Тугенько, славно продавился курок, и зонтик выдохнул из себя огненную струю раскалённой картечи. Доберман-пинчер, который уже предвкушал привычный вкус человечьей крови, не долетел до Ивана и помертвевшей Надиньки каких-то двух-трёх метров. Внезапно господин Доберман лишился всей своей зубастой головы с ушами в придачу — и тупой, обезглавленной свинской тушей пролетев мимо цели, плюхнул в овраг.
Всё бы хорошо, но Ваня забыл, что едва балансирует на скользком брёвнышке. Мощной отдачей выстрела юного стрелка смахнуло с бревна, как былинку. Надинька тоненько визгнула, и через миг они вдвоём шлёпнулись в холодную грязную жижу.
Другой, менее наблюдательный мальчик, наверное, очень расстроился бы и принялся срочно отчищать себя от грязи. У Вани Царицына не было на это времени. Кадет успел заметить второго добермана, кривоногого и остромордого, деловито спешившего к детям по склону оврага.
— Закройте, пожалуйста, уши! — посоветовал Ваня маленькой девочке, которая барахталась рядом с ним в грязи.
— Вы будете ругаться матом? — испугалась Надинька.
— Зачем? — удивился Царицын. — Я буду стрелять молча.
Удачным выстрелом из «Моссберга» второго добермана разорвало пополам. Клочки разлетелись, обдав грязный склон грязными внутренностями.
— Офигеть, — честно признался кадет Царицын, передёргивая затвор. — Мне начинают нравиться волшебные зонтики.
— Бедная собачка, — всхлипнула Надинька и добавила более спокойным тоном: — Может быть, Вы, наконец, достанете меня из этой лужи, Иванушка?
Ваня не успел ответить. Сбоку бесшумно прыгнуло что-то тяжёлое и смертельное, ударило Ваньку грудью и, вцепившись клыками в затылок, одним махом передёрнуло ногами кверху, точно ватную куклу. Зонтик вяло подлетел в воздух, Надинька не успела даже крикнуть — распахнув глаза, она смотрела, как огромный и страшный, невесть откуда взявшийся третий доберман терзает и треплет Царевича…
Очень скоро пёс обернул наглую, высокомерную морду и посмотрел на девочку, выбирая, как с ней поступить: перегрызть горло или впиться клыками в лицо, а потом прокусить череп?
Бросив неподвижно лежащего кадета, пёс-людоед не спеша, облизываясь, двинулся к Надиньке. Потом чуть быстрее, ещё быстрее…
Он прыгнул лениво, нацеливаясь на горло. И вдруг — огненные сполохи вспороли собачий бок! Свинец пробил рёбра — добермана швырнуло в сторону. Животное обернуло удивлённо оскаленную морду — и увидело, что позади стоит на коленях недобитый кадет Царицын, держит в руке короткоствольный револьвер — и улыбается.
— Три, четыре, пять! — вполголоса бормотал Иванушка, считая выстрелы. На пятом выстреле доберман перестал дёргать задними лапами и затих.
Кадет Царицын отбросил револьвер мисс Пегги — барабан уже пуст — и поспешно, хлюпая по грязи, подбежал к Надиньке:
— Успел? Укусить успел?
— Нет, нет… — выдохнула девочка и поскорее протянула руки. Обхватив сзади за шею, она покорно повисла на Ваниной спине.
— Слава Богу, она вцепилась в затылок медвежьей головы, — задыхаясь, говорил Царицын, карабкаясь из оврага наружу. — Глупая собака! Она пыталась разорвать медведя, а меня даже не поцарапала! Теперь вся шкура в дырках.
— Сзади опять свистят… — простонала Надинька. — Скажите, ну почему они хотят нас убить?
В каких-нибудь трёхстах метрах позади мелькали жёлтые пятнышки фонариков. С маленькой пассажиркой на спине Ваня не сможет бежать быстро…
«Ну вот, это последний сумасшедший шанс на сегодня, — подумал Ваня, заметив впереди чёрный и почти готический силуэт опоры высоковольтной ЛЭП. — Если ноги больше не могут бежать, пусть поработают руки».
