Условно пригоден к службе

      Первым для меня был "наводчик" Корбах. Он был не из военных, а из обычных служащих. Корбах действовал преимущественно на Севере. Там среди местного населения он отыскивал людей, которые потенциально подходили для использования в системе "Стэй-бихайнд". Он собирал "наводки" на несколько сотен граждан ФРГ. Эти сведения переправлялись в Пуллах. где их просматривали и отправляли в архив. При необходимости, а она возникала постоянно, вербовщики получали оттуда двадцать – тридцать адресов и принимались за работу.
      В "Хайдехаусе" было еще три групповода-связника. Тегтмаейр и Хипплер были капитанами, ведущими агентурные источники "Стэй-бихайнд". Коллега Урбан был штабсфельдфебелем. Тегтмаейру было лет сорок пять, внешне – классический тип полицейского. Блондин с серым лицом и чисто солдатской выправкой, он представлялся мне полнейшей противоположностью образа общительного и обходительного коллеги. Страстный велогонщик, Тегтмайер частенько брал с собой велосипед даже в служебные командировки. Для подкрепления "легенды", то есть, ради маскировки, как он всегда торжественно заявлял.
      Он был, пожалуй, единственным в "Хайдехаусе", кто все еще поддерживал контакт с армией. Время от времени, особенно по воскресеньям, он со своей семьей приходил обедать в офицерскую столовую. У Тегтмаейра был важный недостаток. Сам он во время активной службы в Бундесвере был военным полицейским, и это осложняло ему сейчас жизнь среди бывших десантников. Над ним постоянно подтрунивали. Агентурист Арнштайн, к примеру, всегда титуловал его не иначе, как "вооруженным школьным лоцманом". ("Школьным лоцманом" называют человека, обычно ученика старших классов, который переводит детей возле школы через дорогу).
      Полной его противоположностью был Удо Хипплер. До черноты загорелый, веселый, настоящий хороший товарищ. Кроме всего прочего, он учил всех желающих играть в теннис и часто приходил с целым подносом пирожных, угощая всех сладостями. Хипплер много ездил и прекрасно находил общий язык со своими источниками. Настоящий фонтан хорошего настроения, он был любим всеми.
      Роланд Урбан, 1,85 м ростом, довольно худой, всегда излучал добродушие и открытость. При нашей первой встрече я непроизвольно подумал об актере Чарльзе Бронсоне. Урбан был мастером рукопашного боя и парашютистом, получил прекрасные навыки в боевых искусствах. Никто не удовлетворял требования "Стэй-бихайнд" лучше его.
      Представив меня всем сотрудникам, начальник отделения попрощался и уехал – был пятничный вечер, начинался уик-энд. В понедельник утром мне предстояло отправиться с ним в мою первую командировку в район Эмсланда. В первую очередь, он снял свой личный багажник с крыши служебного автомобиля. – Знаете, господин Даннау, – пояснил он, – я порой беру с собой в командировки доску для серфинга. Она мне пригождается как "легенда", если меня спрашивают, что я тут делаю. Потому время от времени мне нужно заниматься серфингом. Я улыбнулся и вспомнил о Тегтмаейре с его велосипедом. Во время поездки шеф рассказывал мне о своих вербовочных успехах и о том, что его вскоре переведут в реферат, занимающийся ГДР.
      У нас было время, потому он, наконец, подробно рассказал мне о деталях деятельности "Стэй-бихайнд". Отдел 12 СС вербовал по всей ФРГ людей в качестве источников и помощников по получению информации. В случае военной интервенции со стороны государств Варшавского пакта эти люди образовывали бы в тылу противника агентурную сеть, которая снабжала бы (сбежавшее) западногерманское руководство информацией о ситуации на оккупированных территориях ФРГ. Эти полупрофессиональные группы должны были также наносить ущерб противнику путем диверсий и саботажа, а также переправлять людей. Наше задание состояло в том, чтобы в мирное время организовать и курировать эту сеть законспирированных "спящих" агентов.
      Вербовочные стратегии "Стэй-бихайнд"
      Возможные кандидаты должны были происходить из круга людей, которые в случае войны не вызвали бы первых же подозрений у оккупационных властей вероятного противника. Известные люди и люди, занимающие должности, выделяющие их из общей массы, например, руководители банковских филиалов, по этой причине нам не подходили. Не вербовали и того, кто хоть в каком-то смысле носил какую-то униформу. Приходилось избегать и государственных чиновников среднего и высокого ранга. Мы искали обычного промышленного рабочего, секретаршу, служащего небольшой фирмы – незаметного среднестатистического "бюргера".
