Наперегонки со смертью (№3) - Марафон со смертью

– И все-таки, Алинушка, мы ведь, серьезно, очень беспокоились...

– Ой, ребята, сейчас я вам все-все расскажу и покажу. Но пойдемте в гостиную, пусть и бабушка с дедушкой за нас порадуются, хорошо?

– А ты знаешь, милый, что меня сейчас до дома мужчина на машине подвозил? – кокетливо спросила тем временем Алина, не выпуская Банду из своих объятий и пытливо заглядывая ему в глаза.

– Не знаю, конечно, но и не удивлюсь – ты самая красивая женщина на свете. Кому же не захочется подвезти такую красавицу, тем более без всякого для себя риска – жена-то она чужая!

– Ревнуешь?

– Нет, ты что...

– Вижу – ревнуешь!

– Ну интересно, а если бы я пришел домой среди ночи и еще похвалялся, что меня подвозила какая-то женщина? Ты бы что, промолчала в ответ?

– Ура, ревнуешь!

– Слушай, Алина, ты можешь в конце концов объяснить, что с тобой сегодня приключилось, или так и будешь мучить меня весь вечер?

– Сашка, я тебя люблю! Очень! – вдруг объявила она категорично и закрыла ему рот поцелуем.

– Дети, так где вы там? Долго ждать? – донесся из гостиной голос Настасьи Тимофеевны. Алина наконец оторвалась от губ Банды и рассмеялась:

– Уже идем, мама, сейчас!.. А мне нравится, когда ты меня ревнуешь!

– Ну, разошлась!

– Но все же ревнуешь зря. Подвозил меня мой босс вместе со своим телохранителем. И они меня не просто провожали, а сопровождали... Так и быть, Отелло, пошли, буду вам демонстрировать свою страшную тайну, а то ты от ревности скоро совсем лопнешь.

И она потащила его за руку за собой в гостиную.

Алина сразу же включила побольше света, заставила Банду и Никитку усесться на диван к Настасье Тимофеевне, а сама стала посреди комнаты, бесцеремонно заслонив Владимиру Александровичу экран телевизора, и с заговорщицким видом подняла над головой свою небольшую сумочку-кейс, в которой носила, помимо привычного дамского набора косметики, расчески и платочка, документы, если ей вдруг приходилось работать с ними и дома.

– Отгадайте, что у меня там лежит? Даю вам три попытки на всех.

– Алина, ну что за ребячество? – не выдержал отец, строго взглянув на дочь. – Мы за тебя и без того волновались весь вечер, так теперь ты еще будешь с нами играть, что ли? Где ты была? Что у тебя стряслось?

– На работе была. А стряслось...

– Что же?

– Ладно, рассказываю. Только сначала, папа, выключи свой ящик или сделай потише – надоела уже эта бесконечная и бесплодная публицистика.

– Пожалуйста! – Владимир Александрович нажал кнопку на пульте дистанционного управления, экран погас, и он снова строго уставился на дочь.

Алина устало вздохнула и опустилась в кресло рядом с ним, с удовольствием вытягивая ноги.

– Так вот, слушайте. Как представитель фирмы я не имею права раскрывать вам своих клиентов...

– Ох, нашла врагов своей фирмы – сейчас побежим с Никиткой и Настасьей Тимофеевной к вашим конкурентам продавать твои страшные секреты, – не пропустил Банда возможности съязвить.

– ...да это, собственно, и неважно, и неинтересно. Короче, на этот Новый год в одной из программ одного из телеканалов...

– Советская радистка Кэт в логове врага, знакомьтесь, – снова подколол ее Сашка.

– ...одна известная японская фирма, производящая электронику и прочая, запустила рекламу – идет мужик, встречает другого мужика и спрашивает: "Ой, а что это у тебя за часы такие?" Тот говорит... ну, "Ракета", к примеру.

