Евразийская симфония - Дело победившей обезьяны

      Баг и Богдан
      Мосыкэ, Спасопесочный переулок,
      7-й день двенадцатого месяца, четверица,
      утро
      До центра Мосыкэ Баг добрался в наемной повозке такси не более чем за полчаса. На заднем сиденье напряженно затихли недоумевающие студенты: Баг ничего не стал им объяснять, поскольку и объяснять-то, в сущности, было нечего. Баг, как и они, знал только, что их в Спасопесочном переулке с какими-то чрезвычайными новостями ожидает Цао Чунь-лянь. Когда он дал отбой, Хамидуллин с Казаринским лишь глянули вопросительно, и Баг буркнул: "Надо ехать",- и в глазах их был вопрос, и ланчжун кивнул: конечно же, едем вместе, куда же вас девать... О Стасе Баг даже не вспомнил.
      Всю дорогу в голове Бага соскучившейся по свободе птицей бился вопрос: что могло случиться? что могло произойти такого, от чего Чунь-лянь - именно так, по-свойски, Баг нежданно для себя в сердце своем назвал прелестную ханеянку да и не спохватился, хотя, вообще говоря, было то не совсем сообразно, - говорила шепотом? В конце концов, нервно раскуривая очередную сигару, укорил себя Баг, именно я несу за нее ответственность - как наставник, вызвавший в Мосыкэ студентов для участия в, гм, практических занятиях на местности.
      Идея привлечь студентов к расследованию, доселе казавшаяся Багу весьма хитроумной, теперь предстала перед честным человекоохранителем своей оборотной стороною.
      "Что она там придумала? Во что влипла?!" - думал Баг.
      Миновали яркий, празднично разукрашенный в преддверии близкого уж Нового года "Дитячий Свит".
      Миновали громадное здание Музея щитов и мечей с высоченным привратным изваянием его основателя и первого хранителя, Феликса Холодная Голова - сей великий искусствознатец, литвин по происхождению, еще до того, как на основе личного собрания открыл для народа свой знаменитый бесплатный музей, прославился тем, что в течение пятнадцати лет ни днем ни ночью не снимал особо полюбившегося ему наголовного шлема с искусной насечкою; от того шлема и пошло его прозвище.
      Свернули в Лицедейский проезд.
      Баг ерзал в нетерпении: ловил себя на том, что хочет потеснить водителя у руля и утопить до предела педаль газа, - скорость движения повозки казалась ему явно недостаточной. Он ездил иначе, даже когда не торопился, а уж если случай из ряда вон... Тогда Баг не ездил - летал.
      Промелькнула улица Святознаменская, и повозка выскочила на площадь Орбатских Врат.
      - Стоп! - скомандовал Баг - повозка, лихо взметая снег, притерлась у обочины, - не глядя на счетчик, вознаградил водителя полной связкой чохов и выпрыгнул на тротуар. Хлопнули задние дверцы: Казаринский с Хамидуллиным уже стояли рядом.
      - Дальше пойдем пешком.
      Скорым шагом они пересекли площадь, торопливо прошли мимо знаменитого трехэтажного ресторана йогической кухни "Прана" и оказались в устье многолюдного Орбата; Баг, не глядя на лавки, двинулся в глубь улицы. Мимо мелькали переулки: Орбатский, Среброслитковский, Большой Никола-песочный, Малый Никола-песочный...
      Впервые за последние дни Баг чувствовал себя на своем месте.
      На углу Спасопесочного он остановился и обернулся к студентам.
      - Смотреть внимательно, - отрывисто бросил ланчжун, мазнув колючим взглядом по лицам Казаринского и Хамидуллина: студенты, похоже, прониклись важностью момента, и даже на невозмутимом обычно лице Хамидуллина явственно проступило волнение. - Внимания не привлекать. Делать вид, что гуляете. Ни во что без моего приказа не ввязываться! Держаться недалеко от меня. - И, смиряя стремительность шага, свернул в переулок. Хамидуллин и Казаринский, состроив по возможности беспечные лица праздных гуляк, двинулись за ним - в некотором отдалении.
      "Ну и название... Странные они, эти мосыковичи... От кого и зачем они спасали песок?" - отстраненно промелькнуло в голове.
