— Уж лучше бы не сумели, — сказал Джон, но после долгих размышлений все же согласился. Мэй оставалось лишь приготовить кассероль и надеяться на лучшее. Остальное от нее не зависело.
Всякий раз, когда накрывался стол на шесть персон, Мэй приходилось убирать кофейный столик из гостиной в спальню, ставить вместо него кухонный стол, приносить в гостиную четыре кухонных кресла и деревянный стул из спальни. Джон был вынужден устраиваться в кресле, стоявшем в гостиной, подложив под себя телефонную книгу. При этом он сидел ниже всех, хотя и достаточно высоко, чтобы иметь возможность заглядывать в свою тарелку и принимать участие в беседе. Кухонный стол, если его полностью раздвинуть, был достаточно обширен, а если под скатерть постелить толстую материю, то глухой стук упавшего ножа или стакана, поставленного на проеденную древоточцем столешницу, был почти не слышен.
Мэй вошла в гостиную, неся на вытянутых защищенных перчатками руках кассероль, словно жертвоприношение богам. Гости уже сидели за столом, однако, принимая во внимание малые размеры гостиной и величину стола, занимавшего практически всю комнату, деваться им больше было некуда. Впрочем, Мэй прекрасно знала, что, будь ее гостиная даже размером с бейсбольную площадку, все равно двое из присутствующих в любом случае уселись бы за стол.
— Обед поспел, — объявила она и, поставив кастрюлю на середину стола, принялась распоряжаться своими помощниками. — Джон, спроси гостей, не хочет ли кто-нибудь попить. А вы, Энди и Тайни...
— Кто-нибудь желает пива?
— Конечно.
— Еще бы.
— Естественно.
— ...а вы, Энди и Тайни, сходите за овощами, они лежат на стойке у раковины. Том, вы не могли бы принести хлеб и масло?
— Знаете, — произнес Том, поднимаясь, — я начинаю привыкать к вольной жизни среди людей. Как это показывают по телевизору.
Отправляясь за пивом, Джон бросил на Мэй взгляд, которого она предпочла не заметить.
Малыш Уолли Нэрр поднял глаза и, улыбнувшись влажными губами, спросил:
— Мисс Мэй, может быть, я тоже чем-то могу помочь?
— Вы наш особый гость, — ответила Мэй. — Ведь вы у нас впервые.
— Но я тоже хотел бы принять участие, — озабоченно сказал Уолли, наморщив свой широкий лоб.
— Вы поможете мне приготовить десерт, — пообещала ему Мэй, и Уолли расплылся в счастливой улыбке.
В своей жизни Мэй доводилось встречаться со странными людьми — в их число входили некоторые приятели Джона и иные посетители универсама, где она работала кассиром. Однако Уолли оказался чем-то совершенно особенным. Взять хотя бы его внешность, о которой уже сказано вполне достаточно. Во-вторых, его отношение к Мэй, чем-то напоминающее детскую почтительность. Знакомясь с Мэй, Уолли назвал ее «миссис Дортмундер», и, когда она сказала, что она вовсе не миссис Дортмундер (но и не сообщила ему своей фамилии), и предложила Уолли называть ее Мэй, несчастный парень надолго задумался над тем, как именовать новую знакомую, чтобы было повежливее. Он долго заикался, что-то невнятно бормотал, и в конце концов решил называть ее «мисс Мэй». Тем все и кончилось.
Третьей необычной чертой были размеры Уолли, такого широкого и вместе с тем маленького. Впервые в жизни за столом Мэй оказались сразу два человека, которым пришлось сидеть на телефонных книгах. Джон сидел на справочнике частных номеров, а Уолли, дабы сравняться ростом с остальными, предложили толстенный том телефонов учреждений.
Стол был мгновенно заставлен едой и питьем, и все заняли свои места. Мэй уселась подле двери, поскольку ей предстояло время от времени выходить на кухню. Джон — напротив, в дальнем торце стола. Тайни уселся справа, Уолли — слева от Мэй, рядом с Тайни устроился Энди, а с Уолли — Том. Заняв свои места и придвинув к себе тарелки, гости отведали знаменитого кассероля и, как это бывало всегда, принялись искренне, но немногословно хвалить хозяйку. Потом любезности были забыты, воцарилось молчание, и каждый уткнулся в свою тарелку.
