Много позже, когда мы лежали на полу в битком набитом доме, прежде принадлежавшем Бимиру, Тауг, почувствовав, что я тоже не сплю, прошептал:
      – Вы не ответите мне еще на один вопрос, сэр Эйбел? Всего на один?
      – Наверное, нет.
      – Почему вы сами не исцелили Баки?
      После продолжительной паузы я сказал:
      – Ты говорил, леди Идн обещала тебе щит. Она выполнила обещание?
      – Пока нет, – прошептал Тауг. – В любом случае еще не было времени раскрасить его.
      – Тебе стоит напомнить ей, – сказал я, – а нам обоим стоит сейчас поспать.
      Тауг послушно закрыл глаза, но едва сомкнул веки, как увидел яркое солнце, колышущуюся траву, широкую равнину и холмы в отдалении. Он моментально открыл глаза, но не увидел ничего, помимо густой тьмы, едва рассеиваемой неверным светом от камина.
      – Вот так лучше, – сказал я.
      Я стоял рядом с лошадью цвета облака, на которой я вернулся в Митгартр, и на ветру, играющем опереньем моего шлема, ее грива и хвост развевались, застилая небо.
      – Где мы? – спросил Тауг.
      Белый жеребец, Лэмфальт, щипал траву неподалеку.
      – Большинство людей считают, что на четвертом уровне существует лишь один мир, – пояснил я.
      – Разве это не так?
      Тауг шагнул ко мне и обнаружил, что на руке у него щит – длинный щит, закругленный сверху и сужающийся книзу, какой носят рыцари. Он был зеленым, как мой, и на нем был изображен белый грифон с распростертыми крыльями.
      – На самом высшем и самом низшем уровнях существует лишь по одному миру, – сказал я. – На всех остальных – по нескольку. Это Сон. Он находится посредине, вместе с Митгартром. Облако доставила нас сюда.
      Она встрепенулась и посмотрела на меня, заслышав свою кличку; ее голова и спина были белыми, как белоснежные облака, но ноги оставались темными, как грозовые тучи. Серыми были грива и хвост, которые струились в теплом ветре Сна, ниспадая с вершины холма.
      – Это волшебная лошадь… – проговорил Тауг с преисполненной изумления душой.
      – Она вовсе не лошадь, – сказал я. – И она просто чудо. Мудрая, как женщина, но не похожая на женщину, и тебе стоит понять ее.
      – Она может переносить вас из одного мира в другой?
      Я медленно, серьезно кивнул и спросил:
      – А твой конь может?
      Тауг помотал головой.
      – А что насчет эльфрисских коней?
      Тауг немного подумал, прежде чем ответить:
      – Про них я ничего не знаю, сэр Эйбел. Я в жизни ни одного не видел.
      – А там их и нет. Я не говорю, что ты никогда не увидишь эльфа верхом на коне. Коли на то пошло, Ури и Баки лихо скакали на лошадях и мулах, которых разгоняли. Но любая лошадь, оседланная эльфом здесь или в Эльфрисе, будет такой, как наши: просто лошадью, служащей эльфу, как может служить мужчина или женщина.
      – Кажется, я понимаю, – кивнул Тауг. – Теперь вы расскажете мне про своего пса?
      Я помотал головой.
      – Ну и не надо. Можете рассказать потом или вовсе не рассказывать. Я уже знаю, что он умеет разговаривать, как Мани.
      – Да, – сказал я. – И нет. Он умеет разговаривать, но не как Мани. Мани разговаривает, поскольку являет собой причудливое сочетание духа и звериной природы, хотя в нем дух и звериная природа не составляют единого целого. Гильф же говорит по велению своего существа, своей природы. Он обладает духом, конечно, и телом животного. Но они в нем слиты воедино. Ты умеешь писать, Тауг?
      Тауг помотал головой.
      – Может, когда-нибудь научишься. И если научишься, ты обнаружишь, что твои руки говорят точно так же, как сейчас говорят губы, и что они говорят несколько иные вещи. И все же ты сохраняешь единство своей природы, чем бы ты ни говорил – руками или губами.
