Глава 14.

Русские идут

Сказано — сделано. Незримый для радаров вертолёт пересёк границу воздушного пространства Турции в двадцати километрах к югу от острова Митилена. Через четверть часа нарушитель границы приземлился на заброшенной свалке посёлка Бадемли, неподалёку от оживлённой автомагистрали «0-32», ведущей в сторону Измира[43].

Нарушитель предпринял полуторачасовую пешую прогулку по лесистым окрестностям древнего города. Впрочем, чётко заданный курс не позволил вполне насладиться местными пейзажами. Вскоре острые челюсти специальных диэлектрических кусачек уже перекусывали стальную сетку, ограждавшую территорию натовской военной базы.

Признаться, с момента создания базы никто не дерзал вторгаться в её пределы. А сегодня дозорные на вышках и вовсе были не в настроении: на базу слетелась дьяволова уйма генералов, уже третий день начальство авиабазы пребывало в полнейшем трансе, меры безопасности были, как водится, усилены — и, как водится, ничего экстраординарного попросту не могло произойти.

Между тем, человеку, вылезшему из кустов кизила, не впервой было проникать за охраняемый периметр. Человек терпеливо дождался, пока отвернутся вертлявые камеры на высоких столбиках проволочного забора — и ползком перебрался в заросшую колючим кустарником низинку. Здесь человек почесал зудящий шрам на заднице, закусил ус и привычным движением раскрыл небольшой кофр, в котором находился, в разобранном виде, бесшумный спецавтомат «Вал» производства климовского оружейного завода. Неторопливо скрутив воедино небольшую, но страшную вещь, человек со шрамом на заднице выставил из кустов толстое дульце. Поймал в прицел сонного снайпера на ближайшей вышке. Подождал, пока снайпер присядет на стульчик и, вздохнув, мягко спустил курок.

Снайпер оказался молодцом, на пол падать не стал. Так и остался сидеть на стульчике, как бы задумчиво разглядывая пуговицы о себя на животе. «Что поделать, — человек с „Валом“ вздохнул о сражённом натовском снайпере. — Он был военным. Военный всегда готов встретить свою пулю». Старым казачьим методом, по-пластунски, забрасывая ногу, подполковник прополз по краю лётного поля — туда, где поблескивал на солнце целый городок метеорологических приборов. Схоронился за стеклянной коробочкой аккумуляторных батарей анеморумбометра — и тёмное дульце «Вала» снова вытянулось навстречу очередной вышке.

Отсюда уже просматривались машины возле ангаров. Человек с бесшумным автоматом присвистнул в усы: и правда, было чему подивиться. Ближе всех красовался оранжевый «Сааб Дракен», удивительно похожий на гигантский дротик для игры в дартс. Чуть дальше грелся на солнышке, будто выброшенный на сушу электрический скат, чёрно-зелёный «Еврофайтер».

«Ага. Вот только теперь я вполне понимаю замысел Геронды», — улыбнулся человек с «Валом». Он уже увидел то едиственное, то могло заинтересовать здравомыслящего русского офицера на этой базе. Уродливый и тёмный, плоский точно летучая тарелка инопланетян. Во-он стоит, возле ангара с цифрой «4». Чудо враждебной техники, мутант среди воздушных кораблей — ночной истребитель-бомбардировщик «F-117», разработанный с применением антирадарной технологии «Стеле».

«Пилот находится в кабине, — догадался Телегин, приметив, как шевелятся рулевые лезвия. Вздохнул и с удвоенной резвостью пополз к ангарчику с цифрой „4“. — Будем надеяться, что машина заправлена».

Лейтенант ВВС США Давид Пейн так никогда и не узнает, что с ним произошло. Он уже собирался покинуть тесную кабину бомбардировщика: медленно поднялась зубчатая откидная крышка люка, похожая на челюсть тиранозавра. Оставалось только вытащить из бортового компьютера полётную электронную карту. И тут… словно из воздуха высунулись чьи-то сильные руки, ухватив сзади за шею, немножко свернули её — так, что пилот мигом потерял сознание. «Ты выживешь, но летать не сможешь уже никогда», — пробормотал господин подполковник, стягивая с Давида Пейна жемчужно-зелёный шлем с чёрным пластиковым забралом, похожим на стрекозий глаз.

