Я еще раз, покосившись на колечко, зевнула и стала поправлять приготовленную кровать. Одеяло с плеч медленно поползло вниз, я, делая вид, что не замечаю посверкивания камня, выпрямилась и потянулась, подняв руки кверху. Одеяло упало к ногам, камень на кольце потух. Я довольно потерла руки, подтянула одеяло обратно, села на кровати и развернула сверток
      — Не то! — через некоторое время удрученно произнесла я, таращась на пляшущих человечков. — И стоило этому старикашке так упираться из-за ерунды? И мне ругаться с Велием.
      Список был довольно длинным, а маг нетерпеливым. Ладно, будем упираться, пока Велий окончательно не взбесится. С этой мыслью ила из мешка ночнушку, надела ее и уснула.
 
      Утро началось истошным воплем и частой дробью ударов, сопровождающихся надрывными криками;
      — Внученька родная, не погуби дурака старого, что не признал тебя, не поверил!
      Я разлепила один глаз и тут же подскочила на кровати, потому что дед Сивко изо всех сил молотился головой о половицы и бородой подметал нечистый пол. Я вжалась в стену и осторожно поинтересовалась:
      — Эй, дедуля, что с вами?
      Дедуля не по-стариковски ловко вскочил ко мне на кровать и принялся осыпать мне ножки поцелуями, намазывая их при этом медом из баночки и шепча что-то. Я с холодком в животе вспомнила, что что-то похожее делают жрецы Хорса с курями перед тем, как их резать на жертвеннике. Завизжала, как те же куры, и понеслась от него по комнате вскачь, а он за мной, вопя:
      — Внученька родная, не обижай, прими жертву.
      — Жертву! — заорала я, прибавляя ходу.
      Не зря за меня волновался Велий, действительно сумасшедших полно! Единственное, чему я удивлялась, так это тому, откуда в еще вчера немощном теле старика столько прыти, он умудрялся не отставать от меня, орошая все вокруг медом из своей плошки. Выскочив на улицу и запершись в нужнике, я провизжала:
      — Уйди, дедуля, иначе я за себя не ручаюсь, — и сорвалась на тонкий фальцет: — Сейчас все здесь разнесу-у-у!
      — Разноси, внученька! — счастливо закричал дед в ответ, а я неверяще уставилась на него в щелку и увидела, как он опять, задрав задницу кверху, долбит головой промерзшие доски.
      — Деда, а с тобой все нормально? — испуганно проблеяла я.
      — Ой, нормально со мной, внученька, — ответил Сивко.
      — А может, тебе нехорошо? — снова спросила я.
      — Ой, как мне хорошо!
      — А чего ты тогда за мной гоняешься?! — зарыдала я.
      — Как же? А жертву принести? — удивился дед, а я перешла на ультразвук:
      — Не надо меня в жертву! Я молодая еще, жить хочу!
      Сивко перестал бить поклоны, выпучил глаза и пробормотал:
      — Заступница, как же тебя можно в жертву-то?! Это ж я на тебя молюсь!
      — Чего это?! — испугалась я еще больше.
      — Так ведь ты же Березины племянница, избавительница моя от хвори и болезни! Да я ж твоей заботою теперь… — Он заметался по двору, не зная, что сделать, ухватил саманный кирпич и, хекнув, разломил его о собственную грудь, а я поняла, что из нужника никогда не выйду, так и найдет меня здесь Велий замерзшую и в одной короткой рубашке.
      — Дедушка Сивко, мне на Макарьев хутор надо, я хочу людям добрые дела делать!
      — Дела, — закричал дед Сивко, — да я тебя до Макарьева на себе домчу!
      — Я умру на таком скакуне! — завизжала я.
      — Избавительница! — завыл в ответ дедок, я таращилась на него сквозь щель, чувствуя, как ноги, обильно смазанные медом, начинают леденеть.
      И тут откуда-то сверху на двор упал огромный серый волчище.
      Кобель, который до этого радостно носился кругами вокруг спятившего хозяина, юркнул в свою будку и там затаился. А я заорала во всю глотку:
      — Алия! Вытащи меня отсюда!
