Глава 4

Хрустальный дворец полностью соответствовал своему названию. Словно высеченный изо льда, сверкающий изнутри, он вытянулся вдоль темного берега реки, любуясь своим отражением. Земное солнце скользнуло за западные горы, сумерки окрасили долину в голубой цвет. Мы стояли у входа во дворец. Он напоминал мне командирские офисы в Куарро. Но Хрустальный дворец, построенный из стекла и металла, казался таким же древним, как и резиденция Элнер. Она рассказала, что дворец перенесли в долину откуда-то с другого конца Земли, как и многие другие дома… как и вообще все, что когда-либо поразило воображение Та Мингов, и все, что имело цену. Некоторые антиквариат коллекционировали — Та Минги жили в нем. Задрав голову, глядя на потоки льющегося со всех сторон, рассыпающегося на тысячи лучиков света, сквозь который мы проходили, я почувствовал, что скоро взорвусь, переполненный ощущениями… Частный дом… Мечта. Никто не жил так, как жили здесь.

Я шел немного позади леди Элнер; не потому, что Джордан рассказала о здешних правилах, а просто потому, что не знал, что же, черт побери, мне еще делать, кроме как следовать за кем-либо. У меня было такое ощущение, словно я иду по минному полю. Элнер переоделась в свободную, похожую на мешок, длинную тунику и облегающие брюки; на шее сверкало несколько ниток драгоценностей. Если она и не выглядела элегантной, то, по крайней мере, выглядела богатой. Джордан шла рядом с ней. После моего отчаянного молчаливого окрика Элнер потратила добрых полчаса, уговаривая Джордан выйти из комнаты. Элнер не сделала мне замечания и даже не предупредила, чтобы я впредь не выкидывал подобных фокусов. Я ей понравился. Она обращалась со мной, как и положено обращаться с новым помощником: внушала, объясняла, давала указания всю дорогу, пока мы поднимались из долины к дворцу. Элнер делала все это, потому что не любила недоразумений. Она отлично умела скрывать свои чувства. Это было условием Игры. У нее не было выбора, и она притворялась, что я обычный помощник. Прикинув все свои шансы, я обрадовался, что она — хороший игрок.

Интерьер Хрустального дворца был одним цельным открытым пространством. Интересно, для чего дворец использовали раньше? Та Минги разбили его на комнаты и уровни, как стеклянный улей. Стены, потолки, полы были прозрачные, но некоторые стекла с помощью оптических уловок сделали светонепроницаемыми, и у меня было такое ощущение, словно я находился внутри серо-черно-белого калейдоскопа.

— Эту фамильную резиденцию Эстеван Та Минг перенес сюда, возвратившись на Землю. Он был первым главой Транспорта Центавра и сделал карьеру и состояние в системе Центавра, — просвещала меня Элнер, читая в моих глазах вопросы. — Сейчас здесь живет брат моего мужа, отец Джули. Прожив в одном доме столько лет, иногда начинаешь уставать от него. — Она перевела взгляд на окна. Сквозь полдюжины идеально чистых стекол блестела река.

— Почему просто не переехать? — спросил я, тут же почувствовав, что сморозил глупость.

— Традиция, — тихо ответила Элнер. — Та Минг — упрямая семья. Они не любят ничего менять.

Я промолчал, думая о Джули. Мы приближались к группе горячих, распаленных мозгов, которые я почувствовал, как только мы вошли. Элнер сказала мне, что сегодня Та Мингов здесь больше, чем обычно, потому что Центавр проводит ежеквартальную встречу членов руководящего совета правления. Летающий робот-дворецкий, проведя нас через лабиринт зеркал, неожиданно исчез в дверном проеме перламутрово-серой стены.

Когда мы вошли, дворецкий позвонил и плавно улетел куда-то. «Спасибо», — кивнула Элнер дворецкому, хотя он был простой машиной. В комнате уже толпилось двадцать-тридцать человек. Головы стали поворачиваться в нашу сторону. Я почувствовал, что Элнер сжалась внутри, как будто готовясь окунуться в холодную воду.

