Не верь глазам своим

7.30 — Шустрик покидает редакцию «Базза».

Около 7.45 — Мона уходит с вечеринки в «Треке» и направляется к себе в кабинет. Это видит Тревис.

7.50 — Я выхожу из дома.

7.55 — Робби приезжает в «Базз», его встречает Харрисон.

8.02 — Робби покидает редакцию.

8.20 — Прихожу в «Базз» я.

8.28 — Слышу стоны, нахожу Катю и Мону.

Завтра надо будет расширить этот план, опросив как можно больше людей, включая Мэри Кей и Тома Дикера, хотя с Дикером придется быть осторожной. Судя по всему, Мона провела в его кабинете всего пару минут («Его не оказалось на месте?» — подписала я), спустилась вниз, зашла на вечеринку ровно настолько, чтобы ее обругала промоутер Евы, и вернулась к себе впритык к звонку. Состоялся ли разговор по телефону? Или на нее уже напали, когда он зазвонил? Наверное, полиции это уже известно, ведь они отслеживают звонки. А я не узнаю, пока не поговорю с Мэри Кей. Потом можно будет установить более точное время смерти.

Из головы не выходила фраза, которую Мэри Кей сказала Эмми: «Передай Моне, чтобы она была в своем кабинете без четверти восемь». Звучит так, будто Мэри стыковала ее с другим человеком.

Я также надеялась, что завтра мне дадут номер Кати. Вряд ли она добавит что-то новое к сказанному, однако есть все-таки шанс, что без боли и головокружения ее разум прояснится и она что-нибудь вспомнит.

Я отложила карандаш и откинулась на спинку кресла: решила напрячь воображение и представить Робби в качестве убийцы. По его же словам, он приехал в «Базз», когда Мона, вероятно, вернулась в кабинет. Увидел, что у нее горит свет, и пошел высказать ей все, что думает, поскольку терять ему нечего. Мона опять начала его оскорблять. Переполняемый негодованием, он ударил ее по голове пресс-папье.

Это первое, что приходит на ум, хотя не исключено, что Робби не имеет к убийству никакого отношения. В конце концов, он не единственный в «Баззе», кто ненавидел Мону. Прошлым вечером там мог ошиваться кто-нибудь еще, кого не заметила Эмми, чей кабинет находится в дальнем конце этажа. Нельзя забывать и о приглашенных. Насколько мне уже известно, Мону презирала Кимберли Ченс, и на нее сильно разозлилась промоутер Евы Андерсон. Возможно, одна из них увидела, как Мона уходит, и прокралась следом.

Надо поговорить с Робби, спросить, как у него Дела. Хотя он меня сегодня подставил, и, видимо, лучше пока держаться от него на расстоянии. Не хочется новых проблем с полицией.

Вскоре накатила волна усталости, и я собрала воедино последний запас энергии, чтобы сделать пару записей в тетради. Потом легла в постель и спала беспокойно, несколько раз вставала выключить кондиционер, гудение которого сводило меня с ума, а потом врубала его снова, ведь становилось чертовски жарко. Можно было просто оставить окно открытым, но с точки зрения безопасности этого лучше не делать. Моя спальня, как и гостиная, выходит на широкий балкон, прилегающий к крыше, куда можно забраться по лестнице.

К счастью, я все-таки поспала. После развода два года прострадала от бессонницы и только недавно начала спать спокойно.

На следующий день я появилась в редакции «Базза» ближе к двенадцати. Когда я с трудом вылезла из кровати, обнаружила на сотовом сообщение от знакомого полицейского. Он согласился встретиться со мной и выпить кофе в Верхнем Ист-Сайде. Поездка туда и обратно отняла у меня два часа, выяснилось только, что у полиции нет никаких улик против Робби, несмотря на все подозрения. Отпечатки его пальцев нашли на дверной ручке в кабинет Моны, что неудивительно — он заходил к ней днем, когда его уволили.

