Наперегонки со смертью (№3) - Марафон со смертью

Для подтверждения серьезности своих намерений каждые полчаса подонки расстреливали по человеку из числа клиентов. Напуганный председатель правления банка, чья репутация надежности и безопасности была поставлена на грань пропасти, вышел на самые высокие инстанции ФСБ (как догадался Банда, на генерала Мазурина) с просьбой о немедленном уничтожении или аресте бандитов.

Он даже пообещал ФСБ десять процентов от находящейся в расчетном зале суммы – по его заверениям, там в рублях и валюте было по меньшей мере двадцать миллионов долларов.

Если бы штурм начала милиция, новых смертей было бы не избежать, а плюс ко всему неминуемо пострадали бы и наличные средства банка. Именно поэтому Мазурин в очередной раз вспомнил о спецподразделении майора Бондаровича, приказав полковнику Котлярову лично возглавить операцию...

Банда и Котляров сидели в черной "Волге" полковника, укрываясь от любопытных глаз за сильно тонированными стеклами, у самого входа в проклятый банк.

– Ну, что скажешь на все это, Саша? По зубам этот орешек? – полковник оторвал наконец взгляд от зарешеченных окон банка и обернулся к Банде, примостившемуся на заднем сиденье машины.

– Справимся.

– Как?

– Скоро увидите, Степан Петрович. Сколько времени отведено нам на захват?

– Со временем я вас не подгоняю, но...

– Что?

– Каждые полчаса – новый труп. На этот момент, если верить телефонным сообщениям бандитов, расстреляно уже трое посетителей конторы.

– А чего же нас раньше в таком случае не вызвали? Думали, эти справятся? – Банда слегка пренебрежительно кивнул в сторону спецназовцев, с интересом поглядывавших на только что прибывшую черную "Волгу" с незнакомыми номерами и два "фольксвагеновских" микроавтобуса без окон и вообще без номеров. – Столько народу положить, елки...

– Банда, ты же сам знаешь, что решение об использовании вас в операции принимаю не я.

– Да, конечно, извините меня, Степан Петрович, я не хотел вас обидеть. Просто не понимаю я такой несерьезности у этого самого руководства, которое принимает решение. Ну видите вы, что ситуация хреновая – или действуйте, или зовите спецов. А то тянут время, а тут...

– Александр, кончай рассуждать,: давай лучше думать, что делать будем.

– В первый "фолькс", Степан Петрович, вызовите кого-нибудь из работников службы охраны банка с подробным планом оборудования и укреплений, а также расстановки мебели, стоек, барьеров, прочих препятствий. Я иду сейчас в эту машину и буду там ждать сотрудника из охраны. Перед штурмом нам нужно хоть немного присмотреться к объекту.

– Конечно.

Полковник Котляров направился к группке людей, которые столпились вокруг машины префекта района – явно начальников разного сорта, причастных к проведению операции. Степан Петрович надеялся, что именно там сможет найти человека, который нужен сейчас команде Банды.

А Сашка не сразу покинул свое убежище – перед тем, как выйти из машины, он натянул на голову черный матерчатый шлем с прорезями для глаз: ни пресса, которая уже появилась здесь, ни даже спецназовцы милиции не должны знать, что за группа в черных костюмах, фирменных черных же бронежилетах и с весьма оригинальными "пушками" в руках действовала на этой тихой улочке Москвы. Существование спецподразделения Банды оставалось тайной за семью печатями для всех, кто не был причастен к самому высокому руководству Федеральной службы безопасности. И даже подвиг его команды во Владикавказе пока что так и оставался делом "неизвестного спецподразделения", как писали про их отряд в газетах. К слову, даже перед депутатами Госдумы, требовавшими "раскрытия карт", руководство ФСБ не "раскололось", списав их работу то ли на знаменитую "Альфу", то ли на еще какой-то подобный отряд...

Банда направился к одному из микроавтобусов их команды, где сидела половина его группы, вызвав к себе по переговорному устройству, встроенному в шлем, из другого автобусика командира второй подгруппы своего тезку майора Рудницкого.

– Ну что, Саша, объект видел? Твои предложения? – спросил он Рудницкого, когда тот влез в микроавтобус и расположился рядом с ним.