До обеда разговор о зарытом сокровище Тома не начинался; впрочем, во время еды об этом тоже не вспоминали. Мэй и Уолли уже принесли кофе, мороженое двух сортов, пудинг с малиной и заварной крем, но и теперь никто не отваживался начать беседу, так что Мэй пришлось взять это на себя.
— Как вам, наверное, известно, — начала она под гомон мужчин, занятых поглощением десерта, — Джон не видит иной возможности достать со дна водохранилища деньги Тома, кроме как посредством взрыва плотины.
Большие влажные глаза Уолли стали еще больше и еще влажнее.
— Взорвать плотину! Но это ужасно! Могут пострадать люди!
— Они не просто пострадают, им придется куда хуже, — мягко заметила Мэй. — Потому-то Джон и не желает принимать в этом участие.
— Это уж точно, — пробормотал Джон, набивая рот пудингом.
— И я тоже не желаю, — объявил Энди.
Том продолжал управляться со сладостями, не разжимая при этом губ, затем сказал, тоже не разжимая их:
— Кто-нибудь да пожелает. Там ведь такая куча денег. Как ты думаешь, Тайни?
— На меня не рассчитывай.
— Том прав в одном, — продолжала Мэй. — Кто-нибудь да согласится ему помочь.
— Ну и ну, — пробормотал Уолли, поражаясь тому, до чего может дойти порочность человеческой натуры, о которой ни он, ни его компьютер до сих пор даже понятия не имели.
— Таким образом, вопрос состоит в следующем, — сказала Мэй. — Не существует ли иного способа добыть деньги? Какого-нибудь способа, приемлемого для Джона.
— Если вопрос сводится к этому, — отозвался Дортмундер, — то у меня есть один короткий ответ.
— Минутку, Джон, — попросил Энди и, повернувшись к Мэй, сказал: — Мэй, я тоже спускался туда и, как мне ни жаль, вынужден согласиться с Джоном. Главная сложность в том, что там ни зги не видно. Эта вода отличается от той, к которой мы привыкли.
— Прежде чем туда можно будет нырять, эту воду следует очень хорошо почистить, — добавил Джон.
— Это напоминает мне одну книгу, — сказал Энди.
— Уж не собираешься ли ты вновь цитировать «Мальчишку-воришку»? — Джон с подозрением воззрился на него.
— Это не единственная книга, которую я прочел, — парировал Келп. — Я, видишь ли, заядлый книголюб. Эта страсть сохранилась у меня со времен тюремной отсидки, когда у меня была прорва свободного времени.
— А я убивал время, размышляя о деньгах, — вставил Том.
— Так вот, насчет этой книги, — продолжал Энди. — Там описывается история «Нормандии», корабля, затонувшего у нью-йоркского пирса...
— Я видел ее фотографии в «Морских спасательных работах», — вспомнил Джон.
— Да, но я говорю о другой книге, — сказал Энди. — Это не справочник, а повесть.
— Случай с «Нормандией» — это реальное событие, — настаивал Дортмундер. — Я сам видел фотографии.
— Ладно, пусть будет повесть об этом событии, — уступил Энди. — Договорились?
— Все в порядке, — отозвался Джон. — Я лишь хотел увериться, что мы правильно понимаем друг друга, — и принялся жевать пудинг, положив на него кусочек мороженого.
— Так вот, в этой повести, — несколько раздраженным тоном начал Энди, — говорится о ныряльщиках, которые спустились внутрь «Нормандии», чтобы выяснить, можно ли поднять ее на поверхность. Бродя по дну озера, я подумал о том, что мы находимся в таком же положении, что и парни из книги.
Джон посмотрел на него с легким недоверием.
— На дне озера? Находясь на дне озера, ты еще и о книжках думал?
— И о книжках тоже... в числе прочего.