Он тяжело подпрыгнул и, уцепившись за нижнюю перекладину мачты, с трудом подтянулся на руках. Хорошо, что Надинька была девочкой хрупкой и весила не больше стандартного рюкзака.
— Держитесь крепко, — хрипло предложил Ваня.
— Вы уверены, что мы не сорвёмся? — Эта Морковка ещё пыталась в чём-то сомневаться. — Вы хотите залезть на самый верх? Там же электричество!
Ваня ответил не сразу. В данный момент он как раз болтался на одной руке и забавно дёргался, пытаясь забросить ногу на очередное сочленение стальных перекладин.
— Вам что больше нравится? — глуховато поинтересовался он. — Электричество или доберманы-пинчеры?
Надинька не ответила. Кажется, она была почти восхищена мужеством Иванушки. Подумать только: на руках, точно обезьяна, залезть на вершину такой высокой мачты — да ещё с грузом на спине!
Она не знала, что рассудительный Ваня никогда не полез бы на мачту, если бы не знал, что к любой мачте обязательно приделана лесенка. Эта лесенка ведёт на самый верх, однако начинается не от земли, а с высоты приблизительно трёх-четырёх метров — чтобы пользоваться лесенкой могли не всякие там проходимцы вроде Иванушки, а только электрики, которые приезжают на специальных машинах с поднимающимися платформами. Бесстрашному кадету надо преодолеть эти три-четыре метра — а дальше будет легче.
Железные ступеньки, тонкие и ребристые, предательски грохотали под ногами. От мокрого железа руки Царицына заныли и пошли волдырями. За пять минут он как раз забрался на самый верх мачты — туда, где гроздьями висели зеленоватые изоляторы, а воздух, казалось, потрескивал… Здесь было страшновато: казалось, вся мачта гудит и злобно вибрирует от силы огромного тока, текущего по толстым проводам.
Ваня взобрался на решетчатую платформу, ограждённую с одной стороны шаткими перильцами, — пришлось опуститься на колени, чтобы Надинька коснулась железного пола ногами. Девочка с усилием расцепила руки — и тут же захныкала, принялась растирать пальчики.
— Что теперь? — спросила Надинька. Она старалась не смотреть вниз, а по-возможности и по сторонам. Настоящая генеральская внучка! Другая девочка на такой высоте просто в обморок бы грохнулась. А эта сидит и ещё тапками болтает!
— Осторожно, тапочек не уроните, — посоветовал Ваня. — И нога замёрзнет, и людям внизу сразу легче будет нас найти. А что у Вас на лбу?
Повязка слетела с её головы, и теперь из-под намокших волос темнело пятно над переносицей, похожее на расплывшийся синяк.
Надинька небрежно махнула рукой:
— А, ничего страшного. Доктор сказал, воспаление какое-то. Скоро должно пройти.
Ваня вытянул шею, пытаясь разглядеть болячку — и вдруг… холодея от ужаса, кадет прочитал на лбу маленькой девочки корявое, злобное клеймо:
А чуть ниже — гнусный рисунок.
— Господи! — только и выдохнул кадет.
— Ну как, уже заживает? — спросила она.
— А-ам-м… Н-не совсем, — пробормотал Ваня. Голова пошла кругом от завихрившихся мыслей: что это? Кто посмел обидеть внучку самого генерала Еропкина?
— Жаль, нет зеркальца, — вздохнула Морковка. — Я бы сама посмотрела. Поскорей бы зажило… Ах, смотрите!
Она дёрнула Ваню за рукав и показал вниз, на землю. Тонкие лучики фонарей суетились прямо под мачтой! «Три, четыре, пять… лучше не считать», — подумал Царицын. Преследователей было достаточно.
— Скажите честно, Иванушка, — вдруг серьёзно сказала девочка. — Вы ведь не знаете, что нам теперь делать, правда?
Ваня ничего не ответил: кадеты не должны лгать маленьким девочкам, даже если им очень хочется их успокоить.
— Теперь Вы понимаете, почему я хочу стать доброй волшебницей? — Надинька грустно улыбнулась. — Будь я волшебницей, я бы смогла унести нас отсюда по воздуху. Или… даже не знаю. Я вызвала бы белых орлов, которые подхватили бы нас на крылья…
— Ага, белых орлов… — усмехнулся Ваня и тут же пожалел об этом: русские кадеты не должны иронично посмеиваться над маленькими девочками.
