- Росси,- сказал возбужденный Кроуфорд,- наше счастье, что атомные бомбы легли на поля сражений в конце второй мировой войны, а не в начале третьей..."
      У Солидад тогда мелькнула мысль, что Кроуфорд пытается обмануть себя. Разве можно назвать Нагасаки и Хиросиму полями сражений, а эту кошмарную историю - удачей!
      "Теперь,- так же горячо продолжал Кроуфорд,- люди либо навсегда расстанутся с варварскими обычаями вести войны, либо все полетит ко всем чертям. Третьего быть не может. Ты, очевидно, слышал пословицу старой доброй Англии - каждая нация имеет столько преступников, сколько она их заслужила... Человечество получит то, что оно заслужит.
      - К сожалению, ты забываешь об одном,- грустно заметил Росси,- что может сделать человечество, чтобы предотвратить свою гибель. Это как раз тот вопрос, который я все время хочу тебе задать. Пойми меня правильно-я не ищу одного ответа для всех. Его, по всей вероятности, не может быть. Я хочу знать, что я должен сделать. Я не могу и не хочу, ложась спать, думать о том, что прошел еще один день и я снова наблюдал, как неуклонно люди идут к своей гибели. Они движутся к зияющей пропасти, к атомной катастрофе... Мне нужно выбежать вперед и преградить им путь. Учти, единственный шанс уцелеть самому - это спасти всех... Я ведь врач, может быть, мои угрызения совести - это результат моей осведомленности... Каждую ночь я вижу во сне голубоглазого мальчика с ямочками на щеках. Он тянется к стакану молока, зараженного стронцием-90. Я кричу, чтобы он выплеснул это молоко, но он не слышит меня и тянет стакан к губам... Я знаю, если он выпьет молоко, ему не миновать тяжелого заболевания крови...
      Я кричу, но он меня не слышит... И так каждую ночь... Иногда вместо голубоглазого мальчика к этому стакану тянется белозубый негритенок... Я хочу удержать этих детей от гибели и не могу..."
      Да, Солидад запомнила эту исповедь доктора Росси, его страдающее лицо, нервные пальцы... Может быть, в тот вечер впервые Солидад поняла, что Росси стал большим ученым только потому, что он всегда был большим человеком. Только об одном не подумала Солидад тогда, что ее Джен в далеком, заброшенном в горах селении также пила молоко, отравленное этим проклятым стронцием.
      Солидад отошла от окна и вернулась к постели ребенка.
      Джен лежала на спине. Ее маленькое лицо теперь казалось еще меньше, на висках сквозь желтизну кожи просвечивались голубые жилки.
      Сегодня ей необходимо принять решение - оперировать Джен или же избрать, возможно, менее радикальный, но не столь опасный способ лечения. Байлоу недоволен тем, что они с Росси до сих пор не смогли составить всеобъемлющей логики диагноза сердечных заболеваний... Но вот хотя бы случай с Джен-ведь врачи не смогли прийти к решению даже на консилиуме.
      В семь часов утра Росси прибывает на центральный аэродром Буэнос-Айреса и в семь сорок пять будет в институте. Солидад не помнит ни одного случая, чтобы он, вернувшись из поездки, сразу же не посетил институт, не расспросил бы там о всех событиях, происшедших в лабораториях. Домой он никогда не торопился. Эярико Росси, по глубокому убеждению всех его сотрудников, принадлежал к вымирающему типу ученых, не знающих ничего другого, кроме науки. Он отдавал ей все свое время, все мысли, чувства, желания... Минуты и часы, проведенные вне интересов его науки, казались ему потерянными. Он мечтал о том времени, когда медицина начнет решать стоящие перед ней задачи на атомарном и молекулярном уровне, когда объективные методы исследования больного навсегда изгонят врачевателей, движущихся к цели на ощупь... Большая медицина, которой он посвятил свою жизнь, объединит во всеобъемлющей памяти электронных машин достижения всех врачей мира. Он мечтал увидеть любимую науку столь же точной, как Математика.
