Без шума и пыли (Таран - 2)

      - Зачем? Мне тебя жалко стало. Решил еще разок помочь по старой дружбе. А то ведь пропадешь ты здесь, ей-богу, пропадешь!
      - Что, в Голливуде вакансии появились? - зло произнес Эмиль Владиславович.
      - Голливуд, дорогой мой, это не "Мосфильм". У меня своя компания. Могу взять на работу. Не сразу, правда, сначала ты мне в здешних делах немного поможешь. Я тут давно не был, еще не разобрался, кто чего стоит, какие контакты надо налаживать, а какие нет. А ты хотя бы частично восполнишь мои пробелы в познании новой России... Согласен, надеюсь?
      - И что я буду с этого иметь? - утрируя еврейский акцент, спросил Вредлинский, инстинктивно понимая, что Пашка явно втягивает его в какую-то авантюру.
      - А все то же. Помогу тебе приобрести человеческий вид, как в 1961 году... Или ты опять против этого? По рукам?!
      Эмиль Владиславович понял, что даже если Манулов - дьявол, присланный из ада за его, Вредлинского, душой, отказываться не стоит. Конечно, он еще может какое-то время прожить на старых запасах, но ведь ужас как тошно медленно катиться на дно... И при этом знать, что мог бы плыть по поверхности, а то и парить над волнами, если б не сказал "нет" этому мистеру из Голливуда.
      - Эх, была не была! По рукам!
      - Молодец! - похвалил Манулов. - Чувствуется, что здравый прагматизм тебя еще не покинул. Ну а теперь слушай, что мне требуется конкретно...
      Ничего особенного он от Вредлинского не потребовал. Поинтересовался тем, кто из прежних знакомых и полезных людей чем занимается, у кого могут быть выходы на Старую площадь и Белый дом, у кого есть проблемы, связанные с 17 августа, ну и еще разные мелочи. Эмиль Владиславович даже разочаровался, но вместе с тем и насторожился: неужели это все?
      - Да, я краем уха слышал, будто ты какой-то роман пишешь? - словно бы между делом поинтересовался Пашка.
      "Откуда он узнал?" - изумился Вредлинский. Ведь роман о последних царях так и остался недописанным. Материалы и наброски лежали себе в столе многие годы, и о них мало кто знал. Когда весной и летом 1998 года в прессе поднялась кутерьма по поводу захоронения царского семейства, Вредлинский тиснул в своих газетках несколько статей, но на фоне публикаций в солидных изданиях они прошли незамеченными.
      Тем не менее отрицать то, что некогда он работал над романом, Вредлинский не стал.
      - Знаешь что, - прищурился Манулов, - а может, ты его допишешь ради интереса? У меня тоже кое-какой материальчик имеется. Могу подарить бесплатно.
      - Кому это сейчас нужно? - хмыкнул Эмиль Владиславович. - "Следствие закончено, забудьте!"
      - Нужно, Емеля, нужно. Поверь мне, конъюнктура меняется... Вот что, старик. Дам-ка я тебе свою визитную карточку, - Пашка вытащил из бумажника маленький прямоугольник из плотной мелованной бумаги и подал Вредлинскому.
      - Это ж твои американские реквизиты, - заметил Вредлинский, рассмотрев карточку, - а ты ведь вроде здесь собираешься надолго задержаться? Может, просто телефончик дашь по старинке? Ты где остановился?
      - Пока в "Украине", на Кутузовском. Потом найду что-нибудь получше. А телефон у меня сотовый, так что звони в любое время и в любое место - попадешь куда надо. Я тебе дам номер.
      - Тогда зачем мне эта визитка?
      - Она, Емеля, не простая, а золотая, - ухмыльнулся Манулов, - в том смысле, что если ты придешь в какое-нибудь место и просто скажешь: "Я от Манулова!", то тебе не поверят и отфутболят. А вот если предъявишь эту карточку, то встретят хорошо и все твои вопросы решат положительно... Береги как зеницу ока. Посеешь где-нибудь - второй не получишь.
