Наладчик Джек (№3) - Ярость

У Милоша сдавило горло. Подняв бокал, он произнес:

— За моего любимого брата.

Втайне сожалея, что это не водка, Милош проглотил оставшееся вино, стараясь не обращать внимания на комок в горле.

16

Надя открыла глаза и приподнялась на кровати. Вокруг темнота. А где ее одежда? И где находится она сама?

Взглянув в окно, она увидела Манхэттенский мост. Все ясно. Она у Дага в постели — и причем одна.

Господи, который час? Судя по красным цифрам на электронных часах, уже довольно поздно.

А где Даг? Она окликнула его по имени.

— А, спящая красавица проснулась, — отозвался он откуда-то издалека.

— Ты где?

— В кабинете. Иди сюда. Я тебе кое-что покажу.

Надя потянулась, выгнув спину под простыней. Вчера они пришли сюда, чтобы вместе проникнуть в компьютерную сеть ГЭМ, но по дороге в кабинет завернули в спальню. Она улыбнулась. В постели Даг не выглядел рассеянным. Все его внимание сосредоточилось на ней.

Потом, лежа в его объятиях, она задремала. Раньше такого не случалось. Почти никогда. Но в последнее время она так не высыпалась.

Выскользнув из-под простыни, она оделась и отправилась на кухню, где обнаружила в холодильнике кока-колу. Вообще-то она предпочитала диетическую пепси, но сейчас сойдет и это. Прихватив бутылку с собой, она пошла в кабинет.

Даг сидел в трусах у монитора и жевал кукурузные хлопья. Она невольно залюбовалась широким разворотом его плеч.

— Вкусно? — спросила она, наклонившись над ним и вглядываясь в цифры, мелькавшие на экране.

Не отрывая глаз от монитора, он протянул ей коробку. Надя с удивлением заметила на этикетке знакомое с детства косоглазое существо с пропеллером на голове.

— Это «хрустики»? — Она вспомнила старый рекламный ролик «Хрустик против Трясучки». — Я думала, их давно уже не делают.

— Я тоже так думал, но оказалось, что где-то в захолустье их еще выпускают. Удалось заказать через Интернет.

Она положила в рот несколько хрустящих пятачков и чуть не поперхнулась.

— Какие сладкие! Раньше они такими не казались.

— Это же сплошной сахар. Но у меня есть кое-что получше, — показал он на свое запястье. — Видишь, что может получить их покупатель.

— Часы от Хрустика?

— И даже более того! — сообщил Даг, протягивая ей золотое колечко с фигуркой того же странного персонажа. — Сгодится, пока я не куплю тебе то самое бриллиантовое?

Надя рассмеялась:

— Ну, ты совсем чокнулся.

— Не чокнулся, а хрустнулся.

Надя кивнула в сторону экрана:

— Как идут дела?

— Пытаюсь найти хоть какие-нибудь данные о финансовом положении ГЭМ. Не ту липу, которую они толкают в годовых отчетах, а реальные цифры.

— Господи! Тебя же накроют.

— Не волнуйся. Я вышел на них обходным путем через Чикаго.

— Через Чикаго? Почему?

— Старый хакерский трюк.

— Прошу тебя, Даг, — взмолилась Надя, стараясь отогнать дурное предчувствие. — Остановись. Добром это не кончится.

Он вздохнул:

— Наверное, ты права. Но пойми, Надж, меня это все время грызет. Они выплачивают мне комиссионные за продажи, которых нет. Прибыль, которую они якобы пускают на исследования, настолько велика, что на нее можно построить десятиэтажный научный центр, доверху набитый оборудованием и сотрудниками. Однако, как нам известно, исследовательский центр ГЭМ занимает всего один этаж и народу там раз-два и обчелся. Значит, деньги идут куда-то еще. Если не на науку, то тогда на что? Или кому?

— Если ты угодишь за решетку, это не будет иметь значения.

— Я буду осторожен.