— Тетушка! Тетушка! — пронзительный детский голос сверлом пробуравил учтивое бормотание взрослых, обсуждающих соглашения, голосование и вынужденное объединение корпораций. Какая-то маленькая девочка с длинными черными волосами протолкалась через ноги толпы и стрелой понеслась через комнату. Она столкнулась с Элнер, как самонаводящийся тепловой снаряд, и прижалась к ней, визжа от радости.

— Талита, — волшебно улыбнулась Элнер, ласково погладив девочку по голове. Лицо девочки засветилось улыбкой в ответ. — Как моя любимица?

— У меня новые ботинки, — сказала Талита, — видишь? — Она выставила ногу, обутую во что-то, похожее на большого волосатого жука в красной шляпе.

— Очаровательно, — сказала Элнер, — вот это вещь! Давай покажем Филиппе.

Талита запрыгала вокруг Элнер на одной ноге. И тут она увидела меня. Она застыла как вкопанная, вы таращилась, потом зарылась лицом в тунику Элнер. Через минуту из складок туники выглянул один глаз, затем другой.

— Талита. Это мой новый помощник, — Элнер потрепала ее по плечу. — Его зовут Кот.

Талита посмотрела на меня из-под блестящей черной челки.

— У меня есть две кошки, — сказала она. — Их зовут Ошибка и Катастрофа. Мне — четыре. — Она показала четыре пальца.

— Прекрасные имена, — одобрил я. Глядя на Талиту, я вдруг вспомнил Джули: так она должна была выглядеть в детстве. Она, скорее всего, никогда не видела Талиту. — Ты напоминаешь мне твою кузину Джули.

Ее нос сморщился.

— Мы не говорим о Джули, — прошептала она и приложила палец к губам. — Она плохая.

Я посмотрел на Элнер.

— Нет, мое сокровище, она не плохая, — мягко сказала она, отводя взгляд. — Она только… несчастная. Но сейчас ей лучше.

— А Дэрик сказал, что плохая…

— Талита! — на этот раз кричал мальчишка. На вид лет одиннадцати, с такими же блестящими черными волосами и серыми глазами.

— Ой, тетушка! — Он поцеловал Элнер, и она обняла его свободной рукой. — Мама сказала, что ты не придешь сегодня вечером. Я так скучал, что мне казалось — я проваливаюсь в черную дыру. Можно мы будем спать в твоем доме? Здесь я ненавижу спать… — Он осекся, обернувшись.

— Посмотрим, — ответила Элнер. — Я спрошу у твоей мамы.

Он состроил радостную рожицу. Элнер развернула его ко мне.

— Это Кот. Поздоровайся.

— Правда? — Он окинул меня изумленным взглядом. — Неужели тебя так зовут? Оу, твои волосы стоят колом!

— Точно моя мысль, — пробурчала Джордан.

— Ты покажешь, как сделать то же самое с моими? Сколько тебе лет? Ты тетушкин любовник?

— Джиро! — Рука Элнер поднялась, точно Элнер хотела зажать мальчику рот, задрожала в воздухе и опустилась. — Кот — мой новый помощник.

— Ну хорошо, — согласился он и посмотрел на меня: — Не забудь про обещание насчет прически. Пойдем, Талита. Найдем маму. Ты ведь хочешь остаться у тетушки? — Он потащил сестру за собой, громко крича.

— Следовало бы поберечь его уши, — заметила Джордан, когда Джиро уже не мог нас услышать.

Элнер разгладила подол туники.

— Да, здесь непросто быть ребенком. Или взрослым… — Она почти сконфуженно взглянула на меня. — Вы только что познакомились с младшим поколением семьи Та Минг, будущими руководителями империи. Познакомитесь и с остальными.