«Базз» погрузился в бурную деятельность, и казалось, жизнь снова шла своим чередом. Вряд ли сотрудники забыли о смерти Моны, но им надо готовить очередной номер, а для этого необходимо побегать. Ведь Америка, затаив дыхание, ждет новостей о знаменитостях: сплетен, разрывов, мерзких деталей и, конечно, умопомрачительных откровений.

Сев за стол, я заметила записку от Ли с номером Кати. Прекрасно. Помощница оставила его на обозрение всем окружающим, включая того, кто вчера украл список приглашенных.

Я не стала распылять энергию на раздражение. Быстро проверив голосовую почту, сразу набрала номер, начинавшийся с местного кода, — Бруклин или Куинс. Трубку взял мужчина лет тридцати — сорока, с акцентом, как у Кати. Я представилась и сказала, что звоню из «Базза».

— А зачем вам нужна Катя? — осторожно спросил он.

— Мне необходимо узнать некоторые подробности об инциденте во вторник вечером — для журнала и корпорации.

Надеюсь, это прозвучало достаточно официально, иначе он меня завернет.

Последовала долгая пауза, затем он представился Андреем, ее братом.

— Катя неважно себя чувствует, — добавил он.

— Мне очень жаль это слышать, — ответила я. — Но мне срочно надо поговорить с ней. Обещаю, это не займет много времени. Просто хочу убедиться, что она в порядке, и расспросить о нападении на Мону Ходжес.

Боже, я говорила как помесь бюрократа с гробовщиком, но он поверил. Сказал, что Катя сможет встретиться со мной в семь вечера, и дал адрес на Брайтон-Корт, который находится через один квартал на восток от Брайтуотер-Бич-авеню.

— Брайтон-Бич, — повторил он. — Знаете, Маленькая Одесса.

— Конечно, — ответила я, хотя в этом районе бывала только в Бруклин-Хайтс.

Повесив трубку, я решила проконсультироваться у Лео, который жил в Бруклине и мог рассказать, как лучше добраться до Маленькой Одессы.

— Во сколько тебе надо там быть? — спросил он.

— В семь.

— Движение на автостраде Бронкс — Куинс в час пик такое, что лучше не соваться. Верь или нет, но туда и обратно лучше добираться на метро.

— А там не безопасно ходить по улицам?

— Ну, это не Челси, но тебя никто не тронет — покуда ты ничем не обидела русскую мафию.

У меня оставалось около шести часов до поездки в Бруклин, и я собиралась посвятить это время сбору информации, чтобы к вечеру начать писать статью. Я также подала заявку на печать фотографий в фотоотдел. Скорее всего Нэш захочет, чтобы в журнале появилось изображение кабинета Моны и снимки того, как приглашенные выходят из здания после вечеринки, в частности, самые известные, вроде Евы. Перед тем как продолжить опрос сотрудников «Базза», я оставила сообщения детективу Тейту («Есть ли продвижения в расследовании, которые должна знать общественность? »), Мэри Кей, Кики и Кимберли. Я также связалась с приемной Ликера и напомнила, что он обещал мне пять минут, хотя мне не хотелось отрывать его от дел.

Затем я приступила к общению с коллегами. Вчера узнала очень мало, и сегодня у меня было смутное ощущение, что теория вероятности сыграет мне на руку и я наткнусь на кладезь информации. Однако этого не произошло. Я завершила свои расспросы, не выяснив ровным счетом ничего. Все, с кем я говорила, утверждали, что во вторник покинули редакцию в шесть вечера. Следовательно, никто ничего не видел. И хотя сотрудники испытывали противоречивые чувства по поводу смерти Моны, они боялись друг друга подставить.

Между делом я проверяла голосовую почту, но безрезультатно. Мне даже не удалось попасть в кабинет к Нэшу. После обеда Ли уведомила меня, что он «занят до умопомрачения» и не сможет выделить мне ни минуты. Завтрашний день уже не казался многообещающим. Как только позвонила Ли, я спросила название отеля, в котором скрывается Мэри Кей. Если раньше я оставляла сообщения ей на сотовый, то теперь на телефонный номер комнаты.