      - История медицины,- неоднократно говорил Росси,- полна самых трагических ошибок, которые возникали и возникают только из-за того, что больной не в состоянии объективно рассказать о своем недуге. Ошибка, допущенная в этой фазе, нередко углубляется субъективными восприятиями врачом симптомов заболевания, затем полученные данные врач вновь пропускает через субъективную призму своей оценки. И в результате мы требуем, чтобы врачи не ошибались в постановке диагноза! Росси мечтал создать аппараты, которые могли бы объективно зафиксировать симптомы болезни и на основании опыта лучших врачей мира порекомендовать лечение. Сколько молодых врачей были бы избавлены от мук совести, сколько человеческих жизней было бы спасено...
      Почему его братья по профессии в различных уголках земного шара каждый по-своему, в меру своего опыта и умения, занимаются врачеванием? Почему до настоящей? времени наряду, так сказать, с ортодоксальной медицинской наукой суще ствует гомеопатия, тибетская и китайская медицина! Почему до сих пор не извлекли из системы йогов того, что там рационально?.. Медицина - наука, которая требует прежде всего интернационализации. В этом заинтересованы все.
      Тряхнув головой, Солидад рассеянным взглядом осмотрела комнату. Ей хотелось, чтобы здесь было все опрятно. Вот голубые банты Джен - их нужно убрать в тумбочку, туфельки следует вынести в переднюю.
      Пошатываясь от усталости, Солидад подошла к зеркалу.
      Ей было хорошо известно, что зеркало своего мнения не имеет.
      Если мы сами себе нравимся, то оно охотно подтверждает наши мысли. Если же мы недовольны своей внешностью,- зеркало безжалостно исказит ее еще больше. Солидад подошла к зеркалу почти механически, совершенно не думая, как она выглядит в данную минуту.
      У нее усталое, землистого цвета лицо, тусклые глаза, сгорбленная спина, руки бессильно повисли вдоль туловища. Нет, так нельзя... Она должна приободриться, привести себя в порядок. Вот сейчас Росси входит в институт, через несколько минут дежурный скажет ему, что Солидад умоляла приехать к ее больному ребенку. Вначале он удивится - у Солидад есть ребенок? Может быть, он обратится с вопросом к кому-либо из сотрудников, но, скорее всего, промолчит и подумает: какая же причина заставила Солидад умолчать о своем ребенке? Может быть, в институте решат, что это обыкновенная история молодая женщина скрывала своего внебрачного ребенка в надежде выйти замуж, но Энрико Росси слишком хорошо знает Солидад, чтобы так о ней думать.
      Когда раздался звонок, Солидад тревожным взглядом посмотрела на Джен и, стараясь не шуметь, направилась к двери. В конце концов все это не так важно, она должна спасти Джен, а почему ей пришлось молчать о ребенке, Росси поймет сам, когда узнает, что здесь замешан стронций-90.
      Солидад очень удивилась, когда, распахнув дверь, увидела перед собой не Росси, а тетушку Сильвию. Полная, круглолицая женщина с бесчисленным количеством свертков в руках Перешагнула порог и торопливо направилась в кухню. Через несколько минут она появилась в спальне с большой чашкой апельсинового сока и, осторожно разбудив Джен, стала ее кормить. Солидад опустилась в кресло--она так устала, а ей необходимо еще много сил, много энергии... Через приоткрытую в спальню дверь слышались голоса Джен и тетушки Сильвии.
      - Когда окончился буран,-уловила она слова Сильвии, - летчики заметили занесенную снегом стоянку французов. Очень трудно было посадить самолет: кругом снежные холмы, ледяные глыбы. Но они хотели спасти людей и рискнули своей собственной жизнью... Сделали посадку. Но, увы, полярников уже не было. По всей вероятности, они ушли на север.
      - Мне мама говорила,- голосок Джен стал совсем тихим,- я думала, что их уже спасли.
      - Если их даже не спасут,- начала было тетушка Сильвия,- то все равно...