— Что до меня, то я всецело сосредоточился на этом самом «прочем», — сказал Джон.
— Джон, позволь Энди закончить, — вмешалась Мэй.
— Спасибо, Мэй, — поблагодарил Энди. — Так вот, самое интересное состоит в том, что на протяжении всей книги рассказывается, как водолазы проникают внутрь «Нормандии» и спускаются на дно Гудзона рядом с Сорок четвертой улицей, преодолевая те же трудности, которые выпали на нашу долю. Написано очень увлекательно, даже драматично. Кабы там что-нибудь было видно, можно было бы поставить фильм ужасов.
— Если не фильм, так хотя бы радиоспектакль, — заметил Тайни.
— Да, пожалуй, — согласился Энди. — Короче говоря, они столкнулись на дне Гудзона с теми же сложностями, что и мы. Вокруг темень и чернота, в воде полно жирной грязи, а если включить фонарик, то грязь отражает его свет назад, как туман — свет фар машины.
— Какой кошмар! — сказала Мэй.
Чтобы получить возможность высказаться, Джону пришлось запихнуть комок пищи за щеку.
— Я уже рассказывал тебе, какой это кошмар. Неужели ты подумала, что я сдаюсь просто так?
— Нет, Джон, я так не подумала, — заверила его Мэй. — Потому-то мы и собрались здесь.
— Обменяться впечатлением о прочитанных книгах, — съязвил Джон.
— Не сказано ли в той книге, как они справились с делом, как обошли все препятствия? — спросил Тайни.
— Не помню, — ответил Энди. — Помню лишь, что внутри «Нормандии» и вокруг нее была черная и грязная вода.
— Ты не мог бы подождать, пока я прожую? — попросил Дортмундер, терзая пудинг.
— Ну что ж, — сказала Мэй, — по-видимому, нам остается только взять эту книгу и прочесть, как они справились с задачей.
— Не помешало бы, — согласился Тайни. — Энди, та книга все еще у тебя?
— Не думаю.
— Я могу найти! Я могу достать каждому из нас по экземпляру! — воскликнул Уолли. Ему так хотелось быть полезным, что он даже заерзал на справочнике.
— Энди, как она называлась? — спросила Мэй.
— Кажется, в ее названии было слово «Нормандия», — ответил тот.
— А кто ее написал?
Энди покачал головой:
— Я никогда не запоминаю авторов.
— И не нужно, — сказал Уолли. — Я и так найду.
— Мне бы не хотелось показаться занудой, но... — начал было Джон.
— Уже кажешься, — вставил Энди.
Дортмундер посмотрел на него и продолжал:
— ...но даже если вы отыщете волшебный способ видеть сквозь грязную воду — во что лично я не верю — и даже если существует средство, позволяющее видеть в грязи так же отчетливо, как при свете дневного солнца, я все равно не пойду под воду. И я скажу вам, почему.
— Все верно, — сказал Том. — Взорвать куда проще.
— А все потому, — упрямо продолжал Джон, — что там торчат пни. Даже если вы научитесь смотреть сквозь грязную воду, вы увидите там одни лишь пни. И ни за что не сможете отличить подъем от спуска.
— Он прав, — сказал Энди. — Я тоже отметил это обстоятельство. Дезориентация, вот как это называется.
— Сказал бы я, как это называется... — процедил Дортмундер. — Короче, я объяснил, почему не желаю идти под воду. Там не отличишь верха от низа, там пни, сквозь которые никак не пройдешь. Но даже если и пройдешь сам, то уж фоб сквозь них никак не протащить.
— Может, было бы легче пройти по железной дороге? — предложил Уолли.
Все присутствующие уставились на него. Смущенный всеобщим вниманием, Уолли зарделся, будто малиновый сироп, который он подносил ко рту. Что, впрочем, отнюдь не придало его лицу сходства с малиной, скорее — с перезрелым помидором.
— Железная дорога? — спросил Джон. — Уолли, в Паткинс-Корнерз не ходят поезда.
