Глава 10.

Урок боевой магии

На перемене Надинька подлетела, как радостная птичка, с тетрадками под мышкой. Жёлто-вишнёвый моргнетильский шарфик закинут на плечико, на груди — маленькая бляха с крылатым сфинксом. Зазвенела:

— Мальчики, я так волновалась! Как вы здорово с этим Бармаглотиком всё придумали! Ой, слушайте, я что узнала. Следующее занятие — раздельное, по факультетам! В разных аудиториях, вот! У нас — урок очарования, представляете?! Ужасно интересно. Ну, я побежала, — помахала ладошкой и собиралась уже скрыться, как вдруг…

— Вы помните наш договор? — тихо сказал Ваня. — Вы обещали слушаться. Мы здесь ненадолго. Не увлекайтесь, Надинька. Они по-прежнему следят за нами…

— Пока-пока, — уклончиво рассмеялась девочка и убежала — только шарфиком махнула.

— Какая странная девочка, — грустно сказал Петруша и посмотрел ей вслед. — Какое-то счастье у неё… как лихорадка. Может быть, температура высокая?

— Не заметил.

Ваня поглядел было вслед, да куда там: скрылась в детской толпе, заполонившей коридоры. Сказал шёпотом, склоняясь к Петрушиному мощному плечу:

— Боюсь за неё. Девочка в восторге от волшебства. Если что случится… Генерал не простит…

— Кто?! — Петруша вытаращил глаза. — Ероп…

— Тихо, — Ваня слегка наступил ему на ногу. — Не надо фамилий. Постой. Ты что? Не знал, что это его внучка?! Ах ну да… ты же в скорпионах лежал!

— Ух ты! Вот оно как… То-то я всё время думаю… что за девочка такая, — пробормотал Тихогромыч. — Слушай, брат Ваню…

— Шушурун меня звать!

— Да. Слушай, брат Шушуруша, а откуда она тут взялась-то? Она ж в Москве была?

— Откуда-откуда… — Ваня исподлобья глянул на ошеломлённого приятеля. — Ты сам её в рюкзаке привёз!

Петруша раскрыл рот, но промямлить ничего не успел — отовсюду зазвенели звонки, гонги и колокольчики. Начинался новый урок.

— Нам сюда! — Ваня подтолкнул приятеля к стеклянной двери, ведущей в гимнастический зал. — По расписанию значится урок боевой магии. Наверное, будет интересно.

Урок боевой магии у первокурсников Гриммельсгаузена, Розенблатта и Циммерклаус открыла сама профессор ван Холль. Крепкая, кривоногая, похожая на боевую макаку в шёлковом кимоно профессор застыла посреди блистающего паркета — напротив шеренги притихших детей. Короткая серебристая шерсть на черепе Карлотты ван Холль была, как обычно, энергично вздыблена. Чёрные дырки ноздрей ритмично сжимались и разжимались, крылья носа чутко подрагивали. Раскосые рысьи глаза, казалось, жили на разной высоте под истерично вздёрнутыми бровями.

— Короче, так, — металлически протявкала профессор ван Холь и почесала мужскую грудь под кимоно. — С вами, мелкота, я начну работать в конце года. А пока пускай немного повозится мой ассистент.

Она кратко кивнула в сторону долговязого человека с большой бледноватой залысиной и чёрными кудрями до плеч. Человек только что вышел из боковой комнаты и теперь, не спеша ступая по паркету босыми ногами, приближался. Двигаясь, он как бы разминал косточки: шевелил плечами, покачивал влево-вправо головою, а то вдруг возьмёт и попрыгает на носочках, точно некий танцовщик.

— Аспирант Гаафс, — пролаяла Карлотта ван Холь. — Я оставляю Вас с мелочью. Детки, мы прощаемся до весны.

Развернулась и, ритмично дёргая бёдрами, убежала вглубь зала. Первокурсники тайком перевели дыхание и начали переглядываться. «Между тем, рано расслабляться, — подумал Ваня Царицын, приглядываясь с долговязому аспиранту с блестящей залысиной. — Дяденька-то тоже, похоже, сильно отмороженный».

