Пламя грядущего

Дени не мог поспорить с этим утверждением.

– Я знаю, – сказал он. – Но тем не менее вы должны ясно представлять все свои желания. Полагаю, я вправе утверждать, что сам король оказывает мне покровительство. Артур – мой друг. Возможно, удастся убедить Хотерива, что, если я сделаюсь владельцем вашего манора, это принесет определенные выгоды. Но вам следует сказать откровенно, чего же хотите вы сами.

Довольно долго она хранила молчание. Потом промолвила тихим голосом:

– Мой муж должен быть безупречным, благородным рыцарем, который стяжает славу ратными подвигами, который утешает слабых, заботится о бедных и никогда не поступится своей честью.

Дени несколько раз открыл и закрыл рот, но был нем как рыба. Наконец он выдавил, чувствуя себя ужасно неловко:

– Я надеюсь стать достойным вас.

– Ох, Дени! – она взяла его руку в свои. – Я не имела в виду, что вы не обладаете каким-то из этих качеств. Судя по тому, что вы рассказывали мне, что рассказывал о вас Артур, что я видела собственными глазами, я нисколько не сомневаюсь в вашей доброте, и храбрости, и чести. Но… Но в сравнении с Уильямом Маршалом, например, вы… совершили не очень много подвигов на войне. И хотя на самом деле это не самое главное препятствие, однако вы так много путешествовали, что я просто не в силах поверить, что вы когда-нибудь решитесь…

– Навсегда поселиться в одном месте? – холодно подсказал Дени.

– Да, – кивнула она. – И со мной.

Ему пришла в голову мысль броситься перед ней на колени, горячо обнять, излить на нее поток красноречивой чепухи, чтобы исчезли все ее сомнения. Но вместо того он вздохнул и поднялся на ноги.

– Возможно, вы правы, – сказал он.

– Вот вы и рассердились.

– Ничуть. Вы благоразумная девушка. Я не имею ни малейшего представления о том, сумею ли вести оседлую жизнь. Я мог бы солгать вам и пообещать, что легко к этому привыкну. В конце концов, все возможно.

Скажу откровенно, как бы то ни было, вы заставили меня вспомнить о том, чем я пренебрегал: о рыцарском долге. И как бы ни распорядилась судьба, я не забуду, каким, по вашему мнению, должен быть мужчина благородного рода.

– Спасибо, Дени, – мягко сказала она.

Она спустилась вместе с ним по лестнице во внутренний двор. Один из слуг, повинуясь ее кивку, подвел коня.

– Как скоро я вновь увижу вас? – спросила она.

– Завтра, если угодно. Я еще не спел вам песен, о которых говорил.

Он уже был готов сесть в седло, когда она схватила его за рукав.

– Постойте, не могли бы вы оказать мне одну услугу, – сказала она. – Вы помните Гавриила, милого старого архангела, который живет в лесу? В последнее время погода была отвратительной, и, боюсь, скоро станет еще хуже, а я собиралась послать ему кое-какие вещи. Что вы на это скажете?

«Заботится о бедных»,  – немедленно вспомнил Дени.

– Великолепная мысль! – воскликнул он. – Одеяла, теплый плащ, немного хлеба и мяса – я охотно отвезу ему все это прямо сейчас, если пожелаете. Я могу поехать назад лесной дорогой.

– Это было бы чудесно.

Его вдруг охватило вдохновение.

– Признаюсь, у меня тоже есть одна идея, – с воодушевлением продолжал он. – Вы не думаете, что он святой? Я думаю. Мне кажется, будто в одном его мизинце больше истинной веры, чем во всем теле многих священнослужителей. И я представил, как он живет в своей убогой лачуге с деревянным крестом, водруженном перед входом, и подумал, что он достоин иметь лучший крест, красивый, такое распятие, каким мог бы гордиться настоятель монастыря.

Глаза Мод вспыхнули.

