Сначала Дени беспокоило, что может произойти с Артуром во время сражения, но однажды им пришлось защищать укрепления, и тогда он понял, что в ближнем бою его друг видит достаточно хорошо, чтобы отличить неверных в их островерхих шлемах и развевающихся одеждах. Он сражался, не спуская глаз с Артура, чтобы успеть защитить того от неожиданного нападения. Все тягостные мысли сами собой улетучились из его головы. Дни проходили в рутине: он ел, ходил в дозоры, ждал, смотрел и погружался наконец в тяжелый сон, наполненный обрывками каких-то кошмарных видений, тогда как дневная жара медленно вытекала из него каплями горячего пота.

И Артуру, похоже, также нечего было сказать. День за днем он все больше замыкался в себе, задумчивый и усталый. Его добрая душа была угнетена тяготами походной жизни: жарой и зловонием, однообразной пищей, долгими периодами безделья и раздражительностью соседей. Он радовался только тогда, когда они отправлялись прогуляться вдоль укреплений. В такие часы его лицо слегка розовело. Глубоко вдыхая, он с надеждой говорил: «Как вы полагаете, они сделают вылазку сегодня?» И если случайно дерзкий отряд сарацинов, также потерявших терпение, нападал на укрепления, он бросался им навстречу, смеясь как мальчишка, совершенно не беспокоясь, что его могут ранить, и Дени волей-неволей приходилось следовать за ним. Но после стычки он снова уходил в себя, только повторяя время от времени: «Интересно, что сейчас делают дома?» Однако, если Дени заговаривал с ним о доме или о Мод, Артур лишь молча слушал, а на губах у него застывала бессмысленная улыбка, как у человека, мысли которого витают неизвестно где.

Однажды утром они завтракали у своего котла – двадцать рыцарей и оруженосцев, сидевших двумя длинными рядами. Их личные телохранители или слуги подавали им еду. Гираута, который наклонился, чтобы налить им слабого, кислого вина, толкнул другой слуга. Вино выплеснулось на рукав Артура.

– Ты что, не видишь, что делаешь? – рявкнул на него Артур.

Это настолько не походило на него, что Дени, Хью и некоторые другие рыцари, знавшие его, перестали есть и уставились на Артура.

– Гираут не виноват, – сказал Дени.

– Нечего его защищать, – огрызнулся Артур, стряхивая с руки капли вина. Его глаза, обведенные темными кругами, словно он тер лицо грязными пальцами, были тусклыми и безжизненными. По обеим щекам, от лба до подбородка, тянулись безобразные красные рубцы – там, где края кольчужного капюшона натерли кожу. Дени посмотрел на него, словно увидел в первый раз, и подумал: «Боже мой, неужели и я так выгляжу? Что с нами происходит?»

– Я знаю, в чем дело, – сказал Хью. Он отломил кусок от одного из больших, плоских караваев грубого помола и потянулся за маслом. – Он просто устал сидеть на месте. Мы все чертовски устали от этого, приятель. Такова осада, девять десятых ждут, одна десятая часть войска дерется. Я терпеть этого не могу, черт побери. Дайте мне хорошее сражение, в любой день, а? – Он подтолкнул локтем своего соседа, Балдуина де Каррео.

Светлые усы Балдуина больше не вились кудрями, а вяло обвисли, будто прелая солома, но лицо по-прежнему сохраняло глуповато-добродушное выражение, словно его совершенно не волновало то, что так беспокоило других.

– Милостивый Боже, да, – согласился он. – Я припоминаю, как однажды, когда я был в Испании и мы осаждали Трухильо – или Касерес? Нет, думаю, все-таки Трухильо, потому что там был этот, как его, ну, знаете, тот толстяк со шрамом на носу, который взял седло со стременами на турнире в Озе, – о Господи, никак не могу вспомнить его имя.

Поскольку он еще ни разу не довел до конца историю, которую начинал рассказывать, никто не удивился. Человек, сидевший за столом напротив, Уильям де ла Map, богатый рыцарь из Саффолка, пробормотал:

– Какого дьявола король еще ждет? Вот чего я не понимаю. Я не могу представить, чтобы его отец просидел здесь столько времени, ничего не делая.