      Один критерий был особо важен: люди, которых мы искали, должны были проживать в собственном отдельно стоящем доме, в котором жила бы только одна их семья. Это было связано с тем, что большинству из них передавались рации, с помощью которых они должны были поддерживать контакт со станциями управления в США. Потому нужно было устанавливать длинную проволочную антенну. Часто приходилось кое-что перестраивать в доме, потому что антенну нельзя было устанавливать открыто, чтобы ее не видели посторонние. Кроме того, как правило, владелец дома крепче держится за свою землю, чем обычный квартиросъемщик.
      В ранние годы системы "Стэй-бихайнд" вербовка делилась на четыре этапа. Сначала была "наводка", позволявшая отсортировать подходящих людей. Затем следовал вербовочный подход с проверкой кандидата и последующим новым отбором. Сама вербовка осуществлялась открыто – "в лоб". Если все удавалось, с завербованным БНД устанавливала связь. Нам нужно было поддерживать регулярные контакты и проводить обучение сотрудников "Стэй-бихайнд".
      В 1986 году система стала более гибкой. Принцип "наводки" не менялся. Данные об интересовавших нас лицах мы получали из управлений регистрации граждан и паспортных столов. Но при необходимости нам оказывали помощь и другие власти, например, полицейские управления и военные комиссариаты. Вопросы вербовочного подхода, оценки перспектив возможного сотрудничества, самой вербовки и курирования все сильнее концентрировались в одних руках. Это означало, что один и тот же сотрудник, как правило, осуществлял первичный вербовочный подход, вербовал агента и управлял им, поддерживая с ним связь. Потому отпадала передача агента от одного сотрудника к другому, а работа групповода-агентуриста становилась объемнее и интересней. Этот способ вербовки агентуры, впрочем, действует в общих чертах и во всех прочих структурах БНД, занимающихся использованием так называемых "человеческих источников".
      В системе "Стэй-бихайнд" была еще проверка, состоявшая из двух частей. В первую очередь, речь шла о контроле средств связи. Что стоит самый обученный и убежденный агент, если из его дома нельзя передавать радиограммы? По этой причине еще до прямой вербовки мы изучали характер местности, где проживал потенциальный источник. Ландшафт близ объекта играл большую роль, например, большие здания и определенное оборудование, которое могло создавать помехи для радиосвязи, должны были быть определены заранее. Если первая проверка оканчивалась положительно, проводилась вторая.
      При тестировании внешней связи (Aussenfunk, сокр. AFU) мы проверяли уже сам объект. Было важно знать, не изолирована ли крыша стекловатой и алюминиевой фольгой. В этом случае радиосвязь на большие расстояния сильно затруднялась. Мы проводили измерения в непосредственной близости к объекту, а для проверки сами пробовали отправлять радиосигналы. И если все факторы для вербовки предполагаемого источника оказывались позитивными, мы открыто подходили к нему с нашим предложением.
      В каждом отдельно взятом случае такая процедура могла длиться месяцами. Чтобы достать первоначальные сведения об интересующих нас людях, что должно было бы облегчить принятие нами решений, мы пользовались "легендой" социологического опроса от некоего института по изучению общественного мнения, который сами для этого и организовали. В целях прикрытия у нас в "Стэй-бихайнд" было два адреса почтовых ящиков и контактные телефоны. Каждый вербовщик мог пользоваться ими на свой вкус. Анкеты состояли, как правило, из двадцати вопросов, касающихся общих экономических и социально-политических тем.
      С анкетами мы шли к интересующим нас людям и заявляли им, что их выбрали для репрезентативного опроса населения. Если они были готовы ответить на вопросы, то мы просили разрешения войти в дом, чтобы все провести там. Так мы получали первое впечатление об условиях жизни и быта этих людей. В анкете были искусно скрыты вопросы, служащие выяснению сведений, касающихся их персон. Мы старались вести с этими людьми более личный разговор, чтобы узнать о них еще больше. Если они на интервью соглашались, то мы после него выплачивали им маленький гонорар – от 10 до 20 марок.
