— Не надо танцев! И уберите кто-нибудь этого олуха от фонтанов!
      — Чего?! — обиделся Зоря, а я расстроилась:
      — Зря, ты не знаешь, чего лишаешься.
      — Не ссорьтесь! Мы же собирались веселиться, вот и давайте веселиться! — запрыгала мавка, чувствуя, что назревает скандал. — Не хотите танцев? Щас я вам спою! — Сделав знак музыкантам молчать, она завела песню.
      Голос ее был звонок, как весенняя капель, в нем слышался шелест листвы, пахнуло тающим снегом, а над головой словно распростерлась бездонная синь неба. Меня стало клонить в сон, сидевший рядом со мной Велий обмяк и с каким-то отрешенным равнодушием проводил взглядом выпавшее из рук Серого Волка опахало.
      — Так я и знал, — обреченно произнес он, видя, как оно падает точнехонько на проклятую клепсидру. Теперь с порошком пришлось подсуетиться мне, я махнула платком и задержала дыхание, чтобы не вдохнуть самой.
      — О, горе нам! — схватился за голову Анжело, Аэрон и Велий повалились друг на друга, а мы выскочили из беседки.
      — Тьфу ты! Переложила порошка в платок, — сказала я, отмывая руки в фонтане.
      Анжело хихикнул:
      — А Велий уже знаки начал оставлять, в стене щепку выковырял.
      — Ничего. Овечка с этим делом разберется, у ней глаз — алмаз, — успокоила его я. — Ну что? Берем, несем?
 
      Утро началось с привычного медного звона и ругани.
      — Я этого больше не выдержу! — проговорил, не открывая глаз, Аэрон. — Давай придушим Анжело подушкой и закопаем на заднем дворе.
      Велий задумчиво помолчал, но, вспомнив про свои меточки, метнулся к стенам, заглянул под кровать, посмотрел у окна и разочарованно саданул кулаком в стену.
      — Просто гадство какое-то! Надо было на Верелее какой-нибудь шрамик оставить. Шрамик не зарастишь.
      — Или Сиятельному поставить фингал под глазом, или зуб выбить, тоже вариант! — подскочил Аэрон, и оба с интересом уставились на дверь.
      — О черт! — зашипел стоявший около меня под дверью Анжело. — Так и до рукоприкладства дойдет.
      — Может, признаемся? — малодушно пропищала Лейя, но Алия ее одернула, косясь на Князя:
      — Не суетись, не тебя же они бить будут!
      — Засос тоже подойдет, — послышалось за дверью.
      Я посмотрела на подруг:
      — Слышали? Так что будьте начеку — только губы в трубочку, сразу ныряем в ноги.
      — Слыхал? — Волк толкнул Сиятельного. — Чуть губы в трубочку, сразу ногой под дых.
      Князь, порядком подрастерявший за время общения с нами свой глянец, многообещающе оскалился, потирая кулаки, а я подтолкнула Зубейду, понимая, что сегодня без скандала уже не обойдется, придется чертову клепсидру опрокидывать самой, уворачиваясь от поцелуев.
      — Чего надо? — рявкнули в ответ на робкий стук султанской свахи.
      — Не здесь ли предаются благостному сну великие султаны, чьи бедные наложницы пренебрежительно забыты и омывают лица слезами, ибо радость ушла из их дома, когда их покинули прекрасные Аэрон и Велий?
 
      Утро началось с отчаянного мата Аэрона.
      — Нет, я больше не выдержу! — Он с ревом забился на кровати.
      Закутавшийся в одеяло Велий дотащился до выхода, косясь на проклятую щель в окне, из которой безжалостно дуло. Рывком распахнув дверь, он гаркнул во всю глотку:
      — Входите уже!
      Мы замерли, как мыши на пороге амбара.
      — Вай, девочки, шевелите попами! — всплеснула руками Зубейда, делая круглые глаза музыкантам. Лей, зурна и барабаны подали голос, перенеся своей мелодией на далекий юг.
      — Только не надо поп! — Аэрон зарылся в одеяло, отбиваясь от наших рук как капризное дитя. — Девочки, мы ничего не хотим, мы устали, дайте умереть!