Вернувшись к столу, я увидела, что на своем рабочем месте материализовался Райан. Он ревностно пялился в экран и делал вид, что не замечает меня. Его бледная кожа стала болезненно желтой, будто он так усердно трудился над биографическим очерком о Моне, что забыл про сон и еду. Хотя на улице стояла невыносимая жара, Райан надел блузу с серым капюшоном, какую носят по осени в Ист-Виллидже. Если он и собирался сегодня брать интервью у знаменитостей, то оделся явно не к месту.

К тому времени как настал момент отправляться в Бруклин, я чувствовала себя опустошенной. Весь день провела в разговорах, расспросила больше тридцати человек, а похвастаться совсем нечем. И я до сих пор не связалась с основными персонами. Оставалось молиться, что встреча с Катей принесет хоть что-нибудь ценное.

Я просмотрела в Интернете карту района, вышла из офиса и пешком дошла до Рокфеллеровского центра, где спустилась в метро на Брайтон-Бич.

Поездка на метро должна была занять меньше времени, чем на машине, однако тянулась нескончаемо. Когда я уже решила, что больше не выдержку, электричка вырвалась из туннеля на эстакадный железнодорожный путь. Надо было предвидеть, что придется ехать над землей, но я почему-то удивилась. Пассажиры тряслись по рельсам мимо однообразных мрачных зданий из красного кирпича. И вскоре объявили мою остановку — Брайтон-Бич-авеню.

Я спустилась по длинной замусоренной лестнице и огляделась вокруг. Пейзаж казался буквально заморским, словно я ступила в Абу-Даби или Бутан. Такого не увидишь в Америке больше нигде: Брайтон-Бич-авеню — четырехполосная дорога под эстакадой с бесконечной вереницей магазинов, парикмахерских, стоматологии, похоронных бюро, хиромантов — все с вывесками на русском. Люди проносились мимо, выкрикивая непонятные слова в трубку сотового. В воздухе стоял запах сыра, жареного мяса и сигарет. Из гастронома вышла женщина, напевая какую-то песню.

Пытаясь сориентироваться, я прошла полквартала мимо уличных торговцев за столами, на которых лежало буквально все: от выпечки до DVD и уродливых свитеров в разноцветную полоску, которые вряд ли кому понадобятся в столь жаркий летний вечер. Старуха, вышедшая за покупками с тележкой из металлической проволоки, провела ладонью по потертой ткани.

— Вы собираетесь покупать или нет? — спросила у нее продавщица по-английски.

Вскоре я заметила, что люди подозрительно косятся на меня, потому что я явно не вписывалась в пейзаж. Это плохо. В Нью-Йорке опасно попадать туда, где ты не свой. Сразу становишься уязвимым. Интересно, стоит ли переживать по этому поводу? Насколько мне известно, вляпаться в неприятности здесь можно, только если полезешь в бизнес по продаже икры.

Как сказал Андрей, квартира Кати находится на улице, параллельной Брайтон-Бич-авеню. Я дошла до первого перекрестка и посмотрела направо. В самом конце улицы за зданиями виднелось только небо, значит, там Атлантический океан, и Брайтуотер-Корт тоже в том направлении.

Я повернула направо, на улицу низких домов из красного кирпича оттенка засохшего пятна крови. По обе стороны дороги стояли машины, но людей там было мало: двое мужчин отчаянно жестикулировали, заходя в здание, да старушка еле передвигалась с тележкой для покупок. Когда я достигла конца улицы, там висел указатель. Я действительно попала на Брайтуотер-Корт. Не зная, куда идти дальше, я свернула налево и только через квартал поняла, что пошла не туда. Пришлось возвращаться и пилить в противоположном направлении. Садилось солнце, и улица казалась подозрительно тихой после суматохи Брайтон-Бич-авеню. Издалека доносился приглушенный гул машин и шум прибоя Атлантического океана, который раскинулся за домами в конце улицы, вне поля зрения. Все казалось таким чужим, даже не верилось, что я нахожусь в нескольких милях от Манхэттена.