– Не к примеру, а "Ракета". Я видел эту рекламу, помню, – перебил ее Владимир Александрович. – И что? Очень удачный ролик, по-твоему?

– Наоборот!.. Но вы можете меня выслушать хоть раз не перебивая? – деланно возмутилась Алина, стукнув для убедительности кулачком по ручке кресла.

– Давай, рассказывай!

– Тогда первый как закричит: "Что, "Ракета"?! Разве это часы? Выброси немедленно! Смотри – вот это настоящие часы!" И демонстрирует на весь экран...

– "Сейку", "Касио" или "Ситизен", да? – чуть поторопил ее Банда, который никак не мог уловить связи между ее поздним приходом и рекламным роликом. – Ты что, часы купила и по этому поводу праздновала?

– Сашка, ты совершенно невозможный человек!.. Слушайте дальше. Эта самая "Ракета" оказывается среди наших клиентов – когда-то мы помогали составить им какой-то договор и, наверное, чем-то приглянулись.

– Еще бы! Такая девушка на фирме – и чтобы она не приглянулась!

– Сашка, ты сейчас у меня получишь! – Алина уже не на шутку рассердилась и погрозила Банде кулачком вполне серьезно. – Этот завод через свой горотдел обращается к нам – возможно ли применить какие-либо санкции к этим японцам? Начальство поручает проверку этого дела мне. Я поднимаю кое-какие документы, проверяю некоторые положения международного хозяйственного права – и в один прекрасный день понимаю, что у нас есть все шансы выиграть судебный процесс!

– Ну и?

– С "Ракетой" мы определяем сумму понесенного ущерба, стоимость судебного процесса, стоимость наших юридических услуг и возможные требования по удовлетворению иска. Босс вызывает меня и делает "накачку"...

– За что?

– Не за что, а на что – он призвал меня приложить все усилия, чтобы выиграть процесс. Обещал помочь любыми средствами, какие только есть в распоряжении нашей фирмы. Говорил о беспрецедентности случая и о том, какие моральные дивиденды мы можем поиметь с этого дела. И, наконец, о том, что десять процентов с суммы оплаченного заводом счета будут перечислены мне в качестве гонорара. И я согласилась с его предложением.

Алина сделала эффектную паузу, окинув всех присутствующих взглядом победителя – вот, мол, посмотрите, какая я.

Все молча ждали продолжения ее рассказа.

– А дальше все было делом техники – составляю иск, обращаемся в суд, работаем... И вот итог, – она снова подняла сумочку над головой, затем картинно щелкнула замками и откинула крышку своего элегантного кейса, – смотрите!

Спустя мгновение она извлекла оттуда и небрежно бросила на журнальный столик пачку денег – хрустящих даже на вид, совершенно новеньких стодолларовых купюр.

В комнате повисла тишина.

Нет, конечно, эта семья не бедствовала никогда.

Владимир Александрович, будучи ученым-оборонщиком, и раньше получал вовсе немало, теперь же, после коммерциализации все и вся – институт стал приносить неплохую прибыль, некоторый процент с которой шел, естественно, на денежное премирование сотрудников. Банда за время всех своих бесконечных приключений – от "работы" на криминал и концлагеря в Таджикистане до выполнения операций под крышей ФСБ – тоже повидал всякого и купюр в руках разом держал зачастую куда больше той суммы, которую положила теперь на стол Алина.

Да и сама Алина получала весьма неплохую зарплату и довольно высокие гонорары.

Но эффект неожиданности оказался все же велик – еще никто из членов семьи не приносил столько денег в дом сразу, одним заходом, да еще в наличности.

– Сколько здесь их? – выдохнула наконец Настасья Тимофеевна, робко переводя взгляд с дочери на деньги и обратно на дочь.

– Десять тысяч долларов наличными! – гордо провозгласила Алина, отчетливо, с достоинством выговаривая цифру. – Ну, как вам это?

– Да, дочь... – только и нашелся что ответить Владимир Александрович.