      — Глупенькие, мы вам такой сюрприз приготовили! — Я повисла на стонущем Велии.
      — Ну в самом деле, ребята, мы же старались! — укоризненно бормотал Серый.
      — Такой терем вам шикарный организовали! — закатил глаза Анжело, а Зоря, подтверждая его слова, поцокал языком и покачал головой, показывая, что просто пальчики оближешь, какой терем.
      — От это мужики! — разорялась Алия. — Вчера орали «гарем, гарем», а сегодня с похмелья маются, ничего им не надо!
      — Пойдемте. Там опохмелитесь, — внес предложение Сиятельный. — Заодно посмотрите на удивительную клепсидру, которую Анжело позаимствовал у ифритов. Своего рода чудо.
      — Трофим, етит твою мать! Тебя ж за повитухой послали! услышал Велий отчаянный вопль хозяина постоялого двора и вдруг заорал как полоумный:
      — Как там Матрена-то одна? Неделю уже рожает!
      — И нас троечки ждут, — басом проворковала султанская сваха, пуча на нас глаза.
      — Не надо троечек, — взяв меня за руки, серьезно попросил Велий.
      — Как это не надо? — обиженно надула я губки, а Алия с мавкой подхватили:
      — То им надо, то им не надо! Завтра опять надо будет! Мы вам скаженные, что ли? По десять раз одно и то же устраивать! Выиграли желание — получайте!
      — Не хотим мы никакого желания! — завыл Аэрон.
      Овечка сунула голову в двери, поинтересовалась:
      — Ну чего вы копошитесь? Кони мерзнут! Вон какая круговерть за окном.
      — Дак чего? Едем или не едем? — растерянно вопросил Зоря.
      — Нет, — отрезал Аэрон. — Я отказываюсь от своего желания, хочу весь день здесь сидеть, а в терем ваш и носа не показывать.
      — Ты это всерьез? — недоверчиво спросил Волк.
      — Могу на архоне поклясться! — Вампир выхватил свой знак архона и возгласил: — Клянусь за себя и мага Велия, что от желания отказываюсь и вы мне ничего не должны.
      Поднявшись на цыпочки, я поцеловала его в лоб.
      — Дурачок! — захихикала за дверями овца.
      — Радуйтесь, — пробурчал Аэрон. — Вы даже не представляете, что бы вас ожидало сегодня!
      И тут уж заржал весь трактир. Аэрон растерянно глянул на мага, а тот, хлопнувшись на кровать, рявкнул:
      — Все-таки они нас сделали! — и кинулся на меня. Я взвизгнула:
      — Бежим! — и, путаясь в шелке, бросилась прочь.
      — Вай! Злобные ифриты, отпустите несчастную Зубейду! — белугой ревела султанская сваха, взирая на корчившуюся от смеха нечисть. А я белкой скакала по большому залу, ныряя под столы и перепрыгивая через стулья…
 
      Снег летел из-под копыт, звенели колокольцы, мы летели по тракту на трех тройках, с веселым смехом обгоняя друг друга. Нанятые гудочники честно отрабатывали свои кладни, так что в селах нас принимали за свадьбу. Вампир, как только услышал, что ему предлагают до Школы ехать верхом, устроил форменный скандал, заявив, что его тошнит от одного вида седла, щедро развязал кошель и оплатил нам шикарный проезд до самого Вежа. Собственно, мы теперь все веселились на его деньги, потому что в наших кошелях ветер гулял.
      — Эх ты, транжира! — укорял меня «жених».
      — В следующей же деревне пересядешь на другую тройку, — пригрозила я.
      Поезд наш двигался крайне медленно, потому что, стрелой долетев от одного поселка до другого, мы могли застрять там на полдня и больше. А ярмарка в Белполе и вовсе задержала нас на два дня.
      — Нет, ну клянусь! — рычал Велий.
      — Врешь! — упиралась я, с удовольствием чувствуя, как он, горячась, сжимает меня в объятиях. — Да клянусь же!
      — А я не верю! — продолжала я. — Ты не ревновал.
      — Да еще б маленько — я б сам эту клепсидру опрокинул!
      — Ты?! — Я засмеялась. — Да ты как рак глаза пучил и орал «только не сейчас»!
