— И тут еще кто-то живет! — покачала я головой.
      От людского мира отделяла его пропасть, на дне которой клокотала огненная река. Через реку был переброшен узенький мосток, на другой стороне стояла кованая беседка. А в беседке возлежал одноголовый красный золотоглазый дракон.
      — Одни драконы тут живут, что ли? — спросила я сама себя. Зверь на той стороне, словно услышав, поднял голову, уставился на меня и поманил пальцем с громадным, как коса, когтем:
      — А поди-ка ты сюда, девица.
      Пятиться не было никакого смысла, поэтому я, собрав всю свою решимость, потопала к беседке. На середине моста напоенный жаром ветер попытался задрать мне подол на голову, я взвизгнула, позабавив зубастую рептилию.
      — Неприлично пальцем девиц подманивать, — упрекнула я дракона.
      — Но ты ж подошла! — хмыкнул зверь, я закипела и стала стягивать шубку, так как в Подземном царстве было жарковато. — Ты кто такая? — спросил золотоглазый.
      — А ты кто такой?
      — Вообще-то я Страж Врат. — Дракон самодовольно почесал брюхо.
      — А те два кто?! — махнула я рукой в направлении лестницы.
      — Мои братья. — Дракон небрежно махнул лапой. — Отцу надо было куда-то пристроить оболтусов. У нас, у драконов, ведь как чем больше голов, тем глупее.
      — А безголовые самые умные, да? — догадалась я. Дракон на миг задумался, потом уточнил:
      — Это шутка?
      Я кивнула и, подхватив вещички, жизнерадостно принялась прощаться:
      — Ну пойду я, а то дела и все такое!
      Однако дорогу перегородил хвост дракона, шлепнувшись передо мной, как толстое красное бревно. Сразу вспомнился раздавленный рватень.
      — Ай-яй-яй, — покачал головой дракон и сообщил недовольно: — Должен я тебя, девица, съесть.
      — С чего это вдруг? — Я попятилась, не зная, как выскочить из беседки.
      — Работа у меня такая, — неохотно пояснил дракон, — всю семью за это кормят. Чтобы я, значит, непрошеных гостей ел.
      — Вот просто так? Взял и съел? — возмутилась я.
      — Почему просто так? — Дракон отвел глаза. — Найдем какой-нибудь повод. Ты в шахматы играешь? — Он выволок из-под лавки небольшой сундучок, а в сундучке том лежали золотая с серебром доска и такие же фигурки. Золотые драконы и серебряные люди-витязи.
      — Ух, какие они у тебя интересные! — Я потянула сундучок к себе и приподняла, определяя вес. — А ты какими будешь играть золотыми или серебряными?
      — Золотыми.
      — Ишь ты, какой хитрый! — сказала я, вертя в руках фигурку золотого дракона. — Они у тебя небось заколдованные! Ты, наверно, ими всегда выигрываешь!
      — Я умный, поэтому и выигрываю, — с обидой произнес дракон и придвинул ко мне своих дракончиков. — На, играй!
      — Ну-у, — протянула я. — Ты это наверняка всем предлагаешь! У тебя серебряные заколдованы!
      Дракон возмущенно зафыркал и, спрятав две фигурки за спиной, стал быстро перекидывать их из лапы в лапу:
      — Нечего ерундой заниматься! Давай, говори, в какой руке твои?
      — Правильно, нечего ерундой заниматься! — согласилась я, подняла сундучок и со всей силы тюкнула отвернувшегося дракона в темечко. Золотоглазый замер, тогда я взобралась на скамейку и шмякнула ему еще раз. Дракон завалился на бок, перегородив выход, я долго пыхтела, перебираясь через его лакированную тушу. Выйдя из беседки, нацарапала стрелочку, снабдив ее надписью: «Завалила дракона».
 
      Велий нашел Зорю по драконьему реву. Когда камни обрушились ему на голову, он было перепугался, что все, кроме него, погибли, но потом, вспомнив, по чьей вине все это произошло, решил, что такое не гибнет и вообще не тонет и не горит, и стал искать ход к подземному озеру, протискиваясь сквозь лазы и разбирая завалы.