— Знаешь, говорят, иногда помогает молиться Богу, — сказал Ваня и посмотрел в сторону.
— Знаю, — кивнула Надинька. — Моя бабушка всё время молится, и поэтому у нас дедушка в прошлом году не умер.
— Жаль, что с нами нет твоей бабушки, — вздохнул Ваня. И вдруг подумал: «А ещё жаль, что нет старца Геронды. Это покруче, чем белые орлы. Уж Геронда смог бы выпросить у Бога какую-то помощь…»
— Ой, — сказала Надинька. — Трещать перестало.
— Не знаю, — Ваня покачал головой. — У меня в голове трещит по-прежнему.
— Я не шучу, — заметила девочка. — Провода перестали гудеть, правда?
Ваня вздрогнул так сильно, что едва не закружилась голова. Небо с редкими звёздами в разрывах облаков качнулось — на миг гроздья изоляторов и струны проводов поплыли перед глазами. Провода… перестали гудеть?! Он рывком обернулся туда, где в высокомерном отдалении мерцал огнями огромный и неприступный замок Мерлина.
Странно. Вот кадет Царицын смотрит туда, где должен быть замок. И помнит, что замок находился там ещё минуту назад. А сейчас… замка нет.
Только темнота над лесом, чёрный туман среди скал — и никаких огней.
— Вот это по-нашему, — радостно прошептал Ваня. — Похоже, электричество на приливной станции отрубили.
Снизу донеслись крики, кто-то начал посвечивать фонариками на мачту. Царицын вскочил, забегал по решетчатой платформе, потирая руки и бешено соображая. Подача электроэнергии по резервной схеме должна возобновится мгновенно, через секунду — а если этого не происходит, значит, авария на станции довольно серьёзная…
Ага, ну всё. В самом низу застучала, заходила ходуном железная лесенка: кто-то тяжело карабкался вверх… «У меня в зонтике осталось три патрона, — пронеслось в голове. — На всех не хватит».
«Моссберг» по-прежнему болтался за спиной. Ваня поспешно перехватил его, взял наперевес… приятная тяжесть оружия немного успокоила мальчика. Но мальчик понимал, что этого спокойствия хватит всего на три выстрела… Молочный свет луны, чудом пробившейся в разрывы меж облаков, заиграл на крючковатой рукояти «зонтика»… До чего крепкая, прямо литая рукоять!
Ваня сощурился на этот крюк, точно на нём было выгравировано волшебное заклинание, вызывающее белых орлов. «Нет, мы не будем стрелять в людей, — решил кадет Царицын. — По крайней мере, пока».
Потом Ваня обернулся и твёрдо сказал девочке: — Здесь больше нельзя задерживаться. Вы не могли бы залезть в мой рюкзак?
Хорошо, что Надинька не видела всего этого. Со стороны выглядело так: бурый медведь из русской сказки про Машеньку, взвалив на плечи короб с маленькой девочкой, собирается покончить с собой путём спрыгивания с мачты высоковольтной линии электропередач. А зачем у медведя огромный зонтик в лапах? Он что, надеется таким образом смягчить тяжесть падения?
Смотрите! Оказывается, у медведя более изощрённый план самоубийства. Он перелезает через перила решетчатой площадки и медленно, на четвереньках, подбирается к самому краю мачты. К тому месту, где густо зеленеют изоляторы и уходят вдаль, к следующей мачте, связки жирных проводов.
И вот, пошатываясь на ветру и стараясь не глядеть вниз, порядком потрёпанный и насквозь мокрый медведь достаёт сложенный зонтик, продевает оскаленную голову и туловище в перевязь — так, чтобы ремень зонтика охватывал его мохнатое тело под задницей… Что теперь?
Он что, надеется, что выдержит литой металлический крюк на рукояти зонтика? Зачем он цепляется этим крюком за провод? Ах, скорее отведите взгляд — его сейчас ударит током!
Бедное животное! И какое отважное… Не каждому медведю под силу со свистом нестись на железном крюке меж небом и землёй, над верхушками сосен — вперёд, по высоковольтным проводам!