      А, нет! Стыдно тебе, Багатур "Тайфэн" Лобо! Вон же в конце переулка храм православный. Верно, церковь Спаса и есть. Но зачем же строить на песке?! Разве ж это сообразная основа для храма? Еще Конфуций в двадцать второй главе "Бесед и суждений" предостерегал благородных мужей: не возводите строений на песке. А уж храм-то...
      Ладно.
      Вот и восьмой дом.
      Где же Чунь-лянь?
      Где наша ханеянка?
      Баг остановился против дома, достал из рукава кожаный футлярчик, из футлярчика - очередную сигару и, прикуривая, незаметно огляделся.
      В сумраке подворотни дома напротив - девятого - появилась неясная фигура, легко взмахнула рукой.
      Она?
      Тьфу, не видно.
      Она!
      И сделав незаметный знак студентам оставаться на месте, Баг направился к подворотне.
      Когда Цао Чунь-лянь и Баг надежно укрылись за мусорными баками, в изобилии стоявшими к услугам жильцов в длинной, извилистой подворотне, честный человекоохранитель взглянул на девушку вопросительно, и ханеянка, придвинувшись к нему так близко, как позволяли приличия (Баг внутренне вздрогнул, даже растерялся, но могучим усилием воли взял себя в руки), зашептала:
      - Драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, докладываю! Мы составили план... Ханеянка выглядела усталой.
      - Об этом мне уже рассказали, - прервал Баг. - Вы собирались проверить версию лубков. И что, собственно, мы делаем здесь,- он иронически кивнул в сторону баков, издававших легкий по случаю морозца аромат, - в этом чудесном месте?
      - Недостойная студентка просит ее выслушать. - Цао Чунь-лянь слегка покраснела и стала еще прелестнее. Баг на мгновение отвел глаза. "Амитофо... До чего она похожа на принцессу, до чего похожа..." - Зная, как отцелюбив драгоценный преждерожденный есаул Крюк, вчера я отправилась в лубочные торговые ряды и провела там весь день. Я рассчитывала, что он непременно должен здесь появиться, - ведь в восьмой день празднуют память Михайлы Козацкого, и любой козак, по обычаю, непременно к этому дню подносит родителям лубок с благопожеланием. - Ханеянка, видя, как вопросительно поднял Баг левую бровь, очаровательно смутилась. - Я побывала в церкви и все подробно разузнала: как и что... Так что если не вчера, то уж сегодня непременно он должен был появиться у лубков, так я рассудила. И вот я заняла столик в чайной на углу, из окон которой ряды как на ладони ("Значит, не мерзла", - с облегчением подумал Баг), временами выходя оттуда оглядеться. Так прошел весь день, и я стала думать, что уж сегодня он не придет, тогда, значит, завтра... но ближе к вечеру мне улыбнулась удача. У крайнего ряда появился искомый объект, - ханеянка опять смутилась, - то есть ваш сослуживец, есаул Крюк. Некоторое время он разглядывал лубки, потом купил один - новогодний, с летучей мышью, какие покупают обычно для старших родственников. Купил. Тут к нему подошел какой-то преждерожденный: высокий, одет в темное, в такой мохнатой шапке, что лицо я не разглядела. Они о чем-то поговорили коротко и вместе пошли прочь. Я скрытно последовала за ними и проводила до этого самого места. - Цао Чунь-лянь кивнула в сторону дома напротив.
      - Ну так и отчего же вы не вернулись в гостиницу и не сообщили, что задание выполнено? - нахмурился Баг. Великий Будда, девочке сказочно повезло: в многолюдном городе практически случайно она наткнулась на Крюка - удивительное, раз в жизни бывающее совпадение! - Ведь вы нашли того, кого нужно?
      - Я... - Цао Чунь-лянь замялась. ("Ну вылитая Чжу Ли... Да что я, в самом деле?!") - Я решила проверить... Ну... Ведь ваш драгоценный сослуживец Крюк мог просто зайти к знакомому, а жить совсем в другом месте... А я хотела, чтоб наверняка...