– О, как верно сказано. Вы правы. – Ее пальцы сжали его руку. – Как хорошо, что вы подумали об этом, Дени. У вас есть такое распятие?

– Нет, но, наверное, я могу съездить в Чичестер и заказать его.

– Я дам вам крест, – решительно заявила Мод. – У меня есть очень красивый в часовне. Его велел сделать мой отец, когда на месте старой часовни построили новую, большую.

– Я подарю вам взамен другой, – пообещал Дени. – Я закажу вам новый, гораздо красивее прежнего.

Он вошел вместе с Мод в маленькую церковь, построенную рядом с замком. Помещение было невелико – вмещало не более двадцати человек, но имело массивную каменную купель и алтарь, украшенный деревянной резьбой. Сквозь узкие окна, их было три, проникал свет. На перекладине подле двери висел гладко отполированный деревянный крест, высотой почти в три фута[129]. Фигура распятого Христа была сделана из чистого серебра.

Мод сняла крест с крюка. Он был таким тяжелым, что девушка едва не уронила его, и Дени поспешил помочь ей. Он дотащил крест до своего коня и остановился в растерянности, недоумевая, как везти его. В конце концов кто-то из вилланов догадался принести кусок веревки, и они прикрепили крест к луке седла. Мод велела также дать теплый плащ и немного провизии. Дени сложил все это на седло позади себя. Прежде чем он взобрался на коня, Мод обвила его руками за шею и поцеловала.

– Это благодеяние зачтется вам, – пробормотала она.

Дени вскочил на коня и рысью пустился прочь. Голова его кипела от мыслей. Без всякого сомнения, Мод была неглупой и доброй девушкой. На нее было приятно глядеть, а обнимать и целовать еще приятней. Но в то же самое время он задавался вопросом, не была ли Мод немного сумасшедшей. Ему не хотелось уподобляться герою рыцарского романа. С другой стороны, подарить старику Гавриилу это распятие – благое дело. Честь, смирение, милосердие, мужество – разве плохо жить в согласии с этими понятиями? Именно эти качества восхищали его в Артуре.

«Он был бы ей гораздо лучшим супругом, чем я», – пробормотал он себе под нос, нагибаясь, чтобы не удариться головой о низко нависавшие над дорогой мокрые ветви.

Тем не менее если в конце концов ее желание выйти за него замуж окрепнет, то, вероятно, одержит верх над возражениями, которые могут возникнуть у ее сеньора. И кроме того, еще оставалась надежда, что она повзрослеет и забудет свои романтические бредни. Вскоре Дени принялся весело насвистывать.

С Гавриилом у него возникли некоторые затруднения, так как старик сначала наотрез отказался принять подарки.

– У меня уже есть и одеяло, и плащ, – заявил он. – Юноша, не помню, как его имя… Тот молодой человек, хозяин поместья Хайдхерст, дал их мне. Все остальное будет уже излишеством.

– Вы всегда можете отдать вещи бедным, – уговаривал Дени.

– И распятие у меня тоже есть, – продолжал Гавриил, указывая рукой на две палки, связанные между собой и воткнутые в землю напротив двери хижины. – И серебро, и золото – всего лишь суета сует. Люди швыряются ими, чтобы потешить собственную гордыню и почувствовать себя важными персонами. Неужели вы думаете, что Богу необходимо выказывать свое величие? Ни одно произведение рук человеческих не может сравниться с творениями Божьими, всем тем, что он создал всего за шесть дней, почти не прилагая усилий.

Но было не просто отговорить Дени от благого поступка.

– Вы оскорбите чувства леди Мод, – сказал он. – Не могу представить, чтобы архангел уклонился от своего предназначения и причинил кому-нибудь боль, особенно очаровательной девушке. Кроме того, это красивая вещь…

– Она не более красива, чем дерево или птица, – проворчал Гавриил.

– И бедность бывает нарочитой, точно так же, как и пышная роскошь, – многозначительно заметил Дени.

