Глава 19

ЖЕНИХ И НЕВЕСТА

Панигарола опять запахнул монашеское одеяние, надвинул на глаза капюшон и встал на колени. Екатерина окинула его пронизывающим взглядом и понимающе усмехнулась. Затем она пошла к двери, которая недавно открылась перед иноком.

Близилась полночь, и королева уловила шум подъехавшего экипажа. Быстро распахнув дверь, Екатерина наблюдала с порога, как из кареты появляются одна за другой три женщины. Королева сразу заметила среди них Алису де Люс в белом платье и с белым как мел лицом. Подойдя к храму, она остановилась, охваченная каким-то безотчетным ужасом, однако взяла себя в руки и поднялась по ступенькам. Сопровождавшие ее дамы опять сели в экипаж, и тот умчался.

Дрожащая Алиса на миг замерла под сводами собора, всматриваясь во мрак, который не могли рассеять колеблющиеся огоньки четырех свечей на главном алтаре. Чьи-то пальцы крепко сжали плечо фрейлины, и знакомый голос тихо проговорил:

— Входите же, дочь моя!

Алиса поняла, что рядом с ней находится королева.

— Вы ищете его, не так ли? — прошептала Екатерина. — Потерпите, сейчас вы встретитесь с ним.

— Вы так великодушны, Ваше Величество!

— Ты обратила внимание? Экипаж уже ждет вас у дверей.

— Я не заметила, мадам… Но где же священник?.. По-моему, собор пуст…

— Я же сказала: потерпи немного…

— Но ведь уже двенадцать, Ваше Величество.

— Верно… А вот и твой жених…

И правда, с первым ударом колокола раздался стук в дверь. Алиса рванулась, чтобы впустить любимого, однако королева властно остановила ее.

— Я отопру сама! — заявила Екатерина.

Пораженная Алиса застыла на месте. Ее изумило, что королева не приказала какому-нибудь лакею дежурить у входа. Почему Ее Величество сама исполняет обязанности привратника? Что побудило Екатерину пойти на это?..

Алиса покосилась на королеву, и ей вдруг почудилось, что она видит перед собой гигантскую паучиху, которая, притаившись в самом центре сплетенной ею же паутины, ожидает своих жертв.

«Возможно, пришел вовсе не Марийяк!» — с надеждой подумала Алиса. Но она заблуждалась: на пороге стоял именно Марийяк.

Королева распахнула дверь и зорким взглядом окинула улицу, желая удостовериться, что графа никто не сопровождает. На всякий случай она осведомилась:

— Как, граф? Неужели вы не пригласили на собственную свадьбу нескольких приятелей?

Ошеломленный Марийяк узнал во мраке королеву. Он взволнованно поклонился ей. Екатерина встречала его у входа! Она сама впустила его в храм! Разве это — не лучшее доказательство ее нежных материнских чувств?!

— Мадам, — промолвил граф. — Вы, наверное, запамятовали, что просили меня никого не брать с собой… Хотя, не скрою, мне очень хотелось привести с собой своего друга, но шевалье окажется на свободе только завтра утром…

— Да, да, разумеется, — быстро кивнула Екатерина.

Облегченно вздохнув, королева захлопнула дверь. Марийяк разглядел в полутьме свою невесту, вернее, не столько разглядел, сколько ощутил присутствие Алисы. Его рука тут же нащупала ее пальцы, и влюбленные забыли обо всем на свете… Они непроизвольно двинулись к алтарю, туда, где мигали огоньки свечей. Екатерина пошла за молодыми людьми, не сводя глаз с Алисы и Деодата.

Юная пара приблизилась к алтарю, и Алиса тихо спросила:

— А где же священник, который нас обвенчает? Он задержался?

Инок медленно поднялся с колен, отбросил с лица капюшон и посмотрел на жениха и невесту…

— Вот человек, который вас поженит, — объявила Екатерина.

Глава 20

НОЧНЫЕ КРАСАВИЦЫ

Вечером того же дня, в понедельник 18 августа, старая Лаура сидела в одиночестве в гостиной особнячка на улице де Ла Аш. Марийяк примчался туда ровно в восемь, как и обещал своей невесте.

— А где Алиса? — поинтересовался он у Лауры.