— Ну да, конечно, — промямлил Уолли, дернув головой и роняя ягоды из ложки. — Но ведь линия-то сохранилась.
— Ты точно знаешь, Уолли? — спросил Энди, внезапно напрягшись.
— Конечно, — ответил тот. — Я сам вводил эти данные в компьютер. Там проходила ветка «ДЭУ»...
— ДЭУ? — в один голос произнесли Мэй и Энди.
— Компания «Дадсон, Эндикотт и Уэстерн», — объяснил Уолли.
— Ну вот, пожалуйста! — сказал Энди. — Мы найдем старую насыпь, там нет никаких пней, и нам ничто не помешает.
— Может быть, по ней удастся попасть прямо в город. Скажи, Уолли, эта дорога проходит сквозь Паткинс-Корнерз? — спросил Тайни.
— Железнодорожная станция находилась напротив библиотеки, — сообщил Том. — Рельсы проходили за зданием станции, а с фасада его огибала Олбани-роуд.
— Так значит, мы можем войти прямо в город, — добавил Энди.
— Если только мы сумеем хоть что-то рассмотреть, а это невозможно, — заметил Джон. — И только в том случае, если я соглашусь еще раз спуститься под воду, на что вы даже не надейтесь. И только если нам удастся найти старую железнодорожную насыпь, о чем вы даже не мечтайте.
— Ну, это очень просто, — нерешительно произнес Уолли и вновь покраснел под пристальным взглядом пяти пар глаз. — Ведь там остались рельсы.
На сей раз в качестве оппонента выступил Энди.
— Это бессмысленно, — сказал он.
— И тем не менее так оно и есть, — настаивал Уолли.
— Уолли, — сказал Энди, — оттуда вывезли все постройки, которые еще можно было использовать. Спилили все деревья до единого. И ты утверждаешь, что там остались рельсы? Сотни... да что я говорю — тысячи фунтов прекрасной стали? Брошенной на дне водохранилища?
— Тут особый случай, — ответил Уолли. — Все это произошло из-за экологических объединений и защитников окружающей среды. Если бы в старые времена Нью-Йорку потребовалось новое водохранилище, власти просто реквизировали бы долину, эвакуировали население и построили дамбу. Ну а теперь, когда развелось множество обществ самого разного толка, выступающих с протестами, власти вынуждены идти на уступки. И вот возникло движение за сохранение железных дорог, поскольку многие люди желали возрождения железнодорожного транспорта из-за пробок на шоссе, загрязнения окружающей среды и...
— Не увлекайся, Уолли, — вставил Энди.
Уолли совсем стушевался. Его ноги, не достававшие до пола, задергались.
— В общем, был достигнут компромисс, — продолжал он. — Общественное движение потребовало прекратить разрывать железнодорожные линии и устраивать на их месте жилые районы, чтобы в будущем по этим рельсам можно было вновь пустить поезда.
— Под водой? — осведомился Джон.
— Дело в том, что под водой оказался только данный конкретный участок, — пояснил Уолли. — В ходе полномасштабных переговоров затрагивались всевозможные вопросы, строительные проекты и многое другое. Было достигнуто соглашение о том, что защитники закроют глаза на строительство водохранилища и нескольких других объектов, а правительство, в свою очередь, оставит в неприкосновенности железнодорожную линию на всем ее протяжении от города Эндикотт, что на севере штата, и до самого Вермонта. Вот так она там и осталась.
— Включая и подводный отрезок, — негромко произнесла Мэй.
— В согласительных документах записано, что линия должна быть сохранена целиком, — сказал ей Уолли. — Мне кажется, при подписании соглашения никто и не вспомнил о том участке дороги, который остался под водой. А потом никто не решился нарушить договоренность.
— Подумать только, — заметил Джон, — а ведь мой офицер-надзиратель — как его там? Стинг, что ли? — еще хотел, чтобы я приносил пользу обществу.
— Именно поэтому я предпочитаю динамит, — сказал Том. — Эти жалкие людишки понимают лишь один язык — язык силы.
