III

Жизнь не может, по ее же законам, слишком долго казаться счастливой и розовой.

Вскоре на Николая обрушилась целая серия неудач.

Сначала три раза подряд, с интервалом в две недели, была ограблена его скромная холостяцкая однокомнатная квартира. Там не было особых ценностей, но телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр и даже итальянская стиральная машина "Индезит", которую не поленились вытащить преступники во время последней, третьей, кражи, никому бы не показались лишними.

Еще через пару недель сгорел маленький дачный домик Самойленко – тот самый, в котором Банда проводил допросы в бытность свою в Одессе. Официальная версия пожарных – замыкание в неисправной электропроводке, но сам Коля был уверен, что это ошибка – он лично летом обновил всю проводку, поменял все раздаточные коробки и за качество своей работы мог бы ручаться.

Еще через несколько дней из тихого дворика дома Николая угнали его старенькую видавшую виды "девятку". Кому могла понадобиться эта развалюха, за которую жаль было бы выложить и две штуки баксов, – загадка.

Примечательно, что ни по одному из заведенных дел уголовный розыск не продвинулся ни на йоту, и вскоре у Николая появилось очень странное чувство, что искать украденные у него вещи никто особенно и не стремится...

А потом начались неприятности и на работе – шеф категорически не пропускал его материалы, ссылаясь то на нехватку места на полосе из-за срочного "официоза", то на недостоверность приводимых Николаем фактов, то на неактуальность и незначительность тематики.

Для Самойленко это было совершенно поразительно и удивительно, но факт оставался фактом – за два месяца он не смог опубликовать в своей газете ни единой строчки! Естественно, что когда подходило время премирования по итогам месяца, Николай оба раза оставался на голом окладе, не получая ни процента из рекламных поступлений в газету.

Тем временем читатели замучили его звонками и письмами, заботливо спрашивая о здоровье и самочувствии своего любимого журналиста, но Николай и сам толком не знал, что им отвечать.

Наконец, не выдержав, в один прекрасный день он зашел в кабинет главного редактора и, нагло закрыв за собой дверь на защелку, решительно уселся напротив шефа.

– Ну, чего тебе? – не выдержал тот прямого взгляда журналиста.

– Вы, конечно, не догадываетесь, Олег Петрович? – съязвил Самойленко, картинно складывая руки на груди. – А может, давайте все же поговорим начистоту?

– Что случилось?

– Это я вас хочу спросить, что случилось?

– У меня – ничего.

– А мне каждый день звонят читатели, спрашивают, где мои материалы.

– И где же они?

– У вас в мусорной корзине! Что вы все дурака валяете, в самом-то деле, Олег Петрович? Вы же прекрасно знаете, о чем я говорю!

– Я прекрасно знаю?.. Впрочем, я действительно знаю – это ты валяешь дурака!

– Каким образом?

В кабинете на несколько минут воцарилось тяжелое молчание. Редактор смотрел на Самойленко с таким странным видом, будто хотел уже что-то ему сказать, но в самый последний момент вдруг удержался.

Коля выдержал его взгляд спокойно, выдержал и его молчание, терпеливо ожидая, когда же наконец главный редактор заговорит – первым заговорит.

– Коля, я, конечно, не могу, не имею права сказать, что ты стал писать хуже. У меня язык не поворачивается.

– Спасибо.

– Но я тебя никогда больше не напечатаю.

– ?.. – Самойленко смотрел теперь на своего шефа во все глаза, не понимая, о чем говорит этот в общем-то умный и интеллигентный человек.

– Пойми, это не от меня зависит.

– А от кого?

– Кто у нас учредитель, Коля?

– Горсовет и горисполком...

– Вот видишь!

– Что вижу?

– Понимаешь, значит, все.

– Я ничего не понимаю. Олег Петрович, ведь мы с вами уже долгое время работаем вместе, и, как мне кажется, совсем неплохо. Так давайте будем говорить начистоту, как мужчина с мужчиной, – Николаю уже надоел этот разговор полунамеками, он хотел получить от своего начальника четкий и конкретный ответ, что не устраивает шефа в его материалах. Для этого, собственно, он сюда и пришел.