      Увиденное запомнилось магу на всю жизнь: два огромных драконьих зада, промеж которых сидел взмыленный Зоря на груде яичной скорлупы и орал песню:
      — Жили у бабуси два веселых гуся… — и в такт лениво лупил подаренным Верелеей мослом по беззащитной филейной части драконов. Увидев Велия, детина подскочил и, облапив, долго кружил с криками, что уже не чаял и свидеться:
      — Я-то уж думал, один пропадать тут буду с этими гусями. «Гуси» жалостливо завыли, Велий, уважительно обойдя их, спросил:
      — Это что?!
      — Говорят, Стражи, только брешут, наверное. Стражи они ведь о-го-го какие! Бот у купцов стражи, это да! Мне один раз так морду начистили, неделю одной кашей питался!
      Велий покачал головой и пнул гору скорлупы.
      — А кто все яйца рватней поел? Эти, что ли? — Он ткнул пальцем в драконий зад.
      Зоря позеленел и шумно икнул.
      — Чьи яйца?
      Велий догадался, кто истребил всю кладку.
      — Че-то мне нехорошо, — просипел Зоря и, просительно глядя на Велия, проговорил: — Пойдем отсюда, а?
      — Верелею надо искать, — сказал Велий.
      — Че ее искать-то? — Зоря, борясь с икотой, печально вздохнул. — Ножки сами вынесут. Далась тебе эта рыжая зараза!
      И они пошли искать Верею.
      С радостью обнаружили первый знак, оставленный ею на пути в Подземное царство. А у второго знака встретились с разъяренным красным драконом.
      — Спрячься за камнем, будто ты хилый, вылезти не можешь, — велел Велий. — Стони, кричи, братиком меня кличь. Проси руку подать. — И пошел к беседке.
      — Ты кто такой? — рявкнула рептилия, злобно щуря глаза.
      — Странник, — ответил Велий.
      — Сожру! — грозно рявкнул дракон.
      И Велий его даже в чем-то понимал. Что еще может сказать бедная зверушка, если она уже пообщалась с Верелеей. Но все-таки покачал головой и заметил, что такому высокомудрому и благородному зверю, как дракон, негоже кидаться на всякого встречного. И, увидев раскиданные по беседке шахматные фигурки, предложил:
      — Давайте сыграем на желание. Если выиграете вы, то я сам брошусь в реку, а если выиграю я, то мой братишка вам поставит щелбан. Вон, слышите, стонет, через камушек перелезть не может?
      Велий был уверен, что дракон согласится, и порядочно удивился, когда золотоглазый затопал ногами, скрежеща:
      — Хватит! Наигрался уже! — и, ощерив пасть, стал наступать на Велия.
      Зоря, увидев такой поворот дела, резво поднялся на ноги, вывернул из земли булыжник, недолго думая подбежал сзади и тюкнул дракона по темечку. Золотоглазый обиженно хрюкнул и завалился на бок.
      — Неудивительно, что он так взъелся, — задумчиво произнес Велий, присев у второй стрелочки с надписью «Завалила дракона». Зоря только покрутил головой:
      — Ну, рыжая. Слышь, Велий, топать надо, пока она всех не порешила.
      А Велий задумался: что, если Верелея специально эту книгу сюда притащила, чтобы за обиженных дядюшек и тетушек отыграться? С нее станется.
 
      Серебряный лес оказался сущим наказанием. Листики были еще туда-сюда, мягкие, но вот все сучки и веточки — жесткие, цеплючие, как проволока, даром что из серебра. Отбежав от беседки подальше, я сразу свернула в подлесок, а дальше побрела куда глаза глядят. Ни солнца, ни звезд, ни луны в Подземном царстве не наблюдалось, все золотое небо ровно светилось, и определить по нему, где север, где юг, было невозможно.
      — Хоть бы указатели ставили, — пробормотала я.
      Чаща становилась все непролазнее, а деревья все ниже и корявее.
      На стволах выступала медная гниль, а под конец стали и вовсе появляться ели с железными стволами и бронзовыми иголками.
      Бурелом, поняла я и хотела уже повернуть обратно, как вдруг из-за мрачной стены деревьев на меня пахнуло живым запахом цветов. Я, как собака, повела носом. Пахло жильем и хлевом, слышалось овечье блеянье.