— Почему бы не отнестись к этому как к необъяснимой загадке?

Даг улыбнулся:

— Знаешь, на уроках богословия в начальной школе я прямо-таки забрасывал монахинь вопросами о Боге, небесах и преисподней. И очень часто они отвечали мне, что «это чудо». И все, вопрос закрыт. Таких объяснений мне всегда было недостаточно — и тогда и сейчас.

Надя вспомнила, как она училась в католической школе. Таких, как Даг, там тоже было полно. В каждом классе обязательно находился ученик, на которого не действовали увещевания типа «надо просто верить» и сентенции из Нагорной проповеди. Они все время задавали вопросы, сомневались и пытались дойти до сути. Весь класс с готовностью проглатывал очередные куски Божественных откровений и двигался дальше. Но только не эти ребята. Им требовалось объяснение. Они хотели знать наверняка.

— О'кей, тогда попробуем другой вариант: нас это не касается.

— Очень даже касается, раз наше благополучие зависит от ГЭМ.

Наше благополучие здесь ни при чем, подумала Надя. Даже если Даг выиграет в лотерею миллион долларов, он все равно не успокоится и будет долбить компьютерную сеть ГЭМ до упора. Просто у него зуд в одном месте.

Она наклонилась и поцеловала его в губы.

— Вызови такси. Мне надо ехать.

— А как же хакерская практика?

— В другой раз. Я должна быть с утра в клинике, как штык.

Даг взял мобильник и заказал такси. Он жил в самом неудобном районе Бруклина — под Манхэттенским мостом такси можно было ждать часами.

Отключив телефон, он усадил Надю к себе на колени.

— Если бы ты жила здесь, то была бы уже дома, — пробормотал он, уткнувшись носом ей в шею.

Надя надула щеки и со свистом выпустила воздух.

— Ты опять за старое?

— Но ты же все равно будешь жить здесь, когда мы поженимся, — возразил он. — Почему бы не сдвинуть срок на несколько месяцев вперед?

— На год. Хочешь поговорить об этом с моей мамой?

— Нет уж, уволь, — засмеялся он.

Надя переехала к матери, когда училась в ординатуре. Тогда это казалось хорошей идеей. Она целыми днями пропадала в больнице, а мамина квартира находилась от нее всего в нескольких кварталах. Какой смысл снимать отдельное жилье и платить за него чужому человеку?

Сейчас Надя об этом сожалела, но не потому, что им плохо жилось вместе.

Наоборот, они прекрасно ладили. Маме было уже за шестьдесят, а Надин отец умер пять лет назад. Она приехала в США из Польши еще до войны, но гражданства так и не получила — слишком крепко была привязана к своей оставленной родине. Стены ее квартиры были увешаны портретами Иоанна Павла II, а сильный акцент всю жизнь выдавал в ней иностранку.

Если не считать религии (мама ходила в церковь ежедневно, Надя же давно перестала бывать даже на воскресной мессе), то во всем остальном они легко находили общий язык. Ну разве что мама была недовольна, что ее дочка занимается какими-то там исследованиями вместо того, чтобы стать «настоящим доктором», но это были мелочи.

Отделиться от мамы не представляло никакой проблемы — та была вполне самостоятельна и могла жить одна. Но переехать к Дагу — это совсем другое дело. Мама будет переживать, что ее дочь живет в грехе, и непрестанно молиться Богу, чтобы спасти ее душу.

Зачем мучить старую женщину? Они с Дагом скоро поженятся. А до этого можно придерживаться уже сложившейся практики, что совсем не сложно. Они и так часто видятся, и раздельное проживание никак не отражается на их интимных отношениях.

— Да нет, я ничего тебе не навязываю, — тихо сказал Даг.

— Знаю, — вздохнула Надя, нехотя слезая с его колен. — Пора идти.

— Позвони мне, когда приедешь.

Даг всегда просил ее позвонить, чтобы он знал, что она добралась благополучно.

— Как же я позвоню, когда у тебя работает модем?