      — Я не это имел в виду! — Велий горделиво вздернул подбородок.
      В Лужицах я поволокла всех на знаменитую плотинку. Конечно, от старой мельницы уже и следа не осталось, да и речка была такая, что куры, глядя на нее, умирали со смеху, но тем не менее все с удовольствием послушали, как я устроила грандиозный потоп, едва не смыв два села, когда решила построить жабий домик.
      — Все-таки все мужики одинаковы, — сказала Алия. — Нет чтобы расслабиться, ну и что, что один день повторяется бесконечно?
      — Зато какой день! — поддержала подругу Лейя.
      — Это ж надо было — все удовольствие самим себе испортить! — со смехом сказала я. — Нет, Велию непременно надо было до всего докопаться, а Аэрону довести начатое до конца. Не начни они бузить, вся наша затея с треском бы провалилась!
      Аэрон, попавший в наши цепкие коготки, с тоской глядел на беззаботно гогочущих дружков, ему хотелось к ним, на волю, но оставалось лишь от досады рвать на себе волосы.
      — Это свидетельствует о том, что мы лучше знаем мужскую породу, — важно проговорила Алия, мы захохотали еще пуще и захлопали в ладоши.
      — Все, сейчас выброшусь! — крикнул, решившись, Аэрон. И до самого Плешанова, самодовольно хохоча, барахтался в наших объятиях, ловя завистливые взгляды парней. В Плешанове его вырвали из саней, и, пока мужчины выясняли, кому следующему счастье привалит прокатиться в нашем обществе, мы на своей тройке дали деру.
      — Кобелей в сани не садят! — прокричала я, оборачиваясь.
      — Кобели рядом бегут! — поддакнула Алия.
      Успенка ничем нас не порадовала, кроме огромного кладбища. Почтительно проезжая мимо бесконечного ряда памятников, Велий насмешливо поинтересовался:
      — Ностальгия не одолевает?
      Лейя, вспомнив Малое Упырское кладбище, предложила:
      — Давайте летом Ваську на его родину свозим, маму ему покажем…
      Велий поперхнулся и показал внушительный кулак. А я заявила, что мамой является сама Лейя и нечего травмировать ребенка.
 
      Укладываясь ночевать в Опарине, мы вдруг сообразили, что вместо одной недели добираемся до Школы уже целых две.
      — А чего вы переживаете, — сонным голосом пробормотала Алия. — С нами аж двое наставников.
      — И оба мои, — добавила я.
      — Вот тебе Феофилакт и устроит по возвращении экзамен, — проворчала подруга, засыпая.
      — Ага. — С меня соскочил весь сон, я оторвала голову от подушки и села. — Ну по демонологии я выкручусь, расскажу про Лилит, та еще мегера. По мифотворчеству расскажу про Сусаноо — так рождаются мифы. А вот что делать с практической магией? — Я посмотрела на недоеденный пирожок на тарелке, но посреди ночи не решилась поднимать его над тарелкой даже на волосок, вдруг что-нибудь пойдет не так, жаль лишать людей крова.
 
      Анино встретило нас разгулом настоящей свадьбы. То, что свадьба случилась не на Покров, не вызвало удивления, молодка была явно на сносях. Это болото засосало нас на три дня.
      — Я сейчас спою вам замечательную песню! — объявила я, размахивая кубком с вином, на женской половине старостиного дома (все-таки лорд Урлака в гостях). И с чувством завела любимую песню принца-скандалиста: — А я пьяный, как свинья, нету денег у меня…
      — От это я понимаю! — радостно воскликнула Алия. — Не песня, а сплошной мат!
      — Какой мат? — возмутилась я и продолжила: — Я не знаю о тоске, целый день я пью саке, а потом горланю песню и валяюсь на песке.
      Лейя, выхватив тетрадь, заметалась по светелке в поисках пера:
      — Повтори еще раз! Я потом в кабаке кого-нибудь так обложу! Умрут от зависти!
      Я обиделась на подруг, выскочила во двор и, прижав к стене всю теплую компанию, от Сиятельного до Зори, несмотря на их протесты, исполнила всю песню от начала до конца.
      — Разве я плохо пою? — спросила я.
      — Так это была песня! — фыркнул Велий. — Надеюсь, о любви?
