– Я чувствую зов Ская каждый раз, когда мы делаем это, – негромко проговорил я. – А ты, Гильф? Ты чувствуешь?
      Гильф коротко взглянул на меня:
      – Да.
      – Ты ж никогда там не был – если не считать нескольких дней сразу после рождения.
      Он не ответил.
      – Ты мог отправиться туда со мной. Но полагаю, ты не знал, где я. Ты думал, что я погиб.
      – Да.
      – Теперь я снова здесь, далеко от Дизири, но гораздо ближе к Скаю, чем находился все время, покуда был с ней. Я хочу подниматься все выше и выше, пока не увижу летучий замок. Я хочу расседлать там Облако и накормить ее зерном до отвала. Потом хочу пройти в пиршественный зал и похвастаться тобой, выпить с товарищами и рассказать славные сказки о наших приключениях в Митгартре.
      – Мы туда?
      – Нет. Но тебе понравился бы Скай. Ты бы в него просто влюбился. Там широкие равнины и пустынные холмы, куда ни кинь взгляд, и они все время меняются. Смотри. – Приподнявшись на стременах, я указал рукой. – Вон Утгард, черный силуэт на фоне звездного неба. Видишь?
      – Плохо.
      – Разумеется. Но – о Тир! – ты только посмотри на размеры замка! Если бы я когда-нибудь сомневался, что наши ангриды – истинные сыновья Бергельмира, то я бы поверил сейчас.
      Повинуясь моему мысленному приказу, Облако начала спускаться вниз.
      – Я поклялся не использовать способности, обретенные в Скае, когда вернусь в Митгартр, но…
      – Нет?
      – Ты думаешь, я использую, верно? Всякий раз, когда мы путешествуем таким образом.
      – Да.
      – Нет. Это способность Облака, одна из многих. Я упаду вниз, коли спешусь.
      – А я нет, – пропыхтел Гильф.
      – Да, но ты не умеешь ездить верхом. – Я натянул поводья. – Посмотри, там красный огонек. Это кузница, могу поклясться, и они до сих пор работают. Почему мы не слышим стука молотов?
      – Я выясню.
      Гильф мощными прыжками унесся вперед. Издалека до меня донесся приглушенный расстоянием шум крепчающего ветра; снежная поземка мела под ногами людей, находившихся между Гильфом и кузницей, озаренной отсветами горящего угля.
      Вернувшись, пес сообщил:
      – Мужчина и девочка.
      – У кузницы?
      – Да.
      Я кивнул:
      – Работники отвлеклись от дела, чтобы поговорить с ними? Вероятно, они велят девочке идти спать. Детям давно пора спать в такой поздний час.
      – Не ахти какой силач, – объявил раб по имени Вил. – Где твоя палка? – Он ощупывал руки Тауга.
      – У меня нет, – объяснил Тауг. – Я не мог нести Этелу и одновременно держать палку.
      Раб хмыкнул. У него было худое лицо, но могучие мускулистые руки. Пальцы, сжимавшие и тискавшие предплечье Тауга, казались железными.
      – Мне нужно возвратиться к своему хозяину, – сказал Тауг.
      Не глядя на Этелу, другой раб обратился к ней:
      – Ты пойдешь баиньки, как хорошая девочка?
      – Угу.
      – Твоя мама уже спит, и она очень волновалась за тебя.
      На лице Этелы отразилось сомнение.
      – Ну, я надеюсь.
      – Нам надо еще поработать, – сказал Вил.
      Тауг прочистил горло:
      – Я как раз хотел спросить. Что вы здесь куете? Подковы?
      – Сейчас – киркомотыги, – ответил Вил. – Хочешь пощупать одну?
      – Да, интересно знать, какие они. – Тауг понимал, что чем больше желания остаться и поговорить он выкажет, тем скорее рабам Логи захочется от него отделаться.
      – Пойдем. – Железная хватка Вила не оставила Таугу выбора.
      Кузница была точно такой высоты, как дом, к которому она была пристроена; с земляным полом и открытая с наружной стороны, вероятно, чтобы заводить внутрь лошадей. Помещение освещалось только красноватыми отблесками горящего угля, но и сотня свечей не осветила бы его лучше.
      – Вот, – сказал раб. – Нравится? Как бы тебе понравилось размахивать такой штуковиной целый день?
      Киркомотыга была огромной. Тауг отдернул руку:
      – Она еще горячая.