      Серый Волк грянулся оземь и, поднявшись уже добрым молодцем, укоризненно глянул на Сивко:
      — Чего ж ты, старый пень, творишь-то? Она ж сейчас от страха окочурится!
      — А чей-то? — Сивко упал на зад, сжимая плошку перед собой.
      А я выскочила из нужника и вцепилась в Алию:
      — Я думала, он меня сейчас как куру в меду запечет!
      — А неча ему было молодость возвращать не подумав! — рявкнула подруга. — Хорошо хоть Велий с Аэроном тебя в нужнике узрели да меня на подмогу отправили.
      — Вот гадство! — буркнула я и посмотрела на Сивко по-иному.
      Дед сиял, как начищенный кладень, и пожирал меня благодарными глазами.
      — Ты это… — я погрозила ему пальцем, — не говори никому.
      — Все исполню! — Дед снова ткнулся лбом в землю.
      Убраться сразу с пасеки не удалось. Пока я отмывалась, Серый проголодался и заявил, что будет завтракать. Хорошо хоть снедь у них с Алией была с собою. Я осторожно высунулась из бани, теперь зная, почему боги из Ирия носа не кажут — страшно им. Серый травил байки, а изрядно помолодевший дед так улыбался, что я боялась — у него рот порвется.
      — Ну загостилась я у вас, — пропела я с порога, — пора и честь знать.
      И стала быстренько кидать шмотки в мешок. Однако стоило мне метнуться к дверям, как я застряла, прижатая к косяку. И даже не удивилась, подняв глаза и разглядев взмыленного Зорю. Мы встретились глазами, и что-то в выражении лица дурачка мне не понравилось.
      — А вот еще один мой почитатель. — Я ткнула в Зорю пальцем. — Второй день за мной гоняется, об косяк раздавить хочет.
      — Ты пошто девицу пугаешь? — нехорошим голосом спросила Алия, наступая на дурачка, но тот только испуганно загукал.
      Плюнув на него, я подхватила вещички и отправилась в лес, Подальше от людских глаз. Пока Серый Волк перекидывался обратно, Успела много хорошего сказать Велию и Аэрону, которые лишь гоготали в ответ как мерины, объясняя, что только так меня можно отучить делать глупости.
 
      До Макарьего хутора мы домчались махом. На хуторе все было в порядке, никаких признаков чумы не имелось. Перекусив с радушными хозяевами, я отправилась дальше пешком, решив на ходу отойти от тряски. Этот день был не в пример вчерашнему — хоть и морозен, зато ярок. Тропинка петляла влево, вправо, огибала взгорочки и лесные чащи, было такое ощущение, что ее прокладывала углежогова Лохматка, которой было абсолютно безразлично, как идти, куда идти, лишь бы к вечеру быть на месте: в тепле и у кормушки.
      Изрядно подмерзнув, я решила, что погорячилась, отправившись пешком. А Индрика вызывать уже не имело смысла — по моим расчетам, до хутора Дальний было рукой подать, если не петлять как пьяная змея. Надо немного срезать путь, подумала я и смело углубилась в лес. Наст трещал под моими ногами, но держал мой вес. Я так осмелела, что даже решила читать на ходу тетрадку. Вскорости выяснилось, что совсем недалеко и по дороге живет один из архивных должников, зовут его Маргобин, а по профессии он некромант. Ой, как мне не понравилось его имя! Ой, как мне не понравилась его профессия! И я бы малодушно плюнула на него, но книга, которую он задолжал, как назло, называлась «Волшебные превращения».
      — Ох, до чего же мерзкие люди эти чернокнижники! — пожаловалась я спящему лесу и только тут поняла, что иду по заснеженному оврагу. Ни вправо, ни влево вылезти из него было невозможно, пришлось скрепя сердце шагать по этой виляющей тропе. Вот этот-то овраг и стал для меня ловушкой. Его стенки были высоки, я вполне уже могла пройти мимо Дальнего. Тюк сразу стал непосильно тяжелым, а ножки слабыми.
      Я совсем уже собралась делать при вал, махнуть на все и завалиться в снег, как вдруг увидела дымок. Побежала к нему и вскоре обнаружила землянку и хорошо утоптанную к ней тропинку. Я радостно туда ворвалась, надеясь если не на еду, то на тепло.