      Я радостно закричала:
      — Люди! — побежала напрямую и застряла в колючих кустах, из которых еле вырвалась, расцарапанная и злая.
      Белая овечка с надеждой заскакала и бросилась ко мне, ее счастье, что веревка оказалась короткой. Быстро обежав невеликое подворье, я выяснила, что хозяев дома нет, во всяком случае, живут тут явно не драконы. Я с облегчением взглянула на низенькую дверь ухоженной, но ветхой избушки, какие бывают у вдов, ведущих хозяйство в одиночку.
      — Эй, тетенька! — Я осторожно заглянула внутрь. Избушка была без окон и топилась явно по-черному, поэтому в ней было темно хоть глаз выколи. — Эй! — еще раз позвала я, прислушиваясь, не храпит ли кто в темноте. Может, спят хозяева, тут ведь не поймешь, день или ночь на дворе.
      — И чего раскричалась? — буркнул из темноты мужской бас. — Видишь, нет никого.
      — А вы кто?
      — Дед Пихто! — ответили мне из темноты. Заскрипела кровать, будто мужчина перевернулся на другой бок, чтобы снова заснуть.
      — Нет, погодите, — я вошла внутрь, — это даже невежливо, так разговаривать с гостями.
      В темноте фыркнули, загорелись два больших желтых глаза, меня толкнули в грудь, я вывалилась из избушки, а перед моим носом черный, с порядочного кобеля кот захлопнул дверь и прошипел:
      — Ходют тут всякие! Сказано — нет никого!
      — Мамочки! Кто это? — спросила я у овечки.
      — Ба-аюн ба-атюшка! — с готовностью оповестила меня овца. Хорошо, что я сидела на земле.
      — А ты кто? — на всякий случай решила уточнить я.
      — Овца она! Отстань от животного! — рявкнул кот.
      Я глубокомысленно покивала головой и стала обживаться во дворе. Здесь имелись глубокий замшелый колодец, кривая оградка, хлев, слишком большой для одной овечки, и одуряюще пахнущий и живой яблоневый сад. Вот под яблонями я и решила устроиться. Расстелила шубку, сунула под голову мешок и легла. Веточки колыхались над головой, и, завороженная их покачиванием, я задремала. Во сне мне хотелось есть и снилось, как цветы облетают, образуется завязь, которая превращается в наливные яблочки. Вот одно из них покраснело и шмякнулось мне прямо на живот. От удара я проснулась, но вскочить не смогла, потому что какая-то старуха поставила мне на грудь клюку и навалилась всем весом, рассматривая меня точно козявку.
      — Бабуля, вы меня проткнете! — пропищала я.
      Бабуля была страшна, как тысячелетняя ведьма, крючковатый нос опускался к верхней губе, по лицу расползлись бородавки и, кажется, даже мох и поганки. Сама она была скрюченная и тощая, и если бы не огромный горб, то ее бы унес первый же порыв ветра. Кожа у старухи была желтая, и только глаза под густыми бровями горели, словно две яркие звезды. Она наклонила голову, рассматривая меня и так и этак, а потом скрипнула, как старая дверь на ветру:
      — Это откуда к нам такое чудо-юдо?
      — Я — Верея.
      Бабка наклонила голову к другому плечу и проговорила, тыча меня клюкой:
      — Чую кровь старого ворона, чую кровь старого беса, — а потом резко наклонилась, чуть не выткнув носом глаз, и рыкнула: — Чую дух человеческий!
      — Ай, не ешьте меня, бабушка! — заверещала я и выложила всю свою историю одним махом.
      — Дура? — переспросила старуха. — Так и назвали?
      — Ага! — покивала я.
      — Хорошее имя, полноценное. Сами дурни и дуру воспитали.
      — Чего это дурни? — обиделась я за родственников и отодвинула клюку со своего живота. — Они Древние, мудрые.
      — Не знаю таких, — отрезала ведьма, возвращая клюку на место, а вот дурней, которые весь мир аж на три части разорвали, знаю.
      — Как это? И вообще, кто вы такая? — Я снова сдвинула клюку в сторону. Бабка посмотрела на мою руку и треснула клюкой по голове:
      — Ягайя я, но ты можешь называть бабушка Яга.
