Ландри Кокнар поспешно закончил сервировку стола и обернулся к хозяину. Вальвер не глядел в его сторону — он молча стоял возле окна и нервно барабанил пальцами по стеклу. Сделав вид, что пребывает в полном неведении, слуга спросил хозяина:
— Вы что же, не видели ее?
Вальвер не удивился, откуда Ландри Кокнару было известно, что он потратил целый день на бесплодные поиски. Сам он только и думал, что об очаровательной цветочнице, и считал вполне естественным интерес, проявляемый его слугой к Мюгетте. Он бросил в ответ короткое раздраженное «нет».
— Это и не удивительно после вчерашней стычки, — принялся рассуждать Ландри Кокнар. — Бедное дитя, она наверняка еще не оправилась от пережитого волнения и предусмотрительно осталась сегодня дома.
— Черт побери! — уже гораздо бодрее произнес Вальвер. — Я об этом не подумал! Клянусь Господом, ты прав, Ландри; ты сразу же нашел вполне разумную причину. Представь себе, а я решил, что это из-за меня она сегодня не появилась и, желая досадить мне, изменила своим привычкам.
— Она разумная и осмотрительная девушка, и ей незачем ломаться перед вами. Вы напрасно терзаетесь. Уверен — а ведь вы уже убедились, что в этих делах я разбираюсь, — что если вы имеете несчастье не нравиться ей, то она честно и открыто скажет вам об этом и попросит забыть о ней навсегда. Голову даю на отсечение, что она именно так и поступит; тем более она не станет менять своих привычек только для того, чтобы досадить вам.
— Ландри, слова твои — бальзам на мое израненное сердце. Какой же я глупец! Честное слово, мне просто невероятно повезло, что я встретил тебя! — воскликнул Вальвер, мгновенно перешедший от глубокого уныния к бурной радости.
— Вы вовсе не глупец, сударь, и сами это отлично знаете. Просто разум ваш одурманен любовью; сие пылкое чувство снедает вас целиком.
— Да, Ландри, ты прав: именно целиком! И это на всю жизнь, до самой смерти.
Последняя фраза была произнесена таким проникновенным тоном, что Ландри Кокнар вздрогнул и про себя подумал:
«Да, он не лжет. Именно навсегда, до самой могилы. Если она отвергнет его, он скорее умрет, нежели излечится от своей любви. Вот и отлично, значит моя маленькая Флоранс будет с ним счастлива… Ибо если она еще не полюбила его, это вот-вот произойдет: просто невозможно, чтобы столь пылкое и чистое чувство не нашло отклика в ее сердце. Подождем; уверен, что время все поставит на свои места».
Вслух же он сказал:
— Держу пари, что завтра вы ее увидите.
— Надеюсь, Ландри. Очень надеюсь.
— Ну, так раз мы с вами пришли к соглашению, то почему бы вам теперь не отведать вот этого подрумяненного паштета или вон той упитанной пулярки?
Вальвер окинул взором яства. Внезапно у него проснулся аппетит.
— Черт побери, ты прав, — ответил он, сев за стол.
Ландри Кокнар исправно прислуживал своему хозяину и вскоре убедился, что, несмотря на сильное душевное потрясение, Вальвер в полной мере воздает должное обеду. Старания мэтра Ландри не пропали даром.
После Вальвера настала очередь Ландри Кокнара оказать честь оставшимся блюдам. Завершив трапезу, они принялись болтать, как старые приятели. И, разумеется, предметом их беседы была юная цветочница. Также они обсудили виды на будущее. Вальвер твердо решил начать поиски места и перестать наконец ждать, что к нему придут и предложат поступить на службу.
Во время разговора Одэ внезапно обратил внимание, что Ландри Кокнар до сих пор одет — если слово «одежда» вообще можно было применить к этому рубищу — в устрашающе драное тряпье.
— Черт побери! — воскликнул он. — Не можешь же ты и дальше щеголять в таком виде! Открой ящик вон того стола.
— Слушаюсь, сударь.
— Там лежит кошелек, возьми из него несколько пистолей и отправляйся к торговцу подержанным платьем; его лавочка находится неподалеку от рынка. Выбери там себе костюм, подобающий слуге из хорошего дома. Иди же!