      Землянка оказалась просторная, человек на тридцать, не меньше.
      По стенам висели не только звериные шкуры, но и ковры, на которых красовались копья, луки, мечи. Я подивилась, как богато живут нынче охотники. Сунулась в грубую, но добротную печь и с восторгом обнаружила там горшок тушеного мяса с капустой, а в большом ларе — хлеб. Сама себе удивляясь, я жадно накинулась на еду, сочувствуя ребятам, которые взвалили на себя такую обузу, как конь. Ведь как здорово — все бросить и завалиться спать! А коняшку расседлай, напои, накорми, обиходь, а ведь еще их и волки кушают. Так рассуждая, я расхаживала по землянке и чем дольше ходила, тем меньше мне нравились живущие в ней охотники.
      Конечно, какой-нибудь женатый добытчик и мог сшить от нечего делать жене шубу, да не одну, но зачем же с собой золотое узорочье тащить да за печь прятать? Попересыпав из ладошки в ладошку драгоценные каменья, я твердо решила здесь задержаться. Очень мне тут понравилось! То, что это хижина разбойной шайки, я уже сообразила, теперь соображала, что же мне с ними сделать. Алию для подмоги звать не стала, надеясь, что дяденьки сразу меня не зарежут, а потом мне авось повезет. Буду понаглей, пострашней, навру чего-нибудь, в крайнем случае — сбегу или Анчутку кликну. После благодарного деда мне ничего не страшно было. И, чувствуя себя невероятно смелой, я завалилась на их широкую кровать и уснула.
      Разбудили меня, сдернув за ногу с кровати. Я больно приложилась затылком об пол и сразу же разозлилась:
      — Кому здесь жить надоело?!
      От меня отпрянул ражий мужик в овчинной шубе и косматой шапке, надвинутой по самые глаза. Я уцепилась за его бороду и страшненько так взрыкнула:
      — А ну, кто нас тут не уважает?!
      Меня как собачонку сгребли за шиворот и стукнули об стенку, к счастью укрытую ковром.
      — Ой, звездочки, — детским голоском завела я.
      — Девица! — загоготали разбойники. — Сама пришла! Вот радость-то! А чей-то у ней в мешке?
      Кто-то из мужиков стал самозабвенно рыться в моем бауле, еще один попробовал залезть под подол, но я решила, что хорошенького понемножку. Резко щелкнула пальцами, и ближайших ко мне разбросало, я довольно ухмыльнулась и, махнув рукой, смела и того, который так нахально влез в мешок. Конечно, мужички схватились за свои кривые железяки, но я только расхохоталась, и то, что раньше висело в виде трофеев на стенах, со свистом отправилось в полет в направлении хозяев землянки. Разбойная братия охнула и постыдно бросилась в бега, но в мои планы не входило оставаться в одиночестве. Я недовольно рявкнула, и дверь напрочь заклинило, а пока мужики в нее долбились, подхватила выпавшие из мешка вещи, сунула их обратно, залезла на стол, удобно села в середине, сложив ноги по-турецки, и произнесла:
      — Значит, так, времени у меня мало, каждому по отдельности объяснять не буду. — Я досадливо сморщила нос. — Да перестаньте вы в нее долбиться! Пока я не скажу, все равно не откроется.
      Мужики стали нервно на меня оглядываться, я улыбнулась им той улыбочкой, которой научилась в Школе у нечисти, мгновенно замораживающей и лишающей воли.
      — Ведьма, — сказал с придыханием кто-то из разбойников.
      — Нет. — Я покачала головой и, вспомнив охранников у вежицких ворот, поправила мужиков: — Демоница.
      После такой поправки в разбойничьем стане послышались первые стоны ужаса. Я фыркнула и проникновенно заговорила снова:
      — Я чего сюда зашла-то. — Посмотрела на перекошенные у кого от страха, а у кого от злости лица, оперлась руками на стол и сообщила: — Дело у меня к вам. Мужички вы лихие, вам мою просьбу исполнить — раз плюнуть!
      — А что нам за это будет? — отмер кто-то из них.
      — Вот молодец! — похвалила я его. — Сразу перешел к сути!
      Разбойники отлипли от двери и стали осторожно садиться ближе к столу.