      - Нет, нет,- перебила ее Джен,- Что бы это ни было - хуже любой сказки...
      Солидад улыбнулась. Джен не скучно с тетушкой Сильвией.
      Они всегда находят так много тем для разговора. Но что же Росси? Неужели он не придет?
      Солидад быстро надела серое платье и стала возле зеркала приводить в порядок прическу.
      Было больно сознавать, что костюм ее устарел,- в этом году носят совсем иные фасоны. Но разве ей под силу угнаться за модой? С некоторых пор она исповедует другой принцип:
      "Я ношу не то, что модно, а то, что мне к лицу".
      Вдруг Солидад густо покраснела - она поймала себя на мысли, что в глубине души хочет понравиться Росси. Ее дочь, может быть, при смерти, а она...
      Почувствовав снова слабость, Солидад уселась в кресло и закрыла глаза. На мгновение ей показалось, что кресло куда-то провалилось. Она заснула. Вскоре она стала различать голос: Росси беседовал с тетушкой Сильвией. Вот он ласково разговаривает с Джен, расспрашивает ее и тетушку Сильвию о болезни... Солидад хотела открыть глаза, подняться на ноги, но у нее не было сил. А вот наступила тишина. Солидад перестала слышать голоса... Ояа вскочила, потерла ладонями глаза - неужели Росси ушел? Нет, нет, он внимательно выслушивал Джен. Солидад бесшумно подошла и. стала сзади стула, на котором сидел Росси, а тетушка Сильвия тихонько ушла в кухню. Много раз видела Солидад, как Росси осматривает больных, и каждый раз ей казалось, что при ней совершается чудо. Всматриваясь в скупые и ласковые движения Росси, в чуть заметную дрожь его длинных и нервных пальцев, улавливая под очками блеск его умных глаз, Солидад невольно представляла себе доброго волшебника из старой детской сказки. Ему все подвластно, вот сейчас он прислонил ухо к груди Джен, он слушает, как бьется ее сердце, от его внимания ничего не ускользнет, он все взвесит, все обдумает, ему Солидад верит. Росси не может ошибиться.
      Но что это? Ласковая улыбка сбежала с его губ, лицо стало жестким и суровым...
      Немигающими глазами смотрел Росси на желтое личико Джен, даже не заметил, как Солидад подошла к кровати дочери и села у изголовья. Может быть, в его памяти возник голубоглазый мальчишка с ямочками на щеках, пьющий молоко с проклятым стронцием, может быть, он почувствовал свое бессилие в борьбе с этим чудовищем? Но вот Росси поднялся на ноги и впервые посмотрел в глаза Солидад.
      - Ну, что ж... Будем бороться... А Джен нам поможет... Будешь нам помогать, правда?
      Росси погладил лежавшую на одеяле руку девочки и ласково улыбнулся ей.
      Все движения Росси были размеренны и плавны, лишь одни черные глаза непрерывно перебегали с предмета на предмет, выдавая его волнение.
      Оставив Джен с тетушкой Сильвией, Солидад и Росси вышли в соседнюю комнату. Росси снял очки и начал их медленно протирать.
      Прошла минута, вторая... Солидад казалось, что проходит вечность. О чем Росси думает? Неужели положение Джен безнадежно?
      Но вот Росси поднял голову, надел очки. Его глаза в упор неподвижно смотрели на Солидад:
      - Прежде всего девочке нужно подлечить сердце... митральный клапан... Это можетсделать Манджак... Я надеюсь, что он это сможет сделать...
      - Несколько дней назад от него была телеграмма...
      -- Где он сейчас?
      - Он просил вас прибыть на остров Корда...
      - Сначала подлечим сердце... Потом изгоним стронций.
      - Значит, я могу надеяться?..
      - Вы должны бороться...
      - С этой целью я поступила к вам...
      - Вы плохо думаете о людях...
      - Нет, нет, я скрывала болезнь своей дочери потому, что боялась... Вы должны меня понять...
