На лето мы с Аланом Фрумом и его женой Фил сняли домик в Северном Уэльсе. Они поженились года на два позже нас, и дети их, Эмма и Пол, были примерно такие же, как наши. Выбрали мы Бонтгоч - деревушку в широком устье реки, где я не раз отдыхал в детстве. Тогда она была маленькая, серенькая, только на краю ее стояло несколько домов побольше. Летом туда приезжали большей частью дети и внуки местных жителей и было довольно тихо. Но потом ее открыли, и с тех пор модные бунгало усеяли берег и подножие склонов. Живут в них люди приезжие, временые.
      В теплую часть года почти все они возятся с лодками. Бонтгоч для лодок не подходит - в устье мощные приливы, плавать опасно; но там, где плавать полегче, лодочники так расплодились, что места у причала приходится ждать годами. Однако теперь и Бонтгоч стал хорош; тут даже построили яркий навес и назвали его яхт-клубом.
      Может, и было странно, что мы умудрялись обойтись без лодки, но нам это нравилось. Песку тут хватало - дети могли плескаться у берега и ловить креветок. К тому же с обеих сторон устье сжимают некрутые холмы; можно лазать по ним и исследовать заброшенные россыпи, где, по преданию, когда-то добывали золото. Нам нравилось уезжать на денек-другой, оставив детей под присмотром Фрумов, и нравилось оставаться, когда уезжали Алан с Фил. Все шло прекрасно целую неделю, до понедельника…
      В тот день свободны были мы с Мэри. Мы прочесали чуть не все тропки, а потом, оставив машину, погуляли по холму и поели у ручья, глядя с холма на море. Позже, под вечер, мы закусили в придорожной гостинице и часам к десяти не спеша вернулись в деревню. У ворот мы остановились полюбоваться на закат и пошли по дорожке к дому.
      Переступив порог, мы поняли: что-то произошло. Мэри сразу почувствовала это и впилась глазами в Фил.
      – В чем дело? - спросила она. - Что случилось?
      – Все в порядке, Мэри. Все хорошо, - сказала Фил. - Оба спят. Ты не волнуйся.
      – Что случилось? - повторила Мэри.
      – Они в реку упали. Но все обошлось.
      Женщины поспешили наверх. Алан налил нам виски. Я посмотрел на него и на бутылку. Утром она была полна, сейчас - пуста на три четверти.
      – Что тут у вас произошло? - спросил я.
      Он поставил стакан и тряхнул головой.
      – Случайность, старик. Они играли вчетвером на причале. Знаешь, какой он шаткий. Прилив уже начался, и вода прибывала быстро. Эта дурацкая моторка Билла Уэстона стояла ярдов на пятьдесят выше. Старый Ивенс говорит - он все видел, - что там, наверное, канат оборвался. По его словам, она понеслась так быстро, что остановить было нельзя. Во всяком случае, она врезалась в мостки и снесла у них, черт ее дери, конец. Мои стояли чуть подальше, их только стукнуло, а твоих потащило прямо в воду…
      Он остановился и снова отхлебнул из стакана.
      – Ну, ты же знаешь, какая быстрая здесь вода… Их сразу отнесло на несколько ярдов. Ивенс подумал - все, конец, и вдруг видит: Мэтью пробивается к Полли. Больше он ничего не видел, потому что поднял тревогу, побежал в яхт-клуб. За ним кинулся полковник Саммерс, но даже на моторке они догнали ребят только в миле от берега. Мэтью все еще держал Полли. Полковник очень растрогался. Говорит: "Кто-кто, а Мэтью заслужил медаль!" Он будет о ней хлопотать. Мы были дома. Мои двое ничего не сказали, пока не увидели, что моторка отчалила. Мы и сделать ничего не могли! О Господи, как мы извелись, пока ждали!.. Не хотел бы я провести еще такой час. Ну, обошлось, слава Богу, - и слава Мэтью, конечно. Если б не он, Полли погибла бы, это уж точно. Молодец! Если полковника нужно поддержать насчет медали, я готов. Мэтью ее заслужил.
      Алан залпом прикончил виски и снова потянулся к бутылке.
      Я тоже приложился. Мне это было очень нужно. Последние два года я часто думал: как жаль, что на воде Мэтью не может продержаться и минуты…
      Меня выгнали из комнаты, где жили Полли с Эммой.