      А Волк, многозначительно потерев морду, сказал:
      — Да, не хотел бы я жить в той сказочной и интересной стране, где даже о любви могут петь исключительно матом.
      — Нет, правда, на каком языке? — поинтересовался Сиятельный.
      — Издеваетесь, да? — догадалась Я. — Я кроме общепринятого никакого не знаю! — Я решила пойти и спеть эту песню жениху с невестой, но Аэрон крикнул мне вслед:
      — Ластолайка!
      — С чего это я остроухая?! Сам ты редкозубый!
      Дружки захохотали, а Велий с ехидцей поинтересовался:
      — Ты хоть понимаешь, что на эльфийском собачишься?
      — Ага! Ты еще скажи, что я на моранском стишата слагаю! — вконец обиделась я и, махнув рукой, гордо поплыла к народу.
      К Белым Столбам мы подъезжали измотанные дорогой. Я шепталась с овечкой:
      — Слушай, это правда, что я из-за родства с Горгонией могу любой язык понимать?
      — Вполне вероятное явление, — ответила та. — Раз в тебе ее кровь, значит, и талант.
      — И теперь я могу подземные тоннели, как Индрик, рыть? А по весне на коровок брошусь?
      — Ты, главное, голой, как Березина, не ходи, — хмыкнула ехидина, — а то и так говорят, что ты по пояс деревянная.
      — Кто говорит? — взвилась я. — А ну-ка Зорян, наподдай! Щас мы одному магу из языка бантики завязывать будем!
 
      Когда добрались до Белых Столбов, Велий облегченно вздохнул:
      — Еще одна неделя, и нас снова бы в розыск объявили. А так недалеко совсем.
      — Ну что, — поигрывая фамильным медальоном, спросил Аэрон, — наведаемся к местным князьям в гости?
      Других документов, удостоверяющих его лордство, кроме наглости на лице, Аэрон не имел, впрочем, особо и не забивал себе этим голову.
      — Нет уж, — решительно заявила я, вспомнив о Прыще. — Что нам, постоялых дворов не хватает? Все-таки перекресток двух трактов.
      — Та-ак. — Аэрон посмотрел вокруг. — Где тут самый дорогой, шикарный постоялый двор?
      — Ну все! Понесло лорденка! — вздохнула Алия.
      — Доверь такому наследство — за год промотает, — добавила овечка.
      А я фыркнула:
      — Это сейчас он такой щедрый, а дома — жмот и скупердяй!
      — Давайте поносите меня, благодетеля, захребетники! — Аэрон одернул на себе куртку и, ведомый вампирьим чутьем, барином двинулся по центральной улице Белых Столбов. Три тройки, звеня колокольчиками, вынуждены были плестись за ним, приноравливаясь к его шагу. Воспользовавшись этим, Велий ухватил меня под ручку, и мы пошли по хрусткому снегу.
      — Одного не пойму, — сказал Велий, — как вы меня надули с этой чертовой клепсидрой? Ведь от нее веяло магией! Да еще какой!
      — И охота тебе в этом копаться.
      — Ну а все-таки?
      — Воду мы освятили в Храме Хорса и смешали ее с тремя каплями крови: моей, овечкиной и Анжело.
      — Хм-м, — задумчиво протянул Велий. — Вот уж не думал, что это такая гремучая смесь.
      А я, заговорив про кровь, вдруг вспомнила фон Птица и задумалась совсем о другом.
      — Этот твой фон Птиц такой, оказывается, кровожадный старикашка! Как ты думаешь, он моего папаню еще раз убить не попытается? А то Ландольф грозился перебраться поближе к столице…
      — За Ландольфа не беспокойся, он на свете не первый год живет.
      — А за тебя, — я повисла на руке Велия, — за тебя мне надо беспокоиться? Они вас обоих хотели бритвой по горлу чик — и в колодец!
      Велий захохотал слишком, на мой взгляд, беспечно для такого серьезного вопроса, я попыталась ударить его кулаком в ребра, но в шубе он был просто неуязвим и еще повозюкал меня в сугробе, как маленькую шавку. Я даже обиделась, пригрозив, что, если на него нападут разбойники, нанятые Конклавом, я за него заступаться не стану.