Мы влились в колышущуюся, словно в танце, толпу, окружавшую длинный стол с едой и напитками. Множество одинаковых людей. Родители и дети, тетушки и дядюшки, племянники и племянницы — по меньшей мере шесть поколений; но никто из них, даже самые старые, не выглядели старше Элнер. И даже те, кто не был похож на Та Мингов, были красивы, прекрасно одеты и сверкали драгоценностями, отчего у меня кружилась голова. Люди бормотали что-то, чего я не понимал, и думали то, что я не хотел слышать…

И все были живыми, слишком реальными — думая, чувствуя… но теперь уже не вокруг меня, а внутри меня — злые, напряженные, притворяющиеся, самодовольные, скучающие, испуганные. Я забыл, что значит быть открытым для чужих мыслей, забыл, как контролировать это состояние. Я очертя голову бросился в толпу, проведя до этого три года в отшельничестве. И мои нервы были готовы перегореть, как пробка.

Выбрав момент, когда никто не смотрел на меня, я сорвал пластырь и бросил его на пол. Теперь все, что я мог делать, — это сдерживать себя до тех пор, пока опьяненные наркотиком нервные центры моего мозга, дремавшие три года, не проснутся снова: пока черная боль, которой я не мог подобрать названия, выползет из норы; пока искалеченные пси-реакции не утихомирятся, успокоив бушевавший внутри меня огонь чужих мозгов… Я шел за Элнер сквозь толпу, наталкиваясь на сплошные заборы мозгов, глухонемой и почти в бессознательном состоянии. Никто ничего не заметил, и Элнер тоже. Я был ее костылем — предметом для разговора с людьми, которым ей больше нечего было сказать. Мы столкнулись лицом к лицу с еще одним Та Мингом: с красивым мужчиной в серебристом вечернем костюме, на котором сияла огромная, похожая на глаз рубиновая пуговица. На вид ему было лет тридцать пять, но я знал, что он гораздо старше: это был отец Джули.

— Джентльмен Харон Та Минг, — сказала Элнер, — это мой новый помощник…

— Да, — холодно кивнул отец Джули, — я уже знаю.

Он знал: он знал, кто я такой. Дружок Джули, выродок. Харон Та Минг возглавлял правление Центавра; один из тех, кто нанял меня.

— Делай то, что тебе говорят. И ничего больше. И будешь в порядке, парень, — улыбаясь, сказал он. Улыбка никак не соответствовала его словам.

Я отвернулся, вцепившись в лацканы куртки. Где-то должен быть выход отсюда…

— Ты меня понимаешь?.. — Я не ответил и вдруг почувствовал, как что-то сжало мое плечо. Его рука. Нет, это только выглядело, как рука. Затянутая в перчатку из человеческой кожи, это была лапа напичканного электроникой робота. Почти робота. Твердолобого. Лапа сжала плечо сильнее. Я вздрогнул от боли.

— Да, сэр, — с усилием выговорил я. Потер плечо. — Она вас таким и описывала. Сэр.

— Кто? — Он бросил взгляд на Элнер.

— Джули.

Он воззрился на меня. Я не стал отводить глаз. Лицо Харона побагровело. Но он повернулся и ушел, больше ничего не сказав.

— Не пытайтесь играть с ним в эти игры, — сказала Джордан, — вы проиграете.

— Какие игры? — спросил я, поскольку не играл.

— И со мной тоже, — оборвала меня Джордан. Элнер лишь посмотрела на меня, думая то, чего мне слышать не хотелось.

Я повернулся и, налетев на стол, заставленный всякой всячиной, опрокинул хрустальный бокал с вином себе на штаны. Я выругался; кто-то нахмурился, кто-то засмеялся. Я старался притвориться, что ничего не произошло и не происходит, что я просто хочу есть. За всю свою жизнь я никогда не видел так много еды. Так много да еще такой странной — я не мог узнать ни одного блюда.