      - Хорошо... хорошо... Успокойтесь. Мы не имеем права терять время. Я должен немедленно связаться с Манджаком.
      Пожав руку Солидад, Росси ушел. Через минуту его машина скрылась за поворотом улицы.
      В ГОРОДЕ ЧЕРНОГО ДЬЯВОЛА
      Темно-вишневый лимузин Байлоу, не сбавляя скорости, свернул с автострады на узкую дорогу, ведущую в горы. Слева виднелись бульдозеры, скреперы, мощные катки и небольшие группы рабочих. Не позже чем через неделю Байлоу был намерен широко объявить осмотр первого подземного города. Впрочем, его занимали сейчас совсем иные мысли.
      - Скажи мне, Медж,- обратился Байлоу к сидящей рядом с ним дочери.-Майкл никогда не рассказывал тебе о слабостях своего отца или, может быть, каких-либо его странностях?
      Высунув голову в окно машины, Медж наслаждалась игрой ветра в ее коротко остриженных волосах.
      - Говорил, конечно. Манджак очень упрям и очень скрытен...
      - Упрям и скрытен,- повторил Байлоу.
      - Ты себя выдал,- весело заявила Медж.- Я знаю: визит в город Черного Дьявола твоей программой предусмотрен не был. Ты едешь в этот город. Зачем-то берешь меня. И все время думаешь о Манджаке и Майкле.. Нетрудно догадаться...
      - Вместо того, чтобы разгадывать мои планы,-холодно отчеканил Байлоу,ты попробовала бы построить свои собственные...
      - Почему ты откладываешь эвакуацию Майкла и Манджака?
      - Я недостаточно хорошо их знаю...
      - На что же ты надеешься?.. Прости, я оговорилась... Такие люди, ка.к ты, не надеются, а рассчитывают...
      - Твоя ирония не уместна...
      Байлоу не хотел продолжать разговор с Медж и стал думать о своем городе.
      Журналисты назвали его детище городом Черного Дьявола.
      Эта мрачная шутка не могла содействовать успешной реализации его идеи. А расчет, по его собственному мнению, был гениален и прост. В Соединенных Штатах Америки и, главным образом, на их военных базах уже в настоящее время находились тысячи ракет с ядерными зарядами, нацеленных на жизненно важные военные и экономические объекты стран коммунистического мира. Аналогичные меры предприняли и коммунисты. Они создали тысячи термоядерных ракет и также нацелили их на жизненные центры Запада. Той и другой стороне удалось создать ракеты, которые должны были при обнаружении ракет противника подняться и уничтожить их в воздухе. Предполагалось, что война должна окончиться в несколько минут. Общий потенциал возможных термоядерных взрывов столь велик, что у большинства населения земного шара практически не оставалось надежд на спасение. В самом выгодном и безопасном положении могли оказаться рабочие шахт и рудников, если бы в момент войны они были заняты на работе в штреках и забоях. Так родилась идея создания подземных городов. Байлоу был убежден, что когданибудь уцелевшая в этих подземных убежищах горстка людей назовет их городами его имени. Ну, а пека, чтобы обезвредить происки нанятых его противниками, журналистов, Байлоу объявил что имя городу дадут его первое жители. Лично он считает, что первый подземный город должен быть назван городом Добрых Надежд. В самом деле, в этом городе матери, укладывая спать своих детей, могут быть уверены, что утром, они их увидят, влюбленные не будут опасаться, что судьба подарила им последнюю ночь, а любители покера будут убеждены, что никто не прервет их игру на самом интересном месте.
      Может быть, в подземных городах избранные индивидуумы обретут, наконец, твердую почву под ногами и из этих бастионов смогут легче и лучше управлять миром.
      Байлоу искоса посмотрел на сидящую рядом с ним Медж.
      Как много приходится ему решать проблем, от которых зависит судьба человечества, и для чего? В лучшем случае, он проживет еще 15 лет, ну, а потом что? Ему так и не удалось внушить себе мысль, что его дочь не что иное, как он сам, заключенный в иную оболочку.