      В том, что Пашкина карточка и впрямь хорошо помогает при визитах в те солидные кабинеты, куда прежде Вредлинский даже не пытался обращаться, Эмиль Владиславович убедился очень быстро.
      Уже в самые ближайшие дни после посещения Манулова в общественном и экономическом положении Вредлинского стали происходить ощутимые позитивные сдвиги. На какие кнопки нажимал Пашка, за какие нити дергал - все это осталось за кадром. Однако факт есть факт: меньше чем через неделю Вредлинский получил от одного из давних, но хорошо забывших его в последнее время знакомых очень заманчивое предложение возглавить некий благотворительный фонд. Конечно, Эмиль Владиславович тут же проконсультировался с Пашкой и получил лаконичный ответ: "Соглашайся". Хотя Манулов и словом не обмолвился, что учредители фонда имели к нему какое-то отношение, Вредлинский догадался, что без "мистера Пола" тут не обошлось.
      Вновь имя Вредлинского стало звучать и кое-что значить.
      Точно так же, как в молодости, когда Манулов сумел пробить для никому не известного Мили выход на театрально-литературную стезю, теперь Пашка интенсивно помогал обновить поблекшую славу своего приятеля. И в обширных российских регионах, и на эсэнгэшных просторах, и - что самое полезное - в дальнем зарубежье.
      При напористом содействии бывшего однокашника, как и прежде, беспардонно-пронырливого, зубастого и ухватистого, Вредлинский наскоро дописал и выпустил в свет "экспортный" вариант книги о последних российских царях. Сперва книга вышла в Лос-Анджелесе, на английском языке. Затем этот же роман, с каждым разом расширяясь в объеме, увидел свет в Париже, Лондоне и Берлине, причем в весьма престижных издательствах. Гонорары, несмотря на относительно малый тираж книги, оказались втрое больше той суммы, что прежде лежала на валютных счетах Вредлинского.
      Затем Вредлинского пригласили в Штаты, где он побывал во владениях Манулова. Да-а! Вилла в несколько гектаров на побережье Тихого океана, бассейны, фонтаны, тропический парк, площадка для гольфа, гараж на 12 машин, яхта в 120 тонн водоизмещения и даже вертолет "Белл". Вредлинский только скрипел зубами: да, бывший стиляга времени даром не терял! Но злость Эмиль Владиславович испытывал только к себе самому, потому что теперь был окончательно убежден, что тогда, 24 года назад, упустил свой шанс. У него тоже могло быть все это, а он, недальновидный дуралей и тупой "совок", остался с полудохлой "синицей" в руках, имея возможность ухватить за хвост "журавля в небе".
      В Америке Вредлинский прочитал несколько лекций на "царскую тему" в нескольких университетах. И убедился, что американский университет, как ни удивительно, - это место, где русские профессора учат китайских студентов. Английского языка он по-прежнему не знал, но его вполне сносно переводили. В аудиториях было полно народу, гонорары за лекции оказались весьма приличными, хотя Вредлинский так и не понял, чем могла история двух последних русских самодержцев заинтересовать китайцев, составлявших большинство слушателей. Позже Манулов объяснил, что, строго говоря, эти лекции, к тому же прочитанные литератором, а не профессиональным историком, мало кого интересовали вообще. Однако китайцы - народ дисциплинированный и, кроме того, желающий получить как можно больше знаний, тем более если отдельная плата за посещение факультатива не взимается.
      Ну, и наконец, почти сразу же, по приезде из Америки, Вредлинскому позвонили телевизионщики, с которыми Эмиль Владиславович последний раз общался еще при Советской власти. И как-то неожиданно для самого себя Вредлинский стал за последние месяцы звездой экрана, еженедельно выступая на двух каналах с персональными получасовыми передачами.