      Затем мы спрашивали наших собеседников, не сможем ли мы прийти к ним еще раз для следующего так называемого специализированного интервью. Если это оказывалось возможным, мы просили время от времени заинтересовавшего нас человека заполнить так называемые специализированные анкеты. В них были вопросы о верности государству, о лояльности или об отношении к полиции, властям и прочим государственным учреждениям.
      Очень целенаправленно выяснялись основные жизненные позиции будущих потенциальных сотрудников. Для супружеских пар были готовы специальные "супружеские" анкеты. Как правило, нам хватало от трех до шести визитов, чтобы получить достаточно ответов на основные интересующие нас группы вопросов. После анализа всей информации, если общий профиль интересующего нас субъекта вписывался в наши ожидания, наше руководство отдавало приказ на вербовку.
      Для этого мы договаривались с "кандидатом" на подходящее для него время, обычно вечером. В случае с семьями должны были присутствовать оба супруга. Прямо в начале встречи мы выкладывали наши карты на стол. В качестве доказательства нашей принадлежности к БНД использовались служебные удостоверения или другие обычные документы. Если люди сомневались в том, что мы те, за кого себя выдаем, мы предлагали им самим в этом удостовериться.
      Сначала кандидату в агенты сети "Стэй-бихайнд" следовало через телефонную справочную узнать номер телефона БНД. Потом мы просили их позвонить туда и продиктовать сотруднику Службы какие-то данные из удостоверения вербующего агентуриста – дату рождения или номер удостоверения. В ответ БНД дополняла сведения, сообщая звонившему, к примеру, срок действия удостоверения или другую дополнительную информацию.
      Каким бы нужным и полезным не представлялось нам тогда это "подтверждение солидности", после "поворота" на свет божий всплыли ужасные факты. Оказалось, что госбезопасность ГДР многие годы подслушивала служебные телефоны сотрудников БНД. Потому данные из документов прикрытия и прочих бумаг наши восточные коллеги могли собирать для себя в полном объеме. Затем Штази обращало наше оружие против нас самих, используя данные работников БНД уже для своих фальшивых документов.
      В первый вечер нашей совместной поездки мы поселились в маленьком отеле на берегу реки Эмс. Мой шеф удалился на два часа, чтобы найти супругов-агентов Дайстеров и подготовить передачу этих источников мне. На имя и адрес Дайстеров в "Хайдехаусе" была зарегистрирована служебная машина. Они были так называемыми агентами по прикрытию регистрации номеров автомобилей, сокращенно КFZ DA (Krаftfahrzeug-Deckadresse – "адрес прикрытия для регистрации автомобиля"). Расходы на полагающиеся автовладельцу налоги и страховку машины им регулярно возмещала БНД. Когда возникали проблемы, например, запросы полиции в случае аварии, то агенты по специальному номеру звонили своему оперативнику. Если вдруг кто-то неожиданно пожелал бы увидеть машину, им нужно было отвечать, что они как раз одолжили ее на время своим знакомым. Один раз в квартал мы выплачивали им за всю эту работу небольшое вознаграждение. Это постоянно поддерживало высокий командный дух.
      В ходе совместного ужина мы обсудили с супругами Дайстер скорое изменение их ситуации. Они восприняли все без единого слова комментариев. Однако во время беседы меня кое-что удивило. Тот же самое, что я потом замечал и при других разведывательных контактах. Это было благоговейное, почти подобострастное отношение агентов к своим оперативникам.
      В их глазах офицеры БНД всегда были чем-то особенным. У них были деньги, они передвигались конспиративно, обладали документами прикрытия и так далее. Этот ореол "агента 007" многие агентуристы создавали вокруг себя намеренно, особенно самые самовлюбленные и пустые среди них. С другой стороны у агентов тоже было определенное чувство сопричастности. Им было позволено делать что-то секретное по поручению государства, вести себя как бы нелегально и незаметно. Это усиливало их "эго".
      На следующий день мы двинулись в район федеральной земли Шлезвиг-Гольштейн. В окрестностях города Хайде нам нужен был еще один источник для "Стэй-бихайнд". У нас было несколько "наводок" и во время остановки в Рантруме мы просмотрели их за чашкой кофе. Для района города Хузум у нас были "наводки" на десять потенциальных агентов. Во второй половине этого дня мы хотели попробовать с двумя. Сначала мы планировали попытаться завербовать так называемый источник для связи и дальнейшей переправы (Verbindungs – und Weiterleitungsquelle, VWL-Quelle).