Ландри Кокнар взял пять или шесть монет и бегом пустился в указанном направлении; он был несказанно счастлив сменить наконец свои лохмотья на удобный костюм.
Не прошло и пяти минут после его ухода, как в дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Вальвер, не вставая со стула.
Дверь открылась. На пороге стоял настоящий великан. Это был д'Альбаран, который, видимо, завершил свои расспросы. Вежливо и с достоинством поклонившись, он произнес с легким иностранным акцентом:
— Я имею честь обращаться к господину графу де Вальверу?
— К нему самому, сударь, — ответил Вальвер, поднимаясь навстречу гостю. Он был крайне удивлен приходом незнакомца, однако постарался ничем не выдать своих чувств.
Быстро взяв себя в руки, он вежливым жестом пригласил его в комнату:
— Соблаговолите войти, сударь.
Д'Альбаран вошел и церемонно представился:
— Дон Кристобаль де Альбаран, кастильский граф.
Одэ де Вальвер с присущей ему юношеской грацией приветствовал д'Альбарана и указал ему на единственное кресло; сам же подошел к стулу.
— Садитесь, господин граф, окажите милость, — пригласил он гостя.
Прежде чем сесть, д'Альбаран с изысканной вежливостью, отличающей чистокровных испанцев, еще раз поклонился Вальверу. Вальвер ответил на его поклон с не меньшим изяществом и не стал садиться до тех пор, пока гость не занял свое место в кресле. Затем он опустился на стул и вопросительно поглядел на визитера, ожидая, что тот объяснит причину своего неожиданного появления.
Как и подобает истинному дворянину, коим являлся д'Альбаран, манеры его были безупречны. В лице гиганта не было ничего отталкивающего, напротив, выражение его было вполне дружелюбным. Держался испанец со спокойным достоинством.
Одэ де Вальвер не испытывал ни малейшего беспокойства, но его снедало вполне понятное любопытство. И чтобы не выдать своих сокровенных чувств, он отвечал приветствием на приветствие, поклоном на поклон, улыбкой на улыбку, комплиментом на комплимент. Внешне он был совершенно невозмутим. Уроки шевалье де Пардальяна явно пошли ему впрок. Учитель вполне мог гордиться своим учеником. (В дальнейшем нам еще не раз представится случай убедиться, сколь полезными были уроки господина де Пардальяна-отца и как замечательно усвоил их Одэ де Вальвер.)
— Граф, — приступил наконец к делу д'Альбаран, — я состою на службе у одной знатной иноземной принцессы, и она оказала мне честь, направив меня к вам в качестве полномочного посланника.
Вальвер снова поклонился и стал ждать продолжения. Оно последовало немедленно:
— Моя благородная госпожа и я вчера утром случайно оказались на улице Сент-Оноре. Там мы стали свидетелями ваших поистине героических деяний: вы спасли жизнь королю, вырвали несчастного бродягу из рук людей маркиза д'Анкра, успели прийти на помощь девушке, подвергшейся нападению грязного невежи, не достойного звания дворянина, вступили в схватку с пятью дворянами все того же маркиза д'Анкра и ранили четверых и обратили в бегство пятого. Моя госпожа все видела и по достоинству оценила вашу доблесть. Она послала меня к вам, поручив мне передать вам свое восхищение.
— Сударь, — еще более сдержанно произнес Вальвер, не понимая, куда клонит чужеземец, — благоволите передать принцессе, вашей госпоже, мою благодарность за оказанную мне честь. Я вдвойне признателен ей за высокую оценку моей скромной особы, ибо она вложена в уста необычайно учтивого посланца, коим является ваша милость. Однако, сударь, я не заслуживаю всех расточаемых вами комплиментов. В поединке с пятью дворянами Кончини я был не один.
— Знаю, знаю, сударь, я же был там и все видел. И моя госпожа тоже все видела, но от этого восхищение ее вами отнюдь не уменьшилось, и в знак своего уважения она попросила меня передать вам эту маленькую безделушку. От ее имени я смиренно прошу вас принять сей дар.
