. Ежели это ваша иудейская волшба, то скажи, как с ней совладать, купчина.

— Я пока не видел никакой волшбы.

— Мы тебе рассказывали.

— Трудно судить по чужим словам. Кроме того, я не слишком сведущ в этих делах. Яков — маленький человек, а что касается синагоги — совсем крошечный.

— Ну, как знаешь, — нахмурился Сигват. — За секиры, ребята! Надо свалить этот крест.

Первый удар решился нанести скоморох. Он видел страх в глазах ратников. Нужно подать пример. В конце концов, он уже делал это!

Топор тупо звякнул об опорный столб. На черном дереве не осталось даже зарубки. Тем не менее реакция на удар последовала. Распятый открыл глаза и застонал.

Ратники в страхе попятились. Те, что были христианами, закрестились, язычники сжали в ладонях амулеты.

— Пить… Пить… — голос распятого был без характерного шипения.

Сигват и его люди стояли, смущенные происходящим. Они много чего могли ожидать, но не просьбы промочить горло.

— Пить… Пить… Яков…

Распятый узнал купца и, похоже, удивился.

— Езус! Ты ли это?

— Я… Пить…

— Дайте ему воды! — потребовал Яков. Ратники растерянно зашептались. Кто-то протянул мех с колодезной водицей.

— Как ему дать-то? — растерянно спросил Чтибор, стоявший ближе всех к распятому.

— Тряпицу, тряпицу смочи, — посоветовал Яков. — И на сулице протяни.

— Святотатство, — покачал головой Армен. Чтибор сделал как велел купец. Распятый жадно схватил тряпицу ртом.

— Хватит, — приказал Сигват. — А теперь, порождение Хеля, отвечай, почто людей наших изводишь?

— Это не я… Это он…

— Кто?

— Он… Тот, кто издревле в этом кресте…

— Ты мне голову морочишь? На этом кресте — ты!

— Я разбудил его… Я не знал…

— Кого?

— Его… Всемогущего…

— Как его уничтожить?

— Я не могу…

— Не ты, а мы займемся этим.

— Бегите…

— Как?

— Бегите… Чем дальше, тем лучше.

— Ну уж нет. Сначала мы срубим тебя под самый корешок!

— Не надо! Кто против него — обречен…

— Это мы посмотрим! Рубите!

— Нет!

— Постойте! — вступил в разговор Яков. — Езус, кого ты разбудил? Как так случилось? Ты же отправился на поиски своих любимых черепков.

— Я нашел этот крест… Я искал его… Андрий воздвиг его…

— Что за Андрий?

— Давным-давно… Старое предание… В нем заключена сила…

— Андрей, апостол Господа нашего Иисуса Христа, ходил по этой земле… — задумчиво проговорил Армен. — Есть такое предание. Но он был святой человек! От него не может исходить эта языческая скверна с татями и личинами!

— Кто возьмет силу… тот станет всемогущ… я не смог…

— Так это христианская волшба? — обратился Сигват к пресвитеру.

— Так молвит бес. Но он лукав. Я не верю ни одному его слову.

— Ежели это христианская волшба, то что нам делать?

— Если это диавол, он сгинет от святой воды!

— Где же ее взять?

— Дайте мех.

Армен перекрестил емкость с водой, потом опустил в горловину свой серебряный крест. Взболтав содержимое меха, пресвитер отхлебнул глоток.

— Готово! Да убоится диавол святого причастия!

— Нет! Не делайте этого!

Однако слушать распятого пресвитер не стал. Он плеснул водой на ноги Езуса. Тот закричал.

— Не нравится… Получай еще.

Армен снова плеснул из меха на крест. Распятый — стал корчиться и бессвязно бормотать. Потом внезапно затих, и когда снова открыл глаза, его взгляд был иным.

— Греш-шники… Вы приш-шли, чтобы с-сгинуть… Пресвитер вздрогнул, плеща святой водой в третий раз.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

— Прочь…

Святая вода явно не произвела на беса должного эффекта. Небо потемнело сильнее, ударил гром.

— Рубите, ребята! — велел Сигват и сам поднял секиру.

По черным опорам креста застучали топоры.