Я машинально потянулся за чем-то и услышал за спиной шепот Джордан: «Свинья!» Меня вдруг затошнило от вида и запаха наваленной на столе еды, как будто я сунул нос в помойку. Я шагнул от стола. Остальные гости не проявляли к еде никакого интереса. Я сказал себе, что скоро все должно кончиться…

Откуда-то из глубины комнаты раздался звонок дворецкого.

— Наконец-то! — облегченно вздохнула Элнер так, словно ждала звонка сто лет. — Обед.

Я открыл было рот, но промолчал. Толпа подалась к столу, вытолкнув нас в середину комнаты. Элнер с любопытством глядела на меня.

— У вас такой вид, точно вы рассчитывали быть главным блюдом, — прошептала она. — Не унывайте! Еда вкусная.

Я состроил рожу, надеясь, что она сойдет за улыбку.

— Тетушка! — Джиро и Талита вернулись, ведя за собой высокую черноволосую женщину.

Джули! — чуть не вырвалось у меня. Это не была Джули: я коснулся незнакомого мозга. И лицо другое — теперь я смог разглядеть его. Женщина обладала какой-то особенной, мягкой красотой: не такие резкие, как у Джули, черты лица, плавные линии тела. И в ее глазах не стояла боль — боль, которую Джули постоянно носила с собой. Но сходство все же поразительное; я почувствовал комок в горле.

— Мама разрешила остаться с тобой! — триумфально кричал Джиро. — Решено!

Харон Та Минг с недовольным видом шел за ними, глядя женщине в спину.

Женщина сделала быстрый незаметный жест рукой, спрашивая о чем-то Элнер. Старый город тоже имел свои условные знаки, но этот был мне не знаком. Я не мог прочесть его.

Элнер улыбнулась, глядя на детей с радостью и обожанием.

— Конечно, — тихо проговорила она. — Ты же знаешь — я всегда тебе рада, Ласуль.

— Это моя мама, — сказала Талита, вдруг обращаясь ко мне, и ухватилась за мамину руку.

Я все еще таращился на Ласуль, но сумел кивнуть в ответ.

— А у нас скоро будет маленький братик! — не унималась Талита. — Он будет похож на меня.

Я машинально оглядел фигуру Ласуль. Она была одета в облегающий костюм, блестевший, как лунный камень, и было незаметно, что она беременна.

Она поймала мой взгляд и улыбнулась:

— В пробирке. Никто больше с этим не возится…

Я поспешно отвернулся и встретил жесткий взгляд Харона. Отвернулся от него тоже. Черт возьми, на кого здесь ни посмотри — все плохо.

— Я имею в виду беременность, конечно, — Ласуль мелодично рассмеялась, и я не мог не повернуться к ней.

— А вовсе не секс, — пришел на подмогу Джиро. — Мама любит секс. Ведь любишь?

— Джиро! — пробормотала она, бледнея. Я думал, она покраснеет. — Что я с тобой сделаю?..

— Подарите маленькую сестричку, — предположил я; Джордан выдернула меня из их круга, точно я был больным и заразным.

Обернувшись, я увидел, как Харонова лапа схватила Джиро за руку. Мальчик прикусил губу, но не издал ни звука. Я отвернулся.

Какой-то человек наблюдал за нами и криво улыбался. Дэрик, брат Джули. Он только что вошел. Среди богатых вечерних нарядов выделялся его простой деловой костюм. С ним была какая-то женщина — его женщина — судя по тому, как Дэрик держался с ней. Я застыл, глядя на нее во все глаза: если вечерние наряды выглядели по сравнению с костюмом Дэрика завтрашним днем, то по сравнению с ее одеянием они выглядели вчерашним.

Она была экзотическим существом: светящаяся серебряная кожа, вал серебряно-белых волос, волной взметнувшийся над глазами цвета меди, опускался почти до половины спины. Даже ногти были серебряные. Что-то голо-графическое, неопределенной формы и цвета, струилось, переливалось вокруг ее тела, обнажая и одновременно скрывая его… Она двигалась в легком облачке смеха, заставляя окружающих глазеть на нее и перешептываться; ловить на себе взгляды, слышать клятвы, ругательства, сплетни — вот чего она хотела от жизни. Интересно, что она делает здесь, и на кой сдался ей Дэрик?