Воцарилось неловкое молчание, но возразить Тому не решился никто. После недолгой паузы Энди сказал:
— Все-таки стоит попробовать более простой способ. Мы спускаемся вниз...
— Ха! — воскликнул Джон.
— ...и идем между рельсами, — продолжал Энди. — Уж так-то мы никогда не заблудимся.
— Чепуха! — сказал Джон.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, Джон, — прокомментировал Энди. — Если мы ничего не видим, то и идти не можем. Но в книге про «Нормандию»...
— Я ее найду! — вмешался Уолли, подпрыгивая на стуле. — Я ее достану, эту книгу!
— ...если книга подскажет решение, — продолжал Энди, — то, глядишь, у нас появится еще одна возможность.
Джон провел краем ложки по розетке, собирая остатки мороженого. Маленькую гостиную наполнил резкий скрежет металла по фарфору.
— Джон, ты угробил на эту затею немало времени и сил, — сказала Мэй. — Ты научился обращаться с аквалангом. Не воспользоваться этим умением было бы просто глупо.
— Неужели ты хочешь, — заговорил Джон, глядя на Мэй, — чтобы я опять спустился под воду? И это при том, что в последний раз я едва унес оттуда ноги? Мэй, ты хочешь, чтобы я вновь отправился в это гиблое место?
— Разумеется, нет, — ответила Мэй. — Не хочу, если не будет найден безопасный способ. Я не хочу тебя терять, Джон, и не желаю, чтобы ты рисковал жизнью из-за этого.
— Так вот, я уже ею рискнул, — сказал Джон. — Рискнул, сам не зная, до какой степени. Но больше это не повторится.
— Я лишь прошу тебя подойти к делу без предубеждения, обдумать возможности, просчитать варианты. Ну, а если не выйдет — что ж, тогда пусть Том поступает по-своему.
— Бабах! — вскричал Том.
— Хорошо. Допустим, мы продолжим это дело, продолжим поиски волшебных очков для грязной воды. Где же в это время будет жить вот он? — спросил Джон, указывая большим пальцем на Тома, который развалился слева от него.
Этот вопрос застал Мэй врасплох.
— Ну, э-ээ... — ответила она и, обернувшись к сидевшему слева от нее Тайни, вскинула брови в надежде, что тот сам пойдет навстречу.
Тайни смутился и принялся вертеть в руках ложку, избегая взгляда Мэй.
— Джози, она... короче, боюсь, с Джози этот номер не пройдет.
Мэй перевела умоляющий взгляд на Энди, на лице которого появилась испуганная улыбка.
— Видишь ли, Мэй, я бы с удовольствием, но моя квартирка так мала, что я сам еле помещаюсь и даже собирался подыскать что-нибудь поприличнее...
Мэй вздохнула и повернулась направо, к Уолли, но тот уже улыбался, кивал и говорил:
— Я был бы рад помочь, мисс Мэй, но у меня дома все заставлено электроникой, там такая теснотища, что даже присесть негде. Спросите Джона или Энди, они подтвердят.
Мэй еще раз вздохнула и обернулась к Джону, на лице которого отражалось мрачное торжество.
— Я всецело полагаюсь на твое мнение, Мэй, — сказал он. — Решай сама: либо мы все бросаем и расходимся, либо я приступаю к поиску волшебных очков.
На Тома Мэй даже не взглянула. Она и так знала, что тот сидит и с безразличным видом поигрывает ложкой. К горлу Мэй подступил кассероль, и она повернулась к Уолли:
— Уолли, сколько времени тебе потребуется, чтобы раздобыть эту книгу?
31
Книга называлась "Треугольник «Нормандии», а написал ее некто Джастин Скотт. Там говорилось, что водолазы и не пытались бороться с мутной и грязной черной водой, у которой было даже научное название: «эмульсия». Вместо этого они построили на берегу модель тех частей корабля, куда они намеревались проникнуть, а затем тренировались на ней до тех пор, пока не научились работать с закрытыми глазами. И лишь после этого водолазы опустились под воду и выполнили поставленную задачу. Может быть, при этом они и впрямь закрывали глаза.