– Круто, что ж тут еще сказать! – в тон ему протянул и Банда.

– Неплохо, правда?

– Еще бы!

– Мы выиграли процесс. Японцы обязаны разместить по всем российским телеканалам рекламу "Ракеты" за свой счет, и завод тут же перевел нам оговоренную сумму. Ну, а я попросила нашу бухгалтерию провернуть дело так, чтобы получить их наличными. Чтоб было удобнее тратить! – рассмеялась Алина и, вскочив, подбежала к Сашке, за руки вытягивая его на середину комнаты и пытаясь раскрутить своего совершенно ошарашенного мужа, в каком-то странном танце.

– Погоди, Алинушка, постой. Дай же мне хоть очухаться немного, – смущенно мямлил Банда, пытаясь выскользнуть из ее рук.

Но разве можно вырваться от женщины!

– Нет уж, попался!.. Я давным-давно хотела поменять твой битый "Опель" на что-то более достойное. Теперь мы купим пусть не новую, но вполне приличную тачку, правда?

– Правда...

– И поедем в путешествие?

– Обязательно. В Австрию. А заодно к Николаю Самойленко заедем, в Минск. Помнишь его?

– Конечно.

– Он нас давным-давно зовет – женился уже, скоро у них с Наташей дочь появится, да и нашего Никитку он еще не видел.

– С тобой, Сашка, я готова ехать хоть на край света, потому что...

– Ладно, помолчи немного, болтунья, – смущенно заворчал Банда, вдруг сообразив, что они не одни и на них, откровенно любуясь своими детьми, смотрят родители Алины...

* * *

– И все же я не понял – где ты пропадала столько времени? И почему не позвонила?

Они лежали в постели, и Алина по своей "кошачьей" привычке прижималась к нему всем телом, забросив на него согнутую в колене ногу.

– Саш, ты еще не успокоился?

– Да нет, я спокоен и не злюсь. Просто мне действительно интересно, почему ты даже не позвонила ни разу? Мы ведь беспокоились.

– Сначала мы с шефом и бухгалтером оформляли документы на мой гонорар, затем поехали в банк...

– Напомнить тебе, что банковский день у всех заканчивается примерно в обед?

– Господи, ясно же, что мы договорились заранее и нас специально ждали! Извини, мы перекачали через этот банк такую сумму – неужели ты думаешь, что нам не пошли бы на кое-какие уступки?.. Но даже не в этом дело. Конечно же, я не была до десяти в банке.

– Естественно.

– Наши намекнули в шутку, что мой успех надо отметить, и неожиданно босс поддержал их, серьезно заявив о том, что это первый столь крупный гонорар в нашей фирме и что это событие на самом деле достойно того, чтобы отпраздновать его по-настоящему.

– И что же?

– И шеф пригласил нас всех в ресторан. За счет фирмы – в честь успешного завершения дела.

– Всех?

– Ну, конечно, уборщицу не позвал... Слушай, Александр, почему ты весь сегодняшний вечер задаешь мне дурацкие вопросы?

Алина даже слегка отстранилась от мужа, приподнявшись на локте, и попыталась в ночной темноте рассмотреть выражение его лица.

– Алина, а что, из ресторана тоже никак нельзя было позвонить?

– Сашка, черт побери!.. Сюрприз я тебе сделать хотела, понятно?! – не на шутку рассердившись, она резко села в кровати, обиженно отвернувшись от Банды. – Ну что ты меня достаешь? Так ревнуешь, что ли?

– А ты думала нет? – Сашка приподнял у нее на спине коротенькую и тоненькую ночную рубашку и прикоснулся губами к нежной коже. Он начал целовать ее сверху, почти между лопаток, постепенно опускаясь все ниже и ниже.

Алина, поддавшись чувству, выгнула спину и издала странный вздох, не в силах спокойно реагировать на его столь нежные и возбуждающие прикосновения.

– Сашка, с ума сошел!