— Тьфу ты, гадость! — сплюнул подполковник, заметив на правом плече американского пилота жёлтую эмблему, в центре которой темнела голова рогатого дьявола, хищно скалившего клыки. — Как не боятся летать с такой чертовщиной?

Надо было спешить — внутри шлема уже зазвенели в динамиках вопросительные эскапады на плохом английском: турецкие парни в башне недоумевают, что там за возня на «Стелсе»? Как назло, машина стоит задом, из башни кабина не видна… Жёлтая машинка понеслась к бомбардировщику с дальнего конца поля — Телегин посмотрел и сочувственно покачал головой: «Не-е, братцы, слишком медленно… Эдак вы никак не успеете!»

— Так, угу, — бормотал Телегин, выбрасывая лейтенанта Пейна из кабины. Вот теперь на башне точно начнётся переполох — но поздно. Телегин уже сидит в кресле пилота, личная идентификационная карточка пилота принята бортовым компьютером, и теперь понятно, что топливные баки заправлены на славу.

Тренажёр-симулятор, на котором Виктора Петровича обучали в Москве, это, конечно, хорошо… Но особенно радовало Телегина то, что сербские друзья ещё в девяносто девятом году разрешили поглядеть на кабину сбитого ими «F-117». Всё то же самое, только дюжина кнопочек прибавилась… Немного смущало Виктора Петровича лишь то, что на лётных курсах он успел в совершенстве изучить только взлёт. Процедура посадки давалась ему гораздо тяжелее… честно говоря, на тренажёре он так ни разу и не смог приземлиться правильно. Впрочем, на этот раз приземление, скорее всего, не понадобится. Телегин закрыл глаза, быстренько припоминая, вслепую касаясь пальцами рычагов: «Ага… форсажик на месте… закрылки у нас туточки… Ну, пора».

Он посмотрел в небо, будто испрашивая разрешения на взлёт. И улыбнулся: почему-то ясно почувствовал, что разрешение получено. Ночной бомбардировщик, точно чёрная льдина, взмыл над томной, розовой от закатного солнца Смирной.

Ванька Царицын босиком шёл по длинному коридору, соединявшему Отрог Полуночи с главным подземным капищем. В руке Ванька имел трофейный итальянский мини-автомат «Беретта», в черепе — головную боль пополам с неугасающим мотивом песни про крейсер «Варяг», а на груди, под чёрнобагровой тканью моргнетильской мантии — деревянный крест. Следом за несгибаемым кадетом лысый и красный барон фон Бетельгейзе тащил на широкой спине Асеньку Рыкову, которая ослабела настолько, что не могла идти быстро.

Внезапно Царицын нагнулся и поднял с каменного пола огрызок московского сухаря. Вот здесь, по этим камням, они вели Тихогромыча на казнь! «Значит, мы почти у цели», — Ванька шмыгнул носом и, обернувшись, сделал страшное лицо:

— А ну поживее копытами, господин барон! А то оборву золотую нить жизни!

Бетельгейзе прибавил прыти. И всё-таки — они появились в капище слишком поздно. Ванька осознал это, когда в конце коридора замерцали зелёные отблески и ломаное эхо донесло обрывки знакомого льдистого голоса:

— Всё готово к жертвоприношению, господин проректор! — объявил невидимый пока Колфер Фост. Последние метры Ванька и пленный барон пробежали галопом; кривой коридор последний раз вильнул — и закончился: тёмный лаз вывел Царицына прямо под копыта здоровенного каменного лося, возвышавшегося посреди подземного зала. Тут было полно народу — вся профессорско-преподавательская корпорация! Ведьмы и колдуны толпились у четырёх столов, расставленных квадратом под самым брюхом каменного идола, а на столах…

— Господи помилуй! — прошептала Асенька.

Ваня ничего не сказал — стиснул зубы так, что заныли челюсти: опоздал! На страшных чёрно-зелёных столах лежали… дети. Надинька с завязанными глазами, Петруша с мешком на голове и оборванные, исхудавшие гречата. Этим двоим почему-то оставили открытыми глаза, и было видно: лицо Кассандры блестит от слёз, а Ставрик угрюмо зыркает по сторонам, наблюдая, как вокруг него поспешно раскладывают звонкие серебряные приборы.