– Видел. Честно говоря, не представляю, как штурмовать такой объект. Через верхние этажи, снимая перекрытия? Во-первых, долго, во-вторых, пострадают люди. Через окна и двери, раздолбав из гранатометов это чертово бронирование? Тоже долго, к тому же в панике бандиты могут пострелять кучу народа. Короче, – недоуменно пожал плечами Рудницкий, – я пас. А ты?

– Есть у меня кое-какие наметки, но сначала, надо бы поговорить с местным специалистом.

В этот момент в дверь микроавтобуса постучали снаружи, и Банда быстро скомандовал:

– А вот и он. Всем надеть подшлемники, в лицо вас не должен видеть никто!..

Через пять минут Банда уже знал расположение, крепление и характеристики бронированного оборудования охраны, а также общий план блокированного помещения и всего первого этажа. А еще через пять минут каждый боец его подразделения четко знал свою задачу.

Штурм должен был начаться по команде Банды ровно через десять минут...

* * *

Николай не смог бы объяснить, почему все же ему поверили, почему пошли навстречу.

Возможно, сыграл роль его несомненный профессионализм, особенно заметный на общем сером фоне "молодых петухов", заполонивших телевидение и не имевших за душой почти ничего... кроме неуемных амбиций.

Возможно, помогла его ставшая известной после одесских расследований фамилия, мелькавшая в то время и в московской прессе.

Возможно, от чужака, только недавно перебравшегося в страну и еще до конца не оформившего гражданство, не ожидали никому не нужной настырности и нелояльности к режиму, которые сплошь и рядом приходилось "выкорчевывать" у местных кадров.

Возможно все. Но как бы то ни было, проект Самойленко руководство одобрило и открыло финансирование на оборудование студии. Единственное условие, которое выдвинули Николаю, – первую зарплату он и его сотрудники смогут получить только тогда, когда начнут работу над первой программой цикла.

Такая раскладка Николая вполне устроила – он мог теперь заняться подготовительными работами, чтобы приступить к делу, как говорится, во всеоружии.

А замысел его был таков: он предлагал открыть постоянный цикл передач под общим названием "Деньги". Сорокапятиминутная передача должна была, на его взгляд, состоять из трех блоков.

Первая, пятнадцатиминутная, часть явилась его уступкой администрации – он сознательно включил ее в проект для того, чтобы, с одной стороны, прибавить программе публицистичности, с другой – задобрить милицейское начальство. В этой части планировалось рассказывать о всех нововведениях в финансовой сфере, в финансовом законодательстве, а также знакомить зрителей с мужественной борьбой и успехами силовых структур в расследовании финансовых махинаций и афер, случаев фальшивомонетничества, иных дел, связанных с деньгами.

Вторая часть цикла получила условное название, которое запросто могло перерасти и в основное, – "Как деньги делаются". Эта часть, по замыслу Самойленко, могла бы знакомить зрителей с механизмами и тонкостями той деятельности, которую американцы называют "мэйк мани". Тот же президент уже запугал всю страну страшным образом "мальчиков на "мерседесах"", которые якобы качают деньги из воздуха, обкрадывают всех и вся и жируют на народном горбу.

Коля справедливо полагал, что в этой части программы должны быть отражены не крайности, как у Невзорова (крайних взглядов и без того достаточно в обществе), а объективное сражение реальности. Разве же те, кто делает деньги трудом и потом, не заслуживают уважения в обществе? С другой стороны, те, кто деньги крадет (независимо от способов), разве должны избегнуть порицания и наказания?

Самойленко отлично понимал, насколько сложна была его задача. Ни нарушители закона (понятно, по какой причине), ни преуспевающие бизнесмены (из-за боязни рэкета, как криминального, так и государственного) добровольно на раскрытие своих секретов не пойдут. Значит, перед ним был тернистый и опасный путь частного расследования, ни в коей мере не защищенного законом.

Но еще более сложной, пожалуй, была третья часть программы – "Как деньги тратятся". Коля полагал, что людям, в основной массе своей сидящим на нищенских окладах, будет на самом деле интересно, как можно потратить сто тысяч долларов за полгода или сколько можно спустить за ночь в казино. Он был уверен, что широкому кругу телезрителей будет также небезынтересно узнать о новых формах сервиса, проведения досуга "новых белорусов", о моральных качествах тех, кто волею различных обстоятельств оказался на вершине и кого именуют бомондом, сливками общества.

Нет, Коля отнюдь не собирался делать "чернуху" а ля Невзоров. Он хотел спокойно и честно разобраться во всем, не расставляя акцентов и не вынося собственных оценок и приговоров.