      Баг сокрушенно покачал головой. Он все пуще раскаивался в том, что вызвал студентов в Мосыкэ и дал им это поручение. Ведь сущие же дети еще!..
      - Ну и?..
      - Ну и вот, - приободрилась Чунь-лянь и бойко, с легким торжеством продолжала: - Дальше, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, оказалось, что ваша ничтожная студентка не напрасно провела в засаде несколько лишних часов. ("Значит, все же мерзла. Среди этих бачков".) - Было уже довольно поздно, давно зажгли фонари и улицы почти обезлюдели, когда ваш драгоценный сослуживец со своим знакомым вышли из дома и направились в сторону Мидэ-гуна. Я - следом. Они приблизились к странной постройке - такая вроде бы пирамида с надписью "Мина", это здесь, рядом, и уже хотели было поперек переулка направиться к ней, но... буквально отшатнулись назад, потому что как раз в этот миг какой-то одинокий человек... не очень высокий, кажется в очках, или мне показалось, ну в общем, что-то блеснуло на его лице в свете фонаря... Медленно, будто гуляя, он шел по той стороне, где пирамида, потом поднялся по ступеням к ее входу... я так поняла, что ваш драгоценный сослуживец и его спутник не хотели, чтобы их видели. А тот человек скрылся в пирамиде, и... объект и его спутник, укрывшись за углом дома, стали ждать. Они точно ждали - я видела, как то и дело ваш драгоценный сослуживец поглядывал на часы. По-моему, они нервничали. Было очень тихо, и до меня время от времени даже доносились их голоса, спутник объекта один раз сказал: "Заснул он там, что ли?" А сам объект ответил: "По-моему, я его узнал... Если так - он не спать сюда пришел. Может, это даже и не случайность..." А еще минут через пять решительно так приказал спутнику: "Все, поджимает. Пошли. Только легонько, без членовредительства... Он..." И еще что-то тихо сказал, я не расслышала. Они бегом двинулись к пирамиде и скрылись внутри, и очень скоро ваш драгоценный сослуживец и его знакомый вытащили из пирамиды большой тюк - не менее шага в длину, по виду - тяжелый, и понесли его прочь. Мне показалось странным, как они шли с этой своей ношей. Словно старались, чтобы их никто не заметил, что ли. Ночь на дворе глубокая, на улицах ни души, а они озирались. Один вперед несколько раз выходил, к перекресткам, по сторонам смотрел, потом возвращался - и опять несли. И несли как-то очень бережно... Один - не тот, что есаул Крюк, - кому-то очень коротко позвонил по дороге, но я не слышала ни слова, боялась слишком уж приближаться... Когда вышли к Орбату, - Цао Чунь-лянь старательно подчеркнула "о" в названии улицы, то сначала стояли на углу, пережидая, пока проедут две повозки, и только потом почти бегом бросились, свернули в Спасопесочный - в этот же дом. Ни есаул Крюк, ни кто другой с тех пор не выходили, - закончила студентка и уставилась на Бага в упор.
      Во взгляде ее был скрытый вызов, причины коего Багу были не совсем ясны. То есть - с одной стороны, понятно: вот-де я какая, как ловко с заданием справилась, нашла Крюка, да еще и более того, проследила до дома, да еще поболе - видела, как что-то несли скрытно. С другой - вызов этот был какого-то иного свойства... Разбираться с этим было недосуг. Сейчас Бага гораздо больше интересовали загадочные маневры Крюка. Мягко говоря, подозрительные.
      - Гм... - промычал Баг, отведя взгляд. - Интересно... А если бы вас, преждерожденная Цао, спросили, что, по-вашему, могло быть в том тюке, что бы вы предположили?
      - Я ответила бы, драгоценный преждерожденный Лобо, что это было очень похоже на человека, закатанного в какую-то плотную ткань, - на едином дыхании выпалила ханеянка.
      "Три Яньло! Или поперли какую-то ценность. Или... Или?! Это же храм, пирамида-то!"
      - И этот тюк, значит, здесь, в доме?
      - Точно так, драгоценный преждерожденный Лобо! Я осмотрела дом, в нем только одна дверь, и за всю ночь никто не входил и не выходил. Конечно, можно было бы вынести тюк через крыши... Тут крыши плотно прилегают друг к другу. Можно далеко уйти...