С этими словами он протянул Вальверу роскошную пряжку, усыпанную алмазами. Тот взял ее и, быстро бросив взор на великолепные камни, с исполненным достоинства видом ответил:
— Разумеется, я не стану оскорблять отказом светлейшую принцессу и приму этот подарок, который ей угодно вручить мне в знак своего расположения.
— Принцесса, — продолжал д'Альбаран, — любит видеть вокруг себя людей молодых, сильных, отважных и решительных — словом, подобных вам, сударь. И если вы сочтете для себя подходящими условия и согласитесь поступить к ней на службу, то вас примут со всем подобающим почтением, коего заслуживает такой храбрец, как вы. И поверьте мне, скоро вы станете весьма состоятельным человеком.
Вальвер насторожился. Как вы наверняка догадались, слова «состоятельный человек» пробудили в нем живейший интерес к велеречивому посланцу. Он принялся прикидывать, как бы поучтивее выразить свое согласие (отказаться было бы безумием!), а д'Альбаран решил, что Вальвер колеблется. Поэтому, не давая своему визави времени опомниться, он поспешил добавить:
— Примите во внимание, сударь: принцесса могущественна, необычайно могущественна. Влияние ее столь велико, что она способна защитить своих людей даже от всесильного маркиза д'Анкра. Надеюсь, вы понимаете, что ваши вчерашние подвиги наделали много шуму. Вы спасли короля. Вы оскорбили фаворита королевы, человека, который фактически правит этой страной, ибо король еще не достиг совершеннолетия; победив его людей, вы нанесли Кончини жесточайшее поражение. Вокруг все только об этом и говорят. Прошел слух, что маркиз д'Анкр разъярен и поклялся уничтожить вас.
Он мог говорить еще долго, надеясь запугать Вальвера, но это был бы напрасный труд: молодой человек уже все решил и теперь только улыбался, слушая разглагольствования д'Альбарана. Приняв же решение, Вальвер привык идти прямо к цели, поэтому он, отбросив всякие церемонии, заявил:
— Ваше предложение пришлось как нельзя кстати, сударь: я как раз искал возможность поступить на службу к какому-нибудь прославленному вельможе. Но прежде чем перейти к обсуждению соглашения, я должен сообщить вам два условия, от выполнения коих будет зависеть мой окончательный ответ.
— Что же это за условия?
— Во-первых, вы сообщите имя той иностранной принцессы, которая оказала мне честь, заинтересовавшись моей скромной особой.
— Желание совершенно естественное, сударь. Речь идет о герцогине Соррьентес, кузине Его Величества Филиппа Третьего, короля Испании.
И д'Альбаран, с выражением глубочайшего благоговения на лице, согнулся в почтительном поклоне, словно упомянутые им сиятельные лица находились прямо в этой комнате. Вальвер тоже был вынужден скорчить серьезную мину, хотя имя герцогини Соррьентес, столь трепетно произнесенное д'Алъбараном, было ему совершенно неизвестно. Впрочем, для него это не имело никакого значения. Он продолжил:
— Во-вторых, я обязан заранее предупредить, что считаю себя честным и преданным слугой Его Величества короля Франции. Если, будучи иностранкой, герцогиня Соррьентес попытается предпринять что-либо против нашего монарха, я в ту же минуту прекращу служить ей и стану ее заклятым врагом.
Произнося эти слова, Вальвер не отводил своего ясного взора от черных глаз испанца. Тот выдержал взгляд молодого человека и уверенно, без малейших колебаний, ответил:
— Подобные речи в устах такого честного и отважного дворянина, как вы, звучат вполне уместно. Но будьте спокойны, граф. Герцогиня не собирается злоумышлять против короля Франции. Напротив, она от чистого сердца желает ему всяческих благ.
Искренность д'Альбарана не подлежала сомнению. Успокоившись относительно и этого пункта, Вальвер без всяких околичностей продолжил:
— Теперь давайте послушаем ваши условия.
— Герцогиня пожелала лично ознакомить вас с ними. Со своей стороны могу сказать только одно: герцогиня сказочно богата и по-королевски щедра. Поэтому заранее предупреждаю, что каковы бы ни были предложенные ею условия, они в любом случае будут превосходить те, о которых вы только можете мечтать.