— Бог мой, вот так штучка! — сказал я и понял, что произнес это вслух, когда Элнер обернулась и вопросительно на меня посмотрела. Я почувствовал, как пружина внутри меня сжалась сильнее: здесь, среди этих людей, я ни на секунду не мог позволить себе не думать о том, что говорю и делаю.

— Ее зовут Аргентайн, — опередила мой вопрос Элнер, — … компаньонка Дэрика. Она артистка, играет мистерии, кажется. — В голосе Элнер звучало скорее восхищение, чем неодобрение.

Усилием воли я перевел взгляд с Аргентайн на Дэрика. Он наблюдал за нами с той же кривой ухмылкой, оценивая нашу реакцию, и удивленно поднял брови, встретившись со мной взглядом. Я отвел глаза.

Не успел я еще задать и парочки идиотских вопросов, как они уже ушли. Я оказался у стола и сел. Джордан расположилась слева от меня, Элнер — справа. Передо мной на большой тарелке под прозрачной куполообразной крышкой дымилось что-то похожее на хлеб, фрукты и грибы вместе взятые. Оно было разложено в тарелки поменьше, напоминавшие планеты, вращающиеся вокруг солнца. Я потянулся за чем-то, что показалось мне знакомым.

— Не трогать! — зашипела Джордан.

Я отдернул руку. Никто не ел. Все смотрели на дальний конец стола, где восседал джентльмен Теодop, старейший член правления. Он тянул не больше, чем на пятьдесят, но на самом деле был в четыре раза старше. Двигался он очень медленно, слишком медленно. Они могли приостановить клеточные часы организма, но дурачить время вечно не удавалось даже им. Пока, во всяком случае. Джентльмен Теодор совершил какое-то ритуальное действие, и все повторили его жест. Наконец он потянулся за едой. Остальные сделали то же самое.

Я сбросил запотевшую крышку с блюда и отпрянул вместе со стулом, на котором сидел. На тарелке лежало что-то мертвое. Остекленевший, наполовину подернутый пленкой серебряный глаз уставился на меня из кучи непонятных разноцветных комков, политых соусом и напоминавших крысиное дерьмо.

— Что с вами? — проворчала Джордан.

— Оно дохлое.

Я посмотрел в ее тарелку. Там лежало точно такое же.

— Я, конечно, допускаю, что вы предпочли бы съесть ее живьем, — ядовито-злобно сказала Джордан. Она выбрала одну из десятка лежавших перед ней вилок и еще каких-то штук и подцепила кусок дохлой плоти. Затем положила его в рот и начала пережевывать.

— Вы никогда не ели свежей рыбы?

Я повернулся на голос Элнер.

— Естественно, — поморщился я. Где она нашла свежую рыбу?

— Я имею в виду свежевыловленную рыбу, — она показала глазами на свою тарелку: — Она вкуснее, чем клонированная. Попробуйте.

Я с недоверием посмотрел на рыбу и на лежащие между моими тарелками инструменты для препарирования этой падали, палочек для еды среди них не нашел и выбрал вилку.

— Нет, — прошептала Джордан, — начните с другой стороны. — Она указала на другую вилку.

Я уронил вилку, которую держал в руке; она звякнула о край тарелки. Я взял другую и воткнул в рыбину возле хвоста. Откусил кусок, стараясь не подавиться.

Элнер оказалась права: рыба была потрясающая. Я хотел было сказать ей об этом, но она уже разговаривала с кем-то другим. Я вернулся к еде. Когда я поднес ко рту рыбью голову, Джордан выбила вилку у меня из руки. Я почувствовал, что на меня все смотрят… почувствовал, что мой мозг спал мертвым сном, пока я ел, а я этого и не заметил. Брат Джули сидел почти напротив меня, все так же ухмыляясь. Он был моложе Джули, а значит, лишь немногим старше меня. Но ему можно было дать все сорок, может, чуть меньше. Те же самые черные, цвета ночи, волосы, такие же глаза… но если б я не знал, что Дэрик — ее брат, то ни за что бы не поверил этому: он был другим.