– Э-эх! – сокрушенно покачал головой редактор. – Ладно, давай говорить начистоту. О чем ты писал последнее время?

– Вы же знаете...

– Знаю!.. И не только я знаю!.. – шеф чуть ли не выкрикнул эту фразу, в сердцах сломав только что извлеченную из пачки сигарету, но тут же постарался взять себя в руки, протягивая пачку "Мальборо" Николаю. – Кстати, кури, если хочешь, не стесняйся...

– Спасибо, не откажусь, – Самойленко, однако, не взял предложенную редактором сигарету, а предпочел свою.

Они закурили, и через минуту небольшой кабинет шефа уже наполнился дымом. Главный редактор продолжил разговор, но на этот раз более спокойно:

– Коля, ты достал город своими разоблачениями.

– То есть?

– Ну, ты же взрослый человек! Неужели не можешь догадаться, о чем я говорю?

– Пока не могу.

– Ну и тормоз, если не можешь!.. – снова разгорячился шеф и снова постарался обуздать свои нервы. – Ты думаешь, если начальника гуно посадил...

– Это не я посадил.

– С твоей подачи, не надо делать невинные глазки!.. Так вот, думаешь, если ты полгорода пересажал...

– Ну уж полгорода!

– Ты перестанешь меня перебивать или нет! Дай сказать спокойно! – снова почему-то занервничал главный. – Твою мать, вот болтун!.. Короче, сидят у нас в городе, дорогой мой, еще далеко не все. А сидеть многим есть за что. Теперь тебе все ясно, тормоз коммунизма?

– Почти, но не совсем.

– Чтоб до тебя дошло окончательно, объясняю: там, – Олег Петрович ткнул пальцем в потолок, – тебя стали бояться. А когда они боятся, человека убирают.

– Убивают?

– Я сказал "убирают". Например, лишают работы, средств к существованию. Чтоб и другим неповадно было. Теперь понятно?

– Допустим. Допустим, вам приказали...

– Посоветовали.

– ...хорошо, посоветовали убрать меня из редакции.

– Точно.

– Но ведь по закону уволить можно только за что-то конкретное, разве не так?

– А мне тебя, между прочим, вообще не хочется убирать. Ты – настоящий талант, и я тебя действительно уважаю и ценю как классного журналиста. Через полтора года выборы, власть в городе поменяется, а ты у меня в штате останешься. Усек?

– Не совсем.

– Я просто не буду тебя печатать эти полтора года, сохраняя для будущего.

– Да вы что!

– Так будет лучше для тебя.

– Ну, не вам указывать, что мне лучше! – теперь уже не выдержал Николай. – Видел я вашу газету знаете где? С таким редактором, который обосрался после первого же окрика! Найду я себе работу, не волнуйтесь.

Он встал, чтобы уйти из кабинета, но Олег Петрович почему-то не обиделся и лишь мягко улыбнулся, жестом снова приглашая его сесть.

– Дурак ты, Коля.

– А вы умный.

– Не кипятись. На работу тебя не возьмет ни одна местная газета.

– Пойду в "Курьер". Он от властей не зависит, там частный капитал...

– Ага, и его редактор с радостью навлечет на себя, приняв тебя на работу, бесконечные проверки из налоговой инспекции, бесконечные "наезды" со стороны муниципалитета по поводу аренды помещения и прочие прелести.

– Пойду в дворники.

– Ты, журналист от Бога, – в дворники?

– А что же мне делать?! – с тоской и даже чуть ли не с мольбой вскричал Самойленко, растерянно глядя на шефа.

Он понял, что в словах Олега Петровича заключается суровая правда.

– Или – сиди у меня в газете тихо, как мышь, и не рыпайся, или...

– Или что?

– Или уезжай отсюда.

– Что?!

– Уезжай. Может быть, так оно даже и лучше будет. Думаешь, квартиру твою случайно ограбили? Машину угнали тоже случайно?