В общем, книга не принесла существенной пользы. Однако неограниченные возможности каналов Уолли, способных, казалось, добраться до самой последней крупицы информации в мире, пригодились снова. Ему удалось выяснить, что Джастин Скотт проживает в Нью-Йорке и у него есть телефон. Уолли сумел узнать номер.
— Позвоним из моей квартиры, — предложил Келп. — У меня есть громкоговорящий аппарат.
— Сейчас приеду, — брюзгливо отозвался Дортмундер. Энди был известным любителем новейших телефонных систем, а Дортмундеру гордость не давала признаться в своем полном неведении относительно того, что это за штука такая — «громкоговорящий» аппарат.
По крайней мере Келп был не из тех, кто суетится из-за сырных крекеров. Впрочем, когда Дортмундер прибыл в его квартиру с ее единственной крохотной спальней и кухней, Энди, по всей видимости, собирался устроить нечто вроде вечеринки: он выглянул из-за плеча Джона в коридор и спросил:
— А где остальные?
— Кто остальные? — осведомился Дортмундер, входя в гостиную.
— Ну... Тайни, может быть, Том, Уолли, — ответил Келп, стоя в дверях. — Может быть, Мэй.
Дортмундер остановился посреди комнаты и посмотрел на Энди.
— Может быть, ты закроешь дверь?
— Ах, да, — спохватился Келп и захлопнул дверь.
— Они сделают все, как я скажу, — пояснил Дортмундер. — Поэтому в их присутствии нет никакой необходимости. И если я решу, что достаточно спятил, чтобы опять спуститься под воду, то я сделаю это, не спрашивая ничьего позволения.
— Мы это сделаем, — уточнил Келп.
Дортмундер покачал головой.
— С чего бы такой оптимизм? — поинтересовался он.
— Не то чтобы оптимизм, — ответил Энди, — но, когда я был там, под водой, я вспомнил про ПУП...
— Пока не был поглощен размышлениями о книгах.
— ПУП, — произнес Келп. — Тут совсем другое дело, Джон. Я начал было нервничать, как и ты, но потом вспомнил о старом добром ПУПе. Одно нажатие кнопки — и ты возносишься кверху. Когда ты знаешь, что в любой момент можешь оттуда смыться, то смотришь на вещи гораздо проще.
— Да, ты прав, — сказал Дортмундер, терзаясь мыслью о том, что он не вспомнил про ПУП в самый опасный момент. Эта мысль оказалась вдвойне мучительной оттого, что Келп о ПУПе не забыл. — ПУП там или не ПУП, но если я не вижу и не могу двигаться, то остаюсь на месте.
— Тогда давай выпьем пива и позвоним тому парню, — предложил Келп.
Они выпили пива. Набирая номер, Келп сказал:
— Как только мы начнем говорить, я включу динамик.
— Конечно, — ответил Дортмундер.
После непродолжительной паузы на лице Келпа появилась недовольная гримаса.
— Автоответчик, — пробормотал он.
— Уж кому бы жаловаться, только не тебе, — сказал ему Дортмундер.
Келп не обратил на его слова ни малейшего внимания.
— Оставлю ему свой номер, — решил он и, дождавшись, когда кончится записанный на автоответчике текст, произнес: — Добрый вечер, вам звонит один ваш поклонник по имени... Что? А, здравствуйте! Так вы дома!
Вновь возникла короткая пауза, в продолжение которой Келп кивал и улыбался.
— Понимаю. Я и сам порой так делаю. Проверять, кто тебе звонит, — это... Секундочку...
Келп протянул руку, щелкнул кнопкой, и комнату тут же заполнил голос:
— ...не дают работать!
— Согласен с вами на все сто процентов! — сказал аппарату Келп. Дортмундер очумело вертел головой в поисках источника звука.
И в этот самый миг источник звука осведомился:
— Чем могу быть вам полезен?
В конце концов Дортмундер сообразил, что он слушает обычный телефонный разговор. Видимо, в аппарат Келпа был встроен громкоговоритель, оттого он и назывался «громкоговорящим». Итак, это был голос автора книги.