Царицын беспомощно оглянулся на Асю: ну что я могу сделать? Патронов не хватит даже на половину толпы! Он успел заметить, что вдоль стен громоздились, точно чёрные пузатые статуи, фигуры бородатых охранников в праздничных кожаных доспехах, с помповыми ружьями наперевес. А колдуны оживлённо готовились к пиршеству, они сбрасывали белые одежды, подобно тому как актёры после спектакля снимают сценические костюмы. Услужливые пажи помогали Рамоне аль-Рахамме избавиться от неудобного белого плаща; Войцех Шпека отстёгивал дурацкие крылья, маэстро Кальяни отставил в угол золочёный лук с колчаном и теперь просовывал костлявые руки в рукава чёрно-синего шёлкового халата.

— Вы опаздываете, кретины! Хотите, чтобы я издох от удара кухонного ножа?! — звучал раздражённый голос Гендальфуса Бенциана. Раненого профессора, посиневшего, с кровавой перевязью на боку, осторожно уложили в кресло-каталку и подкатили к жертвенным столам.

— Надо спешить! Уже полночь, а Принципал до сих пор не получил свежей крови! — стонал проректор, уже растерявший былое самообладание. — Принципал может прогневаться, идиоты! И тогда он не исцелит мою рану… а я не хочу, не должен умереть!

Колдуны торопливо обкладывали тело Надиньки гадкими фруктами и тёмными цветами.

— Бред, кошмар какой-то! Неужели не сон? Они правда собрались сожрать живого человека, ребёнка?! Маленькая «Беретта» с магазином на двадцать патронов — это всё, что у меня есть, — обречённо думал Царицын. — Я безоружен…

Он вспомнил про крест, который по воле Геронды получил от отца Арсения. Обитатели Летающего острова всерьёз утверждали, что этот кусочек светлого дерева — настоящее оружие. Звучит, конечно, красиво. Да только жаль, что этим крестиком не разогнать ораву вооружённых людоедов! В замешательстве, он повертел крестик в дрожащих пальцах и собрался было сунуть обратно в мешочек, висевший на шее. Ася быстро протянула руку.

— Можно подержать? — застывший взгляд детдомовской девочки ожил, глаза снова стали красивыми. — Знаешь, Ваня, к нам в интернат приходил священник…

— Только не надо высокопарных слов! — недовольно поморщился Царицын.

—… и однажды он сказал, что мы должны научиться доверять Богу. Что, если человек честно сделал всё, что было в его силах, он может быть спокоен. Бог доделает то, что выше человеческих сил.

— Красивые слова, Аська! — перебил Царицын, нервно поглядывая на жертвенные столы, на чёрное лезвие гильотины. — А мне сейчас не утешение нужно. Мне нужно что-нибудь вроде… «Шмеля»[44], понимаешь?!

Ася не отвечала. Как показалось Ване, она сосредоточенно разглядывала резьбу на крестике.

Внезапно страшной силы толчок потряс всю подземную часть замка — серия яростных, безудержных взрывов прогремела снаружи и поколебала гору до основания. Северная сторона мрачного амфитеатра содрогнулась — и ярусы начали рушиться один за другим, каменная волна оползня покатилась вниз! На дне огромной пещеры с готовностью взорвались цистерны со спиртом для ритуальных жаровен — на краткое время сделалось совершенно темно от взметнувшейся каменной пыли; а потом стало ясно: начался пожар. И ещё, ещё толчки, торопливо, настигая друг друга, покатились по адскому городу. Несколько крупных камней сорвались с потрясённых сводов, огонь разметался бешеной стаей ревущих жар-птиц. Стало хорошо видно, как в стороны от вздыбившегося жертвенного стола с визгом разбегаются ведьмы, у кого-то уже загорелись пышные волосы. Наконец и статуя рогатого Принципала с угрожающим треском медленно, точно раздумывая, накренилась…

Кашляя от пыли, Ася Рыкова видела, как рогатый кумир безудержно, неминуемо падает — и разбивается в пыль, мусор и прах. Огромная оскаленная голова, ранее невидимая в тёмной высоте, ударила в середину перепуганной толпы, и, прежде чем она раскололась, рассеклась в чёрную крошку, Асенька успела разглядеть длинные, прямые, совсем не оленьи рога.