– Совершенно верно, – согласился Хью, смеясь с полным ртом. – Никто не может представить, чтобы старый Генрих провел на Святой Земле хотя бы пять минут. Я никогда не думал, что Ричард окажется настолько глуп, чтобы приехать сюда, но теперь, когда он здесь, он возьмет город в свое время и по-своему.

Иво де Вимон покачал головой. Он выглядел немного почище и не таким голодным, как в тот день, когда они впервые с ним встретились, поскольку поступил на службу к Ричарду, не устояв перед соблазном получать по четыре безанта. Теперь он проводил большую часть времени с Хью, предаваясь воспоминаниям о минувших днях. Они ежедневно выезжали на участок между лагерем султана и оборонительными рвами крестоносцев и вступали в поединки с одиночными сарацинскими наездниками.

– Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы не слухи о том, что Ричард торгуется по мелочам с султаном.

– Ха! Вот именно, – подтвердил Уильям де ла Map, стукнув по столу рукой. – Мы все слышали эти сплетни. Разве он не просил султана прислать ему парочку цыплят, чтобы он мог накормить своих соколов? Накормить соколов, подумать только! И это был Ричард, который плотно покушал в тот день.

Его брат Роберт, точная копия Уильяма, если не считать того, что он был ниже ростом и темнее, угрюмо кивнул.

– Как его прозвал Бертран де Борн? Ричард Да-и-Нет. Кто скажет, что он замышляет? С него станется – самому заключить мир с Саладином, извлечь из этого наибольшую выгоду и отправиться восвояси. И с чем мы, спрашивается, останемся?

Хью откинулся от стола.

– Не слишком учтиво так говорить, Роберт. Перетрусил, признайся? Боюсь, тебе придется задержаться, чтобы немножко повоевать.

– Я и приехал сюда сражаться, а не сидеть праздно, точно сокол во время линьки, – нахмурившись, ответил Роберт. – Господи, да если бы я знал, что Ричард намерен тут вот так закиснуть, я бы лучше поклялся в верности королю Филиппу. Он, по крайней мере, штурмовал крепостные стены.

– О да, этот ваш Филипп, – фыркнул Иво. – Вечно поджатые губки! Высунулся раньше, чем был готов, а потом… Даже ребенок придумал бы что-нибудь получше, чем загонять стольких людей на несколько хлипких лестниц. И еще, если тебе не хватает развлечений, Роберт, почему ты не поехал вместе со мной и Хью в долину этим утром? Не помню, чтобы я хотя бы раз видел тебя около укреплений за последнюю неделю.

– Вы называете меня трусом, сэр? – гневно воскликнул Роберт.

– Я никак вас не называю, сэр, – ответил Иво. – Но если перчатка по размеру…

– Боже правый, мне кажется, вы намерены оскорбить нас, сэр, – промолвил Уильям.

– Понимайте, как хотите, сэр, – огрызнулся Иво.

Роберт вскочил на ноги и выхватил кинжал.

– Не могу сказать, что мне нравится ваш тон, сэр, – заметил он.

Иво тотчас поднялся, то же самое сделал и Хью. Оба обнажили оружие.

– Ох, говорю вам… – пробормотал Балдуин, с усилием выбравшись из-за стола.

– Не вмешивайся в это дело, Балдуин, – рявкнул младший из саффолкских рыцарей.

Уильям сделал движение, словно собираясь перескочить через стол, и лезвие кинжала сверкнуло в его руке. И неожиданно Артур воскликнул:

– Господи, неужели нельзя остановиться? – Он сжал ладонями виски. – Прекратите! – выкрикнул он.

Взоры всех присутствовавших обратились на него. Он ответил им растерянным взглядом и, казалось, был смущен своей внезапной вспышкой.

– Прошу прощения, – сказал он. – Это все из-за ссоры. Неужели мы все сошли с ума? Может, Гираут был прав, может, это адское воинство? Со всеми этими разговорами. И все готовы перерезать друг другу горло. Почему? Разве мы все не приняли крест? Не думаю, что… – Он запнулся и снова опустился на скамью.