      — Баба-яга, — повторила я за ней. Вот вляпалась так вляпалась, это тебе не драконы. — А вы в сказках завсегда Иванам-дуракам помогаете, — завела я нараспев, заискивающе глядя на старуху. Та удивленно приподняла бровь, немножко подумала и призналась:
      — Ну, помогаю. Дурак, он же человек чистый, не то что рогатый хитрожопец.
      — Это вы о дядьке Анчутке? — переспросила я.
      — О дядьке? — хмыкнула старуха.
      Я снова покивала головой.
      — Ну тогда добро пожаловать, родственница. Пойдешь на ужин? — Она хитро прищурилась.
      Я не стала уточнять, в качестве кого меня приглашают, и обреченно согласилась. Доковыляв до дома Бабы-яги, мы стали долбиться в дверь, которую негостеприимный кот заложил засовом.
      — Эй! Отпирай, гостей принимай! — радостно завопила я, стуча в двери ногой. Судя по шуму, кот свалился со скамейки.
      — Как выпрыгну, как выскочу, полетят клочки по закоулочкам! — проорал он.
      — Ты сильно-то не заговаривайся, Васька! — Бабка ткнула в дверь клюкой, засов сам собой отомкнулся, дверь распахнулась, стукнув кота в лоб, тот отлетел и тут же начал скандалить:
      — Сколько просил не называть меня этим кошачьим именем.
      Можно же назвать Баюном, Василием, Котофеем Котофеичем в крайнем случае!
      — Вот, — Баба-яга подняла скрюченный палец, — тяжело женщине одной, даже скотина ерепениться начинает!
      — Кто скотина? — спросил Васька, уже в сапогах, в кафтане и штанах, подпоясанный кушаком и в лихо заломленной набок шапке. Расправил усы и, важно подбоченясь, произнес: — А я вас с самого утра дожидаюсь, уже и стол накрыл, избу прибрал, все в окно смотрю, весь извелся.
      — Нет у тебя в избе окон, — хмыкнула Баба-яга.
      — А я в щелочку дверную, — выкрутился кот.
      — Вот в лоб и получил, — сказала я и спряталась за спину бабки.
      Яга стукнула клюкой об пол, и в избушке стало светло. Внутри она оказалась чистой и опрятной и совсем не черной.
      Стол и правда был накрыт, но исключительно по-кошачьи: творог, сметанка, сливки, молочко. Вытащив из-под стола ведро, Василий сунул туда лапу, вытащил на когте упирающуюся рыбину и проговорил:
      — Я все сомневался, жарить ее или сырой съедим.
      — А животик не прихватит, после молока — рыбу? — спросила я.
      Котофеич злобно сузил глазки, но дерзить при бабке не стал, а может, и задумался над моими словами.
 
      Сев за стол, я, как и положено приличной гостье, стала делиться новостями. Баба-яга удивленно охала, ахала, всплескивала руками, а в особенно интересных местах призывала в свидетели кота, уверяя, что такого быть не может. Закончив свой рассказ, я сильно пожалела, что на посиделках не присутствовали мои учителя, лично я сразу бы поставила себе отлично за год и по истории, и по культурологии, и по демонографии.
      — Вот и все, что произошло со времен Последней битвы, — сказала я и откинулась на спинку стула.
      — М-м-да, не густо, — фыркнул Котофей, вылизывая лапы после рыбы.
      — А что ты хочешь? — возразила бабушка. — Времени-то прошло с птичий чих.
      — А у вас какие новости? — поинтересовалась я, засовывая в рот ложку творога.
      — Да все как всегда — день да ночь, сутки прочь, — ответствовала старуха. — Как Грушка перелаялась со всеми, так и сидим под землей, как кроты какие-то. Только и веселья было, когда она папаню своего в Нижний мир запихивала. А так скукотища.
      Я чуть не подавилась творогом. Куда еще ниже?
      — А вы в каком находитесь? — откашлявшись, спросила я.
      — Мы в Подземном царстве. — Яга похлопала меня по спине. — Здесь вон и люди, и деревья, и животные. А в Нижнем-то никто, кроме богов, жить не может.