      Это были помощники-"проводники", которых использовали для нелегальной переправы людей через линию фронта. Наша хитроумная система предусматривала, что в случае войны они смогут провести через всю территорию ФРГ лиц, которым угрожала бы опасность, не пользуясь при этом основными транспортными путями. Для этого были заранее подобраны и проверены маршруты. Они обычно проходили через леса и другие труднопроходимые районы. Наши связники получали все приспособления, необходимые для таких действий, от карманного фонаря до рюкзака.
      Каждый источник располагал долговременным тайником (Dauerversteck, DV), где очень долго могли храниться вспомогательные средства. Обычно тайник представлял собой металлический контейнер, который закапывали в точности согласно с нашими предписаниями. Каждый долговременный тайник обязательно отмечался на специальных картах у оперативника-групповода, источника и в управлении. Агентурист и источники должны были к тому же каждый квартал проверять контейнер. Они это делали, используя прочную металлическую проволоку, которую втыкали в землю точно над тем местом, где, согласно карте, был закопан тайник. Если проволока натыкалась на металл, значит, контейнер был на месте.
      В районе Хузума нам нужен был необычный такой агент – морской связник-проводник. Этот человек должен был в случае войны обеспечивать безопасность и скрытность высадки с моря, в том числе ночью и в тумане, наших агентов и диверсантов. Для этого источнику следовало уметь справляться не только с рацией. Он должен был еще световыми сигналами управлять с берега движением подводных лодок или катеров. Потому агенту нужно было быть физически крепким и сообразительным. Если тайным визитерам удалось бы высадиться, то им понадобилась бы затем его помощь для дальнейшего передвижения к их цели внутри страны.
      Таковы были предпосылки. "Помощника" для морского источника завербовали уже много лет назад. Но настоящего источника на берегу моря у нас все еще не было. Обоим мужчинам предстояло познакомиться друг с другом только в ходе настоящей боевой операции. Только в этом случае ими двумя управляли бы совместно.
      Составив в голове эти требования, мы приехали в столицу крабовой ловли Хузум. Первый наш адрес располагался в Зимонсберге, к югу от города, прямо на берегу. Дом выглядел заброшенным, участок земли неухоженным. Женщина примерно тридцати пяти лет открыла нам дверь.
      Мой шеф начал с обычной уловки: – Добрый день, мы представители социологической службы "Авакон" и проводим опрос общественного мнения. Вас выбрали для этого. Согласились бы вы дать нам интервью? Женщина согласилась и ответила на все наши вопросы. Она оказалась даже довольно словоохотливой. Но через несколько минут нам уже было ясно, что мы тут зря теряем время. Она развелась с мужем и продавала свой дом.
      По пути к машине шеф жаловался: – Очень жаль, нас редко кто приглашает в дом. Надеюсь, нам повезет, и мы найдем кого-то в этом районе. Здесь не так много подходящих объектов, расположенных так близко к морю, как этот. Я уже по многим "наводкам" работал тут и все без толку. Он был внешне очень расстроен.
      Для второй попытки мы выбрали человека, проживавшего в одном из стандартных домов на окраине Хузума. Мы оставили машину на парковке супермаркета, где ее нельзя было увидеть из дома – так предписывала инструкция. Потом мы пешком направились к дому. Через несколько лет на эту семью из-за ее сотрудничества с БНД совершенно несправедливо навалилось столько горя и страданий, что я до сих пор жалею, что не мог этого предвидеть в тот далекий день. Но тогда мы позвонили в дверь, и нам немного приоткрыла дверь молодая красивая женщина.
      – Здравствуйте, мы проводим опрос общественного мнения. Вас выбрали в качестве респондента… – Подождите, – ответила женщина и повернулась: – Ганс-Петер, подойди-ка сюда, пожалуйста. Через мгновение он стоял у двери. Он широко открыл ее. Жена только шепнула ему: – Опрос какой-то или что-то вроде этого. Но он уже сам спрашивал: – Так в чем дело? Мой шеф быстро ответил: – Мы из "Авакона" и выбрали вас для социологического опроса. Потом он указал на меня. – Этот новый коллега как раз входит в курс дела. Вы не против, если он примет участие в нашем коротком разговоре? Это займет не больше десяти минут.
      Нас пригласили в гостиную. Шеф вытащил свои анкеты. Собеседник наш был любезен и отвечал на вопросы с готовностью. Когда мы закончили, я спросил, можно ли будет зайти к нему еще раз в ближайшее время, ради специализированного опроса по теме семейной политики. – Да, пожалуйста, – ответил он, – просто позвоните в дверь, когда будете проезжать мимо.
