6

Люк беспокойно ерзал в кресле в своем уставленном книгами кабинете. Пора что-то предпринимать. Он не пошел на работу и просидел все утро дома, проверяя по компьютеру список пришедших сотрудников. Надя до сих пор не появилась.

Он взглянул на часы. Почти одиннадцать. Теперь она уже вряд ли придет. Надо позвонить в клинику. Люк набрал номер.

— Диабетическая клиника, — ответил женский голос.

— Здравствуйте. Доктор Радзмински на месте?

— Ее сегодня не будет.

— А когда она ушла?

— Простите, а кто ее спрашивает?

— Доктор Монне. Она у меня работает.

— Да, да. Она о вас говорила.

Вот как? Интересно, что.

— Вы знаете, она уже ушла, и я думаю...

Люк терпеливо выслушал, как доктор Радзмински переживает из-за того, что пропал ее жених, время от времени издавая сочувственные возгласы. Нужно же показать, как он озабочен исчезновением сотрудника.

Узнав, что Надя ушла позже, чем обычно, — почти в половине десятого, — Люк попросил передать ей, чтобы она немедленно позвонила ему в офис, если она все-таки вернется.

Откинувшись на спинку кресла. Люк взял чашку с кофе, пытаясь представить, что сейчас происходит с Надей. Скорее всего, она уже успела выпить свой утренний кофе из кружки с надписью «НАДЯ» и теперь где-то носится в наркотическом угаре.

Люк вздохнул с облегчением, к которому примешивалась жалость. Интересно, где она сейчас? Его одолевало чисто профессиональное любопытство: во что может превратить «локи» такого милого и уравновешенного человека, как Надя. Он вспомнил заметку об одной кроткой и безобидной домашней хозяйке, которая, приняв большую дозу, предложенную неким доброжелателем, исполосовала своего грубого супруга ножом. Будем надеяться, что Надя обойдется без кровопролития. Хватит и того, что ее арестуют за буйное поведение. В любом случае доверие к ней будет подорвано.

Люк поднялся и вышел в соседнюю комнату, уставленную ящиками с бутылками, готовыми к отправке. Он успел упаковать почти все. Осталось всего четыре ящика.

Взглянув на экран телевизора, Люк увидел, что там опять крутят пленку с Драговичем. Он уже видел ее раза три, но не смог отказать себе в удовольствии посмотреть в четвертый. Когда Драгович стал суматошно палить по вертолету береговой охраны, Люк не смог сдержать улыбки. Просто восхитительное зрелище.

Он попытался представить всю ту глубину унижения, которую пережил Драгович. Кто же устроил это замечательное представление? Люк был готов расцеловать этого таинственного благодетеля.

Но как ни хотелось ему посидеть у телевизора, переключая каналы, чтобы увидеть все это еще раз, пора было заняться делами. Его последний день в Америке был заполнен до предела. В три придут посыльные, и надо успеть уложить последние бутылки. Когда ящики благополучно отбудут во Францию, он съест свой последний обед в Нью-Йорке и отправится в аэропорт. В груди у него сладко заныло. Он заказал билет на вечерний рейс до Парижа. Через одиннадцать часов он будет уже в самолете...

Зазвонил телефон. Кто это может быть? Его партнеры предпочитали голосовую почту. Джек посмотрел на дисплей: «Н. Радзмински». Сердце у него замерло. Он схватил трубку:

— Алло!

В горле у него пересохло, и голос звучал как-то странно.

— Доктор Монне, это Надя. Я пыталась звонить вам в офис, но...

— Слушаю вас, Надя. Как ваши дела?

Вопрос был задан не просто из вежливости. Он действительно хотел это знать.

— Ужасно, — ответила она, еле сдерживая слезы. — Я только что вернулась из Бруклина. Целый час давала показания в 84-м полицейском участке. Они даже не знают, где его искать.

Голос у нее дрожал, но речь была вполне осмысленной. Как это может быть? Ведь «локи»...

— Мне очень жаль, Надя. Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Да, — ответила она с некоторым металлом в голосе. — Я только что вышла из метро и нахожусь в двух кварталах от вас. Мне бы хотелось кое о чем с вами поговорить.

Боже милосердный! Она хочет прийти сюда? Нет, это невозможно. Увидев все эти упакованные бутылки, она сразу обо всем догадается...