— Королева оставила ее в Лувре до полуночи. Я получила приказ дождаться вас и кое-что вам сообщить… Алиса так взволнована… так счастлива…

— Так что же она велела мне передать? — улыбаясь, перебил разговорчивую горничную Марийяк.

— Сейчас вспомню точно… Вы должны прибыть в двенадцать ночи, с первым ударом колокола, ни раньше и ни позже, в известное вам место…

— Благодарю вас, все ясно.

— Значит, вы посвящены в эту тайну! А мне вы ничего не объясните? Я совершенно не понимаю, что происходит!..

— Завтра утром я вам все расскажу. Клянусь! Теперь же позвольте с вами распрощаться, милая Лаура!

— Да благословит вас Бог, господин граф!

Марийяк взволнованно оглядел уютную гостиную, где провел столько прекрасных часов со своей суженой, отвесил служанке легкий поклон и поспешил прочь. Старуха Лаура, ласково воркуя, проводила графа до садовой калитки. Потом вернулась в дом, задвинула засов на двери, устроилась в кресле и замерла в ожидании.

Часы прозвонили девять. Лаура поднялась, с довольным видом осмотрелась по сторонам и прошипела:

— Ну все, я наконец избавилась от них обоих… Живым им от королевы не уйти…

И старуха радостно захихикала:

— Finita la commedia! Благодарю тебя, Господи, а то уж я совсем заскучала. Но теперь я свободна! Что же мне предпринять? Хотя тут и думать нечего: разыщу в Париже какой-нибудь тихий постоялый двор и затаюсь там на несколько дней. А затем — в путь; не спеша доеду до Италии… а там видно будет! Ведь у меня же куча денег!

Лаура направилась к спальне Алисы и молотком выбила дверной замок. Алиса еще утром собрала и сложила на постель вещи, которые намеревалась увезти с собой: мешочек с драгоценностями и ларец. В ларце лежали письма Марийяка; Лаура равнодушно бросила их в камин и схватила мешочек. Глаза ее алчно загорелись, беззубый рот заулыбался… Она увидела украшения Алисы: великолепное жемчужное ожерелье, алмазные аграфы, дюжину перстней с прекрасными камнями, изумруды, рубины, сапфиры, еще одно колье — очень дорогое, бриллиантовое, и несколько свертков с золотыми экю — все богатство молодой женщины.

— Да в этом кошеле — не меньше трехсот тысяч ливров! — пробормотала служанка. — А я ведь получила еще кое-что и от королевы…

Но вдруг стены особнячка затряслись от сокрушительных ударов. Старуха быстро загасила свечу, вооружилась кинжалом и замерла возле двери.

— Она заявилась обратно… Что ж, пусть попытается войти! — прохрипела Лаура. — Я прикончу ее! Хватит с меня! Королева поклялась, что отныне я свободна…

Послышался звук нового удара, что-то тоненько скрипнуло.

— Какая же я идиотка! — скоро успокоилась Лаура. — Просто ставень слетел с петель.

Она взяла мешочек, помчалась в свою комнату и выскочила оттуда с маленьким свертком.

— Сорок тысяч ливров! — ссердито проговорила старуха. — Вот и все, чем отплатила мне великая властительница Екатерина за многие годы преданной службы. Не больно-то щедрое вознаграждение! Но, слава Богу, я и сама могу о себе позаботиться!

Лаура сунула свои деньги в мешочек Алисы и крепко завязала его. Затем закуталась в темную накидку, стремительно вышла на улицу, зашвырнула ключ от калитки через забор в сад и поспешила прочь, сжимая в руках свою добычу. Она не видела, что от стены отделилась тень и заскользила вслед за ней. Была уже половина десятого. Сгустился мрак, над крышами города ползли тяжелые тучи; все парижане попрятались по домам, позапирав лавки и харчевни.

Лаура не замечала преследователя. Она бежала куда глаза глядят, поскольку совсем не ориентировалась в Париже: оказавшись во Франции, она прожила все время на улице де Ла Аш. И теперь старуха моментально запуталась в лабиринте городских улочек. Ей чудилось, что вокруг мелькают чьи-то тени, раздается зловещее бормотание, какие-то фигуры выныривают из тьмы и снова растворяются во мраке. Лаура дрожала и мчалась вперед еще быстрее.

— Зачем я покинула дом ночью! — сокрушалась она. — Алиса ведь все равно там больше не появится!.. А если королева солгала? Если Алиса уже вернулась?!