Наступило молчание. Наконец архангел неохотно проговорил:

– Наверное, ты прав. Мое недовольство – это своего рода гордыня, не правда ли? Мне не следует отдавать предпочтение тому или иному. Очень хорошо. Повесь эту вещь на ветку вон того дерева, что стоит у хижины.

Дени так и поступил. Затем он расстался со стариком и поехал домой через лес, преисполненный горячим желанием творить добро, желанием, не оставлявшим его почти целый час.

Несмотря на свои планы, Дени почти забыл о высоких идеалах Мод до тех пор, пока однажды, несколько дней спустя, ему решительно не напомнили о них в разгар ясного, солнечного осеннего дня, расцвеченного голубыми и золотыми красками. Хорошая погода располагала к праздности, и Артур присоединился к Дени на прогулке по лугу за стенами замка. Они неспешно и лениво посылали стрелы в мишень и отпивали молодой грушевый сидр из деревянного кувшина, когда Мод галопом выехала из леса. Они помахали ей. Она спрыгнула с коня и поспешила к ним, на ходу разматывая вуаль. Ее лицо пылало от волнения и от быстрой скачки.

– Вы слышали новость? – вскричала она.

– Что случилось? – Артур взял ее за руку. – Война? Чума? Или что-то приятное для разнообразия?

– Ясно, что вы ничего не знаете. Один из моих слуг, Перкин, слышал, как герольд объявлял об этом на рыночной площади в Петуорте. Ни за что не догадаетесь. Турнир!

– Что? – Артур взглянул на нее с изумлением. – Турнир? У нас в Сассексе?

– Король Ричард начинает перенимать французские обычаи, а? – заметил Дени.

– Нет, состязание устраивает Уильям де Броз в Брембере, – пояснила Мод. – В честь восшествия короля на престол.

– Турнир! Ну и ну! Ей-Богу, на него приедут многие, это уж точно, – сказал Артур. – Я никогда не участвовал ни в одном, и, клянусь честью, в графстве, должно быть, наберется около сотни рыцарей, вояк вроде меня. Турнир! Вот так штука! Когда он состоится?

– На будущей неделе, в пятницу, – ответила Мод. – Всем участникам надлежит собраться в четверг. Герольд объявил, что будет образовано два войска, и рыцари должны предупредить, на чьей стороне они предпочитают сражаться – тех, кто посылает вызов, или тех, кто защищается. – Она повернулась к Дени с ослепительной улыбкой. – Разве это не чудесно? Словно мы стали частью большого мира, о котором с вами говорили. Никогда прежде у нас не происходили столь волнующие события. Герольд сказал, что приедут шесть рыцарей из Пуату, гости де Броза, которые возглавят тех, кто принимает вызов. Возможно, среди них будет кто-то из ваших знакомых, может быть, даже кто-то из вашей семьи.

– Боже упаси! – вырвалось у Дени, прежде чем он успел прикусить язык. – О, я совсем не то имел в виду. Просто я не могу представить, чтобы кто-то из моих братьев набрался духу до такой степени, чтобы сесть на лошадь.

Мод рассмеялась, будто он остроумно пошутил, хотя он говорил совершенно серьезно. Она сказала:

– Что ж, я не могу больше задерживаться. Мне пора возвращаться домой. Но я просто должна была приехать и поделиться новостями. Мы отправимся в Брембер вместе?

– Это было бы великолепно, – подтвердил Артур. – Мы возьмем с собой шатры и расположимся станом в одном дивном местечке, которое я знаю. На холме над Уистоном. Мы прекрасно проведем время.

– Решено! – Она положила руку на плечо Дени и снова улыбнулась ему. – Всего несколько дней назад мы говорили о ратных подвигах. Мой сеньор, Хотерив, приедет туда, и хотя сам не примет участия в состязании, но он будет смотреть. Я уверена, вы заслужите его внимание. Я знаю, вы способны на великие свершения. А я… я тоже буду смотреть на вас.