Наверное для того, чтобы не свихнуться в полёте, медведь заорал во всё медвежье горло:
Эх, путь-дорожка, фронтовая!
Не страшна нам бомбёжка любая!
А помирать нам — эх! — рановато:
Есть вопросы у нас к колдунам!
В Суворовском училище ещё на первом году их обучали пользоваться специальными блоками для перемещения на тросах по горизонтали. По сути, Ваня выполнял привычное упражнение. Удержаться на зонтике единственно силой бицепсов — не проблема для суворовца! И всё-таки любой кадет согласится, что прокатиться по обычному тросу — одно, а вот проехаться по проводу, ожидая, что в любую минуту могут пустить ток — это довольно редкое удовольствие!
С жуткими воплями, поминая коня Вещего Олега, крейсер «Варяг» и синий платочек, русский мальчик Иван Царицын пронёсся над верхушками сосен и — вытаращив глаза, начал тормозить, чтобы не врезаться в следующую мачту, которая уж бешено неслась на него из темноты. Ай! Всё равно отбил колени… Быстренько подтянулся наверх, на чёрное металлическое крыло… Ура, успели! Всё, теперь можно давать свет. Осталось только спуститься вниз, отыскать свою берлогу, собрать вертушку — и деру отсюда!
— Как дела? — пропищала из рюкзака Надинька.
— Супер, — честно доложил Царицын. — Потерпите ещё минутку.
Он спустил ноги с платформы, уже нащупал верхнюю ступеньку лестницы… И вдруг остановился.
Подумать только. Ведь это последняя мачта. Последняя на нашей стороне пропасти. А следующая опора — уже на территории замка, за пропастью и зубчатой стеной. И если сейчас… ещё раз ненадолго сойти с ума, уцепиться крюком зонтика за провод и прокатиться — по-возможности без лишнего шума — до следующей опоры, то… Иван Царевич окажется в замке Мерлина.
Ваня почувствовал, как задорно расходится сердце. Ток ещё не пустили, и нужно прямо сейчас… В конце концов, офицер я будущий или тряпка дрожащая? А… девочка?
С девчонкой в замок нельзя. Она там такого накуролесит! Тогда… может быть, спустить её вниз, спрятать в берлоге, а самому быстренько подняться, и… И что? Оставить ребёнка совсем одного в медвежьей норе, при том, что лес прочёсывают с собаками? Помилуйте, столь блестящие идеи не должны посещать голову русского кадета!
С другой стороны, подобного шанса попасть в замок и выполнить задание Савенкова у Вани, пожалуй, больше не будет. Скоро снова дадут электричество, и — всё. Царицын присел на край ажурной платформы, склонил голову и произнёс — так, чтобы внутри рюкзака было слышно:
— Вы ведь хотите побывать в замке?
— Хочу и побываю, — донеслось из рюкзака. Ваня поморщился.
— Вот смотрите. Я могу прямо сейчас спуститься вниз, посадить Вас на вертолёт и переправить обратно на подводную лодку. И поверьте, Вы никогда больше не увидите этот чудесный остров. Ваш дедушка об этом позаботится.
Ваня прислушался: девчонка молчит. Царицын шмыгнул носом и продолжил беседу с собственным рюкзаком:
— А есть другой вариант. Вы гарантируете беспрекословное подчинение. Даёте честное слово кадета, ну или… как там клянутся девочки? Короче говоря, торжественно обещаете, что будете во всём меня слушаться.
— Что тогда? — быстро спросили из рюкзака.
— Тогда мы сию минуту отправляемся в замок. Погуляем там немного, поглазеем на достопримечательности, но не будем показываться на глаза преподавателям. А потом, денька через два-три, отправимся домой, в Москву.
— А можно мне будет сходить на уроки в академии?
— Не думаю. Впрочем, не знаю. Обещать не могу, — Ваня нетерпеливо оглянулся туда, где возвышался замок: кое-где уже засветились огоньки, видимо, подключились вспомогательные генераторы тока в самом замке… Впрочем, неосвещённых мест, как нельзя хорошо подходящих для высадки юных разведчиков, остаётся ещё предостаточно…
— Я согласна, — пискнул рюкзак.
— Слово генеральской внучки? — въедливо уточнил Царицын.
— Ага, — уныло ответила Надинька.