      На обратном пути меня охватил настоящий восторг. Интервью удалось, и все было готово для следующей встречи. Мой шеф, правда, был более скептичен: – Ну, ладно, давайте подождем. Пока еще это все ничего не значит. Ему почему-то вроде бы не совсем устраивало, что все прошло так легко. Но впрочем ему уже и так было все равно, его в любом случае ожидал в ближайшее время перевод на другое место работы.
      На следующий день мне предстояло принять еще одного передаваемого мне агента, тоже владельца "адреса прикрытия для регистрации автомобиля". Ювелир из Эккернфёрде предоставил свою фамилию и домашний адрес, чтобы мы смогли зарегистрировать на него одну из наших служебных машин. Мы встретились в кафе в Шлезвиге. Не прошло и часа, как все было решено. Этот человек был очень богат, но, тем не менее, не отказывался от нашего маленького вознаграждения, хотя его главным мотивом – и это было видно с первого взгляда – была тяга к таинственности и всему, ее окружающему.
      Я считал добычу первой командировки вполне удовлетворительной. Я перенял двух агентов прикрытия регистрации автомобилей и нашел потенциального агента для "Стэй-бихайнд". Потому я запланировал через две недели снова отправиться в Хузум для продолжения вербовочной разработки. Мне обязательно хотелось провести еще одну беседу с семьей из этого дома. В отличие от шефа у меня тут было хорошее предчувствие. У него, к тому же, это, скорее всего, был "умышленный пессимизм".
      В этот раз я подготовил семейную анкету. С ее помощью мы извлекали из людей все нужные нам данные о личности опрашиваемых. В вопросах речь шла о разводе, приемных детях, собственности на недвижимость и о вопросах наследства. Как и обещано, я позвонил сначала по телефону. Муж сразу вспомнил о нашей первой беседе и тут же согласился на вторую. Не успел я и глазом моргнуть, как уже стоял у заветной двери, и сердце мое вырывалось из груди.
      Мужчина открыл мне дверь и приветливо поздоровался с явным северонемецким диалектом. – Да, привет, вы пунктуальны как каменщик. Ну, заходите же в дом. В этот раз мы прошли уголок столовой, где разговаривали в прошлый раз, и уселись в удобных кожаных креслах в гостиной. Жена принесла кофе и печенье. Появилось чувство некоторой близости и доверия.
      Мои хозяева были очень дружелюбно настроены и отвечали на все вопросы быстро и без возражений. Мы дошли даже до политических тем. Муж рассказал мне о своем членстве в ХДС, зато его жена была сторонницей социал-демократов. Оба и в этом вопросе казались искренними и терпимыми. Мы испытывали симпатию друг к другу и проболтали целый час. По пути домой я позвонил начальнику оперативной группы. Хилль тоже был в восторге.
      Последующие контакты проходили тоже хорошо. Радость от благоприятного хода операции передалась и нашему управлению в Мюнхене. Через несколько недель уже должна была последовать прямая вербовка. Но до этого момента меня еще раз вызвали в Центр. Хилль и Олльхауэр думали, что перед тем, как осуществить лобовую вербовку, или, на нашем жаргоне, "спустить штаны", нужно получить еще последнее благословение. Слишком часто в прошлом именно на этой щекотливой завершающей фазе происходили какие-то срывы. Олльхауэр хотел этого избежать.
      От него я узнал, что некоторые кандидаты на такое открытие реагируют несдержанно, а других даже охватывает настоящее бешенство. Порой агентуристам приходилось даже сталкиваться с местной полицией, которую вызывал несостоявшийся потенциальный агент. Вовсе не каждый хотел сотрудничать со шпионами. БНД, пожалуй, люди не доверяли куда больше, чем считалось. Позже оказалось, что такое недоверие было более чем оправданно.
      В Мюнхене я расписал "мою" семью из Хузума в самых лучших красках и предложил провести быструю открытую вербовку. Я не видел в этом никакой проблемы. После короткого раздумья Хилль вызвал меня к себе: – Олльхауэр дал согласие. Когда вы хотите туда снова поехать?