      После разговора о Майкле Медж как-то сразу изменилась; она все время о чем-то напряженно думала. По опыту Байлоу знал, что подобное состоя.ние у Медж обычно предшествует какой-либо сенсационной выходке, а ему хотелось, чтобы дочь стала серьезнее и в будущем явилась достойной продолжательницей его дел.
      Байлоу оставил руль, достал сигарету и закурил. Медж с опаской посмотрела на извивающуюся полоску дороги, затем взглянула на отца и удивленно подняла бровь.
      - Не понимаю, как может сочетаться в одном человеке исполинская любовь к своей жизни и эти сигары?
      - Тебя беспокоит отсутствие логики в моем поведении? - решил отделаться шуткой Байлоу.
      - Увы, я знаю, на эту тему с тобой говорить бесполезно...
      - Ты лучше скажи, Медж, как нравятся тебе эти горы... Мне кажется, что я нашел удивительно живописную местность. Она будет удачно сочетаться со строгостью линий подземного города...
      Медж внимательно рассматривала горный пейзаж. Освещенные солнцем горы действительно поражали разнообразием форм и красок - темно-зеленые пятна леса неожиданно переходили в фиолетовые вершины, красноватый гранит скал чередовался с черными впадинами ущелий, стальной блеск быстрых горных потоков сменялся ажурным кружевом водопадов. И только светло-серая полоса дороги говорила о том, что здесь уже были люди, что они оставили о себе память - этот неизгладимый шрам.
      В машину проникало дыхание сырого леса, пестрый аромат горных трав, запахи нагретого солнцем асфальта.
      - Кем же ты намерен заселить город Черного Дьявола? - лениво спросила Медж.- Если ты преследуешь чисто коммерческую цель, то жилые кварталы города окажутся в руках тех, кто может тебе больше уплатить... Почувствовав, что они сами и их семьи в безопасности, они потеряют страх перед войной...
      - А термоядерная война,- усмехнулся Байлоу,- по-твоему, уничтожит все мое движимое и недвижимое имущество, которое я смогу приобрести за деньги от продажи подземных городов...
      - Больше того,- столь же серьезно продолжала Медж,- твои города не только умножатопасность новой войны, они и после катастрофы сослужат плохую службу, так как подавляющее большинство семей, которые смогут купить право на жительство в этих городах, давно уже не представляют лучшей части человечества.
      Нападки Медж веселили Байлоу. Он повернулся к ней и пристально посмотрел ей в глаза.
      - Я не пойму... Ты возражаешь против идеи подземных городов или хотела бы выдвинуть какой-либо иной принцип их заселения?..
      - Прежде всего я думаю,- голос Медж вдруг задрожал от внутреннего напряжения,- что если уж суждено твоим городам сыграть роль Ноевых ковчегов, то и принцип их заселения должен быть заимствован из библии...
      - Семь пар чистых, семь пар нечистых, так сказать, пар и антипар,усмехнулся Байлоу и посмотрел на часы.- Перед тем как принять окончательное решение о будущих гражданах этого города, мы с тобой еще раз все обсудим. Обещаю.
      Остановив машину у обочины дороги, Байлоу посмотрел на сидящего сзади робота.
      - Как себя чувствуешь, Микки? - ласково осведомился он.
      - Благодарю. Отлично,- не замедлил отозваться Микки. - Получены новые сведения об интересующих вас Манджаке, Кроуфорде, Росси. Неизвестно, какая информация хранится в вашей памяти, нахожусь в затруднительном положении сколь подробно излагать имеющиеся данные.
      -Отвечай на мои вопросы,- разговаривая с Микки, Байлоу невольно тоже переходил на телеграфный язык.- Прежде всего, что этих людей сблизило?