      А кот не упустил случая уколоть:
      — А нам-то заливала: я такая-растакая, в моей Школе так и эдак…
      А сама ничего и не знает.
      — Молодая она, еще глупенькая, — заступилась за меня бабушка.
      — А чего ж они такую глупую ключи воровать отправили? — съехидничал кот, а у меня сразу нос зачесался:
      — Какие ключи?
      — А то ты не знаешь! — сверкнул желтыми глазищами Васька.
      — Отстань ты от девчонки, — отмахнулась от кота Баба-яга, — ничего она не знает.
      — Ничего не знаю, — радостно согласилась я.
      И мне рассказали.
      Завещал Всетворец детям своим книгу заветную. В книге этой весь миропорядок описан, кроме одной единственной вещи — кто этой книге должен быть Хранителем. Вот из-за этого дети и передрались. Всетворец, конечно, разгневался, запер книгу в девять железных сундуков, оставил на острове Буяне. Остров подвесил между небом и землей, приставил при нем Стража.
      Да только детишки так разошлись, что и Стража опоили, и ключи от сундуков выкрали, и остров неведомо куда закинули. Больше всех Агриппинка со своим батюшкой отличились, пришлось им в Подземном царстве прятаться вместе с ворованными ключами.
      — А Всетворец, это, стало быть, папа? — поспешила я уточнить.
      И на согласный кивок старухи сразу возгордилась: если Карыч мне дед, то Всетворец, выходит, прадед? Быть мне королевной! Нет, мелко… Пусть лучше император Златоградский за меня своего сына сватает! А я сморщусь, вздерну нос и скажу: «Нам, правнучкам САМОГО, негоже идти замуж за какого-то императора!» Вот!
      Кот Васька мурлыкал и хитро щурил глазищи, как будто догадывался о моих мыслях, усмехался в усы.
      — Бабушка, а как книжка называлась? — просто из интереса спросила я.
      — Превращение элементов природы. — Баба-яга поднялась из-за стола.
      «Ой, какое название-то знакомое!» — подумала я, а вслух поинтересовалась:
      — И где Агриппинка эта живет?
      — Грушка-то? — переспросила бабуля.
      — А вот там, вот там! — замахал лапами кот.
      — Далековато, — согласилась Яга. — Надо пройти три царства: Медное, Серебряное и Золотое. В каждом правит по королеве, как они увидят тебя, обязательно захотят со свету сжить.
      — Чего это?
      — Да кикиморы они вредные!
      Я подхватила свои вещички и стала прощаться, вспомнив, что следом, вероятно, уже мчатся Велий и Зоря, которые наведаться к родственнице ни за что не разрешат.
      Направившись к воротам, я на полпути была остановлена блеянием овечки:
      — Де-эвочка, возьми-и меня с собой, я тебе пригожусь.
      — Чужое брать нельзя. — Я наставительно погрозила ей пальцем.
      Овечка задумчиво поводила глазами и предложила:
      — Тогда давай я буду не чужое, а твое!
      — Да зачем ты мне вообще сдалась? — проворчала я.
      Овечка посмотрела туда-сюда:
      — Я тебя до Грушки довезу. Быстро-быстро.
      — Ха! — Я представила себя верхом на овце. — Ха-ха-ха! Да все три царства со смеху помрут!
      Овца опять впала в задумчивость, а потом упала на землю и стала биться об нее головой:
      — Я на солнышко посмотреть хочу, на травушке поваляться!
      Припадочных овец я еще не видела. Воровато оглянувшись на бабкин домик, я решилась на преступление: отвязала веревку, предупредив:
      — Учти, если меня поймают — я с тобой не знакома!
      Овечка заговорщицки мне подмигнула, а я, чувствуя себя полной дурой, уселась ей на спину, намотав веревку на кулак. В голове мелькнула мысль, уж не проделывают ли это бабка, кот и овечка с каждым путником, попавшим в их дом. Сейчас как припустит овца вокруг дома, а я буду орать, чтобы меня сняли, пока бабка с котом, стоя на крыльце, вволю не нахохочутся. Несильно пнула овечку под бока:
      — Ну лети!
      Овечка стояла как вкопанная, потом повернула голову и сказала:
      — Я не могу лететь, только бежать.