Лаура еще крепче стиснула в руках драгоценный мешочек. Наконец, запыхавшись, она замедлила шаг и обнаружила, что находится в каком-то тесном переулке; вскоре Лаура заметила свет, падавший на мостовую из приоткрытой двери одного дома. В этот миг яркая молния прорезала мрак, и в ее ослепительном отблеске Лаура разглядела качавшуюся под порывами ветра вывеску над дверью. На вывеске были нарисованы два негра, сидевшие со стаканами в руках у стола.

— Да это же трактир! — возликовала Лаура и кинулась к двери. Вдруг чьи-то сильные руки швырнули старуху на землю; Лауре тут же грубо заткнули рот, заглушив ее испуганный вопль. Но старуха продолжала бешено сопротивляться.

— А ну, кончай брыкаться! — прохрипел у нее над ухом отвратительный голос.

Лаура вонзила остатки зубов в руку, зажимавшую ей рот; нападавший ослабил хватку, и старуха заорала:

— На помощь! Караул! Спасите!

Но вопль замер у нее в груди; бандит не стал больше затыкать ей рот, а сдавил горло; железные пальцы неотвратимо сжимались… Ловко, со знанием дела разбойник, словно чудовищными клешнями, вцепился ей в шею. Тело старухи несколько раз содрогнулось и обмякло, голова безжизненно повисла, скрюченные пальцы конвульсивно заскребли грязную мостовую. Через секунду Лаура была мертва.

Убийца обшарил платье своей жертвы, встряхнул труп и обнаружил мешочек. Он подкинул добычу на ладони, и на его лице сверкнула омерзительная улыбка — точно молния в грозовом небе. Бандит приподнял тело старухи и отволок его в сторонку, аккуратно положив у стены.

— Ну вот, теперь она никому ничего не расскажет! К тому же, мне тут кое-что перепало, — ухмыльнулся мерзавец.

Но при всем бессердечии этот уличный вор и бандит все же ощутил перед лицом смерти некоторый трепет. Он на секунду остановился возле покойницы и попытался уложить ее так, чтобы защитить тело от потоков воды, заливавших мостовую.

«Удивительное дело! — размышлял он. — Еще сегодня утром я был совершенно нищим — и внезапно стал богачом. Да, теперь я богат! Как часто я мечтал об этом… Клянусь утробой дьявола, у меня в руках сорок тысяч ливров, но что-то я не радуюсь… Нужно бы заглянуть в кошель, может, там и нет сорока тысяч… А ведь это — шестнадцатая душа, которую я за деньги разлучил с телом… На то я и наемный убийца… Шестнадцать покойников… Ну и что? Надо же чем-то зарабатывать себе на жизнь!»

Так, замерев рядом с телом старухи, этот душегуб разговаривал сам с собой, дожидаясь вспышки молнии — то ли для того, чтобы получше разглядеть убитую им женщину, поскольку многие злодеи проявляют отвратительный интерес к своим жертвам, то ли для того, чтобы удостовериться, что старуха действительно умерла.

— А ведь с чего все началось… — шептал разбойник себе под нос, — забежал утром в мою берлогу один человек. Конечно, он пытался скрыть свое лицо, но меня-то не проведешь, я каждую собаку в городе знаю! Хотя, если господин астролог решил посетить меня инкогнито — ради Бога! Как пожелаете… Мое ремесло, господин Руджьери, учит держать язык за зубами! Так вот, этот звездочет меня и спрашивает: «За сколько прикончишь старуху?» А я ему отвечаю: «Больше пяти экю по шесть ливров не потребую». Ну, заплатил он мне шесть экю и приказал затаиться на перекрестке улицы де Ла Аш и улицы Траверсин, у зеленой калитки. В восемь часов, мол, выйдет женщина, надо последовать за ней, но убить ее попозже, когда она удалится на достаточное расстояние. Что ж, дело нетрудное, клянусь утробой дьявола! Правда, господин Руджьери меня предупредил: «Если не сделаешь, как мы условились, если что-нибудь сорвется и старуха уцелеет, угодишь на виселицу!» А я ему: «Не беспокойтесь, сударь, я свою работу знаю!» А он мне: «Если все будет нормально, получишь не пять жалких экю… Старуха вынесет из дома монеты, сорок тысяч ливров; можешь взять их себе».