      – Да не такая уж и горячая. – Раб легко поднял кирку. – Протяни руки.
      – Нет, – сказал Тауг. Все трое рассмеялись.
      – Как ты узнаешь, какого она размера, если не возьмешь в руки?
      – У тебя руки сильнее моих, – сказал Тауг. – Если ты скажешь, что она большая, я поверю тебе на слово.
      – Погоди. Я дам тебе холодную. – Двигаясь медленно, но уверенно, Вил прошел в глубину кузницы и вернулся с киркомотыгой, рабочая часть которой была длиной в рост Этелы, а рукоятка в недавнем прошлом являлась стволом большого дерева. Тауг взял инструмент, но почти сразу уронил железной насадкой на землю.
      – Думаешь, ты смог бы такой размахивать?
      – Он страшно сильный, Вил, – преданно заявила Этела.
      – Да нет, – сказал Тауг девочке. – И я далеко не такой сильный, как твои друзья. К великому моему сожалению.
      – Приходи к нам работать, – сказал Вил.
      – К счастью, мне не придется. Мать Этелы здесь? Мне бы хотелось поговорить с ней.
      – В доме. Я провожу тебя. – Он провел Тауга и Этелу в глубину кузницы, мимо штабелей огромных киркомотыг и лопат, и открыл дверь, достаточно большую для самого могучего ангрида.
      Когда они вошли в дом, Тауг заметил:
      – Вы работаете допоздна.
      – Приходится. – Раб закрыл за собой дверь и протянул руку. – Я Вил.
      – Тауг. – Тауг взял протянутую руку, говоря себе, что любая боль, которую он испытает от пожатия Вила, будет заслуженной; что будущий рыцарь должен быть не слабее любого кузнеца.
      – Крепкий парень. Ты вполне мог бы махать молотом.
      Тауг поблагодарил его.
      Вил понизил голос:
      – Ты ведь не слепой, верно?
      Ну вот, он выдал себя.
      – Да, – сказал Тауг. – Ангриды не брали меня в плен. Я зрячий.
      – Пытался одурачить нас.
      – Да, – повторил Тауг. – Глупо с моей стороны.
      – Он из замка, – вставила Этела.
      – Один из людей короля Арнтора?
      – Я никогда не видел короля, – признался Тауг, – но я действительно его подданный.
      – Мы тоже были его подданными. Все мы. – Пустые глазницы Вила смотрели в точку пространства, находящуюся левее и ниже лица Тауга, но рука уверенно нашла его плечо.
      – Я родился в Гленнидаме, – сказал Тауг.
      – Впервые о таком слышу.
      – Наша деревня совсем маленькая. – Тауг немного помолчал. – Мы хранили секреты вольных отрядов – снабжали разбойников пищей, пивом и всем прочим, поскольку они обещали защищать нас. Иногда они просто у нас отбирали.
      – Вы почитали нас, – раздался новый голос, – поскольку Дизири сделала для вас доброе дело, когда предложила спрятать ваших детей от ангридов-налетчиков.
      – Баки?
      Из темного угла выступила эльфийская дева в обличье женщины из человеческого племени, с волосами такими рыжими, что казалось, они светятся в полумраке и время от времени трепещут, словно языки пламени.
      – Это… это мой друг, Этела. – Тауг сглотнул, глубоко вздохнул и с трудом продолжил: – Уверен, она станет и твоим другом тоже. Баки, эту девочку зовут Этела, я веду ее домой, к матери. Я собираюсь взять Этелу в замок и накормить, коли мать позволит. А это Вил. Он здесь работает, и я уверен, он замечательный кузнец. Тебе же нравятся кузнецы?
      – Почему она голая? – спросила Этела.
      – Я сестра Баки, и я люблю кузнецов. – Она пробежала пальцами по руке Вила. – Руки у кузнецов крепкие, как наковальни. Ты куешь мечи, Вил?
      – Не… – У него сорвался голос. – Не очень хорошие.
      – Если хочешь, я научу тебя, как выковать меч, которым можно расколоть боек молота.
      Тауг притянул к себе Этелу:
      – Где твоя мать?
      – Думаю, в следующей комнате, подслушивает.
      – Правда? С чего ты взяла?
      – Просто я так думаю, и все.
      Тауг кивнул:
      – Давай выясним.
      Оставив Ури в объятиях Вила, они торопливо прошли через кухню. В следующей комнате находился камин – маленький, просто крохотный, по меркам замка Утгард, но все равно значительных размеров. В нем дотлевали угольки, и две рабыни спали на теплой золе.