– Ну и ну, вот так дела, – тихо сказал Иво. – Что с ним?

– Знаешь, он прав, – промолвил Хью. – И все же – Артур, друг мой, не следует так серьезно ко всему относиться. Я хочу сказать, что нам больше нечего делать, кроме как ссориться. Я имею в виду, что рыцари должны сражаться, понимаешь? И на самом деле в мире нет другого, более стоящего занятия. Разве нет? – Он обвел взглядом всех остальных, и они торжественно кивнули. – Боже милостивый, – продолжал он, – дайте нам немного поразвлечься, о большем мы и не просим. Если же нет, ну тогда, как известно, лучшие врачи прописывают небольшое кровопускание вспыльчивым людям. Да? Мы просто обязаны позаботиться о своем здоровье.

Послышались одобрительные смешки. Хью разгладил свои усы и добавил с усмешкой:

– Тем не менее я уже сказал, что мальчик прав. Только не за столом во время завтрака, верно?

Дени, положив руку на плечо Артуру, пытливо посмотрел на друга. Лицо Артура побагровело, однако приобрело какой-то неестественный оттенок, не тот, который обычно появляется, когда люди смущенно краснеют. Он сидел, повесив голову, и глухо сказал:

– Не знаю, что случилось…

Именно в этот миг раздался оглушительный грохот со стороны города, а затем последовали крики и радостные вопли. Услышав этот шум, все словно приросли к месту.

– Башня! Должно быть, они прорыли подкоп, – предположил Хью.

Мимо проскакал герольд, выкрикивая:

– К оружию! На стены!

Они разбежались по своим палаткам и стали натягивать доспехи, завязывать ремни и шнурки, застегивать пряжки поясов, забыв обо всем на свете. Воины со всего лагеря толпой устремились к крепостной стене, сгрудившись напротив участка между башней Св. Николаса и Проклятой башней.

В тот день, рано утром, Ричард приказал землекопам поджечь крепления тоннеля. К завтраку балки, пропитанные смолой, обгорели настолько, что подкоп обрушился, обвалив фасад башни Св. Николаса, а также часть стены. Камни засыпали котлован, взметнув удушливое облако пыли, и среди кучи обломков виднелись полупогребенные тела людей. Некоторые еще шевелились. Арбалетчики уже выстроились в боевом порядке, укрывшись за деревянными щитами, и непрерывно стреляли по городу, тогда как их командиры бегали сзади вдоль линии и направляли прицел. Штандарты Англии и Аквитании были водружены в опасной близости от стен. Когда Дени и остальные примчались к месту событий, они увидели, что Ричард приказал поставить под знаменами свою кровать. Король сидел прямо, укрыв ноги покрывалом, с пожелтевшим, изможденным лицом и с арбалетом в руках.

Герольды выкрикивали:

– Король жалует по два золотых безанта за каждый камень, извлеченный из башни.

Вооруженные люди начали проталкиваться сквозь ряды стрелков, и Ричарду пришлось отдать арбалетчикам приказ отступить с дороги. Одни укрылись за «черепахами», другие отошли со своими щитами в тыл. Воины начали карабкаться на завал, заткнув за пояс мечи, кинжалы и топоры. Они яростно растаскивали камни, дабы не упустить обещанных денег.

Справа от английских знамен появились французские. Камнеметные машины французов не прекращали стрельбы, но теперь рыцари, оруженосцы и пешие воины, убежденные в том, что был отдан приказ об общем наступлении, атаковали свой участок стены, соседствовавший с Проклятой башней. Около дюжины приставных лестниц взметнулось вверх, но многие из них были тотчас опрокинуты. Французские солдаты подбирались к бреши, которую они пробили, но защитники города сверху храбро защищали пролом. Тогда осаждающие спустились вниз и бросились к башне Св. Николаса.