Преступник нагнулся и дотронулся до мертвого тела.

— Все в порядке: уже остыла… Ну и денек нынче выдался! Значит, стал я дожидаться вечера. Наконец стемнело, старуха выбежала на улицу, я — за ней, цап за шею — и сорок тысяч у меня в руках!

Тут лицо покойной озарил свет и разбойник удовлетворенно крякнул:

— Да, она мертва. Мертвее не бывает! Теперь надо промочить горло!

Он постучал условным стуком в дверь кабачка, его впустили в зал, и бандит уселся в темном уголке, сжимая в руках мешочек. Разбойник развязал его под столом, сунул пальцы внутрь, перебрал монеты и драгоценности.

— Отлично! Здесь вроде и впрямь сорок тысяч ливров, а может, даже больше. Только что-то мне невесело?..

Что бы почувствовал наемный убийца, если бы понял, что стал обладателем целого состояния?.. Но покинем этого малосимпатичного персонажа. Трудно сказать, встретимся ли мы с ним вновь?.. Он промелькнул в нашем повествовании зловещей тенью, покорно исполнив страшное поручение Екатерины, которая всегда убирала ненужных свидетелей… Бандит крепко выпил, швырнул на стол деньги и покинул трактир. Но если уж мы оказались в харчевне «Два болтливых покойника», то посмотрим сие заведение.

По вечерам здесь собирались в основном женщины. Они заполняли большую комнату на первом этаже, которую трактирщица Като гордо называла «большим залом». Не скроем: Като любила преувеличения. «Большой зал» был не слишком просторным: здесь стояло всего пять столов, за которыми сидел пестрый и малопочтенный люд: пьяницы, карманники, проститутки. Обычно по ночам к Като заглядывали гости, которых давно пора было отправить за решетку, а то и на эшафот.

Днем же трактир «Два болтливых покойника» выглядел весьма прилично; здесь собирались жители соседних улиц, гвардейцы и мастеровые. А по ночам харчевня превращалась в настоящий бандитский притон. Като боялась выставить за дверь своих старых приятелей. Вот и получилось, что днем в «большом зале» царила самая мирная атмосфера, зато по вечерам он был похож на вертеп, где укрывались разбойники и ловили клиентов проститутки.

В этот вечер женщин за столиками было гораздо больше, чем мужчин. Ночь обещала быть ненастной: прекрасная погода для воришек и грабителей, а вот ночным феям в дождь на улице делать нечего.

Подавали выпивку почтенным клиентам два могучих парня; посетители с уважением поглядывали на их кулаки. Днем оба верзилы, настоящие сторожевые псы, в кабачке не появлялись. Посетителей обслуживали молодые, красивые девушки. Как видим, Като прекрасно разбиралась во вкусах своих гостей. Для мирных горожан — хорошенькие и весьма доступные служаночки, для воров и ночных красавиц — крепкие молодцы: и помощники, и защитники.

Толстая Като сидела в эту ночную пору за столиком в небольшом кабинетике, смежном с залом. Она разговаривала с двумя девицами; они пришли в трактир часов в десять и, поскольку их появление будет иметь самые важные последствия для наших героев, прислушаемся к беседе трех женщин. Как только девицы показались на пороге, Като шагнула им навстречу:

— А вот и вы, красотки… Давненько я вас не видела… Небось, явились с какой-нибудь просьбой?..

— Верно, Като, — вздохнула одна из посетительниц. — Помоги нам…

— Дело серьезное, — добавила вторая.

— Ладно, рассказывайте, — кивнула толстуха и провела девиц в кабинетик рядом с залом. — Вечно вы у меня что-то выпрашиваете, но никогда еще ничего не отдали. Ты, Руссотта-Рыжая, до сих пор носишь мое голубое стеклянное ожерелье. А ведь брала на несколько дней, чтобы очаровать того красавца-капитана… А ты, Пакетта, уж не знаю, сколько денег мне задолжала… Все спустили, милашки…

— Зато мы обожаем тебя, Като!

— Да вы словно безмозглые младенцы… Ну почему не подкопить деньжонок на черный день?.. А если с вами приключится такая же беда, как со мной? Видите, как я разжирела?… Эх, где она, моя красота?!