Гора содрогнулась так сильно, что подземный коридор, по которому в капище доставляли жертвы из Отрога Полуночи, оказался завален. Иванушка чудом увернулся от жуткой глыбы, рухнувшей с потолка, однако россыпью мелких камней Царицына всё-таки накрыло… Падая, он видел, как огромный дымящийся валун обрушился прямо на то место, где находилась Ася. Теряя сознание, Ванька увидел, что из-под валуна виднеется белая рука, уже безжизненная.

Такой тихий вечер, и цикады лениво поют, и можно уронить голову на книгу… Не тут-то было. Вбегает отец Арсений, будит задремавшего было отца Иринея:

— Быстрее, Ириней! Молебен, скорее…

— Что?! Когда?!

— Сейчас, прямо сейчас. Старец велел тебе срочно служить молебен! Надо молиться, ты слушай, молиться за тех мальчиков, помнишь? Иоанн, и Пётр, и девочка Надежда.

— И ещё раб Божий Виктор, — напомнил отец Ириней, поспешно поднимаясь на ноги. Четыре шага — и он вышел из комнаты на порог храма. Ещё четыре шага — и, протянув руку, снимает с гвоздя солнечную епитрахиль.

На Летающем острове всё делается быстро.

В России было на два часа позже, уж совсем глубокая ночь. Антонине Матвеевне не спалось: и кости ломило, и в горле стоял неприятный ком, и голова будто чугунная. Нет, видать не уснуть: бабушка со вздохом открыла глаза. Тикают часы, лампадка перед иконой мерцает — ох ты, батюшки, маслица забыла подлить. Покряхтывая, Антонина Матвеевна поднялась, заправила старую глиняную лампадку (от мужа осталась, тот был набожный). Что-то вдруг подумалось о Ванечке. Как там внучек в училище, не получает ли двоек? Небось, нелегко ему… Разве помолиться немного? Привычно опустилась на ноющие колени, вздохнула: «Ох, Господи, спаси, помилуй, сохрани отрока Иоанна от всякого зла, от злых человек, от всякого действа диавольского…»

В домике на краю выжженного косовского села проснулась бабка Милица. Дождя не было, и луна светила сквозь огромную дырку в крыше, светила прямо в лицо. Бабка Милица лежала, накрывшись старым одеялом ниже пояса: очень болели ноги, завтра гроза. Значит, в дырку будет лить вода и надо будет опять ночевать в чулане с мышами. Вдали грохотало: албаны ещё вчера подожгли старый химический заводик, и там горело весь день, изредка взрывалось. Бабка Милица улыбнулась, вспомнила мальчиков-пилотов, совсем ещё птенчиков, которые налетели выручать её от хулиганов, застреливших бедную Зюзю, лучшую козу, настоящую кормилицу…

«Хорошие юнаки», — подумала бабка. Раз уж проснулась, надо помолиться. Встала и, скрипя костями, начала по привычке: за Сербию, за власти, за армию, за мальчиков… она запомнила их имена — Йован да Петар:

— Господи, помилуй раб Твоих Йована, Петара и иже с ними…

— Ваня, очнись! Ванечка, ну прошу тебя!

Ася Рыкова едва отыскала Иванушку в едком дыму. Когда камни посыпались сверху и чёрный валун всё-таки передавил золотую нить жизни барона фон Бетельгейзе, девочка завизжала и едва не выронила крест из пальцев. Шарахаясь от бегущих мечущихся людей в чародейских одеждах, она бросилась туда, где лежал Царицын. По счастью, кадет очнулся быстро. Вокруг свистело и полыхало, горели опрокинутые чёрные стулья, треножники, целые горы свитков и фолиантов… Носились очумелые тени — кто-то размахивал волшебным жезлом, безуспешно пытаясь пробить дорогу сквозь пламя…

— Асенька, милая! — простонал Царицын, жмурясь от пота, заливавшего обожжённое лицо. — Вон там, правее они были… может, кого-нибудь из наших отыщем, а?!