Со стен начали стрелять сарацинские машины. К счастью, большинство их орудий было небольшого размера, ибо наверху было мало места. Там помещались только баллисты и катапульты. В нескольких футах от Дени на землю грохнулся камень величиной с его голову. Второй со свистом пронесся над ним, так близко, что его макушку обдало ветром. Он услышал треск и глухой вскрик позади себя, но не обернулся. Его внимание было приковано к крепостному валу.

На стене появился сарацин, одетый в плащ Обри Клемана, рыцаря, убитого во время первого приступа французов. Он держал щит Обри и помахивал копьем с насаженной на острие человеческой головой, обезображенной до неузнаваемости. Король Ричард поднял свой арбалет, уперевшись локтями в колени. Он прицелился, глядя вдоль приклада, и выпустил болт. Звон тетивы и свист арбалетной стрелы были отчетливо слышны в наступившей вдруг тишине. Турок пошатнулся и опрокинулся назад, пропав из виду.

Армия взревела от восторга.

– Клянусь Богом, ай да король! – кричал Уильям де ла Map, со всей силы хлопая брата по спине.

Груда обломков башни словно почернела, облепленная воинами, сновавшими туда-сюда, точно муравьи, с камнями в руках. Одни смеялись, другие громко ругались, ломая ногти, третьи выносили раненых друзей. Очень многие не взяли с собой щиты и дрогнули под ливнем стрел, обрушившихся на них. Они начали отступать, оставляя за собой в пыли кровавые следы. Из города полетели узлы тряпья и поленья, пропитанные зажигательной смесью, которую называли греческим огнем. Хотя их засыпали песком, они, распространяя невыносимый едкий запах, продолжали тлеть.

Юный оруженосец, высоко подняв штандарт с гербом Андре де Шовиньи, выбежал на открытое место. Он забрался на кучу камней, оглянулся назад, взмахнул мечом и прокричал:

– За мной!

В него угодил пущенный сверху камень и снес ему голову с плеч, кровь хлынула из раны фонтаном, заливая знамя. Кто-то бросил клич:

– На стены!

Рыцари и оруженосцы ринулись вперед. Камни лязгали и гремели под их ногами, закованными в железо. Артур рывком выхватил из ножен меч и, воскликнув: «Хастиндж! Сент-Джордж!» – побежал вперед. Дени поспешил за ним вслед, охваченный сильнейшим возбуждением. «Великий миг! – с ликованием думал он. – Мы возьмем город». Он взглянул вверх, на парапет, и начал карабкаться, подняв над головой щит.

Он поскользнулся на расшатанных камнях и едва не упал. Кто-то скатился прямо на него и чуть было не опрокинул вниз. Когда он наконец восстановил равновесие, Артура больше не было видно, но вокруг него было множество облаченных в кольчуги рыцарей, стремившихся забраться наверх. «Куртбарб!» – выкрикнул он свое имя как боевой клич, и ему показалось, будто он услышал ответный боевой клич: «Хастиндж!» Мимо со свистом летели стрелы. Копье Дени цеплялось за камни у него под носом, высекая искры. Он сделал прыжок вверх, не чувствуя веса своих доспехов, словно ветер, наполненный боевыми кличами, понес его на стену.

На самом верху, в том месте, где обвалились стена и башня, образовалась обширная брешь, и сарацины стояли там плотной стеной, напоминая мух, слетевшихся на разбитый горшок меда. Дени видел сверкающие белки глаз на темных лицах, островерхие шлемы над белыми одеждами и преисполнился ненавистью и торжеством. Балдуин де Каррео был уже там вместе с дюжиной других рыцарей. Его было нетрудно узнать, потому что он был с непокрытой головой и его золотистые волосы блестели в лучах солнца, тогда как он рубил мечом направо и налево. Дени казалось, что даже сквозь шум он слышал хруст, раздававшийся при каждом мощном ударе. Добраться до верхушки стены! Ворваться в город! Убивать и убивать, пока ни одного из врагов Господа не останется в живых! Он смутно осознавал, что рычит, стиснув зубы, и волосы его встают дыбом.