      — Книжечку мне надо у Маргобина добыть.
      — Дык он это… — подал голос разбойник в тулупе и высокой меховой шапке, — колдун, мертвяков поднимает.
      — Может, и поднимает, — безмятежно продолжила я, — только выто не за мертвяками отправитесь, а за книгой. Колдуну она ни к чему, а мне нужна позарез.
      Один из головорезов, решив, что я увлеклась рассказом, попытался незаметно подойти сзади и оглушить чем-то тяжелым. Я, не поворачиваясь, махнула рукой, и поднятый надо мной бочонок опустился на голову ему самому. Глухой удар упавшего на пол тела и бульканье, судя по запаху, разлившегося вина. Остальных я обвела пронзительным взглядом и вкрадчиво поинтересовалась: есть ли еще подобные герои? Герои затаились. Я для устрашения еще потрясла стены землянки, пыхнула сажей из печки и продолжила:
      — Книгу оставите мне в Большой Заставе, на имя Вереи. Чего вытаращились? А, об оплате? Ну-у… — Я неопределенно повела рукой. — Думаю, с вас достаточно и того, что вы никогда не будете писать против ветра, вы и так люди небедные.
      Разбойники напряженно молчали, зло переглядываясь, а я, увидев тускло засветившееся колечко, вытащила из мешка зеркало и ракушку и как можно непринужденнее спросила:
      — Ну и чего?
      — Ты где? — спросил Велий, судя по обстановке, разговаривал он из комнаты в трактире.
      — Рядом с Дальним. Чуть-чуть не дошла. — Тут я заметила краем глаза, как кто-то из разбойников встал, и рявкнула: — Сидеть! — со страху пустив трещину по потолку.
      — Что у тебя там? — заволновался маг и прошипел, разглядев, видимо, окружающие меня рожи: — Во что ты вляпалась?
      — Да ты что! — Я похлопала глазками. — Хорошие ребята, веселые и за меня горой! — Я посмотрела на разбойников: — Улыбнитесь!
      Разбойники стали натужно давить улыбки.
      — Ну, ты видишь, что все хорошо? Все, пока. Как доберусь до Дальнего, свяжусь. — И я убрала ракушку, успев услышать возмущенный вопль Аэрона:
      — Да она ж в разбойничьей шайке!
      Кольцо продолжало светиться. Я встала на ноги, закинула мешок на спину и, сверху вниз глядя на мужиков, сказала:
      — Ну что ж, мы обо всем договорились. И не думайте, что плата слишком мала, дня через два вы поймете — это то, что вам нужно.
      Я спрыгнула со стола и, пройдя мимо расступившихся разбойников, щелчком открыла дверь. Если кто из них и лелеял надежду разобраться со мной в лесу, то был горько разочарован, потому что я, с неудовольствием покосившись на кольцо, поняла, что дружки не успокоятся, пока я не доберусь до хутора, и вызвала Индрика, который окончательно вверг разбойников в ужас и панику, вырвавшись прямо из-под снега. Я вскочила ему на спину, и мы взмыли в небо. Последнее, что я успела увидеть, это вываливающегося из бурелома к разбойничьей землянке огромного медведеобразного детину.
 
      Хутор Дальний встретил нас темнотой и тишиной. Не светилось ни единого самого крошечного огонька.
      — Тебе точно сюда надо было? — фыркнул Индрик, положив свою голову мне на плечо.
      — Точно. — Я толкнула ворота, те со скрипом, медленно раскрылись. Ни заливистого лая собак, ни признаков жизни в большом доме, к которому жались, как цыплята к квочке, домики поменьше. Есть тут кто живой? — осторожно позвала я. Порыв ледяного ветра хлопнул распахнутыми ставнями, я поежилась. Сразу стало страшно и очень неуютно.
      Я, стараясь не скрипеть снегом, пошла вперед. Индрик, сложив крылья на спине и навострив ушки, за мной. Поднялась на высокое крыльцо, тихо отворила незапертую дверь и сунула голову внутрь. Сени были пусты, под низким потолком висели пучки сушеных трав, я открыла дверь в горницу и растерянно повертелась на месте.