      Вредлинский даже смог обзавестись относительно новым "Мерседесом-300", нанять домработницу Василису и шофера-телохранителя Стаса, который утверждал, будто он в прошлом спецназовец с элитной подготовкой. Вообще-то, Эмиль Владиславович был человеком прижимистым и не чуял особой нужды в этих людях. Но их рекомендовал Манулов - куда денешься! Вредлинский вовсе не был дураком, чтоб не понять: сии служащие будут осведомлять Пашу о той части жизни своего номинального хозяина, которая окажется вне поля зрения реального босса. И упаси господь сделать шаг не в том направлении - тот же Стас тихо свернет Вредлинскому шею. Тем не менее чувствовать опеку этого молодчика было до некоторой степени приятно. Он придавал Эмилю Владиславовичу чувство уверенности, а те "крутые бизнесмены" и чиновники нового поколения, которые прежде без зазрения совести выдерживали Вредлинского в приемных, относясь к нему в лучшем случае снисходительно-холодно, как к полезному, но малозначащему старикашке, стали весьма вежливы и предупредительны. Потому что Стас спецназовец он был или бандит, в данном случае не важно - всегда производил нужное впечатление. Стриженный ежиком, с низким лбом и глубоко посаженными узкими глазами, под два метра ростом, он одним взглядом заставлял задуматься о бренности всего живого. А заодно и о том, сколько таких мальчиков стоит за спиной у пожилого, интеллигентного джентльмена. Кроме Стаса, чувство уверенности в себе Эмилю Владиславовичу придавал мощный 9-миллиметровый австрийский пистолет "глок-17". Разрешение на ношение и хранение оружия, разумеется, организовал Пашка. Правда, стрелял Вредлинский неважно, но регулярно тренировался в подвале дачи.
      Что же касается Василисы, то ее появление в доме, конечно, не вызвало особого восторга у супруги Вредлинского. Александра Матвеевна, хоть и была на 15 лет моложе мужа, все же приближалась к полтиннику. Она предпочла бы видеть в качестве домработницы какую-нибудь милую старушку, а не 30-детнюю блондинку с точеными ножками. И даже не потому, что опасалась за моральную устойчивость Эмиля Владиславовича - она-то хорошо знала, сколько процентов мужской силы осталось у Вредлинского! - а потому, что волновалась за сына, которому шел 24-й год. Вадим Эмильевич в какой-то мере унаследовал от отца застенчивость перед женским полом - ту, что проявлялась у Эмиля в юности - а также излишнее усердие в изучении наук. Блестяще окончив юридический факультет МГУ, он не только не сумел найти себе подходящую пару - а там училось немало девиц, у которых были весьма высокопоставленные родители! - но даже не влюбился ни разу. Что стоит Василисе - Александра Матвеевна хорошо умела оценивать своих "сестер по полу"! - совратить невинного мальчика и втереться в семью, а затем заявить свои права на имущество? Кроме того, существовала опасность и для дочери Ларисы. Она была тремя годами моложе Вадима, еще не закончила университет, но уже давно и активно искала семейное счастье. Наконец у нее появился очень перспективный бойфренд- франко-канадец, представитель довольно известной фирмы. Что будет, если Василиса сумеет привлечь к себе внимание этого ветреного французика? Кто тогда отправится в Квебек? Даже при всей материнской склонности переоценивать красоту дочери Александра Матвеевна скрепя сердце признавала, что Лариса в сравнении с Василисой сильно проигрывает.
      Однако всего за три месяца пребывания в доме Вредлинских Василиса сумела завоевать доверие и расположение хозяйки.