– А что?..

– А то. А дачу подожгли?

– Не знаю.

– А как расследование продвигается по твоим заявлениям в милицию?

– Никак.

– Вот то-то и оно.

– Все это связано?

– А ты как думал?

– Ну, дела... Да я весь город на уши подниму. Я в управление КГБ...

– Ты, Николай, пока что ничего не сможешь сделать. Ясно? Слушай, возьми для начала отпуск, уезжай к чертовой матери на кулички, подумай, поразмысли хорошенько надо всем, что я тебе сейчас рассказал. Тебе точно пора линять отсюда, и как можно скорее. Одесса – слишком злопамятный город, уж поверь мне, старому одесситу...

Они снова надолго замолчали, и снова первым заговорил редактор:

– Короче, Коля, я тебе и так слишком многое сказал. Не бойся. Уезжай. Ты не пропадешь. Такие профессионалы, как ты, везде нужны.

– Везде, кроме родного города.

– Так уж получилось, Николай. Ты в конце концов убедишься – тебе будет только лучше. Найдешь отличное место, и через год-два то, что произошло с тобой за последнее время здесь, в Одессе, будешь вспоминать как страшный сон.

– Пожалуй.

– В общем, иди пока. И подумай как следует. В приемной у Татьяны оставь заявление на отпуск, я выплачу тебе все причитающиеся премиальные. А из отпуска можешь и не возвращаться...

Два месяца спустя на только что купленном подержанном белом "БМВ" Николай покидал Одессу, чтобы не возвращаться сюда больше никогда.

Он, поразмыслив, пришел к выводу, что шеф был прав – жизни здесь ему больше не будет.

Николай продал свою приватизированную квартиру, участок с остовом сгоревшей дачи, сдал в комиссионку свою не слишком роскошную мебель и, загрузив заднее сиденье машины и багажник своими вещами и еще раз пересчитав вырученные от продаж пятнадцать тысяч долларов, оставшихся после покупки "БМВ", отчалил.

Он ехал в Белоруссию, в Минск.

Там жила Наташа Сенько – бывшая студентка факультета журналистики Белорусского университета, когда-то стажировавшаяся у них в газете.

Теперь это был, пожалуй, единственный человек на земле, которому Самойленко хоть немножко нужен...

Они полюбили тогда друг друга с первого взгляда. Тот весенний семестр, который Наташа провела в Одессе, стал сказкой в жизни обоих.

Но потом...

Потом всегда что-то вставало между ними – расстояние, границы, работа. Они виделись только летом, во время отпуска, специально отправляясь в Крым, в Коктебель, так сказать, на нейтральную территорию.

Он звал ее замуж в Одессу.

Она соглашалась замуж, но при условии его переезда в Минск.

Они встречались уже шесть лет, и за это время чувство, связывавшее их, нисколько не ослабло, а только становилось сильнее.

И вот теперь, когда Николая больше ничего не держало в Одессе, их любовь наконец получила возможность закономерной реализации.

За всеми переживаниями, последовавшими после разговора с главным редактором, Николай не сразу вспомнил, точнее, не сразу сообразил, какие перспективы открывает для него расставание с проклятой Одессой.

А когда до него дошло, что может ожидать его впереди – не сомневался больше ни минуты.

Он даже не позвонил Наташе, не предупредил ее о своем скором приезде.

Будь то, что будет, решил он.

Если она действительно любит его так, как любит ее он, то их встреча получится только еще более волшебной и радостной. Если же нет...

Тогда Николай подумал, чем ему заняться в этой жизни – ведь тот же Банда достиг многого, не имея даже той стартовой площадки, которая есть у него, Николая, в виде пятнадцати тысяч долларов.

Но Николай не думал про худшее – он закрыл черную страничку своей судьбы и теперь летел навстречу своему счастью, выжимая из "БМВ" все, на что была способна эта машина.

Счастье действительно ждало его впереди...

Часть вторая

Профессионал