Перед ним возникло темное лицо. Он сверху ударил по нему и двинулся дальше. Лицо исчезло. Он почувствовал под ногами что-то мягкое и сразу был окружен воинами, налетевшими на него. Он отмахнулся от них мечом, потерял равновесие и, увидев сверкнувшее рядом лезвие, понял, что с ним кто-то из своих. Он опомнился и нанес удар по другому темному лицу, успел заметить руку без кисти, из которой лилась кровь, увидел, как зубы вылетают из разинутого рта, словно мелкие ракушки. Путь был свободен. Он рванулся вперед.

Враги боролись и толкали друг друга, сойдясь в рукопашной. Рыцари в кольчугах и воины в белых балахонах, спотыкаясь среди каменных обломков, плотно сгрудились у бреши, так что едва было можно взмахнуть мечом. Очутившись на самой стене, Дени бросил взгляд поверх голов и плеч на купола и минареты города. Внезапно всех окутало клубами дыма, и толпа распалась.

На крепостной вал устремлялось все большее число защитников города. Они зажигали глиняные горшки с греческим огнем и смолой и бросали их в гущу сражающихся, не разбирая, где друзья, а где враги. Горшки разбивались, и горючая жидкость выплескивалась на людей. Она прилипала к доспехам, мгновенно сжигала плащи и белые балахоны, струилась тонкими ручейками под ногами среди забрызганных кровью камней.

К счастью, Дени находился не на переднем крае сражения. Он увидел кольца дыма, как только загорелись первые горшки с зажигательной смесью, и языки пламени. Он услышал крик: «Греческий огонь!» – и без долгих размышлений повернулся, собравшись отступить. Он знал, что с этим веществом невозможно бороться. Мимо него скатился вниз человек, издававший душераздирающие крики: одежда на нем полыхала, и он размахивал охваченными огнем руками, словно крыльями. Он прыгнул вперед, упал и остался лежать, продолжая тлеть и дымиться. Дени кое-как спустился вниз, сердце его бешено колотилось от страха. Он преодолел половину пути, когда вспомнил об Артуре. Он остановился, уперевшись ногой в кучу камней и пытаясь сохранить равновесие. Его толкали проносившиеся мимо люди.

– Артур! – заорал он во все горло. – Артур Хастиндж!

Соленый пот заливал глаза. От запаха гари он закашлялся.

– Господи, – выдохнул он. – Я потерял его. Он погиб.

Что-то резко ударило его в спину. Потом кто-то потянул его за руку. Он узнал Балдуина де Каррео.

– Пусти меня, – сказал Дени. – Я должен найти его.

Он попытался вырваться из рук Балдуина и впервые осознал, что у него нет меча. Он где-то обронил его. Подарок Артура, а он бросил его.

Балдуин в чем-то горячо убеждал его, но Дени не услышал ни слова. Половина лица Балдуина была сильно обожжена, кожа покрылась волдырями и облезала, один глаз был закрыт, усы с одной стороны почернели и скукожились, а с другой оставались по-прежнему пышными и золотистыми. Он выглядел настолько нелепо, что Дени расхохотался.

Чья-то рука обнимала его за плечи, и он спускался вниз широкими, скользящими шагами, спотыкаясь о камни.

– Как я только мог сделать такую ужасную глупость? – пробормотал он. Потом он потерял сознание.

Глубокий, звучный голос пророкотал:

– Как чувствует себя сегодня наш трубадур?

Дени открыл глаза, с трудом разлепив сомкнутые веки. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы напрячь глаза и осознать, что он смотрит на пару мягких кожаных туфель. Они были превосходного качества – алые, завязанные золотыми шнурками, но очень пыльные. Голос, принадлежавший, как он определил, Гирауту, произнес:

– Он не так горит и намного спокойнее сегодня утром, достопочтенный сеньор.

Он обнаружил, что лежит на животе и что его левое плечо не двигается, болит и кажется гораздо больше обыкновенного. Он сказал – громко, как только это было возможно:

– Переверните меня, черт побери, – и был весьма удивлен, услышав тоненький писк, слетавший с его губ.