      "Это что же, она тут всю ночь торчала?!"
      - ...Но верхние задние окна последней лестничной площадки выходят как раз в стык крыши соседнего дома, пролезть худому человеку можно, а вот тюк вытащить - не получится. По всему выходит, что тюк еще в доме, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо.
      Воцарилось молчание. Баг думал.
      - Вы дрожите, - строго заметил он.
      - Нет, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо!
      - Не спорьте. Вам холодно. - Баг испытал внезапный приступ нежности: хотелось сорвать с себя халат и укутать ее, хрупкую, прелестную, укутать и греть, греть, греть, и молча смотреть, как она улыбается... - Вы совершенно замерзли... преждерожденная Цао.
      Ханеянка отвела взгляд и покаянно опустила голову.
      - Так нельзя, - стараясь смягчить голос, втолковывал ей Баг, - это же безобразие, драгоценная преждерожденная. Ведь есть телефон, вы должны были позвонить. Я же ясно сказал: при возникновении любых ситуаций. Звонить. Мне. Сообщить. Человекоохранитель должен выполнять распоряжения.
      Цао Чунь-лянь не поднимала глаз.
      - Я понимаю, вы хотели как лучше, вы хотели отличиться. Но главное для человекоохранителя - умение работать в команде, с напарниками, не ставя под удар задание в целом из самолюбия, - наставлял девушку Баг, а потом вздохнул и подумал мельком: "Попробовал бы меня кто-нибудь заставить работать в команде, когда мне было столько, сколько ей сейчас..." - Ладно, ваше поведение мы обсудим позднее. Сейчас - к делу. - Он подошел к выходу из подворотни и окинул внимательным взглядом дом напротив. Дом, в котором, если верить Чунь-лянь, скрывался - своей волей или нет - есаул Максим Крюк.
      Три этажа по два окна в каждом - небольшой, типично мосыковский особнячок постройки середины позапрошлого века, окрашенный светло-зеленым, основательный, крепкий и на вид уютный. Парадная дверь в первом этаже, рядом доска, на которой белеют разноразмерные бумажки. Положим по одной квартире на каждый этаж, больше-то вряд ли, да и то - комнаты по четыре, тесновато будет. Неказистое уилье.
      По обеим сторонам - двухэтажные дома с пологими, примыкающими почти вплотную к стенам восьмого дома крышами; с этих крыш удобно заглядывать в окна третьего этажа. Еще дальше слева по улице - трехэтажный же особняк темно-зеленого цвета, но роскошный, с небольшим садиком, забранным чугунной решеткой; перед входом - будка охранника и большая бронзовая дщица с крупными знаками: апартаменты североамериканского торгового представителя в Мосыкэ. Мимо будки, о чем-то оживленно беседуя, как раз прошли Хамидуллин с Казаринским.
      Да не замешаны ли тут, не дай Будда, иноземцы?
      Переулок пуст. Кроме студентов и Бага с Цао Чунь-лянь - никого. Лишь у дальней церкви несколько человек: мужчины. Сдернув шапки, истово крестятся перед входом.
      Итак...
      Похоже, наше практическое занятие перерастает свои первоначальные рамки и выливается в нечто большее. Ибо мы имеем пропавшего есаула Крюка, который в паре с неким неизвестным вчера ночью занес в этот домик какой-то тюк, удивительно напомнивший хане-янке завернутого в ткань человека. Из храма Мины, между прочим. Странные стали появляться в Поднебесной верования, ой, странные! Жаль, конечно, что Чунь-лянь не могла удостовериться, остался ли в храме после ухода Крюка с товарищем тот, пришедший раньше, в очках... Вот тут бы ей с однокашниками и связаться, и работали бы вместе: один туда, второй сюда... Эх, юность - лишь бы впечатление произвесть...
      Поставлю ей это на вид потом... когда согреется.
      Ладно. Налицо нечто, что требует немедленного вмешательства. Если еще не поздно... Что же они вынесли такое из пирамиды? Или... кого же?