— Меня зовут Ка-арлис, — без тени улыбки сказал аспирант, приближаясь и на ходу продолжая разминать пальцы.

— Первое боевое заклина-ание, которое мы разучим — это волшебное слово, дающее силу в схва-атке, — произнёс он, немного потягивая гласные, точно кота за хвост. — Одна-ако сначала вам нужно подготовить ваш ра-азум. Нужно подавить в себе сла-абость, жа-алость к противнику.

Аспирант порылся в кармане спортивного трико и вытащил недлинную указку. Как выяснилось, она раскладывалась на манер антенны — господин Гаафс направил её в потолок, и оттуда спустилась на троссах школьная грифельная доска. На доске было написано три девиза:

Без жалости

Без милосердия

Без пощады

— Внима-ательно прочитайте и запомните эти слова, — сказал Гаафс. Тем временем зеркальные дверцы разъехались и выкатилась на роликовых коньках монголоидная девушка в полосатом спортивном костюме. Перед собой она толкала металлическую тележку, на которой поблёскивал серый мешочек, зажатый в блистающих зажимах на изогнутом штативе.

— Мя-я-яу, — хрипло пожаловался мешочек кошачьим голосом. Судя по слабенькому тембру, котёнок висел на штативе не один час.

— Будем тренироваться на кошках? — ужаснулся Петруша, оборачивая к Царицыну лицо, скукоженное состраданием.

— Перед вами тренажёр, — кратко сказал аспирант, тыкая указкой в штатив с серым котёнком, растянутым на маленькой дыбе.

— А разве можно мучить живую природу? — вдруг подала голос костлявая девочка в бело-розовом шарфике факультета Циммерклаус. — Я слышала, что это запрещается британскими законами.

— Ваше беспокойство вполне опра-авдано, девочка, — сказал Гаафс. — Однако закон разреша-ает ставить смертельные экспериме-е-енты над подопытными зверушками. У нашей академии есть статус научно-исследовательского институ-ута. Поэтому мы по закону имеем пра-а-аво резать кошечек. И не только кошечек, ха-ха.

Дети, переглядываясь, едва заметно попятились.

— Кстати, девочка, в нашей академии не принято прекословить преподавателям, — с медленной улыбкой сообщил аспирант Гаафс, в упор глядя на костлявую бедняжку из Циммерклауса. И как бы невзначай поинтересовался, доставая записную книжечку:

— Как Ваша фамилия?

— Честерфильд… — испуганно ответила девочка. — Клара Честерфильд.

— Постойте, Вы случа-айно, не родственница сигаретного короля? — заинтересовался господин Гаафс. — Нет? Очень жаль.

И он аккуратно записал имя и фамилию Клары Честерфильд в свой тощий блокнотец. Затем, потирая руки, обвёл притихшую шеренгу взглядом.

— Итак, кто хочет участвовать в нашем небольшом экспе-риме-енте? Цена услуги — пять баллов на счёт факультета, — добавил Гаафс, многозначительно играя бровями.

Мальчик с гладкими чёрными волосами шагнул вперёд. Ваня поморщился: тот самый япончик в круглых очках, как у Гарри.

— Меня зовуся Секо Мутагочи, факультета Розенблатт, — кратким рывком поклонился японский мальчик. — Мозьно пробовать?

— Возьмите секатор и отрежьте ко-отику хво-остик, — с мягкой улыбкой предложил аспирант Гаафс.

Петруша как-то шумно задышал — Ванечка быстро положил ему руку на плечо:

— Спокойно, Гром. Не громыхай.

Секо Мутагочи решительно схватил секатор… Тут даже Ваня не выдержал и зажмурился… Признаться, ему подумалось, что отстреливать доберманам головы как-то легче, чем отсекать хвост привязанному котёнку.

Мутагочи преспокойно щёлкнул лезвиями. Кто-то из девочек вскрикнул и захныкал. Хвостик упал вниз с деревянным звуком, из обрубка толчками захлестала чёрная кровь. Кошка зашлась в хрипе, раздирая когтями пластиковую подставку штатива.

