— Теперь видишь? — спросил Тайни.

Келп уставился в окно, глядя слишком высоко и далеко.

— Что я вижу?

— У него только уши работают, — заметил Дортмундер.

Тайни недовольно покачал головой и, выбравшись из кресла, отправился на поиски ножниц. Келп высунул голову в окошко, огляделся и лишь теперь заметил сетчатую ограду с рядами колючей проволоки наверху, поблескивающую в неярком свете луны на фоне леса и исчезающую в простирающейся влево и вправо беспросветной тьме.

— Вы только посмотрите! — воскликнул он.

— Уже посмотрели, — отозвался Дортмундер.

Тайни подошел к шлагбауму и расправился с ним так же, как с предыдущим. Фургон медленно и величаво, словно огромный океанский лайнер, вплыл по освобожденной дороге на территорию водохранилища. Затем он притормозил, и Тайни залез в кабину со словами:

— Я видел краешек. Прямо по курсу.

— Краешек чего? — осведомился Келп.

— Водохранилища.

— Смотри не въедь в него, — предупредил Дортмундер.

— Не въедет, — сказал Тайни. — Он услышит плеск воды.

Келп медленно повел фургон вперед, и наконец за деревьями показались золотисто-шафранные блики лунного света на неровной поверхности воды. Футах в пятнадцати от уреза воды фургон выехал на грунтовую площадку, и Келп нажал на тормоза.

— Вот мы и приехали, — сообщил он. — «Сквозь сомнения и тернии я прокладываю путь».

— Кабы не кусты, ничего бы у тебя не вышло, — заметил Тайни.

Все четверо вышли из фургона и спустились к воде, чтобы бросить взгляд на мерно колышущуюся поверхность. Озеро казалось очень глубоким и вовсе не было похоже на творение человеческих рук. В оранжевом свете полной луны, стоявшей над самыми вершинами холмов, водохранилище Вилбургтаун казалось древним, бездонным, пугающе-черным. Должно быть, в нем обитают чудовища с огромными глазами, острыми зубами и длинными белыми костлявыми конечностями.

— М-да, — проговорил Дортмундер.

— Ну что ж, — отозвался Келп. — Вот мы и приехали. Полагаю, стоит поторопиться.

— Не будем терять времени, — сказал Том.

— Не будем, — согласился Дортмундер.

Подволакивая затекшие ноги, Келп и Дортмундер вернулись к фургону и выгрузили снаряжение — гидрокостюмы, баллоны, подводные фонари и все прочее. Затем они принялись стаскивать одежду в прохладном ночном воздухе, а Тайни хмуро посмотрел налево и пробурчал:

— Плотина где-то рядом, так?

— Ты можешь увидеть отсюда ее изгиб, — ответил Том, тыча пальцем.

— А может быть, там внутри кто-то сидит и смотрит в нашу сторону, — сказал Тайни.

— Нет. — Том замахал обеими руками, отметая это предположение. — Все окна обращены к долине. Тебе не о чем беспокоиться, Тайни. Мы здесь одни.

Неподалеку от них Дортмундер и Келп облачались в гидрокостюмы. Услышав последнее замечание Тома, они переглянулись. Но не сказали ни слова.

— Эге! А вот и муженек явился!

— Привет, гуляка! Ого, да у тебя такие мешки под глазами!

— Не взять ли тебе отпуск, чтобы отоспаться? Не стесняйся, работа никуда не убежит. А как твое орудие? Похудело малость?

— С чего бы ему худеть? Похоже, парень так им и не воспользовался. Забыл дома снаряды!

— Сточилось до основания!

— Присаживайся, Бобби, тебе нужно возместить потерю сил!

— Ага, — отозвался Боб, кивая насмешникам, дабы не выдать горьких дум. Он заранее знал, что по возвращении к рабочему месту на плотине ему придется вытерпеть немало насмешек, и оставалось лишь подыгрывать шутникам и ждать, пока им самим не наскучит эта игра.