      - Ну, - Баг вернулся к мусорным бакам, где все еще стояла пристыженная студентка, - признайтесь, преждерожденная, на крышу уже лазали? Говорите-говорите, чего уж...
      Помедлив самую малость, Цао Чунь-лянь кивнула.
      - Прекрасно. Надо думать, вас никто не заметил?
      Отрицательно помотала головой.
      - Что-нибудь полезное увидели? Чунь-лянь подняла на Бага глаза, и тот с удивлением обнаружил, что в ее взгляде нет ну ни капельки раскаяния; наоборот - студентка очень старалась, да не успела до конца стереть с лица... улыбку.
      - В тех окнах, что сбоку справа, - указала она, - там, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, прихожая и одна комната. Обстановка вполне простая. Я видела несколько человек - такие... здоровенные... неприятные... Пили, кажется, чай и играли в кости.
      - А есаул Крюк? И тот, второй?..
      - Драгоценного есаула Крюка среди них не было, а второго я толком не разглядела... А слева все окна занавешены плотно, даже свет не пробивался. Или там не зажигали света.
      - А чердак?
      - Чердак?..
      Баг сокрушенно вздохнул.
      - Ладно, разберемся с чердаком. Показывайте дорогу на крышу.
      Получасом позже
      Чердак в доме был. Как дому без чердака? Но единственное его окошко надежно заколотили специально подогнанными досками - от голубей, любящих погреться у печных труб и, возвышенно курлыкая, справить нужду рядом с ними. Голубь нынче пошел крепкий да рослый, и в стремлении очутиться на вожделенном чердаке, у теплых труб, традиционно тонкую заградительную фанерку выбивал с налета грудью, даже не заметив. Так что - доски, только доски.
      Вообще при ближайшем рассмотрении дом оказался довольно запущенным, явственно требовал капитального ремонта, и довольно странно выглядели при таких обстоятельствах белые разномерные бумажки на доске у входной двери, оказавшиеся объявлениями о сдаче квартир внаем. Выходило, что свободны чуть не все квартиры, кроме одной, на третьем этаже, а это в центре города - редкость изрядная, объясняемая, скорее всего, единственно несоблазнительностью предлагаемых жилищ. Дом наводил на мысль, что его владелец, гонясь за сиюминутным барышом, силком откладывал до последнего его починку, вовсе не соображая, что после нее, при обновленных-то обиталищах посередь Мосыкэ, прибытки его по меньшей мере упятерятся. Или у домовладельца решительно не было на ремонт денег. "Куда Мосыковское управление этического надзора смотрит? критически размышлял Баг, пока прекрасная ханеянка показывала ему, как именно она вечером на крышу пробиралась. - Хоть бы ссуду домовладельцу дали, что ль, раз у него в кармане пусто... Ну а ежели дом казенный, то этакое небрежение и вовсе человеконарушением пахнет..."
      Крыша, однако же, выглядела удобной - пологая такая крыша, вся в трубах, за одну из коих, ближнюю к окнам, Цао Чунь-лянь ночью уже успела протоптать в снегу узенькую тропку. Хорошая крыша, даже если и захочешь - не свалишься. Баг любил такие крыши.
      Оставив Хамидуллина и Казаринского внизу и велев скрытно наблюдать за входом, отмечая всех вышедших, а если, паче чаяния, появится есаул Крюк одному следовать за ним, а другому оставаться на месте, честный человекоохранитель с Цао Чунь-лянь засели за трубой.