Нет, возле каменного обломка никого из друзей не было — только обугленный остов гильотины, да почерневшая, расплывшаяся от жара клавиатура с роковой клавишей… Ване хотелось плакать. Он по-честному не знал, где искать друзей. Да и как можно выжить в таком аду…

И вдруг — сквозь гудение жадного огня до слуха Царевича донёсся странный звук. Поначалу бедный кадет решил, что померещилось. Но нет — звонкий, пронзительный писк повторился снова.

Вы спросите, откуда здесь, в подземном капища, среди дыма и пламени — живая среднерусская сойка?

— Они живы! — заорал Царевич как сумасшедший. — Слышишь, слышишь этот звук! Это Петька в пищалку пищит!

По другую сторону обвалившегося идола огня и дыма было меньше. Напротив коридора, ведущего из капища в Отрог Полуночи, в неглубокой пещерке прятались те, кого так и не успели принести в жертву великому Оленю. Первым выскочил навстречу Царицыну чумазый и радостный Ставрик с дудкой-пищалкой в зубах.

— О-ха-ха! Несгораемый русский Иван! — гречонок заплясал от радости. — И тебе привет, девочка! А у нас все живы!

В глубине грота поблескивала медицинская тележка, на которой валялось мощное тело в белой сорочке. Вокруг суетились две тощенькие фигурки: у Еропкиной даже хвостик обуглился, а Касси совсем почернела лицом, только зубы блестят и глаза радостно засверкали:

— Иванечка!

Кадет Царицын перешагнул через труп какой-то ведьмы с обгорелыми волосами, распахнул руки.

— Я же говорил, мы всех победим! — рассмеялся он. — Еропкина! Вы самовольно покинули зеркальный шкаф?!

— Меня Гарри выманил, — улыбаясь, размазывая по щекам слёзы и сажу, ответила генеральская внучка. Царицын вопросительно кивнул на Петрушу:

— Опять дрыхнет?

— Его чуть не убили! — выпалила Надинька. — По голове железной палкой два раза ударили! И знаешь кто? Лично этот гадкий очкастик…

— Гарри? — нахмурился Ваня. Подошёл к Петруше, быстро ощупал родную ушастую голову… Перевёл дыхание с облегчением. По счастью, юный волшебник не смог проломить добротный тихогромовский череп — так, только кожа рассечена. Ну и, конечно, гематома на полголовы, проще говоря, синячище. Думается, сотрясение мозга Петруше гарантировано. «Это не страшно, — усмехнулся Ваня, — голова-то у Петруши не главное…»

Подумал было — да сразу поморщился, головой тряхнул. Брат-кадет без сознания лежит, а тут такие мысли насмешливые в голову лезут…

— А нас хотели в жертву зарезать! — гордо объявила Надинька и тут же закашлялась от дыма.

— Когда каменный козёл свалился, осколками зашибло многих колдунов, — доложил Ставрик, подбоченясь. — Охранники кинулись врассыпную. Я дотянулся до столового ножа и разрезал верёвки.

— А тележка откуда взялась?

— Это я нашла, я! — заплясала Еропкина. — Она тут в пещерке стояла. Я сразу поняла, что нужно в эту пещерку прятаться.

— Это из Отрога Полуночи тележка, — сказала Ася, заботливо оглядывая раненого Громыча. — Его на этой самой тележке увезли на казнь. Слава Богу, он жив…

— Надо бежать отсюда, — сказал Ванька. — В этом укрытии долго не протянем.

— Давайте ещё раз помолимся Богу, — предложила Касси. — Пусть Бог поможет выбраться наружу…

— Давайте, — послушно кивнул Царицын. — Только не очень долго, а то дыма становится всё больше.

Все замолчали. Ася, снова вцепилась в деревянный крест… наконец Иванушка не выдержал.

— Мы уже четыре минуты молимся, — сказал он. — А результатов я что-то не вижу.

Никто не ответил, только Асе и Ставрику пришлось отойти ещё дальше от наступавшего пламени. В гроте становилось всё жарче. Царицын нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Наконец Касси подняла карие глаза:

— Может быть, Бог уже оказал нам помощь, просто… мы её не видим? Наверное, нужно самим сделать ещё какую-то малость, чтобы найти выход?