Впрочем, держать рот на замке оказалось не так-то просто. Ведь он лишил Тйффани невинности задолго до свадьбы, но уж никак не во время медового месяца. Первые двое суток супружеской жизни Тиффани пребывала в самом дурном расположении духа, психовала по каждому поводу. Ей не понравился перелет, не понравился отель и вообще весь остров Аруба целиком. Боб держался спокойно, был внимателен к супруге, и в конце концов на третий день Тиффани малость успокоилась, и ее настроение улучшилось. Поэтому им удавалось провести немало приятных часов, пока не начиналось утреннее недомогание, которому Тиффани была подвержена все последние пять месяцев. Особенно ужасным в этом смысле — для всех, кого это касалось, и в особенности для тех, кто сидел рядом, — оказался обратный авиаперелет.

Короче говоря, все эти шуточки и подначки были не по адресу. Однако Боб не имел ни малейшего желания объяснять подробности этим шутам. Трое его товарищей по ночной смене на вилбургтаунской дамбе (как, впрочем, и сам Боб) не отличались способностью к сочувствию и сопереживанию. Шутки становились все злее, а в их фальшиво-дружелюбном тоне явственно сквозило желание вывести Боба из себя. Боб уныло поплелся к своему пульту и принялся вникать в дела. За время его отсутствия их накопилось немало. Заполнить бланки, ввести в компьютер данные, разобраться с контролем безопасности и обслуживанием, отослать отчеты в управление водопроводов Нью-Йорка; пенсии, страховки, сверхурочные, профвзносы, налоговая документация, четыре человека из городской полиции, прикомандированные к плотине, счета за электричество и телефон...

А дружки и не думали браться за работу. Они продолжали отпускать остроты, невзирая на то, что Боб уже трудился. Эти трое, такие же ничтожные писари, как и он сам, рабы плотины, считали работу скучным и утомительным делом, рассматривая свое нынешнее положение лишь как трамплин для выхода в сферы, достойные взрослого мужчины. Впрочем, им было суждено провести здесь долгие годы, пока город не наймет еще более зеленых юнцов и не сунет их в плотину, словно червей в гидропонную грядку, чтобы Боб и его коллеги смогли наконец перейти на дневной режим и переключиться на наблюдение за образованием облаков и защиту водохранилища от рыболовов, любителей кататься на лодках, ныряльщиков, аварий и всяких психов, располагающих достаточным количеством ЛСД, чтобы свести с ума все юго-восточное побережье.

Что такое дневная смена? Это когда хотя бы изредка звонит телефон, когда можно перекинуться словечком с проходящим мимо механиком, когда хоть что-нибудь да происходит. А до тех пор, пока не наступит это блаженное время, им четверым остается лишь неизбывная скука, в таких условиях любое событие — например (а точнее говоря — в особенности), когда сотрудник возвращается из свадебного путешествия, — становится чем-то достойным смакования, обсасывания, обмусоливания, старательного пережевывания, разборки по косточкам и раскладывания по полочкам.

— Сейчас вернусь, — сказал в конце концов Боб, ощущая острое желание хотя бы ненадолго избавиться от этой белиберды. Он поднялся и, отвернувшись от бумаг, компьютерного экрана и лиц своих лучших друзей, добавил: — Мне надо подышать свежим воздухом.

— Дюжину устриц — вот чего тебе нужно!

— Ему нужно шину на его штуку! А, Бобби? Гипс длиной дюйма эдак в четыре!

— Коли так, Тиффани можно только позавидовать. С таким пистолетом он вряд ли смог бы сделать свое грязное дельце, так что девушка, видать, вовсе ничего не почувствовала и продолжала спокойно спать!