– Ага, – отозвался звучный бас. – Итак, он пришел в себя сегодня, не так ли? Meraviglioso! Чудесно! А теперь просто полежите спокойно и дайте взглянуть на вас.

Он почувствовал, как прохладные пальцы легко дотронулись до его шеи, а затем ощупали и постучали по плечу.

– Ох! К черту, – сказал он и обрадовался тому, что голос его на сей раз прозвучал громче.

– Прелестно. Замечательно, честное слово, – произнес звучный голос. – Пожалуйста, обратите внимание, как прекрасно затягивается рана. Полагаю, мы можем перевернуть нашего друга и посадить его. Не думаю, что снова откроется кровотечение.

Это была медленная и неприятная процедура, но наконец Дени получил возможность оглядеться. Под полотняным навесом на грязных одеялах или на кучах прелой соломы лежали в ряд около дюжины раненых, и он был одним из них. У его ног на корточках сидел Гираут, а рядом стоял дородный человек с лицом, напоминавшим луну, – бледным, круглым и сияющим. Его сопровождали двое молчаливых и расторопных юношей, одетых в туники и чулки с подвязками крест-накрест, запятнанные кровью, что вызывало некоторый трепет. Один из них держал переносной медицинский сундучок, а другой – матерчатый сверток, из которого торчали хирургические инструменты, такие как пила, пара длинных щипцов и ножи зловещего вида.

– Что со мной случилось? – спросил Дени. Дородный мужчина кивнул двум своим помощникам.

– Пожалуйста, обратите внимание, – сказал он, – на явное изменение цвета его лица сегодня. Багровый оттенок, свидетельствовавшей о гиперемии[169], как видите, исчез, и если вы дотронетесь до его кожи, то заметите, что на ощупь она больше не кажется сухой.

Оба молодых человека послушно наклонились к Дени и потрогали его лицо.

– Не будете ли вы так любезны сказать мне… – начал Дени.

– Та-та-та, – прервал его врач. – Вам не следует волноваться, мой друг. Pazienza, sempre pazienza e tranquillita. Терпение, только терпение и покой. Вы потеряли довольно много крови.

– Почему? – спросил Дени.

– Ранение стрелой, – с удовлетворением произнес врач. – Совершенно дивное проникновение в большую плечевую мышцу. Выглядело словно портал собора Св. Матфея. К несчастью, пока вас несли, древко сломалось, а движение привело к тому, что было повреждено несколько кровеносных сосудов. Мне пришлось извлекать наконечник. Он был большим – один из наших, представляете? Затем у вас также началось небольшое нагноение. Однако я считаю, что теперь все в полном порядке. – И он продолжил, обратившись к Гирауту: – До сих пор ты прекрасно ухаживал за ним. Пусть поест немного, если захочет – умеренно хлеба и фруктов. Давай ему обильное питье, но только не крепкого вина, думаю, разбавлять следует пополам. Завтра я снова осмотрю его, и, надеюсь, через день-два мы поставим его на ноги. – Он лучезарно улыбнулся Дени и повернулся к своим помощникам. – Очень важно, – наставлял он их, двинувшись дальше, – заставить больного ходить как можно скорее. Природа – лучший целитель. И как вы могли убедиться на последнем примере, довод в пользу доброкачественного гноя просто абсурден – подобная практика не дает ничего, а только мешает природе взять свое и препятствует нормальному заживлению раны. И потому мой учитель Арнульфо ди Лукка всегда придерживался…

Дени проводил его взглядом, а потом посмотрел на Гираута.

– Стало быть, ты ухаживал за мной, – промолвил он.

– Больше было некому, – пожав плечами, ответил Гираут.

У Дени оборвалось сердце. «Больше некому…» – эти слова отдались в ушах зловещим похоронным звоном.

– Это… Это действительно Балдуин де Каррео вынес меня с поля битвы? – спросил он.