      Третья – бледнолицая черноволосая женщина в драном черном платье – сидела, неестественно выпрямив спину, на высоком табурете. В тусклом свете от камина ее широко раскрытые глаза казались темными, как сливы.
      – Вот моя мама, – объявила Этела.
      Тауг прочистил горло.
      – Рад с вами познакомиться, мадам. Я оруженосец Тауг.
      Женщина не пошевелилась и не промолвила ни слова.
      – Я нашел Этелу в Утгарде – я имею в виду, в городе, – совсем одну. С ней могло что-нибудь случиться.
      Не зная, слышит ли его женщина, Тауг умолк. Она не издала ни звука.
      Тягостную паузу заполнила Этела:
      – И чуть не случилось.
      – Поэтому, – кивнул Тауг, – я привел ее домой. Но она замерзла и голодна, и потому я бы хотел взять вашу дочь в замок и накормить, коли вы не возражаете.
      Таугу показалось, что голова женщины чуть изменила угол наклона, буквально на волосок.
      – К вашему королю, – с усилием продолжал Тауг. – К королю Гиллингу. Может, я сумею раздобыть для нее еды и одежду потеплее.
      Одна рука шевельнулась, как шевельнулись бы на слабом сквозняке перья мертвого голубя, и Этела поспешно подошла. Женщина принялась настойчиво шептать, а девочка то и дело повторяла «хорошо, мама» и «да, мама».
      Потом Этела вернулась к Таугу:
      – В общем, она разрешила, только нам лучше уйти сейчас же, и побыстрее.
      Тауг согласился. Он отвел взгляд от охваченной страстью пары на кухне и дернул Этелу за руку, призывая поторопиться. Позади них что-то пробудилось от сна: балки огромного дома заскрипели и затрещали.
      В кузнице два раба ковали кирку: один держал кусок докрасна раскаленного железа клещами, другой бил по нему молотом, определяя форму заготовки (как показалось Таугу) легким постукиванием. Тауг и Этела стремительно прошли мимо, и если двое у наковальни услышали шаги, то никак не показали этого.
      – Что тебе сказала мама? – спросил Тауг, когда они трусцой припустили по улице.
      – Идти быстро!
      – Я знаю, но что еще?
      – Хозяин проснулся, – задыхаясь, проговорила Этела. – Если он услышал вас…
      Остальные слова заглушил дикий рев, раздавшийся позади. Обернувшись, Тауг мельком увидел ангрида, чудовищно толстого и высокого, с тремя руками. Подхватив Этелу, словно куклу, Тауг бросился бежать во весь дух, но в следующий миг взлетел в воздух, пойманный громадной лапищей за плащ сзади. Несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, он лихорадочно пытался вытащить руки из прорезей, молясь о том, чтобы плащ порвался и он освободился. Еще две огромные лапищи сомкнулись у него на поясе.
      Ангрид заговорил. (Или он считал, что заговорил.) Тауг слышал лишь голос дикого зверя: громоподобное рычание, которое обратило бы в паническое бегство самого огромного медведя из всех, когда-либо бродивших по белу свету. Тауг испустил пронзительный вопль, и впоследствии повторить все, что он прокричал потом, – все клятвы, данные Оргу или любому оверкину, который пришлет на помощь Орга, – он мог не успешнее, чем воспроизвести обращенные к нему тогда слова Логи.
      Так или иначе, отчаянные крики возымели действие. Черная тень выскользнула из мрака и накинулась на Логи сзади.
      Тауга уронили или бросили или то и другое вместе; и он ударился о покрытую снегом землю достаточно сильно, чтобы в глазах его потемнело. Когда он очухался настолько, что сумел подняться на ноги, Орг и Логи яростно боролись: Логи пытался вонзить противнику в горло кинжал длиной с хороший меч, а чешуйчатая рука Орга крепко сжимала запястье ангрида. Ни разу прежде Тауг не видел столь отчетливо лица Орга – и он содрогнулся бы от ужаса, когда бы не знал, что это лицо их защитника.
      – Бежим! – Этела дергала его за руку.
      Он помотал головой, глядя, как острие кинжала медленно приближается к горлу Орга.
      – Бежим! Нам нужно бежать!
      –  Я рыцарь. Мне нельзя бежать.