— Греш-шники! — Распятому это вовсе не понравилось. — У вас еш-шть пош-шледняя возмош-шность ш-шпаш-штиш-шь… Вернитеш-шь в ш-швятое лоно! Примите мою плоть и кровь!

— Рубите, не слушайте его! — крикнул Радим, присоединяясь к ратникам.

— Смотрите! — воскликнул Бождай.

Все повернулись в указанную сторону. Из леса выходило сильное войско. На ветру трепетало алое знамя с серебряным трезубцем. Доспешная дружина шла вперемешку с полуголыми татями. Они разнились одеждами, но походили лицами, вернее отсутствием лиц. Безликое войско молчаливо окружило холм.

Ропот пробежал по рядам ратников, сгрудившихся у креста.

— Когда он успел обратить всю дружину? — Удивление вперемешку со страхом сквозило в голосе Ра-дима.

— Дурное дело не хитрое. Щербатый угощал в княжьем стане не одного государя.

— Да помогут нам боги совладать с такой силищей…

— К бою! — скомандовал Сигват. — Живо!

— Мы так не договаривались… — покачал головой Стриг.

— Это ж княже, — признал вершника в алом плаще Бождай. — Вы против него замыслили?

— Ты узнал его в лицо? Нет? Значит, это не князь, а кто-то в его одеждах.

— Я не ведаю, почто все напялили личины, но стяг — княжий. Это Владимир Ярославич, сто лет ему здоровья.

— Князь очарован, — пояснил Радим. — Надо скорее расправиться с бесом, тогда злая волшба уйдет. Рубите!

— Мы не пойдем супротив князя, — твердо ответил Бождай. — За мной, ребята! И не пробуйте нас остановить!

— Глупцы! Они побьют вас! — предупредил Сигват.

— Не раньше, чем вас!

Люди Стрига и Бождая попятились с вершины холма. Сигват остановил своих норманнов, которые было заступили им дорогу.

— Пусть идут!

— Греш-шники! Примите причаш-штие и ш-пасе-тесь!

Стриг и Бождай не стали слушать распятого. Вложив оружие в ножны, они с поднятыми руками отправились навстречу выступающей из леса рати.

— Рубите! — снова крикнул Радим.

— Вы прикройте щитами, а вы за топоры, — скомандовал Сигват, и на крест снова посыпались удары.

— Разреши нам уйти, — взмолился Яков. — Они убьют нас.

— Иди, коли жизнь недорога.

Купцы медленно двинулись от норманнской дружины. Если бы они были чуть расторопнее, то, несомненно, пали под ударами татей, ибо те не собирались вступать в переговоры.

— Мы с миром! Прости нас, княже! — сказал Стриг. В тот же миг он был насажен на рогатину.

Тати с яростной решимостью бросились избивать сдающихся. Половина ратников пала сразу. Другая успела прикрыться щитами, вступив в неравную схватку. Из кровавой кутерьмы выбраться не удалось никому. Яков и Сара быстро отступили за щиты норманнов.

— Ш-шмерть греш-шникам!

Толпа татей с криком и гамом бросилась в атаку. Лучники успели выпустить лишь по две стрелы, а войско беса уже приблизилось на бросок копья. Норманны метнули сулицы. Первый ряд татей повалился в грязь, но его место тут же заступил следующий.

— Не успеваем, — тихо проговорил Радим, глядя на неглубокие надрубы.

— Умрем достойно. Вальгалла ждет нас, — сказал Сигват и, откинув щит, взял одной рукой меч, другой секиру.

— Боже спаси и сохрани! — Армен упал на колени. Неистово крестясь, он запел псалмы на греческом языке.

— Веревка! — внезапно вспомнил Радим. — Закинем ее на верхушку и дернем! Надо повалить крест!

Он начал рыться в своем дорожном мешке. Внезапно его рука наткнулась на сосуд с огненной водой. На мгновение скоморох замер, раздумывая, потом решительно полез за кресалом. А потом плеснул огненной водой на распятого.

— Ш-што ты делаеш-шь, греш-шник!

— Тебя извожу, бес гадливый!

Чиркнуло кресало. Искры не долетели до пропитанной жидкостью набедренной повязки.

— Греш-шник! Ош-штановиш-шь!

