Когда он закончил историю о заговоре и объяснил, что почувствовал себя обязанным пойти и предупредить Ричарда, так как поклялся ему в верности, старуха кивнула и несколько мгновений молча шевелила губами.

– Так-так, – сказала она наконец, – это очень интересно. А теперь я, в свою очередь, сообщу тебе кое-какие сведения. Не вызывает сомнений, что рыцарь, приходивший к Мехед ад-Дину, это Бальан из Ибелена, так что можешь открыть его имя своему королю. Ты знаешь, где теперь находится Ричард?

– Нет, не знаю, – признался Дени. – Я намеревался поехать в Акру, чтобы выяснить, где он.

– Что ж, это избавит тебя от напрасного путешествия. Повернув назад и тем самым прекратив наступление на Иерусалим, он направился в Акру, как ты слышал. Тогда султан двинулся со всем своим войском на Яффу, оставшуюся почти без защиты и переполненную больными и ранеными. Несколько дней назад город сдался целиком, кроме гарнизона крепости. Возможно, тебе будет полезно узнать, что к тому времени король Ричард уже готовился ступить на корабль, чтобы отплыть домой.

– Покинув Святую Землю?

– Ага! Ты изумлен, не правда ли? Но у него очень большие неприятности в английском королевстве. Его брат Джон плетет интриги, пытаясь отнять у него корону. Мой посыльный принес известие, что гарнизон Яффы настойчиво воззвал к Ричарду, моля о помощи, и он объявил, будто отправится к ним с подкреплением. Однако французские воины отказались следовать за ним. Или замысел вашего знакомого приносит плоды, или же так проявился дух противоречия, свойственный природе французов. С тех пор – а это было четыре дня назад – я ничего нового не слышала, но была бы весьма удивлена, если король находится не под стенами Яффы, а где-то в другом месте. – Она вновь покивала, как будто ее крошечная головка держалась на пружинке. – Очень интересно, – повторила она. – Полагаю, мы дождемся конца войны еще до наступления зимы, предупредишь ты короля или нет. Если его схватят или убьют, ваше войско Христово распадется на части. Если он ускользнет, то более чем когда-либо будет преисполнен решимости не воевать, имея совет армии, которому нельзя доверять. Особенно потому, что теперь ему необходимо завершить свои дела здесь и возвращаться в Англию. Видишь, как полезно порой немного поболтать со старой женщиной, которая ни на что не годится, кроме как сидеть дома и копить деньги.

Его передернуло от такой иронии. И так же, как и во время беседы со Скассо, Дени не покидало смутное ощущение, что он соприкоснулся с совершенно иным пластом жизни, который он не в силах осознать или постичь – движение товаров и денег по законам, совершенно отличным от тех, которые обусловливают перемещение армий и поступки полководцев. Скассо и его сотоварищи в Италии, Рахиль и ее народ здесь, сарацины в Египте, греки в Византии – все они связаны сетью интересов и сведений, все поглощены своими собственными делами, и странным образом они совершенно выпадают из поля зрения мира, знакомого Дени, мира замков, военных лагерей, полей брани, политических интриг и религиозных конфликтов. У него в голове мелькнула, задержавшись всего на один миг, мысль, что тот, другой мир, возможно, и есть подлинный, тогда как его собственный представляет собой всего лишь разноцветную кисею, пестрой вуалью окутывающую реальность. Но эта догадка была слишком фантастичной, чтобы оказаться правдой, и она исчезла, едва появившись.

Во всяком случае, Рахиль уже поворачивала массивный ключ в замке железного сундука. Она достала мешок, который едва могла поднять, с трудом подтащила его к конторке и высыпала кучку золотых монет. Она отсчитала двести из них, сложила во второй мешок, Который крепко перевязала ремнем.

– Держи, – сказала она, вынула роговую чернильницу и перо и что-то написала на поручительстве Скассо. – Распишись в получении, – продолжала она. – Расписка на двести безантов. Возможно, я когда-нибудь и заполучу их обратно. Однако вот тебе подарок – еще пять золотых монет, которые тебе наверняка пригодятся в дороге. Я не питаю любви к королю Ричарду, совсем напротив, но я восхищена твоей верностью. Ты хороший мальчик. Подобные качества слишком редко встречаются в наше время.

Дени спрятал ее подарок в свой кошелек, а мешок поднял на плечо.

– Скассо признался мне, что воображал вас юной и прекрасной, – сказал он, широко улыбаясь. – Вы не молоды, но для меня, мадам, вы более чем прекрасны. – Он был доволен своей краткой речью, решив, что она достойна уроженца Пуату.

Дени возвратился во дворец ал-Амина, по дороге пережив беспокойство по поводу того, что среди узких улиц на него может легко напасть грабитель, догадавшийся о содержимом его мешка. Тем не менее ничего ужасного не случилось. Во дворце он обратился к слуге с просьбой проводить его к принцу. Его отвели в диван и предупредили, что следует набраться терпения, ибо ал-Амин находился со своим отцом в Цитадели. Он прождал более часа, усевшись по-восточному на полу и положив на колени мешок с двумястами золотыми монетами.

Наконец прибыл ал-Амин, а с ним два или три вооруженных человека, с которыми он озабоченно переговаривался. Заметив Дени, он отпустил их и подошел поздороваться. Дени поднялся.

– Мне не сказали, что ты здесь, – начал ал-Амин. – Прошу простить за то, что тебе пришлось так долго ждать. Суть в том, что я… – Он остановился, заметив выражение лица Дени. – Что-то случилось. В чем дело?

Дени не знал, что сказать. Он молча протянул ему мешок.

– Что это? – Ал-Амин невольно взял его. Его лицо застыло, когда он почувствовал тяжесть мешка.

– Это мой выкуп, – ответил Дени.

– Не понимаю. Как?.. – натянуто сказал принц.

– Некогда я оказал услугу одному человеку, и он возвратил мне долг.

Они стояли и пристально смотрели друг на друга, словно незнакомые люди, разделенные мешком с деньгами. На щеке ал-Амина, выше линии бороды, задергался мускул.

– А теперь ты хочешь уехать? – сказал он.

– Почему ты сердишься? Ты знал, что когда-нибудь это случится.

– Я не сержусь. И не виню тебя.

– Как бы то ни было, ты сам виноват, – сказал Дени, в его душе начали медленно разгораться искры гнева. То, что этот гнев зиждется на печали, смешанной с неким чувством вины, не имело значения. – Именно твои разговоры о чести заставили меня понять, что я должен вернуться и исполнить свой долг.

– Я не верю тебе, – хрипло сказал ал-Амин.

– Я не думал, что ты назовешь меня лжецом, – еще больше разозлился Дени.

– А я не думал, что ты выдашь тайну. Ты воображаешь, я не понимаю, что ты задумал? Ты намерен поспешить к Ричарду и рассказать ему о заговоре в надежде на щедрое вознаграждение. Султан был прав: твои соплеменники, все до единого, настолько погрязли в вероломстве, что в вас нет ничего, что не было бы бесчестным. Как я могу осуждать тебя? Такова твоя природа.

Он с силой отшвырнул прочь мешок. Тот с грохотом упал в углу комнаты, и золотые монеты со звоном покатились по мозаичному полу.

Дени судорожно сжал кулаки.

– А ты? – пробормотал он заплетающимся языком. – Ты, кто продолжает толковать о чести? «Тот, кто хранит верность». Если бы ты очутился на моем месте, поклявшись в верности своему султану, что бы сделал ты? Или это всего лишь разговоры, красивые слова? – Внезапно его гнев, подобно волне, отхлынул, оставив его совершенно обессиленным. – Ахмад, – попросил он, – ради Бога, помоги мне. Ты на самом деле думаешь, что я не прав?

Глаза принца, устремленные на Дени, наполнились слезами.

– Как можешь ты спрашивать меня об этом? – промолвил он. – Неужели ты не видишь? Мне больно думать, что ты уезжаешь! Глупец! Ты – враг, неверный. Всю жизнь меня учили ненавидеть вас. А мы были друзьями. Я любил тебя.

Он круто повернулся и зашагал по комнате, словно желая избавиться от обуревавших его чувств. Остановившись у противоположной стены зала, он спросил:

– Ты знаешь, что я буду во главе войска, которое отец посылает против вашего короля?

Дени вздрогнул всем телом, словно его ударили.

– Я думал, Йезид…

– Йезид поведет мамлюков. Но личную гвардию моего отца… наших воинов-курдов… Именно я поведу их. И сегодня, сегодня же днем.

– Сегодня?

Ал-Амин быстро подошел к Дени и схватил его за руку:

– Известие пришло сегодня утром. Ричард внезапно напал на Яффу со стороны моря и вновь взял город, который ранее сдался султану. Салах ад-Дин, оставив гарнизон, ушел со своими главным силами в Кесарию. И Ричард выбил наших из Яффы. Он расположился лагерем неподалеку. При нем не более дюжины рыцарей, тысяча лучников и копьеносцев. Французы отказались идти с ним в город. Однако недавно из Акры выступило подкрепление – другое войско. Это войско задержали, и нам сообщили, что его будут и впредь задерживать до тех пор, пока мы не сумеем заманить короля в капкан. – Он сверкнул зубами, но веселья в его улыбке не было. – Ты должен отправиться немедленно, если ты намерен ехать, – сказал он. – Я дам тебе надежную пропускную грамоту, где будет сказано, что за тебя заплачен выкуп. Я прикажу своему советнику снабдить тебя провизией и дать двух коней.

– Трех коней.

– Лейла?.. Хорошо. Если ты тронешься в путь в течение часа, ты намного опередишь нас. Вас всего лишь трое. Вы сможете ехать быстро. До Яффы тридцать миль. Мы будем там завтра на рассвете, ведь мы привыкли ездить ночью. У нас не будет обоза. Но я сделаю для тебя кое-что: часть наших воинов – курды, а часть – турки. Я потребую, чтобы курды встали впереди. Турки будут протестовать. Возможно, это ненадолго задержит нас. Теперь, – ожесточенно добавил он, – ты получил ответ? Я думаю, что ты прав.

Дени покачал головой. Медленно он раскрыл объятия и обнял принца. На миг они прижались друг к другу, а затем поспешно разошлись.

– Иди, и да пребудет с тобой благословение Божье, – промолвил ал-Амин. – Быть может, мы когда-нибудь встретимся вновь.

– Мы непременно встретимся снова. А до тех пор, да сохранит тебя Господь, – ответил Дени.

От Иерусалима до Бейт-Нубы вела неровная дорога, круто уходившая вниз, и ехать приходилось медленно. Дени и его спутники изо всех сил подгоняли коней, но рисковать не осмеливались. Они очень спешили, но в то же время не могли допустить, чтобы их задержала какая-нибудь нелепая случайность. Это была самая трудная часть пути, пролегавшего сначала по обширной каменистой долине, затем через обрывистые холмы, между зубчатыми, нависшими над тропой скалами. Кроны деревьев смыкались над ними, словно облака. Едва они преодолевали один тяжелый подъем к вершине, как тотчас перед ними открывался новый. Солнце, казалось, мчалось по небосклону. Вокруг них вздымались клубы пыли, забивавшейся в ноздри, иссушавшей губы и заставлявшей их страдать от жажды. Когда они достигли Бейт-Нубы, позади них на темнеющем небе засверкали первые яркие звезды.

Они не увидели там никакого войска, ни сарацинского, ни христианского – лишь горстку крестьян, остававшихся в родных местах, невзирая на перипетии войны, сравнявшей стены города с землей и перебрасывавшей их от одного господина к другому. Эти люди и дали путешественникам приют. Они наскоро подкрепились финиками, вяленым мясом и хлебом, которые им дал с собой повар ал-Амина, почистили лошадей и позволили животным отдохнуть немного. Сами они даже не отважились прилечь, чтобы случайно не заснуть.

Дорога от Бейт-Нубы до Рамлаха напоминала пересохшее русло горного потока, узкое, наклонное и усеянное галькой. Им попадались большие известняковые кряжи. Преодолевать их следовало с величайшей осторожностью. Хотя дорога стала легче, однако ночь была безлунной, поэтому они продвигались вперед тихим шагом. Их утешало только то, что воины, которые, как они знали, едут по пятам, не смогут двигаться быстрее.

Около полуночи они спустились с гор в долину реки Шарон и тут вновь разрешили себе короткий отдых. Им предстояло еще покрыть расстояние в пятнадцать миль – по относительно ровной, открытой местности.

– Тебе нет необходимости так изнурять себя скачкой, – сказал Дени Лейле. – Если ты устала, вы с Гираутом можете ехать медленнее и нагнать меня позже.

Она повернулась к нему; несмотря на боль в теле, она держалась прямо, походя на мальчика в тунике, плаще с капюшоном, шапочке и сапогах, которые надела в дорогу.

– Я не устала, – сказала она. – Я просто не привыкла так долго находиться в седле. Я останусь с тобой, если только не начну задерживать тебя.

– Хорошо, – согласился Дени, – принц намерен остановить войско в Рамалахе и дать воинам поспать пару часов, чтобы и они сами, и их кони ринулись в атаку, достаточно перед тем отдохнув. Теперь мы можем не торопиться. Ехать рысью, не понукая лошадей.

Когда мы доберемся до лагеря, я пойду туда один. Гираут, ты помнишь Яффу? Отведи Лейлу в ту оливковую рощу на холме за городом. Там мы встретимся.

И они вновь тронулись в путь. И больше ничто их не задерживало. Под копытами коней бесконечной светлой полосой убегала дорога, а вокруг расстилался однообразный, неразличимый во мраке ландшафт. Им попадались темные рощицы. Иногда они миновали селения, замечая обмазанные глиной лачуги, погруженные в тишину. Время от времени они слышали отрывистый лай шакалов или отдаленное уханье филинов – и больше ничего. Потом, поднявшись по отлогому склону, они вдруг увидели впереди мерцание огней, похожих на упавшие на землю звезды: то угасали костры лагеря. По одну сторону они различили смутные очертания– холма.

– Яффа, – объявил Гираут.

– Вот и лагерь Ричарда. А вон там холм. Езжайте. Я присоединюсь к вам, когда смогу, – сказал Дени.

Он поскакал вперед, потом натянул поводья и вернулся. Подъехав вплотную к Лейле, он наклонился и поцеловал ее. А затем, пришпорив усталую лошадь, он быстрой рысью помчался к лагерю.

Часовых не было. Но когда он с шумом ворвался в лагерь, со всех сторон стали просыпаться и подниматься люди, окружая его. Раздался чей-то крик – на языке, в котором он узнал итальянский.

– Француз! – закричал он. – Франция! Французский! Черт побери, как это будет по-вашему?

Кто-то схватил его сзади за плащ и сдернул с лошади. Он ударился о землю головой, и перед глазами засверкали огни.

Внезапно на него обрушился поток холодной воды, и он пришел в себя. Тряхнув головой, чтобы немного прояснилась, он судорожно вздохнул и уставился на человека в кожаной куртке, надеваемой под доспехи, и грязных шерстяных панталонах, висевших рваными клочьями вокруг его голеней. У человека были вьющиеся каштановые волосы и широкая добродушная улыбка, открывавшая редкие зубы. В руках он держал пустое ведро.

– Bene, bene, – сказал он. – Tu sei sveglio, eh?[195]

– Ричард, – выпалил Дени. – Мне нужно к королю.

Мужчина кивнул, снисходительно улыбаясь, как будто разговаривал с подвыпившим приятелем. Он помахал рукой в воздухе у лица Дени и позвал кого-то, кто стоял сзади. Дени с трудом поднялся на ноги и стал, шатаясь, ощупывать свой затылок, где вздулась шишка, показавшаяся ему величиной еще с одну голову. Широко шагая, вперед выступил человек, облаченный поверх доспехов в запятнанный кровью и грязью плащ со множеством складок.

– Очнулся? – произнес он по-французски с сильным акцентом. – Тебе повезло. Кто ты такой?

– Дени де Куртбарб. Из Пуату.

– Тебя чуть не убили, приятель. Мои лучники уже начали раздевать тебя, когда один из них заметил крест у тебя на шее.

Дени пошарил у себя на груди: золотой крест Артура по-прежнему висел там на цепочке.

– У тебя ничего не украли, – высокомерно сказал человек в доспехах. – Зачем ты прискакал сюда ночью, учинив такой переполох и разбудив всех?

– Я должен увидеть короля Ричарда. Немедленно!

Небо уже бледнело на востоке, над холмами Иудеи, откуда он прибыл.

– Я потерял слишком много времени, – сказал он. – Ради всего святого, проводите меня к королю. И поднимайте своих воинов. Турки идут; они будут здесь до восхода.

– Поднимать людей? Что за черт! Да кто, по-твоему, сейчас спит? – проворчал итальянец. Он отдал несколько отрывистых приказаний, и в лагере арбалетчиков закипела жизнь.

Великолепный королевский шатер был все еще погружен в темноту, но начальник арбалетчиков потребовал факелы и сам вошел внутрь будить короля. Когда впустили Дени, король сидел на краю походной кровати, с обнаженной грудью, накинув на плечи пурпурную мантию. Обеими руками он приглаживал свои рыжеватые волосы.

Зевая, он сказал:

– Дени?.. Дени! Боже милостивый, да ведь это мой проклятый трувер. Не ожидал когда-нибудь вновь тебя увидеть. Я думал, что жизнь среди неверных показалась тебе столь роскошной, что ты никогда не вернешься.

Он вскочил на ноги и стиснул Дени в объятиях, едва не переломав ему кости. Потом он отстранил его, удерживая на вытянутых руках, и расхохотался.

– Как ты убежал? И из-за чего поднялся шум? Что, турки близко?

Дени бросил взгляд на начальника арбалетчиков.

– Я должен побеседовать с вами с глазу на глаз, милорд.

Жестом Ричард велел тому удалиться.

– Видишь ли, в этом нет никакого смысла, – сказал он, когда они с Дени остались вдвоем. – Они все слушают, прижав уши к полотняным стенам. Однако можно притвориться, будто мы наедине. Итак, начинай рассказывать свою историю.

Быстро и лаконично, как мог, Дени рассказал ровно столько, сколько было необходимо, по его мнению, чтобы Ричард понял суть заговора, и о том, как об этом деле ему стало известно. И еще о том, как он сумел заплатить выкуп за свою свободу. Пока он говорил, Ричард одевался: натянув рубаху и штаны, он, нырнув головой вперед, облачился в кольчугу, пристегнул к поясу меч.

– Как? Скассо? – сказал король, взяв шпоры. – Ты первый, кто извлек выгоду из знакомства с ним.

Он подошел к пологу палатки и прокричал стоявшим снаружи:

– Поднимайте лагерь по тревоге. Скажите Лестеру, чтобы он вооружался и приходил ко мне. – Затем он вернулся назад. – Пристегни их мне, – велел он.

Дени опустился на колени и прикрепил ремнями золоченые шпоры к лодыжкам короля. Ричард возложил руку ему на голову.

– Я снова в долгу перед тобой, – сказал он. – Похоже, я твой вечный должник. С тех самых пор, когда ты первый раз помог мне – очень много лет назад – под Шатору.

Дени поднял голову и удивленно посмотрел на короля, поморщившись от резкой боли в ушибленном затылке.

– Вы помните об этом? – переспросил он.

У Ричарда приподнялся один уголок рта.

– Я знаю, тебе кажется, что я слишком забывчив. Но имей в виду, мой дорогой Райньер, королю ничего не полагается забывать. Но когда возникает необходимость, он вполне может сделать вид, что забыл. Например, история с Бальаном из Ибелена, этой мокрицей, и его презренными друзьями, с их грязным, низким заговором… Я забуду и об этом. Мне не принесет никакой пользы, если я обвиню их в предательстве. Мне приходится беспокоиться о великом множестве других вещей, в том числе и о своем королевстве, и о моем несчастном, испорченном брате Джоне.

Он снял щит, висевший на колышке, вбитом в деревянную ось палатки, и опустил его вниз. Дени, чуть откинувшись назад и твердо уперевшись каблуками в землю, наблюдал за ним. «О, он преисполнен королевского величия», – сказал он себе.

Полог палатки взметнулся вверх, и внутрь заглянул какой-то рыцарь.

– Ричард! – вскричал он. – Один из лучников только что заметил отблески солнца на шлемах. И Лестер ждет.

– Великолепно, – отозвался Ричард. – Я иду.

Он круто повернулся к Дени.

– Вперед! – позвал он. – Я сделаю тебя бароном. У тебя нет меча? Идем, ты можешь ехать рядом со мной.

– Нет, милорд, – тихо сказал Дени. – Я никуда не пойду. Я не хочу быть бароном. Я не гожусь для военных дел. Я не выйду сражаться ни сегодня, ни когда бы то ни было еще.

Король окинул его нетерпеливым взглядом.

– Ох уж эти поэты! – пробормотал он. – Что ты хочешь – денег? Позже, не сейчас. Закончим разговор в другой раз, где-нибудь в более спокойном месте.

Он двинулся к выходу из палатки, но Дени преградил ему путь.

– Вы сказали, что остались в долгу у меня, милорд, – твердо сказал он. – Теперь я знаю, что вы помните все. Я хочу только, чтобы вы освободили меня от моей клятвы верности.

Ричард потемнел лицом.

– Разве ты не знаешь, – промолвил он, – что не очень мудро становиться мне поперек дороги? Ты хочешь швырнуть свою верность мне в лицо? Или ты все еще думаешь об Артуре Хастиндже?

– Я ни о чем не думаю, – ответил Дени, – я лишь хочу быть свободным. Полагаю, что я далеко не однажды доказал свою преданность, не испрашивая никакой награды. Я прошел вместе с вами долгий путь, но дальше идти не могу.

Ричард проследовал мимо него. Взявшись одной рукой за полог палатки, он повернулся и сказал:

– Ты оскорбил меня, Дени. Что ж, будь свободен, если таково твое желание. И мы квиты. Не попадайся мне вновь на глаза.

Он ушел. Дени слышал, как он рычал на своих рыцарей и выкрикивал приказы, перекрывая шум лагеря.

– Это прощание – как похоже на него, – улыбаясь, прошептал Дени. – Полагаю, он испытал облегчение, что не придется ничего платить, дабы избавиться от меня.

Он окинул взглядом палатку. В углу, в куче небрежно брошенной на пол одежды лежал кинжал с рукоятью из слоновой кости в красных кожаных ножнах. Он поднял его и заткнул себе за пояс.

– Думаю, я имею право что-нибудь взять на память, – криво усмехнулся он. – Он ухитрился все представить так, словно виноват я один.

«Хочешь, научу тебя, как правильно метать кинжал?» – «Да, пожалуйста». «Я дам тебе на время мой кинжал с серебряной рукояткой».

Он рассмеялся и отправился разыскивать своих друзей.

Из оливковой рощи на вершине холма перед Дени, Лейлой и Гираутом открывался превосходный вид на поле битвы. Укрывшись под раскидистыми деревьями вместе с половиной населения Яффы, они видели, как сарацинская конница, растянувшись длинными неровными рядами, пересекала равнину. То, как Ричард построил свою маленькую армию, наилучшим образом разместив небольшие силы, вновь показало его талант полководца. Его пехота – не превышавшая нескольких сотен солдат – вытянулась в одну линию, став на одно колено, уперев в землю древки копий и выставив острия вперед, так что сомкнутые щиты ощетинились лесом острых наконечников. За пехотинцами стояла половина отряда генуэзских стрелков, уже зарядивших арбалеты, а позади каждого их них находился второй арбалетчик со вскинутым на изготовку оружием. У Ричарда было только десять рыцарей, некоторые из них верхом на тощих клячах, бледном подобии боевых коней. Свою жалкую кавалерию Ричард поместил слева, тогда как на правом фланге, защищенном крутым склоном горы, у подножия которой начиналась роща, сосредоточились стрелки и копьеносцы. Старшие и более искушенные в военном деле жители Яффы указывали на все эти подробности своим несведущим соседям, а тем временем под ногами с визгом шныряли дети. Многие зрители доставали свои завтраки и принимались за еду.

Когда сарацины приблизились, можно было видеть, как маленькие фигурки арбалетчиков подняли свои самострелы – и множество болтов взмыли по дуге вверх, ливнем обрушившись на всадников. Теперь стало понятно, зачем арбалетчики были построены в две линии: едва воины из первого ряда успевали выстрелить, как в тот же миг сзади им передавали заряженные арбалеты, и пока первые делали новый выстрел, задние снова натягивали тетиву лука и наставляли болты. Таким образом, арбалетные стрелы, со свистом рассекая воздух, летели через равнину сплошным роем мстительных шершней.

Маленькие кони вдали падали, сраженные, а крохотные солдатики кубарем катились под копыта. Сопливый мальчишка ухватил Дени за ногу, вопя от возбуждения, но не потому, что картина боя потрясла его, а потому, что за ним гнался другой малыш, пытаясь поймать. Человек в изодранном балахоне и грязном тюрбане, обмотанном вокруг скуфейки, однообразным движением бросал в рот финики, жевал их и смачно сплевывал косточки, тогда как его приятель в непрерывном потоке речи изливал свой восторг: «Смотри, вон скачет еще один со знаменем, вот он упал, ой, смотри, кто-то другой подбирает стяг, а другие дерутся с рыцарями…»

Дени ладонью заслонил глаза от солнца: крошечные человечки носились туда и сюда, крошечные стрелы вычерчивали дуги на фоне облаков пыли. То тут то там – где воины сходились в рукопашной, несмотря на град стрел, – возникали клубки из тел, катавшихся по земле.