– А как ты думаешь, – шепнул он ей в спину, не прерывая своего замечательного занятия, – такую красавицу, как ты, разве можно не ревновать?

– Саша!

– Разве можно спокойно жить рядом с тобой?

– Ты меня сводишь с ума!

– Это ты меня сводишь с ума. Самим своим существованием.

– Ох! – страстно выдохнула Алина и вдруг резко повернулась к нему всем телом, припав к его груди. – Ты у меня сейчас получишь, ревнивец старый!

И с этими словами она, обхватив его голову руками и не давая ему ни малейшего шанса вырваться, впилась ему в губы долгим поцелуем, в котором утонули они оба, отдаваясь ему страстно и нежно.

Банда нежно гладил ее по спине, поднимая ее ночную рубашку все выше и выше к плечам.

Его руки, как казалось девушке, одновременно ласкали ее тело сразу в двадцати местах, и она чувствовала, как тает и расслабляется под его ласками.

Оторвавшись на мгновение от его губ, она стянула мешающую теперь рубашку и снова упала на него, прижимаясь к нему грудью.

В темноте Банда не видел ее тела. Он лишь чувствовал, как нежно касается его груди ее сосок, и это ощущение сладкого розового острия на его теле наполняло его жгучей, безумной страстью. Казалось, вот только что его руки скользили по ее спине, нежно и ласково повторяя все ее изгибы. Но уже в следующую секунду его теплая сильная ладонь скользнула ниже, деликатно, но одновременно и страстно сжав ее ягодицу.

Алина охнула.

Это прикосновение переменило все – если до этого мгновения страсть, разбуженная в ней его поцелуями, была тихой, задумчивой, нежной, то теперь она стала острой, пронзительной. Она не давала ей спокойно дышать. Она не давала никаких шансов спокойно реагировать на его прикосновения. Она не давала никаких сил сдерживаться, и движения девушки из грациозно-медлительных вдруг, – сделались резкими, нетерпеливыми, хищными.

Вытянувшись на нем, она обхватила бедрами его ногу, неосознанными толчками живота стараясь прижаться к нему все плотнее и плотнее.

Он взял ее теперь за ягодицы обеими руками, чувствуя их бархатную упругость и прижимая ее всю к себе, как будто помогая ей в, ее движениях навстречу ему.

Алина тихонько застонала, не в силах больше сдерживаться, и едва не укусила его в губы, полностью подчиняясь захлестнувшему ее дикому желанию.

Она чувствовала, как что-то твердеет под ней все сильнее и сильнее, и мощь эта слегка пугала ее и неотвратимо притягивала к себе.

Резко раскинув ноги и обхватив бедрами тело мужа, она решительно сделала то, чего ей так хотелось – она не отдавалась теперь ему, она брала его сама, получая его и одновременно отдаваясь ему всем своим существом, страстно и горячо впитывая в себя его ласки, которые с каждой минутой становились все более необузданными.

Теперь дыхание у обоих было резким, хриплым, нетерпеливым, по-настоящему бешеным и хищным.

Будто два одинаково мощных зверя схлестнулись в дикой битве друг с другом не на жизнь, а на смерть.

Победу одержали оба. Она возвестила о себе страстным криком женщины и сдержанным рычанием мужчины.

Обессиленная, Алина упала на грудь мужа, всхлипывая и целуя его одновременно.

Две слезинки скатились на его грудь из ее глаз, но разгоряченный Банда даже не заметил их, благодарно и нежно поглаживая ее по все еще вздрагивающим плечам.

Это были слезы счастья и любви – у женщин подобное не редкость...

* * *

Туристическая фирма, услугами которой решил воспользоваться Самойленко, назначила выезд на четыре утра, чтобы за сутки успеть проехать Беларусь, Польшу и попасть в Словакию, а за следующие сутки добраться до Италии.

Без пятнадцати четыре Николай занял свое место в автобусе и огляделся.