      Во-первых, она блестяще справлялась со всеми многочисленными обязанностями, которые на нее возложили. Интерьер старой дачи принял ухоженный вид, грязное белье перестало накапливаться, кухня засверкала, посуда засияла. Оказалось, что Василиса прекрасно готовит и разбирается в продуктах. Кроме того, она отлично знала, где можно купить подешевле качественный товар, и тем самым внесла заметную экономию в семейный бюджет. При этом она самым добросовестным образом предоставляла хозяйке все чеки за покупки и не пыталась прикарманить ничего из сэкономленного. Но и этим достоинства служанки не исчерпывались. Обнаружив, что Александра Матвеевна мучается то мигренями, то болями в позвоночнике, то в суставах (имевшими в основном невротическую природу), Василиса предложила свои услуги в качестве массажистки. Сначала мадам Вредлинская отнеслась к этому предложению скептически, но после нескольких сеансов возблагодарила бога за то, что он ей ниспослал такую целительницу. Наконец, выяснилось, что Василиса блестяще владеет искусством маникюрши, парикмахерши и визажистки. Из того немногого, что сохранилось на голове самого Вредлинского, она сумела сделать нечто вполне созерцабельное и, уж во всяком случае, не вызывающее отвращения. Прическа Вадима в ее умелых руках лишилась интеллигентской запущенности, и у молодого адвоката после этого даже прибавилось клиентуры. Что же касается Ларисы и самой Александры Матвеевны, то, когда им доводилось бывать на людях, многие дамы, шушукаясь за спиной, утверждали, будто Вредлинские регулярно летают в Париж делать маникюры, макияжи, стрижки и завивки. Некоторые даже врали, будто они летают туда на личном самолете. Хотя личного самолета у Вредлинских по-прежнему не было, ушам Александры Матвеевны эти сплетни доставляли несказанное удовольствие. А что касается франко-канадца, то он, увидев внезапное преображение Ларисы, взял да и по всем правилам старины попросил ее руки и сердца. Так что к настоящему моменту, то есть октябрю 1999 года, совместное заявление интернациональной пары уже лежало в загсе.
      Даже сексапильность Василисы, которая казалась Александре Матвеевне столь опасной, принесла некие полезные плоды. В характере Вадима стало все меньше застенчивости и все больше раскованности. Было у него что-нибудь конкретное с Василисой или нет, неизвестно, госпожа Вредлинская, несмотря на все старания, поймать их "за руку" так и не смогла. Но зато Вадим явно преодолел свои комплексы и стал частенько появляться на даче в обществе девушки по имени Оксана, блондинки, очень похожей на Василису, но заметно более молодой. Похоже, дело и там явно продвигалось к свадьбе.
      Так славно прошел год, минувший со времени явления благодетеля Пашки.
      И вот два дня назад - разумеется, опять 8 октября- свершилось то, что должно было случиться. Мистер Манулов решил, что Вредлинский достаточно созрел, и ввел своего бывшего однокашника по сценарно-киноведческому факультету ВГИКа в некий элитарный клуб "Российский Гамлет".
      НАКАНУНЕ ПОСВЯЩЕНИЯ
      Прежде всего, надо заметить, что и сам Манулов по возвращении в Россию времени даром не терял. Если поначалу он обитал в одной из не самых престижных московских гостиниц, то затем переселился в свежепостроенный особняк, сооруженный турками меньше чем за восемь месяцев. Правда, особняк этот начинали не с нуля, первый и часть второго этажа были куплены Мануловым в недостроенном виде. Некий нувориш, погоревший от дефолта, вынужден был продать свою недостройку, чтоб хоть что-то вернуть, и подсуетившийся мистер Пол взял ее меньше чем за полцены. Но вложил тоже немало. Может быть, по сравнению с виллой в Калифорнии этот замок, стилизованный под готику, был не столь красив, но по сравнению с ним дача Вредлинского казалась хижиной дяди Тома. Самое занятное, что Манулов построился совсем недалеко от бывшего однокашника, в том же поселке, и на новоселье не пришлось даже ехать - Вредлинский прошелся пешком в сопровождении своего семейства, охраняемого Стасом.
      Именно там, на новоселье, где присутствовало немало всякого важного люда, Манулов нашел время, чтоб уединиться с Вредлинским и поведать ему о своем желании создать здесь, в своем особняке, этот самый элитный клуб. Собрать в нем людей, имеющих и власть, и положение, и деньги, но желающих многократно увеличить свои возможности за счет братской взаимопомощи и содействия. Собственно, такой клуб, по словам Пашки, существовал уже давно, и в действенности его влияния Вредлинский уже не раз убеждался. Однако теперь настало время перевести его деятельность на более широкую основу и вывести на более высокий уровень.