      - Их дружба многим кажется странной. Кроуфорд заносчив и вспыльчив, Росси общителен и терпелив, а Манджак скрытен и горд. Увлекались они разными отраслями наук. Была одна причина, оказавшая решающее влияние на их отношения. Они учились в одном университете. Каждый из них рассматривал свои студенческие годы отнюдь не как время, отведенное для занятий танцами, спортом, любовью. Они обладали завидным здоровьем, весьма привлекательной внешностью. Помогая друг другу, они выработали в себе мужество сопротивляться соблазнам студенческой жизни. Желание посвятить все свое время большой науке - первое, что сблизило этих столь разных людей.
      - Микки, ты не находишь ихповедение странным? Что побуждало их к этому? Тщеславие?
      - Нет. Тщеславные люди выбирают, как правило, область деятельности, где можно в сравнительно короткий срок добиться приличных результатов и вознаградить свое самолюбие за ограничения и усилия. Например, приличных спортивных результатов...
      - Довольно, Микки. Какую же цель поставили перед собой эти люди? Байлоу словно забыл о цели своей поездки и сосредоточенно беседовал с Микки.
      - Прежде всего Энрико Росси...
      - О нем я знаю. Какие мечты были у Кроуфорда?
      - Кроуфорд в юношеские годы мог часами говорить о том, как ограничены на земном шаре запасы нефти, торфа и каменного угля. Что пройдет немного времени и люди останутся без топлива, что долг людей науки не дать человечеству погибнуть из-за недостатка энергетических рессурсов. Кроуфорд любил повторять: "Мы, ученые - надежда и гордость человечества. У простых смертных из-за ежедневной житейской суеты нет возможности окинуть одним взглядом всю нашу планету и подумать о всех глобальных проблемах. А у нас есть. Ключ к спасению нашего старенького глобуса мы найдем в недрах атомного ядра". Кроуфорд жадно набрасывался на каждую новую работу из области физики, химии или математики, которая хоть немного могла помочь ему продвинуться к цели. Он был одним из немногих молодых ученых, выработавших особый стиль мышления. Во всех его статьях и выступлениях всегда чувствовалась широта, размах, масштабность. Во время войны с Германией Кроуфорд оказался в Лос-Аламосе, где вместе с итальянцем Энрико Ферми, венгром Лео Сциллардом и датчанином Нилсом Бором работал под руководством Оппенгеймера над созданием атомной бомбы.
      - Мне все известно, милый Микки. Я знаю также, что Нагасаки и Хиросиму Кроуфорд пережил как личную трагедию. Но что общего может быть у Манджака, занятого воссозданием живых организмов, с человеком, знающим все секреты атомного и водородного оружия?
      Медж подумала, что сейчас вновь пойдет разговор о войне, и решила выйти из машины. Не обратив никакого внимания на уход дочери, Байлоу слушал Микки.
      - У нас еще нет этой информации. Может быть, вам будет небезынтересно узнать, что Кроуфорд принадлежит к той редкой категории ученых, которые умеют достигать равнозначных успехов в науке и в личной жизни. Его коллекции картин мог бы позавидовать любой антиквар. Он знает толк в винах. Любит поухаживать за женщинами.
      - Нет, Микки. Если бы ты мог сообщить что-либо подобное о Манджаке или Майкле.
      Робот замолчал, словно собирался с мыслями. Байлоу открыл дверь машины и посмотрел на Медж. Она медленно шла к большому деревянному кресту, установленному недалеко от дороги. Такие кресты в Южной Америке ставили первые поселенцы из Европы.
      Брезгливо поморщившись, Байлоу подумал, как в одном человеке могут уживаться столь противоречивые качества. Ведь Медж вполне современный человек,- она даже может дать форы многим своим сверстницам. Неужели веру в бога она унаследовала от своей религиозной матери, или же почтение к богу ей. внушили иезуиты в колледже?
      - Можно продолжить? - осведомился Микки и, уловив утвердительный кивок головы, стал сообщать новые сведения.
      - Основное направление деятельности Теда Манджака никому не известно. Многие ожидают от него крупных открытий в области молекулярной биологии. Тед Манджак фанатически любил своего отца. Очень тяжело пережил его смерть. Несколько лет тому назад он объездил все города Аргентины. Собирал все, что было с ним связано: фотографии, истории болезни, различнейшего рода анализы. Манджак уплатил довольно крупную сумму какому-то врачу за ленту с записью биотоков головного мозга его отца.