Он взял со стола сотовый телефон и нажал на кнопку.

— Он будет включен все время.

Послав Наде воздушный поцелуй, Даг возобновил атаку на клавиатуру.

Спускаясь вниз к такси, она пожалела, что они живут врозь. Ее снова охватили дурные предчувствия.

17

Одетый в дешевое тряпье Джек сидел на куске картона в крытом переходе напротив дома доктора Монне на Восемьдесят седьмой улице. Голова его была низко опушена, но не из опасения быть узнанным — просто его теперешний вид как-то не вязался с Карнеги-Хилл, где обитал сам мэр. Час был поздний, и в этом районе дорогих магазинов, роскошных офисов и элитных жилых домов движение почти замерло.

Видимо, дела у фармацевтов идут неплохо, подумал Джек, глядя на фасад дома, где жил доктор Монне. Восемь этажей, высокие потолки, башни пентхаусов на крыше. Три вида кирпича и огромные балконы. В таком доме даже самая скромная квартирка тянет на семизначную цифру.

Ввиду недоступности Драговича, который, вероятно, уже укатил в свой Хемптон. Джек решил понаблюдать за Монне. Он не стал спорить с Надей, но отнюдь не разделял ее уверенности, что доктор — лишь невинная жертва пройдохи серба. Такие типы, как Драгович, конечно, мастера выкручивать руки, но иногда эти руки протягивают им добровольно. Интересно, что может связывать этих столь разных людей?

Но где же наш добрый доктор? Прежде чем прийти сюда, Джек позвонил ему домой, а потом пару раз перезванивал из автомата на углу. И всякий раз натыкался на автоответчик.

Это вовсе не означало, что доктора нет дома. Возможно, у него стоит определитель номера, и он не берет трубку, когда звонит «неизвестный абонент». Поэтому Джек решил расположиться напротив и следить за входом: возможно, Монне все же появится — выйдет на улицу или вернется домой.

Джек пришел сюда в девять, а сейчас была уже полночь. Нет смысла торчать здесь дольше. Если Монне дома, вряд ли он куда-нибудь пойдет в такое время. Если же его нет, то что можно узнать, наблюдая, как он входит в дом? Пора сматывать удочки.

Раздосадованный потерей времени, которое он мог провести с Джиа, Джек поднялся и, сложив картонку, зашагал в западном направлении. На Восемьдесят шестой улице он свернул в Центральный парк и пошел по большому газону, сжимая в руке пистолет, на тот случай, если какому-нибудь придурку придет в голову напасть на бродягу. Однако обошлось без приключений.

Дома он разделся, принял душ и включил видеомагнитофон, чтобы посмотреть что-нибудь из своей коллекции фильмов о докторе Моро. Кассеты были расставлены в хронологическом порядке, значит, лучшие фильмы стояли первыми. По мнению Джека, «Остров потерянных душ» с Лоутоном, Лагоши и Эрьеном был самой удачной экранизацией знаменитой книги. Несмотря на свой ужасный венгерский акцент. Бела оставался лучшим исполнителем роли человека-волка, Толкователя Закона.

Не проливать кровь! Таков Закон! Разве мы не люди?

В ответ раздавался гортанный вопль, вырывавшийся из множества глоток, непривычных к человеческой речи...

Разве мы не люди?

Но усталость взяла свое, и Джек заснул, когда Чарльз Лоутон, тряся жидкой бородкой, сокрушался, что «упрямая звериная плоть так и лезет наружу».

Во сне Джек увидел Сола Витуоло, ставшего Толкователем Закона и беспрестанно повторявшего: «Разве мы не люди?.. Разве мы не люди?»

Пятница

1

Господи Исусе!

Формула изменилась.

Присев на край кровати, Надя рассматривала распечатку. Руки у нее тряслись.

Структура молекулы выглядела по-другому. Она действительно изменилась. Надя не могла сказать, что именно с ней произошло, но некоторые боковые цепи, которые она видела вчера, сегодня уже отсутствовали. И она никак не могла вспомнить, как они выглядели.