— Молодец, мальчик Секо, — чернокудрый аспирант, потирая запястья, подступил к кошке и, покосившись на результаты лабораторной работы, провозгласил: — Получаешь пять баллов на счёт твоего факультета.

Розенблаттцы, вмиг позабыв про котика, радостно взревели, замахали красно-белыми шарфами. Секо оскалился, боевито хекнул, сделал пружинистый поклон — и отправился на своё место в шеренге первокурсников.

— Теперь сле-едующее упражнение, — бесстрастно сказал аспирант Гаафс. Снова порылся в своём любимом кармане, извлёк маникюрные ножницы, поймал лезвиями холодный лучик софита, несколько раз звонко почикал бликующей сталькой в воздухе.

— Теперь мы аккуратно втыка-а-а-аем эти ножницы кошке в живо-от. И начина-а-аем потихоньку разрезать ей шку-у-рку, — с бледной полуулыбкой пояснил аспирант Гаафс. — Нужно, чтобы вы-ы-ыпали кишочки. Кто-нибудь хочет попробовать?

Секо снова приготовился действовать, но тут с места в карьер сорвался кто-то крупный, ушастый, с побагровелым загривком. Ваня вздрогнул: Громыч, куда тебя понесло?! Назад…

— Можно я, — дёргающимся голосом сказал Петруша.

— Громыч, сидеть! — простонал Ваня, но поздно. Петруша уже вывалил из строя — нагнув голову, пошёл на аспиранта Карлиса, точно намереваясь в натуре забодать…

— Может, не надо кошечку трогать, а? — угрожающе пропищал Тихий Гром, сжимая кулаки, похожие на чугунные ядра с батареи Раевского.

— На-а-адо, очень на-а-адо, — невозмутимо протянул аспирант Гаафс и вдруг… повернулся к Петруше спиной. Что-то внезапно понадобилось аспиранту нарисовать на доске, какие-то цифры… Иван Царицын весь сжался: кадетским чутьём ощутил неладное. Петруха, он же тебя провоцирует!

— Ну-у-ужно ак-куратненько вспоротть котику живо-о-о-тик, — гундосит аспирант, и вдруг… роняет мелок. Тут же не спеша наклоняется, тощий зад в серебристом спортивном трико выпячивается, умоляя дать сногсшибательного русского пинка…

— Петруша, нет! — крикнул Ваня, но поздно.

— Ща я тебе вспорю, — Петруша стиснул в кулаке ножницы остриями наружу, от души размахнулся, и…

— Пощады! — истошно крикнул Карлис.

Петруша вздрогнул, точно от удара в грудь. Рука с ножничками застыла в каких-нибудь двадцати сантиметрах от аспирантской задницы.

Карлис молниеносно разогнулся, сцапал руку мальчика и — р-раз! — ловко заломил ему за спину. Ножнички вывалились из влажного кулака — звякнув, отлетели прочь по блистающему паркету. Ваня увидел красное, придавленное книзу лицо Тихогромова — и в ужасе зажал глаза ладонью.

— Вот эт-то я называ-аю базовыми правилами боевой магии, — хладнокровно провозгласил Карлис Гаафс, с омерзением отталкивая Петрушу обратно в строй перепуганных первокурсников. — Пра-а-вило номер один: будь беспощаден. Всё написано на доске.

Он помолчал немного, разминая кисти рук. И объявил:

— Минус десять очков Гриммельсгаузену!

Сказав сие, Карлис Гаафс задрал кверху лобастое лицо и с удовлетворением пронаблюдал, как на огромном табло под потолком гимнастического зала замелькали, убывая, цифры напротив соответствующей надписи.

— И зна-аете, за что я снимаю эти баллы? — снова уставился на бедного Петрушу. — Думаете, за то, что Вы пытались поднять руку на преподавателя? Bo-овсе нет. Я снимаю Вам очки по другой причине. Потому, что Вы так и не смогли воткнуть в меня эти ножницы! Ясно?

Студенты зашептались. Ваня набрался смелости и подал голос:

— Нет, не ясно. Это почему же?