      – То есть Гильф говорит, как мы, а Мани по-другому?
      – Примерно так. – Я возвысил голос. – Гильф! Ко мне, мальчик!
      Тауг осмотрелся по сторонам и заметил вдали огромного зверя, несущегося к нам. Приближаясь, он постепенно сокращался в размерах, и наконец Гильф уселся у моих ног, часто и шумно дыша.
      – Мы говорили о тебе, – сказал я. – Когда я вернусь в Скай, ты последуешь за мной?
      Гильф кивнул.
      – Хорошо. Но возможно, тебе не позволят. Или ты захочешь задержаться здесь ненадолго, прежде чем присоединиться ко мне там. Но в любом случае твоим хозяином будет Тауг. Понятно?
      Гильф снова медленно кивнул.
      – Я хочу, чтобы ты поговорил с ним. Я не приказываю, просто прошу. Только с Таугом. Ты будешь говорить?
      После продолжительного молчания Гильф сказал:
      – Да.
      – Спасибо. Таугу интересно знать, как ты меняешься в размерах. Ты скажешь?
      – Хороший пес.
      Мы молча ждали, и наконец он добавил:
      – Пес из Ская.
      – Но он же был у вас еще до того, как вы отправились в Скай! – воскликнул Тауг.
      – Да. Гильфа отдали мне бодаханы. У них имелись веские причины сделать мне такой подарок, но слишком сложные, чтобы разбираться в них сейчас. Ты знаешь о Дикой охоте?
      Тауг кивнул:
      – Это когда Херн-охотник проносится по небу и там словно гроза бушует. Не уверен, что это правда.
      – Херн – одно из имен Вальфатера.
      Тауг шумно сглотнул:
      – Я слышал, когда был маленьким. Топот коня, скачущего галопом в Скае, и лай охотничьих псов.
      – Тогда почему ты сомневаешься?
      – Я думал, может, мне все приснилось.
      – Тебе все этоснится, – сказал я, и хотя по пробуждении Тауг долго задавался разными вопросами о мире Сна, похоже, он не нашел удовлетворительных ответов. – Я рассказывал про Великанов зимы и древней ночи. И тогда они, наверное, виделись тебе человекообразными существами, вроде ангридов. Кажется, я упомянул о перчатке одного из них, и если сначала они не представлялись тебе похожими на людей, то после наверняка таковыми представились.
      Тауг кивнул.
      – Многие действительно похожи. Но не все. У одного тысяча рук, а некоторые имеют или порой принимают обличье разных животных. Самый ужасный из них – Фенрир. Но ты должен понять, что между всеми ними нет большой разницы.
      Тауг снова медленно кивнул.
      – Время от времени они покидают свое сумрачное королевство, чтобы грабить и убивать. Тогда Вальфатер пускается за ними в погоню, иногда в одиночку, иногда со своими сыновьями или людьми вроде меня, либо с одними и другими вместе. Но неизменно со своими псами, которые преследуют и загоняют великанов. Ты же сам слышал лай.
      Вспомнив, как он тогда испугался, Тауг промолчал.
      – Иногда бывает, что какая-нибудь сука из своры ощенивается прежде срока. Поскольку напряжение погони слишком велико, щенка бросают. Такое случается не часто, но случается. Может, раз в сто лет.
      – А это тысяча лет в Скае?
      – Верно. Когда щенка вот так бросают или теряют каким-либо иным образом, он может упасть или ненароком забрести в Митгартр. Тогда кто-нибудь находит его, одинокого и беспомощного, голодного и холодного, и может убить при желании. А может оставить умирать голодной смертью. Или же может подобрать, как сделали бодаханы, выкормить и выходить. Коли он так поступит, в конце концов ему воздастся по заслугам.
      – Вы имеете в виду, Вальфатер приходит за своим псом?
      – Ты побледнел. Неужели это так страшно?
      Дрожа, Тауг кивнул.
      – Полагаю, ты прав. Но ведь и чудесно так же. Если Вальфатер обнаружит, что пес, некогда им потерянный, любит своего спасителя, думаешь, он возненавидит последнего? Такое не в его духе.