— Что тут ещё сделаешь? На стенку лезть? — Ваня кивнул на горячие камни. — Или в огонь прыгать? Нет, Кассандрочка, нужно просто честно признать: чуда не произошло.

— А разве не чудо, что мы столько времени здесь сидим, как ни в чём не бывало? — нахмурилась Касси. — Снаружи огонь и дым, а у нас даже воздух свежий…

— Какое же это чудо, — усмехнулся Царицын. — Это просто сквозняк.

— А может быть, здесь вентиляция? — моргнув опалёнными ресницами, предположила Надинька. Кадет не ответил. Он призадумался… и чуть не подпрыгнул от догадки: стоп! Грот находится аккурат напротив коридора, ведущего в Отрог Полуночи! И по ширине пещерка в точности такая, как проклятый коридор… А что если всё это подземелье — симметрично?! Тогда напротив Отрога Полуночи должен быть… Отрог Полудня! И эта пещерка — никакая не пещерка, а — начало ещё одного коридора.

Иначе — откуда сквознячок, а?

— Так, — сказал кадет, засучивая рукава. — Есть мнение, что эта стена движется. Все, кто может носить оружие, встают к стеночке и начинают искать потайной рычаг.

Рычага не было. Зато имелась узкая щель между камнями, в которой ловкий Ставрик нащупал обычную кнопку. Небольшой фрагмент скальной породы — не шире полутора метров — плавно отъехал в нишу, открывая мрачный проход… «Ну так и есть, — радостно вздохнул Ваня. — Очень похожий коридорчик, только ведёт из капища в противоположную сторону!»

В принципе, не так важно, куда он ведёт. Приятно уже то, что в коридоре не было открытого пламени и чёрного дыма.

— Какие мы молодцы! — пищала Надинька. — Перехитрили колдунов!

Внезапно раздался крик. Испуганная Касси отскочила поближе к Царицыну, указывая дрожащей рукой на труп ведьмы, валявшейся на полу. Ивану тоже показалось, что обугленное тело зашевелилось… Ведьма с протяжным стоном подняла голову — и все увидели перепачканное сажей личико великой Гермиомы Грейнджер. Только вместо роскошных волос было непонятное чёрное месиво… Юная волшебница с трудом стащила с бритой головы обуглившийся парик. Касси схватилась за голову, а Ванечка удивлённо поднял брови…

— Она… близнец! — слабо воскликнула Надинька, оседая на тележку.

Без волос и хитрого грима чумазое лицо Герми оказалось странно похожим на женоподобную физиономию Гарри.

— Ну помогите же мне… — прохрипела Герми, бессильно копошась на каменных плитах. — Я никогда не желала Вам зла…

— Гермиома — сестра-близнец великого Гарри? — проговорила Надинька, не веря своим глазам. — Как же мы раньше не замечали?

— Вы догадливы, дети Церкви… — пролепетала Герми, с трудом усаживаясь на полу. — Вы победили самого гроссмейстера Тампльдора… Да, я знаю, догадываюсь… это по вашей молитве начался пожар! Проректор Гендальфус всегда говорил, что церковные дети опасны, их молитва быстра, как ракетный удар!

Дети переглянулись, Ставрик пожал плечами. Ведьма Герми облизала сухие губы:

— Иногда я почти завидую… За вами такая сила! Ваша молитва сильнее наших чар. Почему, ну почему вы остались в живых, все до единого?! Вас сохранила вера… ваша русская защита. А, будьте прокляты… вы неуязвимы! Вы непобедимы!

Она как-то истерически расхохоталась — и затихла, пьяно мотая лысой головой.

— Это я молилась! — Надинька с улыбкой вздёрнула нос.

— Уж конечно! — фыркнул Ставрик, упирая руки в боки. — Да я, знаешь, как молился?! И когда я помолился, мы сразу нашли секретный проход.

— Ой, такие молитвенники собрались, — усмехнулась чумазая Касси. — Так это ты, Надя, вызвала пожар? Может быть, теперь помолишься, чтобы русский президент прислал за нами свой самолёт?

— И напрасно смеёшься, — Еропкина пожала плечами. — Послушай, что говорит Герми… Без ложной скромности скажу, ведь я постоянно молилась, каждую минуту.