      -- Я знаю. Это материалы из доклада Блека,- прервал рассказ робота Байлоу.- Есть у него какие-либо привязанности,симпатии, привычки?..
      - Да, есть. Он очень привязан к своему сыну.
      - Подробнее... Расскажи об этом подробнее...
      -- Манджак упрям и скрытен. Подозрителен. Не доверяет даже сыну. Нуждается в его помощи. Повторяю: не доверяет сыну, нуждается в его помощи. Противоречие...
      - Это очень важно. Ты прав. Как относится Майкл к своему отцу? Что мы знаем о Майкле?
      - Майкл тяготится строгой опекой отца. Майкл очень способен. Прекрасно пользуется законами формальной логики и диалектики. В колледже за ним укрепилась кличка "интеллектуальный зверь".
      - Он тщеславен?
      - Нет. Таких данных нет.
      - Как он относится к Медж?
      -- Он ее любит. Точнее... Он в нее влюблен.
      - Откуда эти сведения?
      - Об этом знал весь университет.
      Отвернувшись от Микки, Байлоу потер ладонью шею - очень уж долго сидел он в неудобной позе. Ну, что ж, теперь положение становится яснее. Если еще и Влеку удастся его миссия, то...
      Байлоу коротким гудком сирены позвал дочь. Медж вернулась в машину с огромным букет цветов.
      Всю остальную дорогу они молчали, занятые каждый своими мыслями.
      Но вот машина, взяв крутой подъем, резко остановилась: дорога была завалена громадными серыми камнями. Казалось, что горный обвал преградил вход в туннель. Однако Байлоу не подавал ни малейших признаков беспокойства. Выйдя из машины, он небрежным движением, словно профессиональный шофер, постучал носком ботинка по задним колесам, затем, зажмурив от удовольствия глаза, послушал долетавший к ним из маленького леска шелест листвы и свист птиц. Так же не спеша подошел к гранитным глыбам, завалившим дорогу, и, заложив руки в карманы, покачиваясь с каблука на носки, молча стал рассматривать серые камни. В поведении отца Медж почувcтвовала какую-то напускную молодцеватость, ему хотелось, видимо, устроить небольшой спектакль.
      Байлоу скрестил на груди руки и высоко поднял голову-даже Медж понравилась эта поза. Вот он стоит перед скалой высокий, могущественный. Медж решила включить приемник, чтобы отвлечь отца от его невеселых мыслей. Ей почти сразу повезло. Из приемника полились гордые звуки рояля, торжественно зазвучали фанфары, убыстряя ритм сердца, гулко загремели удары барабанов. Вдруг,- Медж ждала этого момента, и все же он произвел на нее сильное впечатление,- гранитный занавес дрогнул и, освобождая дорогу, пополз в стороны. Медж выскочила из машины, чтобы получше рассмотреть это зрели ще, пришедшее в наш век из сказок древнего востока. Байлоу, опустив на грудь большую седеющую голову, медленным шагом приближался к серым глыбам гранита, а камень отступал все дальше и дальше... Медж тихо подошла к отцу, как вдруг из машины донеслись звуки траурного марша. Броситься к машине, чтобы выключить приемник?.. Но Байлоу крепко схватил ее за руку и заставил остановиться. Так стояли они перед расступающимися скалами, открывавшими дорогу в черную бездну ночи, слушали легкий треск камня и скорбную музыку.
      Снизу вверх Медж посмотрела на лицо Байлоу и, кажется, впервые за много лет прочла на нем выражение равнодушия и усталости: вместо плотно сжатого рта - раелабленная, отвисшая нижняя губа; вместо живого энергичного взгляда-тусклые глаза. Медж стало не по себе. Только сейчас в страхе она наняла, что все ее прихоти и удовольствия обеспечиваются волей, умом, энергией, а может быть, и беспощадной целеустремленностью этого человека.