— Я уже собирался уходить. Может быть, поговорим позже?

— Это очень срочно. — Голос ее зазвучал еще жестче. — Либо вы мне все объясните, либо вопросы будут задавать мои друзья из 84-го участка.

Люк упал в кресло. Сердце у него бешено забилось, перед глазами поплыли круги. Неужели это «локи» так подействовал на нее? В любом случае к себе он ее не пустит.

— Я не совсем понял вас. Вы, видимо, очень расстроены. Давайте встретимся на улице. Мы можем поговорить, пока я жду такси.

— Хорошо, — сказала Надя и положила трубку.

Люк был в тонком свитере и домашних брюках. Накинув пиджак, он поспешил на улицу. Надя только что подошла. Выглядела она ужасно — бесформенный дождевик, опухшее лицо, красные глаза, но в поведении ее не было ничего необычного.

И все же...

— Пойдемте прогуляемся немного, — предложил Люк, беря ее под руку и уводя в сторону от своего дома. — В чем же я должен вам признаться?

— В том, что вы имеете отношение к исчезновению Дага.

Люк остолбенел. Слова застряли у него в горле. Наконец он справился с собой.

— Что? Как вы можете утверждать подобные вещи?

— Даг кое-что знал. Он взломал компьютерную сеть компании и выяснил, на что расходуются средства, выделяемые на научные разработки.

— О чем вы? С какой стати вдруг...

В голосе Люка звучало неподдельное удивление.

— Я тоже кое-что знаю. Мне известно, что «локи» — это наркотик, который продают на улице, а сами вы имеете какие-то дела с Милошем Драговичем.

Люк испуганно огляделся по сторонам. Начиналось время обеда, и улица была заполнена людьми.

— Ради бога, не так громко, Надя!

— Хорошо, — сказала Надя, чуть понизив голос. — Но скажите мне... я хочу услышать это от вас: имеете ли вы отношение к исчезновению Дугласа?

— Нет! Конечно нет!

В голове у Люка пронесся вихрь мыслей. О боже, она знает и о Драговиче, и о «берсерке», и обо всем остальном! Как это случилось? И почему сейчас, когда он так близок к избавлению?

— Так как насчет Драговича?

Думай! Думай! Думай!

— Надя, вы же знаете, что любой может купить акции нашей компании. К сожалению, Драгович владеет большим пакетом и...

— А что его связывает лично с вами?

На минуту Люку показалось, что его допрашивает в суде прокурор.

— Довольно сложные отношения. Я вам объясню как-нибудь в другой раз. Одно могу сказать наверняка: мистер Драгович не имеет никакого отношения к похищению Дугласа по той простой причине, что он просто не знает о его существовании.

Последовала долгая пауза. Они уже дошли до Легсингтона. Люк повернул налево, в сторону ее дома и подальше от его собственного.

Наконец она произнесла:

— Я собираюсь сообщить в полицию о причастности Драговича к этому делу.

Нет!

Люк постарался говорить как можно спокойнее.

— Не будьте столь опрометчивы, Надя. Вы создадите много проблем ни в чем не повинным людям, но это не поможет вернуть вашего Дугласа.

— Я в этом не уверена.

— Пожалуйста, не торопитесь. Отложите это хотя бы до вечера, прошу вас. Милош Драгович, конечно, негодяй, но, клянусь вам всеми святыми, он не имеет никакого отношения к пропаже Дугласа. Включите телевизор, и вам станет ясно, что сейчас его мысли заняты совсем другим.

Последовала еще одна пауза, более долгая. Надя закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Возможно, вы и правы. Я не знаю. Но я так беспокоюсь, просто места себе не нахожу. Надо же что-то делать!

— Подождите хотя бы до вечера. Я уверен, к вечеру что-нибудь прояснится. Если нет, идите и сообщайте все, что считаете нужным. Но дайте полиции время, чтобы разобраться.

— Хорошо, — чуть слышно сказала Надя. — Подождем до вечера.

Отвернувшись, она пошла в сторону Легсингтона.

Люк прислонился к стене магазина электротоваров. Так, значит, Надя не выпила «локи». Или он на нее не подействовал. Так или иначе, она на свободе и очень опасна.