Гираут кивнул и принялся смешивать вино и воду в позолоченном кубке. Дени задумчиво смотрел на вещицу. Он узнал в ней кубок, подаренный ему на королевском рождественском пиру на Сицилии. Некогда кубок был проигран в кости Понсом, и выиграл его Хью. После смерти Понса Хью предложил вернуть его Дени, но он отказался, как того и требовал кодекс чести, и с тех пор вещь оставалась у Хью. Это было последнее, что сохранилось из целой коллекции богатых подарков, которые Хью уже очень давно проиграл в кости или продал, чтобы на вырученные деньги купить еду и выпивку для всей компании.

– Как сказал врач, вас ранило одной из наших арбалетных стрел, – заговорил Гираут. – Арбалетчики снова начали стрелять, когда мы увидели, что турки[170] оттесняют вас назад, забрасывая огнем. Несколько наших воинов было ранено прежде, чем король приказал стрелкам подождать, пока все вы благополучно спуститесь вниз. Вас лечил врач самого короля. Король прислал к вам сеньора Амброджио, когда узнал, что вы тоже ранены. А еще он прислал немного еды и вина со своего стола и немного денег, что весьма своевременно, так как в ваших седельных сумках, похоже, ничего не осталось. – Он опустился на колени у изголовья Дени. – А теперь выпейте вот это, – сказал он. – Вы слышали, что сказал синьор Амброджио, – обильное питье.

Дени пригубил разбавленного вина и вдруг понял, что умирает от жажды. Он взял кубок дрожащей рукой и осушил его. Его глубоко растрогал новый, заботливый тон Гираута, прежде ему не свойственный. Потом, взяв кубок обеими руками и катая его между ладоней, он промолвил:

– Не бойся, скажи мне. Артур погиб, да?

– Нет, он не погиб, – резко сказал Гираут. – Откуда такая мысль? У него был вывих колена и дизентерия, но он не умер ни от того, ни от другого.

Дени откинулся назад и закрыл глаза. Чувство облегчения, которое он испытал, было настолько сильным и всеобъемлющим, что у него закружилась голова и на миг волна тошноты подступила к горлу. Гираут говорил:

– Мы истратили его последние деньги. Сейчас он пошел к гофмейстеру короля попросить часть жалованья, которое полагается вам обоим. – Гираут фыркнул. – Он не хотел идти. Он сказал, что рыцарь должен служить Богу, не помышляя о вознаграждении, но я указал ему на то, что вы также служите королю Ричарду. И я сказал, что вам потребуется уход и хорошая пища, упомянув, что королевского подарка хватит ненадолго и неизвестно, когда появятся деньги в следующий раз, и все в таком духе, пока он не согласился пойти ради вас. Знаете, мне кажется, что он сумасшедший, – небрежно добавил он, забирая у Дени кубок.

Дени почти не слышал его речи.

– Слава Богу! – пробормотал он. – Гираут, теперь я, пожалуй, посплю немного. Но разбуди меня, когда Артур вернется.

– Разбудить вас? Нет. Думаю, вам было бы лучше…

– Не важно. Только сделай, как я говорю. И если нам нужны деньги, скажи Хью, чтобы он продал этот кубок и достал мне дешевый, деревянный. Ему вовсе нет необходимости таким образом проявлять свои нежные чувства.

– Нежные чувства?.. – начал Гираут и вдруг оборвал себя на полуслове, и его странный тон заставил Дени вновь открыть глаза.

– Гираут, – со вздохом сказал он, – ох, ну и наглец. Ты украл это у него!

У Гираута дрожали губы, он не смел встретиться глазами с Дени.

– Нет, – сказал он. – Нет, я не украл это. Клянусь.

Дени содрогнулся от ужаса.

– Что ты там бормочешь? – тихо прошептал он. – Что все это значит? Ты лжешь, мерзкий плут. Если бы я только мог встать…

Гираут отчаянно озирался по сторонам. Потом взял Дени за руку и выдавил с усилием:

– Пожалуйста, не волнуйтесь. У вас опять начнется кровотечение. Врач убьет меня. Может, вы хотите, чтобы я спел вам? Я принесу свою арфу.

Он вскочил на ноги. Дени поднял руку, остановив его.