      Вредлинский не без удивления узнал, что уже давно является, так сказать, ассоциированным или "непосвященным" членом этого клуба. Собственно, он мог бы принять посвящение еще в 70-х годах, но сам себя отринул, отказавшись эмигрировать.
      - Надеюсь, теперь ты не скажешь "нет"? - усмехнулся Манулов.
      - Боюсь, что если я скажу "нет", то не выйду из этого дома,,- полушутя произнес Вредлинский.
      - Правильно, что боишься, хотя, конечно, из дома ты выйдешь в любом случае. Но вот потом, я думаю, сильно пожалеешь. Для начала останешься нищим. Твой благотворительный фонд атакует налоговая полиция и обнаружит массу нарушений. Или ты сядешь в тюрьму, или вынужден будешь израсходовать все свои доллары на взятки. Что будет потом - не знаю, может быть, какие-то хулиганы искалечат твоего сына, изнасилуют дочь и заразят ее СПИДом. Может быть, сгорит твоя дача вместе с "Мерседесом" и "Хондой"... Да что мы о таком грустном, верно? Ты же согласен - по глазам вижу.
      - Конечно! - улыбнулся Вредлинский. - Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным.
      - Совершенно с тобой согласен. Учти, пока ты был "непосвященным" - тебе мало что доверялось, но с тебя и мало спрашивалось. Как только ты примешь посвящение, спрос будет уже совсем другой. Один неверный шаг - и смерть во цвете лет. Попробуешь искать защиты у правосудия, здешнего или американского, израильского или китайского, это без разницы- только ускоришь развязку, но зато добавишь себе мучений. Вовсе не обязательно, что тебя пристрелят в подъезде. Ты можешь умереть от внезапного инфаркта или инсульта - и ни один врач не скажет, что это была насильственная смерть.
      - Скажи, Паша, - стряхивая мурашки, побежавшие по спине, пробормотал Вредлинский. - А зачем, собственно, я вам нужен? Я не министр, не олигарх, не гений, наконец. Конечно, какие-то связи у меня есть, но у тебя они во стократ больше. Деньги? Ты сам говорил, что мое состояние - копейки. Наконец, я не властитель дум. Последним писателем, которого, хоть и с натяжкой, можно удостоить этого титула, был Солженицын. Я говорю "был", потому что теперь его не слышно и не видно. Молодые его вообще мало знают, а большинство стариков-ветеранов по-прежнему считает "литературным власовцем". Демократы от него отступились, потому что он говорит им нелицеприятные вещи. Но я-то, даже несмотря на твою раскрутку и даже по сравнению с нынешним Солженицыным, полное ничтожество!
      - Пока, Емеля, не ломай над этим голову, - жестко сказал Манулов. - Со временем твоя миссия прояснится. Покамест лучше думай о приятном. Например, о том, что с момента посвящения в члены нашего клуба ты выйдешь на глобальный уровень. У тебя появятся многочисленные и могущественные друзья во всех странах мира, которые всегда придут тебе на помощь. Учти, ведь Центр нашего общества, в составе руководства которого числится и твой покорный слуга, находится в Лос-Анджелесе, а новоиспеченное московское братство будет его филиалом.
      - Постой, ты же говорил о клубе, а теперь употребляешь какие-то другие термины: "общество", "братство"...
      - Я думал, что, поработав над романом о последних Романовых, ты сможешь кое-что понять без долгих разжевываний, - с легким раздражением произнес Манулов. - Неужели ты никогда не слышал о масонах?
      - Конечно, слышал, - у Вредлинского по спине вновь забегали мурашки, - но всегда думал, будто слухи о них сильно превышают то, что имеется в действительности. Сказать по правде, я полагал, будто в нашем случае речь идет, извини меня, о мафии...
      Неожиданно Пашка громко и заливисто расхохотался - почти как в молодости.