Он перевел взгляд на экран телевизора в витрине магазина. Там опять возник Драгович. Совсем недавно Люк пытался представить, какое унижение тому пришлось пережить. Но если Надя пойдет в полицию... Он представил себе, как, сойдя с самолета, увидит французских полицейских, как вернется в наручниках в Нью-Йорк, где его встретит толпа фоторепортеров. Вот тогда он на собственной шкуре почувствует, каково пришлось Драговичу.

Найдя телефонную будку, он набрал номер, который уже знал наизусть. После трех гудков в трубке послышался низкий голос Озимандиаса Пратера.

— Пратер, это я, — осторожно начал он. — Мне опять требуются ваши услуги.

— Кто на этот раз?

— Научный сотрудник. Невеста того последнего. Она что-то подозревает.

Раздался ехидный смешок.

— Когда вы берете на работу людей, вы их предупреждаете, что на вашей фирме у них нет будущего?

— Прощу вас. Дело очень срочное. Она может наломать дров.

— Правда? Это печально.

— Вы можете это сделать? Прямо сейчас?

— Среди бела дня? Исключается. Слишком большой риск.

— Ну, пожалуйста! — с мольбой произнес Люк. Ему претило упрашивать этого человека, но выхода не было. — За двойную плату.

— За двойную? Вы сказали, что она невеста того последнего? Это меняет дело. Но мне нужна кое-какая информация.

Вздохнув с облегчением, Люк сообщил Пратеру все необходимые сведения: имя, адрес, номера телефонов, с кем она живет. Господи, когда это кончится...

— Я подошлю кого-нибудь за деньгами.

— У меня все подготовлено, — поспешно заверил его Люк.

Он заплатит из своих собственных денег. Сейчас пойдет и снимет со счета.

— Отлично. Как постоянному клиенту, я сделаю вам скидку.

— Правда? Каким образом?

— Увидите. Не забудьте: деньги через час.

Люк повесил трубку и направился к ближайшему отделению Сити-банка. Большая часть его сбережений была уже переведена в Швейцарию, но на счете еще оставалось более чем достаточно, чтобы расплатиться с Пратером.

Люк остановился и глубоко вздохнул. Вот к чему привели его попытки найти гуманный выход из положения. Если бы он раньше обратился к Пратеру, все было бы давно улажено.

Люк взглянул на часы. Полдень. Еще десять часов до отлета. Может быть, стоит обменять билет на более ранний рейс? Расплатившись с Пратером, он сразу же позвонит своему транспортному агенту. В Нью-Йорке становится слишком опасно.

7

Очнувшись, Джек не сразу понял, что находится в больнице. Но капельница над его левой рукой не оставляла в этом никаких сомнений.

Небольшая палата на двоих, но вторая кровать пуста. На противоположной стене темный экран выключенного телевизора. Трещины на стенах и потолке, облупившаяся краска на дверях. Да, место это знало лучшие времена.

Так же как и его голова, — сейчас она просто раскалывалась от боли. Все остальные части тела чувствовали себя не лучше. Джек сел и сразу пожалел об этом — комната поплыла у него перед глазами. Его стало мутить, левый бок пронзила острая боль. Джек ухватился за боковые рейки кровати, стараясь удержаться в вертикальном положении.

Ожидая, пока стены перестанут качаться, Джек попытался вспомнить, как он сюда попал. Постепенно в памяти стали всплывать отдельные эпизоды... смена машин, выстрелы, столкновения, копы — и над всем этим царила бесшабашная веселость, сменяющаяся приступами безудержной ярости. Настоящий психоз, наркотический транс...

«Берсерк». Да, теперь он вспомнил. Его накачали этой гадостью, обращающей людей в безумцев, и произошло это у Нади в кабинете, когда она угостила его кофе. Какой ей смысл подсаживать его? Значит, эта отрава предназначалась ей.

Джек моментально догадался, чьих это рук дело. О причинах он подумает позже. Сейчас надо как-то выбираться отсюда.

Интересно, который час? В палате не было часов. Сколько времени он здесь находится? Последнее, что он помнил, были преследующие его полицейские...

Копы... значит, он под арестом?

Голова у него заболела еще сильнее. Он посмотрел на свои руки — не слишком чистые, но следов краски на них нет. Значит, отпечатков пальцев у него еще не брали. Джеку очень не хотелось, чтобы они попали в полицейскую базу данных. До сих пор ему удавалось этого избегать.