Контингент пассажиров комфортабельного высокопалубного "Мерседеса" был, на его счастье, как на подбор – что называется, на все вкусы. Интересно, что и места в салоне будто специально были распределены так, чтобы группы туристов с разными интересами не смешивались и не пересекались друг с другом, разделенные четкими границами рядов кресел.

Переднюю часть салона занимали старушенции лет пятидесяти-шестидесяти. Они представляли ту часть коммерсантов-спекулянтов, которые "врубились" в систему давным-давно, без сожаления расставшись с работой на государство, начав еще в горбачевские времена с торговли столь дефицитной после знаменитого указа водкой, затем сигаретами, уж потом польскими товарами, привнеся в лексикон белорусов выражение "курица – не птица, Польша – не заграница". И, наконец, накопив кое-какое состояние и выкупив места на столичном рынке-стадионе, эти старушенции занялись более "серьезным" бизнесом. Посадив в торговые палатки дочек-сыновей, они сами каждые две недели отправлялись в шоп-туры то в Италию, то в Турцию, а кто и еще дальше – в Эмираты например.

География их поездок всегда определялась не личными пристрастиями и любовью к какой-то конкретной стране, а лишь балансом спроса и предложения – выбор товара для продажи определял и выбор страны.

Эти тетки совершенно не чувствовали себя потерянными в обществе или обиженными государством, как большинство их ровесниц на просторах некогда необъятной страны. Они четко знали, чего хотят и как этого добиться. Они были жесткими, непримиримыми и решительными – настоящими прожженными стервами. Они никому не доверяли – ни дочерям и невесткам, остававшимся во время их шоп-вояжей торговать на стадионе, ни сыновьям и зятьям, подвозившим и сторожившим товары. Мужей, у кого они еще были, эти ведьмы за людей не признавали вообще. И даже друг с другом, понимая, естественно, насколько они похожи, эти старушенции общаться толком не могли, подозревая в каждой конкурентку и врага.

Они так и ехали всю дорогу – молча, тупо уставившись в окно автобуса.

Задние ряды "Мерседеса" оккупировали "туристы" совсем другого сорта: десяток девушек совершенно определенного, как классифицировал их для себя Самойленко, вида – хорошо прикинутых, ухоженных и веселых, и четыре короткостриженных парня в черных джинсах и черных же кожаных куртках. Ни девушек, ни парней позже, в Италии, он не видел, и о характере их занятий мог только догадываться, но то, что это были не "шопники", было совершенно очевидно – назад, в Минск, они возвращались без товара.

Сам Коля Самойленко получил место в центре "Мерседеса", у небольшого возвышения, которое напоминало столик в купе поезда. Дополняло это сходство то, что кресла" напротив были также развернуты к этому возвышению, и пассажиры сидели спиной к движению автобуса.

В креслах напротив Николая устроились две женщины, примерно тридцати – тридцати пяти лет, симпатичные, улыбчивые, контактные.

– Здравствуйте, – первой заговорила одна из них, сняв куртку, положив сумку и усевшись на свое место.

– Здравствуйте.

– За товаром?

– Да.

– А вы на "Динамо" торгуете или на "Кольце"?

– Да я только-только начинаю, собственно Хочу съездить, посмотреть, может, взять какой-нибудь товар А где его продать – потом видно будет.

– Ну, тогда держитесь нас. Мы можем и посоветовать, если что непонятно, и помочь.

– Спасибо. А вы не в первый раз едете?

– Ой, нет. В Италию уже раз пять ездили, так что кое-что знаем и подскажем... Давайте знакомиться – нам же долго ехать вместе.

– Давайте. Меня зовут Николай, – он первым, привстав с сиденья, протянул руку, нарушая тем самым правила этикета, но тут же справедливо подумал про себя, что вряд ли кто-нибудь здесь это заметит и осудит.

– Жанна, – пожала ему руку та, которая заговорила первой, и обворожительно улыбнулась.

– Рита, – представилась другая, и Коля, как галантный кавалер, поспешил заметить:

– Очень приятно.

Он снова опустился на сиденье и слегка поерзал, будто примериваясь к своему месту.

Он бы не сказал, что сиденье этого "Мерседеса" было удобнее привычного икарусовского. С его ростом колени девать было решительно некуда, откинуться тоже было нельзя, невозможно даже вытянуть ноги, и Коля с тоской подумал о долгих часах и даже днях, которые ему придется провести в этом автобусе.

Вспомнив о времени, он сразу же вспомнил и об оставшейся дома Наташке и, еще раз порадовавшись, что судьба свела его с опытными путешественницами, поспешил спросить:

– Кстати, а не случалось ли так, что рейс задерживался в Италии?

– Нет, уж вот это исключено. Десять дней – значит десять дней.

– Ну, слава Богу тогда.

– А что, вам уже домой захотелось? – удивленно посмотрела на него Жанна. – Мы даже еще из Минска не выехали.

– Нет, просто мне надо успеть вернуться – тут недели через две важные дела наклевываются.

– А-а, все понятно... А вот и еще один наш попутчик, – Жанна с интересом посмотрела на мужчину, подошедшего к их компании.

– Разрешите?

– Конечно.

– Вы уже познакомились?

– Да. Меня зовут Жанна, это – Рита, а это – Николай, – представила девушка всех, и новый пассажир подчеркнуто радушно пожал всем руки.

– Очень приятно, Армен, – назвал он каждому из них свое имя.

– Вы армянин, да? Или... с Кавказа? – Жанна оказалась не только самой разговорчивой, но и самой беспардонной – вопросы она задавала совершенно не заботясь об их уместности.

– А почему это вас, Жанна, так сильно интересует? Внешность похожая?

Действительно, одного взгляда достаточно было, чтобы установить принадлежность этого человека к народам Кавказа – невысокий, крепко сложенный, смуглый, с характерным изломом носа, Армен выглядел так, как должен был бы выглядеть настоящий кавказец.

– Нет, просто... Знаете, сейчас в Европе очень опасаются чеченцев. На границах могут возникать проблемы, если только они заподозрят что-то не то – Документы у меня в порядке, не волнуйтесь – Я не волнуюсь. Вы не думайте... – Жанна решила, видно, оправдаться за излишнее любопытство но Армен не нуждался в оправданиях и извинениях – Пустое. Не беспокойтесь. И вообще несмотря на то, что я действительно армянин, у меня белорусское гражданство и прописка в Минске Бывший военный, уволен по сокращению. Я родом отсюда, здесь мои родители жили...

– Понятно. То-то я смотрю, что у вас акцента никакого южного нет...

– Откуда же ему взяться-то?.. – спокойно отреагировал Армен, переводя разговор на другое:

– Ну что, в полпятого выедем, как считаете?

– Ой, не знаю. Мы на прошлой неделе уже два раза в Италию съездили, – вздохнула Жанна, покачав головой, – если и на этот раз так же получится – на всю жизнь зарекусь туда кататься...

– Как это – два раза? – недоуменно взглянул на нее Николай, не представляя себе, как такое может быть. Он вдруг поймал себя на мысли, что чувствует растерянность и даже некоторую необычную для него скованность – от своей неопытности, наверное.

– А вот так, – перебила подругу Рита, и та, взглянув на нее, лишь укоризненно покачала головой – такую тему отбила! – Приходим в понедельник, в день отправления (правда, другая фирма была, кажется, "Алтур"), сидим в автобусе целый день...

– Представляете себе – целый день провести в автобусе, в самом центре Минска? – не выдержала, горячо вступила в разговор и Жанна.

– ...а к вечеру нам заявляют – посольство, мол, не выдало визы. У троих человек из вашей группы неприятности с итальянскими властями, их фамилии занесены в компьютер, поэтому не выпускают всю группу. Что тут началось, вы бы видели!..