Д'Альбаран встал и, дружески улыбаясь поднявшемуся вслед за ним Вальверу, спросил:
— Когда господину графу будет угодно посетить дворец Соррьентес, что находится в конце улицы Сен-Никез?
Вальвер уже готов был воскликнуть: «Немедленно!», но вовремя прикусил язык.
— Я предоставляю ответить на этот вопрос самой герцогине Соррьентес.
— Сегодня среда. Угодно вам будет сделать это в пятницу, в семь часов вечера?
— Послезавтра, в пятницу, в семь часов вечера, я буду стоять у ворот дворца Соррьентес, — пообещал Вальвер.
Д'Альбаран кивнул в знак согласия. Однако он еще не собирался уходить. Со всей возможной учтивостью он произнес очередной комплимент:
— Надеюсь скоро видеть вас своим товарищем, сударь. Поверьте, я искренне рад этому, и душа моя ликует, ибо я глубоко восхищаюсь вашей поистине удивительной силой.
— Ваша похвала для меня тем более ценна, что вы сами, я уверен, могучи, точно Геракл, — вставил Вальвер, также кланяясь.
— Да, — без ложной скромности согласился д'Альбаран, окидывая удовлетворенным взором свои бицепсы, — я никогда не жаловался на слабость мускулов. Прежде чем расстаться с вами, граф, я хочу вас заверить, что вы сразу же произвели на меня благоприятнейшее впечатление. Когда вы станете одним из наших, я почту за удовольствие предоставить себя в ваше распоряжение и оказать вам все те маленькие услуги, которые только старый служака может оказать новичку.
— Премного благодарен вам, граф, — поклонился Вальвер, — для меня это большая честь. Я не премину воспользоваться вашим предложением.
Оба молодых человека были искренни в своих излияниях — но и только. Между ними не возникло той симпатии, которая обычно предшествует началу настоящей дружбы. Д'Альбаран ни разу не переступил границ церемонной вежливости, а Одэ де Вальвер ни разу не вышел из рамок сдержанной предупредительности и просто отвечал любезностью на любезность.
На пороге д'Альбаран снова рассыпался в похвалах Вальверу; тот возвращал их сторицей. Они расстались по-приятельски — по крайней мере внешне. Но когда за д'Альбараном закрылась дверь, Вальвер, прислушиваясь к его тяжелым шагам, от которых обветшалая лестница угрожающе поскрипывала, глубокомысленно заметил:
— Он осыпал меня уверениями в дружбе, а сам позабыл подать мне руку на прощание.
И с неподражаемой улыбкой заключил:
— Впрочем, я и сам был не менее забывчив. Однако забывчив ли?.. Гм!.. В этом благородном идальго нет ничего отталкивающего, по отношению ко мне его поведение было безупречным. Но я все равно чувствую, что мы никогда не станем друзьями… и дай Бог нам не оказаться врагами.
XIII
МАЛЕНЬКИЕ ТАЙНЫ ЛАНДРИ КОКНАРА
Одэ де Вальвер беззаботно пожал плечами и направился к столу, куда недавно небрежно положил бриллиантовую пряжку — воистину королевский подарок герцогини де Соррьентес. Взяв драгоценную безделушку, он, как ребенок, принялся разглядывать ее со всех сторон. И пока взор его наслаждался сверканием дорогих камней, в голове его кружился вихрь самых разных мыслей.
«Черт побери! — говорил он себе. — Неужели мне наконец удалось ухватить госпожу Фортуну за ее непослушные локоны? Чума на мою голову, если я позволю им выскользнуть у меня из пальцев. Нет уж, если я их впрямь схватил, то ни за что теперь не отпущу!.. Да одна эта безделушка стоит небольшого состояния. Дьявол, как же должна быть богата герцогиня Соррьентес, если она позволяет себе делать столь дорогие подарки первому встречному!..»
Мысли его летели стремительно, обгоняя одна другую.