Дом с адресом, что дал мне Андрей, стоял напротив заднего входа в ресторан. Обеды с видом на океан. Семиэтажное здание из кирпича, как и все вокруг, начиналось с подъезда, покрытого грязно-желтой штукатуркой. Когда я открыла стеклянную дверь, меня чуть не сбило с ног запахом варева из капусты. Я нашла имя Витальев и нажала кнопку звонка. Подождала и повторила попытку. Тишина. О Боже, только не говорите мне, что я проделала такой путь напрасно. Я уже начала рыться в сумочке в поиске сотового, как из аппарата внутренней связи раздался мужской голос и спросил, кто я.

— Это Бейли Уэггинс, — ответила я.

— Поднимайтесь на четвертый этаж, — сказал он.

Дверь в подъезд открылась, я взглянула через плечо. По другую сторону улицы, у заднего входа в ресторан, под знаком парковки для персонала стояли двое мужчин.

Лифт был того древнего образца, что скрипят каждые пять секунд и двигаются со скоростью гиппопотама. Андрей — мужчина за тридцать, метр восемьдесят ростом, с темными, коротко стриженными, лоснящимися волосами — открыл дверь в квартиру и пригласил меня пройти в крошечную прихожую. На нем были черные штаны и футболка, из-под которой выглядывали мускулистые руки желтовато-белого цвета, как у старого холодильника. На шее висела цепочка с большим золотым крестиком.

— Добрый вечер, — сказал он. — Катя в гостиной. Следуйте за мной. — Его акцент оказался не столь уж ярко выраженным.

Андрей провел меня в небольшую гостиную, которая зрительно уменьшалась из-за непомерно громоздкой мебели, стоявшей подобно пасущемуся табуну буйволов. Огромный диван шоколадного цвета окружали два кресла и высокий комод из красного дерева времен моей бабушки. В комнате стоял затхлый запах сигарет и вареной капусты — то ли из собственной кухни, то ли хлынувший из коридора.

Катя свернулась калачиком в углу дивана, по пояс накрывшись зеленым одеялом. Она выглядела совсем иначе, чем я ее запомнила, видимо, потому, что теперь на ней не было синей униформы и русые волосы, подобранные вверх, свисали, окаймляя лицо. У нее был по-прежнему слегка ошарашенный вид, и я подумала, не страдает ли она осложнениями после сотрясения.

— Спасибо, что приняли меня, Катя, — сказала я, подойдя к ней ближе.

— Не за что, — ответила она со слабой улыбкой. Я едва расслышала ее слова из-за гула оконного кондиционера. — Спасибо вам за помощь.

— Я не так много смогла сделать.

— Когда вы позвонили, я не догадался, что вы та самая женщина, которая спасла мою сестру, — раздался голос Андрея за спиной. — Я вам очень-очень благодарен. Присаживайтесь. Хотите чаю?

— Нет, спасибо, — отказалась я, опустившись на край кресла. — Я буквально на минуту.

— Так вы расследуете преступление для владельца журнала? — решил уточнить Андрей, заняв другое кресло, так что мы оба смотрели на диван.

— Что-то вроде того. Я собираюсь писать для журнала очерк. Мы, понимаете ли, должны осветить происшествие. — Я развернулась прямо к Кате, чтобы Андрей не вел всю беседу за нее. — Как вы себя чувствуете, Катя? — спросила я. — Вам накладывали швы?

— Нет, — ответила она и инстинктивно коснулась поврежденного места. — До сих пор болит. И постоянно кружится голова.

— Мы с вами уже говорили во вторник, и все же не могли бы вы рассказать о случившемся еще раз, с самого начала?

Катя недовольно вздохнула. Очевидно, ее просили об этом уже сотню раз.

— Я пытаюсь вспомнить, но это очень сложно.

— Вы пошли убирать кабинет Моны Ходжес, так? Тележка осталась снаружи.

— Я начала с приемной, где сидят помощницы. Затем услышала шум в самом кабинете.

— Там горел свет, верно?

— Что?

— У Моны горел свет.

— Да, но я не подумала, что она у себя. Миссис Ходжес никогда не выключала свет, никогда. — В голосе Кати звучало раздражение. Очевидно, она не собиралась прощать Моне халатность, даже когда та умерла.

— И что было потом? После того как вы услышали шум?

— Я заглянула в кабинет и увидела ее на полу. Зашла внутрь и тотчас почувствовала боль на темечке. Кто-то стоял за дверью. Я упала на колени, схватилась за голову, а преступник ускользнул.

— Вы его видели, хотя бы уголком глаза?

— Нет, я его не видела. А когда поднялась, его уже не было.

— Вы говорите «его». Считаете, это был мужчина?

— Я не уверена.

Она замолчала, приоткрыв рот, и напряглась, словно хотела что-то сказать. Я вытянула шею.

— Вы пытаетесь что-то вспомнить? — спросила я.

— Да, есть одна деталь, — тихо произнесла она. — Не такая уж важная.

— Какая?

— Я, кажется, почувствовала прикосновение рукава одежды. Это был длинный рукав.

— Длинный рукав рубашки?

— Да.

— Какой у вас рост?

— Метр шестьдесят четыре. А вам зачем?

— Судя по траектории удара, преступник был выше вас.

— Не знаю, — сказала она и отчаянно затрясла головой. — Не знаю, какого он роста.

— Моя сестра еще не выздоровела, — вмешался Андрей. — Не следует более беспокоить ее.

— Только один вопрос. Что было после того, как вы поднялись?

— Я хотела позвать на помощь — для себя и миссис Ходжес. Вышла из кабинета, но тут все поплыло перед глазами.

— Вы никого не видели в тот момент?

— Нет, никого, — сказала она, покачав головой. Затем уставилась на меня: — Кроме вас, конечно.

— Что ж, — произнесла я. — Рада была помочь вам.

Андрей поднялся, давая понять, что беседа закончена. Я подошла к дивану и протянула Кате руку. Она сначала вздрогнула, но затем вяло ее пожала.

Брат проводил меня к двери, зажигая по пути сигарету. Видимо, он боролся с желанием закурить на протяжении всего моего визита, приняв меня за нью-йоркского сноба, который сразу подаст в суд, если в его присутствии начнут дымить.

— Спасибо, что уделили мне время, — поблагодарила я. — Катя скоро вернется к работе?

— А что? — спросил он, выпустив уголком рта струю дыма. — Хотите продолжить разговор?

— Нет, просто любопытно.

— Да, она должна вернуться на работу. Иначе потеряет место. Однако она очень обеспокоена.

— Боится подняться на этаж, где произошло убийство?

— Да. Не исключено, что преступник и сейчас находится там и думает, будто ей что-то известно. Она… нуда это наши проблемы, не ваши.

— Расскажите. Может, я смогу чем-нибудь помочь.

Он с приторной вежливостью улыбнулся.

— Ничего особенного, — сказал он.

Когда я вышла на улицу, солнце уже село, хотя разговор длился не более десяти минут. От редких фонарей шел тусклый свет, все погрузилось в полутьму.

Через улицу, у знака парковки для персонала ресторана, стоял человек — вероятно, тот же самый, кого я видела раньше, — с красным огоньком сигареты у рта. Он повернулся и нырнул в дверь.

Я пошла к ближайшему повороту. Несмотря на страх из-за пустынной улицы, я старалась шагать уверенно, как женщина, которая знает, что делает. Из машины передо мной вышли двое, они направились к ресторану. Дойдя до утла, я услышала шаги — скрежет туфель по асфальту. Резко развернулась. Никого. Но я чувствовала, что за мной идут.

8

Я ускорила шаг и, огибая угол, еще раз взглянула назад. Опять никого. Видимо, у меня разыгралось воображение.