Она собиралась проверить отпечатки вчера вечером, но, вернувшись домой, даже не вспомнила об этом. Возможно, не придала всему этому большого значения, подозревая, что доктор Монне просто дурачит ее.

В мире, где она жила, распечатки не менялись сами собой.

До сегодняшнего дня.

Нет, нет, нет. Даже не думай. Это невозможно.

Одну минуточку. Она ведь ввела в память компьютера формулу и сделала распечатку. Надя вынула из сумки листок бумаги. На нем стояло С24Н34О4. Но ведь это не та формула. Та выглядела как С27Н40О3 Или атомов кислорода было шесть? Черт! Она не помнила точно. Раньше с ней такого не случалось.

Надя сравнила формулу с молекулой на распечатке. Они полностью совпадали.

Она почувствовала дурноту и зажмурила глаза. Этого не может быть. Просто чья-то шутка.

Кто-то залез к ней в сумку и поменял распечатки. Но кто? И когда? Она сделала их, уходя с работы, и с того времени не выпускала сумку из поля зрения. Да и кому понадобился весь этот спектакль?

И как объяснить эти провалы в памяти? Запомнить хотя бы одну из боковых цепей было совсем не сложно, но в голове у нее не осталось ничего.

Надя почувствовала странное волнение. Действительно, происходит что-то непонятное. Молекула «локи» ни на что не похожа. Да, сейчас она не в состоянии объяснить ее свойства, но это вовсе не значит, что их нельзя понять вообще. У нее есть все необходимое, чтобы разгадать эту тайну. Это будет настоящий прорыв в биологии. Надя представила, сколько докладов она напишет о «локи», сколько лекций прочтет. В свои тридцать она станет знаменитостью.

Среди молекулярных биологов, конечно.

Да к тому же ей будут платить за работу, которую она готова делать бесплатно.

Надя начала одеваться. Мысленно она уже была в лаборатории. Но сначала надо заглянуть в диабетическую клинику. Сделать быстрый обход, и скорее в ГЭМ.

Проходя через холл, увешанный портретами папы Иоанна Павла и сухими пальмовыми ветками, свернутыми в кольцо, она услышала мамин голос:

— Надя, я все слышала!

— Что ты слышала, мама? — спросила Надя на ходу.

— Как ты произносила имя Господа всуе. Ты не должна так делать. Это грех.

И когда это я успела, подумала Надя. Но времени на обсуждение уже не было.

— Извини, мама.

Даг прав. Пора переезжать к нему. И как можно скорее.

2

Даг откинулся на стул и потер глаза. Казалось, в них насыпали песок. Он всю ночь пытался прорвать оборону вокруг компьютерной сети ГЭМ. Кое в чем он преуспел — к примеру, откопал отчеты о расходах владельцев фирмы. Потерял массу времени, но не нашел в них ничего интересного.

Но финансирование фундаментальных исследований было спрятано за семью печатями. Он проследил, как деньги направляются в научно-исследовательский отдел, но дальше их след терялся. Данные о том, как и на что они используются, были заперты в электронном сейфе, ключ к которому он так и не смог подобрать.

Пока не смог. Несмотря ни на что, он продвигался вперед, хотя тропа и обледенела.

— Надо передохнуть, — пробормотал Даг, закрывая ноутбук.

Он походил по комнате, потягиваясь и разминая онемевшие члены. Еще повоюем. Он уже подобрался к секретным кодам ГЭМ. Их разрабатывал неглупый парень, но ведь и Даг был не промах в этих делах. В колледже он слыл компьютерным асом и просиживал ночи напролет, проникая в корпоративные и академические сети и оставляя хулиганские записки в электронных почтовых ящиках. Ничего серьезного, просто своего рода компьютерные граффити.

Даг взглянул на часы. Черт, уже почти восемь, а он еще должен сделать пару звонков и накормить завтраком медицинский персонал в Бэйшоре.