      - Все-таки ты, Емеля, настоящий совок,- сказал Манулов беззлобно и очень по-дружески. - Совком родился и помрешь, наверно, дай тебе боже долгих лет жизни, однозначно совком. Не обижайся! Я тоже, несмотря на всю свою закордонную жизнь, тоже еще не отделался от совкизма. Это в генах сидит, мы ведь с тобой уже из второго поколения рожденных при Советах. Даже когда все давно знаешь и понимаешь, нет-нет да и прорвется в душе комсомолец...
      - Ладно, пусть я профан, - обиженно произнес Эмиль Владиславович, просвети меня тогда, насколько это возможно.
      - Понимаешь, Емеля, мафия - это в большей степени экономическое образование. Она, строго говоря, в настоящем своем виде создана бизнесменами, которым не нравится несколько реалий современной рыночной экономики: а) налогообложение, предусматривающее, что самые высокие налоги платят те, кто больше всех зарабатывает, б) антимонопольное законодательство, запрещающее сосредоточить какую-либо отрасль производства и торговли в одних руках и в) полный или частичный запрет на производство и продажу некоторых товаров и услуг. То есть наркотиков, оружия, порнографии, проституток и еще чего-нибудь в этом роде. Соответственно, люди объединяются в "семьи", "кланы" и прочие, выражаясь по-ментовски, "ОПГ", чтобы жить так, как подсказывает им их капиталистическая совесть. И только ради обеспечения своих сугубо меркантильных интересов они лезут в политику, покупают полицию, депутатов, губернаторов, президентов, если есть на что. То есть, если вкратце: политика средство, деньги - цель.
      - А у масонов, что, наоборот? - скептически поморщился Вредлинский. Деньги - средство, политика - цель?
      - На самом примитивном уровне это так, - кивнул Манулов. - То есть мы делаем деньги, чтобы взять под контроль политическую жизнь. Но это только первая стадия, понимаешь? Можно временно заполоскать мозги с помощью СМИ, кого-то купить, кого-то запугать, добиться победы на выборах и посадить свое правительство. Но пройдет, допустим, четыре года, и придется снова тратить деньги, чтобы посадить на выборные посты своих людей. Можно будет взять под контроль две или три основные партии, но это опять-таки лишние расходы. Поэтому политика, когда речь идет о второй, более высокой стадии, - это тоже всего лишь средство. На этой стадии цель - реконструкция массового сознания, то есть утверждение такой системы ценностей, которая позволяет нам, не занимаясь большими денежными вложениями в политические партии, контролировать практически все сферы жизни общества.
      - Понял, - кивнул Вредлинский, приглядываясь к Пашке: не разыгрывает, не издевается ли?
      - Ну и славно. По-моему, на сегодня с тебя достаточно высоких материй. Теперь слушай меня внимательно. Восьмого октября, в 19.00, ты придешь сюда, в мой дом, вот с этой карточкой в нагрудном кармане пиджака. Это - электронный пропуск. Вначале он тебе не понадобится, потому что ты, так же как и сегодня, пройдешь самым обычным способом, через фейс-контроль моих секьюрити. Они тебя пропустят в клубный зал, где устроено нечто вроде небольшого казино. Там есть карточные столы, рулетка, "барабан фортуны", "однорукие бандиты" и прочие предметы для легального отъема денег у желающих. Впрочем, у нас все честно, и шансы выиграть полностью соответствуют теории вероятности. Так что можешь попытать счастья, потому что у тебя будет в запасе полчаса. Если не любишь играть, то можешь хлебнуть чего-нибудь в баре. Там все бесплатно, так что не перебери норму на халяву. В 19.30 начнется небольшое стрип-шоу, в зале погасят верхний свет. Именно в это время ты должен выйти из зала и спуститься вниз, в туалет. Там пять изолированных кабинок с плотно закрывающимися дверями. На средней будет висеть табличка: "Неисправен". Вот туда тебе и нужно будет войти, но только в тот момент, когда рядом никого не будет - это обязательное условие. Даже если там окажусь я, стоящий у писсуара, ты все равно должен дождаться, когда я выйду. Это неукоснительное правило, обычай!