Она вспыхнула и отвернулась. Потом она вновь оборотилась и сунула ему в руку свою вуаль.

– Пожалуйста, наденьте это ради меня.

Он прижал тонкую ткань к губам.

– Я буду носить ваш подарок, леди, – важно пообещал он.

– О! Совсем как в балладе о Ланселоте[130], – с глубоким вздохом промолвила она. – Благодарю вас, Дени.

Она подбежала к своему коню и легко вскочила в седло. Махнув рукой на прощание, она умчалась в лес.

– Итак! – сказал Артур, подмигивая.

– Итак?

– Ну, все, похоже, гораздо серьезнее, чем я думал. Между вами и Мод, я хочу сказать.

– Серьезно или нет, но эта девушка совершенно ненормальная, – сказал Дени. – Я иду собирать вещи. Я уезжаю.

Артур схватил его за полу куртки.

– Уезжаете?

– У меня нет никакого желания сражаться на турнире, чтобы мне раскроили голову или того хуже.

– Вы шутите!

Артур ошеломленно смотрел на него. Дени застонал.

– Я не знаю, смеяться мне или плакать. Господи! Припоминаю одну из бесконечных историй, которые всегда рассказывает Хью Хемлинкорт о тех днях, когда он, Маршал и Бобо были неразлучны. Маршал проявил особую доблесть на турнире, и было решено вручить ему приз. Однако Маршал уехал, и парочка рыцарей отправилась его искать. Они нашли его в кузнице. Он стоял, положив голову на наковальню, а кузнец, помогая себе клещами и молотком, пытался снять с него смятый и разбитый шлем. Благодарю покорно, это не для меня.

Артур закусил губу.

– Конечно, вы говорите не серьезно. Перестаньте притворяться трусом. Не потому ли это, что на самом деле вы равнодушны к Мод?

– Артур, друг мой, не надо строить никаких предположений, – вздохнул Дени. – Я догадываюсь, о чем вы думаете: будто я играл ее чувствами, подобно всякому трубадуру, а теперь ищу пути к отступлению. Не так ли? Не смущайтесь, не стоит. Истина в том, что мне действительно очень нравится Мод. Истинно и то, что я… м-м-м… просил ее руки.

Лицо Артура просветлело.

– Правда? Да ведь это замечательно! Я понятия не имел. Что она ответила?

– Она ответила, что право решать принадлежит Хотериву.

– Совершенно справедливо. О, теперь я понимаю, почему она сказала, что он приедет на турнир и будет среди зрителей.

– И еще она сказала, что ее муж должен быть безупречным, благородным рыцарем, совершающим доблестные подвиги и все такое. – Он покачал головой, пощипывая тетиву лука, которая издавала пронзительный звук. – Не знаю. Право, не знаю. Иногда она мне кажется очаровательной девушкой, словно созданной для меня. Кроме того, помните, вы уговаривали меня поселиться в ваших местах навсегда. Я почти готов признать, что мне следовало бы поймать вас на слове. А потом неожиданно происходит нечто вроде этого турнира – и я думаю, что она полоумная и живет в волшебном мире грез. Ну а я – нет. Дело не в том, что я боюсь драки. Если бы началась война и встал бы вопрос о жизни и смерти, полагаю, я сумел бы встретить опасность лицом к лицу. Вы знаете, я побывал во многих переделках. Но игры такого сорта, когда приходится хладнокровно сражаться без всякой причины с кем-то, едва знакомым…

– Я понимаю, что с вами, – с улыбкой сказал Артур. – Вы просто волнуетесь. Не смею вас осуждать. Я и сам волнуюсь. Всегда хочется показать себя с наилучшей стороны, а там соберутся на зрелище дамы и знатные лорды. Но вам не о чем беспокоиться.

Дени печально посмотрел на друга.

– Мои руки, – глухо сказал он.

– Руки?