Так не хотелось прерываться, но, если он сейчас не поспит, весь день пойдет насмарку. Но с другой стороны, почему он должен беспокоиться о каких-то там деловых встречах и угощении для сестер и секретарш, если его комиссионные никак не зависят от продаж?

Хороший вопрос. Но не в его правилах отменять встречи. И, кроме того, в его распоряжении сегодняшний вечер и еще три выходных дня. Хватит, чтобы добить дело до конца.

Даг неохотно выключил компьютер и побрел в спальню. Поставив будильник на половину десятого, он рухнул на кровать. Простыни все еще сохраняли Надин запах. С улыбкой на губах он погрузился в сон.

3

— Посмотри-ка, — сказал Эйб, ткнув мокрым от сока пальцем в лежавшую на прилавке газету. — Ты только погляди на это!

— На что? — спросил Джек.

Он опять завтракал с Эйбом, сидя напротив него за прилавком. На этот раз Джек принес две папайи. Потягивая кофе, он наблюдал, как Эйб ловко разрезает их на части и очищает от семян своими толстыми корявыми пальцами.

— Да на эту заметку. Еще одно проявление людской агрессии. Здесь говорится, что преподаватель из Джексон-Хайтс выкинул двух студентов из окна второго этажа.

— Наверное, это была лекция по физике и он объяснял им закон всемирного тяготения.

— Один студент сломал руку, а другой ногу. Понадобилось четыре копа, чтобы утихомирить преподавателя. И знаешь, что он сказал, когда они его повязали? «Они болтали во время лекции! Все должны молчать, когда говорю я. В следующий раз они будут меня слушать!»

— Видимо, следующего раза уже не будет... Эй, что ты делаешь?

Эйб вытряхнул сердцевину с семечками прямо на раздел спортивных новостей в «Таймс».

— А что, я должен вывалить все это на чистый прилавок?

Прилавок с большой натяжкой можно было назвать чистым, но Джек не стал обсуждать эту тему.

— А как я теперь прочитаю про спорт?

— Подумаешь, какой фанат. Какое отношение ты имеешь к спорту?

— Я был нападающим в юношеской лиге. А если я хотел узнать, как сыграли «Никсы»?

— Они не играли.

— Ладно. Тогда как насчет «Нетс»?

— Они проиграли ребятам из «Джаза». 109:101.

Джек взглянул на Эйба. Ему можно верить. Эйб всегда слушал радио. За утро счет, наверное, успели передать раз десять. Но Джек не собирался сдавать позиции. Обычно он читал спортивные новости только во время чемпионата мира или игр за суперкубок, но здесь было дело принципа. Не важно какого.

— Но я люблю почитать про игру.

Эйб вычистил все семена и стал резать папайю на небольшие кусочки.

— Ты же знаешь счет. Что тебе еще нужно? Хочешь почитать, как какой-нибудь писака разводит бодягу насчет того, почему они выиграли или проиграли? Кому это интересно, кроме тренера? Команда А победила, команда Б проиграла — все, конец — когда следующая игра? — Эйб ткнул ножом в папайю. — Давай ешь.

Джек взял оранжевый кусочек и положил в рот. Вкусно. Когда он потянулся за следующим, Эйб показал на Парабеллума, внимательно изучавшего странную массу, лежащую на спортивных новостях. Попугай в нерешительности крутил головой: ему хотелось семечек, но что делать с остальным?

— Какая разборчивая птица, — с уважением произнес Эйб.

— Просто ты вывалил эту кашу прямо на статью Джорджа Вечи, и теперь он не может дочитать ее до конца.

Эйб молча посмотрел на него поверх очков. Джек вздохнул:

— Ладно, дай мне тогда «Пост». Надеюсь, их спортивную колонку ты еще не успел заляпать.

Эйб протянул руку за газетой, но вдруг остановился:

— Стой, стой, стой. Здесь есть кое-что интересное для тебя.