Но одновременно он, конечно же, отдавал себе отчет в опасности предстоящей работы – нет, не поймут его любопытства те, кто как раз и держит в руках эти пресловутые деньги.

Но уж сложностей и опасностей Николай на своем веку повидал предостаточно...

* * *

– Время! Вперед! – выдохнул Банда в микрофон шлема, и в то же мгновение внутри здания раздался оглушительный взрыв – операция началась.

По замыслу Банды, захват бандитов должен был произойти быстро и четко, не оставляя им никаких шансов на принятие решения и организацию сопротивления.

Для этого требовалось, собственно говоря, совсем немногое – элементарный прием обходного маневра приносил в таких случаях почти стопроцентный успех.

Банда решил не отходить от этой хорошо зарекомендовавшей себя схемы и на этот раз.

По его команде группа Рудницкого внутри здания начала штурм дверей, ведущих из зала расчетно-кассовых операций на верхние этажи банка.

Они действовали в открытую, стараясь производить как можно больше шума. Именно поэтому бронированную дверь вскрывали не с помощью специальных электронных отмычек, снимающих блокировку после устранения опасности, а посредством направленного взрыва, специально дозированным зарядом буквально снося двери.

– Есть! Проход свободен, – услышал Банда в наушниках шлема голос Рудницкого почти одновременно со взрывом, и в то же мгновение по команде Банды рванул с места БТР, буквально выдирая из стены здания мощную решетку огромного окна.

В реве двигателей мощной машины и скрежете выкорчевываемого металла потонул деловитый стрекот крупнокалиберных пулеметов, в мелкие клочья разносивших железные жалюзи защиты окна на уровне верхней кромки – так, чтобы не пострадали находившиеся внутри помещения люди.

С грохотом и лязгом жалюзи упали, и в образовавшийся проход в ту же секунду ринулись ребята Банды, ведомые своим командиром.

Расчет Банды был точен и психологически выверен.

Услышав первый взрыв, оглушенные и ошарашенные бандиты обнаружили бы внезапно открывшийся проход. Естественной их реакцией, предполагал Банда, стала бы беспорядочная стрельба в образовавшийся проем – ведь именно оттуда к ним пришла беда.

Они бы даже не сообразили, что в это самое время что-то происходит и за их спинами, и именно их растерянностью должны были воспользоваться бойцы из группы Банды, получившие задание атаковать банк со стороны окна. Кстати, важным было и то, что половина, а то и больше, магазинов бандитских автоматов была бы уже расстреляна в проем взорванных дверей. Именно из-за предполагаемого беспорядочного, но шквального огня террористов бойцам Рудницкого было строго-настрого запрещено первыми появляться в зале – было бы глупо подставляться под пули.

Первые же секунды боя показали, что Банда просчитал все как надо – обезумевшие и опешившие от внезапной атаки с двух сторон одновременно бандиты сначала сосредоточили огонь на дверном проеме, а когда обернулись к окну, было уже поздно – в зал успели заскочить как минимум пять-шесть бойцов Банды, плотным огнем на поражение буквально укладывая подонков.

Кто-то из бандитов попытался вскинуть автомат навстречу группе Банды, но тут же был прошит очередью сзади – это ребята Рудницкого ворвались в зал, расстреливая грабителей в упор.

Буквально через несколько мгновений на полу посреди огромного операционного зала рядом с мешками награбленных денег в странных позах застыли четыре трупа бандитов, изрешеченных очередями спецназовцев.

В наступившей тишине бойцы Банды настороженно оглядывались по сторонам, в то время как труппа Рудницкого, как и было оговорено заранее, приступила к "зачистке" помещения. И тут слева, из-за стойки кассиров, взорвала тишину автоматная очередь, и кто-то из ребят упал возле самого Банды.

– Огонь! – зачем-то крикнул Банда, сам открывая огонь на звук выстрелов, но для его ребят эта команда не требовалась – прижимая бандита к полу прицельными и частыми очередями, спецназовцы четко приближались к нему, не давая поднять головы из-за стойки и захватывая последнего недобитого грабителя в клещи.

Тот, видимо, чувствуя, как неумолимо сжимается вокруг него кольцо смерти, вдруг в истерике вскочил на ноги во весь рост, пытаясь выжать из своего Калашникова все пули, которые были в его магазине, стараясь веером рассыпать их по приближающимся бойцам.