      — За меня уже дядьки твои заступились, — сказал Велий, скатывая снег в тугой комок.
      — Зачем это? — вякнула я.
      — Чтоб ты без жениха не осталась, — ответил Велий.
      — Я про снежок, дурачина. — Я стала пятиться, раздумывая, стоит ли морозить пальчики, отстреливаясь, или лучше сразу дать деру. Хотя, может, заклинанием шарахнуть?
      Аэрон, нарисовавшийся на пороге шикарной гостиницы, окинул помещение и хозяев надменным лордским взглядом, но едва он открыл рот, как снежный заряд впечатался ему в затылок и вампир рухнул на руки хозяев. В это время Алия и Лейя, забытые нами во время прогулки, с криком:
      — Бей магов! — набросились на Велия, свалив его в сугроб. Нерешительный Зоря, понукаемый овечкой, тоже робко свалял снежок на полведра снега и, осмотревшись вокруг, остановил на мне оценивающий взгляд.
      — Ты это… того… не шали… — неубедительно погрозила я ему пальцем, поняв, что мне такого счастья не пережить, но, на мое счастье, Сиятельный с Волком, обернувшимся добрым лаквиллским молодцем, пристроив на постоялом дворе коней, вывернули из-за ворот, мило на ходу беседуя, и тут же были сметены с ног снежным ядром Зори.
      — Чего там? — высунулась на крыльцо служанка, лакей в малиновом кафтане с золотым галуном солидно так заявил:
      — Нечисть, вишь, озорует. На постой к нам соизволили.
      — А это не опасно? — сделала круглые глаза служанка.
      — Не-э, — лениво отмахнулся лакей, — вишь, какие веселые, значить, уже слопали кого-то, теперь не обидют.
      Служанку как ветром сдуло, а я подмигнула дядечке и как можно серьезней прокричала:
      — Только на ночь вьюшку не закрывайте, а то мы чертей в гости ждем!
 
      Утром леший меня понес на торги в Белых Столбах, которые всегда славились далеко за пределами края, особенно конный рынок, на который барышники пригоняли племенных жеребцов со всего света. Прибыв по Миренскому тракту из южных степей, кони шли отсюда на Златоград и Княжев-Северский, а потому здесь всегда толпились конюшие как императора, так и Великого Князя. Конечно, были купцы, которые вели караваны и в Лаквилл, Сарсу, Урлак и Приморье, но самые яростные баталии все же вспыхивали между южанами и северянами. Они иногда торговались так, словно речь шла не о конях, а о государственном престиже, жизни и смерти и вообще о вещах далеких от коневодства.
      Алию, конечно, сразу понесло на выгон, но я, зная этот город как свои пять пальцев, ухитрялась каждый раз провести их мимо. Мне нравились Белые Столбы, и, хотя я прожила здесь всего два года, они казались мне родными и близкими. Теперь, побывав там и сям и повидав две столицы — Златоград и Северск, — я с уверенностью могла сказать, что величественная, седая красота Белых Столбов мне больше всего по душе. Да что уж там кривить душой, половина моей резиденции в Заветном лесу была беззастенчиво скопирована с дворцов в Белых Столбах. Если кремль князя Милослава Ясеневича и уступал по размерам великокняжескому, то своей красотой уж точно его переплюнул. Да и как иначе, если когда-то Белые Столбы были столицей Северска.
      — Вот, — я остановилась посреди крытого рынка Белых Столбов, наверное, единственного во всем Северске, — посмотрите, какое громадное здание, а кажется невесомым благодаря этим чудесным аркам и тонюсеньким, как свечи, столбам.
      — Пойдемте уже коней смотреть, — бубнила равнодушная к моим чувствам Алия.
      — Не-э, лошадки много ржут и какают, — возразила Лейя, которую тянуло в лавку ювелира.
      Овечка же мечтательно закатила глаза и проблеяла:
      — А мне нравятся, такие все душки, хоть и без мозгов.
      Двоедушный Велий только похмыкивал, глядя на меня, всегда готовый присоединиться к большинству. И только Сиятельный с Зорей проливали бальзам на мою душу, поворачиваясь туда, куда я показывала пальцем.