— Что-нибудь о «Метах»?

— Нет, совсем о других спортсменах — о твоих друзьях-выпускниках, устроивших погром.

— Надеюсь, их отправили в Синг-Синг?

— Вовсе нет. Их отпустили — и причем всех.

Джек помрачнел:

— Дай я посмотрю.

Эйб сложил газету и ткнул пальцем в маленькую заметку рядом с результатами лотерей. Джек быстро пробежал текст, потом, не веря своим глазам, прочел снова.

— Никого не отдали под суд! Ни единой души! Не предъявили никаких обвинений!

— Ввиду «нового поворота дела», там ведь так сказано? Хм... что, по-твоему, это означает?

Джек понял, к чему клонит Эйб: богатенькие ребята, наверняка со связями в мэрии и в полиции, позвонили куда надо и отбыли домой как ни в чем не бывало.

И среди них Роберт Б. Батлер-Поросенок. Сукин сын, который чуть не убил Вики, ни дня не провел в тюрьме — ему даже не предъявили обвинение.

— Мне надо позвонить.

Эйб не предложил свой телефон, да Джек и не стал бы им пользоваться. Сейчас почти у всех определитель номера.

Джек пошел к автомату на углу. Вынув из портмоне листок с номером телефона, он опустил в аппарат несколько монет и вскоре дозвонился до квартиры Роберта Б. Батлера, бывшего питомца школы Святого Варнавы и злого обидчика маленьких девочек.

Когда горничная подняла трубку и с африканским акцентом спросила, кто звонит, он представился как Джек Гевин.

— Я адвокат Ассоциации выпускников школы Святого Варнавы. Хотел бы поговорить с мистером Батлером о том неприятном инциденте в среду вечером. Кстати, как он себя чувствует?

— Прекрасно, — ответила женщина.

— У него сильные боли?

— Да нет, ничего у него не болит.

Проклятье! Джек почувствовал, как у него сводит скулы. Пора навести порядок.

— Можно его к телефону?

— У него сейчас доктор. Я пойду спрошу.

Через минуту она вернулась.

— Сейчас мистер Батлер не может подойти к телефону, но он будет рад видеть вас сегодня в любое время.

Джек вежливо сообщил, что он придет около часу.

Напугал Вики, чуть не убил ее и благополучно утек от ответственности...

Ну ничего, он еще поговорит с мистером Батлером по душам.

4

Надя сидела в темноте и смотрела на объемное изображение, парящее в воздухе. Придя в лабораторию, она первым делом включила установку и вызвала из памяти изображение молекулы. Появилась знакомая распавшаяся структура, которую Надя уже мысленно окрестила «локи»-2.

Да, ее строение изменилось, точно так же, как и на распечатке.

Хорошо. Это вполне можно объяснить тем, что кто-то лазал в память установки. Но у нее есть козырь в рукаве. Вчера перед уходом она выскребла из установки остаток пробы и поместила его в пробирку.

Вынув пробирку из кармана, Надя высыпала частицы в пробоприемник. Ее насторожил их цвет... что-то было не так, хотя она и не могла сказать, что именно. Надя откинулась на спинку стула и замерла, потом нажала клавишу. Во рту у нее пересохло — перед ней опять появилась та же проклятая молекула.

В лаборатории на мгновение стало светло — это позади нее открылась и закрылась дверь.

— Ну что, поверили, наконец?

Услышав голос Монне, Надя резко обернулась. Вид у доктора был измученный, как после бессонной ночи.

— Скажите, что это была шутка. Ну пожалуйста.

— Мне бы и самому этого хотелось, — вздохнул он. — Вы даже не представляете, как я мечтаю, чтобы все это оказалось мистификацией. Но к сожалению, это не так.