      – Надеюсь, – с жаром сказал Тауг.
      – Да. На такое способны великаны, но никак не оверкины. Вальфатер вообще чужд всякого зла.
      Через несколько минут Тауг робко проговорил:
      – Здесь действительно прекрасное место.
      – Прекрасное и ужасное. Ты заметил, какие тут яркие краски?
      Тауг осмотрелся по сторонам и словно увидел все новыми глазами.
      – Да, – сказал он. – Сперва я не обратил внимания, но они восхитительны.
      – Это краски твоей души, и, если когда-нибудь они померкнут в тебе, все здесь станет черным и серым. Но я привел тебя сюда не для того, чтобы сообщить это. И не для того, чтобы растолковать про Гильфа.
      – Где он, кстати? – Тауг огляделся по сторонам.
      – Там, где и был. Я привел тебя сюда, чтобы рассказать про Вальфатера. – Я вздохнул. – Он очень добр и очень мудр и при всей своей мудрости и доброте остается человеком о двух ногах и двух руках: он добр от мудрости своей и мудр от своей доброты. Я говорил тебе, что провел в Скае двадцать лет, хотя они показались тебе несколькими днями.
      – В такое трудно поверить.
      – Пожалуй. Однако это не совсем правда, поскольку такой единицы летоисчисления, как год, в Скае нет; но «двадцать лет» ближе всего соответствуют действительности. Через двадцать лет Вальфатер поговорил со мной наедине, чего не делал прежде ни разу. Он начал с расспросов о моей первой жизни и увидел, что я почти ничего не помню, даже когда речь идет о моей битве с Гренгармом. Такое действие оказывает мед, который пьют в чертогах Вальфатера, и забвение избавляет нас от многих страданий. Тогда он спросил, желаю ли я воскресить воспоминания о прошлой жизни, и я ответил отрицательно. Вальфатер мудрее, чем мы.
      Тауг медленно кивнул.
      – По моему ответу он понял, что меня что-то тревожит, и спросил, вернусь ли я обратно в ваш мир, коли он мне позволит. Я не помнил Дизири, но мне не давало покоя это имя и чувства, которые я испытывал, когда произносил его вслух, и я ответил утвердительно.
      Я умолк, но Тауг не говорил ни слова, хотя минуты текли одна за другой, и лишь задумчиво смотрел на плывущие высоко над нашими головами облака Сна и похожий на звезду замок между ними.
      – Мы отправились к источнику Мимир, – наконец продолжил я. – Я испил воды из него и вспомнил тебя, Гильфа и много других вещей. Я явился к себе самому и увидел, как пью воду в развалинах замка Блюстоун. Потом Вальфатер изложил мне свои условия. Ты являешься богом для Баки и всех эльфов. Теперь тебе это известно.
      – Эльфам не нравится поклоняться нам, и я их не виню.
      – Я тоже, поскольку в этом виноваты мы сами. Зло и глупость существуют даже среди оверкинов, но они меньше, гораздо меньше наших. – Я на мгновение задумался. – Однажды Баки принесла мне в жертву свою кровь. Мы тебе рассказывали?
      – Вроде нет.
      – Я выпил кровь и исцелился. Тогда я должен был понять, как обстоят дела, но не понял. Я не хотел верить, что являюсь богом для кого-то.
      – Я вас хорошо понимаю, – с жаром сказал Тауг.
      – Точно так же эльфы отказываются быть богами для обитателей нижнего мира, предпочитая поклоняться им, хотя должны поклоняться вам. Но не в этом дело. Дело в том, что Вальфатер взял с меня слово не пользоваться здесь силой, которой я обладаю. Мне нельзя оставаться оверкином в Митгартре.
      – То есть вы должны стать одним из нас? – спросил Тауг.
      – Нет. Я должен стать ничтожнее любого из вас. Я уже не обладаю силой Митгартра. Ее я навсегда лишился. Я обладаю силой Ская, но дал слово не пользоваться ею, и если нарушу клятву, мне придется сразу же вернуться обратно.