Он заметил на руке пластиковый браслет. В графе «Имя пациента» было написано: «Джон Доу»[3].

Джон Доу... можете называть меня просто Джек.

Следующий вопрос: есть ли у него охрана?

Скорее всего, есть, но не мешает проверить. Дверь в коридор была приоткрыта. Достаточно выглянуть, и все станет ясно.

Джек откинул боковую рейку и спустил ноги на пол. Но тут стены снова начали выделывать кренделя. Он подождал, пока им надоест, потом попытался подняться, держась за штатив от капельницы. Комната начала раскачиваться, но уже не так сильно. Джек почувствовал, как по спине пробежал холодок. Оказалось, что он облачен в голубой больничный халат с завязками на спине и надписью «Муниципальная больница Монро».

Опять Монро. Никуда от него не денешься. Хоть переезжай туда.

Ну уж нет.

Возможно, его одежда где-нибудь поблизости. Но сначала надо осмотреться.

Опираясь на штатив, он кое-как доковылял до двери и осторожно выглянул в коридор. Сердце у него упало — у противоположной стены стоял полицейский и разговаривал с медсестрой.

Только один коп. Но какой! Размером с двухдверный холодильник. Бляха на его груди была похожа на магнит, которым хозяйки прикрепляют к холодильникам записки. Возможно, в другое время Джек сумел бы с ним справиться. Но сейчас он не одолел бы и подростка.

Остается только один путь. Джек пересек палату и подошел к окну. Ноги держали его уже лучше, но, когда он проходил мимо зеркала, его опять зашатало. То, что он там увидел, повергло его в ужас: красная обожженная кожа, сгоревшие брови, распухший нос и белая повязка на голове. Сдвинув бинт, он увидел, что надо лбом тянется ряд аккуратных стежков. И что хуже всего, волосы вокруг шва были выбриты начисто.

Франкенштейн, выскочивший из горящей мельницы, выглядел и то привлекательней.

Джек покачал головой. Плохи дела.

Настроение у него совсем упало, когда он подошел к окну. Его палата находилась на третьем этаже, а внизу была автостоянка. Его ждало еще одно разочарование — шкафы оказались пусты. Возможно, копы забрали его одежду как вещественное доказательство, или, что вероятнее, ее просто выкинули на помойку.

В приступе ярости Джек занес кулак, чтобы разбить дверь шкафа, но вовремя сдержался. Правда, с большим трудом.

Что он делает? Какая глупость. На звук удара немедленно прибежит дюжий полицейский.

Должно быть, это «берсерк» все еще бунтует у него в крови. Жидкость из капельницы, конечно, понизила его концентрацию, но все же следует быть осторожным.

Кстати, надо бы снять эту капельницу. Джек содрал липкую ленту, вытащил иглу из вены и снова залепил отверстие пластырем.

Потом он опять подошел к окну. В палате было два старомодных окна с подъемными рамами и опускающимися сетками. Пока он лежал без памяти, погода испортилась. Небо закрыли тяжелые темные тучи. Джек поднял раму и выглянул наружу. По стене, где-то на уровне пола, тянулся узкий выступ. Слева был виден угол здания, справа — еще несколько окон.

С печальной безысходностью Джек осознал, что эти окна — его единственный шанс. А что, если он сорвется, пытаясь до них добраться? Рамы могут быть запертыми, а в соседней палате могут оказаться люди.

Но выхода не было. Если его арестуют и отдадут под суд, это будет означать конец той жизни, которой он жил. В ходе расследования обязательно выяснится, что он не числится ни в каких документах — такого просто не существует. Тогда им обязательно займутся федералы. Они будут долго выяснять, не шпион ли он, а выяснив, передадут его в налоговое управление, которое непременно заинтересуется, почему он столько лет уходил от уплаты налогов. В общем, выпутаться не удастся.

Так что окно было его единственной надеждой, и если он не поспешит, то потеряет и ее. Как только большой синий коп закончит болтать с сестрой, он немедленно сунгт нос в палату, чтобы посмотреть, не оклемался ли его подопечный.