      – Она спит, - сказала Мэри. - Знаешь, она сильно расшибла правое плечо. Наверное, об лодку. А так все в порядке, только очень устала. Дэвид, Дэвид!..
      – Все обошлось, Мэри. Все прошло.
      – Да, слава Богу. Фил мне рассказала. Дэвид, как же он ее спас?
      Я зашел к Мэтью. Свет у него еще горел. Мэтью лежал на спине и смотрел на лампу. Я успел уловить его озабоченный взгляд, прежде чем он меня заметил.
      – Привет, папа, - сказал он.
      На секунду ему как будто стало легче, потом он опять погрузился в мрачное раздумье.
      – Привет, - сказал я. - Ну как ты?
      – Ничего. Озябли мы здорово. Тетя Фил сделала нам горячую ванну.
      Я кивнул. С виду он и правда был ничего.
      – Слышал про твои подвиги, Мэтью.
      Взгляд его стал еще озабоченней. Он опустил глаза и стал вертеть в пальцах простыню. Потом снова взглянул на меня.
      – Это все неправда, - сказал он очень серьезно.
      – Я и то удивился, - вставил я. - Еще на днях ты и плавать не умел.
      – Да папа… только… - Мэтью снова принялся закатывать уголок простыни. - только… Чокки умеет. - закончил он, неуверенно глядя на меня.
      Я постарался изобразить на своем лице только внимание.
      – Расскажи-ка мне все.
      Мэтью стало как будто полегче.
      – Это случилось очень быстро. Я увидел, что лодка сейчас врежется, и сразу же оказался в воде. Попробовал плыть и очень испугался - я же знал, что не выйдет и я все равно утону. Тут Чокки сказал: "Не дури! Без паники". Знаешь, он рассердился. У него был голос, как у мистера Кефера, когда он орет в классе, даже еще хуже. Я никогда его такою не слышал, удивился, и страх прошел. Тогда он сказал: "Теперь ни о чем не думай, как тогда с рисованием". Я попробовал и вижу - плыву! - Мэтью нахмурился. - Не знаю уж, как я плыл - Чокки показывал, что делать ногами и руками… ну, вроде наших рисунков. Так что, видишь, это правда он, а не я. Понимаешь, папа?
      – Да, - сказал я не совсем честно.
      – И ты меня плавать учил, и другие, и я сам пробовал, а до Чокки ничего не выходило.
      – Да… - я снова притворился, что понял. - Значит, ты увидел, что плывешь, и повернул к берегу?
      Внимательный взгляд Мэтью стал настороженным.
      – Как же я мог? А Полли? Она ведь тоже в воду упала.
      Я кивнул.
      – Да, - в третий раз сказал я, - Полли тоже упала… в том-то и дело…
      Мэтью подумал минутку и вздрогнул - наверное, вспомнил первые, страшные секунды. Потом лицо его стало твердым.
      – Ее Чокки спас, - упрямо повторил он.
      Наутро Алан смотрел на меня смущенно.
      – Наверное, это от волнения… Ждал чертову лодку… Не знал, спасли их или нет - и помочь не мог… Сорвался, понимаешь…
      – Ладно, - сказал я, - оставь.
      Мне было не лучше.
      Мы присели на солнышке, пока не позовут завтракать.
      – Нет, - сказал Алан, - не пойму, как это он. Полковник говорит, когда они подплыли, он ее еще держал. Больше мили продержал, а течение быстрое. Устал, говорит, но не сдавался. Два дня назад Мэтью мне сам жаловался, как ему стыдно - все плавают, а он нет. Я пробовал его учить, но дело не пошло.
      – Да, он никак не мог научиться, - сказал я и - поскольку он знал про Чокки, сам привел Лендиса - поведал ему версию Мэтью. Он недоверчиво смотрел на меня.
      – А, черт… Не хочу обидеть Мэтью, но ты-то ему веришь?
      – Я верю, что он в это верит. Как же объяснить иначе? И потом… - я рассказал про рисунки. - После этого мне не так трудно поверить хоть наполовину.
      Алан задумался. Он закурил и молчал, глядя на реку. Наконец он промолвил:
      – Если это то, что нам кажется… а иначе никак не объяснить, если это так, на вашего Чокки надо смотреть по-новому…
      – И я так думал, - согласился я. - Мэри, бедняга, совсем не рада. Она боится за Мэтью.