Тем временем раздался голос Келпа:
— Меня зовут Энди... м-мм... Келли, и я хотел вам сказать, что сейчас перечитывал "Треугольник «Нормандии» и, если не ошибаюсь, уже в третий раз. Классная книга!
— Благодарю вас, — сказал динамик. — Очень рад это слышать.
— Я принялся за вашу книгу в третий раз вот по какой причине, — продолжал Келп. — У одного из моих друзей есть летняя дача на севере штата, на берегу озера Пармали. Вы знаете, где это?
— Как ни странно, знаю. Там живет мой приятель...
— Мой приятель купил дачу совсем недавно и не успел еще познакомиться с соседями, — торопливо произнес Келп. — Так вот, первым делом он сел в лодку и выплыл на середину озера, намереваясь сфотографировать дачу своим «Никоном», который обошелся ему в кругленькую сумму...
— Можете не продолжать, — прервал его голос. — Аппарат упал за борт.
— Откуда вы знаете?
— В моей книге «Лодка-убийца» рассказывается о несчастных случаях, связанных с падением людей за борт лодок. И всякий раз, когда читатели роняют за борт эту книгу, они звонят мне и просят прислать им экземпляр, поскольку в магазинах «Лодку-убийцу» найти не так-то легко. И если вы думаете, что мне это проще, то...
— Прекрасная повесть, — перебил его Келп. — Мой друг с озера Пармали — тот самый, что уронил за борт фотоаппарат, — он отзывался о вашей книге с искренним восторгом.
Дортмундер бросил на Келпа взгляд, в котором читалась сдержанное уважение. Это ж надо, так вешать лапшу на уши!
— И он попытался достать фотоаппарат, — продолжал Келп, все более драматизируя свой рассказ. — Он надел акваланг и пошел к тому месту, где должен был лежать его «Никон». Ему преградила путь эта... эмульсия.
— Еще бы, — отозвался динамик. — Пошел пешком, говорите? В таком случае он должен был поднять со дна тучу грязи.
— Да, так оно и получилось, — признал Келп. — Но потом я вспомнил о вашей книге и перечитал ее еще раз, чтобы узнать, как с этой трудностью справились водолазы.
— А никак, — сказал голос. — Тем, кого не смыло, пришлось учиться работать на ощупь.
— Смыло? — произнес Келп. — Вы хотите сказать, что эмульсию можно смыть, разогнать? Чистой водой?
— Нет, это такое жаргонное выражение, — пояснил голос. — Прежде чем нанять водолазов, им устроили испытание с целью определить, как они поведут себя в условиях нулевой видимости. Восемьдесят процентов кандидатов не смогли пройти испытания. Они так и говорят: «смыло».
Дортмундер вздернул брови. Келп спросил:
— Отчего же? На чем они срезались?
— Они сходили с ума от клаустрофобии.
— Сходили с ума? — повторил Келп и хихикнул, стараясь придать своему голосу как можно более веселое и беззаботное звучание. — Неужели?
— А что еще им оставалось? — По мнению Дортмундера, это замечание было отнюдь не праздным. — Представьте себе ужас, охватывающий человека под водой, — продолжал писатель. — Холод, тишина, вы не видите даже пузырьков, поднимающихся из вашего собственного аппарата, не можете отличить верх от низа... (при этих словах Дортмундер усердно закивал)... и самый громкий звук, который вы слышите, — это биение вашего сердца. И тут начинаются галлюцинации...
Дортмундер вышел из комнаты, чтобы принести еще пива. Когда он вернулся, Келп говорил собеседнику:
— ...и все же чистая вода могла бы помочь.
— Забавная мысль, — признал Скотт. — Очистить воду водой. Это может как улучшить, так и ухудшить положение. Но не забудьте: прежде чем включить напор, вам придется надеть прочные скафандры.
— Да, я понимаю. Большое вам спасибо, мистер Скотт.
Келп положил трубку. Дортмундер сказал:
— Значит, и это не сработает. Конечно, жаль отдавать долину на растерзание Тому Джимсону, но мы ничего не можем поделать.