— Но это должно быть так. Если вы хотите, чтобы я поверила, что эта молекула меняет свое строение под воздействием каких-то «небесных явлений», я могу это принять. Хотелось бы, конечно, знать, как именно эти «явления» влияют на ее изменение, но в принципе я могу согласиться, что гравитация или что-то в этом роде может сыграть роль катализатора. Но здесь совсем другой случай. Если, конечно, нам не морочат голову. Эта молекула не только меняется сама, но вслед за ней изменяются и все свидетельства ее первоначального вида. Происходит подмена реальности, а мы оба знаем, что такое невозможно.

— Знали раньше, — уточнил Монне. — То есть считали это аксиомой. Но теперь мы думаем иначе.

— Только не я.

Он слабо улыбнулся:

— Я знаю, что вы чувствуете. Вы растеряны, напуганы, подозреваете подвох и в то же время настроены решительно и готовы бороться. И все эти разнообразные эмоции доводят вас до слез. Разве я не прав?

Надя почувствовала, как к горлу подкатывается комок, а на глаза наворачиваются слезы. Утерев их, она кивнула, не в силах произнести ни слова.

— Но ведь это правда, Надя, — прошептал Монне. — Поверьте мне, никто нас не разыгрывает. Мы столкнулись с явлением, которое опровергает основополагающие представления о природе физического мира и самом существовании.

Именно это и сбивало ее с толку. Что, если способность видоизменять реальность и саму память о ней присуща не только этой единственной молекуле? А вдруг это случается постоянно? Сколько раз, напечатав или написав слово, она останавливалась в нерешительности: ей вдруг начинало казаться, что оно пишется по-другому. Она проверяла правописание и, убедившись, что слово написано верно, двигалась дальше. Но ощущение «неправильности» все же оставалось.

— Мы должны понять, что с ней происходит, — донесся до нее голос Монне. — А для этого ее, прежде всего, надо стабилизировать.

— Но как это сделать, если мы даже не помним, как она выглядела изначально?

Вытащив из кармана пробирку, доктор протянул ее Наде:

— Теперь у нас есть новая проба.

Надя буквально выхватила у него пробирку и трясущимися руками стала готовить пробу для голографической установки. Заправив ее в аппарат, она стала ждать.

Наконец в воздухе появилась молекула, и Надя чуть не закричала от радости. Это была та самая молекула, что стерлась из ее памяти. Сейчас она ее вспомнила и сразу почувствовала себя лучше.

— А где вы нашли изначальную «локи»?

— Позаимствовал у носителя. Внутри носителя она не меняется, пока ее не извлекут на свет божий.

Надя повернулась к Монне:

— Вы по-прежнему держите источник в секрете?

— Пока да.

Надя чуть не заплакала от досады. Ей так хотелось узнать все до конца. Это должна быть какая-то органическая субстанция. Растение? Животное? Что?

— А таинственное «небесное явление»? Это тоже секрет?

— Я просто не хотел говорить, пока вы сами не убедитесь в изменениях. Само по себе это явление вполне заурядно и случается двенадцать — тринадцать раз в год — это новолуние.

Надя облизнула губы.

— Новолуние? А когда оно наступило?

— Вчера вечером. Ровно в 8.42.

Лунные фазы. Они определяют многие биоритмы на нашей планете. Новолуние — это время, когда на землю не льется лунный свет, самая темная ночь месяца.

По ее телу пробежал озноб.

— Я бы хотел, чтобы вы начали работу немедленно, — сказал доктор Монне. — Нам нельзя терять время. В следующий раз носитель «локи» может быть для нас уже недоступен, и мы навсегда утратим возможность разгадать эту загадку.

— Может быть, прибегнуть к посторонней помощи? Ну, раз у нас только двадцать девять дней в запасе...

Доктор Монне энергично затряс головой:

— Нет. Абсолютно исключено. «Локи» не должна покидать эту лабораторию. По-моему, я достаточно ясно дал это понять.

— Да, но...

— Никаких но и никаких консультаций на стороне.

Монне побледнел, но был ли это гнев или страх, Надя не поняла.

Но он не должен перекладывать всю ответственность на начинающего исследователя.