— Тогда пристегнитесь, мы взлетаем, — радостно кивнул Ваня и, вскочив на ноги, торопливо полез на другую сторону мачты, поближе к проводам.
Глава 6
И всё-таки провал
Никогда ещё Штирлиц не был такблизок к провалу.
Ю. Семёнов. Семнадцать мгновений весныОн забыл только об одном: если раньше провода спускались вниз, то теперь всё было иначе: мачта ЛЭП в конце перелёта была чуть выше, чем точка старта. А это значит, что… Так и получилось. Ваня доехал на своём крюке строго до середины отрезка, разделявшего две опоры, — и повис над пропастью.
— Мы ещё живы? — поинтересовался голосок из рюкзака.
— Угу, — буркнул Царицын, подтягивая ноги кверху и цепляясь ими за провода. — Мы-то ещё живы, но вот мои ладони скоро умрут.
И он не ошибся. Медвежья шкура была весьма плотной, но даже она вскоре прорвалась от трения о шершавую поверхность толстого провода. Когда до желанной мачты оставалось метров двадцать, Ваня понял, что из рук сочится кровь. Капало на лицо, как редкий дождик. Странно, но боли он не чувствовал…
Ненужный теперь зонтик, казалось, весил ужасно много. Ваня стащил с головы перевязь — и уронил «Моссберг» в пропасть. Вместе с тремя патронами. «Благодарю за службу, — пробормотал он. — Надеюсь, больше отстреливаться не придётся». Внутри вражьего замка всё равно необходимо соблюдать тишину, чтобы не привлекать внимания охраны…
Впрочем, до замка ещё надо добраться. Спиной вниз, перебирая по проводу не только руками, но и ногами, накрепко перекрещенными в лодыжках, Ваня двигался медленно. С замиранием сердца он чувствовал, что начинает уставать… Покосившись вниз, кадет Царицын осознал, что уже миновал стену: прямо под ним поблёскивал шпиль с обвисшим тёмным флагом, а рядом противно скрипел, мотаясь на ветру, уродливый флюгер в виде крадущейся кошки.
— Кыш, драная! — вполголоса цыкнул Царицын. Жестяная облупленная кошка вздрогнула и, надменно скрипя, повернулась задом.
Наконец руки натолкнулись на округлые, пузатые банки изоляторов. Ура, неужели мы почти у цели?! Царицын, радостно хихикая, перевалился пузом на крыло мачты, потом поднялся на дрожащие ноги — ну всё, всё. Можно расслабить стиснутые челюсти. Вот уже решетчатая платформа с поручнями…
Глянул вниз — и чуть не свалился! Ух, как страшно. Вцепившись в поручни, Ваня помотал головой: сумасшедший! Неужели он и вправду только что занимался тем, что переползал по тросу через пропасть, да не один, а с внучкой начальника родного училища на плечах?
По счастью, ранним утром на окраине квартала Саламандр почти не встретишь живой души: студенты младших курсов ещё спят, студенты старших курсов уже спят, а у преподавателей есть дела поважнее, чем шляться в ранний час по пустым улочкам близ дремлющих корпусов.
Никем не замеченный, драный и хромой медведь-шатун со станковым рюкзаком на спине спустился с мачты ЛЭП и болезненной трусцой, пригибаясь, перебежал к ближайшему зданию. Дверь в подвал, разумеется, оказалась заботливо запертой, однако сам по себе спуск к этой двери располагался ниже уровня тротуара, как бы под землёй. Здесь, под грязным сводом подвальной арки можно было присесть на ступени и перебинтовать окровавленные ладони.
Ваня, едва успев перетянуть бинтом левую руку, буквально на секундочку прислонился головой к холодной стене. Надинька вела себя на редкость тихо и глупыми вопросами спящего кадета не беспокоила. Может быть, её тоже сморило…
Царицын разодрал веки часа через три, когда снаружи погасли последние газовые фонари и застучали растворяемые ставни на окнах, а изнутри домов донеслись первые вопли будильников и сонных студентов, собиравшихся на занятия. По местному времени было около восьми часов, очередной пасмурный день в академии волшебства только-только начинался.
— Доброе утро, Иванушка, — заспанным голоском произнёс говорящий рюкзак.