      — Ну тогда беги!
 
      Чертова овца припустила так, что ветер влетал в рот и вылетал через уши. Глухой лес и черная равнина мелькнули и пропали раньше, чем я набрала воздуха для следующего взвизга. Овечка снова встала, я перелетела через ее голову и стукнулась о медные ворота, которые отозвались глухим гулом. Чертыхнувшись, я задрала голову, оглядывая ворота. Они были врезаны в медную стену высотой в сто локтей. Створки распахнулись так быстро, словно меня уже ждали. Великаны ухватили меня и мою овцу:
      — Кто такие?
      — Мы проездом! — заголосила я в ужасе. — Купцы, шерсть продаем!
      «Шерсть» закатила глаза и дрыгнула ножками. Великаны измерили овечку пядями и на полном серьезе заявили:
      — За вес шерсти — золотой.
      Я трясущимися руками вытащила золотую монету. Нас опустили на землю, и тут я увидела самое страшное в своей жизни — улыбающегося великана, желающего мне счастливого пути. Овечка сглотнула, глядя на их желтые клыки, и, едва я успела сесть ей на спину, рванула так, что я и взвизгнуть не успела.
      Второй раз я тюкнулась головой о серебряные ворота и стену в двести локтей высотой. Створки распахнулись так быстро, словно нас за ними ждали. Два великана вздернули нас над землей, и я быстро проверещала:
      — Купцы, шерсть, золотой! — и сунула монету.
      Третьи ворота оказались золотыми, и их мы тоже миновали со словами:
      — Знаю, золотой.
      Так что к дворцу Агриппинки я подъехала уже три раза ударенная и обобранная, ворча сквозь зубы:
      — Ну, крыс, ты мне до конца жизни должен! — после чего поинтересовалась у овечки: — Как ты думаешь, она мне сразу ключи отдаст или кочевряжиться будет?
      — Живьем в масле сварит, да и все.
      Я укоризненно посмотрела на пессимистку:
      — И кто ж тогда тебя к солнышку поведет, на травку-муравку?
      Мы заспорили, как пробраться во дворец, как добыть ключи и как с ворованным вернуться к людям живыми и здоровыми. Овечка оказалась настолько ушлой особой, что я диву давалась: как это она раньше от Бабы-яги не сбежала, чтобы жить, подрабатывая разбоем на большой дороге?
      По ее словам, ключей было девять штук — по числу голов. На каждой шее Грушки висело по одному ключику. У меня рождались сказочные планы: как опоить сестрицу зельем, как прикинуться торговкой, потерявшей ключик от волшебного ларца, или вообще развалить дворец по кирпичику. А может, сменять все ее богатство на все мое. Я была готова даже Анжело на год в аренду отдать. Но умная овечка на все мои предложения качала головой, так что, даже не видя Груньку, я ее уже сильно невзлюбила. Кончилось все тем, что из дворца нас заметили, выскочили и схватили. Привычная сказка про купцов с шерстью не прошла. Я маленько поупиралась, но все-таки была доставлена пред светлые очи Агриппины — царицы Подземного царства.
      То ли у них всегда шел пир, то ли мне так повезло, но подали меня к столу. Овечку воткнули среди тарелок с салатом, а меня поближе к царице, среди рыбы.
      — Ты кто такая? — злобно вперила в меня восемнадцать глазок Агриппина, а я открыла рот. Росточком эта Груша была с небольшую собаку, моя овечка на ее фоне выглядела просто великаном. Прямо скажем — ящерица какая-то, а не царица! А шейки тощие, змеиные, только головы человечьи.
      — Чего молчишь?! — взвизгнула царица. — Голос потеряла?
      Я захохотала, ухватив ближайшую рыбину и размахивая, так что масло брызгало на царских гостей:
      — Кто ж тебя так росточком-то обидел?!
      Царевна от злости начала раздуваться, гости возмущенно зароптали, а я, увидев поднимающихся стражников, поняла, что мой смех сейчас мне боком выйдет, и заорала:
      — Овечка, выручай!
      Овечка сорвалась с места и стала бегать вокруг великанов, которые меня пытались схватить, боднуть их у нее не хватало веса, зато она так ловко подворачивалась им под ноги, что великаны спотыкались, падали и роняли друг друга.