Закинув ногу в окно, Джек чуть слышно застонал — то ли от боли, то ли от отчаяния. Оседлав подоконник, он осторожно нащупал ногой кирпичный карниз. Он был не шире трех дюймов, и нога помещалась там с трудом. Хотелось бы, чтобы он был пошире, но слава богу, что есть хоть такой. Согнувшись, чтобы пролезть в окно, Джек чуть не закричал от резкой боли в ребрах.

Оказавшись снаружи, Джек опустил сетку. Следующая пара окон находилась в шести футах от него, но до нее было далеко, как до луны.

Раскинув руки и прижавшись к стене, Джек начал осторожно двигаться по карнизу. Краем глаза он увидел, что на стоянке внизу мелькнуло белое пятно — пожилая женщина с палкой прихрамывая шла к больнице. В этот момент порыв ветра высоко задрал полы халата Джека.

Только не смотрите наверх, мадам. Возможно, увиденное вам понравится, но мне вы порушите всю жизнь.

Он продолжал ползти по стене, чуть выдвигая левую ногу и подтягивая к ней правую. Все шло хорошо, но вдруг здание стало крениться влево. Усилием воли он подавил инстинктивное желание сместиться в сторону, чтобы сохранить равновесие. Так недолго сорваться вниз. Вжавшись в стену так, что на его щеке отпечатались все неровности стены, он запустил пальцы в углубление между кирпичами и, стиснув зубы, повис, как паук на крыше несущегося поезда.

Наконец дом перестал качаться. Джек подождал еще несколько секунд для верности и двинулся дальше. Несмотря на холодный ветер, он обливался потом. Когда его рука, наконец, коснулась оконной рамы, он подавил облегченный вздох. Рано радоваться. Цыплят по осени считают.

Еще несколько дюймов, и его рука нащупала сетку. Ухватиться было не за что, и он просто проткнул сетку пальцем и дернул вверх. Она подалась. Отлично. Испуганных криков тоже как будто не слышно. Совсем хорошо. Он заглянул в окно — никого не видно.

Подняв сетку, Джек пролез внутрь. Опершись на подоконник, чуть помедлил, переводя дух. И тут раздался громкий храп. Джек медленно повернул голову. Точно такая же палата, как у него. Ближняя кровать оказалась пуста. Звук исходил из-за занавески, отгораживающей вторую кровать. Приподняв ее за край, Джек заглянул внутрь.

На кровати лежал грузный лысый мужчина средних лет. Над его руками висели капельницы, из ноздрей тянулись трубки, на груди был укреплен датчик с проводами, живот забинтован. Похоже, он только что из операционной.

Плохо дело. Джек знал, что после операций к больным часто наведываются сестры. Нельзя терять ни минуты.

Он открыл шкаф. Ура! Там висела одежда. Выцветшие брюки в желто-зеленую клетку. Парусиновые шлепанцы, атласная куртка с надписью «Островитянин» и спортивная кепка. Неважная одежонка, но Джеку показалось, что он нашел клад.

Все это было ему отчаянно велико, но выбирать не приходилось. Надвинув кепку на глаза, он выглянул в коридор. Синий великан все еще любезничал с медсестрой. Джек выскользнул из палаты и двинулся по коридору в противоположную сторону.

Опустив голову, он быстро шел к выходу, лишь изредка поднимая глаза на указатели. Сердце у него отчаянно колотилось, нервы сжались в комок. Он все ждал, что раздастся вой сирены и со всех концов больницы сбегутся охранники. Но вокруг было тихо. Спустившись по лестнице, Джек прошел через вестибюль и выскочил на улицу.

Свободен! Во всяком случае, на какое-то время.

Ветер все усиливался, над землей нависли тяжелые тучи. Сейчас пойдет дождь. Надо убираться подальше от больницы. Джек хотел прибавить ходу, но каждый шаг отдавался острой болью в левой ноге. Голова гудела, как колокол, обожженное лицо горело на ветру.

Во всем остальном он чувствовал себя прекрасно.

Но где он находится? В прошлом месяце Джек пару раз проезжал через Монро, но сейчас ничего не узнавал. Все эти послевоенные пригороды с их фермами, заливчиками и аккуратно подстриженными лужайками выглядели совершенно одинаково. Наконец Джек увидел стрелку с надписью «Центр» и пошел в указанном направлении. Среди людей будет легче затеряться.