– Именно. Я трувер, Артур. Что, если я потеряю палец или мне изуродуют руку? Я никогда не смогу вновь играть на арфе или на виоле. И речь не о средствах к существованию, но о самой моей жизни. Играть, петь, сочинять стихи и песни – для меня это так же важно, как для вас земля.

– О, понимаю. Мне это не приходило в голову, – растерянно пробормотал Артур.

– И помимо прочего, у меня совсем нет доспехов, – добавил Дени. – И никогда не было. Даже шлема.

– Об этом не волнуйтесь. У меня есть две или три кольчуги – одна принадлежала моему отцу – и шлем, которые я могу одолжить. Но то, другое… – Он щелкнул пальцами. – Дени, я придумал. Я знаю, как вы сможете участвовать в турнире и отличиться перед Мод и при этом не тревожиться, что вам случайно повредят руки.

– Как?

– Сразиться со мной! – Артур громко расхохотался. – Это решит дело. Мы разъедемся по разные стороны и найдем друг друга в самом начале. Вы сможете сбросить меня на землю, а потом с честью удалитесь. Вот! Все устроилось.

– Минутку. Ничего не устроилось. А как же вы? Вам до смерти хочется поиграть в эту игру, а вы окажетесь выбывшим прежде, чем она по-настоящему начнется.

– Это далеко не так важно. Для вас важнее отличиться. Разве нет? В конце концов, мне не нужно выказывать доблесть перед Хотеривом. Или перед Мод. По крайней мере на этом турнире. Никто не подумает ничего плохого, если меня сбросят с коня. О, это прекрасная мысль. Пойдемте, разыщем доспехи и примерим, чтобы кузнец успел подогнать их по вашей фигуре, если потребуется.

Дени собрал луки и стрелы и неохотно последовал за своим другом. Он мрачно размышлял, что вполне мог бы и сам справиться с трудностью, без этой душещипательной истории с руками. В то же время он был тронут до глубины души желанием Артура пожертвовать собой ради дружбы. Он мог бы подвергнуть этот план осмеянию с точки зрения чести, но эта увертка только причинила бы Артуру боль, ибо тот был уже готов пренебречь честью ради друга.

«Какой необыкновенный человек!» – думал Дени, испытывая легкие угрызения совести. И уже не в первый раз добавил про себя: «Он именно тот, кого ищет Мод, идеал рыцаря».

Было множество домыслов о происхождении турниров. Предполагали, что турниры были изобретены императором Генрихом I, прозванным Птицеловом, который первый научил своих вассалов конному бою, или же – прославленным Жоффруа де Прёйи, от которого произошел род графов Турских, или сарацинами (ибо, являясь орудиями дьявола, они вполне могли придумать и дьявольские игрища). Но истина состоит в следующем: где существует военное сословие, которое не занимается ничем, кроме войны, там сами собой появляются игры, которые имеют целью испытать и усовершенствовать искусство владения оружием. Как писал хронист Роже де Ховедон:

«Рыцарь не может блистать на войне, если он не подготовился к ней на турнирах. Ему надлежит увидеть, как струится его собственная кровь, и почувствовать, как трещат зубы от удара противника; необходимо, чтобы его повергали на землю с такой силой, как если бы он принял на себя всю тяжесть веса своего врага, и лишали оружия до двадцати раз; он должен двадцать раз подниматься после своего падения, с большим упорством, чем даже в битве. И тогда он будет способен противостоять тяготам настоящей войны, надеясь завоевать победу».