Господи Боже мой! Боб вышел за дверь и по бетонным ступеням спустился на узкий мостик, проходивший вдоль тела дамбы со стороны озера чуть ниже дорожного полотна. Как здесь было красиво! Еще на Арубе Боб впервые ощутил тягу к прекрасному и теперь отчетливо сознавал, какое это чудо — северный весенний пейзаж, едва заметные очертания сосен, огромная оранжевая луна, зубчатые вершины гор, тихая вода.

И вот он наедине с этой красотой. Отсюда было видно лишь одно здание; слева, там, где проходящая по верху плотины дорога смыкалась с дальним краем ущелья, стоял квадратный одноэтажный домик, в котором размещался полицейский участок. Сейчас домик пустовал, поскольку на ночь полицейские разъезжались по домам, готовые примчаться по телефонному вызову. В случае серьезных происшествий можно было обращаться также и к местным органам правопорядка.

Если же не обращать внимания на маленький домик и, повернувшись к дамбе спиной, посмотреть в сторону озера, все выглядело точно так, как в эпоху индейцев, задолго до появления первых выходцев из Европы, которые поднялись по Гудзону и основали свои поселения. Чуть прикрыв глаза, можно было воочию представить себе молчаливых индейцев в каноэ, скользящих по поверхности озера. Разумеется, этого озера тогда не существовало, и воображаемым лодкам пришлось бы плыть среди верхушек деревьев на высоте пятидесяти — шестидесяти футов, однако само видение было на редкость впечатляющим.

Итак, он здесь один. И никому более не суждено услышать вот этот легкий всплеск, что раздался где-то далеко справа. И кто мог помешать ему вообразить, что это был всплеск индейского весла? Впрочем, Боб прекрасно понимал, что это рыба шлепнула хвостом.

Пока Келп, морщась от холода, трогал пальцами ног воду, дабы определить ее температуру, Дортмундер приладил маску и, следуя наставлениям Дага Берри, вдохнул через нос, чтобы создать разрежение, обеспечивающее водонепроницаемость. Затем он сунул в рот мундштук, вдохнул воздух из баллона и в который уже раз ощутил приступ клаустрофобии. Как только маска и дыхательный прибор изолировали его лицо от внешнего мира, Дортмундер почему-то сразу же начинал вспоминать тюрьму.

— Ты готов? — спросил Келп, слова которого, разумеется, означали, что сам он еще не готов, поскольку никак не мог бы разговаривать с мундштуком в зубах.

Вместо ответа Дортмундер побрел к воде, с трудом переставляя ноги.

Поскольку они намеревались не нырнуть, а войти в озеро, поскольку они собирались не плавать под водой, а ходить по дну пешком, на их ногах вместо обычных ласт красовались короткие сапоги на «молнии». От этого их погружение выглядело менее неуклюжим, чем у хлюпающих ластами ныряльщиков. Менее неуклюжим — но лишь совсем чуть-чуть.

Разумеется, они могли войти в озеро куда более изящно, не окажись оно таким ужасающе холодным, отчего Дортмундер и Келп отпрянули назад, едва коснувшись воды. Они переглянулись — две фигуры в масках, с фонариками в руках и висящими на поясе маленькими лопатками (вокруг талии Дортмундера был обвязан конец длинной белой веревки) — и сделали вторую попытку.

Ледяной холод. Самый страшный способ спускаться под воду — это входить в нее постепенно, когда каждый кусочек тела замерзает по отдельности, дюйм за дюймом. Как только вода достигла уровня бедер, Дортмундер почувствовал, что больше не в силах терпеть эту затяжную пытку и попросту уселся в воду, которая тут же затопила гидрокостюм до самого горла. В первый момент он подумал, что у него сейчас остановится сердце, но затем костюм начал делать свое дело, и прилегающие к коже слои воды разогрелись, как это бывало на тренировках в бассейне на Лонг-Айленде. Дрожь ослабла, перестали ныть зубы, а волосы вновь заняли свое место на коже черепа.

Стоявший рядом Келп, посмотрев на Дортмундера, последовал его примеру и, судя по всему, прошел сквозь те же круги ада. «Мне очень плохо, но я буду жить», — подумал Дортмундер. Эта мысль принесла ему нечто вроде мрачного удовлетворения.

Настало время действовать. Дортмундер еще раз с некоторым напряжением согнул ноги в коленях, но подниматься на сей раз не стал и, по-прежнему сидя, чтобы не высовываться из воды, оглянулся на берег, где на светлом фоне фургона виднелись фигуры Тома и Тайни. Тайни опирался на треножник лебедки, Том стоял сбоку — ни дать ни взять злой дух озера.

Тайни справится с ним, подумал Дортмундер. Тайни сумеет за себя постоять. Это уж точно. Тайни — сильный, осторожный парень, он останется хозяином положения. Успокоив себя этой мыслью, Дортмундер развернулся и начал погружение, двигаясь гусиным шагом.

Грунт под его ногами был топкий и скользкий. По мере того как Дортмундер опускался все глубже, ил начинал засасывать сапоги, норовя сорвать их с ног, так что приходилось двигаться все осторожнее, на каждом шагу вытягивая ноги из липкой грязи, которая цеплялась за обувь своими невидимыми пальцами.

Холодная вода коснулась голого подбородка под загубником. Настало время погружаться с головой. Дортмундер бросил в сторону берега затравленный взгляд, но он уже слишком далеко зашел в озеро и толком ничего не рассмотрел. Тайни, Том и фургон скрылись в темноте где-то под кронами деревьев.

Все в порядке. Пора идти под воду. И Дортмундер пошел.

Фонарь. Как его включают? Где-то здесь должна быть кнопка...

Справа показался еле заметный огонек — видимо, Келпу удалось зажечь свой фонарь. Значит, это вполне возможно, и нечего паниковать. Нужно лишь вглядеться во тьму и отыскать выключатель. Сосредоточившись на этой насущной задаче, Дортмундер забыл о мундштуке и вдохнул через нос. Его ноздри тут же заткнула резина маски, впившейся краями в кожу щек и лба.

Какое ужасное ощущение! Перепуганный Дортмундер глотнул воздуха из трубки и обнаружил, что дышит. Затем он нащупал выключатель фонарика и щелкнул кнопкой. Если видимость от этого и улучшилась, то очень незначительно.

Вода оказалась чрезвычайно мутной. Намного мутнее той, что течет из кранов в городских домах. Эта вода была бурого цвета. В ней кишели миллионы крохотных волосатых молекул грязи, отражавших свет в виде призрачного коричневого ореола.

Даже дна не было видно. Дортмундер направил фонарик отвесно вниз, но смог разглядеть лишь собственные колени. Глубже свет не проникал. Обутые в сапоги ступни терялись где-то в бурой жиже. Из-за спины Дортмундера вверх под углом уходила толстая белая веревка, плавучести которой хватало лишь на то, чтобы зависнуть в нескольких дюймах от поверхности воды. Плетеная белая линия веревки исчезала во тьме не более чем в двух футах от Дортмундера.

Первоначальный замысел состоял в том, что, если Дортмундер и Келп пойдут по прямой, то в конце концов наткнутся на старую дорогу, которая раньше вела из Дадсон-Парк в Паткинс-Корнерз. Для этого нужно было спуститься вниз и свернуть направо. По данным компьютера Уолли, асфальт дороги сохранился, хотя его мог частично покрыть подвижный ил. Если Дортмундер и Келп не смогут рассмотреть дно, это усложнит поиски дороги. Однако, даже занесенная илом, твердая поверхность асфальта не станет пытаться стаскивать с ног сапоги, и это может дать ключ к решению задачи.

Короче, им следовало держаться вместе и продвигаться вперед. Держаться вместе. Дортмундер огляделся, но не увидел света фонаря Келпа. Может быть, потому, что он зажег свой фонарь? Отыскав включатель — ну зачем эти кнопки делают так, что их невозможно найти! — Дортмундер погасил свой огонек и медленно повернулся вокруг собственной оси, всматриваясь сквозь стекло маски в непроглядную тьму. Хоть глаз выколи. Ни капли света, один лишь мрак. Ледяная, мокрая тьма, давящая сверху, стесняющая грудь и лоб, жмущая на хрупкое стекло маски и...

Кнопка!

Снова вспыхнул тусклый бурый огонек, вырвав из черноты узкий туннель света, в котором стоял Дортмундер.

Где же Келп? Черт побери, а ведь он мог и заблудиться. Будем надеяться, что он не запаникует, сказал себе Дортмундер, испугавшись, что Келп может не совладать со своими нервами, и понимая, что у того нет толстой белой веревки, которая, что бы ни случилось, по-прежнему соединяла Дортмундера с лебедкой, с Тайни, с берегом, с миром, полным воздуха и света.

Нужно было идти вперед. Идти вперед. Включить фонарик, чтобы сориентировать Келпа, покрепче ухватиться за веревку — единственную нить, на которой держалась его жизнь, и идти вперед, ощупывая дно под ногами и надеясь, что проклятая дорога в конце концов отыщется.

На кой черт я это делаю?

Ботинок Дортмундера уткнулся в что-то твердое. Это «что-то» оказалось столь же крепким, как и пришедшийся по ноге удар. Ну и дела! Что же дальше?

Дортмундер низко наклонился, ткнул фонариком в грязь и увидел прямо перед собой пень, оставшийся от срубленного дерева. Большая часть коры сгнила и облетела, обнажившаяся древесина порыжела и раскрошилась, а под слоем колышущейся грязи скрывались корни. Корни — черные и кривые, словно пальцы колдуньи — со всех сторон цеплялись за ноги Дортмундера.

Дортмундер шагнул вправо и налетел на что-то еще. Это был другой пень, около фута в высоту, чуть потолще первого. Склонившись над ним, Дортмундер повел фонариком по дуге; его свет вырывал из тьмы все новые и новые пни — коренастую армию пней, толстых и тонких, сгнивших и рассыпавшихся. Они стояли неровными шеренгами — приземистые, не выше фута. Дортмундер описал фонариком более широкую дугу и, развернувшись, обнаружил, что они уже за его спиной — тысячи пней, осаждавших его сплоченными рядами. Их корни переплетались, словно пни дремали здесь все эти годы, подстерегая гостей, неторопливо дожидаясь благоприятного момента и зная при этом, что однажды темной ночью Дортмундер спустится сюда, и уж тогда...

Ну все, хватит! Они ведь неживые, верно? Обыкновенные пни, и ничего более. Нужно взять себя в руки.

Дортмундеру вспомнилась одна деталь, заложенная Уолли в компьютерную модель долины. Прежде чем пустить туда воду, большую часть деревьев спилили, а большинство домов разобрали. Исключение составили лишь совершенно бесполезные постройки и большие кирпичные здания — например, две церкви, пожарная каланча и та самая библиотека, за которой Том Джимсон закопал свой клад. Впрочем, с этих зданий сняли деревянные двери, лестницы, полы и все прочее, что еще могло пойти в дело.

До сих пор Дортмундер серьезно не задумывался, к чему все это может привести. Он не подумал даже о том, как трудно будет спускаться сквозь частокол спиленных деревьев. Но даже если бы Дортмундер и вспомнил о пнях, он все равно понятия не имел о царившей в воде непроглядной тьме и полной невозможности рассмотреть хоть что-нибудь на расстоянии, превышающем несколько футов от горящего фонаря. Он понятия не имел о том, как трудно передвигаться по склизкому илу.

Пригнувшись ко дну и чувствуя поясницей впившиеся в кожу веревку и пояс с грузилами, Дортмундер предпринял попытку отыскать дорогу среди пней. Он двинулся вперед, спотыкаясь о корни и камни (тут были еще и камни), и, вынужденный то и дело сворачивать в сторону, в конце концов осознал, что потерял направление, которое обозначалось словом «вперед».

«Идти вперед» означало «спускаться вниз», не так ли? Оставалось лишь выяснить, где он, этот самый «низ». Стоя в середине крошечного освещенного пятачка, было совершенно невозможно отличить спуск от подъема, уклон — от горизонтальной поверхности.

Куда идти, чтобы добраться до цели? И, что гораздо важнее, куда идти, чтобы вернуться назад? Дортмундер нацелил фонарик на тянувшуюся за ним веревку, но та колыхалась в воде, подчиняясь напору легких потоков и, описывая полупетли, скрывалась во тьме и вновь появлялась из ниоткуда.

Дортмундер поглядел вверх, стараясь определить обратный путь по линии веревки, чуть покачнулся, споткнувшись о что-то еще, на мгновение потерял равновесие, тут же его восстановил, и в этот миг его правая нога выскользнула из ботинка.

Голая ступня сразу погрузилась в холодную мокрую грязь и основательно в ней увязла. Дортмундер потянул ногу вверх и почувствовал, как его стопа коснулась толстого корня и, скользнув под него, намертво там застряла.

Дортмундер быстро наклонился, поводя фонариком из стороны в сторону, чтобы узнать, что произошло с ногой. Неожиданно фонарик ударился о соседний пень, выскользнул из пальцев и пропал.

Темнота. Чернота кругом. Только без паники. Фонарик упал где-то рядом, во тьме. Там же остался и сапог. Там же осталась нога, запутавшаяся среди корней. Только без паники.

Сколько времени он провел под водой? В баллонах воздуха на час. Неужели он торчит здесь уже целый час? И что это за странный привкус появился у воздуха?

Только без паники. Не паниковать.

А что ему оставалось, черт побери?

Боб стоял, облокотившись о поручень мостика, и рассматривал расстилающееся перед ним тихое озеро, которое все ярче сверкало в лучах восходящей луны. Размышляя об изменениях, произошедших за последнее время в его жизни, Боб впервые пожалел о том, что у него нет настоящего друга. Не приятелей, которых у него хватало всю жизнь — в школе, в колледже, — не дебилов наподобие этих трех шутов, что работали вместе с ним на плотине, а друга — настоящего друга, с которым можно было поделиться самыми сокровенными мыслями.

Ну вот, к примеру. Разве мог он поговорить с этими дураками о том, каково просыпаться в одной постели с женщиной? Нет, они не доросли до таких вещей. Боб знал из богатого опыта о том, что такое укладываться с женщиной в постель. Но ему и в голову не приходило задуматься над тем, каково просыпаться с женщиной, просыпаться утром рядом с другим человеком, женщиной в полном смысле этого слова. Ему было совершенно незнакомо это чувство, охватывающее тебя сразу, как только ты открываешь глаза.

С чем его можно было сравнить? Это было довольно странное ощущение, и не слишком приятное к тому же. И уж никак не плотское. Что-то вроде того, как если бы ты держал в своей комнате крупное животное — овцу, оленя, козу. Впрочем, порой оно больше напоминало лошадь. Оно кашляло и посапывало, почесывалось и бродило по комнате, открывая и закрывая ящики — бледное и бескровное, словно жертва вампира без своей обычной косметики. Словно...

Чудовище! Боб испуганно наблюдал за существом, показавшимся из-под воды. У чудовища была огромная голова ящерицы, длинные, лежащие на спине уши, в змеиных глазах отражался белый лунный свет. Его тело было покрыто чешуей, блестевшей почти как металл. Типичное морское чудовище, никаких сомнений!

Существо направлялось к берегу. Боб следил за ним, часто и глубоко дыша, едва не теряя сознание. Здесь, в вилбургтаунском водохранилище! Прямо как лох-несское чудовище! Прямо как в романе Стивена Кинга! Здесь, у него на глазах!

Около самого берега морское чудовище (озерное? водохранилищное?) вновь нырнуло и исчезло. На его месте остались лишь расходящиеся круги. Боб продолжал смотреть, но чудовище так и не появилось. Ну вот, подумал он, ощущая, как страх уступает место горькому разочарованию, и ведь этого никому не расскажешь. Даже Тиффани.

В особенности Тиффани.

Хм-мм...

Келп вновь вынырнул, на сей раз ближе к берегу, и увидел Тайни и Тома, взирающих на него с любопытством зевак.

Только что ему пришлось пережить немало неприятных минут. Он потерял Джона, запутался среди пней и в конце концов полностью потерял ориентацию. У него не было даже веревки, которая связывала бы его с берегом; веревка осталась у Джона. Не вспомни Келп о ПУПе, торчать бы ему до сих пор на дне.

Он уже начал волноваться, когда ему в голову пришло, что одна из букв "П" означает «плавучесть». Вспомнил он и то, что для включения прибора нужно нажать кнопку, расположенную сбоку. Сбоку, не наверху.

С каким же торжеством он поднимался на поверхность озера, прочь от ила и грязи, рассекая мутную воду, словно птичка, воздушный шарик, словно супермен. Как приятно было выскочить из воды на поверхность, туда, где был воздух; как приятно было увидеть, что луна стала еще ярче, белее, поднялась еще выше! Как приятно было ощутить себя в надежных темно-зеленых ладонях огромной чаши водохранилища и покачиваться свободно и безмятежно, вновь чувствуя себя хозяином собственной судьбы!

Неподалеку от него виднелся берег, а на берегу — светлое пятно «доджа». Келп не был очень уж хорошим пловцом, из тех, что грациозно рассекают воды олимпийских бассейнов. Он собирался просто погрузить ноги и руки в воду и, отталкиваясь и гребя, потихоньку двигаться вперед. Попытавшись приблизиться к берегу при помощи этого обычного способа, Келп обнаружил, что ПУП сделал его тело настолько плавучим, что оно попросту болталось на волнах вниз и вверх, подобно пустой пивной банке.

В итоге он выпустил из ПУПа необходимое количество воздуха, опустился чуть ниже поверхности воды и смог наконец продемонстрировать свой обычный уровень неумения плавать. Некоторое время он так и двигался, затем его нога ударилась о грунт. Остаток пути Келп проделал пешком и вышел из озера, словно коммивояжер по торговле подводным снаряжением, которому неверно указали дорогу.

Он выполз на берег и сорвал с себя загубник и маску. К нему спустился Тайни.

— Как дела? — спросил он.

— Ничего хорошего, — ответил Келп и направился к фургону, намереваясь избавиться от остального снаряжения. — Ничего не видно. И повсюду пни. Передвигаться в таких условиях просто невозможно.

По пути к фургону к ним присоединился Том.

— Что, не удалось забрать мои деньги? — с беспокойством спросил он.

— Понятия не имею, как это сделать, — ответил Келп. — Мы с Джоном... — Он остановился и оглядел площадку. — А где Джон?

— Как это где Джон? — удивился Тайни. — Вы же были вместе.

— Ну и дела, — ответил Келп. — А я-то думал, он меня опередил. У него была веревка, у него...

Келп умолк и, обернувшись, поглядел на безмолвную черную воду. Глубокую, что твоя преисподняя, как он уже убедился. Тайни и Том тоже смотрели на водохранилище, прислушиваясь, приглядываясь, выжидая...

— Что за черт! — пробурчал Тайни.

Тренога лебедки повалилась на песок.

Все трое обернулись, испугавшись звука. Лебедка и тренога ползли к воде, оставляя за собой длинный неглубокий след и, судя по всему, намереваясь совершить ночное погружение.

— Он тянет за веревку! — воскликнул Тайни.

— Держи ее! — завопил Келп. Тайни ринулся вперед и, совершив прыжок, наступил своими здоровенными ступнями на змеящуюся веревку, пригвоздил ее к земле рядом с лебедкой-самоубийцей. Отшвырнув маску и фонарь, Келп бросился к воде и остановился, рассматривая прямую, как струна, веревку, уходящую в глубину.

Тайни поднял с земли отрезок веревки, зажатый между лебедкой и его ногами, и намотал его на руку.

— Потянуть, что ли?

— Да, конечно! — с радостью и облегчением крикнул Келп. — На том конце — Джон!

Тайни начал вытягивать веревку, перехватывая ее руками.

— Что-то тяжелое, — заметил он.

Том приблизился к натянутой веревке и посмотрел туда, где она уходила в темную воду.

— Хотите сказать, он достал деньги?

— Еще бы! — отозвался Келп. — А вы как думали? Джон продолжал идти вперед! Он дошел до нужного места, выкопал ящик, а теперь... — на лицо Келпа набежала тень сомнения. — ...но это невозможно. Я был там, я знаю, — добавил он.

— Что бы там ни оказалось, оно очень тяжелое, — заметил Тайни.

Они стояли на самом берегу, и вода плескалась у их ног. Келп и Том с нетерпением наблюдали за Тайни, который вытягивал веревку, перебирая ее руками и напрягая спину. Внезапно Тайни грохнулся навзничь, гулко ударившись о песок. Его громадные ладони метнулись вверх, ловя внезапно ослабевшую веревку, и мгновение спустя на поверхности воды показался Дортмундер. Он выбрался на берег, тяжело ступая, срывая с себя снаряжение и расшвыривая его налево и направо.

(Если Бобу хотелось увидеть настоящее морское чудовище, то ему стоило задержаться и подождать этого мгновения. К сожалению, первый монстр произвел на парня столь серьезное впечатление, что Боб тут же осознал: он ненавидит свою жену, презирает друзей, коллег и работу. Поэтому он тотчас собрался и уехал в ближайший городок, где работал круглосуточный газетный ларек, чтобы купить журнал «Солдат удачи». Боб ни капли не сомневался в том, что счастье можно отыскать, только завербовавшись в наемники и уехав на другой континент.)

Увлекаемый веревкой, Дортмундер проехал головой вперед сквозь пни и корни многие мили (по крайней мере так ему показалось) и теперь предстал в самом плачевном виде. Он потерял оба сапога, пояс с грузилами, складную лопатку и несколько раз был близок к дому, чтобы выпустить из рук веревку и испустить дух. Его гидрокостюм расстегнулся, и внутрь набилась грязь. И в маску тоже.

Несчастное создание, в котором теперь было гораздо больше от мифологических героев индейцев майя и персонажей сериалов Флэша Гордона, чем от грозного морского чудища, выступило на берег и двинулось к Тому.

Том, по-видимому, испуганный его решительной поступью, пробормотал:

— Эл? Ты в порядке?

— Я хочу сказать тебе лишь одно слово, Том, — заявил Дортмундер, наставив на Тома измазанный грязью палец. — И это слово — ди-на-мит!

— Эл?.. — оторопело проговорил Том.

— Взрывай его! — с надрывом в голосе произнес Дортмундер, махнув рукой в сторону водохранилища. — Делай, что хочешь!! С меня хватит!!!

Тайни, до сих пор лежавший на спине, приподнялся и сел.

— Дортмундер! Ты что, поднимаешь лапки кверху? — спросил он.

Дортмундер резко развернулся, чтобы посмотреть ему в глаза. Сделав над собой ужасающее усилие, он частично обрел душевное равновесие и, вновь ткнув грязной рукой в сторону озера, сказал:

— Ничто не заставит меня вновь спуститься туда, Тайни. Так и знай.

Келп с встревоженной миной подошел к старому другу.

— Джон, я не узнаю тебя. Ты никогда не признаешь поражения.

— Поражения... — эхом откликнулся Дортмундер и, шлепая босыми ногами, отправился к фургону.