      - Слушаюсь и повинуюсь... - развел руками Вредлинский.
      - Именно так. Повиновение и послушание для новопосвященного - первейший долг. Итак, ты остался наедине с дверью. Она свободно открывается, и ты входишь в кабинку. Там нет ни унитаза, ни сливного бачка, весь пол и стены заляпаны цементом. Прямо перед тобой будет стенка, отделанная кафелем. У одной из плиток, в третьем вертикальном ряду справа, будет отколот верхний уголок. Сунешь туда палец, подцепишь плитку - и она откроется, как дверца шкафчика. Внутри окажется щель, куда ты вставишь карточку. Видишь? На карточке изображен двухглавый орел, а с другой стороны ничего нет. Так вот, вставляя карточку, ты должен видеть орла и задвигать его головами вперед. После этого стена бесшумно приподнимется, и ты сможешь пройти в коридор. Сразу после этого проход автоматически закроется. В коридоре тебя встретят братья и приведут в зал собраний...
      В ночь с 7-го на 8-е октября Вредлинский спал плохо. Ему мерещились какие-то кошмары, являлись во сне давно умершие люди, знакомые и незнакомые, несколько раз ему казалось, будто в него кто-то целится. Утром встал с больной головой, как будто с глубокого похмелья. Анальгин не помог, голова продолжала гудеть, и Эмиль Владиславович собрался пригласить Василису, чтоб она помассировала ему виски. Но оказалось, что Василиса с разрешения хозяйки уехала из Москвы на два-три дня по каким-то семейным делам и явится в лучшем случае завтра. В конце концов Вредлинский рискнул выпить рюмочку - в сочетании с уже принятым анальгином это было и впрямь рискованно для его возраста, но, как видно, помереть в этот раз ему было не суждено.
      Как назло, была пятница, и на дачу прибыли дети, причем не одни, а в удвоенном составе, то есть Вадим привез Оксану, а Лариса - своего франко-канадца, Жака. Александра Матвеевна, убедившись, что у супруга не предынсультное состояние, а более легкое недомогание, решила прогуляться к подруге, дабы от души посплетничать. Эмилю Владиславовичу пришлось остаться один на один с поколением, выбравшим "пепси". Конечно, обе пары очень хотели, чтобы папа поскорее убрался из дома и не мешал им чувствовать себя раскованно. Просто сказать ему: "Вали отсюда, старый, мы тут побалдеть хотим и потрахаться от души!" интеллигентным детям не позволяло воспитание, поэтому они избрали иезуитскую тактику "удушения путем объятий".
      Тактика эта состояла в том, что Вадим и Лариса наперебой расхваливали Вредлинского перед Оксаной и Жаком, настырно просили рассказать о творческих планах, расспрашивали о былых успехах и так далее. Все, что можно было, Вредлинский уже несколько раз рассказывал, и пережевывать еще раз то, что навязло в зубах, ему не хотелось. Он с удовольствием удрал бы из дому пораньше, но не знал, как отнесется Манулов к преждевременному прибытию кандидата в масоны. Поэтому пришлось немного помучить и себя, и молодежь. Когда же он, наконец, отправился к Пашке, Вадим и Лариса даже вызвались его проводить, дабы убедиться, что папаша действительно удалился от дома и не вернется слишком рано в какой-нибудь неподходящий момент. Отослав детей обратно, Вредлинский перебрался на другую сторону шоссе и по широкой тропинке правился в сторону мануловской резиденции.
      Ровно в семь вечера он появился у входа в особняк Манулова, где молчаливые негры-секьюрити, внимательно поглядев на его физиономию, пропустили Эмиля Владиславовича на первый этаж, в клубный зал. Там было уже много народу, некоторых Вредлинский помнил по новоселью, попадались и те, кого он знал получше, но большую часть тех, кто посасывал коктейли в баре, толпился вокруг рулетки или сидел за карточными столами, он видел впервые. Его, напротив, многие узнавали - спасибо телевидению. Впервые, пожалуй, за многие годы Вредлинский чувствовал себя неуютно от своей известности. Прежде он, наоборот, страдал от того, что его никто не помнит и не узнает в лицо.