      Я заозиралась, метнула в гостей пару золотых мисок с салатом и, воспользовавшись тем, что потрясенная моей и овечкиной неучтивостью царевна замерла, ухватила большой золотой казан, выплеснула из него горячий суп прямо на самых рьяных защитников царской особы и накрыла этим самым казаном свою сестричку, сев для надежности сверху. Потом схватила валявшийся неподалеку золотой половник и звонко чпокнула им по казану. По залу пошел гул, а в казане заорала на девять голосов Грунька.
      Великаны перестали суетиться, а гости лезть на стол. Я вытащила заряженные Велием камушки и объявила: так, мол, и так, я дюже могучая чародейка, правнучка Всетворца, и если все гости сейчас же не уберутся из зала, то оглохнет их королевишна на все свои восемнадцать ушей! Для убедительности я раздавила горсть камушков-светлячков. Безобидные огоньки вспорхнули надо мной, и все, кто был в зале, в ужасе попятились, а я добавила золотого звона и возмущенных воплей полоненной Грушки.
      — А ну вели, чтобы все лишние из зала убрались! — приказала я царевне. — Я наедине разговаривать желаю!
      Грунька под казаном перестала грязно ругаться и глухо попросила всех удалиться. Когда в зале стало тихо, слышался лишь перестук копыт моей подельницы, царица завела сладкую песню:
      — Сестрица моя, что ж ты не сообщила, что приезжаешь? Я бы тебя встретила, накормила, напоила, в баньку бы сводила…
      Я треснула половником по казану, прекращая ее излияния:
      — Ты ври, да не завирайся.
      Грунька попыталась когтями проскрести стол, но, на мое счастье, он оказался крепок. Тогда царица завела другую песню, начала плаксиво проситься наружу:
      — Сестрица моя миленькая, сестрица моя младшенькая, выпусти отсюда хоть одну мою головушку! Я тут задыхаюся! — не подозревая, что своей просьбой сразу решила мою проблему — как снять с нее ключики.
      Я заухмылялась, а догадливая овечка закивала головой, пытаясь копытцем мне показать, что выпустить надо лишь одну голову, и не больше. С величайшими предосторожностями я приподняла край казана, велев Груньке:
      — Лезь.
      Грушкина голова вынырнула оттуда и задышала часто-часто, будто я ее не под казаном держала, а в воде топила. Заприметив на ее шее цепочку с ключиком, я с проворством хищницы цапнула добычу, а чтобы голова не раскричалась, сунула ей в зубы варежку. Голова завращала в бешенстве глазами, а я подумала: все девять голов именуются Груньками или у каждой свое имя? Мои раздумья были прерваны мерзким голоском царицы, которая упрашивала выпустить еще одну голову. И пошло как по маслу!
      Она высовывалась, я грабила, едва успевая совать в эти многочисленные рты запасные носочки и нижнее белье из мешка, услужливо поставленного овечкой на стол. Кончилось это как в истории с Кощеем, которого наконец-то напоили. Стоило высунуться девятой голове, как казан под моей ногой дрогнул, а я поняла, что Агриппинка раздувается, словно жаба на болоте. Нашла время демонстрировать свое могущество!
      — Щас ты увидишь, на что я способна! — пообещала одна из голов, выплевывая мой носок. Грушку стало пучить, пальчики превратились в солидные когти, а я некстати вспомнила, что план отступления нами не продуман вообще. Спрыгнула со стола, вскочила на свою верную овечку и, взвизгнув:
      — Бежим! — едва не упала со спины быстроногого травоядного и довольно хихикнула, проносясь мимо обескураженных морд Агриппины.
      Когда Грушка мелькнула перед моими глазами третий раз, я поняла, что что-то идет не так, как я планировала:
      — Ты чего делаешь?! — дернула я овцу за ухо.
      — Двери-то закрыты! — крикнула она, заходя на четвертый круг.
      Царевна зашипела по-змеиному, а я заверещала:
      — Вышибай эти чертовы двери!
      Не знаю, что придало больше решимости моему скакуну: мой вопль или Грушкина огненная струя, подпалившая шерсть на хвосте овечки, но двери она открыла с некоторой помощью моего лба.