      Тауг отстранил Этелу и бросился к Логи; он обхватил ногу великана и – поднатужившись, словно при попытке вырвать с корнем дерево, – оторвал ступню от земли.
      Орг тоже отчаянно напрягал силы: он бешено орудовал свободной рукой, полосуя когтями спину и бок Логи так, что кровь лилась ручьями и куски вырванного мяса сыпались на землю. Еще мгновение – и Логи упал. Они с Оргом покатились по снегу, и хотя Логи всеми тремя руками вцепился противнику в горло, столь мускулистой и толстой была бычья шея Орга, что он продолжал драться.
      Пока Тауг не подхватил с земли оброненный кинжал размером с меч и не всадил по самую рукоятку ангриду в левый глаз.
      Мы с Облаком могли бы спуститься легким галопом прямо на верхнюю площадку одной из башен Утгарда. Мысль показалась мне забавной, и с минуту я обдумывал такую возможность. Облако была бы там в безопасности, но более неудобного места не представить.
      Спуститься на землю за пределами города и проехать через него означало подвергнуться опасности, но и такой вариант казался мне соблазнительным. Вероятно, наименее рискованно было приземлиться сразу за крепостным рвом и проехать рысью через открытые ворота во внутренний двор, а оттуда к конюшням, которые я заметил за центральной башней замка. Отказавшись от этого, мы проскакали легким галопом на расстоянии полета стрелы над самыми высокими шпилями и спустились сразу в мощенный булыжником двор.
      Цокот копыт Облака не разбудил никакого добросовестного конюха. Я спешился и отправился на поиски чистого стойла. Какая-то лошадь заржала, заслышав мои шаги. Я нашел ее – белого жеребца, подаренного мне, казалось, вечность назад.
      Конюхи – слепые рабы – спали в каморке за помещением для хранения сбруй. Я разбудил их, легко похлопав по плечу мечом плашмя и вызвав сонм призраков, присутствие которых они почувствовали, хотя и не могли ничего увидеть. Они забились в угол, съежившись от страха, а я обратился к ним с такими словами:
      – В вашей конюшне всего у одной лошади есть вода и зерно. И у лошади этой – она принадлежит моему старому другу – есть вода и зерно только потому, что я напоил и накормил ее. Когда я увидел, как вы обращаетесь с ней, мне захотелось убить вас. И до сих пор хочется.
      Они жалобно застонали.
      – Ваш король заперся в Утгарде. Верно?
      – Д-да.
      – И потому вы считаете себя вправе делать все, что вам угодно, а угодно вам оставить животных без должного ухода. Грязные стойла и пустые кормушки. Лошади, мулы и волы умирают от жажды. Я бы пожалел вас, если бы вы не доказали, что вполне заслуживаете слепоты и даже худшего. Я иду в башню. Вы найдете моего коня и моего пса во дворе. Расседлайте коня и позаботьтесь о нем. Накормите пса и не забудьте напоить. Это понятно?
      Рабы пролепетали:
      – Да, сэр.
      – Вы должны вычистить все до единого стойла, накормить и напоить животных. Я не знаю, сколько времени займет у меня разговор с королем Гиллингом. Может, час, может, два. Но всяко не более половины ночи, а по возвращении я осмотрю все стойла, чтобы проверить, выполнен ли мой приказ.
      Покинув конюшню, я двинулся вокруг громадной башни Утгарда, направляясь к главному входу, но потом увидел широкую, рассчитанную на ангридов арку прохода для вылазок, вошел в страшно темный коридор и несколько мгновений спустя забарабанил в железную дверь.
      Открывший ее лучник изумленно уставился на меня.
      – Сэр Эйбел! Я ожидал оруженосца Тауга.
      – Вы и вправду хотите знать, что сказала мама? – спросила Этела, когда они торопливо шли через город.
      – Да, – сказал Тауг. – И еще хочу расспросить про нее. Узнать, почему она не стала разговаривать со мной, и разные другие вещи.
      – Это хорошо, потому что мне тоже страшно хочется расспросить вас – про ваше лицо и про замок. Вы ведь расскажете, правда?
      – Я постараюсь, – пообещал Тауг.
      Он нес на плече ножны с кинжалом, прежде принадлежавшие Логи.
      – И про Орга тоже. Вы ответите на мои вопросы?
      – Если знаю ответы.
      – Ладно. Когда хозяин умер, вы разговаривали с Оргом, только я боялась подойти поближе. О чем вы говорили?