Но эта последняя попытка сопротивления оказалась всего лишь предсмертной агонией – пули грабителя ушли в потолок, так никого и не зацепив, а сам он в считанные мгновения получил такую дозу свинца в грудь, что его там, честное слово, оказалось куда больше, чем крови и мяса.

Еще через несколько секунд Рудницкий доложил Банде, что "зачистка" помещения закончена и живых вооруженных людей в банке больше нет.

Операция продолжалась три минуты. После ее завершения Банда доложил по рации полковнику Котлярову, остававшемуся в своей "Волге":

– Товарищ полковник! Операция завершена.

Бандиты уничтожены. Убитых нет, один ранен.

Жертв среди гражданских, по предварительным данным, нет...

Как показало расследование, проведенное Федеральной службой безопасности, бойцы Банды и в самом деле во время штурма не зацепили никого из клиентов или обслуживающего персонала банка.

Два охранника и три посетителя были убиты ворвавшимися грабителями, по свидетельствам очевидцев, еще задолго до начала штурма здания спецподразделением Банды.

За отличное проведение боевой операции все бойцы группы получили поощрения от командования, а майоры Бондарович и Рудницкий были представлены к присвоению государственных наград за успешное выполнение особо важного правительственного задания.

Банк и в самом деле перевел на счет ФСБ обещанную сумму, оформив все это как благотворительную помощь органам в борьбе с преступностью, а ребята Банды получили аж пять процентов от перечисленной суммы в качестве премиальных, что составило примерно по пять тысяч долларов на каждого.

В управлениях "федералки" еще долго изумленно качали головами, удивляясь столь щедрому вознаграждению, но в принципе все, кто знал, за что получили "бандовцы" деньги, сходились на том, что ребята заслужили и большего.

А Алине про эту операцию Банда так ничего и не рассказал, объяснив появление долларов запоздалой премией за захват самолета в Минеральных водах...

* * *

При содействии администрации телерадиокомпании загранпаспорт Самойленко с необходимым белорусским штампом оформили в районном овире на удивление быстро – всего-то за неделю.

По придуманной им совместно с Наташей легенде, Николай теперь – молодой и начинающий предприниматель, готов был совершить свой первый шоп-тур за границу. Куда именно – он еще и сам толком не знал, но это и не было столь уж принципиальным – главным в таком деле, как и в любительском спорте, была не победа, а участие.

Именно отсюда, с самой нижней ступени негласной "бизнесменовской" иерархии, решил Самойленко сделать свой первый репортаж.

Торговцы со стадиона, где по выходным разворачивалась шумная ярмарка, – наиболее массовая, конечно же, категория людей, причастных к относительно большим деньгам, и наиболее знакомая рядовому обывателю. А значит, и наиболее подверженная критике "народных масс". Это их, спекулянтов-мешочников, хают на каждой кухне, им, зажравшимся и сытым, завидуют в первую очередь.

Как, откуда появляются их товары и, соответственно, их деньги – вот что хотел выяснить Николай, вот о чем считал нужным рассказать в своей первой передаче.

Посоветовавшись в "Черном аисте" с бывалыми и всезнающими ребятами из отделов экономики разных газет, а также побродив по импровизированному рынку, присматриваясь к ассортименту выставленных на продажу товаров, Николай понял, что первой его заграницей, после Афгана, должна стать солнечная Италия.

И вот здесь-то его поджидала самая большая неприятность – услышав о его намерениях, Наташа категорически заявила:

– Я еду с тобой!

– Наташ, ну, ты даешь! Я же не на прогулку еду и не на отдых, ты же знаешь, – в первое мгновение Самойленко даже не поверил, что жена говорит об этом всерьез, и отмахнулся от ее слов, не придав значения выражению ее глаз.

А в глазах Наташки между тем разгорался огонек нешуточной ярости:

– Да ты хоть понимаешь, что такое Италия?

– Страна такая. А что случилось, собственно говоря? Я тебя что-то не понимаю. Ведь мы вместе с тобой "рожали" этот проект, вместе думали, как его лучше реализовать, и вот теперь, когда дело наконец сдвинулось с мертвой точки, ты делаешь мне такие заявочки...

– А что ты хотел? Думаешь, мне в Италию не хочется съездить?

– Наташа!

– Что – Наташа?

– Я же по делу!