Беда была лишь в том, что турниры обходились очень дорого. Большинство участников и гостей заботились о себе сами, однако самых знатных и почетных из них учредителю турнира надо было развлекать, кормить, предоставлять кров на ночь. И если кто-то не потрудился привезти собственного врача, также оказывать врачебную помощь. Наконец, гости – победители и побежденные – сходились у него за пиршественным столом. Поэтому только состоятельные, люди устраивали турниры. Сверх того, они должны были владеть обширными землями, ибо до изобретения арены – огороженного поля, на котором происходила имитация боя (новшество, введенное в употребление в более поздние века), – для проведения турнира требовалось много открытого пространства. В определенных местах возводились временные укрепления, называвшиеся «фортами» и служившие безопасным укрытием. С их стен дамы и герольды любовались зрелищем. В «фортах» уставшие рыцари могли перевести дух и немного освежиться. Обе стороны имели полное право перемещаться по всей площади поля, вступая в одиночные поединки или общие сражения. По правилам рыцарь, признавший поражение, должен был заплатить выкуп деньгами или конем и доспехами. Подобный обычай позволял сильному, но бедствующему воину, каким в юности был Уильям Маршал, накопить состояние. На турнирах во Франции царил дух расточительства, проявлявшийся в стремлении к чрезмерной роскоши, примером чего может послужить обычай носить драгоценности на поле брани – сумасбродство, которым прославились французские рыцари. В Англии, напротив, подобные излишества были редкостью, отчасти потому, что англичане не склонны к показной пышности. В конце концов монархи установили для участников налог на увеселения, а затем церковь осудила турниры как безнравственные, объявив, что те, кто выезжает сражаться, отправятся прямо в ад. И это явилось камнем преткновения: турниры немедленно приобрели широкую популярность в Британии. Тем не менее англичане всегда отрицали, что получают какое-то удовольствие от этой забавы, и только упрямо придерживались точки зрения, будто английские подданные имеют полное право принимать участие в турнирах, если того хотят, и что в любом случае все победы Англии были одержаны на ристалищах в Итоне.

Однако турнир Уильяма де Броза происходил задолго до этих времен и для большинства его участников сохранил всю прелесть новизны. Накануне того знаменательного дня поля и луга от Брембера до Стейнинга расцвели красочными шатрами, а в каждом доме или хижине принимали рыцаря или оруженосца, которые предпочитали ночевать под крышей, а не в палатке. Целый лес вымпелов и знамен взмыл ввысь, и шум стоял по всей округе. Отовсюду раздавались конское ржание, крики продавцов колбасок и пирогов, кузнечный звон, стук плотницких молотков. Бремберский замок был полон гостей по самую крышу своей старинной норманнской круглой башни. В их числе находились и шесть баронов из Пуату, приехавшие в Англию затем, чтобы уладить прошлые ссоры с Ричардом ныне, когда он сделался королем, и выведать у недовольных английских рыцарей, как еще можно насолить монарху. Герольды, в чьи обязанности входило составление реестров двух соперничающих сторон, к заходу солнца записали имена шестидесяти восьми рыцарей и оруженосцев со стороны защищающихся и шестидесяти трех со стороны, бросающей вызов. Ожидалось, что утром в пятницу прибудут еще несколько человек. Это было блестящее собрание, и де Броз имел все основания гордиться собой. По сути единственным его разочарованием был ответ короля. Он надеялся, что Ричард посетит праздник, но вместо этого Ричард выразил недовольство, что турнир проводится именно тогда, когда каждый рыцарь-христианин должен все свои силы посвятить подготовке к Священной войне. Король добавил, следуя обычной манере, что налагает на де Броза штраф в пять тысяч фунтов, направляемый в казну крестового похода. Де Броз заплатил, посчитав, что еще дешево отделался.

Во второй половине четверга над холмами Даунса повисла плотная мгла, пришедшая с моря, а к вечеру пошел дождь. Ночью он прекратился, на небе засверкали звезды, и, к общему облегчению, в пятницу занялось светлое и тихое утро. Земля начала подсыхать, и под лучами солнца от шатров повалил пар. Вскоре после заутрени[131] всадники принялись вооружаться: сначала они протискивали головы в свои кольчуги, затем натягивали тяжелые, с хорошо подогнанными кольцами штаны, прикрепляли шпоры и застегивали пояса. Потом они надевали особые войлочные шапки, поверх них кольчужные капюшоны и, наконец, стягивали под подбородками ремни шлемов. Запрещалось использовать любое колющее или остро отточенное оружие. Основным оружием на турнире было копье с затупленным наконечником. Де Брозу пришлось потратиться на то, чтобы обеспечить рыцарей запасными копьями, только что выточенными из лиственницы, и поставить их наготове в нескольких фортах.