      Алан покачал головой:
      – И зря. Существует Чокки или нет - а Лендис вроде бы думает, что он в каком-то смысле существует, - дети живы только потому, что Мэтью в него верит. Разве Мэри не понимает? Это бы ей помогло.
      – Помогло бы, - согласился я. - Только - ох, не знаю! Почему это в злых духов верят чаще, чем в добрых?
      – Из осторожности? - предположил Алан. - Как-то верней считать неизвестное враждебным, пока его получше не узнаешь. Может, Чокки только начал проявлять себя. Что ж, начало неплохое.
      Я кивнул:
      – Хотел бы я, чтоб Мэри посмотрела на это так… но ей очень не по себе…
      К завтраку Мэтью опоздал. Я отправился искать его и нашел на развалинах старой дамбы. Он разговаривал с неизвестным мне, приятным на вид блондином. Завидев меня, Мэтью поднял голову.
      – Здравствуй, папа, - сказал он. - Неужели завтракать пора?
      – Да, - ответил я.
      Молодой человек вежливо встал.
      – Простите, сэр. Это я виноват. Я расспрашивал вашего сына о его подвиге. Он ведь наш герой со вчерашнего дня.
      – Возможно, - сказал я, - но ему пора завтракать. Пошли, Мэтью.
      – До свиданья, - сказал Мэтью блондину, и мы зашагали домой.
      – Кто это? - спросил я.
      – Так, один, - отвечал Мэтью. - Хотел узнать, как Полли. Говорит, у него такая же дочка, вот он и волнуется.
      Мне показалось, что незнакомец для этого слишком молод; но теперь всякое бывает, и к концу завтрака я о нем забыл.
      Следующие дни Мэтью плавал так много, что его едва удавалось оттащить от воды.
      Но вот отпуск мой кончился. На прощание полковник Саммерс зашел к нам выпить и заверил нас, что он уже написал в Королевское общество насчет медали.
      – Хороший у вас парень. Есть чем гордиться. И подумать - говорит, что плавать не умел! Не поймешь их, мальчишек. Ну ладно. Да, здорово он это, дай ему Бог!
      В понедельник я пришел поздно. Работы было много, я устал и не придал особого значения тому, что Мэри несколько рассеянна. Пока я ужинал, она тактично молчала, а потом вынула газету и протянула мне.
      – Сегодняшняя, - сказала она. - На первой странице. Ниже.
      Я посмотрел на подвал первой полосы и увидел Мэтью. Фото было вполне приличное. Я поискал шапку. Она гласила:
      "Юный герой говорит, что ему помог ангел-хранитель".
      Сердце у меня екнуло. Я стал читать:
      "Двенадцатилетний Мэтью Гор из Хиндмера, Суррей, получит медаль за отвагу. Он спас свою сестру, десятилетнюю Полли, когда она тонула в устье реки у деревни Бонтгоч.
      Мэтью и Полли играли на деревянных мостках неподалеку от местного яхт-клуба, когда течением оторвало от причала моторную лодку мистера Уильяма Уэстона. Лодка врезалась в мостки, снесла десять футов досок, и дети оказались в стремительном потоке.
      Мэтью немедленно сориентировался, схватил сестру и, пока поток относил их от берега, держал ее голову над водой. Тревогу поднял мистер Ивен Ивенс, хорошо известный в Бонтгоче, а полковник Саммерс, тоже почтенный местный житель, поспешил отправиться на помощь на своей моторной лодке.
      Полковник Саммерс почти две мили гнался за детьми по предательским водам устья и наконец сумел подплыть к ним и взять их на борт.
      Полковник сказал: "Мэтью спас сестру, рискуя жизнью. Побольше бы нам, англичанам, таких мальчиков!"
      Самое удивительное: Мэтью не знал, что умеет плавать.
      Беседуя с нашим репортером, он скромно отрицал, что совершил подвиг. "Полли не плавает, - сказал он, - а я понял, что плыву, и, конечно, стал ее спасать". На вопрос репортера он ответил, что учился плаванию, но научиться не мог. "Когда я упал в воду, я очень испугался, - признает он, - но тут я услышал голос. Он мне говорил, чтоб я не трусил, и учил, что делать руками и ногами. Я послушался и поплыл. Без сомнения, Мэтью говорит правду. Прежде никто не видел, чтоб он плавал, и все считали, что плавать он не умеет.
      Когда репортер спросил, не удивился ли мальчик голосу, он ответил, что часто его слышит, так что не очень удивился.
      Когда репортер предположил, что это - ангел-хранитель, он отвечал, что все может быть.
      Как ни удивительно, что человек внезапно поплыл, повинуясь невидимому наставнику, несомненно одно: Мэтью совершил подвиг - рискуя жизнью, спас сестру, и мы надеемся, что его отвага будет вознаграждена".
      Я взглянул на Мэри. Она медленно покачала головой.
      – Он давно заснул. Да и к чему? Дело сделано.
      – Это местная газетка, - сказал я. - Господи, как же?.. - и вспомнил молодого человека, который беседовал с Мэтью на берегу.
      – Газета пришла на здешний адрес, - напомнила Мэри. - Наверное, они нашли в телефонной книжке…
      Я решил не сдавать своих позиций.
      – На что им это нужно? Сразу видно: дешевая местная сенсация, выдумка репортера.
      Ни я, ни Мэри не знали, должно быть, как следует, кого мы имеем в виду, когда говорим "они". Но вскоре я убедился, что недооценил прыти современной информации.
      У меня появилась дурная привычка: бреясь, я крутил радио - наверное, чтобы не думать, и вообще теперь так многие делают. И вот на следующее утро я терпеливо слушал новости. Профессор из какого-то свежеиспеченного университета рассказывал, что его раскопки доказали принадлежность местечка Монтгомери к древнему королевству Мерсия. Когда он кончил, диктор сказал: "Сейчас ровно двадцать пять с половиной минут девятого… тьфу, восьмого! Ну, перейдем от древних англов к современным ангелам. Юный Мэтью Гор из Хиндмера, отдыхая летом в деревне, как истинный рыцарь спас свою тонущую сестру, не умея - как это ни странно - плавать. Деннис Клаттербак сообщает…"
      Передача стала глуше. Чей-то голос произнес:
      – Мне сказали, что, когда вас унесло течением, ты тотчас поплыл к сестре и держал ее, пока вас не подобрали. Это верно?
      – Да, - сказал Мэтью. Его голос звучал не совсем уверенно.
      – И еще мне сказали, что раньше ты не плавал.
      – Да… ну, то есть да, не плавал, - сказал Мэтью довольно растерянно.
      – Никогда не плавал?
      – Да, - твердо ответил Мэтью. - У меня не получалось… - прибавил он.
      – А сейчас получилось?
      – Да.
      – Говорят, ты слышал голос?
      Мэтью помолчал.
      – Ну… вроде того… - ответил он.
      – Ты думаешь, это твой ангел?
      – Нет! - сердито заявил Мэтью. - Еще чего!
      – Ты же сам говорил репортеру…
      Мэтью не дал закончить фразу:
      – Ничего я не говорил! Это он говорил. И вообще я не знал, что он репортер.
      – Но голос ты слышал?
      Мэтью снова помолчал и не нашел ничего лучше, чем сказать: "Вроде того…
      – А когда ты его услышал, ты понял, что умеешь плавать?
      Мэтью хрюкнул.
      – И ты не думаешь, что тебе помог твой ангел-хранитель?
      – Я не говорил ни про каких ангелов! - возопил Мэтью. - Это он говорил. Просто я влип, а Чо… - он внезапно остановился, и я почти услышал, как он прикусил язык. - Ну, понял, что умею, - неловко закончил он.
      Репортер что-то начал говорить, но его оборвали на первом слоге.
      Диктор сказал:
      – Мэтью научился плавать за один раз. Замешан тут ангел или не замешан, а Мэтью умело воспользовался преподанным ему уроком, и мы за него рады.
      Мэтью спустился к столу, когда я кончал завтракать.
      – Сейчас слушал тебя по радио, - сказал я ему.
      – А! - сказал Мэтью и, не вдаваясь в объяснения, занялся корнфлексом.
      – Когда это ты успел? - спросил я.
      – Тут один звонил, когда мама ушла. Спрашивает: "Ты не Мэтью?", а я говорю: "Мэтью", а он говорит: "Я из Би-Би-Сй. Можно к вам зайти?" Я говорю: "Можно", а то ведь невежливо отказать, если он оттуда. Ну, он пришел и показал мне газету. А потом включил запись и стал меня спрашивать. А потом ушел.
      – И ты не сказал про него маме?
      Мэтью возил ложкой по тарелке.
      – Понимаешь, я думал, она испугается, что я ему говорил про Чокки. А я не говорил. Наверное, им это неинтересно.
      Слабый довод, подумал я. Кажется, он чувствует себя виноватым, что пустил этого типа.
      – М-да… Что ж, теперь поздно, - сказал я. - Только если еще заявятся, не говори с ними, а отсылай их к маме или ко мне. Ладно?
      – Ладно, папа, - ответил он, помолчал и прибавил хмуро: - Да нет, это трудно. Понимаешь, я ведь не знал, что там, на берегу, был репортер. И этот тоже… Я не думал, что это интервью…
      – А ты подозревай каждого незнакомца, - посоветовал я. - Мы ведь не хотим, чтоб они узнали про Чокки?
      Мэтью зевал и ответить не мог, но кивнул очень решительно.
 

      Под вечер зашел молодой человек, отрекомендовавшийся местным репортером. Мэри говорила с ним сухо. Да, эту чушь про ангелов она читала и удивилась, почему такое печатают. Мэтью учился плавать, но ему не хватало увеоенности. Он знал, что надо делать, а в миг опасности сделал то, чему его учили, и поплыл. Да, это очень смело и очень хорошо, но чуда тут нет. К сожалению, видеть его нельзя - он ушел на весь день. И вообще лучше его не трогать.
      Она билась долго, и в конце концов расстроенный репортер ушел.
      В тот же день мне на работу позвонил Лендис. Он сказал, что думал о Мэтью и хочет о многом меня порасспросить. Я было решил, что он снова собрался к нам - а Мэри бы это не понравилось; к счастью, вместо этого он предложил мне как-нибудь пообедать с ним. Я чуть не спросил, слышал ли он Мэтью в новостях, но дел было много и мне' не хотелось пускаться в объяснения. Мы условились встретиться в его клубе в четверг.
      Когда я пришел домой, Мэри стряпала с мрачной решимостью, как всегда, когда ей не по себе. Я спросил, что случилось.
      – Он опять говорил с репортерами, - сказала она, безжалостно двигая кастрюльку.
      – Я ж его просил…
      – Знаю, - горько сказала она. - Он, бедняга, не виноват… Я прямо взбесилась.
      Оказалось, что множественное число она употребила для выразительности. Репортер был один. Мэтью встретил его, когда возвращался домой. Тот спросил, не Мэтью ли Гор ему повстречался, и назвал себя местным репортером. Мэтью посоветовал ему сперва поговорить с мамой. Репортер ответил, что был у нее и просил разрешения. Он надеялся побеседовать с Мэтью, но того не было дома. До чего же удачно, что они встретились! Однако не беседовать же тут, на углу. Как насчет чая с пирожными? И они пошли в кафе.
      – Немедленно напиши редактору, - сказала Мэри. - Это черт знает что!
      Я написал с должным негодованием и без малейшей надежды, но хоть немного успокоил Мэри. Чтобы не заводить ее снова, я не сказал о Лендисе.
      Среда прошла тихо - правда, утром принесли письмо Для Мэтью, и в левом углу конверта виднелась надпись "Общество телепатических явлений". Я прочитал его в вагоне. Автор слышал по радио о необычных подвигах Мэтью и решил, что все это будет интересно членам его кружка. Если Мэтью не возражает, и т. п.
      Да, в среду было тихо, но четверг возместил это с лихвой.
      Я пытался читать "Таймс" - что непросто в переполненном вагоне, - когда случайно увидел фотографию в "Дейли телеграф", которую держал пассажир напротив, и она сразу чем-то привлекла мое внимание. Я подался вперед, чтоб лучше видеть. У тех, кто ежедневно ездит в поезде, вырабатывается особый рефлекс на такую нескромность. Мой визави опустил газету, взглянул на меня так, словно я браконьер или убийца, и развернул ее на другой странице.
      Все же то, что я успел заметить, взволновало меня, и на вокзале Ватерлоо я стал искать этот номер, чтобы посмотреть как следует. Однако "Дейли телеграф" распродали. Утвердившись еще сильнее в своих подозрениях, я добрался до Блумсбери-сквер и тут же послал искать по в'сему учреждению свежий "Телеграф". К счастью, один нашли и принесли мне. Я развернул его, исполненный предчувствий, - и не зря…
      Полстраницы занимали фотографии рисунков с выставки школьников. Тот, который привлек мое внимание еще в вагоне, снова встревожил меня и затмил все другие. Это был вид из окна; внизу, на улице, несколько мальчиков с ранцами толкались у каких-то ворот. Мальчики были угловатые, длинные, и многих бы это удивило - но не меня. Мне не нужна была подпись, и все же я прочитал: "Рисунок "Домой" двенадцатилетнего Мэтью Гора из Хинтона, в Хиндмере, говорит о таланте и наблюдательности, редких для таких лет".