      — Нет, давайте в самом деле пойдем посмотрим на коняшек, — вмешался Серый Волк. Алия радостно заулыбалась, а Серый продолжил, облизнувшись: — Люблю резвую пищу.
      Пришлось вздохнуть и смириться, но Велий получил очередной тычок в ребра за двуличность.
      — А вот интересно, — сказал вдруг Зоря, обращаясь ко мне, — вы сами-то себя кем числите? Я, к примеру, родился на Засеках, значит — засечный. А вы хоть и в дебрях, но на границе со Златоградом, то есть получаетесь южанка.
      — А кстати, маму твою звали Любава, это не та, которой храмы строят? — влез с комплиментом маг, за что получил еще один тычок под ребра. Зоря меж тем продолжал:
      — Тетка вас прятала аж на самом севере, у границы с бирюками, как я понимаю.
      — Кто такие бирюки?! — удивилась я, точно зная, что такого народа не существует.
      Зоря покосился на Алию и честно признался, что бирюками на Засеках кличут все северное население, от диких мурсингов и нансей до лаквиллов. Алия пробиралась сквозь толпу, орудуя локтями, и не подозревала, что ее обозвали бирючихой. Овечка прижалась к ее ноге верным псом и даже порыкивала на особо неспешных горожан.
      — А потом вы еще и в Мирене, и здесь везде побывали… — загибал пальцы Зоря. — Так вот мне интересно, каковской вы себя числите?
      — Она не из каковских, — влезла в разговор мавка, переливающая из ладошки в ладошку голубые бусики, мимоходом купленные Сиятельным, — она общественная. — Услышала хмыканье Велия, поняла, что это нехорошо прозвучало, и тут же поправилась: — Гулящая она!
      — Спасибо тебе, подруга. — Я поклонилась в ноги Лейе, а маг заржал в голос.
      Зоря замер, шевеля пальцами, но ему по должности смеяться было не положено — все-таки хозяйка, хоть и временная. От тихой смерти мага спас радостный присвист Алии, наконец-то вырвавшейся на широкий выгон.
      — А мне другое интересно, — призадумался в свою очередь Сиятельный, — Алия, когда она волк, как их любит? Чтобы кататься или уже как кушать?
      — Не знаю как Алия, а вот кое-кто, — Велий покосился на меня, — любит их кушать, одновременно катаясь.
      Понятно, намекает на Упыри. Князь удивленно приподнял брови, ожидая продолжения истории, но я буркнула:
      — Подумаешь, укусили один раз, из самообороны.
      Мы собрались в очередной раз немного повздорить, но тут сквозь ряды пробежал мужик, вопя:
      — Оборотни!
      — Сам ты оборотень! — возмущенно крикнула ему вслед овца. — Я чистокровная овца! — Она посмотрела вокруг, ища сочувствия у прохожих: — Всех дел-то, спросила, почем красавцев продают, а крику, крику!
      Народ ее вежливо обтекал, а кое-кто уже и посмеивался над трусливым барышником:
      — Подумаешь, нечисть на торги пришла! Первый раз, что ли?
      У дощатого забора загона мы отвоевали себе почетное место и замерли, надолго забыв про бег времени. Кони были красивы и проходили перед нами один за другим, от тонконогих нервных бегунов до огромных, как гора, тяжеловозов с копытами как тележное колесо.
      — Эх! Мне бы кладней два мешка! — ерошила волосы Алия.
      Огромный черный красавец танцевал перед зрителями на задних ногах, злобно рубя воздух передними и косясь налитыми кровью глазами.
      — В Златоград уйдет, — уверенно сказал Сиятельный.
      — А почему не в Княжев? — спросил Велий.
      — На Севере тяжелой кавалерии нет. А этот просто создан для катафрактариев.
      Торги начались от тысячи кладней. Как и предсказывал Сиятельный, уцепились за коня именно златоградцы. Северцам этот конь был не нужен, но они из принципа увеличивали цену на радость продавцу. Покупатели горячились, махали руками, брызгали слюной, разве что только за ножи не хватались. Но стоило цене подскочить до немыслимых десяти тысяч, как по рядам прошел ропот.
      — Чего там? — навалилась грудью на ограждение Алия.