— Надеюсь, оно будет добрым! — усмехнулся Ваня. Он поднялся на ноги, потянулся — и подумал, что сегодня впервые за многие годы не станет делать зарядку. «Всю ночь заряжался, хватит уже!» — подумал юный разведчик и, кряхтя, выкарабкался по ступеням на тротуар.
Ни души, только высокомерная жиреющая крыса куда-то спешит вдоль стеночки.
— Куда мы пойдём? — поинтересовался голос Надиньки из рюкзака.
— Пойдём рвать колдовскую нечисть на фашистские знаки, — невозмутимо доложил кадет. — Если через подвал не получилось, попробуем через чердак!
Ему не терпелось при свете дня оглядеть объект атаки с какой-нибудь высокой точки. Посмотреть, где расположены учебные корпуса и общежития студентов. Кроме того, молодой человек втайне надеялся, что на чердаке удастся поспать ещё пару часов — в чуть более комфортных условиях, чем на каменных ступеньках.
Царицын подошёл к ближайшему подъезду, подёргал бронзовое кольцо, постоял минуты полторы, ковыряя пальцем золочёное украшение на косяке в виде драконьего глаза. А потом хлопнул себя по лбу и радостно полез в боковой карман рюкзака. Прижал к вытаращенному драконьему оку полученную от Савенкова бляху с гербом факультета Моргнетиль.
Дверь возбуждённо запищала и открылась. Царицын скользнул внутрь. В комнате охраны было темно. «Видимо, вахтёр ещё спит», — удовлетворенно улыбнулся Ваня и, мысленно напевая «Колыбельную» Лермонтова, бесшумно прокрался к лифту.
Дверца на чердак была заперта на смешной висячий замок. Чтобы взломать его, совсем не нужно было обладать мощью Петруши Тихогромова. Царицын просто просунул лезвие ножа под скобу — и вытащил её вместе с винтами.
Дверь раздражённо скрипнула, и пронзительное эхо разнеслось по тёмному чердаку. Здесь откровенно пахло мертвяками и привидениями — даже Надинька в рюкзаке беспокойно завозилась. Ваня сразу решил, что спать он тут не станет точно. Кадет поспешно включил фонарик, бодро пробежал в дальний конец чердака и распахнул решетчатую дверку, которая вела на крышу, — чёрную, покатую и скользкую после дождя.
Вот это да! Таких крыш он ещё не видывал… Горбатые и вздыбленные, как кошачьи спины, они карабкались друг на друга, наваливаясь зубастыми карнизами, цепляясь костлявыми лапами узких и длинных, потемневших от копоти галерей. Крыши были многоярусные, со всевозможными башенками да шпилями, скрипящими фонарями и обрывками флагов. Настоящий рай для кошек и юных разведчиков.
— Сколько всего нагромоздили, и ведь не одно поколение зодчих трудилось! — с некоторой грустью подумал Ванька. — Даже жалко эдакую лепоту ломать. А что делать — другого выхода нет…
— Ой, смотрите, какая башенка красивая! — зазвенело за спиной. Царицын даже присел от неожиданности.
— Тише! — зашипел он. — Зачем вылезли из рюкзака?
— Мне душно и скучно, — объявила Надинька. Оказывается, она давно высунула белобрысую голову наружу и жадно разглядывала живописные крыши Мерлина. — Ах, Иванушка, поглядите на эту милую башенку. Я читала про неё в книжке, это Башня звездочётов. Видите, подзорная труба торчит из окошка?
Царицын послушно обернулся. Ух ты! Над лесом ветвистых антенн и чёрных коленчатых труб возвышалась каменная гранёная башенка с хитроумным золочёным флюгером в виде астролябии. Четыре стрельчатых окошка смотрят на все стороны света, и торчит из северного окна задранное кверху дуло старинной подзорной трубы.
Бурый медведь, пригибаясь, побежал вниз по скату. Он спешил туда, где болтался на железных тросах висячий мостик, перекинутый меж домами.
Пробегая по мостику, медведь глянул вниз — и чуть не рухнул. Под ногами шумел переулок. Покрикивали торговцы бутербродами, колесили на велосипедах студенты с тяжёлыми книжками на багажниках. Две фигуры в ослепительно-белых балахонах чинно двигались посреди дороги… профессора что ли? Ванечка титаническим усилием воли сдержал жгучее желание смачно плюнуть на блистательные профессорские лысины.