– Мужики понапивались за целый день, пока си" дели – от нечего делать, – снова вклинилась в рассказ подруги Жанна. – Один вскакивает, кричит: "Суки, кто это, признавайся! Убью, падлы, у меня бизнес горит, я через три дня должен партию сумок забрать!" Другой руководителя группы за грудки схватил: "Назови фамилии, мы сами разберемся"...

– А руководитель только глазами хлопает от ужаса. Не знаю, мол, ничего, сам бы прибил – фирме убытки, вам всем деньги возвращать придется. Мы, говорит, в посольстве тоже этот вопрос задавали – не признаются, видишь ли ты, права человека соблюдают. А если, говорит, и в следующей группе эти трое окажутся – что, снова отбой?

– Короче, хай был что надо, – Жанна взглянула на соседку. – Рит, дальше я расскажу, ладно?

– Ну давай.

– В общем, метнулись мы наутро в другую фирму. Все о'кей, документы сдали, группу сформировали в тот же день до обеда, время выезда назначили... Приходим – все повторяется!

– В первый раз группа была в двадцать пять человек. Во второй – двадцать четыре, из них двенадцать человек из первой группы – мы их еще с первого раза в лицо запомнили. Недаром же целый день в автобусе просидели...

– Теперь вот сдали документы уже по третьему разу, в эту группу. Вроде бы ни одной знакомой морды нет. Может, на этот раз и повезет?

В этот момент в салон автобуса поднялся молодой парень с дипломатом, взял у водителя микрофон громкоговорящей связи и объявил:

– Уважаемые пассажиры, рад вас приветствовать от имени фирмы "Кентавр" на борту нашего автобуса. Все документы, подготовленные нашей фирмой, в порядке и подписаны, визы выданы, мы выезжаем. Меня зовут Роман Николаевич. Я назначен руководителем вашей туристической группы. Если будут вопросы – обращайтесь в любой момент...

III

Италия на самом деле оказалась страной, весьма от Белоруссии далекой. По крайней мере, по времени, затраченному но то, чтобы в нее попасть...

Неприятности начались еще на границе, в Гродно. Роман Николаевич настоял именно на этом пути, утверждая, что в Бресте огромные очереди на переходе, и, сделав небольшой крюк, они значительно выиграют во времени.

Возможно, во времени они бы и в самом деле выиграли, если бы все документы были в порядке.

Оказалось, что "Кентавр" не поставил какой-то необходимой печати, что в итоге обернулось одиннадцатичасовым томительным ожиданием на переходе.

С момента "старта" прошло уже шестнадцать часов, а автобус с туристами все никак не мог покинуть пределы совсем небольшой Белоруссии.

Коротать время можно было только одним способом, которым с успехом пользовались практически все, – пить.

Николай в душе тепло поблагодарил Наташку, настоявшую, чтобы он сунул в сумку, помимо куска сала, пары палок сервелата и нескольких банок рыбных консервов, еще и четыре бутылки водки – этот продукт пошел "на ура".

Пассажиры быстро разбились на небольшие компании, которые старались развлекаться кто как умел.

Больше всех преуспели в этом стриженые ребята в хвосте салона – раздевшись до маек, едва автобус выехал за пределы Минска, они дружно налегли на свои припасы. Притом так решительно и активно, что заснули богатырским сном, не успев добраться до Гродно.

Не пили лишь старые мымры в передней части салона – их жалкая натура квази-индивидуалиста не способствовала объединению съестных и спиртных припасов, а пить в одиночку не решались даже эти прожженные стервы. Им ничего не оставалось, кроме как сидеть насупившись, с безразличным видом глядя в окно.

Когда автобус отъехал от Минска километров десять, Армен, оглянувшись по сторонам, вытащил из сумки бутылку "Белой Руси" – отличной белорусской водки, которая понравилась Николаю в первые же дни приезда в Белоруссию.