      Яркий голубоватый свет, вспыхнувший в туннеле, немного ослепил Медж. Положив руку на плечо отца, она вместе с ним направилась к машине. Темно-вишневый лимузин медленно двинулся в глубь туннеля. Мощные кариатиды слева и справа поддерживали своды туннеля. А перед въездом в город их сменили железные фигуры роботов.
      Туннель привел машину на большую городскую площадь, застроенную четырехэтажными домами, почти сплошь из стекла. Вдоль домов стояли стройные ряды пластмассовых деревьев. Рука художника придала каждой кроне какую-то особую, неповторимую форму., Блеск стеклянных стен, причудливые формы пластмассовых деревьев, обилие голубого света, гулкая тишина улиц, необыкновенная чистота тротуаров и главное нигде ни одной автомашины, ни одного прохожего. Медж подумала, что если здесь даже появятся люди, то им не удастся вдохнуть жизнь в этот мертворожденный город.
      Микки взял на себя роль гида. Он рассказал, как устроена в городе вентиляция, упомянул об остроумном устройстве фильтров, которые должны будут задерживать радиоактивные осадки, если вспыхнет термоядерная война. Несколько слов Микки сказал об атомной электростанции, сооруженной в городе, а также о том, что инженеры в самое последнее время нашли способ использовать подземное тепло для оранжерей и теплиц города. Подземное тепло подведено и к фабрике, которая будет изготовлять витаминизированную белковую клетчатку.
      Склады с продовольствием и фабрики искусственных продуктов питания могут прокормить город в течение двух-трех лет...
      Все, что говорил Микки, было предназначено для рекламы, и Байлоу пожалел, что не пригласил с собой главного архитектора.
      - Микки, дорогой. Запроси информационный центр. Я хочу побывать в лаборатории... в лаборатории Теда Манджака...Уловив удивленный взгляд Медж, Байлоу нехотя, словно сквозь зубы объяснил: - Здесь создана дубль лаборатория Манджака. Любой его заказ производился в двух экземплярах. Один шел к нему на остров, другой поступал сюда... Сюда привезут скоро и этих господ...
      - Да, тут твое влияние на них обеспечено,- вздохнув, сказала Медж.
      - Ты чем-то недовольна?
      -- Нет... Я начинаю тебя бояться...
      Получив сведения из информационного центра, Микки направил машину в глубь улицы. Возле пепельно-серого здания Байлоу и Медж вышли. Вскоре они оказались возле двери, приведшей их в просторные залы лабораторий. Все помещение было завалено нераспакованными ящиками. Байлоу придирчиво осматривал каждую комнату, словно собирался здесь поселиться навечно. Морщась от запахов свежей краски, Медж старалась скрыть свой испуг. Первый раз в жизни она почувствовала настоящий страх. Ведь это не что- иное, как тюрьма. Не собирается ли милый папа поместить в эту ловушку и ее? Ведь во время первого разговора он дйл ей понять, что смотрит на нее как на главный козырь в этой игре.
      У Медж от запаха краски разболелась голова, и она вышла на улицу, а через несколько минут из здания вышел и Байлоу. Не обращая внимания на дочь, он придирчиво осмотрел фасад здания, высокую ограду, небольшой, словно декоративный ров, светло-серые стены, не пропускавшие света изнутри здания...
      - Теперь можно ехать дальше,- сказал Байлоу и с довольным видом уселся в машину.
      Не успели они выехать на главную улицу Подземного города, как Микки заявил, что он получил весьма важную информацию. Байлоу и Медж оглянулись. Робот, положив свои четырехпалые руки на колени, сидел в своей обычной невозмутимой позе. Пауза длилась несколько секунд. Наконец, Микки сказал:
      -- Только что в информационном центре получено сообщение от Теда Манджака. На остров Корда прибыл посторонний человек, именующий себя Чезаре Влеком. Манджак просит ускорить очередной рейс самолета, чтобы эвакуировать Блека на континент.