— Милосердие. Вот слабость, которую я буду вытра-авливать из ваших сердец калёным железом. Милосердие к кошке заставило Тихого Грома выйти из шеренги. Милосердие ко мне помеша-ало воткнуть ножницы. Если бы, несмотря на мой крик о пощаде, Тихий Гром всё-таки воткнул ножницы, я бы… наградил его по-олной дюжиной баллов!

Карлис Гаафс вытер ладони влажной ароматической салфеткой и небрежно бросил, поворачиваясь спиной:

— Урок окончен. Кто хочет, может сам прико-ончить котика.

Он лежал исхудавший, точно высохший, замотанный ниже пояса в кровавые бинты, колючие усы вздёрнуты от пережитого страдания, на висках — точно царапины, пара свежих сединок.

— Сейчас откроет глаза, — тихо сказал отец Ириней, опускаясь перед раненым на колени. — Вот если бы попил немного, вот было бы хорошо…

Телегин дёрнулся — очнулся, разлепил глаза.

— Спокойно! — чётко сказал он. — Не стрелять.

— Да куда уж стрелять в Вас, милый Вы человек, — вздохнул отец Ириней. — Вы уже и так прострелены весьма основательно.

Застучал по половицам посох — вернулся Геронда. Перекрестился на образа в углу, покосился на раненого:

— Никак, очнулся наш «доцент»?

— Закурить бы, а? — прохрипел полковник Телегин. Он подтянул к груди безвольную руку, похлопал себя по карману на груди, достал шуршащую плёночной обёрткой пачку, выбил первую на сегодня сигаретку.

— Зажигалочки не найдётся? Очень курнуть хоцца, ну просто сил нет.

— Зажигалки у нас нет, — развёл руками отец Ириней.

— А ты вон от свечки зажги, — добродушно подсказал раненый и кивнул на крошечную лампадку под иконой Пресвятой Богородицы.

Старец тоже поднял глаза на иконку, потом перевёл потеплевший взгляд на Телегина и вдруг спросил:

— А если я тебе огня не дам, ты меня тоже ударишь ногой под зад? Как того мальчика, да?

Телегин опешил, сигаретка вывалилась изо рта и повисла на губе.

— Какого мальчика? — Виктор Петрович оторвал плечи от лавки, отодвинулся немного к стеночке. — Вы что такое говорите, дедушка?

— А то и говорю, — негромко, со вздохом сказал Геронда. — Что через это проклятое курение тебя в большой грех втянули. Думаешь, парня того вылечили? Ошибаешься. Ноги у него отнялись, до сих пор на коляске катается. А его мать, между прочим, тебя прокляла. Вот такие дела, брат Виктор.

Телегин пожелтел лицом, усы его задрожали.

— Дедушка, Вы меня напрасно обижаете, — хрипло произнёс раненый, глаза его почему-то забегали. — Спасибо Вам, конечно, что рану перевязали и всё такое… Но я Вас не понял. Какая коляска, какой парень?

— А тот самый парень, который у тебя в батальоне служил. Новобранец с красными ушами, помнишь? Который твою последнюю пачку сигарет по неловкости промочил? А что ты с ним сделал за это? Не помнишь? Злобу свою тоже забыл?

Телегин нервно расхохотался и приподнял руку, точно отмахиваясь.

— Да что Вы бредите, дядя…

— Ты его ударил ногой. Сильно ударил, от дикой злобы. И позвоночник ему сломал, крестец пробил. Было?

Полковник закашлялся, схватился за грудь. Глаза его спрятались в затравленный прищур.

— А мать этого парня тебя прокляла. Она, конечно, сначала в суд подала, да только суд это дело загладил. Никто за парня толком не вступился, не хотелось судьям порочить честное имя русских десантников. Вот матери ничего не оставалось, только причитать. Имени твоего она не знала, а так просто сказала: «Чтоб этому начальнику тоже в инвалидной коляске кататься!»

— Эй, ты!!! — крикнул Телегин изо всех сил. — Ты что, а?! Хотел привстать, да побледнел от боли.