– И меня возьми – по делу. Я помогу. Буду тебе товар отбирать, ты же в этом ни черта не смыслишь.

– Наташа, я узнавал – среди бизнесменов не принято в деловые поездки брать с собой жен...

– Ой, посмотрите на него – каким он крутым бизнесменом вдруг заделался!.. Да я и не жена тебе в этом деле, а напарник, коллега, между прочим.

– Наташа, – Николай уже начинал по-настоящему злиться – его раздражала эта непонятливость, с которой он столкнулся, пожалуй, впервые со времени их свадьбы, – неужели мне надо тебе объяснять, что поездка эта совсем не легкая? Столько дней трястись в автобусе...

– Но ты же сам говорил мне, что автобус этот комфортабельный, кажется – "Мерседес", да?

– Ну и что?

– Я выдержу. Меня в автобусах не тошнит.

– Да тебя, я заметил, на рынке тошнит только при одном виде мяса! – Коля злился все больше. – Мне что, напомнить тебе, в каком интересном положении ты сейчас находишься? Если ты сама этого не помнишь? Или, может, твоей маме позвонить, чтобы она тебе слегка мозги вправила, а? Что ты, черт побери, ведешь себя, как маленькая?!

– Наконец-то! – на глаза Наташи уже навернулись слезы. – Говорила я себе – не спеши беременеть, приглядись сначала к нему, а уж потом думай...

– Что?! Повтори, что ты только что сказала? – Николай почувствовал, как его кулаки сжимаются сами собой – верный признак жуткого бешенства.

Он глубоко вздохнул, закрывая глаза и пытаясь успокоиться.

– Ох, Наташка, типун тебе на язык! Сплюнь быстро через плечо, дура. Как же ты можешь такое произносить-то, а? Ты, мать моего ребенка, которого я уже слышал и чувствовал? Как же тебе не стыдно?

Наташа, более уже не сдерживаясь, разрыдалась, уткнувшись лицом в грудь мужа.

– Ты прости меня и не злись, пожалуйста. Я сама не понимаю, что со мной творится. Я тебя ревную... к первому попавшемуся столбу!

– Глупенькая, – он нежно гладил ее по волосам, – ну о чем ты думаешь, Господи! У нас через месяц должна родиться дочь, я жду не дождусь этого часа, а ты – ревную...

– Прости меня, Коля!

– Да нет уж, это ты меня прости! Думаешь, я не понимаю, как тебе хочется поехать со мной – Италия, море... А города! Одни названия чего стоят – Рим, Венеция... А Ватикан! Ох, Наташа! И я бы очень хотел, чтобы ты поехала со мной. Я бы мог, чтобы никто не догадался, что я выполняю задание, выдать тебя за свою любовницу или компаньоншу на худой лад. Но ты же знаешь, что дело совсем не в этом. Главная наша задача – родить здоровую девочку.

– Конечно, Коля. Прости!

Но Николая уже было не остановить, и теперь он хотел высказать все, что накипело на душе за время этого неприятного выяснения отношений:

– Наташенька, дороги ты бы ни за что не выдержала. Представь себе – двое суток в душном тряском автобусе. Ни душа тебе, ни еды нормальной... Впрочем, ладно, что я буду объяснять – сама все понимаешь... Зато какие я тебе подарки привезу – закачаешься!

– Правда? – она подняла на него свои заплаканные глаза, и парня просто-таки пронзил прилив нежности и любви к этой девчонке:

– Нет, пожалуй, не привезу. Пожалею тебе купить и фрукты, и джинсы, и сумочку... Такую, как ты хотела, помнишь? Пожалею. И так обойдешься.

– Жмот несчастный! – она шутливо ударила мужа кулачком в грудь. – Родной жене, которая на сносях, – и он пожалеет несчастную сотню-другую долларов! Ну, смотри, домой можешь после этого не возвращаться, прощения тебе уже не будет.

Коля нежно поцеловал ее заплаканные глаза и теплые мягкие губы:

– Быстро вытирай слезы. Тебе сейчас нельзя расстраиваться и плакать.

Она послушно кивнула, вытащила из кармана халатика носовой платок, и теперь на ее лице появилась улыбка – тихая, счастливая и даже какая-то загадочная:

– Коль, а если, пока ты будешь ездить по своим дурацким Италиям...