– Я не вижу его, – пробормотал Дени.

– Там – у левого края, – сказал Гираут, показывая направление. – Он намного выше всех остальных.

– Нет, не король, – пояснил Дени. – Короля я вижу. Я ищу ал-Амина.

Лейла взяла его за руку и стиснула ее в своей, тесно прижавшись к нему плечом. Она не произнесла ни слова.

Время шло. Некоторые из горожан заключали пари на то, какая сторона победит. Сарацины отступили, снова атаковали, опять отошли, оставив за собой еще больше шевелившихся или неподвижных тел в белых бурнусах[196], похожих на бесформенные груды тряпья, разбросанные по равнине. Шум битвы превратился в равномерный гул, то усиливающийся, то немного затихавший, подобно рокоту моря. Порой доносился грохот и лязг мечей, ударявших в щиты, и воины сходились и расходились.

Внезапно Дени воскликнул:

– Они отступают. Видите? Они отходят.

Сарацины, развернувшись полукругом и низко пригнувшись к шеям коней, мчались прочь с места битвы. За ними поднимались клубы пыли.

– Они действительно отступают или это только военная хитрость? – спросил человек в грязном тюрбане, который доел финики и с наслаждением принялся за большой ломоть хлеба с маслом.

– Нет, правда, они бегут. Они разбиты, – сказал его приятель. – Вон их знамена. Смотри – видишь короля? За ним его знаменосец. Гляди, он машет рыцарям. Теперь они выезжают на поле. Ты только посмотри – он только что срубил турка. А вон, вон он опять впереди.

Одним из этих крохотных воинов внизу был ал-Амин, лежавший на поле мертвый или раненый или мчавшийся прочь по направлению к холмам. Дени вздохнул и медленно осел на траву. Только теперь начинали сказываться долгая скачка, бессонная ночь и напряжение; до этого часа он даже не думал об усталости. Лейла опустилась на землю рядом с ним. У нее под глазами видны были темные круги, лицо осунулось и посерело. Она едва не падала от усталости. Гираут тоже казался бледным и изможденным, однако его тощее тело, закаленное многочисленными побоями, могло выдержать и большее.

– Все кончено? – прошептала Лейла.

– Кончено. Когда люди уйдут отсюда, мы найдем безопасное, тихое местечко и поспим. Я способен проспать целую неделю. А ты, дорогая, должно быть, совсем без сил.

– Я чувствую себя неплохо.

– Еще одна победа Ричарда. И что теперь? – сказал Гираут.

– Он пойдет дальше, – промолвил Дени. – В, конечном счете он заключит мир с султаном, я в этом уверен. Так или иначе он обратит любое поражение в победу, даже свою собственную смерть. Однажды он признался мне, что его будут помнить спустя тысячу лет. Ну как тут можно не восхищаться им и не бояться его? Он не столько человек, сколько буйная сила, подобная урагану или грозе.

– Он освободил вас от вашей клятвы?

– Да.

– Что мы будем делать дальше? – спросил Гираут, протирая свои воспаленные глаза. – Как мы будем жить?

Дени сидел с опущенной головой, согнув ноги в коленях и обняв их руками.

Часть горожан спутилась в долину – прибрать к рукам все, что было возможно украсть у арбалетчиков и копьеносцев Ричарда. Остальные возвращались в город: они хватали за шиворот своих детей, кричали на них, смеялись, взявшись за руки, обсуждали сражение, платили по проигранным пари и заключали новые.

– Я не нашел ничего из всего того, за чем я пришел сюда, – сказал Дени вполголоса. – Если бы суфий спросил меня теперь, я бы знал, какой задать ему вопрос.

– О чем это вы говорите? – раздраженно пробурчал Гираут. – Какой вопрос?

– Куда я иду?

Дени посмотрел на Лейлу. Она крепко заснула. Упавший капюшон наполовину скрывал ее лицо.

– Думаю, я знаю ответ – неважно, куда я иду, пока продолжаю искать, – задумчиво прошептал он, с улыбкой глядя на Лейлу.

Внизу, в долине, пыль, медленно оседая, покрывала и победителей, и побежденных.