Иван досадливо покосился на генеральскую внучку: чуть отставив ножку, подняв голову с задранным носиком, Еропкина уподобилась гипсовой статуе из пионерлагеря. Ещё и палец оттопыренный кверху воздела:

— Просто я умею правильно молиться, ясно?

— Эй, народ, — Царицын глянул исподлобья. — По-моему, мы хвастаемся.

— Ну и что? — Ставрик поднял брови. — Мы же добрыми делами хвастаемся!

— А как насчёт тщеславия? Защита у нас не снимется? — поморщился Иван.

— Защита?! Да её уже в помине нет, идиоты! — вдруг выкрикнула коварная ведьма Гермиома и, выбросив руку с волшебным жезлом, визгливо каркнула:

— Petrificus totalis!

Резко сверкнуло и бахнуло. Морозисто-розовый луч ударил в кого-то из детей; ведьма с хохотом вскинула руку для новой атаки — но Царицын прыгнул наперерез, закрывая собой…

— Petrif-f-f…

Закопчённая кадетская рука заткнула яростный рот. Колдунья замычала и повалилась на пол. А за спиной кадета медленно покачнулась и начала падать окаменевшая Надинька, поражённая сильнейшим заклинанием. Она закоснела в той самой величественной позе — с задранным носом и воздетым кверху пальцем.

Её подхватили, содрогаясь от ужаса, уложили на тележку, рядом с Громычем. Холодная и негнущаяся, как статуя… Ванька коснулся пальцами Надиного запястья — пульс едва пробивался, а глаза сделались мутными. Она даже моргать перестала…

В пылающем капище оглушительно затрещало, грохнул взрыв, и чёрный дым густо попёр в пещерку.

— Скорее в нору, там разберёмся! — крикнул Царицын. Налетел на тележку грудью, закатывая её в проход.

За первым же поворотом стало по-настоящему прохладно и темно. Кое-где коптили факелы, холодный воздух слабо тянул по полу… «Всё бы хорошо, да уклон мне не нравится», — подумал Царицын. Подземный ход медленно, но верно уходил ещё глубже под землю.

Грохоча железной тележкой, шлёпая по холодным камням босыми подошвами, они прошли не более сотни шагов — и вдруг Царицын остановился и ухватил Ставрика за рукав:

— Стоять! Видишь… проволока?

Тонкая, едва заметная, эта дрянь была натянута поперёк прохода. Возле самого пола… Честно говоря, Ванька чудом приметил — на его счастье, струна слабо блеснула в свете факела.

— Братцы, это же… мина на растяжке!

Ванечка даже головой покачал, дивясь неуёмной изобретательности мерлинских магов. Ну сколько можно сюрпризов? Обернулся и со вздохом молвил:

— Так, народ. Осторожно поднимаем тележку. Постарайтесь не задеть проволоку колесиками. И под ноги смотрите…

Дальше двигались как в фильме про чеченскую войну. Впереди — командир разведгруппы Царицын, щупая босыми ногами путь. Остальные — след в след, в полнейшем молчании. Ещё одну струну заметили сразу за поворотом — на этот раз колдуны натянули не проволоку, а чёрный нейлоновый шнур, вообще неразличимый в полутьме. Ваня сразу не заметил — только прижав босой подошвой, замер:

— Ой.

Медленно поднял ногу — перешагнул. Благополучно, на руках перетащили тележку и уже почти расслабились, да излишне подвижный Ставрос, неловко ступив, зацепил пяткой.

Никто не успел даже пригнуться. Из ближайшей стены выстрелило облачко горячего дыма — и золотистая пламенная струя ударила в лица детей. «Я ещё жив», — успел подумать Царицын, когда огненный металл хлестнул в голову.

— Это не бомба! — радостно закричал Ставрик. — Это… деньги!

Гейзер золотых евродолларов ударил из тайника в стене, обрушив на головы, плечи и спины детей гремящие потоки звонких монеток. Сверкающая струя иссякла через пару секунд. Ошеломлённые, они смотрели на золотые сугробы, вмиг выросшие на каменном полу.

— Да тут целый миллион, — простонал маленький грек и кинулся набивать карманы.

— Охи, Ставро![45] — Касси испугалась, жёстко дёрнула мальчика за рукав.