– Ты что это, а? Ты мне это брось! Вот придумала! Тебе еще месяц носить, а мне двух недель туда-сюда достаточно будет. И вообще, ты что, хочешь лишить меня возможности подежурить под окнами роддома? Первому поздравить тебя, подарить цветы? Забрать вас обеих оттуда, в конце концов? Что ты еще придумала?

Коля даже испугался – черт их разберет, этих женщин, когда они говорят серьезно, когда играют и подкалывают, а когда элементарно пробалтываются, случайно выдавая свои предчувствия.

И теперь, когда Наташа вдруг заговорила о родах раньше назначенного врачом срока, Коля действительно всерьез разволновался. А вдруг она и впрямь что-то чувствует? У нее же с ребенком связь-то самая непосредственная.

– Слушай, Наташа, а может, ты сейчас чувствуешь что-то такое... Ну, не так, как обычно, а? Может, давай к врачу съездим – пусть посмотрит, проверит. Шутить в такой ситуации не стоит, нужно быть очень осторожными...

Николай очень ждал дня ее родов.

Он часто представлял себе, как это все произойдет.

Почему-то он был уверен, что схватки у нее начнутся ночью или поздним-поздним вечером. Наташка будет лежать в постели вся такая несчастная, обессиленная, а он трясущимися руками будет набирать телефон "Скорой", встречать врачей у подъезда, а затем, когда они скажут, что пришло время рожать, будет умолять взять его с собой – до больницы.

Он мечтал о том дне, когда будет держать на руках, напрягая от страха свои накачанные мышцы, конвертик с маленьким, сморщенным, любимым существом...

И поэтому теперь, вдруг услышав от Наташи эти странные слова, он по-настоящему испугался – неужели она вправду уже добралась рожать? Неужели есть риск, что она не доносит до назначенного срока? Неужели дочь может появиться на свет, когда он будет в Италии?

Он смотрел в глаза жене с такой тревогой, – что Наташка даже рассмеялась:

– Да нет, Коля, я пошутила. Просто мне хочется, чтобы ты был рядом со мной, когда придет время...

– И я очень хочу. И у нас все так и будет, – он говорил очень уверенно, чтобы успокоить и ее, и себя, и даже положил руки ей на плечи, передавая жене тепло своего тела и свою уверенность. – Не волнуйся, я очень быстро вернусь. Но мне нужно ехать – заканчивается сезон шоп-туров в Италию, и тогда мой проект может отложиться на черт знает какой срок.

– Я же понимаю...

– Правда?

– Правда.

– Тогда, Наташа, давай собирать вещи – я выезжаю послезавтра ночью...

* * *

Банда вернулся с работы, как обычно, около половины седьмого, но Алины дома еще не было. С Никиткой играла Настасья Тимофеевна, которая при появлении Александра тут же бросилась на кухню разогревать ужин, оставив ребенка на попечение отца.

– Мама, Алина не звонила? Где она задерживается, не знаете? – Сашка не то чтобы встревожился – просто обычно в это время жена уже возвращалась домой.

– Нет, не звонила, в последний раз мы с ней разговаривали примерно в обед, и она ничего не сказала о том, что задержится, – отозвалась теща, выглядывая из дверей кухни.

Сразу после окончания университета Алина поступила в аспирантуру, а защитив диссертацию, была приглашена в крупную юридическую фирму (Банда никак не мог запомнить ее мудреного названия). На работе ее ценили как весьма грамотного и эрудированного специалиста, который к тому же обладал весьма привлекательной внешностью.

Иногда именно ее красота играла решающую роль в снятии проблем – у кого, как говорится, поднимется рука отказать такой женщине, а глубокие знания и способности позволяли грамотно и профессионально использовать юридические тонкости, чтобы одерживать верх в сложных ситуациях и спорах, которые возникали подчас в работе с партнерами. Ее ценность как юриста определялась весьма просто – именно ей поручали обычно самые сложные и запутанные дела.

Алине настолько нравилась работа, что даже рождение сына не помешало ей.

На семейном совете с участием Владимира Александровича и Настасьи Тимофеевны они все вместе пришли к выводу, что сидеть три года с Никиткой в декрете Алине вовсе ни к чему: бабушка, которая к тому времени уже вышла на пенсию, могла вполне подстраховать ее и, пока дочь на работе, посидеть с внуком.