      – Он спросил, можно ли съесть твоего мертвого хозяина, – пояснил Тауг. – Я сказал, что можно, только надо зорко следить, нет ли поблизости ангридов, поскольку они убьют его, коли увидят. Он сказал, что утащит тело подальше и спрячет в надежном месте, чтобы потом возвращаться и доедать понемногу. Я одобрил такую мысль.
      – Он больше не идет за нами?
      Тауг пожал плечами:
      – Не вижу, с какой стати Оргу идти за нами.
      – А вдруг кто-нибудь нападет на нас?
      – Я постараюсь отбиться. Теперь у меня есть это. – Он указал на кинжал Логи. – Так что сейчас мы в лучшем положении против прежнего. Раньше у меня был похожий кинжал, только далеко не такой красивый. И когда мой конь наконец добрался до Утгарда, я засунул его под кровать и напрочь забыл про него. Но про этот я не забуду никогда в жизни.
      – Он ужасно большой, – заметила практичная Этела.
      – Он великоват для моей руки, – согласился Тауг, – но, мне кажется, рукоятка здесь сделана из кости – либо ангрида, либо просто крупного животного. Так или иначе, я наверняка сумею обтесать ее и отшлифовать песком. Придется потрудиться, но дело того стоит. А теперь расскажи, что тебе говорила мама?
      – Все рассказывать? Она много чего говорила.
      Тауг кивнул:
      – Да, все.
      – Ну, она сказала пойти в замок с вами, только вообще никогда не возвращаться оттуда. Выполнять все ваши приказы, чтобы остаться с вами. Поскольку вы мои соплеменники, а чем ближе я буду к своим соплеменникам, тем лучше для меня. Она наказала мне умыться, постараться одеться покрасивее и вести себя очень-очень хорошо – и тогда, может, вы позволите мне остаться. Но если вы станете гнать меня обратно, она сказала не уходить, а спрятаться и дождаться, когда вы забудете, что хотели отправить меня домой.
      – Я не погоню тебя обратно, – заявил Тауг.
      – Ну, она имела в виду всех вас.
      Пройдя еще десятка два шагов, Тауг спросил:
      – А как же она сама? Наверное, нам нужно попытаться вызволить и твою маму тоже?
      – Она сказала не возвращаться за ней, она все равно умрет. – В голосе Этелы послышались нотки безысходности. – Она так говорит. В смысле, когда вообще говорит, не обязательно со мной. Только Вил позаботится о ней, он всегда заботится. И Гиф, и Алка тоже.
      – Вил твой отец?
      Этела помотала головой:
      – Мой папа умер. Но Вил любит нас с мамой и помогает нам, когда может.
      – Логи тоже умер, – задумчиво заметил Тауг.
      – Угу.
      – Интересно, что станется с твоей мамой и другими людьми, которыми он владел.
      – Ну, я не знаю.
      Тауг с пару минут размышлял над этим вопросом, а потом указал пальцем вперед:
      – Смотри! Вон мост через крепостной ров. Видишь?
      – Там мы будем в безопасности?
      – В большей безопасности, чем здесь. Что еще говорила твоя мама? Ты сказала, она много чего говорила.
      – Я забыла. Вести себя хорошо и понравиться людям, которые как я, и отправиться с ними на юг, где они живут, и рассказать про мантикор и маргаритки.
      – Про что?
      – Про мантикор и маргаритки, только я не знаю, что это такое. Мама часто о них говорила.
      – И что именно?
      – Не знаю. А что это такое?
      – Тебе нужно напрячь память, – настойчиво сказал Тауг. – Что она говорила о них?
      – Они на платьях, кажется, и на шарфах. Чаще она просто повторяла слова. Мантикоры и маргаритки, мантикоры и маргаритки, вот так. Вы знаете, что это такое?
      – Маргаритка – это такой цветок, – медленно проговорил Тауг, – желтый и очень милый. А что такое мантикора, я не знаю.
      Они беспрепятственно миновали заснеженный мост и вошли в ворота. Этела на мгновение остановилась и задрала голову, чтобы посмотреть на Утгард, возвышавшийся подобием черной горы на фоне зимнего звездного неба.
      – Я знала, что он страшно, страшно огромный, но не представляла, что настолькоогромный.
      – В нем легко заблудиться, – сказал Тауг. – Здесь нужно соблюдать осторожность, покуда хорошенько не запомнишь дорогу.