Вскоре он уже взбирался по мокрой чешуйчатой стене обсерватории, цепляясь пальцами за выступы старых камней. Шумно сопя, подтянулся на руках, забросил один локоть, потом другой… обдирая живот, перевалился через подоконник внутрь.
— Я тоже, тоже хочу посмотреть! — пищала Надинька, возмущённо копошась в рюкзаке. Но Ваня Царицын не отвечал, с суровым видом он прильнул к окуляру.
— О! Вижу места боевой славы! Вон там мы десантировались, — пробормотал он, разглядев на горизонте скалистый мысок Лох-Патти. Подумать только… ещё вечером он стоял во-он там, на утёсе. Смотрел сюда, на эти башни, и не знал, как проникнуть внутрь…
Вот чёрные опоры ЛЭП гуськом выдвигаются к замку из тумана. Петляет автомобильная дорожка по склону горы, поднимается наверх к Запретному, то бишь Гнилому, лесу — и ныряет в тоннель. Где выныривает? Где-где? А вот здесь… Ха-ха! Даже козырёк видно, с которого они с Громычем сигали на крышу жёлтой фуры!
Несчастный Громыч… Лежит сейчас, бедолага, в ящике с сушёными скорпионами… Или, что хуже, давно вылез и самостоятельно разыскивает наших детдомовцев. А если так — можно быть уверенным, что Громыча уже поймали и теперь его допрашивает в тесной комнатке какой-нибудь одноглазый маг с тонкой улыбкой и костлявыми пальцами…
Нет, не может быть, опомнился Царицын. Ведь он велел Петруше не высовываться из сундука. Ваня хорошо знал старину Тихогромова. Если Громыч обещал, то будет сидеть в сундуке до упора. День, два, а если надо — и дольше. Всех скорпионов сжует от голода, но просидит сколько надо.
— Ну же, дайте я Вам всё расскажу! — Надинька высунулась из рюкзака и слегка дёрнула Царицына за воротник. — Вы же ничегошеньки не знаете про замок! Вот смотрите, мы находимся в квартале Саламандр. Здесь живут студенты старших курсов. А дальше — видите невысокий такой хрустальный купол? Там ещё зелёные флаги на шпилях? Это старый Дворец церемоний, самый красивый во всём замке! Ах, как я мечтала попасть туда!
— Ага-угу, — бормотал Ваня, покручивая стёклышки. — А где размещают второкурсников?
— Вас какой факультет интересует? Моргнетильцы живут в Ласточкиных гнездах — это такие маленькие домики, которые как бы прилеплены прямо к стене Внутреннего замка. Факультет Дуйсбергхоф расположен во-он там, в угловой Стрельчатой башне. Её легко узнать по крылатому пылающему маяку на верхушке…
— А на какой факультет зачисляют русских? Об этом в книжке не говорилось?
— Нет, — сказала Надинька. — Так слушайте дальше! Факультетский корпус имени Клермонтской ведьмы находится в Вальпургиевой башне на сваях, которая стоит посреди Потного озера. Общежития Генуэзского клуба вампиров расположены — вон, посмотрите, их видно без подзорной трубы — на склоне Лысоватой горы, сразу за бестиарием.
— Послушайте, я начинаю путаться, — взмолился Ванечка. — Да сколько же всего этих факультетов?
— Поначалу было четыре, спустя пять лет сделалось сразу восемь, а с прошлого года уже тринадцать! — радостно затараторила Надинька. — И мне больше всего нравится Моргнетиль! У моргнетильцев на гербе — ядовитая ласточка с лицом сфинкса. Это символ добра и милосердия.
— Не знаю насчёт ласточек, а вот воронья тут предостаточно, — прошептал Ваня, с опаской оглядываясь на чёрную тень, мелькнувшую в воздухе. Он поспешно крутил трубой, стараясь запомнить расположение учебных корпусов и общежитий. Ага, кривая аллея со статуями ведёт к лабиринту… С другой стороны к нему примыкает нечто похожее на ацтекскую пирамиду, только зачем-то её увешали турнирными щитами…
— А здесь что за корявое строение виднеется? — спросил кадет, указывая на высокомерную чёрно-багровую башню посреди Внутреннего замка, увенчанную гигантскими золочёными бивнями, похожими на оленьи рога.