      Лучше всего было сделать это в начале недели, тогда я смог бы запланировать следующую встречу с ними через два дня. Между обеими встречами не было бы уик-энда. Опыт других показывал, что если дать кому-то раздумывать в течение выходных, то опасность отказа намного увеличивается. Хилль воодушевленно дал мне листочек со своим домашним номером телефона: – До и после встречи обязательно позвоните мне домой. Я вас тут же вытащу, Даннау, если вы вдруг вляпаетесь. Казалось, этот разговор его веселит.
      Я знал, что он имел в виду. Один из вербовщиков недавно просидел целую ночь в полицейском участке. Хотя он и показал полицейским свое удостоверение, но в Пуллахе, куда те позвонили для проверки, никто якобы не знал его оперативного псевдонима, под которым вербовщик работал. Лишь когда и на следующий день его отдел не получил от своего офицера никаких вестей, начальники забеспокоились и принялись его искать.
      В моем особом случае мне удалось всего этого избежать. Вербовка прошла как по маслу. Корнельзен, под таким псевдонимом проходил он у нас в будущем, отреагировал положительно и с большим любопытством интересовался, в чем будет состоять его работа у нас. Его жена была сдержанней. Она задавала вопросы и постоянно переспрашивала, но не хотела соглашаться сразу. Я ее успокоил, попросив записать все интересующие ее вопросы. Мол, в следующий раз я все откровенно и без утайки ей объясню. Если она и после того не согласится на сотрудничество, тогда мы больше никогда у них не появимся и уничтожим все бумаги.
      На какой-то момент я почувствовал угрызения совести. Я ведь знал, что определенные сведения все равно навсегда останутся в открытом на них досье. У Службы была своя собственная концепция защиты данных.
      Семейную пару, похоже, привлекало тайное задание, потому их положительный ответ становился все более вероятным. Когда супруг предложил всем нам коньяк, я понял, что победил.
      При следующей встрече, состоявшейся на той же неделе, я пригласил их обоих на ужин. Тогда они и согласились. Я гарантировал им абсолютную конфиденциальность. Никто не должен был и не имел права узнать об их деятельности для БНД и "Стэй-бихайнд".
      Если бы я только мог тогда знать, насколько мало можно доверять таким обещаниям Федеральной разведывательной службы! С помощью прокуратуры города Мюнхена Служба в декабре 1998 года вполне официально вторглась в служебные помещения банковского служащего господина Корнельзена и беспечно раскрыла для всех секрет его превосходной работы на нас. Начальник филиала банка и его жена подверглись такому же жесткому допросу следователей, как самые опасные преступники. Без какого-либо основания, бесцеремонно и даже без того, что это, в конце концов, хотя бы послужило раскрытию раздутой государственной аферы. Последствием всего этого для обоих были серьезные личные трудности. Но если Пуллах и замечает когда-то, что все умышленно разрушено, то это всегда бывает слишком поздно. И никому и в голову не приходит попросить за содеянное прощения.
      После моей вербовки Корнельзенов я гордо объявил о своем успехе. На похвалы и похлопывания по плечу не скупились. Теперь надо было переходить к следующей фазе. Я подготовил программу обучения для семьи из Хузума. Параллельно к этому я подыскивал других сотрудников, прорабатывая три дюжины "наводок" на участке от Итцехое до Фленсбурга. Пара этих интервью должна была оказаться успешной.
      Об одном из новых контактов мне хотелось бы рассказать поподробнее. Это произошло в Дитмаршене, точнее говоря, в Марне, маленьком гнездышке за земляной дамбой. Когда я постучал в дверь, мне открыла маленькая темноволосая женщина, очевидно, только что из кухни. На ней был фартук, а в руке тряпка для мойки посуды. Стоило мне выпалить мою извечную приветственную фразу, она весело рассмеялась: – Ну, вам и повезло. Если бы тут был мой муж, он тут же вышвырнул бы вас со двора. Усмехаясь, она ответила на мою стеснительную просьбу все же заполнить анкету: – Ну хорошо, приходите еще раз в шесть часов вечера. Это точно будет забавно. Как раз и муж мой будет дома. Но вам нужно набраться настоящего мужества. Он, собственно, очень не любит всяких шляющихся от дома к дому коробейников. Она засмеялась и скрылась в доме.