— Ну что ты, Като, ты и сейчас — прелесть!.. Да если бы ты только захотела…

Хозяйка улыбнулась: тонкая лесть посетительниц не осталась без внимания…

Девицы уселись за стол, а Като, обслужив нескольких посетителей, принесла большую бутылку доброго вина, кое-какую снедь и приготовилась слушать своих любимиц. Руссотта-Рыжая и Пакетта нравились трактирщице именно за те недостатки, за которые она их и ругала. Более смелая Руссотта заговорила первой, а Пакетта взволнованно пихала товарку локтем в бок.

— Понимаешь, нас с Пакеттой пригласили поразвлечься…

— Это когда же?

— В воскресенье, есть еще время подготовиться; ты нам не поможешь?

— А что вы хотите, милашки? Какие-нибудь украшения? Или пояски?

— Да нет, Като, мы решили нарядиться, как приличные женщины, ну например, как состоятельные горожанки. Там соберется солидная публика: судьи, священники, понимаешь?.. Мы с Пакеттой все свои тряпки перебрали; для нашей работы они вполне подходят: сама знаешь, нам лишь бы вырез пониже, да платье поярче, а вот в такую компанию их не наденешь… Като, ну пожалуйста, найди нам что-нибудь к воскресенью, а лучше к вечеру субботы…

Като изумленно уставилась на них:

— Куда это вы собрались? Что за развлечения с судьями и священниками? Чем вам ваши наряды не хороши? Да вы в них — просто загляденье… На свадьбу вас, что ли, пригласили или на фейерверк?

— Нет, Като, — опустив глаза, промолвила Пакетта, — мы будем присутствовать на допросе…

Като окаменела. Она не верила своим ушам. Потом почтенная трактирщица взорвалась:

— Да где же это видано? На что там глядеть? Будут пытать какого-то несчастного, он будет стонать… Я один раз наблюдала за колесованием: и сейчас, как вспомню, прямо руки трясутся.

— Да мне вовсе и не хочется, — пожала плечами Руссотта-Рыжая, — а вот Пакетте интересно. Да и отказаться неловко: господин де Монлюк — щедрый клиент, правда, приходится исполнять все его фантазии.

— Значит, это господин де Монлюк решил показать вам пытки? Комендант крепости Тампль?

— Он, он! Человек влиятельный…

— И куда же вы с ним отправитесь?

— Прямиком в Тампль. Там мы притаимся в крошечном чуланчике рядом с камерой пыток. Если нас, не приведи Господь, обнаружат, то мы назовемся родственницами узников… Скажем, что хотим поддержать их…

— Не стала бы я на вашем месте соваться в тюрьму…

— Ах, Като, дорогая, ну помоги нам! А то мы лишимся такого клиента, как господин де Монлюк! — чуть не плача, проговорила Пакетта.

— Ну ладно! — вздохнула Като. — Я раздобуду вам платья.

— К субботе?

— К субботе. Загляните ко мне вечером, как мы условились.

Обрадованные гостьи захлопали в ладоши и чмокнули достойную трактирщицу в румяные щеки.

— Любопытно, — пробормотала Като, — кого там будут допрашивать?

— Двоих мужчин, — беззаботно откликнулась Пакетта.

— И кто же эти бедолаги?

— Пардальяны, отец и сын, — ответила Руссотта.

Толстуха онемела. Побелев, как полотно, она трясущимися пальцами принялась катать по столу хлебный шарик. Она относилась к отцу и сыну с неподдельной теплотой. Когда-то Като и Пардальяна-старшего связывали весьма нежные чувства, и роман их тянулся довольно долго — не то две недели, не то четыре, Като уже точно не помнила. Но она даже вообразить себе не могла, что весть об ужасной участи ветерана поразит ее в самое сердце.

Всю свою жизнь Като не слишком утруждала себя размышлениями. Толстуха не была ни плохой, ни хорошей. Она инстинктивно подавляла в себе те чувства, которые могли причинить ей боль. Като нечасто проливала слезы. Самой большой своей бедой она считала то, что разжирела, подурнела и потеряла прежнюю привлекательность.