      Бедный Тауг мог лишь глазами хлопать.
      – Думаю, тебе следует знать. – Я старался говорить спокойным тоном. – Время от времени я буду нуждаться в твоей помощи – помощи человека, способного использовать силу Митгартра за меня, как ты сделал сегодня ночью. Ты должен понять, почему я в тебе нуждаюсь.
      Тауг шумно сглотнул.
      – Однако ты не должен ничего для меня делать, покуда я не попрошу. А равно не должен обращаться со мной иначе, чем прежде.
      – Д-да, сэр.
      – Я рад, что ты понимаешь. Никому не рассказывай. В конце концов, это всего лишь сон.
      – Анс идет, сэр Эйбел. Видите, вон там? – Тауг указал пальцем.
      Я с трудом разглядел вдали сгорбленную фигуру Анса, которая показалась на вершине холма и начала неуклюже спускаться по склону – впрочем, довольно быстро.
      – Нам пора, – сказал я, и зеленые холмы Сна, увенчанные тополями и кипарисами, стали похожи на солнечные блики, дрожащие на водной глади.
      Тауг моргнул и рывком сел. Огонь погас, лишь тлели красные огоньки. Облако стояла над скрюченным телом Анса, наклоняя к нему прекрасную голову, покуда они почти не соприкоснулись губами. В следующий миг Облако обратилась туманом и растаяла в воздухе.
      Тауг встал и подбросил сучьев в костер, потом опустился на колени рядом со мной.
      – Вы еще собираетесь ехать за моей сестрой?
      – Я посылаю тебя, – сказал я.
      – Я обладаю правом посвящать в рыцари, – сказал я людям Била. – Кто сомневается, пусть бросит мне вызов сейчас же.
      Все молчали, хотя выжидательно смотрели на Гарваона.
      – Мне хотелось бы сказать, что я обладаю также землями, прекрасными поместьями, которыми могу жаловать воинов, возведенных мной в рыцарское достоинство. У меня нет земельных владений, но лорд Бил великодушно вызвался восполнить их отсутствие.
      По рядам прокатился гул голосов, менее громких и внятных, чем шум ветра. Я поднял руку, и они стихли.
      – Многие становятся рыцарями в огромных замках на юге, – продолжал я. – Там чан для ритуального омовения и подле него три рыцаря, дающие указания претендентам. От заката до рассвета они охраняют свое оружие. Там знамена, молитвы и песни, и прекрасные дамы в шелках наблюдают за происходящим. У нас есть дама, но она в кожаном платье, и за плечами у нее колчан.
      Тауг повернулся взглянуть на Идн и увидел, что все взоры обратились к ней. Она держала голову высоко, и ее глаза сияли ярко, как у большого черного кота, сидевшего у нее на плече.
      – По завершении обряда, когда будущего рыцаря надлежащим образом восхвалили и обсудили, перед проводящим акколаду расстилают ковер. Будущий рыцарь преклоняет на нем колена, и поэтому все, возведенные в рыцарское звание таким манером, называются коверными рыцарями.
      Крол рассмеялся, но почти сразу умолк.
      – Но есть рыцари и другого рода. Они имели дело не со своим собственным оружием, но с неприятельским и проходят обряд посвящения, поскольку все вокруг знают, что они ужерыцари: отважные, благородные и искусные в обращении с оружием.
      Солнечный луч скользнул по равнине и погас. Прежде я говорил достаточно громко, чтобы меня слышали все; теперь немного понизил голос.
      – Подойди ко мне, Свон, и преклони колени.
      Свон выступил вперед, не быстро и не медленно. На мгновение, лишь показавшееся долгим, он замер на месте, прежде чем опуститься на колени. Глаза у него слезились – наверное, от ветра.
      Этерне выпрыгнула из своих украшенных драгоценными камнями ножен мне в руку, и теперь я стоял не один. Два десятка рыцарей, старых и суровых, молодых и доблестных, стояли рядом. Какая-то женщина (не Идн) пронзительно вскрикнула в толпе зрителей.