 
      Как оказалось, гости и стражники за дверью тоже даром времени не теряли — заперли все выходы из дворца. Пришлось метаться по коридорам, лестницам, комнатам и подвалам. Грушка противно завывала вслед, швыряя молниями и плюясь огнем.
      — Ну все, — сказала овечка, когда мы ворвались в сокровищницу. — Тут нас и пожарят.
      — Почему это пожарят? — Я соскочила с овечки, закатала рукава и махнула руками снизу вверх. Золотые монеты, каменья, слитки взмыли в воздух, гудя словно рассерженная мошкара. В дверь сунулись ухмыляющиеся морды Груньки, и я запулила в них всем этим богатством. Сестрица взвизгнула:
      — Ах ты, гадина! — и развернула весь золотой поток на меня, мы с овцой упали на пол.
      — Нашей золотой могиле будут завидовать императоры, — пробурчала я.
      Но овца проявила редкое жизнелюбие, стала лягать меня в живот и блеять:
      — Врежь ей, врежь! Я и врезала.
      Велий и Зоря подлетали к дворцу Агриппины с большой помпой аж на двух драконах. Зоря оседлал зеленого, Велий желтого, а Котофей, отчаянно ругаясь, погонял красного — одноголового, костеря воровку Верею, укравшую у бабки любимую овечку. А драконы ябедничали на своих седоков, расписывая злодеяния Зори.
      Так уж вышло, что к Бабе-яге они прибыли одновременно. Велий следуя за Зорей, а драконы — потому что с незапамятных времен была Баба-яга их начальницей — привратницей, назначенной на эту должность еще старым царем.
      Котофей сначала набросился на прибывших драконов за то, что пропустили бандитку Верею, но бабуся живо прекратила склоку, велев лететь во дворец, пока не приключилось беды. Пролетая Золотое царство, Велий понял, что они опоздали: там, где, по словам Котофея, должен был стоять дворец, дымились руины.
      — Вон она! — закричал Зоря, тыча пальцем в черные болота, вокруг которых толпилось несметное войско.
      Девятиголовая Грунька оказалась отвратительно сильной, что бы я ни делала, она отвечала мне тем же, умудряясь наподдать то так, то эдак. И хотя хоромы я ей попортила, радость моя была недолгой, а уж когда на нас с овечкой навалилось все ее войско, так и вовсе впору стало маму звать, в крайнем случае Анчутку. Я и звала всех по очереди. Но в этой беспросветной глуши услышал меня только Велий. Я радостно заорала:
      — Ура!
      Драконы плюхнулись на землю, подавив особо буйных великанов.
      Агриппина закричала, увидев Зоряна и Велия:
      — А это еще кто такие?! Это не царство, а проходной двор какой-то!
      — Вдарь ей! — потребовала я от мага. — Покажем ей, где раки зимуют!
      Велий посмотрел на меня укоризненно:
      — Верелея, я ведь тебе говорил, что не действует здесь моя магия. И вообще в семейные ссоры я лезть не собираюсь.
      Я покусала губы и спросила, косясь на наступающую сестрицу:
      — И что теперь делать?
      — Драпать надо, — высказал умную мысль Зоря и повернулся к драконам, собираясь влезть на одного из них, но гнусные рептилии отвернули свои морды к небу и сделали вид, что первый раз его видят.
      — Вы по какому вопросу? — спросил красный.
      — Предатели, — прошипел Котофей, — вот скажу Яге.
      — А-а, так это сговор! — взвизгнула Груня. — Ну разберусь я с Ягой!
      Вся наша компания припустила прочь от Груньки С ее армией, при этом каждый нашел что сказать друг другу или преследователям. Я пыталась еще чем-нибудь напакостить Груньке, Котофеич возмущался предательством драконов, Зоря обещал, что, если останется жив, чужого никогда не возьмет, а Велий, тащивший меня за руку, интересовался, как я ухитрилась так все провернуть, что он сам меня притащил в Подземное царство, да еще и заклятие добровольно прочитал. Я пыталась его уверить, что не настолько коварна, как он себе навоображал, и что все это чистая случайность. Вот тут все и кончилось.