Почувствовав, что начинаю краснеть, я перевел взгляд на Аргентайн, сидевшую рядом с Дэриком. Она рассмеялась, когда Дэрик поцеловал ее в шею и прошептал что-то ей на ухо, — вероятно, что-нибудь обо мне. Она подмигнула, поймав мой взгляд. Я возвел глаза к потолку и пожалел, что живу на белом свете. Стараясь не замечать ничьих глаз, я потянулся за кувшином, чтобы налить себе вина.

Тут-то все и случилось. Когда я поднял кувшин, что-то невидимое схватило его, пытаясь вырвать кувшин у меня из рук. Мой мозг инстинктивно противился вторжению невидимки, рука сжалась прежде, чем пролилась хоть капля. Я медленно, с усилием, потащил кувшин к себе, следя за каждым миллиметром его пути. Свободной рукой я взял бокал, наполнил его и поставил кувшин на место. Я поднес вино ко рту — и это случилось опять. Бокал дернулся, рука судорожно сжалась. Я чуть не переломил хрупкую ножку, когда меня заклинило, рубиновые брызги попали мне на куртку. Я в три глотка выпил вино и поставил бокал на стол. Затем сел, пряча сжатые кулаки под столом.

Кто-то использовал пси-энергию… и этот кто-то находится сейчас здесь, в комнате. Я внимательно ощупывал взглядом лицо за лицом, но встречал только маски, которые не мог прочесть. Я тихо выругался: я снял пластырь, посчитав, что за Элнер ни к чему здесь беспокоиться, что среди семьи она в безопасности… а оказалось, что это мне следовало бы побеспокоиться о собственной шкуре. Люди, сидящие за столом, не выглядели чем-то из ряда вон выходящим: семья одинаковых лиц, немного странная — но и только. Однако рядом со мной сидели самые влиятельные и жестокие командиры Федерации. Они были Транспортом Центавра — и я принадлежал им. Вершина пирамиды, раздавившей мою жизнь… И забыв об этом, я совершу последнюю ошибку в своей жизни. Потому что один из них — псион.

Невероятно… Как псион мог остаться незамеченным здесь, почему никто ничего не заподозрил? Джули лишили дома, чуть не довели до безумия, и все из-за того, что она родилась телепатом и не умела скрыть этого. Джули говорила, что в семье нет больше телепатов, и никто не знает, почему она такая. Но история с кувшином — вовсе не плод моего воображения, не случайность. Меня выставили чучелом, но кому-то и этого было мало. Ему хотелось ткнуть новичка лицом в грязь, унизить окончательно. Может, я сглупил, просмотрел что-то… Но я — не твердолобый с электронными мозгами, и невидимый кретин с нездоровым чувством юмора, наверное, недоумевает, почему на этот раз выходка не прошла. Я взглянул на Элнер.

— Вы о чем-то хотите меня спросить? — ее бесцветные глаза смотрели на меня напряженно-внимательно.

Я еще раз оглядел сидящих за столом людей.

— М… Передайте, пожалуйста, хлеб. Мадам.

Она молча подала хлеб и отвернулась.

Я ел, стараясь не обращать на себя внимание окружающих. Больше ничего не случилось. Обед длился целую вечность. Наконец люди начали вставать из-за стола. Когда я поднялся, передо мной неожиданно возник Дэрик, я чуть не столкнулся с ним — так близко он стоял. Аргентайн выглядывала из-за его спины, мерцая, как мираж.

— Элнер, это и есть твой новый помощник? — равнодушно спросил Дэрик. — Где ты его нашла?

— Я знаю вашу сестру, — сказал я.