      Мебель зияла пустыми полками, снег из разбитого окна припорашивал разбросанные по полу тряпки и домашнюю утварь.
      — Такое чувство, что хозяева покинули это место в большой спешке, — пробормотала я, оглядываясь на сунувшего в дверь голову Индрика. — Вон, даже такой хороший серебряный подносик оставили. — Верея, пошли отсюда, — прогундел конь.
      — Интересно, от кого они так драпали? — продолжала я, не обращая внимания на дядьку-единорога.
      — Куда ты пошла?! — закричал тот, увидев, что я направляюсь к лестнице, ведущей на верхний этаж. Попробовал протиснуться в дверной проем, но застрял со своими крыльями, засопел, забился, с трудом выпал обратно.
      — Ты иди пока во двор, — посоветовала я ему, — я наверху проверю и вернусь.
      — Правда?! — недоверчиво спросил Индрик, я одарила его укоризненным взглядом и стала подниматься по скрипучей лестнице.
      Наверху было еще темнее и страшнее. Я по очереди заглянула во все три комнаты. Такая же картина, как и внизу: разбросанные в спешке вещи, пустая мебель, тишина. На чердаке что-то стукнуло, зашуршало, я вздрогнула и стала на цыпочках красться наверх. У двери чердака притормозила, прислушалась к каким-то неприятным звукам и толкнула дверь. Лучше бы я послушалась Индрика!
      Я даже достойно заорать не смогла, стояла и таращилась, как какая-то страшно волосатая и жутко зубастая тварь, похожая на огромную жабу, отрывает и заглатывает куски от чего-то смутно напоминающего бывшего дворового Бобика. Жуткий ночной кошмар рвал все это дело, стоя на задних лапах, на скрип двери существо повернуло ко мне свою страшную, всю в крови харю и удивленно рыгнуло.
      — Здрасти, — в ужасе проговорила я, — приятного аппетита. — Деревянно развернулась к опешившему монстру спиной и пропищала: — Ну, я пойду?
      Зверюга подавилась, потом заревела, сверкая красными глазами.
      — Верея! Ты там долго? — заорал снизу Индрик, чем и отвлек ненадолго тварь от моей персоны. Во всяком случае, с чердака скатиться вниз по лестнице я успела.
      Наверху завыло, заскребли по полу когти, и зубастое чудовище ринулось вслед за мной. Я по перилам съехала на первый этаж, оглянулась, оценила умение ночного кошмара бегать с одинаковой прытью как по полу, так и по стенам, и захлопнула тяжелую дверь сеней прямо перед его пастью. Раздался треск, вылетела доска, морда высунулась в щель, взбадривая своим ревом уцелевших тараканов. Я от души шарахнула по разверстой пасти первым попавшим под руку предметом, оказавшимся крышкой от кастрюли, сама не ожидая, что оказываю твари услугу, так как зубастая дрянь просто-напросто застряла в щели, а после моего удара оказалась хоть и побитой, но свободной и желала немедленно мной подзакусить.
      Я завизжала так, что со стен попадали пучки зелени. Зверь даже притормозил, впечатленный моим вокальным талантом, что позволило мне вырваться на крыльцо и перемахнуть через перила. Индрик, красуясь, выскочил из-за угла дома, и я услышала недоуменное конское:
      — Ты чего?!
      И вот тут-то чудище во всей своей красе явило себя на крылечке.
      Мой белоснежный крылатый красавец издал нежный поросячий взвизг и… зарылся в землю, брызнув комьями снега и земли на гадину. Тварь встряхнулась и повернула голову в мою сторону. Помнится, в приюте мы из рогатки расстреливали камушками горшки на заборе злющей бабки Ефросиньи. Так вот взгляд у твари был в точности как тогда у меня и моих дружков, прицеливающийся, с прищуром. Холодок пробежал по спине, когда я почувствовала себя в роли глиняного горшка, в который целится камушком озорник. Только в отличие от него у меня были ноги.
      — Ай! — закричала я и бросилась бежать.
      — Ты добралась до Дальнего? — вопросила в кармане ракушка. — А то Аэрон…
      — Туточки я! — взвизгнула я в ответ, протискиваясь в просвет между домами. Клыкастое уродство проехало по насту, взвыло, развернулась и стало продираться за мной, цепляясь когтями за бревенчатые стены.