      Длинный черный клинок коснулся правого плеча Свона, потом левого. Я сказал:
      – Поднимитесь, сэр Свон.
      Свон встал с потрясенным видом. Этерне скользнула обратно в ножны, и призрачные рыцари исчезли.
      – Тауг, подойди к нам, пожалуйста, – сказал я.
      Тауг, сияя от гордости, стал рядом со Своном. Он был одет как деревенский парень, каковым и являлся, но на руке у него был прекрасный зеленый щит с изображением белого грифона.
      – Вот оруженосец, сэр Свон. Вы возьмете его на службу?
      – С радостью, – ответил Свон. – Если он не против.
      – Ты будешь служить этому рыцарю преданно, Тауг? Как твой отец служил мне?
      – Клянусь! – Голос Тауга прозвенел на высокой ноте и, наверное, именно поэтому слегка дрогнул.
      Я ни единым словом не призвал Облако. Вместе с Гильфом, следующим за ней по пятам, она легким галопом проскакала через толпу зрителей и стала рядом со мной.
      Я сел в седло.
      – Я отправляюсь на юг и беру с собой Анса и еще двоих. Я обещал герцогу Мардеру встать караулом в горном ущелье и должен сдержать слово. Когда вы освободите моего слугу, находящегося в плену у ангридов, пошлите его ко мне. Он знает, где меня искать.
      Той ночью Тауг надеялся снова увидеть сон, как случилось, когда мы с ним спали бок о бок. Но никакого сна он не увидел, а почувствовал быстрое прикосновение теплого кошачьего языка к щеке.
      Он перевернулся на спину:
      – Привет, Мани. В чем дело?
      – Пойдем со мной, – тихо сказал Мани.
      Тауг встал и пошел за ним следом за пределы лагеря к месту, мало отличавшемуся от любого другого на той населенной призраками равнине, – разве только там на маленьком складном стуле сидела Идн, а перед ней стоял еще один такой же стул.
      – Мне нужно поговорить с тобой, оруженосец, – сказала она. – Мы с тобой не особо крепко дружили до сих пор… Сядь, пожалуйста. Я принесла этот стул для тебя.
      Тауг поклонился и сел.
      – Вы подарили мне щит, и теперь я ваш друг до гроба.
      Идн улыбнулась – едва заметной в лунном свете улыбкой.
      – Учтиво сказано.
      – Я ничего не знаю о приличных манерах. Как разговаривать с дамой, или со знатным господином вроде вашего отца, или с другими благородными господами. Я просто сказал правду.
      – Сэр Свон научит тебя.
      – Знаю, но пока у него не было времени.
      Словно не услышав Тауга, Идн сказала:
      – У него прекрасные манеры, когда он хочет.
      – Умный умеет держаться любезно, – сообщил Мани Таугу. – Но умный знает также, когда любезность уместна.
      – И не считает нужным быть учтивым всегда, – закончила за него Идн. – Сэр Свон груб со мной, оруженосец, когда моего отца нет рядом. Почему?
      – Он мне не говорил.
      – Разумеется. Я знаю, я некрасива…
      – Нет, вы красивы, – горячо возразил Тауг, и Мани одобрительно мурлыкнул.
      – У красавиц не бывает таких носов, как у меня!
      – Я видел много женщин и девушек в родной деревне, и я вижу ваших женщин и девушек здесь, и на ферме великана почти вся прислуга состояла из женщин. Но когда я пытаюсь представить женщину, похожую на вас, на ум мне приходит одна только королева Дизири, а вы гораздо красивее ее.
      – Ты встречался с Дизири?… Тебя сэр Эйбел представил ей или что-нибудь вроде?
      Тауг кивнул.
      – Мне бы хотелось с ней познакомиться. Как по-твоему, он вернется?
      – Не знаю.
      – Обращаясь к ней, говори «миледи», – прошептал Мани, и Тауг повторил: – Не знаю, миледи.
      – Но если бы спросили твоего мнения, оруженосец?
      – Не думаю, – медленно проговорил Тауг. – Он велел послать к нему его слугу, когда мы вызволим мою сестру. Вряд ли он отдал бы такое распоряжение, если бы собирался вернуться.