— Ты лежи спокойно, — строго и тихо сказал старец. — А если выздороветь хочешь, нужно сначала устранить причину твоего ранения. По-твоему, отчего ни одного из твоих мальчишек не ранили, а тебя ранили? Да потому что мальчишки не успели таких грехов натворить, как ты. А у тебя на заду проклятие прицеплено, вот пуля тебя и нашла. Как магнит. Мгновенно.

— По-твоему, дед… теперь мне… коляска светит? — выдохнул обмякший Телегин.

— Может, светит, а может, и нет. Зависит от того, сможешь ли ты по-честному раскаяться в твоём грехе. Если сможешь, то проклятие отвалится и можно будет молиться, чтобы рана твоя полностью зажила.

— А я раскаялся, — вдруг неслышно сказал Телегин.

— Чего бормочешь, летун-бормотун? — ласково переспросил старец.

— Раскаялся! Я давно раскаялся, что его ударил. Через миг после того, как это произошло, — с болью произнёс Телегин.

— Тоже мне раскаяние! — засмеялся Геронда. — Сам ради сигареты человека едва не убил, а после снова давай дымить, как паровоз, одну за другой. Получается, если снова кто-нибудь тебя курева лишит, ты свой грех опять повторишь?

Телегин поморщился:

— Нет, не повторю.

— Ну вот и чудно, — сказал старец, поднимаясь с пенёчка. — Тогда знай: если ты и правда захочешь бросить, то я тебе помогу.

— Огня не дадите, да? — насмешливо сощурился Телегин.

— Огня бери сколько хочешь. А вот желания курить у тебя не будет. Но это — только в том случае, если ты первый начнёшь войну с этой гадкой страстью. Давай, прекращай уже дымить.

— Да ладно, Вы шутите, дедушка…

Геронда ничего не ответил — постукивая палкой, вышел из комнатки.

Глава 11.

Урок очарования

Перед началом занятия с интригующим названием «Урок очарования» студентов Моргнетиля зачем-то разделили на две группы. Мальчиков увели в Рычащий подвал, а девочек оставили сидеть на низеньких пуфиках в чистеньком и розовом зале имени Аэлиты Блуминг. Этот небольшой зал был заставлен удивительной мебелью — рядом с кожаным красным диваном в виде огромных накрашенных губ громоздилась костяная этажерка, по форме напоминавшая недостроенную Вавилонскую башню.

Роскошная, заплывшая жиром профессор Рамона аль-Рахамма, облачённая в арабские шальвары и не менее воздушную тунику, под которой дряблыми складками вздымалось коричневое от загара тело, восседала по-турецки на полосатой кушетке, влюблённо разглядывая первокурсниц престижного факультета Моргнетиль.

— Ну приветик, мои маленькие, — грудным голосом прогудела она, посасывая пожелтелый мундштук. — Ах, какие в этом году симпатичные девочки приехали.

— Сколько же ей лет? — невольно подумала Надинька, ёрзая на своём пуфике. — Судя по морщинам на шее, двести. А на лбу и щеках кожа гладенькая, ни одной морщинки…

Не выпуская из багровых губ кальяна, госпожа аль-Рахамма приподняла над подлокотником кушетки пухлую руку — и, чуть потряхивая, показала девочкам маленький браслет, немедля заигравший искрами драгоценных камушков:

— Маленькие мои, посмотрите, как играют сочные гранаты, точно капельки крови, правда? А этот жемчуг — как застывшая слюна какой-нибудь морской богини. Знаете, что это за браслет, мои подружки? Это настоящий приворотный браслет. Волшебный…

Девочки затихли.

— Любая женщина, как только надевает такой браслет на щиколотку, начинает излучать непреодолимое очарование, — говорила меж тем профессор аль-Рахамма. — Мужчинам кажется, что вокруг этой женщины вертится вселенная. Она словно источает невидимый мёд, все мужчины слетаются к ней, они сходят с ума, они готовы сражаться за право бросить под ноги этой красавицы всю свою жизнь, включая ключи от виллы и кредитные карточки.

Она осторожно спрятала браслет в золотую шкатулку. Глянула на детей крупными глазами с желтоватыми белками и чёрными жерлами зрачков:

— Вы хотели бы иметь такой браслет, правда? Я научу вас, как его изготовить. Этим мы займёмся в первом семестре.