Радим улыбнулся. Кресало чиркнуло снова. Искра слетела с камня. Легкое дуновение подхватило ее, неся к распятому человеку. Крошечный огонек закружился в воздушном вихре. Потом он упал на крест. Когда искра коснулась пропитанной огненной водой материи, повязка на чреслах вспыхнула ярким пламенем. Езус жутко зашипел, дергаясь всем телом. — Это тебе за Валуню! Это тебе за всех наших! В тот самый миг, когда пламя охватило крест, первые рогатины коснулись щитов обороняющихся — и вдруг тати, как один, повалились на землю. Жутко заголосили, воя, как дикие звери. Личины вмиг почернели, покрылись трещинами. Безликие пытались оторвать гниющее дерево от лиц, но тщетно. Оно крепко держало своих рабов. Норманны замерли, затаив дыхание. Враги корчились у их ног, не будучи поражены оружием.

— Что это?

— Мы победили… — сказал Радим, вытирая пот со лба.

— Ты победил, — Сигват сжал его в крепких объятиях.

Обгоревший до костей, Езус шипел, издавая нечеловеческие звуки. Его язык превратился в пепел, в глазницах играл огонь, но скелет продолжал голосить. Треснул позвоночник. Череп склонился на грудь, а затем сорвался и рухнул на землю. От удара он раскололся и выпустил наружу столб дыма. Выгоревшие мозги просыпались золой. Потом все стихло.

Небо просветлело. Ветер стих. Над горой повисла необычная тишина, прерываемая лишь треском объятого огнем креста.

— Магия… Шептун… — проговорил Хельги.

В отблесках пламени холм, усеянный бьющимися в агонии людьми, выглядел куском гнилого мяса, облепленным опарышами. Радиму показалось, что, куда ни ступи, непременно потопчешь чье-нибудь тело.

— Вот и сокровище, Хельги, — сказал Сигват. — Собирай доспехи.

— Там где-то и князь, — заметил Армен. — Какое несчастье!

— Да. Богатая добыча.

Не успели норманны опомниться, как на опушке показалась новая дружина. Бросившиеся обирать тех умирающих, с которых можно было что-то взять, срочно вернулись на вершину. Ратники напряглись, поднимая щиты. Одна напасть миновала, грядет другая?

— Это Остромир! — узнал предводителя Радим. Боярин ехал на вороном коне, укрытом парчовой попоной, запряженном в драгоценную узду. За плечами воеводы колыхался подбитый соболем белый плащ. Ноги, обутые в белоснежные сапоги с золотыми острогами, покоились в узорчатых стременах. Остромир и в бой одевался как на праздник. И чем опаснее был противник, тем дороже убранство. Это Радим слышал от одного калечного чудина, некогда захваченного в полон русской ратью. До того, как угодить в рабство, чудин много воевал, совершая набеги на села, принадлежавшие боярину.

Судя по нынешнему наряду, Остромир готовился к смертельной схватке. Издалека было плохо видно, но скоморох мог поспорить, что все пальцы боярина унизаны перстнями с самоцветами, а на шее — толстая золотая цепь. Внезапно нахлынули тревожные предчувствия. Чем закончится эта встреча? Ни Ради-му, ни Сигвату ничего хорошего она не сулила.

Боярин остановил своих людей там, где лежали тела безликих. Боярская сотня была во всеоружии. Один клич — и отряд бросится в бой.

— Сигват! Где пал князь? — громко спросил Остромир.

— Не видел. Где-то здесь, — махнул рукой ярл.

Боярин послал своих людей искать государя. Задача оказалась несложной. Вскоре они вернулись с телом, завернутым в алый плащ. Личину удалось сорвать с большим трудом. Она прикипела к коже и долго не хотела отделяться. Владимир Ярославич не подавал признаков жизни.

— Он умер? — спросил Сигват.

— Отдал Богу душу, — ответил боярин и перекрестился.

— Что теперь?

Напряженное молчание повисло между воинами. Смерть князя многое меняла в жизни как знати, так и простых дружинников. Кто теперь станет княжить в Новгороде? Не придет ли новый господин сюда со своим уставом? На кого вину возведет за смерть предшественника?