– Ну что, девочки, чтоб дорожка плавнее казалась? Вы не против?

– Наоборот! – Жанна извлекла из сумки запеченную в фольге курицу, палку сухой колбасы и буханку хлеба. – Николай, нарезайте.

Николай первым делом присоединил к закуске свой кусок сала, затем быстро нарезал колбасу.

Пока Армен разрывал на части курицу, откупорил бутылку "Белой Руси" и повел глазами по сторонам в поисках емкостей для разлива.

– Ох, черт, кажется, стакана-то я и не догадался взять! – посетовал он.

– Не переживайте! Было бы что пить, а из чего – всегда найдется, – Рита – вот что значит опытный человек! – уже расставляла на их импровизированном столике одноразовые пластмассовые стаканчики. – Наливайте, Николай, раз бутылку держите.

– Рит, а может, с вина начнем? – робко возразила Жанна, с опаской поглядывая на бутылку водки.

– А ты что, вино взяла?

– Захватила бутылочку "Монастырки". Как-то с утра – и сразу водку...

– Жанна, тебя ли учить – в дороге не бывает ни утра, ни вечера. В дороге бывает только дорога, которую надо скоротать. Наливайте, Николай, не слушайте ее, – Рита первой подставила свой стакан, и Коля аккуратно, стараясь не расплескать напиток из качавшейся вместе с автобусом в его руках бутылки, наполнил его наполовину.

– Уговорила! – присоединилась к подруге и Жанна, подставляя свой стакан.

– Давайте выпьем за то, чтобы, во-первых, хорошо доехать, – начал было Армен, получив свою порцию водки, и на правах хозяина бутылки поднимая первый тост, – а во-вторых, за...

– Стоп! – решительно запротестовала Жанна. – Сначала – во-первых. За это и пьем. У нас впереди, мальчики, еще очень много времени. У вас тосты кончатся раньше, чем дорога. Поэтому не торопитесь.

– И то верно! – сообразил Армен. – Пьем за нашу счастливую дорогу!

Они дружно приложились к стаканам, и Коля даже слегка подивился, увидев, с какой легкостью, даже не поморщившись, опустошили женщины свои "рюмки" – видимо, хорошую школу прошли, путешествуя в автобусах.

– А между первой и второй, как говорили у нас в армии, промежуток небольшой! – объявил Армен, едва они успели сжевать по несколько кусочков колбасы. – Николай, не сачкуй, исполняй свои обязанности.

– Мальчики, вы нас напоите! – захмелев не столько от водки, сколько от чувства причастности к выпивке, воскликнула Жанна, кокетливо рассмеявшись. – Может, не будем спешить?

– А мы и не торопимся, – отрицательно замотал головой Армен. – Мы просто желаем достигнуть такого баланса между потребностями души и желаниями организма, чтобы дорога была быстрой и не утомительной.

– Я наливаю, – провозгласил Николай, почувствовав, как приятно согрела желудок водка. Он подумал о том, что в его ситуации, наверное, было бы выгодно иметь дело с подвыпившими собеседниками – спиртное все-таки развязывает людям языки, а ему хотелось узнать за эту поездку как можно больше.

За первой бутылкой последовала вторая, которую Николай вытащил из своей сумки.

Границу с Польшей они пересекли почти в невменяемом состоянии. Пограничники, видимо, привыкнув к подобным ситуациям, не обращали на них никакого внимания, а польская сторона только порадовалась, убедившись, что на этот раз туристы с востока водку не ввозят, а потребляют.

Первыми, не доехав еще и до Белостока, заснули женщины, а вслед за ними, пропустив еще порцию спиртного, заснул и Армен.

Николай некоторое время еще пытался рассмотреть в черноте ночи за окном польские пейзажи. Он отключился последним и спал, упираясь коленями в импровизированный столик с остатками недоеденной сухой колбасы и нарезанным салом на нем...