— Знаю, знаю! Наверное, мы будем шлифовать драгоценные камни и нанизывать их на золотую нитку, — шепнула Надиньке сидевшая на соседнем пуфике носатая девочка с длинным хвостом чёрных блестящих волос. — Мой папа — ювелир, он постоянно этим занимается.

— Глупости! — профессор уловила шепоток среди студенток. — Никто не будет ничего нанизывать!

Она подняла коричневый палец кверху и произнесла с загадочной улыбкой:

— Приворотный браслет возникает из воздуха, если правильно произнести древнее заклинание ниневийских блудниц. Но это очень сложное заклинание, мои маленькие.

Чтобы произнести его правильно, вам нужно хорошенько подготовиться.

— А как мы будем готовиться? — робко спросила одна из первокурсниц.

— Вы должны обучиться древней науке очарования, — чёрный взгляд профессора аль-Рахаммы заблестел. — Мы начнём с того, что каждой из вас подберёт себе новую причёсочку. Фрау Нельке при помощи компьютера определит, какой силуэт более всего подходит для вашей формы черепа. Далее — общий стиль макияжа, одежды и украшений… Мы научим вас правильно двигаться…

— Но мы умеем двигаться, — с удивлением заметила дочка ювелира.

— В детстве вы научились ходить на задних лапах, это верно, — усмехнулась Рамона аль-Рахамма. — Однако настоящая чародейка должна двигаться так, чтобы, глядя на неё, глупые мужчины покрывались испариной и немедленно хотели пригласить в дорогой ресторан.

Услышав про мужчин и рестораны девочки захихикали, кто-то даже покраснел. Перекрывая шум, профессор возвысила голос:

— Но помните главное: и причёска, и косметика, и танцы — всего лишь подготовка к тому прекрасному дню, когда вы наконец будете достаточно опытны для произнесения заклинания ниневийских блудниц.

— А кто такие эти блудницы? — удивилась Надинька.

— О, это великие основоположницы нашей науки. В течение семестра вы постигнете многое из их древнего мастерства.

Профессор принялась загибать толстые пальцы с вишнёвыми ногтями:

— Во-первых, в течение года мы будем считать, сколько каждая из вас смогла влюбить в себя мальчиков. Во-вторых, в конце года вы напишете отчёт об этой работе. И в третьих, победительница получит титул «Мисс Ниневия». Она завоюет право выбрать любой подарок. Некоторые выбирают яхты. В прошлом году девочка выбрала ужин с известным певцом и киноактёром Энрике Гонсалесом…

— Ах! — девочки в переднем ряду чуть не задохнулись от восторга. — Не может быть!

— Да-да. И что поделать, академии пришлось немало заплатить певцу за его приезд на наш остров. Кстати говоря, Энрике остался в восторге от нашей девочки, он даже обещал вернуться…

Надинька с удивлением заметила, что весь первый ряд, кажется, уже с нетерпением ожидает того момента, когда можно будет принять участие в конкурсе «Мисс Ниневия».

— А ещё вы научитесь танцевать, — глубокомысленно произнесла профессор аль-Рахамма. Лукаво помедлив, она продолжила:

— Я не имею в виду, конечно, глупые танцы ваших предков. Эти тупые народные танцы показывают тяжёлый женский труд. Посмотрите на то, как движутся руки грузинки, — она только и делает, что собирает виноградные гроздья. Румынки вообще танцуют, взявшись за плечи, точно всей деревней пропалывают огород. А русские неподвижные бабы в своём танце изображают, как они носят воду из колодца — и потом так же тупо плывут под венец в своих наглухо застёгнутых сарафанах. Это косные танцы древности, в них мало яркости, мало страсти.

Профессор откинулась на подушках, прикрыла жирными веками глаза:

— Женщина должна танцевать так, чтобы мужчина сделался её рабом. Танцуйте — чтобы ему хотелось одевать танцующую в бриллианты и парчу, осыпать её подарками.

Девочки слушали в полной тишине. Слышно было лишь, как одна за другой с мокрым звуком отваливается от напряжённого внимания очередная девичья челюсть.