      Волк, у которого слух был не в пример другим, объяснил:
      — Князь забирает его в уплату десятины с торгов.
      — Сдурел?! — зафыркала лаквиллка. — Пусть деньгами берет!
      Возмущение волной прокатилось по выгону, но это были крики бессилия. Князь имел право на свою долю — он ее взял. Конь ушел за первоначально названную цену. Алия выла и рычала, пытаясь погрызть рукав у Серого, а потом кинулась к воротам, куда уводили красавца, заставив и нас тащиться хвостом. Наперегонки с овечкой они спешили последний раз посмотреть вслед вожделенному коню и врезались в строй охранников князя. Образовалась свалка, в которой тут же наподдали и ей, и овечке тяжелыми копьями по спине. Серый, лишь на полшага отставший от Алии, живо выдернул ее за шиворот из кучи и так толкнул ближайшего усердного буяна в грудь, что вместе с ним повалил половину стражи. Кто-то крикнул:
      — Воры!
      И строй ощетинился копьями, целясь в основном Серому в живот.
      — А-а-а! — заорала я, испугавшись, что сейчас начнется смертоубийство, и, упав животом на овцу, завопила: — Есть! Я ее поймала! Серый, держи! — пока волк хватал за морду испуганно верещащую овечку, я кинулась к страже, стараясь не замечать зло перекосившихся рож: — Ой, спасибо вам, дяденьки! Ах ты, негодяйка! — погрозила я пальцем овечке. Та удивленно выпучила глаза, не понимая, за что ей такое оскорбление, народ, взбаламученный неосторожным словом, захохотал надо мной, успокаиваясь, но тут охрана раздвинулась и до тошноты знакомый голос капризно спросил:
      — Что происходит? Сотник, почему толпа мешает пройти?
      В ответ понесся невнятный бубнеж сотника, я уже понадеялась сбежать под шумок, однако тут мне по плечу постучали свернутой нагайкой:
      — Барышня, здесь конями торгуют, а не овцами.
      Я закатила глаза: «Боже, он еще со мной и заигрывать пытается!» и повернулась к Прыщу. Конечно, это был он. Сынок Милослава Ясеневича за Прошедший год еще больше вытянулся, как-то неприятно заматерел, разом превратившись из некрасивого недоросля в отвратного вида мужика. Какое-то время он смотрел на меня, не узнавая, кривил губы в ухмылке и вдруг дернул лицом и, зло сощуря глаза, качнулся вперед. Не знаю, что он собирался делать, но словно створки ворот между мной и им со шлись плечи Аэрона и Велия, разом прикрыв меня от опасности.
      — О! Князь! — Аэрон панибратски хлопнул Прыща по плечу, заставив пошатнуться, и тут же сграбастал его руку и жизнерадостно затряс. — А я к вашему отцу собирался вечером зайти. Так сказать, с неофициальным визитом.
      — Вы, собственно, кто? — растерянно покосился на его клыки княжич.
      — Полноте, — развел руками Аэрон, не замечая, как подобралась охрана, в любой момент готовая кинуться на защиту княжьего отпрыска. — Я — Аквил Аллар, лорд Урлака. Разрешите представить вам мою невесту — Верелею. Страшная забавница. И мой друг квестор Конклава магов Велий.
      Лицо у квестора Конклава было такое, словно он прямо сейчас собирался заколачивать гвозди в гроб княжича. Даже изумрудный накопитель, казалось, побагровел. Прыщ попятился, бормоча, что они уже шапочно знакомы. Тем более что за нашими спинами стеной встали друзья. Один глубокомысленно сощурившийся Зоря, молчаливо скрестивший руки на груди, стоил всей своры наследничка Милослава.
      — Очень приятно. — Прыщ отступил на полшага с намеком на поклон. — Я знал, госпожа Верея, что вы далеко пойдете. Хотя, право, лучше бы смотрелись в моем тереме.
      Я даже зажмуриться от страха не успела, а князя мотнуло от смачного удара, люди ахнули, и, если б не Аэрон, успевший отдернуть Велия от Прыща, нас бы подняли на копья. Счастье, что вампир так не по-человечески быстро соображал. Сграбастав княжича за грудки, он звенящим от злости голосом, четко, чтобы слышали даже в дальних рядах, проговорил:
      — Вы оскорбили мою невесту, князь! Я вызываю вас на поединок, завтра утром. Если вы не явитесь на ристалище, это будет оскорбление уже всему Урлаку. — С силой швырнув Прыща в объятия сотника, он круто развернулся на каблуках.