— Много кто знает мою сестру. Однако это вовсе не выглядит тем, что ты искала, Элнер. — Он произнес это таким невыразительным тоном, что лишь спустя несколько секунд до меня дошел смысл его слов.

Не успели ни я, ни Элнер ответить, как вмешалась Джордан:

— Его выбрал ваш отец. Из соображений безопасности.

— Да? — Дэрик скорчил кислую мину. — И какие же знания и опыт делают вас пригодным для столь ответственной должности?

Сначала я хотел пнуть его по яйцам. Вместо этого я взял его за локоть, нащупал нерв и сильно надавил.

— Дерусь без правил, — сказал я.

Дэрик задохнулся и побелел. Он не мог выдавить из себя ни звука. Выражение лица Аргентайн трудно было описать. Все замерли, и я тоже, когда осознал, что наделал. Я обидел Та Минга.

Лицо Дэрика порозовело, потом побагровело.

— Хорошо… — прошептал он, тряся рукой. — Здорово сработано. — Он посмотрел на меня так странно, что я почти поверил его словам. Уходя, обернулся: — Ты первая примечательная личность из тех, что Элнер когда-либо приводила в дом. — Дэрик отсалютовал мне и ушел, уводя Аргентайн. Костюм никак не шел к его развязной, преисполненной самодовольства и чванливости походке.

Я оглянулся на Элнер и Джордан, чувствуя, что мои кишки прилипли к позвоночнику.

— Что, во имя всех святых, ты делаешь… — начала было Джордан.

Леди Элнер взяла ее за руку.

— Свою работу, — примирительно сказала она; в ее голосе звучало удивление.

Вдруг откуда-то появился Джиро. Следом за ним подошла Ласуль, держа на руках Талиту: девочка уснула после второго блюда. Ласуль выглядела усталой. Мы пошли к выходу, раздвигая толпу; Та Минги рассеялись по комнате, рассыпались, как фрагменты звездного взрыва, на небольшие группки. Людское движение не прекращалось ни на минуту. Элнер неожиданно споткнулась. Она бы и упала, если бы я, вопреки правилам, не шел рядом с ней и не поддержал ее. Элнер поблагодарила меня, почему-то смутившись. Ничего особенного не произошло. Хотя… почему она споткнулась?

Когда мы добрались-таки до поместья, я сразу прошел в свою комнату и приклеил еще один пластырь. Я знал, что все уже легли, что я остался один… и, вероятно, не засну до утра. Мой организм потерял ощущение времени и пространства; мысли метались, как запертая в клетке крыса, без конца возвращаясь к событиям последнего дня, перебирая информацию, которую скормил мне Брэди. Но ничто не могло заставить меня забыть, что вокруг — абсолютное безмолвие, что я лежу один в гулкой пустоте огромной, размером с дом, комнате, на широкой холодной постели и гляжу в темноту непривычными, человеческими глазами… Я опять был тенью: боялся дотронуться до чего-либо, боялся есть и даже говорить; этот мир не признавал моих мыслей, слов, чувств…

Я свернулся клубком, закрылся с головой покрывалом, спасаясь от черноты окружающего мира.

Спустя какое-то время я немного расслабился: отбросил покрывало, размял затекшие мышцы, встал, сходил в туалет, съел несколько фруктин, которыми набил карманы за обедом, затем вышел на балкон. Миллионы звезд рассыпались в ночном небе — черном, мертвом, вечном небытии, более величественном а могущественном, чем любая звезда.

Я вдруг узнал один звездный узор — созвездие Орион; узнал по заимствованным мною воспоминаниям Джули. В моих воспоминаниях не было ночного неба: я вырос в могильном мраке погруженного в забвение Старого города и до встречи с Джули никогда не видел звезд.