Надинька не успела ответить. С истошным карканьем мимо пронеслась ворона — и Ваня Царицын присел, хоронясь под окном. Ещё минуту назад вокруг обсерватории летала, точно принюхиваясь, одинокая птица — один раз каркнула, да вроде смолкла. А теперь… их уже штук пять!
Птичья сигнализация снова сработала исправно. Снизу, из-под дощатого пола, донеслось отдалённое, но торопливое постукивание. Кто-то взбирался по лестнице. Не дожидаясь, пока под ногами сдвинется крышка люка и высунется из щели дуло волшебного зонтика, Ваня скомандовал Надиньке засунуть голову обратно в рюкзак — и, глухо сопя, полез в окошко. Ах, незадача! Клочья медвежьей шкуры остались на кованой решётке… Вытаскивать некогда: надо рвать когти…
Медведь загремел когтями по самому гребню крыши — а вороны-то следом летят! Каркают всё громче, и стая стремительно увеличивается… Ваня заторопился…
И не заметил дохлой кошки, валявшейся под ногами. Кошка была вонючая и гадкая, но особенно неприятно то, что она была… скользкая.
Бурый медведь всплеснул руками, крутанулся в воздухе — и рухнул на скользкую железную кровлю. «Вот и всё…» — понял кадет Царицын, едва почувствовал, как бешено скользит железо, точно залитое маслом… Надинька испуганно запищала в рюкзаке, а Ванечку безудержно поволокло под уклон, к самому краю.
Царицына несло на груду жёлтых кирпичей, аккуратно сложенных на кровле, — он ударил в кирпичи ногами, надеясь затормозить… Не тут-то было! Груда немедленно обрушилась и добрая сотня кирпичей вместе с Иванушкой покатилась, заскользила вниз по кровле.
«Плохи дела», — застонал сквозь зубы кадет Царицын, чувствуя, как его закручивает волчком. Рюкзак распахнулся, посыпались вещи… Зазвенела по железу бляха с гербом! Веером разлетелись Надинькины карандаши, грохнул и покатился термос…
— Надя! — успел крикнуть Царевич. — Держись за шею!
Через миг крыша резко закончилась — и, нелепо дёрнув ногами, медведь полетел вниз. В полёте успел заметить: что-то блестит и сияет. Приземистый купол, точно хрустальный… Падаем прямо на него!!!
Ваню и Надиньку спасло то, что несколько кирпичей угодили в купол чуть раньше — вмиг превращая стёкла в тучу колючих сияющих брызг. Сквозь пробоины в хрустальной кровле дети полетели вслед за кирпичами — и вот, вместе с россыпью кирпичей, битого стёкла и цветных карандашей, они обрушились прямо в центральный Волшебный фонтан в атриуме старинного Дворца церемоний.
В вестибюле играл оркестр, россыпи розовых лепестков покрывали сумрачный мрамор ступеней. Молчаливые и торжественные сновали преподаватели с папочками в руках, завершая последние приготовления к церемонии начала учебного года. Двести пятьдесят мальчиков и девочек, которых только что привезли к замку Мерлина на старинном паровозике и теперь выстроили в вестибюле Дворца церемоний перед древним фонтаном, с восторгом озирались, ожидая появления господина проректора академии.
Под хрустальным куполом плыли в густом воздухе, чуть покачиваясь, сотни разноцветных свечей. Медленно кружась, падал ароматный волшебный снег — и сахарными хлопьями ложился на вишнёвые с прозеленью гербовые ковры. Важно раздувались старые шёлка факультетских флагов, надменно взирал с дворцового герба блистающий олень — эмблема Принципала академии. Утробно звучали виолончели, сладострастно изливались скрипки.
Внезапно наверху оглушительно рвануло — и с грохотом посыпались осколки. Музыка оборвалась, свечи шарахнулись к стенам — и декан факультета Моргнетиль профессор Йенна Мак-Нагайна вздёрнула кверху смертельно побелевшее лицо.