      С трудом дождавшись момента, когда началось стрип-шоу и погасили свет, Вредлинский спустился в туалет. Там он все сделал по инструкции и после того, как фальшивая стена бесшумно приподнялась, удачно проскользнул в некий мрачный узкий коридор. Самое место такому было бы в Тауэре или в покойной Бастилии. Или даже в Эльсиноре, где принц датский повстречал тень своего отца.
      Как только проход за спиной Вредлинского закрылся, он очутился в абсолютной темноте. Не успел он и шага сделать, как справа и слева его взяли под локти чьи-то сильные руки.
      - Ступай с нами, новопосвящаемый брат! И да поможет тебе господь стать достойным среди достойных! - торжественно пробасил некто невидимый откуда-то справа.
      Несмотря на то, что все шло согласно Пашкиному сценарию, Вредлинский в первый момент немного струхнул. Однако монолог человека-невидимки его разочаровал. Как-никак Эмиль Владиславович уже почти сорок лет работал для театра и кое-что понимал в актерском мастерстве. Даже он сам, не говоря уже о профессиональном режиссере, мог бы избавить эти фразы от монотонности и невыразительности, верно расставив акценты. Небось Пашка Манулов в Голливуде только финансирует кинопроизводство, а в творческий процесс не суется. Явно подрастерял навыки.
      Тем временем "братья-невидимки", отпустив на несколько минут локти драматурга, набросили на него сверху что-то вроде мешка из легкой и гладкой ткани - не то шелка, не то атласа. Чуть позже, когда "братья" начали просовывать руки Вредлинского в широченные рукава, он сообразил, что на него надели просторный и длинный балахон с капюшоном наподобие куклуксклановского.
      Потом "братья" повели Вредлинского дальше. Если б они не поддерживали его за локти, Эмиль Владиславович давно бы запутался в балахоне и грохнулся.
      А вообще он испытывал весьма сложные, смешанные ощущения. С одной стороны, Вредлинский чувствовал себя участником дурно поставленного фарса, какого-то грубого юношеского розыгрыша, который в молодости легко прощается друзьям-приятелям, но в пожилом возрасте воспринимается как жестокое издевательство. Эмиль Владиславович догадывался, что Пашка тогда, в 1974-м, каким-то боком пострадал из-за того, что не сумел убедить Вредлинского эмигрировать. Может, ему пришлось пару лишних лет пожить в Израиле, а может, уже в Америке задержали предоставление гражданства. И вот теперь, он не столько благодетельствует, сколько мстит за свои прежние невзгоды и унижения... Сволочь!
      С другой стороны, Вредлинского одолевали страхи и сомнения. Куда он попал? Реальны ли угрозы, которыми его стращал Пашка, или это так, "воспитательная работа"? Наконец, действительно ли Манулов и его братство столь всесильны? Не кончатся ли все эти сборища тем, что сюда наедет СОБР, ОМОН или служба физической защиты налоговой полиции, напинает всем по задницам, насует по мордам и отправит по камерам?!
      Наконец, время от времени в душе Вредлинского проблескивали и более приятные мысли. Да, он пройдет через унижение, но в результате приобщится к истинной элите, тайной, неподвластной закону, обретет влияние и возможности, которые ему прежде и не снились...
      "Братья" более-менее успешно, не уронив, по крайней мере, дотащили Вредлинского до двери, слабо светящийся контур которой обозначился в конце коридора. Дверь была двустворчатая, "братья" одновременно распахнули обе створки и буквально втолкнули оторопевшего Вредлинского в небольшой, слабо освещенный зал с высоким сводчатым потолком. Через дыры в капюшоне, не очень точно совпадавшие с глазами, Эмиль Владиславович увидел, что справа и слева от него находится что-то вроде небольших трибун, то есть по три ряда кресел с высокими спинками, на которые можно было усадить человек шестьдесят.