– Не стоит, – промолвил он. – Ты всегда был таким же неумелым лжецом, как и вором. – Он глубоко вздохнул, пытаясь превозмочь внезапную дурноту. – Как это произошло? – спросил он наконец. – Во время штурма?

Гираут кивнул.

– Я видел, как сэр Хью забрался вместе с вами на стену, сразу вслед за сэром Артуром. Я видел, как Артур упал, – мы не знали, что именно случилось, но как раз перед этим его задело камнем, он потерял равновесие, упал и повредил колено. Он не мог снова подняться. Кто-то из командиров потащил его назад. Он ругался и кричал, слушать его было страшно. Потом его стало рвать – понимаете, он был болен. Должно быть, он уже утром начал заболевать дизентерией, но никому ничего не сказал. А между тем все вы сражались наверху, и все смешалось, никто понятия не имел, что происходит, пока мы не увидели дым и пламя. Наверное, именно тогда, когда все старались поскорее спуститься, и был убит сэр Хью.

– Ясно. – Дени едва мог говорить. – А ты знаешь как?

– Никому неизвестно. Может, он сгорел или был сражен нашей же стрелой или турецким копьем. Он так и не вернулся.

Слезы бессилия заструились по щекам Дени. Гираут неуклюже похлопал его по руке.

– Проклятье! Я ни в коем случае не должен был вам рассказывать, – сказал менестрель. – Мне было наплевать на него – он всегда относился ко мне с презрением и смешивал с грязью, но я обещал врачу постараться не огорчать вас. Очень многие были убиты во время штурма. Вы тоже могли погибнуть или ваш друг Артур. Не горюйте. Как, по-вашему, сэр Хью хотел бы умереть? В своей постели с горстью игральных костей и бурдюком вина?

Дени отвернулся.

– Довольно, Гираут, – прошептал он. – Теперь оставь меня одного. Я устал. Дай мне поспать.

Гираут вздохнул, но не пошевелился. Он сидел тихо, и Дени вскоре забыл о нем.

Он лежал с закрытыми глазами, и перед его мысленным взором мелькали отчетливые картинки сражения. Он вспомнил, как споткнулся среди камней и рядом с ним промелькнул чей-то меч, защищая его. Это мог быть Хью. Он с содроганием вспомнил объятого пламенем человека, упавшего вниз неподалеку от него. Неужели это тоже мог быть Хью? И как он потерял из виду Артура? И как он мог не знать, что Хью был рядом с ним, или сзади него, или подле него? В памяти осталось лишь воспоминание об ужасной неразберихе, возникшей во время сражения; но гораздо хуже было уныние, охватившее его, когда он осознал, что потерял меч Артура, а также потерял Хью. А сам он лежит, раненный стрелой, выпущенной из лука христианина: можно сказать, получил дружеское послание.

Все это было безумием, таким же сумасшествием, как и разговоры Гираута о дьяволах и об адском воинстве. Какая тема для героической баллады! В его голове кружились образы, слова переплетались со звуками арфы, а потом он заснул.

Проснувшись, он увидел Артура, сидевшего подле него.

– А, наконец-то вам лучше, – радостно воскликнул Артур. – Как приятно видеть такую перемену – вы опять стали похожи на себя, честное слово. Гираут рассказал мне… я едва поверил ему… Он сказал, что врач был весьма доволен, что вы выпили бокал вина и что заснули нормальным сном.

Дени стиснул его запястье. Артур похудел, и кости проступали под кожей.

– Это вы, – слабым голосом промолвил Дени. – Я думал, вы умерли.

– Только не я. Умер? Какое-то время я хотел, чтобы это было так. – Артур покачал головой. Он выглядел изможденным и очень бледным, с темными кругами под глазами. – У меня было вывихнуто колено. Вы знаете? Я лежал внизу, слышал крики на стене и знал, что люди храбро умирают там, хотя почти ничего не видел на таком расстоянии. Я недостаточно хорошо видел дорогу к месту сражения, даже если бы я смог вскарабкаться по камням, – с горечью закончил он. – Даже если бы меня не скрутили судороги.