      — Что у тебя там?! — испуганно закричал Велий.
      — Конкурент, — пропыхтела я, вываливаясь из зазора между домами с другой стороны. — Прибыл раньше меня. Теперь злится! — Я заскочила в пустую конюшню и заложила ворота изнутри брусом. Глухо ударило, заорало, полетели щепки.
      — Это же рватень! — не своим голосом завопил Велий. — Верелея, беги оттуда! Вот черт!
      — А я что делаю?! — Я запустила обгрызенным лошадиным мослом в преследователя, лезущего в пролом в воротах.
      — Где твой Индрик? — Кольцо просто полыхало.
      — Тоннели роет! — крикнула я в ответ, выбегая в заднюю дверь и подпирая ее поленом.
      — Какие тоннели? — на два голоса заорала ракушка.
      — Знамо дело — подземные! — Я скачками помчалась дальше, надеясь, что запертая дверь подальше удержит зверюгу.
      — Он что, сбежал?! — подавился возмущением маг.
      — Я надеюсь, что это был тактический ход! — доверительно поведала я, прячась за колодцем. — Сейчас он ка-ак выскочит!
      Выскочил не Индрик, а все та же кошмарная дрянь, которая сделала огромный прыжок, пытаясь достать меня, но переоценила свои силы, не долетев всего несколько ладоней, ударила когтем по Руке, выбив ракушку в снег, и с обиженным воем рухнула в колодец.
      — Вот и поговорили! — Подбирать ракушку времени не было. Я, отбежав к большому дому, затаилась.
      Монстр, возмущенно визжа, вылез на бревенчатый сруб колодца, тряхнул мокрой шкурой и повел носом.
      — Я ничем не пахну, я ничем не пахну, — забормотала я, стараясь не дышать.
      Началась упоительная игра в кошки-мышки. Тварь навострила уши и медленно кралась вдоль стен, звеня льдинками в промерзшей шерсти. Я изобретательно пряталась. Длилось это довольно долго, я даже успела успокоиться и начать соображать, как бы мне избавиться от столь рьяного поклонника. Жаль, ракушка осталась в снегу! Уж Велий-то бы мне подсказал.
      «Кошке» надоело бродить кругами, и она, зло взвыв, приняла решение охотиться с крыш. Взлезла по стене дома и, усевшись на конек, обвела красными глазами двор и постройки. Я не ожидала такого коварства и была замечена в считанные мгновения. Не окажись поблизости высокого крыльца с выломанной доской, быть бы мне поздним ужином. Мое проворство саму меня привело в изумление, но сунувшуюся следом тварь я встретила ударом мешка и взмахом руки, после которого ее откинуло, но ненадолго. Пасть снова защелкала зубами в неприятной близости.
      — Ой! А слюни-то развесила! — Я поморщилась и попробовала утереть слюнявую морду клоком сена.
      Зубастая дрянь закашлялась, возмущенная моей наглостью. Я посмотрела на полыхающее колечко и покачала головой:
      — Толку мне от ваших приглядываний! Вот если бы что-нибудь упало и раздавило эту тварюгу!
      И боги меня услышали, потому что на зверюгу откуда-то обрушилось бревно такой толщины, что, казалось, таких деревьев и не существует.
      Монстр захрипел, дрыгнул конечностями и вроде бы сдох. Бревно скатилось с расплющенной твари, та зашевелилась, а я уж совсем пала духом, но сообразила, что это просто кто-то поволок зверя за хвост в сторону от дыры. Снег заскрипел под ногами, и в щель заглянули фиалковые глаза. Зоря совершенно нормальным голосом и с удивительно поумневшим лицом спросил:
      — Живая?
      Я вжалась в угол и поняла, что останусь жить здесь, как какая-нибудь Мурка, потому что лишний раз уверилась, что Зоря — маньяк, специализирующийся на раздавливаниях, если не собственным весом, то увесистым бревном.
      — Ну ты чего испужалась-то? — улыбаясь, спросил Зоря.
      Я стукнулась об лесенку, пытаясь выскочить из-под крыльца.
      — Иди сюда. Кысь-кысь-кысь, — позвал меня Зоря.