И все же трактирщица давно и тайно обожала шевалье де Пардальяна. Ни один из знатных господ, которых доводилось видеть Като, ничем не напоминал этого молодого человека. Она никогда не встречала такого сочетания грации и достоинства, гордой замкнутости и веселой насмешливости, доброты и сострадания к людям. Като нередко думала о Пардальяне-младшем, потом приближалась к зеркалу и испускала тяжкий вздох… Однако она даже не подозревала, что ее симпатия к шевалье удивительно похожа на влюбленность! Но Като нравилось иногда помечтать о том, что она может стать для Пардальяна-младшего другом, защитницей, служанкой, беречь его и преданно ухаживать за ним до самой смерти.

И вот теперь отец и сын обречены на гибель!.. Их ждут страшные муки!..

Като впала в такое отчаяние, что у нее потемнело в глазах. Руссотта уловила перемену в настроении толстухи:

— Ты что, огорчилась? Эти Пардальяны — твои приятели?

— Нет, нет, что ты! — замотала головой Като.

— Так достанешь нам наряды?

— Да, — механически кивнула Като. — Тряпки я для вас найду… А приглашены вы, значит, на воскресенье?

— Допрос начнется в воскресенье утром, но мы должны быть в Тампле в субботу вечером. Господин де Монлюк ожидает нас ровно в восемь, ясно?

— Да, да… А теперь ступайте!

Гостьи пылко расцеловали свою покровительницу и убежали. А Като замерла у стола, закрыв лицо руками.

— Воскресенье! Воскресенье! — прошептала она и расплакалась.

Читатели, наверное, забыли, что допрос Пардальянов был назначен вовсе не на воскресенье, как думали Пакетта и Руссотта, а на утро субботы. Марк де Монлюк пригласил ночных фей полюбоваться пытками, но быстро образумился. Однако он был непрочь поразвлечься с девицами и потому заявил им, что дознание состоится в воскресенье. Монлюк велел Пакетте и Руссотте прийти в Тампль в субботу вечером; он решил, что до утра они отлично проведут время, а затем он сообщит им, что допрос отменили, и вытолкает дамочек на улицу.

Прояснив ситуацию, вернемся к Като. Нам уже известно, чтo она была особой решительной и энергичной. Когда сгорел ее первый трактир, она мужественно перенесла жестокий удар судьбы. Перед этим, во время осады ее заведения, она являла чудеса храбрости, помогая Пардальянам отражать атаку за атакой. Да, чего только не видела в жизни эта женщина, прекрасно знавшая парижское дно!

Она недолго горевала, скоро вытерла слезы, треснула кулаком по столу и уверенно сказала сама себе:

— В ночь с субботы на воскресенье мне нужно попасть в крепость Тампль!

Голос толстухи звучал столь твердо, что каждому стало бы ясно: от своей идеи Като не откажется никогда!

Внезапно из зала донеслись дикие крики. Като поспешила к своим гостям.

— Что тут происходит? — сердито поинтересовалась она.

— Укокошили! Старуху укокошили! Это Руссотта и Пакетта!

Громче всех вопили проститутки: они ненавидели двух подруг, завидуя их привлекательности и успеху, которым те пользовались у клиентов. Иначе уличные женщины и не посмотрели бы в сторону трупа, но сейчас надрывались вовсю, устроив жуткий гвалт.

— Несчастная бабуля! — голосила одна девица. — Какое подлое преступление!

— Да Руссотта с Пакеттой мать родную зарежут, я всегда это знала! — не отставала от товарки другая.

— В каталажку их! — верещала третья.

Перепуганные Руссотта с Пакеттой плакали и оправдывались.

— А ну тихо! — гаркнула Като.

Все немедленно замолчали.

— Где нашли тело? — осведомилась толстуха.

— На улице, прямо возле двери… Какой кошмар! У меня аж сердце останавливается! — заявила жирная белобрысая девица с заплывшими глазками. Она бросала злобные взгляды на дрожащих подружек, ошеломленных внезапно выдвинутыми против них ужасными обвинениями.

— Что ж, Жанна, рассказывай все по порядку, — распорядилась Като.

Белобрысая девица подбоченилась и решительно заговорила:

— Вывалились мы из трактира минут пять назад: я, Безрукий Жак, Дылда, Фифина-солдатка и Леонарда. Но не сделали и двух шагов, как Безрукий заорал: «Глядите, там кто-то лежит!» Тогда Фифина и сказала: «Давайте посмотрим!» Я тоже подумала: «Надо подойти!» Ну, мы и двинулись, Безрукий Жак впереди, остальные следом. Видим: Руссотта с Пакеттой нагнулись над бабкой и уж совсем ее удавили. Что, разве не так?