Участники построились в несколько длинных неровных рядов, располагавшихся друг напротив друга. Обе группы разделяло ровное поле в несколько сот ярдов. По одну руку от них поднимались пологие горы Даунса, увенчанные рощами древних деревьев или кольцами земляных укреплений, а по другую лежала река Адур, которая мирно несла свои сверкающие воды через холмы к морю. Ветер доносил солоноватое дыхание морских волн.

Дени, находившийся в первом ряду войска нападавших, беспокойно ерзал в седле. Доспехи сидели на нем достаточно хорошо, однако непривычный вес тяготил его, как и щит, болтавшийся у него на плече, и длинное копье, конец древка которого упирался в носок правой ноги. Крайние звенья кольчужного капюшона натирали щеки и больно цеплялись за короткие волосы бородки. Он пристроил шлем на луке седла, так как в нем было душно. Он глубоко вдохнул и выдохнул, всматриваясь в ряды противников, и наконец обнаружил Артура на краю фланга. Он прищурился и в замешательстве потряс головой. Артур не взял своего оруженосца. Вместо него рядом с Артуром стоял один из вилланов, Эрнальд Кузнец. Громадный молот болтался на ремне у него за спиной. Этот человек оказался очень полезным накануне, помогая ставить палатки и готовить обед, и Артур объяснил, что хочет сделать его пехотинцем. «На случай, – сказал он, подмигивая Дени, – если в начале возникнут какие-нибудь трудности. Например, большая свалка, которая может мне помешать вступить в бой. Эрнальд, – добавил он, – очень сильный, а юный Питер Коте ужасно неопытен». Дени понял, что Артур предусмотрел все случайности, дабы ничто не воспрепятствовало выполнению их плана, но тем не менее этот неопрятный, косматый кузнец казался неуместным. Некоторые из всадников также взяли с собой пехотинцев, наряду с оруженосцами или слугами, но те были аккуратно одеты в подбитые войлоком кожаные панцири и цветные капюшоны и, очевидно, являлись профессиональными воинами.

Дени теребил шарф Мод, который он повязал на руку. Мод находилась на площадке одного из фортов и напряженно искала его взглядом. Он тяжко вздохнул. Во время всего пути до Уистона, где они расположились станом, она относилась к нему очень сердечно, едва ли не с обожанием, с нежностью, ловила каждое его слово. За обедом она позаботилась о том, чтобы у него было вдосталь еды и питья. Она брала у слуги, резавшего мясо, лучшие куски и подавала ему на ломтях белого хлеба, с таким ласковым выражением лица, словно ухаживала за ребенком. Она протягивала его кубок виночерпию и не переставала весело щебетать о турнирах, о которых ей доводилось читать или слышать, и об ужасных ранах, полученных или нанесенных, и Дени в конце концов стал опасаться, что скоро лишится рассудка. Нынешним утром она появилась тихой и задумчивой, говорила мало. Казалось, была охвачена тревогой и смятением, словно только теперь начала беспокоиться о нем. Это расстроило его еще больше, поскольку он и сам проникся волнением. Дени совсем не радовал предстоящий турнир. Ему не нравился придуманный ими план, как, впрочем, и все остальное.

Дени вновь взглянул на противоположную сторону луга и медленно надел шлем, завязав ремни вялыми, непослушными пальцами. Потом ему пришло в голову, что лучше было бы проехать в конец ряда и встать напротив Артура так, чтобы тому не пришлось скакать через поле наискосок. Он подал коня назад и пустил его шагом за спинами томившихся в ожидании рыцарей. В этот момент резкие звуки труб возвестили начало боя, и первый ряд с громкими криками рысью ринулся вперед.