      Одно из окон квартиры на третьем этаже было отсюда видно как на ладони: в скупо обставленной проходной комнате - большой стол да несколько стульев, грубая лавка и закрытая дверь у дальней стены, - прекрасно просматривались трое преждерожденных самого простецкого и в то же время разбойного вида. Грубые лица, щеки, видавшие бритву последний раз несколько дней назад, а у одного еще и приметный шрам во весь лоб; грязноватые, дешевые, доведенные до несообразного состояния халаты, - вид этих людей заставил Бага всерьез задуматься об обитателях хутунов Малина-линь и Разудалого Поселка в Александрии. Там немало таких преждерожденных: не отмеченных печатью высоких устремлений, подчас, увы, обделенных умом, обретающих рис свой насущный в разного рода мелочных предосудительных занятиях, от коих благородного мужа предостерегал еще Конфуций, и частенько взывающих к необходимости решительного человекоохранительного вразумления. Подобное тянется к подобному: уточки-неразлучницы скользят рядышком по прозрачной поверхности озерной глади, а жизнерадостные гамадрилы рядами кажут красные зады с веток любимых плодоносных зарослей. И очень даже хорошо, что для всякой твари спокон века назначено свое место. Негоже верблюду невесомой ласточкой разгуливать по крыше мечети, и что было бы, упаси Будда, если бы всякие бабуины невозбранно скалились из кустов Благоверного сада?! Великое нестроение. Так и подобные преждерожденные: они обитают в хутунах, им там любо, вольготно и приятственно, а в каком, скажите, ордусском городке нет своих хутунов? Другой вопрос: что такие люди делают здесь, в центре города, в двух шагах от блистательного Орбата?
      Разбойного вида преждерожденные, развалясь на стульях, вовсю дымили, прихлебывали что-то из небольших пиалок - "Ага, чай, как же!" - подумал Баг, завидев в углу комнаты несколько характерных бутылей "Мосыковской ординарной", - и предавались достойной их беседе, то есть размахивали руками, явно повышая друг на друга голос, - спорили. Или не спорили, кто их поймет? Может, это они так радуются... Вот медведь: пойди пойми, как он радуется.
      Есаула Крюка меж них не наблюдалось.
      - Драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, - прошептала притаившаяся рядом Чунь-лянь, - позвольте ничтожной студентке спросить... это тоже часть нашего практического занятия?
      Баг собрался строго цыкнуть на нее, но на лице ханеянки был написан такой неподдельный интерес, граничащий с восторгом, что он сдержался и прошептал в ответ как можно мягче:
      - Нет, драгоценная Цао, это уже нечто большее.
      - Ой... - одними губами пискнула Чунь-лянь и крепче стиснула рукоять меча: мечи у студентов были самые простые, короткие, с лезвием всего в восемнадцать пуней; у Цао Чунь-лянь, правда, простая кожаная оплетка рукояти была украшена тонкой золотой нитью. Баг мысленно вздохнул о своем родовом мече, пропавшем из-за злокозненного Козюлькина, и осторожно высунулся из-за трубы.
      Один обитатель хутунов внезапно поднялся, помахал ладонью, тщетно пытаясь разогнать облака табачного дыма, потом шагнул к окну - Баг мгновенно скрылся за трубой - и, привстав на цыпочки, открыл форточку.
      "Вот ведь молодец какой!" - одобрил Баг, снова высовываясь.
      Наружу потянуло сладковатым - преждерожденные курили дурь. Крутую Азию. Уж в этом Баг понимал.
      - ...Ну и что? - Теперь через фортку, вместе с запахом травы и кислым спиртным духом, отчетливо доносились голоса. - Долго нам тут торчать-то?
      - А чего? Уплочено - и сиди. Вон, выпей еще.
      - Да... Забашляли-то нехило, да торчать в центре стрёмно... И то: под замком ведь человека держим, а это совсем другая статья. Чего он натворил-то?
      - А хто его знает... Да тебе что? Деньгу отсыпали - и ладно. И помалкивай. А то за лишние вопросы, сам знаешь... враз подмышек лишат. Вэйтухаям потом и брить у тебя будет нечего... - После этой редкостной по глубине шутки раздался дружный гогот.
      "Однако! - подумал Баг с изумлением. - Да тут форменный притон человеконарушитель-ный! Хацза!1"
      1 Это следовало бы перевести как "[место, где] смешались жабы", "жабье месиво". Вероятно, он возник как намек на тесноту, замкнутость и неопрятность подобного рода обиталищ - и качества их обитателей. То, что термин оканчивается иероглифом цза (смешанный, неоднородный, разномастный, несортовой, низкокачественный, нечистый), с трудом способным выполнять функции существительного, не должно обескураживать читателя; по всей вероятности, здесь имеет место редукция исполненной глубочайшего смысла, известной всякому культурному ордусянину фразы из двадцать второй главы "Лунь юя": (ха цза цзай фэи фэп фэй ха фэй е) -"Жабы [порой] смешиваются с фениксами, но фениксы [потом] взлетают (улетают), а жабы - нет". Стоит произнести первые слова этой фразы - и любой, вспомнив продолжение, сразу понимает контекст. В то же время обрыв цитаты на полуслове подзывает, что в данном случае о фениксах и помину нет, а жабы смешиваются лишь друг с другом. Может, жабы и хотели бы смешаться с фениксами - да лапки коротки... и так далее. Традиционная ханьская полифония смыслов предстает в этом коротком выражении во всей красе.