— Все верно! — галдели Леонарда, Дылда и Фифина-солдатка.

— Брешешь! — вспылила Руссотта. — Когда мы на нее наткнулись, она уже давно окочурилась!

— Как же! Окочурилась!.. Да она еще хрипела…

Пакетта с Руссоттой плакали, божились, что случайно набрели во мраке на мертвое тело и хотели только выяснить, нет ли на трупе чего-нибудь ценного.

— Лгуньи! — визжала Жанна. — Немедленно отправлюсь к прево! Пошли вместе, Безрукий!

Като вцепилась Жанне в плечо.

— Что ты вопишь? Мертвецов не видала? — хладнокровно произнесла трактирщица. — Подумаешь, старушка померла! Вот новость! И что ты заявишь прево? Если сунешься к нему, я мигом расскажу про того сержанта: помнишь, он за тобой потащился, а после исчез… Небось, твой дружок Безрукий Жак знает, что случилось с тем бедолагой. Мне про тебя немало известно, да и про остальных тоже…

Посетители трактира затряслись от страха, а Като решительно продолжала:

— О Господи, мне тут только прево не хватало! Ладно, пускай приходит: он услышит от меня много интересного!

— А ведь Като права! — поддакнул трактирщице кто-то из гостей. — Эта Жанна — такая пустомеля…

Жирная Жанна струхнула, раскаялась и принялась всех убеждать, что всего лишь пошутила; неужели кто-то подумал, что она способна выдать прево своих товарок?! Волнение улеглось, двое, карманников согласились оттащить мертвое тело подальше, чтобы власти не заподозрили в убийстве кого-нибудь из гостей Като. Трактир постепенно опустел. Собрались уходить и Руссотта с Пакеттой. но Като остановила их:

— Погодите! Мне нужно с вами потолковать.

Толстуха задвинула дверной засов, потушила светильники в зале и снова повела девиц в свой кабинетик.

— Стало быть, это не вы прикончили бабку? — сурово спросила трактирщица.

— Като, Господи, да как тебе такое в голову пришло!

— А мне кажется, что это ваших рук дело, — заявила толстуха. — И нечего реветь и спорить, меня не проведешь. Старуху придушили именно вы, это ясно как день. И свидетели имеются… Помните, что верещала Жанна? Да успокойтесь вы, не рыдайте, я на вас не донесу, мы сумеем договориться…

Пакетта и Руссотта тряслись от ужаса и не сводили с Като несчастных глаз.

— Так вот, — сказала та, — если будете меня слушаться, то и я болтать не стану. А не поможете мне — тут же выдам обеих. Ну, что вас больше устраивает?

— Да ты только объясни, что ты от нас хочешь! Мы на все согласны! — вскричали девицы.

— Пять дней вы будете беспрекословно мне повиноваться. Не пугайтесь, ничего страшного делать не придется.

— А все-таки?

— Узнаете в свое время. Пока же поживете у меня. Пять дней просидите в трактире, и чтоб на улицу — ни ногой! Знаете, небось: кормежка у меня сытная, кровати мягкие…

— Конечно, Като. Носа за порог не высунем…

— Вот и славно. Но если до субботы хоть одна из вас улизнет, я сразу иду к прево!

— А в субботу?

— В субботу я вас отпущу; одену как приличных женщин, и шагайте себе в крепость Тампль.

Глава 21

ПОСЛЕДНЯЯ ОСТРОТА ДЯДЮШКИ ЖИЛЯ

Пока в трактире «Два болтливых покойника» происходили уже известные читателю события, кошмарный и нелепый спектакль разыгрывался и во дворце Мем. Это было вечером того дня, когда Генрих Наваррский женился на Маргарите Французской, и ночью, во время испугавшей весь Париж ужасной бури… Не будем пока заглядывать в Лувр, где продолжаются грандиозные торжества, о которых позже с восхищением расскажут летописцы; обойдем стороной и особняк Монморанси, обитатели которого совершенно растерялись после таинственного исчезновения обоих Пардальянов; воздержимся и от прогулки по мрачным закоулкам города, где вовсю идет подготовка к чему-то жуткому…