Поэтому Алина довольно быстро вышла на работу после рождения Никиты, а руководство компании всячески шло ей навстречу. И это несмотря на то, что теперь Алина не могла посвятить себя всю любимому делу – много сил и времени отнимал сын.

Но уже через четыре месяца она вновь вернулась к работе.

Банда сам любил свою работу и отлично понимал Алину. Но порой какая-то непонятная тоска начинала грызть его. И он сам себе не мог объяснить почему. Может быть, в нем все же говорил чисто мужской эгоизм: мол, это дело мужа – зарабатывать деньги, а женщине природой определена роль хранительницы семейного очага, заботливой матери, любящей жены. А может, он просто-напросто, даже не отдавая себе в этом отчета, ревновал свою Алину к ее работе, к ее увлеченности чем-то иным, кроме его, Сашкиной, персоны, и его грусть была всего лишь сублимированным отражением этой глухой и неясной, тщательно скрываемой даже от самого себя ревности.

И вот сейчас в Банде вдруг снова проснулось тяжелое чувство своей ненужности и заброшенности, своего одиночества в этой квартире с сидящим у телевизора тестем и хлопочущей на кухне тещей.

Он давно уже без всяких комплексов называл Настасью Тимофеевну мамой (ей, кстати, это очень нравилось) и лишь тестя продолжал величать по имени-отчеству. Он, не избалованный в детстве семейным теплом и ощущением родственных связей, очень полюбил этих людей. Но все же теперь, закрывшись с сыном в комнате и глядя, как старательно рисует тот замысловатые закорюки, Банда пытался увлечься этой абстрактной "живописью", помогая Никитке, лишь бы не думать о том, где же пропадает Алина, "бросившая" его на целый вечер.

Каждые полчаса он ловил себя на том, что украдкой посматривает на часы, и с каждым новым полуоборотом стрелки на душе у него становилось все неспокойнее и сердце все сильнее пронизывала смутная тревога. Несколько раз он порывался позвонить жене в офис, но в последний момент сдерживал себя – они давно уже договорились, что будут разыскивать друг друга на работе только в самых экстренных случаях...

Алина появилась около десяти вечера – счастливая, веселая, с довольной, но загадочной улыбкой на лице. Легкий запах спиртного исходил от нее – Привет, мальчики! – с порога весело закричала она, когда сын с воплями восторга бросился в прихожую встречать ее и следом за ним вышел растерянный Банда, не зная, как реагировать на столь позднее возвращение жены. – Соскучились без меня небось?

– Привет, – хмуро бросил Банда, вдруг почувствовав, что он боится взглянуть на нее – на свою Алину! Господи, о чем он думает? Неужели же он на полном серьезе начинает ревновать ее к кому-то? И даже, пожалуй, хуже того – подозревать в чем-то таком...

Алина сразу же почувствовала некоторую холодность его ответа и удивленно подняла на мужа глаза, отрываясь от сына, который категорически не хотел отпускать ее.

– Саш, у тебя все нормально?

– А что у меня может случиться?

– Ну мало ли что на вашей-то работе... На тебе же вон лица нет.

– На работе как раз все в порядке.

– А где не в порядке? – немного захмелевшая, Алина, безусловно, догадалась, что стало причиной Сашкиного раздражения, но – о глупая женская натура! – резко пошла на обострение, почувствовав, что ее поведением недовольны.

– Алина, ты знаешь, сколько времени?

– Знаю.

– Часы у тебя есть? – Банда не замечал, что повторяется в своих вопросах.

– Я же говорю тебе – я знаю, сколько сейчас времени, – с вызовом ответила жена.

– А ты понимаешь, что мы с Никиткой волновались? И мама с Владимиром Александровичем – тоже.

– А у меня для вас есть отличный сюрприз, – Алина уже успела взять себя в руки и, постаравшись успокоиться, подошла к Сашке, нежно обнимая его за шею. – Ты хочешь узнать, что я вам принесла?

– Сначала я хочу все же узнать, почему ты нам не позвонила и где ты была, – Банда еще продолжал ворчать, но прикосновение жены уже возымело свое действие, и он обнял ее в ответ, слегка прижимая к себе; – Отвечай немедленно, а то оторву твою наглую в своей красивости голову ко всем чертям и выброшу, ясно?

– Ах, так! В таком случае ни за что не скажу – мучайся! – со смехом ответила она, целуя мужа – гроза уже прошла, и теперь между ними снова установилось понимание и доверие, это Алина чувствовала отлично.