Крест с треском повалился. Он догорал на земле, источая дым, пахнущий могильным смрадом.

— Я прослушал твои волшебные камни, скоморох. Там разговоры татей. Ежели бы ты сразу сказал, что могут эти камни, а не заставлял меня копаться в ветхих книгах, мы быстрее справились бы с порождением ада. Да и ты не терпел бы зла. Эти люди были под властью древнего чародейства, языческой силы, что старше этой чащи на сотни лет. Их вело одноглазое и одноногое лихо, обитающее в этом кургане с тех времен, как Господь Бог заточил его. Один несчастный открыл поганому дорогу к свету, поставив крест на проклятой земле, другой разбудил ото сна своими безумными обрядами.

— Ты не будешь с нами биться?

— Нет. Правда на вашей стороне. На нашей стороне… — поправился Остромир. — Ступайте с миром. Но больше мне на глаза не попадайтесь. И забудьте все, что здесь случилось. Будете болтать — добром это для вас не кончится.

Норманны недоверчиво опустили щиты. Боярская дружина даже не шевельнулась. Сохраняя строй, Сигват и его люди стали медленно спускаться с вершины. Пресвитер, купцы и скоморох потянулись следом. — Скоморох, подойди! — окрикнул Радима Остромир.

Делать нечего, пришлось подчиниться. Радим остановился — так, чтобы его и боярина разделяло тело поверженного князя. По сторонам зашевелились гриди, заступая скомороху путь к бегству. Вот и попал…

Остромир перешагнул через мертвого государя. При приближении боярина Радим отшатнулся, внутренне сжался, готовясь к неприятностям.

— Ты оказался смышленее, чем я думал, скоморох. Ловко сладил с таким злом, которое даже я не знал, как одолеть. Мыслил девять ветвей славы искать, а оно проще оказалось. Ты вспомнил, что сегодня день Огня Сварожича? Где ты добыл этой чудесной пылкой водицы?

Скоморох молчал в недоумении. Вопросы странные. Как ответить, чтоб и дураком не показаться, и лжи откровенной не допустить?

— Ежели желаешь службу нести среди моих мужей, я буду рад.

Радима предложение застало врасплох. Однако следовало отвечать.

— Благодарствую, господин великий боярин! Позволь мне, сирому, идти своей дорогой. Несчастлива эта земля для меня. Все время какие-нибудь напасти.

— Как знаешь. Ежели надумаешь когда иметь теплую постель и добрую еду, приходи в Новгород. Пытать о твоих тайнах я не буду, а на службу с радостью приму.

— Благодарствую много раз, господин великий боярин! — Радим попятился прочь.

Боярин сделал знак, и гриди расступились. Кланяясь на ходу, скоморох почти побежал за удаляющимися норманнами. Остромир задумчиво посмотрел вслед Радиму. Он до сих пор не был уверен, какое решение самое правильное: немедленно казнить опасного бродягу, заточить его в порубе и заставить работать на себя или отпустить от греха подальше. На счастье скомороха, боярин склонялся к последнему.

Яков, как обычно, ворчал, Сара его успокаивала.

— Ой, разорили бедного купчину! Столько всего претерпел, а что взамен? Пара ржавых мечей? Вернусь в Булгар грязный, ободранный и обессиленный! Почему кому-то достаются сокровища, как Исаку… Помнишь, Сара, он в прошлом годе золотую домовину древнего царя Атиллы откопал? Ходил такой важный, а потом переехал в Итиль. Кому-то сокровища, а мне — одни несчастья! За что Господь так недобр ко мне?

— Думаю, он добр, господин, — ответил за Бога Радим. — Благо, голову сохранили.

— Голова на месте, — согласился купец. — Но болит. У меня всегда голова болит после того, как надышусь какой-нибудь гадостью. Как этот крест вонял! Я давно не помню, чтобы у меня так закладывало нос. Ты, Сара, помнишь? Я — нет. И как, спрашивается, у меня должно быть после этого с головой?

Радим улыбнулся. Когда никого не было, он достал из-за пояса мошну, ловко срезанную с пояса покойного князя. Ослабив горловину, скоморох запустил в нее руку. Сребреники приятно охолодили пальцы.

КРОВЬ СКОМОРОХА