      — Ты почему не гукаешь?
      — Что ж я, на голову больной, гукать? — удивился Зоря.
      — А мне в Куличиках сказали, — потирая шишку, заметила я, — что тебя маленьким с моста на камешки уронили головою.
      — Да ну?! — изумился Зоря.
      — Баранку гну! — окрысилась я и махнула на него мешком. — Вали отсюда и кошатину свою забирай!
      — Ты чего дерешься?! — Зоря схватился за ушибленный нос, потом просунул в дыру свою здоровенную ручищу и стал водить ею, пытаясь меня нашарить. Я совсем примерилась куснуть его за руку, как Зоря вдруг заорал и стал молотить ладонью по снегу.
      — Ой, мама, еще и припадочный! — Я начала в ужасе скрести доски крыльца. Рука исчезла, словно Зорю кто-то выдернул за ногу, и его начали топтать и пинать, визжа по-жеребячьи:
      — Я тебе дам девок лапать!
      Потом в дыру сунулась Индриковая морда, я рванулась ему навстречу, злая как собака и сунула ему кулаки в ноздри.
      — Ты што твоишь?! — закричал единорог, тряся головой, но мне было слишком страшно последний час, чтобы я его так просто отпустила. Меня полночи пугали и гоняли, и мне срочно нужно было снять напряжение, поэтому я вцепилась в нос коню еще и зубами, визжа на весь хутор:
      — Предатель!
      — Я не пьедатель, я испуался! — орал он в ответ, припадая на задние ноги и пятясь от меня. Я краем глаза заметила Зорю, испуганно жмущегося к забору, и, бросив Индрика, накинулась на детину:
      — Что, сидишь? Часу своего дожидаешься, изувер? Ну давай, дави! Надоели вы мне все, с самого утра покоя нет!
      Тут я вспомнила про кольцо.
      — А вы, два лоботряса, чем занимались все это время? — закричала я. — Меня жрут, а вам Алию лень прислать?!
      Зоря провалился внутрь своего тулупа, пуча на меня глаза.
      — Слышь, конь, — горячо зашептал он, — а она, часом, не тронутая?
      Укушенный Индрик всхлипнул:
      — Дура она, ее и ворон так называет!
      — А сам-то ты кто? — заинтересовался Зоря.
      — Дядька я ее, — пояснил Индрик, потом понял, что разговаривает с тем, кто пытался меня лапать, злобно сощурил глаза и добавил: — Ии смерть твоя!
      — Эй! Ты рожище-то убери, — завопил Зоря, — а то пообломаю! — и сжал кулачищи, готовясь к смертному бою.
      — Цыц оба! — заорала я и замерла, прислушиваясь, откуда пищит Велий.
 
      Ракушечку изрядно затоптали. Пока я очищала ее от снега, Велий и Аэрон на два голоса оправдывались, я их не слушала, однако для всех желающих внятно описывала тех, кто рядом со мной и где я бы их видала после всего случившегося. Выдохлась, устало привалилась к колодцу и оценивающе посмотрела на Зорю:
      — В общем, из живых врагов у меня лишь он остался, сейчас забью и спать лягу, — поведала я небу.
      — Дай я его потопчу! — с готовностью сунулся вперед Индрик, но я остудила его пыл:
      — Молчи уж, землекоп! Сколько подземных галерей ты тут прорыл? Мы, случаем, туда вместе с постройками не рухнем?
      Индрика свело судорогой, словно коня настиг радикулит, и он вдруг всхлипнул. Я удивленно приподнялась, обняла его за шею и заглянула в большие лошадиные глаза:
      — Ты чего это? Плачешь?
      — Я ж из леса-то уж не одну тысячу лет не выходил. Только вышел — и тут оно! Даже взлететь не догадался!
      Я погладила единорога по голове, и тут плачу Индрика стало вторить басистое нытье Зори:
      — Не губите меня, госпожа ведьма, я и так за вами с самых Куличиков бегом бегу, уже все ноги до жопы стоптал! Скоро по-лошачьи ржать начну!
      — А чего ж ты бежишь-то за мной, душегубец? — Я вспомнила, как он пытался расплющить меня о косяки.