      Я все еще смотрел на рисунок, когда вошел Томми Перселл и заглянул через мое плечо.
      – А! - сказал он. - Видел, видел. Поздравляю. Так и думал, что это ваш. А я и не знал, что у него такие таланты. Очень тонко… хотя довольно странно, а?
      – Да, - ответил я, и мне показалось, что газета скользит у меня из рук, - довольно странно.
      Лендис залпом выпил полрюмки шерри.
      – Видели газеты? - спросил он.
      Я не стал притворяться, что не понимаю.
      – Видел сегодняшний "Телеграф", - ответил я.
      – А "Стандард"? Они тоже напечатали и дали целый абзац о даровитом ребенке. Вы мне об этом не говорили, - с упреком прибавил он.
      – Я сам тогда не знал.
      – И про плавание тоже?
      – Это все потом случилось.
      – Конечно, и там, и тут - Чокки?
      – Кто ж еще! - сказал я.
      Он подумал немного.
      – Довольно опрометчиво, а? Не надо было выставлять эту картинку.
      – Мы ее не выставляли.
      – Вот досада! - бросил Лендис и заказал еще два шерри. - Да, картинка, - снова начал он. - Фигуры какие-то странные, вытянутые… тощие, что ли. Они у него всегда такие?
      Я кивнул.
      – Как он их рисует?
      Я рассказал ему все, о чем Мэтью поведал нам. Он не удивился, только задумался. Потом начал так:
      – И не одни фигуры. Все вертикальные линии длинней, чем надо. Как будто их видит существо, привыкшее к другим пропорциям… как будто там у них все шире, приземистей. - Лендис оборвал фразу, бессмысленно глядя на рюмку. Потом лицо его осветилось. - Нет, не то! Как будто смотришь сквозь особые очки и рисуешь, что видишь, без поправки. Наденьте другие стекла, сокращающие вертикальные линии, - и все станет на место. Должно быть, зрение Чокки не совсем совпадает со зрением Мэтью…
      – Нет, не пойму, - сказал я. - Ведь глаз, который видит натуру, видит и картинку.
      – Это просто аналогия… - уступил он, - я говорил приблизительно… а может, упростил. Но что-то в этих линиях есть. Пойдемте-ка пообедаем.
      За обедом Лендис подробно спрашивал о происшествии в Бонтгоче. Я рассказал, как мог, и он решил, что это чуть ли не важнее рисунков. И тогда, и потом, дома, меня поражало, что он совсем не удивился. Мне даже порой казалось, что он разыгрывает меня - хочет проверить, как далеко я зайду. Но нет, в его речах не было и намека на недоверие; он принимал самые поразительные вещи.
      Я все больше ощущал, что он зашел дальше меня - я волей-неволей соглашаюсь принять Чокки как гипотезу, а он просто верит в него. Словно, думал я, он следует правилу Шерлока Холмса: "Когда все невозможное исключено, считайте правдой то, что остается - как бы невероятно оно ни было". Почему-то мое беспокойство от этого усиливалось.
      После обеда, за кофе и бренди, Лендис сказал:
      – Надеюсь, вы заметили, что я много думал о вашем деле, и теперь, мне кажется, вам нужен Торби. Сэр Уильям Торби. Он очень умен, и опытен, и гибок - а это у нас нечасто бывает. Я хочу сказать, что он не фанатик психоанализа. К каждому случаю он подходит особо: решит, что нужен анализ, - применит, а решит, что нужны лекарства, - даст лекарства. На его счету много поразительных исцелений. Да, если кто-то вам поможет, то именно Торби.
      Я не стал обращать внимание на "если" и сказал:
      – Вроде бы в тот раз вы говорили, что помощь не нужна.
      – Я и сейчас скажу! Это вашей жене нужна помощь. Да и вам не помешает.
      Он был прав. Мы с Мэри куда больше тревожились за Мэтью, чем он сам. И я согласился, чтобы Лендис свел нас с сэром Уильямом Торби.