— Надеюсь, вы мне поможете, — жалобно сказала Надя.

— Конечно. Чтобы сэкономить время. Покажу вам все тупики, в которые я уже упирался. А дальше вы будете двигаться самостоятельно.

— Но вряд ли вы так уж можете рассчитывать... — неуверенно начала Надя.

Монне протестующе поднял руку:

— Я не говорил вам, но, прежде чем взять вас на работу, я позвонил доктору Петрилло.

Надя застыла. Ее научный руководитель в ординатуре, царь и бог в мире анаболических стероидов.

— Что же он сказал?

— Чего он только не наговорил. Я никак не мог его остановить. Он был очень рад, что вы занялись исследовательской работой, а не зарываете свой талант во врачебную практику. Вы недооцениваете себя, Надя. Я же, наоборот, отдаю вам должное. Но у вас будет и дополнительный стимул: если вы сумеете стабилизировать молекулу в течение ближайших четырех недель, вы получите премию.

— Но в этом нет необходимости.

Он улыбнулся:

— Не торопитесь, пока не узнаете сумму. Что вы скажете о миллионе долларов?

Надя онемела. Она открыла рот, но слова застряли в горле.

— Вы... вы сказали?..

— Да. Круглая сумма в один миллион долларов. Вы можете...

Раздался стук в дверь, и в лабораторию заглянула седоватая женщина. Это была Пат, работавшая в компании техником.

— Извините, доктор Монне, но вас просит к телефону мистер Гаррисон, — сообщила она.

— Передайте, что я ему перезвоню, — раздраженно отозвался Монне.

— Он говорит, что это срочно. «Непредвиденные обстоятельства», так он выразился.

— Ну хорошо. — Монне повернулся к Наде: — Я скоро вернусь. Сейчас нет ничего важнее нашей работы.

Еще бы, подумала Надя. Миллион долларов... миллион!

Цифра эта все время вертелась у нее в голове, пока она сидела и мечтала, на что потратит эту сумму. Они с Дагом смогут сразу пожениться, купить дом, раскрутить его компанию, решить все проблемы и начать жить.

Прошло десять минут, а Монне все не появлялся. Надя выглянула за дверь.

— Где доктор Монне? — спросила она Пат.

Та показала на дверь.

— Он поговорил с мистером Гаррисоном и побежал наверх.

«Сейчас нет ничего важнее нашей работы». Она усмехнулась. Значит, все же есть. Будем надеяться, что «непредвиденные обстоятельства» не окажутся слишком серьезными.

Подойдя к установке, она стала вращать трехмерное изображение, стараясь привыкнуть к его несуразному виду.

Я тебя доконаю, думала она, глядя на молекулу. И вовсе не из-за денег... Ты мне бросила вызов, но победа все равно будет за мной.

Но и от премии отказываться не стоит. Ни за что.

5

— В нашу компьютерную сеть залез хакер! — сообщил Кент Гаррисон, как только Люк запер за собой дверь.

Раскрасневшийся Кент стоял у стола, сняв пиджак. На голубой рубашке темнели пятна пота.

— Не совсем так, — поправил его Эдвардс. Одетый в безукоризненно сшитый синий костюм, он сгорбился за столом, положив изящные руки на темно-коричневую поверхность. — Похоже, кто-то пытался взломать защиту, но уверенности пока нет.

Ошеломленный Люк опустился в кресло.

— Что? Каким образом? Я считал, что у нас лучшая в мире зашита.

— Видимо, нет, — процедил сквозь зубы Кент, бросив мрачный взгляд в сторону Брэда, который отвечал за компьютерную сеть.

Когда рядом не было Драговича, Кент вел себя очень агрессивно.

— Меня уверили, что защита у нас самая современная, — оправдывался Брэд. Его всегда тщательно уложенные волосы были в беспорядке, словно он все время запускал в них руки. — Но это было в прошлом году. Хакеры тоже не стоят на месте.