Внезапно я почувствовал, что в доме еще кто-то не спит. Я поймал мерцающую, как пламя свечи, мысль, блуждающую по ночному небу, по тем же самым звездам, в той же черной пустоте между ними. Невидимый глазу, но слышимый мною, этот кто-то — так же, как и я — открывал для себя звездное Ничто. Я позволил себе влиться в переплетение его неохраняемых мыслей: сомнения и желания, безымянные страхи, смерть, потери, пустота… Такая глубокая тоска, что, достигнув ее, я прервал контакт из-за невыносимой боли, эхом отозвавшейся во мне. Незнакомый мне, мозг, мысли, которые я никак не ожидал встретить здесь… Леди Элнер.

Мои руки сжимали перила балкона, шрамы на костяшках пальцев серебристо блестели в лунном свете. Я-то воображал, что леди имеет все, что только можно хотеть: деньги, власть, семью. А она чувствовала себя потерянной, беспомощной, пойманной в ловушку — окруженной врагами и чужими ей людьми. Я и представить себе не мог, что в ее положении, живя в таком месте, можно чувствовать беспомощность — такую же абсолютную, как и моя. Я отцепился от перил, безвольно опустил руки… Опять коснулся ее мозга — совсем легко — просто, чтоб не терять контакт.

Наконец, леди Элнер отошла от окна и молча побрела к своей кровати, не подозревая, что была не одна. Опустошающее чувство бесполезности жизни утихло: сон, витающий в доме, просочился и в ее комнату. Теперь она могла попробовать уснуть.

Я растянулся на своей широкой кровати и заснул тоже.

Глава 5

С рассветом мой сон внезапно был прерван чьим-то приходом — меня словно молнией ударило. — Ты еще спишь? — Джиро Та Минг. Его голос неожиданно прыгнул вверх на целую октаву.

— Уже нет. — Я поднял взлохмаченную, налитую чугуном голову с подушки. — Чего тебе надо?

— Хочу такую же прическу, как у тебя. И еще: вчера… с Дэриком… ты запустил ему в руку ядовитый зуб. Я хочу такой же. Почему ты без пижамы?

— О Господи! — Я упал в подушку. — Я очень устал.

Он потряс меня:

— Ты работаешь на Центавр — получай от меня приказ.

Я резко сел, Джиро даже не успел пошевелиться. Схватил его за локоть.

— Ты хочешь знать, что я сделал с Дэриком?

Джиро открыл рот, затем стал отчаянно вырываться, извиваясь, как змея.

Я оттолкнул его.

— Иди к черту.

Джиро поспешно отступил к двери, я прочел в его мозгу смесь ослиного упрямства, благоговения и ужаса. Дверь с грохотом захлопнулась.

Я лег, пытаясь заснуть. Но адреналин скакал в моих венах, как взбесившийся конь: я вспомнил, где нахожусь и почему. В конце концов я заставил себя встать и заковылял в ванную. Холодный душ приятно покалывал кожу, взбадривая тело и мозги.

Выйдя из ванной, я посмотрелся в зеркало: чужие глаза, взлохмаченная голова. Волосы стояли колом даже после душа: Брэди дал отличное средство. Интересно, не придется ли бриться наголо, чтобы избавиться от этой прически?

Я вернулся в комнату. Ночное оцепенение не проходило. Я натянул на себя форму, чувствуя отвращение и к форме, и к поблескивающим на ней знакам корпорации, и к тому, что они символизировали.

— Откуда у тебя шрамы на спине?.. Ты наемник? Ты был на войне?

Из дверей за мной наблюдал Джиро.

— Нет. Да… вроде того. — Я схватил первую попавшуюся рубашку и поспешно натянул на себя.

— Я хотел бы быть тобой, — сказал Джиро, мечтательно глядя в потолок.

— Нет, ты не можешь хотеть этого. Глупый маленький шельмец.

— Это татуировка?

— Да.

— А почему у тебя на попе знак дракона?

Я посмотрел на голубую ящерицу, ползущую вверх по бедру. Вокруг ее головы мерцало ожерелье из перьев или язычков пламени; мне было трудно разглядеть ящерицу и поэтому я не мог сказать перья это или пламя.