— Отчего же? У нас появилась прекрасная идея, как одолеть воду при помощи воды, — отозвался Келп.
— Какая идея? Я ходил за пивом и не слышал вашего разговора.
— Мы берем с собой пожарные рукава, — пояснил Келп, — включаем кран и отгоняем чистой водой мутную.
— Вот только где достать такой длинный шланг? — спросил Дортмундер.
— Возьмем несколько и соединим вместе!
— А куда их подключать?
— На краю дамбы есть пожарный кран, — сказал Келп. — Ты не заметил?
— Крана я не заметил, — ответил Дортмундер, — зато заметил другое. Твой приятель-писатель говорил, что эта затея с водой может как улучшить, так и ухудшить положение.
— В любом случае пожарное сопло поможет нам откопать ящик Тома, — сказал Келп. — Вместо лопаты мы воспользуемся водой под высоким давлением.
— Мы не сможем добраться до ящика, — сказал Дортмундер. — По пути мы сойдем с ума от клаустрофобии, как и все остальные ныряльщики. Брось, Энди. Эта задача нам не по плечу.
— Клаустрофобия отмечена у восьмидесяти процентов водолазов, — напомнил ему Келп. — А вдруг мы относимся к двадцати оставшимся?
— Уж за себя-то я ручаюсь, — ответил Дорт мундер.
32
Было решено, что Том переночует у них в последний раз, а с завтрашнего дня начнет самостоятельную жизнь.
— Я хочу, чтобы ты знал, Эл, — сказал Том Дортмундеру, когда тот вернулся от Келпа после телефонного разговора. — Я оцениваю твои действия на «отлично».
— По-моему, и «единицы» было бы слишком много, — ответил Дортмундер.
— Что бы там ни было, я доволен тобой. И мне очень жаль, что у нас не получилось. Тихая, незаметная операция была бы во многих отношениях лучше.
— Это верно, — согласился Дортмундер.
— Что ж, — рассудил Том, слегка пожимая плечами. — Где-то выигрываешь, где-то проигрываешь.
В этот вечер у всех было подавленное настроение, и разговор не клеился. Дортмундер отправился в постель пораньше и некоторое время лежал без сна, думая о воде; он вспоминал черную, грязную воду, которая окружала его на дне озера, и пытался представить себе миллионы галлонов воды, могучей волной низвергающейся на Дадсон-Фоллз, Ист-Дадсон и Дадсон-Сентр. Затем Дортмундер уснул и видел во сне всю ту же воду — в самых различных и очень неприятных проявлениях.
Среди ночи он внезапно проснулся и уставился выпученными глазами в потолок.
— Черт возьми, — громко произнес он.
— М-мм? — пробормотала лежавшая рядом Мэй.
Дортмундер уселся в постели, глядя сквозь тьму на противоположную стену.
— Ублюдок чертов, сукин сын проклятый, кусок дерьма вонючего! — сказал он.
Мэй проснулась и, приподнявшись на локте, спросила:
— Джон? Что тебя тревожит?
— Я понял, что нужно сделать, вот что меня тревожит, — ответил Дортмундер. — Значит, так. Том остается у нас. А я вновь отправляюсь на дно чертова водохранилища. Проклятие!
33
Вот она, настоящая жизнь! Уолли сидел на переднем сиденье небесно-голубого «линкольна-континентала» и, разложив на круглых коленях дорожную карту, прокладывал путь. Энди вел машину, а Джон сидел сзади, хмурясь так, словно производил арифметические вычисления в уме. Перед глазами Уолли было лобовое стекло, в котором, словно в самом современном компьютерном экране самого большого размера, сменялись бесконечные изображения реального мира.
На стойке, расположенной между Энди и Уолли, был установлен сотовый телефон. По мере того как машина удалялась от города на север, телефон звонил все чаще: пятнадцать — двадцать гудков, молчание, еще шесть звонков, опять молчание, и так далее. Когда телефон ожил в первый раз, Уолли спросил: