Дортмундер (№7) - Утонувшие надежды

— Что это, Энди? Мне ответить?

— Насколько я могу судить, это звонит врач, желающий получить свой автомобиль обратно, — пояснил Келп. — Так что я предпочитаю не обращать внимания.

Уолли выслушал его, телефон умолк, но затем вновь принялся трезвонить. Но скорее древний грек не обратил бы внимания на песнь сирены, чем средний американец — на звонок телефона. Любого телефона, где бы тот ни находился. А Уолли — по крайней мере в этом отношении — был типичным средним американцем. При нынешних обстоятельствах телефонный звонок не имел и не мог иметь к нему никакого отношения, поскольку и телефон, и машина были чужими, и все же левая рука Уолли каждый раз дергалась в непреодолимом стремлении снять трубку. Наконец Уолли не выдержал.

— Энди, а ты не ошибаешься? А вдруг это что-то важное?

— Для кого?

— Не знаю, — печально ответил Уолли.

Энди пожал плечами.

— Делай как знаешь, Уолли, — сказал он. — Если хочешь послушать, как врач изрыгает свои пустые угрозы, — что ж, сними трубку.

Уолли воочию представил себе этого врача. Тот был одет в длинный лабораторный халат, в одной руке держал телефон, а в другой — скальпель. И — Боже! — как он был разгневан! Уолли хорошенько над этим поразмыслил и решил, что ему, вероятно, не стоит выслушивать все, что хотел бы высказать врач. Вскоре телефон умолк и больше не звонил. Либо врачу надоело, либо машина вышла за пределы зоны приема сигнала.

Они уже забрались довольно далеко на север. На больших зеленых щитах появились указания, что ближайший съезд со Сквозного шоссе ведет в Норт-Дадсон. Уолли вдруг занервничал и принялся смущенно теребить свои карты. У него были новые планы местности, а также карты, вычерченные до того, как было построено водохранилище, помимо появления которого за прошедшие годы на местности произошло множество других изменений. На Уолли давил груз ответственности за прокладку маршрута по новой карте до определенной точки на старой. При этом он должен был еще скрывать свое знакомство с местными ориентирами.

О его тайной поездке сюда никто не знал; компьютер посоветовал Уолли не трепаться. В сущности, само это путешествие было предпринято по подсказке машины. После того как Уолли рассказал компьютеру о женщинах, ездивших за ними кругами, компьютер посоветовал с точностью установить личности преследовательниц.

ГЕРОЙ ДОЛЖЕН УЗНАВАТЬ СВОИХ ПОМОЩНИКОВ

ГЕРОЙ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ СВОИХ ВРАГОВ

ВСЕ УЧАСТНИКИ ИГРЫ ДОЛЖНЫ ЗНАТЬ ДРУГ О ДРУГЕ

Пришлось Уолли сесть в свой крохотный желтый «жук-фольксваген», на котором он ездил раза четыре или пять, а все остальное время держал в гараже транспортного управления на Двенадцатой улице (устроив себе через компьютер бесплатное место), и проделать долгий путь до Норт-Дадсона — самой дальней точки, до которой он когда-либо добирался на своей машине. Уолли покружил в поисках черного «форда-фэйрлейна», понимая, что даже в таком городе не может быть второй подобной машины. В конце концов он заметил «фэйрлейн» на подъездной дорожке у старомодного гаража с двустворчатыми воротами. Возле машины со шлангом в руках суетилась неприветливая на вид пожилая особа.

Остальное было делом техники. Уолли был застенчив и при встречах с людьми, особенно с девушками, держался так, словно язык проглотил. Отчасти по счастливой случайности, отчасти из чувства самосохранения, Уолли начал разговор с Миртл Стрит с компьютеров — темы, в которой превосходно разбирался и даже мог блеснуть эрудицией. К концу беседы между Уолли и Миртл установилось нечто вроде приятельских отношений, и Уолли почувствовал себя до того уверенно, что даже рискнул пригласить девушку пообедать с ним.

За обедом в кафе на Мэйн-стрит они болтали без умолку. Уолли рассказал Миртл о своем детстве во Флориде, о она ему — о своем детстве в Норт-Дадсоне. В разговоре не было ни единого упоминания о памятной гонке.

Имела ли она хоть какое-то отношение к Тому Джимсону? Впрочем, совпадение их фамилий никак не могло быть случайным. Во-первых, в компьютерном мире не бывает совпадений. (И если в наиболее сложных компьютерных играх порой встречается элемент случайности, то совпадения мешают осуществлению человеческого стремления к упорядоченности. Потому-то математики так не любят каламбуры.) Уолли понимал, что компьютер будет сбит с толку (так оно и вышло) этими данными, но это отнюдь не улучшало его настроения.

Миртл настояла на том, чтобы каждый расплатился за себя, и Уолли проводил ее до дверей библиотеки. Девушка пообещала ему, что отныне непременно станет пользоваться терминалом. Затем Уолли сел в свой «фольксваген» и вернулся в город. И вот теперь он впервые с тех пор вновь оказался в окрестностях многочисленных Дадсонов.

— Следующий въезд, Энди, — сказал он, перебирая карты.

— Я знаю, Уолли, — мягко ответил Энди. — Власти штата не пожалели тысячи трехсот долларов и установили указатель, чтобы я это прочитал.

— Ну да, — отозвался Уолли. — Я подумал, а вдруг ты его не заметил.

— Все равно спасибо, — сказал Энди.

Уолли вновь умолк, а Энди тем временем со знанием дела свернул с шоссе, провел машину по развязке и выехал на узкую дорогу, ведущую в Норт-Дадсон.

Как всегда, улицы города оказались забиты машинами, водители которых, похоже, забыли о том, куда и зачем они едут. Энди негромко отпускал замечания по поводу их предков, уровня образования, умственных способностей и плотских наклонностей. У шокированного этими речами Уолли покраснели уши (точнее, они горели от прилившей к ушным раковинам крови). Он сидел, уткнувшись в карты, и во второй, а потом и в третий раз проверял намеченный маршрут. С заднего сиденья время от времени доносился тяжкий вздох Джона. По-видимому, эти вздохи в гораздо меньшей степени относились к словечкам Энди или тупости местных водителей, нежели к жизни вообще.

— Пилот вызывает штурмана, — произнес Энди любезным, как всегда, тоном.

Уолли испуганно подпрыгнул. Лежавшие на его коленях карты соскользнули на пол.

— Кого? Меня?

— Мы выезжаем из этого очаровательного городка, — сказал Энди. — Настало время указывать мне дорогу, Уолли.

— Направо! Направо!

— Сворачивать направо?

— Нет, пока нет! — Уолли лихорадочно собирал карты. — Не съезжай с этой дороги... э-ээ...

— Не суетись, — сказал Энди. Джон лишь вздохнул.

Наконец Уолли удалось собрать рассыпавшиеся листы.

— Мы свернем направо там, где... э-ээ... будет указатель на Дадсон-Фоллз.

— Договорились, — отозвался Энди. Через несколько миль они свернули и принялись петлять по паутине проселков, само существование которых в конце двадцатого века казалось просто нелепым. С построением водохранилища их сеть стала лишь еще более запутанной.

— Где-то здесь, верно? — спросил Келп, когда машина запрыгала по рельсам железнодорожной ветки, шедшей поперек проселка.

Уолли посмотрел на Энди, словно желая удостовериться, не шутит ли он.

— Так вот же она!

Энди, прищурившись, посмотрел в зеркальце.

— О чем ты?

— Мы ведь ищем железную дорогу, — напомнил Уолли. — Так вот, мы ее только что проехали.

— О Господи, ты прав, — отозвался Энди и съехал на обочину, пропуская нагоняющий их огромный молоковоз. — А я еще подумал, что это за ухабы? Честно говоря, я редко обращаю внимания на мелочи.

— А следовало бы! — заметил Уолли.

Энди дождался, пока проедет фургон, затем развернул машину и, возвратившись к железной дороге, вновь съехал на обочину, обильно заросшую весенними цветами. Выйдя из машины, Джон, Энди и Уолли потянулись, потопали ногами, словно разыскивая провалившийся сквозь прореху в кармане четвертак, и пошли осматривать рельсы.

Это была одноколейка — два ржавых рельса, убегавшие в лес налево и направо и кое-где заросшие кустами и ползучими лозами. Отрезок рельсов на пересечении с дорогой выглядел чуть менее заржавленным, чем остальные участки, перекрашенные временем в красно-черный цвет. По обе стороны асфальтовой дороги пути были перекрыты шлагбаумами, двумя горизонтальными железными скобами, укрепленными на стойках, залитых бетоном. Когда-то шлагбаумы были белыми, но почти вся краска уже облетела. На них висели таблички «ВЪЕЗД ВОСПРЕЩЕН».

Энди с улыбкой смотрел на рельсы.

— Знаете, что это мне напоминает? — спросил он.

— Мальчика-с-пальчик, — ответил Джон, не находя в этом сравнении ничего забавного.

Энди же веселился от души.

— Ты прав! — воскликнул он.

Джон огляделся и спросил Уолли:

— В какой стороне водохранилище?

Уолли ткнул пальцем вправо:

— В двух милях отсюда.

— Две мили... — повторил Джон, вздыхая.

— Не так уж далеко, — заметил Энди. — Прогуляемся две мили по свежему воздуху.

— Четыре мили, — сказал Джон. — Или ты собрался остаться там навсегда?

— Ну что ж, пойдемте, — предложил Энди и двинулся в обход заграждения.

— Я так понимаю, что на машине по рельсам не проедешь, — сказал Джон.

— Даже будь у машины такая же колея, нам, чтобы проехать, пришлось бы свалить три-четыре дерева, — сказал Энди, заходя за шлагбаум и присоединяясь к нему.

— Колея? При чем здесь колея? — спросил Джон, глядя на Энди.

— Если бы расстояние между рельсами совпадало с расстоянием между колесами машины, мы могли бы спустить немного воздуха из шин, поставить автомобиль на рельсы и ехать по ним, — пояснил Энди. — Но поскольку расстояния скорее всего разные, то мы не сможем поставить машину на пути, так что и разговаривать не о чем. Почему бы нам просто не пройтись?

— У меня ботинки жмут, — сказал Джон, но, покачав головой, все же обошел шлагбаум, и все трое отправились по старой линии в сторону водохранилища, старательно приноравливая шаг к расстоянию между полусгнившими шпалами. Уолли спросил:

— Энди, а что такое мальчик-с-пальчик?

— Локомотив, — пояснил Энди. — Как-то раз нам с Джоном и еще несколькими ребятами понадобилось попасть в одно место, обнесенное изгородью под напряжением. Там были такие же старые рельсы, а локомотив мы взяли в цирке — восхитительный старенький паровозик, раскрашенный всеми цветами радуги. Его называли «Мальчик-с-пальчик». В общем, мы проехали сквозь забор и сделали свое дело, — добавил он, глянув на Джона.

— Не сразу и не полностью, — неохотно согласился Джон.

Уолли очень хотелось узнать, что это за место с электрическим забором и что за дело сделали Энди с ребятами, но он не знал, как спросить. К тому же он подозревал, что Энди все равно не ответит. Энди рассказывал обо всем охотно и откровенно, но через некоторое время выяснялось, что он вел речь лишь о том, что хотел, и больше из него ничего нельзя было вытянуть. Уолли представил себе ярко раскрашенный паровозик, ломящийся сквозь забор.

— Искры были? — спросил он.

— Еще бы! — воскликнул Энди и рассмеялся. — Сыплются искры, вокруг мечутся взбешенные люди!

— Да уж, конечно, — поддакнул Уолли, надеясь услышать продолжение.

И тут в беседу вмешался Джон.

— Разве мы еще не прошли две мили? — спросил он.

— Оглянись, Джон, — сказал ему Энди. — И ты увидишь шлагбаум.

Некоторое время они шагали молча. Уолли размышлял о странной неточности, которую допустил Энди в рассказе о паровозе и заборе. В описываемой ситуации было бы логичнее говорить о людях, обезумевших от страха, но уж никак не о взбешенных. К чему бы это?

— Впереди забор, — сказал Энди.

Слева направо железнодорожную ветку пересекало сетчатое ограждение высотой восемь футов с натянутыми поверху тремя рядами колючей проволоки. Подойдя поближе, они увидели долгожданную надпись:

"ВХОД ВОСПРЕЩЕН

ТЕРРИТОРИЯ ВОДОХРАНИЛИЩА

ВИЛБУРГТАУН"

— Вот это да! — сказал Уолли. — И что теперь?

— Теперь я, пожалуй, присяду, — решил Джон и уселся на валявшуюся поблизости колоду.

Энди тем временем подошел к забору, достал из внутреннего кармана клещи и, опустившись на одно колено, принялся взрезать сетку снизу вверх. Уолли вытаращил глаза.

— Энди, ты режешь забор! — воскликнул он.

— Не станем же мы перелезать через него, — объяснил Энди. — А поскольку лопаты мы не прихватили и под забором пролезть не сможем, то ничего иного не остается.

Уолли посмотрел на строгую надпись «ВХОД ВОСПРЕЩЕН». В компьютерных играх порой приходилось избегать предписанных путей. Вероятно, сейчас происходило нечто подобное, но только в настоящей жизни. Уняв беспокойство, Уолли вдруг понял, что по большому счету его испугал не поступок Энди, а спокойствие последнего. Пускаясь в фантастическое приключение, Уолли всякий раз испытывал волнение и трепет — собственно, ради ради этого и создавались компьютерные игры, — а вот Джон и Энди действовали так, словно выполняли повседневную работу.

— Ну вот, — сказал Энди, поднимаясь и пряча клещи. — Джон, хочешь пойти первым?

Джон вздохнул, поднялся с колоды и подошел поближе, чтобы рассмотреть забор. Энди сделал вертикальный надрез фута четыре. Он был едва заметен.

— Хватит, — сказал Джон.

— Еще бы, — согласился Энди. — Уолли, потяни с той стороны, а я нажму с этой. Вполне достаточно, чтобы пролезть.

И все же щель оказалась очень узкой. Уолли тянул, Энди нажимал, и это выглядело так, словно они вскрывают конверт. Изрыгая проклятия, Джон пролез на ту сторону и перехватил край разреза из рук Уолли. Протиснувшись сквозь щель, сопя и едва не порвав при этом одежду, Уолли занял место Энди. Затем они вместе с Джоном оттянули изгородь, и наконец Энди тоже оказался по другую ее сторону.

До озера было еще шагать и шагать. Они шагали и шагали, Джон время от времени чертыхался, а Энди в ответ лишь с восторгом указывал на какой-нибудь особенно красивый цветок или причудливо изогнутое корневище. Наконец вдали заиграли солнечные блики на воде.

Что и говорить, картинка была впечатляющая. Железная дорога уходила прямо в озеро, исчезая под водой. Куда ни кинь взгляд, повсюду спутанные заросли кустов и низкорослых деревьев, спускавшихся к самому урезу воды и образующих непреодолимое препятствие на пути к водохранилищу.

Указывая влево вдоль заросшего берега, Энди заметил:

— В прошлый раз мы спускались в воду вон там. Значит, теперь мы находимся дальше от плотины, чем тогда.

— Не напоминай мне о прошлом разе, — попросил Джон и, обращаясь к Уолли, спросил: — Ты уверен, что рельсы идут до самого города?

— Да, конечно. И выходят на сушу по ту сторону озера, — сказал Уолли, указывая на противоположный берег. — Но оттуда до Паткинс-Корнерз гораздо дальше, чем отсюда.

На лице Энди появилось выражение сомнения.

— Решай сам, Джон. Если ты думаешь, что нам следует осмотреть рельсы на той стороне, что ж, давай поедем и посмотрим, — сказал он.

— Нет, — ответил Джон. — Меня интересует лишь то, что произойдет там, под водой. А этого мы не узнаем до тех пор... — Он вновь вздохнул и покачал головой. — ...пока вновь не спустимся на дно.

— Ну что ж, — сказал Энди, — главной целью нашей поездки было узнать, на месте ли рельсы и действительно ли они уходят под воду.

— Они уходят под воду и продолжаются там, в глубине, — заверил его Уолли.

— В общем, я тут все осмотрел, — заявил Джон, — и не вижу никаких оснований отказываться от дела. Значит, так тому и быть.

Уолли охватила волна воодушевления. Итак, они собираются предпринять вторую попытку. Может быть, подумал он, на сей раз они возьмут его с собой. Не для того, чтобы опускаться на дно водохранилища — у него и в мыслях такого не было — но, может быть, ему позволят остаться на берегу, помогать, делать все, что потребуется, и ждать возвращения Джона и Энди из мрачных глубин ледяного озера.

— Ну что, Джон? Что теперь? — спросил Уолли, стараясь говорить как можно более безразличным голосом.

— Теперь, — сказал Джон, — я пойду к Тому и скажу, что нам нужно дополнительное финансирование.

34

В помещении царил обычный полумрак, но Дортмундер ничего не мог с собой поделать и продолжал щуриться. Глаза еще помнили о просторах, лежащих за стенами здания аэропорта невероятно громадного, ровного, как доска, почерневшего от загара штата Оклахома. Дортмундер привалился к стене, а у его ног стояли две небольшие сумки. Мимо торопливо сновали пассажиры. Сквозь людской поток виднелся барьерчик, у которого стоял Том, беря напрокат (опять!) автомобиль у робота, напоминавшего внешностью невысокую улыбающуюся девушку. Дортмундер предъявил этому автомату удостоверение, поскольку именно ему предстояло вести арендованную машину, и потом отступил на дальние позиции, возложив на Тома неприятную задачу улаживать денежную сторону сделки.

Закончив переговоры, Том прошел сквозь поток пассажиров так, словно этих людей не было и в помине. В результате несколько пассажиров столкнулись между собой, но Тома никто даже не коснулся. Том взял свою сумку, стоявшую у левой ноги Дортмундера, и сказал:

— Все в порядке. Нам нужно выйти на улицу и подождать автобуса.

— Что, у них машины кончились? — спросил Дортмундер.

Том нахмурился.

— Автобус отвезет нас к нашему автомобилю, — сказал он. — И давай не будем начинать сызнова, Эл.

— Понятия не имею, о чем ты, — сказал Дортмундер и подхватил свой чемодан.

Они шли по аэровокзалу, привлекая к себе внимание каждого полицейского, каждого сотрудника ФБР и всех частных сыщиков, попадавшихся по пути. И каждый из них в глубине души был уверен, что эти два субъекта затеяли пакость. Едва завидев Дортмундера или Тома Джимсона, а особенно — их обоих, всякий представитель закона говорил себе: «У этих типов статья на лбу написана».

На улице был все тот же аэропорт — горизонтальные бетонные плиты меж вертикальных бетонных столбов, но Дортмундер знал, что Оклахома — здесь, вот она, за бетонным углом.

— Припекает, — посетовал он.

У каждой компании по прокату машин были свои автобусы, и все они щеголяли фантастическими расцветками, похожими на шляпы надстройками и торчащими не пойми откуда плавниками. Создавалось впечатление, будто оформлением автобусов занимались иллюстраторы книг научной фантастики. Руководствуясь непонятными Дортмундеру признаками, Том выбрал из множества автобусов один, и они сели в него вместе с целой кучей белокожих мужчин в костюмах и с набитыми одеждой сумками в руках. В толпе порядочных граждан Дортмундер и Том казались именно теми, кем были на самом деле: типичными бывшими зэками, от которых не приходилось ждать ничего хорошего. Впрочем, их заметил только водитель, и он продолжал наблюдать за ними в зеркальце все время, пока ехал по широкому залитому солнцем шоссе, ведущему к автостоянке бюро проката.

Все пассажиры, включая и Тома, сдали водителю бланки заказа, и тот высаживал каждого клиента прямо у машины, доставшейся ему в итоге великой лотереи. Том и Дортмундер получили крохотный белый автомобильчик, похожий на стиральную машину с четырьмя маленькими дверцами. Запихивая чемоданы на тесное заднее сиденье, Дортмундер сказал:

— Машины Энди мне нравятся куда больше.

— А мне нравятся машины, которые не числятся в розыске, — ответил Том.

Они уселись впереди. Дортмундер взялся за руль, и машина покатила мимо знаков, отмечавших выезды. Том включил радио и обнаружил, что к их услугам тридцать семь станций рок-музыки, четыре религиозные программы и один канал «общей информации», которая на поверку оказалась нескончаемым потоком спортивных новостей. В конце концов Том остановился на религиозной программе и удовлетворенно откинулся на спинку сиденья.

«Зверь уже среди нас, о братья мои! Но ему не скрыться от взора нашего Господа и Создателя! И не скрыться тем из нас, кто даст зверю убежище...»

— Хи-хи, — сказал Том.

Они довольно быстро выбрались из аэропорта и оказались в пустоте. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась абсолютная пустота.

— Ты только представь, как здесь было до тех пор, пока не пришел белый человек, — заявил Том, оглядывая эту окружавшую их пустоту.

— Ага, — отозвался Дортмундер.

Человеку, всю жизнь прожившему в городах или среди живописных гор и холмов, эта колоссальная пустошь представлялась особенно жуткой. Выпущенная в тысяче миль отсюда случайная пуля могла снести тебе голову. Дортмундер вел свою стиральную машину по широкой белой дороге в скудном потоке автомобилей и пытался представить себе, что у него просто начались нелады с периферийным зрением, а на самом деле и слева, и справа что-то есть: здания, холмы, деревья. Хоть что-нибудь. Дортмундер радовался тому, что он по крайней мере сидит. Поднявшись на ноги, он подверг бы себя риску потерять равновесие.

— Езжай в Норман, — велел Том, когда впереди показался клеверный лист развязки на пересечении с другим шоссе. Над дорогой возвышались мостики пешеходных переходов, похожие на крокетные ворота.

— Я смогу его увидеть? — спросил Дортмундер.

— Что увидеть? Норман? Нет, мы свернем в сторону, не доезжая до Нормана, и покатим на запад.

— Я хотел узнать, смогу ли увидеть его хотя бы издалека, — пояснил Дортмундер.

Том нахмурился, задумавшись над словами Дортмундера. Тем временем радио продолжало в самых изысканных выражениях вещать о разнообразных событиях, происходящих в преисподней.

— Ты имеешь в виду, что местный пейзаж несколько однообразен, — произнес Том серьезным тоном.

— Да уж.

— А я здесь вырос, — продолжал Том. — Помнишь «Наступление песков»?

— Это про Окки, что ли?

— Да, я и был настоящим Окки, коренным оклахомцем, — сказал Том. — Но не таким, как в том фильме.

— Это точно.

— Тот Окки все больше сидел у костров да песенки распевал. Помнишь, как он заявился на бензоколонку в старом грузовике, набитом матрацами и бабьем, да еще с умирающим стариком в придачу? Что бы ты сделал на его месте?

— Я бы заправился и смылся.

— А в кино они честно расплатились за бензин.

— Но ведь и ты арендуешь машины, — заметил Дортмундер.

— Тут совсем другое дело, — сказал Том. — Я делаю все, что нужно, чтобы облегчить себе жизнь. Например, арендую машины, потому что могу себе это позволить.

— А что бы ты сделал на месте Окки на той заправке?

— Отстреливал бы хозяину палец за пальцем, пока тот не вспомнил бы комбинацию сейфа, — ответил Том. — Приготовься, сейчас нам сворачивать.

35

Как выяснилось, тайник в церкви был единственным личным банком Тома на северо-востоке страны. Том неохотно признался, что ему удалось уберечь от жадных лап адвокатов еще несколько тайников, однако все они были далеко, в разных штатах. Том не хотел никуда ехать, не желал делиться последними запасами и вообще ничего не собирался делать. Поэтому Дортмундеру пришлось предложить ему ехать вдвоем, захватив с собой минимум багажа на тот случай, если придется задержаться на месте. Впрочем, он намеревался проделать все как можно быстрее. Добраться до нужного места, взять деньги и сразу уехать обратно.

— Только что-нибудь попроще, Том, — попросил Дортмундер. — Никаких свадеб, никаких столпотворений.

— Что ж, — отозвался Том. — Надеюсь, тебя устроит место, где вообще никого нет? Как насчет города-призрака?

Туда они и отправились. По дороге Том рассказал Дортмундеру историю города Кронли, штат Оклахома. В начале века этот город был центром скотоводства и крупным транспортным узлом, однако со временем от цветущего организма осталась лишь иссушенная зноем пустая оболочка.

— И все из-за железной дороги, — сказал Том.

— Железные дороги... — откликнулся Дортмундер, ведя машину по пустому двухполосному шоссе в сердце Оклахомы и размышляя о стальных путях, уходящих под воду среди зеленых холмов на севере штата Нью-Йорк. — Внезапно появились железные дороги и подмяли все под себя.

— Нет, с Кронли произошла другая история, — сказал Том. — Город внезапно лишился железной дороги.

— Такое происходит сплошь и рядом.

— Здесь случай особый, — ответил Том. — Кронли начинался с небольшого фермерского поселения, на маленьком ручье, протекавшем между реками Канейдиан и Симаррон. Люди покупали там соль и торговали молоком. Во времена Гражданской войны к городу подвели железную дорогу. Кронли все разрастался, стал столицей округа, обзавелся складами, конторами предпринимателей; там был построен огромный пятиэтажный отель для заезжих дельцов, самое высокое здание в городе.

— Целых пять этажей! — поразился Дортмундер.

Том пропустил его замечание мимо ушей и продолжал:

— Засуха тридцатых годов особенно крепко ударила по городу, потому что местные фермеры разъехались и население изрядно сократилось. И все же город продолжал жить, пока в пятидесятых годах Оклахома не допустила серьезную ошибку.

— Оклахома? Весь штат?

— Да, — ответил Том. — Видишь ли, Оклахома сохранила у себя сухой закон после его отмены по всей стране. Возьми человека, Эл, заставь его страдать, и он решит, что горе и невзгоды ниспосланы ему Господом в наказание за тяжкие грехи. Человек решит, что, если причинить самому себе еще большие страдания, то, может быть, Боженька его простит. Один парень в тюрьме рассказывал мне, что в средние века люди хлестали себя плетьми, дабы уберечься от чумы. Короче говоря, Оклахома, и без того иссушенная зноем, многострадальная и пыльная, решила еще подсушиться — авось, Господь смилуется. Итак, выпивка оказалась под запретом.

— Так в этом и состояла роковая ошибка? — спросил Дортмундер. — Сухой закон прикончил целый город?

— С него все началось, — ответил Том. — Видишь ли, стоит написать какой-нибудь закон, и, как бы тот ни был суров, всегда найдется кто-нибудь, кто пожелает еще больше усугубить его гнет. Именно это и произошло в пятидесятых годах. Полицейские штата Оклахома садились в транзитные поезда и арестовывали барменов в вагонах-ресторанах за торговлю спиртными напитками в «сухом» штате.

— Минутку, — попросил Дортмундер. — Ты говоришь, в поездах?

— В проходящих поездах, въезжавших на территорию штата с одной стороны и выезжавших с другой. Полиция забирала бармена и сажала его на ночь в кутузку. А на другой день приезжал адвокат железнодорожной компании и вызволял парня. Веселенькая ночка для бармена, а? — Том улыбнулся, умудрившись не пошевелить при этом губами. — Эл, сворачивай вон на ту дорогу, — добавил он.

Впереди показался небольшой знак, возвещавший о приближении левого поворота. С тех пор, как Том некоторое время назад взял на себя обязанности штурмана, каждый очередной поворот выводил их на все более безлюдные и узкие дороги. Сейчас Том велел Дортмундеру свернуть с пустого двухрядного асфальтового шоссе на узенькую покрытую гравием и политую битумом дорожку, вившуюся по заросшей чахлым кустарником местности, подобно следу спятившей от жажды змеи.

Одно радовало: здесь, в самом сердце штата, местность была уже не такой однообразной, как раньше. Дорогу обступили приземистые, голые, выжженные солнцем холмы, а вдали виднелись чуть более высокие и скалистые, но столь же безжизненные нагорья. Дорога, на которую они свернули, мало-помалу забиралась все выше и становилась все более ухабистой и каменистой, словно ее изредка поливали дожди. Теперь Дортмундеру приходилось держать руль обеими руками. Объезжая кочки и рытвины, он сказал:

— Итак, мы остановились на том, что барменов сажали на ночь в каталажку.

— Да, — подтвердил Том. — И поэтому в последующие годы железнодорожные компании направляли поезда по путям, пролегавшим все дальше от Кронли, и в итоге в Оклахоме вовсе не осталось действующих железных дорог.

— Ты это серьезно? — спросил Дортмундер, поражаясь и вместе с тем восторгаясь масштабами постигшей Оклахому кары.

— Вполне, — сказал Том. — И это положение сохранилось до наших дней. Открыв карту «Амтрак», ты увидишь, что железнодорожные пути огибают Оклахому, не заходя на ее территорию. Именно это обстоятельство погубило Кронли. Нет поездов — нет резона оставаться в этом проклятом Богом месте. Где-то здесь нужно будет свернуть... За здешними дорогами никто не следит, и нам придется смотреть в оба.

— Налево или направо?

— Направо.

Дортмундер чуть притормозил и прижал стиральную машину к правой обочине узкой дороги. И все же они едва не прозевали нужный поворот.

— Проклятие! — выругался Том. — Проскочили! На сей раз это моя вина. Я должен был его заметить.

Дортмундер затормозил и внимательно посмотрел на Тома.

— На сей раз, говоришь?

— Да, на сей раз, — ответил Том, оглядываясь и рассматривая через правое плечо дорогу, по которой они только что проехали. — Давай вернемся, Эл. Слышишь?

Дортмундер набрал в грудь воздуху и задержал дыхание. Потом кивнул сам себе, выпустил воздух из легких, включил заднюю передачу, и стиральная машина рванулась назад. Из-под ее колес во все стороны брызнул гравий.

— Успокойся, Эл, — примирительно произнес Том, выглядывая в свое окно. Затем высунул наружу руку и указал пальцем: — Вот он. Видишь?

Наконец Дортмундер увидел потрескавшийся асфальт, засыпанный землей и покрытый растительностью.

— Это и есть дорога?

— Когда-то эта дорога вела в обратную сторону, — сказал Том. — Кстати, та дорога, на которой мы находимся сейчас, тоже в свое время была асфальтированной.

— Почему бы нам не поехать по дороге, что ведет к городу?

— Ее уже нет. Часть дороги разрушили при постройке шоссе, а часть полосы отчуждения была распродана фермерам.

— Далеко еще?

— Миль шесть.

— Я не уверен, что мы сможем проехать, — сказал Дортмундер. — Тут нужен джип, а то и танк.

— Все будет в порядке, Эл, — заверил его Том. — Ты знай крути баранку.

Дортмундер направил свой маленький белый аппаратик по дороге, которая была ему явно не по колесам. Покрытие большей частью раскрошилась, растрескалось или было размыто дождями. То, что уцелело, поросло травой, пробившейся сквозь асфальт. Когда-то дорога была достаточно широка и имела две полосы, однако самые сильные разрушения пришлись на края, так что временами дорога сужалась до ширины машины, и ни на одном из своих отрезков не выглядела хоть сколь-нибудь прилично и цивилизованно.

Впрочем, Тому было наплевать. Автомобиль проезжал мили четыре в час, и на такой скорости они добрались бы до Кронли часа через полтора. Дортмундер сгорбился над рулевым колесом и, прижав лоб к ветровому стеклу, всматривался в ухабы, грозившие переломать машине оси.