      Идн неохотно кивнула.
      – И он произвел сэра Свона в рыцари. Сэр Свон раньше ходил в оруженосцах у сэра Эйбела, но теперь я стал оруженосцем сэра Свона. Вместе с сэром Своном у вас снова стало два рыцаря, как прежде, когда были сэр Гарваон и сэр Эйбел.
      – Ты слышал, что сказал сэр Гарваон на сей счет?
      Тауг помотал головой и поплотнее закутался в плащ, который дала ему Идн.
      – Нет, миледи. Не слышал.
      – Гарваон сказал, сэр Эйбел полагает, что это либо закалит, либо сломает сэра Свона – и тебя тоже. Он считает, что Эйбел вернется в Утгард посмотреть, насколько хорошо вы себя проявите. Или насколько плохо.
      – Сэр Гарваон ошибается, – возразил Тауг, сам себе удивляясь. – Я имею в виду, он рыцарь и много всего знает, миледи, но едва ли он знает сэра Эйбела так хорошо, как я. Сэр Эйбел не такой.
      – Можно мне высказаться, леди Идн? – спросил Мани.
      – Позже. – Она взяла кота на руки и погладила по голове. – Сейчас я хочу послушать Тауга. А какой он, Тауг?
      – Я не знаю, как точно выразиться, – (на самом деле Тауг считал, что знает), – но он не станет устраивать нам такие проверки, как говорит сэр Гарваон. Сэру Эйбелу все и так известно. Он уверен, что мы справимся, – во всяком случае, сэр Гарваон и сэр Свон.
      – Два рыцаря против замка, полного инеистых великанов?
      – Сэр Гарваон, сэр Свон и все мы, – поправил Тауг. – Вы, миледи, ваш отец, Мани, Орг и все остальные.
      – Орг?
      – Я сболтнул лишнее, прошу прощения.
      – Просто я впервые слышу такое имя.
      Мани пропел масленым голосом:
      – Если вы позволите мне,миледи, я могу в полной мере удовлетворить ваше любопытство на сей счет, в присутствии Тауга или с глазу на глаз.
      – Прошу вас, позвольте ему, миледи. Тогда я смогу сказать, что ничего не говорил.
      – Орг – кошмарное существо, которое редко показывается на глаза, – пояснил Мани. – Размером он больше мула, тихий, молчаливый и питается человечьим мясом…
      – Ты сочиняешь!
      – Я, миледи? Уверяю вас, никто не имеет меньше склонности ко лжи, чем я, ваш преданнейший кот.
      – Ты прекрасно знаешь, что ты выдумщик каких поискать, Мани! Ты завираешься! – воскликнул Тауг.
      – Вижу, своим красноречивым протестом оруженосец Тауг выдал мой маленький секрет, – холодно промолвил Мани. – Больше я не стану вдаваться в излишние подробности. Вот интересующие вас факты, миледи: Орг – слуга сэра Эйбела, обычно за ним присматривает горбун. Однако перед отъездом сэр Эйбел – еще до своего выступления с короткой, но изящной речью по случаю посвящения сэра Свона в рыцари – приказал Оргу остаться при сэре Своне и повиноваться сэру Свону, как если бы тот был сэром Эйбелом. Я полагал, что мы с горбуном и псом сэра Эйбела являлись единственными свидетелями разговора, но оруженосец Тауг явно о нем тоже знает.
      – Я увидел Орга. – Таугу хотелось провалиться сквозь землю. – Случайно увидел и спросил про него сэра Свона, а он сказал, что мне следует о нем знать, но держать язык за зубами.
      – Он страшно красивый, правда? – Глаза Идн сияли.
      У Тауга отвисла челюсть.
      – Я имею в виду, сэр Свон. После сражения с великанами у него сломан нос, который, вероятно, останется кривоватым, когда заживет, но ведь у доблестного рыцаря шрамы – обычное дело. Голубые глаза… – Она вздохнула. – У него ямочка на подбородке. Ты заметил, Тауг?