«Кто она, эта герцогиня де Соррьентес, высокородная принцесса, кузина Его Величества Филиппа III Испанского?.. Я никогда не слышал этого имени. Какая-то испанка!.. Гм!..»
Посерьезнев, он продолжал:
«Однако неужели теперь в моем кошельке заведутся золотые?.. Черт побери! Раз французские принцы не нуждаются в моих услугах, придется идти на службу к чужеземной принцессе. Впрочем, я предупредил, что если она станет злоумышлять против нашего короля, я тотчас же разрываю наше соглашение. А посему совесть моя может быть спокойна».
Пока он предавался размышлениям, вернулся Ландри Кокнар. Вальвер окинул его с ног до головы изучающим взором, и вслух уточнил:
— Великолепная куртка из прочного фламандского сукна, добротные сапоги, кожаный жилет, широкий плащ, способный укрыть от дождя и ветра… Черт побери, ты просто великолепен, еще немного — и я бы не узнал тебя.
— А я-то боялся, что господин граф упрекнет меня в расточительности, — ответил Ландри Кокнар, расцветая от полученных комплиментов. — Конечно, я мог бы обойтись и меньшим…
— Нет-нет, успокойся, — заверил его Вальвер. — Все отлично!
И, радостно улыбаясь, объявил:
— Знаешь, у нас новости. Пока тебя не было, к нам в дом заглянула фортуна. Посмотри на эту штучку, Ландри, что ты о ней скажешь?
Ландри Кокнар взял пряжку из рук Вальвера, окинул ее взором знатока и восхищенно присвистнул. Вернул он ее со следующими словами:
— Скажу, что даже самый скупой ювелир не раздумывая даст вам в обмен на нее не меньше пяти тысяч ливров.
— Ты уверен?
— Совершенно уверен. Может быть, даже прибавит сотен пять. О! Можете мне поверить, я неплохо разбираюсь в подобных побрякушках. Но вы говорили о фортуне, сударь. Согласен, пять тысяч ливров — кругленькая сумма. Но человеку вашего звания эта особа должна была бы оставить нечто более существенное. Так, значит, есть еще кое-что?
— Да, — с восторгом заявил Вальвер, — я поступаю на службу к чужеземной принцессе: к герцогине Соррьентес.
— Герцогиня Соррьентес! — услышав это имя, Ландри Кокнар даже подскочил от неожиданности.
— Ты ее знаешь? — спросил Вальвер.
— Сударь, — ответил Ландри Кокнар, — позвольте ответить вам вопросом на вопрос: надеюсь, герцогиня не явилась сюда лично предложить вам поступить к ней на службу?
— Нет, это был дворянин из ее свиты; он-то и передал мне эту пряжку от имени своей госпожи, — произнес Вальвер, удивленно глядя на мэтра Ландри.
— Этот дворянин — испанский гранд огромного роста, одетый в роскошный фиолетовый камзол? — задал следующий вопрос Ландри Кокнар.
— Так ты с ним знаком?
— Не совсем. Я заметил его, когда он выходил от вас. Он тоже увидел меня, подошел и сказал: «Ты состоишь на службе у графа де Вальвера». Заметьте, сударь, он не спрашивал, состою ли я у вас на службе, он это утверждал. Тогда я, ни секунды не раздумывая, ответил, смотря ему прямо в глаза: «Нет, сударь, я не состою на службе у графа де Вальвера».
— Что за чушь! — возмутился Вальвер.
И обиженно добавил:
— Ах, вот как! Значит, ты, мошенник, стыдишься признаться, что служишь мне?
— Вы меня неправильно поняли, сударь, — сокрушенно пожимая плечами, ответил Ландри Кокнар. — Я отвечал «нет» только из-за врожденной подозрительности. В этом мире, сударь, я не доверяю никому и не возражал бы, если бы и вы последовали моему примеру. Как бы там ни было, я сказал «нет», и не жалею об этом: знаете, что мне сказал этот благородный идальго? Он сказал: «Но ты с ним обедал, затем отправился вместе с ним домой и провел под его крышей ночь». Что вы об этом думаете, сударь? Получается, что испанца интересовала моя персона, раз он взял на себя труд проследить за мной — или лично, или поручив это своим людям.