      Глубоко разочарованный, я поехал к Фридрихскоогу. В этом городке у меня было еще две "наводки". В этот день я впервые почувствовал одиночество вербовщика. Кто ведет себя конспиративно и хочет оставаться незаметным, должен по возможности избегать контактов с другими людьми и стараться не попадаться на глаза. Если коммерсанты собираются по вечерам в баре гостиницы и хвастаются друг перед другом своими успехами, то оперативнику нужно держаться от такого времяпровождения как можно дальше. В первые дни я еще не воспринимал это так остро. Но начавшаяся рутина пробудила во мне это чувство, связанное с дефицитом самых простых человеческих личных контактов.
      Уже приближался вечер, когда я сидел в маленьком кафе и смотрел через окно на проливной дождь. Сумрачный свет, сильный ветер и много воды с неба – как раз в таком настроении писал, наверное, свои рассказы Теодор Шторм. Нет, к свирепому мужу я больше не пойду, думал я. Мне казалось, что уж без этого я точно смогу обойтись. Но тут, сам не знаю почему, я вдруг передумал. Это меня самого удивило. Мне вдруг пришло в голову, что стоило бы взглянуть на этого дикого типа. Препятствия для того и существуют, чтобы их преодолевать. Сказано, сделано.
      Когда я вернулся в Марне, мне сразу стало ясно, что он уже здесь. Белого "Форда-Фиесты" в свой прошлый визит я у дома не видел. Я набрал в грудь побольше воздуха и постучал. На втором стуке я услышал из-за двери грохочущий бас на местном диалекте: – Боже мой, да я уже иду. Я не могу так скоро – я ведь чиновник. Открылась дверь, и передо мной возник великан. Он заполнил собой весь дверной проем. Человек вытянул голову наружу и громко спросил: – Да? Я сначала ничего не мог ответить и только подумал про себя: "Норберт, что ты наделал? Кто тебя заставлял приезжать сюда еще раз?"
      Ожидая, что сейчас мне просто дадут по шее, я смог выдавить из себя только испуганное: – Добрый вечер, социологический опрос. – Ах, да, – услышал я в ответ, – моя жена мне что-то об этом рассказывала. К моему полному удивлению он продолжил: – Ну, тогда уж заходите в мою избу. Не успел я и оглянуться, как мы уже сидели на удобной мягкой мебели в гостиной. Совершенно сбитый с толку, я начал мое интервью, потому что все никак не мог оценить складывающуюся ситуацию.
      Невероятно. Этот человек не только ответил на все стандартные вопросы. "Великан" рассказал о себе, своей семье и своем доме. Он был чиновником в администрации земли Шлезвиг-Гольштейн. Его родители были крупными землевладельцами и оставили ему в наследство большие участки земли. Эти земли он уже давно сдал в аренду, пользуясь ими лишь для охоты. В этом человеке, казалось, сошлись все хорошие критерии агента "Стэй-бихайнд". Я понял это довольно быстро и не ошибся.
      Мой хозяин, назовем его Айлерсом, даже представил мне своих детей. Жени только недавно пошла в школу, а сына Флориана, на два года младше ее, отец уже брал с собой на охоту. Айлерс обратился к нему: – Флориан, расскажи-ка этому господину, что мы делаем, если в кустах (имелся в виду его охотничий участок) встретим кошку? Низким скрипучим голосом малыш заученно ответил: – Мы всадим ей картечь в задницу. Папа гордо кинул.
      Айлерс и я были совершенно разными людьми. И, тем не менее, мы прекрасно понимали друг друга с первого раза. Я в то время еще не мог предположить, что из этой встречи разовьется настоящая дружба. В будущем наши контакты вышли далеко за границы его официальной деятельности агента.
      Первые встречи все еще проходили пол "легендой" изучения общественного мнения. Мы обрабатывали известные анкеты. Но в ходе четвертого визита на столе уже были бутерброды. Я попросил у мюнхенского Центра разрешение на вербовку. Его не пришлось ждать долго. Теперь дело принимало серьезный оборот. Я снова поехал в Марне и провел с Айлерсами опрос на тему "Секретные службы". Благодаря такой анкете можно было выяснить отношение опрашиваемого к властям, полиции и спецслужбам. Как правило, эта бумага была последним вопросником перед открытой вербовкой. Если на все вопросы были получены положительные для нас ответы, можно было начинать.
      Айлерс и его жена, которая, кстати, была намного скептичнее своего мужа, на все вопросы ответили к моему полному удовлетворению. Постепенно я перешел к признанию: – Теперь я должен перед вами кое в чем покаяться. Я вовсе не из социологического института. Я не успел продолжить, потому что Айлерс тут же меня перебил.