      В комнату вошел четвертый обитатель хутунов - громадный ростом; в одной лапе у него была тарелка с чем-то, по виду напоминавшим жиденькую рисовую кашу; рядом сиротливо притулилась сероватая маньтоу. Другая ручища сжимала граненый стакан с прозрачной жидкостью.
      - А ну, Евоха, открывай, ща мы ему корму зададим! - громогласно скомандовал вошедший. Один из сидевших, тот, что со шрамом, нехотя поднялся и, бренча большими ключами, вразвалочку подошел к дальней двери. Повозился в замке, распахнул, отвесил шутовской поклон:
      - Просю, Пашенька!
      Остальные загоготали.
      Великанский Пашенька скрылся в темноте соседней комнаты - окна ее, как лично проверил Баг с противуположной крыши, действительно были плотно зашторены.
      - Эх... - с непередаваемым сожалением протянул кто-то из-за стола. Вот сидим тут как мумуны, а там денежка каплет, а никто ее не берет...
      - Во-во! Паримся тут, нет бы мзду на счастье сбирать! Купчишки совсем от рук отобьются... И то! - поддержали его нестройно.
      - Цыть! - В комнате сызнова появился Пашенька, захлопнул дверь, кивнул шраматому Евохе: запирай, мол. В Пашеньке угадывался предводитель: и самый здоровый, и манеры начальственные. - Цыть, вы! Вам чё, плохо? Не задарма небось сидите!
      - Так-то оно так... Дак ведь, Пашенька, мзду на счастье в Малине сшибать - оно ж как-то и привычнее, и спокойнее. И то сказать: там все свое, знакомое... А тут - сидишь как за стеклом.
      Пашенька бухнул на стол тарелку с нетронутой кашей и маньтоу. Молча погрозил собравшимся могучим кулаком.
      - Да мы что, Пашенька, мы ничего... Чё, не жрет, болезный?
      - Не, - мотнул головой главарь, - не жрет. Брезгует. Воду тока расплескал, злыдень. Ух и дал бы ему раза, хлипкомощному, дак не ведено!
      - Ничего, к вечеру оголодает - сам запросит как миленький.
      - Пашенька, а долго ль нам его тута пасти?
      - Не твоего ума дело, понял, Гриня? Старшой сказал: сидеть. Сказано: подержать его тута. Вот и сиди. - Паша глубокомысленно погрузил палец в ноздрю, широкую как водоотводная труба. Произвел там ряд древнекопательских движений, извлек пальчик и внимательно оглядел добытое. Щелкнул ногтем в сторону форточки - мимо трубы, Бага и Чунь-лянь промелькнул существенный темный комок. Видимо, операция по очищению носа от скверны прошла успешно, и Пашенька слегка смягчился. - Да не нойте, скоро уж сменят. Эй, Гриня, сверни-ка мне...
      В комнате воодушевленно загалдели и потянулись к чашкам. Названный Гриней торопливо взялся вертеть из газеты самокрутку. Bar откинулся на кирпичи трубы.
      Да шестнадцать Яньло им в уши!..