Профессор обвела торжествующим взглядом лица притихших девочек и — решительным жестом вставила сигарету в мундштук.

— Ну ладно, перейдём к делу, — более жёстким тоном заговорила она. — Занятия по курсу очарования начинаются с выбора имиджа. Каждая из вас должна выбрать образ, который надо поселить в своём сердце. И стараться быть на него похожим. Это должен быть не просто образ, а женский кумир, способный вызвать обожание глупых мужчин. Вы будете копировать жесты этого кумира, особенности речи, даже голос… Таким образом, кумир поможет вам завоёвывать мужские сердца.

Профессор извлекла из россыпи диванных подушек крошечный блокнотик — розовые листки на серебристой спирали.

— Итак, сейчас каждая из вас хорошо подумает, на какой образ она будет равняться в своей жизни. Начнём с тебя, девочка, — тут Района аль-Рахамма уставилась на черноволосую дочку ювелира.

— Кукла Барби! — не долго думая, выпалила носатая девочка.

— Отлично, — с лёгкостью согласилась профессор. — Наши специалисты помогут тебе превратится в копию Барби. Помни, все мужчины — просто пластмассовые куклы, которыми можно при желании вертеть, как хочешь!

— Фрау Нельке! — негромко позвала она, и позади профессора из-за пёстрой восточной ширмы выскользнула похожая на сушёную воблу женщина с тысячей жёлтых косичек, накрученных на африканский лад:

— Слушаю, госпожа профессор.

— Записывайте программу действий для девочки-барби… как тебя зовут, маленькая?

— Гертруда Гершвин.

— Для Герти Гершвин. Во-первых, волосики, конечно, придётся решительно высветлить. Во-вторых — не пугайся, милочка, это совсем не больно — сделаем пластику носа и век. В-третьих, меняем походочку и осанку. У блондинки не может быть таких торчащих лопаток, как у тебя, Герти. Предстоит интенсивный курс. В-четвёртых, записываю тебя на занятия с мячиком в бассейне. Нужно, милая, привыкать носить смелые купальники. Далее. Запрещаю читать учебники более двух часов в сутки. Лучше записывай на диктофон и слушай в наушниках, когда будешь заниматься на велотренажёре. Ещё кое-что: каждый день перед сном как молитву прочитывай хотя бы одну статью из журнала мод и причёсок. Фрау Нельке подберёт тебе макияж. Пока всё, давайте послушаем следующую девочку. Тебя как зовут, маленькая?

— Фелиция Бэнкс, профессор, — ответила светловолосая девочка с прыщиками на лбу — судя по жвачному акценту, американка. Кажется, это она давеча краснела и хихикала при упоминании о ресторанах.

— Итак, Фелиция Бэнкс, какой женственный образ ты хочешь выбрать?

— Моя киска по кличке Ауди. У неё столько кавалеров из соседних дворов! Каждую ночь она целуется на крыше с кем-нибудь новеньким. Она такая красивая, у неё такая бархатная рыжая шубка, а как она умеет жмуриться и выгибать спинку!

— Прекрасно, — кивнула профессор, помечая в блокнотике. — Отныне кошка будет жить в твоем сердце. Ты будешь стараться быть похожей на изящную, немного хищную красавицу-киску. Помни, все мужчины — коты! Фрау Нельке, запишите, пожалуйста: во-первых, для мисс Бэнкс прописываю гимнастику, во-вторых, йогу. В третьих, специальный гормональный комплекс. В-четвёртых, красим девочке волосы в рыжий цвет. Далее, зелёные контактные линзы. Нужен логопед, чтобы убрать грубость дикции, а потом понадобится добавить немножко грассирующего «р» и лёгкую шепелявость. Теперь вот ещё что: обязательно, блиц-курс французского языка. Диета: мясо, мясо и ещё раз мясо. Кроме того, побольше всяких креветок, осьминогов и прочих морских гадов. Десерт — много фруктового йогурта. Избегать монотонного физического труда, побольше валяться в постели по утрам. Стиль в одежде разработаем отдельно. Хорошо, кто следующий?