— Странно, — задумчиво произнес Вальвер.
— Но, — продолжал Ландри Кокнар, — я не тот человек, ради которого стоит так стараться. Отсюда я сделал вывод, что их интересовал отнюдь не я, а вы, и следили они за вами.
— Черт побери! Но ведь если бы он меня не выследил, он бы не смог прийти сюда и вручить мне от имени герцогини эту драгоценность, — объяснил Вальвер. — Все очень просто. Но что этот испанец хотел от тебя?
— Он предложил мне поступить на службу к герцогине Соррьентес.
— Тебе тоже?
— Похоже, она набирает штат прислуги, — уклончиво ответил Ландри Кокнар.
— И что ты ответил? — спросил Вальвер, исподволь наблюдая за собеседником.
— Как — что я ответил?! Ах, сударь! Как вы можете такое спрашивать! — возмутился Ландри Кокнар, и голос его зазвучал необычайно гнусаво. Помолчав, он продолжил, исполнившись чувством собственного достоинства:
— Разумеется, сударь, я отказался: иного ответа и быть не могло, ибо я уже имею честь служить вам.
— Вполне достойная причина отказа, — заметил Вальвер, тоже минуту помолчав. — Но должен сказать, что я не стал бы тебя упрекать, если бы ты оставил службу у такого бедняка, как я, и пошел служить герцогине, которая, кажется, сказочно богата.
— Похоже, тут вы правы. Но, сударь, когда вы получше меня узнаете, вы поймете, что привязанность Ландри Кокнара нельзя купить ни за какие деньги.
Последние слова были сказаны столь просто и искренне, что ошибиться в чувствах Ландри было просто невозможно.
— Ты славный малый, Ландри, — растроганно произнес Вальвер. — Я не забуду ни твоего бескорыстия, ни твоей преданности.
Здесь нам пора признаться, что Ландри Кокнар не был с Одэ де Вальвером откровенен до конца. Он сообщил, что д'Альбаран предложил ему поступить на службу к герцогине Соррьентес — и это была чистая правда. Верно было и то, что он ответил отказом на это предложение. Но их беседа на этом не окончилась. У нее было продолжение. Вот его-то Ландри Кокнар и решил скрыть от своего хозяина; мы же обязаны поведать его нашему читателю.
Не смутившись полученным отказом, д'Альбаран проговорил:
— Моя госпожа хочет тебя видеть. Она ждет тебя завтра утром, в девять часов, в своем дворце в конце улицы Сен-Никез. Ты постучишь три раза в маленькую дверь, что выходит в тупик, и назовешь имя: Ла Горель.
— Ла Горель? — изумленно воскликнул Ландри Кокнар, меньше всего ожидавший услышать это имя.
Не обратив внимания на его удивление, д'Альбаран с присущим ему спокойствием продолжал:
— Моя госпожа желает расспросить тебя о младенце, которого ты некогда окрестил, нарек Флоранс, а затем отдал на воспитание женщине по имени Ла Горель. Предупреждаю тебя, что от твоего свидания с герцогиней зависит будущее этой девочки. Подумай хорошенько: разве не желаешь ты ей счастья?
Несмотря на испытанное им потрясение, Ландри Кокнар не колебался ни секунды:
— Клянусь кишками Вельзевула, раз речь идет об этом ребенке, то никакая сила не сможет помешать мне в точно назначенный час прийти на свидание с герцогиней.
Д'Альбаран улыбнулся с видом человека, который был заранее уверен в исходе беседы, и, не говоря ни слова, удалился своим тяжелым размеренным шагом.
Ошеломленный Ландри Кокнар остался стоять посреди мостовой; в его голове кружилось множество тревожных вопросов, и ни на один из них он не мог дать удовлетворительного ответа. Наконец ему удалось стряхнуть с себя оцепенение, и он рысцой побежал домой.
— Непременно явлюсь завтра на свидание, если, конечно, Господь не решит прибрать меня к себе в эту ночь, — бормотал он по дороге. — Похоже, эта герцогиня немало знает… Надо будет попытаться заставить ее раскрыть свои карты… А если я замечу, что девушке угрожает опасность… Слава Богу, я еще могу держать в руках шпагу, да и умом не обижен.