      Серый и Сиятельный оттерли готового на глупости Велия от князя, показав нам глазами, что пора уносить ноги. Зоря почтительно пропустил меня вперед, не забыв смерить взглядом каждого охранника Прыща, и никто не посмел сунуться за нами. Шагов сто мы прошли молча и так решительно, что люди издалека уступали нам дорогу, пока Алия не сорвалась:
      — Нет, чего мы ему голову сразу не оторвали?!
      — Он — князь, — ответил Сиятельный.
      — Скотина он, гад прыщавый! — Я затопала ногами, чувствуя, как слезы злости наворачиваются на глаза.
      — Гад, — согласился волк, — а хуже всего — гад привилегированный.
      — Сама знаю! — рявкнула я, потом посмотрела на Аэрона: — А у вас политических трений не начнется?
      — Вряд ли. — Неунывающий вампир махнул рукой. — Морду я ему разобью, конечно, как следует, но в меру.
      — Не пырнет он тебя? — спросила я.
      Мавка и Алия тоже вопросительно уставились на Аэрона, он расхохотался:
      — Он?! Да этот… Я удивлюсь, если он вообще меч удержать сумеет.
      — Главное, чтоб теперь его отец за нас не взялся. Этот сумеет все, что захочет.
      — Нет, — качнул головой Князь, который оставался до этого вроде как совершенно безразличным к тому, что произошло, — этот человек слишком подл, он наверняка попытается отомстить собственноручно. — Он пристально посмотрел на Велия, потом на Аэрона: — До поединка.
      — Жить-то как весело, — проблеяла овечка, вертя головой. — И чего я от бабки раньше не смоталась?!
      — А запечатано было, вот и не смоталась, — сказала я, чувствуя, как и саму потихоньку отпускает накатившая было волна гнева.
 
      Не знаю, как слухи умудрились опередить нас, но в гостинице, когда мы пришли, уже все обо всем знали. Хозяин гостиницы, пряча глаза, указал нам на сложенные у крыльца вещи, бормоча извинения и оправдываясь тем, что не может идти против власти, пообещал нам только присмотреть за конями. Пришлось искать новое жилье. Почти за гроши мы нашли дом на окраине у полуслепой бабки, которая удивилась, с чего это такие важные господа на постоялый двор не едут, но от денег не отказалась. Вместо веселого гуляния по городу пришлось вечером устраивать посиделки.
      — Счастливая ты, Верея, из-за тебя мужики драться будут! завистливо проговорила Лейя.
      Я даже ответить ничего не смогла, а Алия постучала ее по лбу:
      — Чисто лягуха болотная! Ладно бы Велий с Аэроном дрались, полюбовались бы, а здесь только измараешься и никакого удовольствия.
      Лейя надула губы и прицепилась к Сиятельному, донимая его вопросом: станет он за нее биться или нет?
      — Не приставай к человеку, — посоветовала ей Алия, — а то он тебя обратно на болото вернет.
      Велий сидел мрачный как туча, словно не замечая попыток растормошить его.
      — Не-э, — бормотал Аэрон, рассматривая свой короткий фамильный меч, впервые за все время путешествия бережно извлеченный из сафьянового чехла, — пора мне с Вереей помолвку расторгать. А то «невеста» она моя, а морду за нее бьют какие-то посторонние мужики. Если так дальше пойдет, нас подозревать начнут леший знает в чем!
      — Да ну тебя с твоими шутками, — махнул на него рукой маг, не отрывая взгляда от окна.
      — Слышь, Аэрон, а что ты там плел насчет Аллара из Урлака? — спросила Алия.
      Вампир вспыхнул до кончиков ушей и, стесняясь, пояснил:
      — Это мое имя.
      — А Аэрон?! — уставились мы на него.
      — Это мое детское прозвище. Мама говорила, что я маленьким не весил ничего. Легенький был, чуть не летал, когда в воздух подбрасывали.