      Налицо было сугубое человеконарушение: некоего преждерожденного, очевидно, против его воли удерживали в запертой комнате, правда, гуманно предлагая не блещущее калориями и вкусовыми качествами питание. Вряд ли это был такой же, как и его стражи, разбойный молодец с окраины: к чему его тащить в центр? Мало ли укромов в Малина-линь? Полно. Да таких, что и не сразу и отыщешь... Тогда выходит, что это - кто-то такой, кого невместно тащить через весь город в хутуны. Если Чунь-лянь права, и в том тюке, что скрытно на себе волокли Крюк с приятелем, действительно был сокрыт человек, то получается, запертый в комнате - он. Если же нет и ханеянка ошиблась - все бывает, - то это может быть и сам есаул Крюк. А что! Крюк стал ходить к дому родителей, то есть начал выказывать признаки того, что от прежнего бравого есаула в нем явно что-то сохранилось. Быть может, пиявочное это омрачение само по себе отступает от жертвы - с течением времени, или без регулярной подпитки новыми порциями зелья, или еще по каким-то причинам, и тогда опиявленный мало-помалу становится нормальным, прежним человеком... Вот с Крюком, к примеру, так и произошло, и потому его скрутили и в комнате заперли. Может быть. По крайней мере, из-за трубы Крюка нигде в комнатах разглядеть пока не удалось. А есаул - мужчина заметный, видный, в толпе не очень-то затеряется. Тем более - среди четырех разбойных подданных.
      Конечно, следовало бы связаться с местными вэйбинами и передать дело им. По действующим уложениям надлежало действовать именно так.
      Но...
      "Если в той комнате действительно держат есаула, я просто обязан самолично освободить его, - нервно вертя в пальцах футлярчик с сигарами и ощущая постепенно проникающий сквозь халат холод нетопленной трубы, размышлял Баг. - Ибо пока свяжешься с вэйбинами, пока втолкуешь, что и как... а вдруг там какой-нибудь неповоротливый истукан окажется! вообще взопреешь, объясняя!.. а время-то идет, и кто их знает, что они с пленником сделать удумали.. Нет, надо самому. Крюк уж точно никуда за помощью не побежал бы, а сразу бы кинулся на выручку. Вот прямо отсюда в окно и сиганул бы..."
      Да и отдавать дело пропавшего есаула, числящегося в списках служащих Александрии Невской, в руки местного Управления было как-то... невместно. И хотя уложения недвусмысленно предписывали сделать именно это, все существо столичного человекоохранителя протестовало. Нет, никак не мог Баг поступить по уложениям. Тут и в Храм Конфуция не ходи...
      Ланчжун еле слышно хмыкнул. Цао Чунь-лянь, безмолвно застывшая рядом от холода губы приобрели синеватый оттенок, - легко вздрогнула и выжидательно уставилась на Бага.
      "Да и перед нею... ними... какой же я буду, если так просто возьму и в участок побегу? Ха! Неустрашимый Багатур "Тайфэн" Лобо! Человек-легенда! Бросил сослуживца, помчался к вэйбинам: ловите, мол, хватайте... Пусть лучше меня Алимагомедов потом стыдит и увещевает".
      Еще раз высунувшись из-за трубы и убедившись в том, что если кто и захочет вылезти через окно на крышу, то ему немало придется потрудиться: крышу от окна отделяло расстояние чуть не в шаг, Баг шепнул Чунь-лянь, чтобы сторожила здесь, а сам скрытно направился вниз.
      Еще через четверть часа
      - Хто? - послышалось из-за двери глухо.
      - От старшого! Смена! - хриплым, низким голосом отвечал Баг, положив руку на боевой нож за пазухой. Такой нож был уместен как в фехтовании сообразно длинен, при сноровке можно некоторое время и от меча длинного отмахиваться, и в броске - тяжел, да и баланс самый правильный, и - подходил для удара увесистой рукоятью по лбу, что Баг проверял в деятельных мероприятиях уже неоднократно.
      Оба студента были оставлены внизу, при входе, с приказом никого не выпускать и не впускать. Хамидуллин невозмутимо подобрался, а Казаринский растерялся на какое-то мгновение, но потом собрался и решительно кивнул: никого! Большой надежды на них Баг не возлагал, да и опасался к тому же, как повернется дело, коли юноши столкнутся лицом к лицу с реальными разбойными людьми, готовыми кулаком и ножом проложить дорогу к свободе, - могут ведь и порезаться; но, по мнению Бага, возможность такого столкновения была ничтожна: ибо кто же это сможет так запросто взять да и пройти к выходу мимо него, Багатура Лобо? Ну вот нихонец Люлю, пожалуй, - если попытался бы, да и то... вряд ли.