На следующее утро Вальвер опять отправился на поиски своей возлюбленной, а Ландри Кокнар, не сказав ему ни слова, пошел ко дворцу Соррьентес и, как и велел ему д'Альбаран, постучал в маленькую боковую дверцу. Как только он произнес имя Ла Горель, дверь отворилась.
Оказавшись в роскошно обставленной прихожей, он в ожидании таинственной герцогини Соррьентес принялся нетерпеливо расхаживать взад и вперед. Внезапно позади него раздался скрипучий вкрадчивый голос:
— Да поможет мне святая Томасса! Это же Ландри Кокнар собственной персоной!
— Ла Горель! — в изумлении воскликнул Ландри Кокнар.
— Она самая, — ответила мегера со слащавой улыбкой.
И тут же продолжила:
— Я от всей души порадовалась, узнав, что тебе удалось вырваться из лап тех молодчиков, что волокли тебя на виселицу… Бедный мой Ландри, они хотели тебя вздернуть… ты даже не знаешь, как мне стало горько, когда я представила тебя болтающимся в петле, с высунутым языком… Ах, ведь я ни минуты не сомневалась, что ты вот-вот погибнешь… помощи-то ждать было неоткуда. А как жалобно ты озирался по сторонам, не то что сейчас, сейчас-то вид у тебя уверенный и неприступный. Господи Иисусе! Я на всю жизнь запомню, какую жалкую мину ты скорчил!.. Я до сих пор… до сих пор опомниться не могу. Никак в себя не прийду.
Она говорила о своей радости с таким слезливым и мрачным видом, что сомнений не было: она необычайно расстроилась, увидев его снова живым и здоровым. Рассказывая же, как Ландри вели на виселицу, она вся дрожала от злобной радости, и вскоре Кокнару, ни на секунду не спускавшему с нее глаз, все стало ясно:
— Да, я прекрасно знаю, как тепло ты ко мне относишься.
Она мгновенно поняла насмешку, таившуюся в словах Ландри; впрочем, он и не собирался ее скрывать. Ничуть не смутившись, Ла Горель вновь перешла на свой обычный слащавый тон:
— Ты что, не веришь мне? Мы же старые друзья, верно?
И, опустив очи долу и попытавшись покраснеть, она жеманно засюсюкала:
— Я ничего не забыла… я не забыла о тех нежных чувствах, что связывали нас долгое время. Ты был первым мужчиной, который заключил меня, тогда еще невинную девушку, в свои объятия. Ах, Ландри, Ландри, какая женщина может забыть своего первого возлюбленного?
«Старая уродина! — думал Ландри Кокнар. — Старая чертовка! Она имеет наглость уверять меня, что я был у нее первым! Как бы не так! Интересно, сколько таких первых было у нее до меня?»
Вслух же сухо сказал:
— Оставим прошлое! Что ты здесь делаешь?
— Здесь я у себя дома! — воскликнула Ла Горель.
И с гордостью добавила:
— Я служу у ее высочества — заведую бельевой. Ах, воистину сам Господь помог мне найти место у столь богатой и щедрой принцессы! За несколько дней, что я состою у нее на службе, мне удалось скопить больше денег, чем я сэкономила за целых двадцать лет. Только бы протянуть здесь год, а потом можно навсегда забыть о Париже, уехать в деревню, купить там себе хорошенький домик и жить на доходы от ренты.
Она еще долго могла бы распространяться на эту тему, но тут появился д'Альбаран. Ла Горель мгновенно забыла о Ландри и, часто и низко кланяясь, засеменила к двери и исчезла за ней. Впрочем, Ландри Кокнар не обратил внимания на ее поспешное бегство. Он предавался размышлениям:
«Ого! Так Ла Горель тоже состоит на службе у принцессы, которую все здесь называют высочеством. Вот теперь мне понятно, откуда она все знает. А я-то думал, что сумел уберечь свою тайну ото всех на свете!»