      — Дык как деньги ваши проклятущие взял, так ноги сами и несут! — Зоря пустил скупую слезу по щеке и трясущимися лапищами протянул мне мой кошель, о котором я ни разу за дорогу и не вспомнила. Наверное, этот день меня все-таки доконал, потому что я начала так хохотать, что живот заболел. Индрик заискивающе подхихикивал, а Зоря не мог понять причину веселья, хотя честно пытался нас поддержать редкими гуканьями.
      — Ты путешествовать любишь? — наконец выдавила я, обращаясь к вору-неудачнику. — Хотя какая разница, все равно придется. Кроме крыса, заклинание не снимет никто.
      — Крыса — это еще один ваш дядя?
      Я собралась было пуститься в объяснения, но махнула рукой, заявив, что желаю спать немедля, и поплелась на сеновал.
      Разбудил меня богатырский храп Индрика. Я натянула себе на голову его крыло, но источник храпа помещался где-то в животе, на котором я лежала головой, я посвистела, почмокала, но конь даже ухом не повел! Где-то в ногах поскуливал Зоря, подрагивая во сне конечностями. Несмотря на то что все тело у меня болело, а ноги просто отваливались, спать я с ними больше не могла. Выползла на свет и ужаснулась: при свете дня хутор выглядел просто кошмарно. Весь двор покрыт брызгами смерзшейся крови, на корню убивая желание идти в дом, искать там съестное или греть чай. Мерзкий рватень уже окоченел и выглядел расплющенной жабой. Я про таких в Школе никогда не слышала! Поизучав его с безопасного расстояния, я поняла, что обедать сегодня точно не буду.
      И тут на двор влетел, вздымая снежную пыль, Велий на черном мохноногом коне. Судя по пене на морде скакуна, маг гнал бедную скотинку всю ночь. Едва он соскочил на землю, я набросилась на негодяя, безжалостно относящегося к животным, и пока мы обихаживали скотину, с сеновала выползли Индрик и Зоря. Всхрапнув, единорог как бы невзначай вклинивался между нами, а Зоря взирал на нового визитера, всем своим видом выражая покорность судьбе.
      — Еле отыскал тебя в этой глуши. Все тропы замело. — Велий тряхнул головой, сбивая с волос снежинки.
      — Вообще-то ты запоздал с помощью, — сказала я, — но если хочешь, можешь попинать своего рватня. Вон он, у крыльца.
      И Велий, конечно, пошел. В этом был он весь: сначала скачет сломя голову к девушке, а потом меняет ее на какую-то дохлую дрянь. Я с чувством ревности смотрела, какое пристальное внимание он уделяет этой дохлой жабе. Мои коготки бы он не пересчитывал! А уж в глаза зверюге заглядывает, словно ожидает признания в любви!
      — Ты еще поцелуй ее, — проворчала я.
      Когда Велий пошел обшаривать дома, я поплелась за ним, но очень быстро выскочила на улицу, хватая ртом воздух и радуясь, что ночью было темно, иначе я прекрасно померла бы и без рватня. Индрик сочувственно похлопал меня крылом. На крыльцо вышел Велий, выглядел он тоже не ахти. Сел на лестницу и заявил, что это действительно рватень, причем с таким упреком, будто я сама этого монстра сюда приволокла.
      — Куда воевода местный смотрит? — буркнула я. Велий взвился, словно только этих слов от меня и ждал:
      — Да их вообще в природе не существует! Где ты нашла это ископаемое? Из четырех трактов этот самый безопасный был, пока ты тут не появилась! В общем, так — с этого дня идем вместе. Чую, что добром твое путешествие не кончится.
      Я чуть не задохнулась от возмущения:
      — Эй, я не просила попутчиков!
      — Без попутчиков тебя просто сгрызут где-нибудь!
      — Да мне и так двоих охламонов на себе волочить приходится, — стала жаловаться я, кивая на Зорю и Индрика, — а теперь еще и ты на шею сядешь!
      Велий обиделся и, не зная, что сказать, прицепился к первому, кого увидел. Ткнул пальцем в Зорю:
      — А это кто?
      — Дурачок местный, — отмахнулась я.
      — Я не дурачок! — взревел басом Зоря.