Дени стремительно развернул коня. Он не подозревал, как трудно смотреть сквозь узкие прорези шлема. Сначала Дени присматривался ко всему с огромным трудом, а чуть позже (когда он все-таки определил, где находится) никак не мог найти Артура. Он застонал и принялся сыпать проклятиями, сожалея, что не догадался немного походить в шлеме для тренировки. Прямо перед ним разгоралось сражение. Рыцари носились по полю галопом туда и обратно, криками вызывая друг друга на бой. Один воин уже упал на землю, и победитель оттаскивал его в сторону. После минутного размышления Дени осторожно поехал по краю поля в надежде встретить своего друга.

У Артура были свои трудности. Он взял с собой Эрнальда Кузнеца просто для того, чтобы тот был его глазами. Он не хотел признаваться юному оруженосцу Питеру Котсу в своей близорукости, ибо прекрасно знал, что Питер не способен держать рот на замке и не разболтать секрет. Зато был уверен в смиренной, простодушной верности Эрнальда, в его молчаливой преданности своему лорду, какой отличались саксонские вилланы. А кроме того, Эрнальд не задавал лишних вопросов, но охотно делал то, что ему приказывали. «Не спускай глаз с сэра Дени, – наставлял его Артур. – Видишь красные и белые полосы, которые мы нарисовали на его щите в качестве эмблемы? Когда зазвучат трубы, беги впереди меня и покажи, где он».

Он был бы невероятно поражен, если бы знал, что у Эрнальда на уме. Будучи человеком твердых убеждений, Эрнальд вовсе не отказался от мысли убить своего господина. Неудача с наковальней только ненадолго опечалила его. Но пока он обдумывал, основательно и неторопливо, как снова осуществить замысел, тут, словно по заказу, подвернулся этот потешный бой, затеянный с размахом. В сумятице он наверняка сумеет хорошенько стукнуть Артура по голове кузнечным молотом, который прихватил с собой. Он должен всего лишь дождаться подходящего момента. Но между тем было еще дело – проводить Артура на бой с его гостем, тем тихим и приятным иноземцем. Когда протрубили, он заслонил глаза ладонью от солнца и взглянул на то место, где недавно находился Дени. Ему потребовалась целая минута, чтобы сообразить: щит, разрисованный красными полосами, исчез.

Он задумчиво поскреб подбородок. Артур нагнулся с седла и воскликнул:

– Ну, Эрнальд? Чего ты ждешь? Марш вперед, парень!

– А? Иду, иду, милорд, – отозвался Эрнальд.

Он припустил вперед тяжелыми прыжками. Воины, облаченные в доспехи, вступали в бой друг с другом. Тут двое неслись галопом по полю – их копья с глухим стуком ударились в деревянные щиты. Там другая пара, обломав копья, схватилась за булавы, с жаром атакуя друг друга. Конь без всадника стоял смирно, как и был обучен, пока его хозяин, спешившись, защищался от нападения конного воина. Несколько человек, сломав копья и не добившись результата, прокладывали себе путь к ближайшему форту, чтобы заново вооружиться. Эрнальд замедлил шаг и наконец остановился в растерянности.

– Что, черт возьми, ты делаешь? – закричал Артур. Обычно он не ругался, но он уже начинал волноваться из-за долгой проволочки. – Где сэр Дени?

– Простите, милорд, – сказал Эрнальд. – Вон там он.

Он вытянул мощную длань. Рыцарь, на щите которого были намалеваны красные и желтые полосы, рысью проезжал мимо. Эрнальд сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул. Воин остановился и повернул к ним голову, закрытую шлемом.

– Нападайте на него, милорд, – завопил Эрнальд.

Артур поднял щит и крепко зажал копье под мышкой. Он мог только смутно видеть темные, расплывчатые контуры всадника и лошади. Его противник готовился. Они пришпорили коней и помчались галопом навстречу друг другу.