Д'Альбаран сделал ему знак следовать за ним, и он молча подчинился…
Через час он вышел из дворца Соррьентес и отправился обратно на улицу Коссонри. По его сияющему виду легко было догадаться, что беседа с загадочной герцогиней Соррьентес полностью удовлетворила его.
Вскоре вернулся домой и граф де Вальвер. Как и накануне, он не заметил, что во время его отсутствия Ландри Кокнар также куда-то отлучался. Вид у Вальвера был сияющий, но, в отличие от Ландри, он жаждал поделиться своей радостью и не замедлил это сделать.
— Ландри, — в восторге воскликнул он, — я ее видел! Она улыбнулась мне! Да здравствует жизнь! Ах, Ландри, какой сегодня чудесный солнечный день!
— Разумеется, так оно и будет, — назидательно произнес Ландри Кокнар, — так и будет, обещаю вам!
— О чем это ты, Ландри?
— Да о том, что девушка скоро полюбит вас, клянусь кишками Вельзевула! Лучше скажите мне, сударь, удалось ли вам поговорить с ней?
— Я не осмелился приблизиться, — жалобно ответил Вальвер.
Ландри Кокнар снисходительно усмехнулся: какая застенчивость! Однако про себя он подумал: «Клянусь рогами Вельзевула, вот оно, истинное благородство! Если бы в свои двадцать лет у меня был такой хозяин, как он, я, быть может, сумел бы остаться честным человеком».
И вслух торжественно заявил:
— Но все же вам надо призвать на помощь все свое мужество и наконец заговорить с ней. Ибо если вы будете вечно молчать, вы так никогда и не узнаете, что она вам намерена ответить.
— Ты прав, — вздохнул Вальвер, — но прежде чем объясниться, я хочу знать, будет ли жалованье, предложенное мне завтра герцогиней Соррьентес, достаточным для того, чтобы достойно содержать мою жену, графиню де Вальвер. Послушай, Ландри, ты, кажется, знаешь все на свете, так скажи, можно ли сносно существовать, имея пятьсот ливров в месяц?
— Шесть тысяч ливров в год! Что ж, с этой суммой ваша жизнь будет вполне обеспеченной, даже если небо одарит вас многочисленным потомством.
— Как далеко, однако, ты заглядываешь. Итак, мне надо просить у герцогини Соррьентес именно эту сумму. Но как ты считаешь, не станет ли она возражать и не сочтет ли мои требования чрезмерными?
— Не думаю, сударь. Синьор Кончини, которого теперь именуют маркизом д'Анкром, платит своим людям тысячу ливров в год. Вы один стоите десятерых его гвардейцев; следовательно, вы стоите по меньшей мере десять тысяч ливров.
— Ты преувеличиваешь, — с непритворной улыбкой ответил Вальвер.
— Вовсе нет, сударь, — искренно и убежденно запротестовал Ландри Кокнар, — наоборот — я, пожалуй, недооцениваю вас. Но поверьте мне, вам не стоит самому выдвигать условия. Я кое-что разузнал об этой герцогине. Похоже, она действительно несметно богата и необычайно щедра. Поэтому сначала выслушайте ее предложения. Уверен, что вы не пожалеете: условия, которые она вам предложит, намного превзойдут все ваши ожидания.
— Я так и собирался сделать, — признался Вальвер.
И твердо добавил:
— Завтра решится моя судьба, послезавтра, если все пойдет так, как я надеюсь, я предложу прекрасной Мюгетте руку и сердце.
— И через месяц мы сыграем свадьбу, — с незыблемой уверенностью заявил Ландри Кокнар.
— Да услышит тебя Небо! — вздохнул Одэ де Вальвер.
XIV
ВАЛЬВЕР КОЛЕБЛЕТСЯ
Остаток этого дня и половину следующего Вальвер и Ландри Кокнар провели дома, предаваясь своим излюбленным занятиям, а именно — разговорам. Вальвер, как и все застенчивые люди, привык держать свои чувства и мысли при себе. В Париже у него не было ни друзей, ни знакомых, кроме отца и сына Пардальянов, которых он никогда бы не дерзнул сделать поверенными в своих сердечных делах, поэтому, заполучив себе собеседника в лице Ландри Кокнара, Вальвер болтал без умолку.