Теперь я уже шла по поперечной улице и видела вдалеке Брайтон-Бич-авеню. Машины вереницей катили в обоих направлениях, но там, где находилась я, не было ни души. Откуда-то с другой улицы послышался голос — единственный звук в тишине. Я проклинала себя за то, что не заказала такси. Могу поспорить: Кэт Джонс, покровительница лимузинов, ни разу не гуляла по безлюдной улице Нью-Йорка, дрожа от страха.

Я одолела полквартала, когда снова услышала сзади шаги. Развернулась и едва успела заметить, как темная стройная фигура в бейсболке скользнула в подъезд дома. Черт! Он следит за мной.

Не задумываясь ни секунды, я бросилась наутек. Сердце стучало в ушах, но сквозь этот стук я слышала, что сзади кто-то бежит. Я не смела обернуться: не дай Бог потерять драгоценную секунду или споткнуться. Не было смысла бросаться в подъезд. Двери везде заперты, а если я и дозвонюсь до кого-нибудь, он успеет меня нагнать.

Я пыталась позвать на помощь, но так выбилась из дыхания, что смогла выдавить лишь собачий визг. Надо что-то придумать. Добежав до места, где две машины не касались бамперами, я проскочила между ними и понеслась по проезжей части. Шаги стучали ближе, тоже по дороге. Через пару секунд он схватит меня. Я с ума сходила от паники.

Затем сделала потрясающую вещь, не понимая даже зачем: легла на землю и закатилась под машину.

Мне рассказал о такой тактике эксперт по безопасности, у которого я как-то брала интервью. Его слова годами хранились в потаенном уголке памяти, дожидаясь своего времени. Оказавшись под автомобилем, я подползла впритык к обочине. Было темно, хоть глаз выколи, но я чувствовала, что шасси находится прямо у меня над носом. Паника только усилилась. Что за глупая выходка? Эксперт пояснил, что вся уловка состоит в том, что вытащить женщину из-под машины не так просто: это займет много времени и привлечет внимание. А если у него есть пистолет? Он может застрелить меня.

Я с трудом залезла рукой в сумочку и в отчаянии стала искать сотовый. Перебрала блокнот, карманный компьютер, румяна, ключи, но где же телефон? Застыла на секунду и прислушалась. Мне показалось, в моем направлении приближаются тихие шаги.

Рука непроизвольно закопошилась в сумке, и на сей раз я его нашла: телефон запал за подкладку. Как только он оказался у меня в ладони, я осторожно провела по нему, открыла и попыталась разглядеть цифры, которые расплывались перед глазами — слишком близко. Когда я уже собралась набрать 911.

у края машины появилась пара кроссовок, светясь в темноте своей белизной. Меня от перепуга чуть не вырвало.

— Убирайся! — крикнула я. Голос прокатился эхом под стальным чревом. — У меня есть сотовый. Я позвонила в полицию.

Кроссовки переминались с ноги на ногу, словно раздумывая. Затем они исчезли. Мне стало немного легче, и я впервые вздохнула полной грудью. Интересно, что делать дальше? Вдруг кроссовки снова появились, на этот раз даже ближе. Белые кожаные мыски торчали под бампером, прямо у моего лица.

Я набрала 911. Оператор подняла трубку сразу же.

— Меня преследуют, — сказала я. — Я лежу под машиной, между Брайтон-Бич-авеню и Брайтуотер-Корт.

— На какой улице? — спросила она.

Боже, да не помню я. Несмотря на кромешную темноту, я закрыла глаза и попыталась представить название. Пусто. Тут я увидела, что ко мне тянется рука.

— Убирайся! — закричала я, прижимаясь к обочине. — Сейчас здесь будет полиция.

Рука зависла в воздухе, затем исчезла. Через пару секунд не стало и кроссовок. Я слышала, как спешно удаляются резиновые подошвы.

— Мисс, мисс, вы еще на проводе? — спросила оператор.

Я подала голос, но не смогла назвать улицу. Затем объяснила, что нахожусь через один квартал от остановки метро. Она велела мне не отключаться, пока не приедет патрульная машина. Я ждала, слушая разговор на заднем фоне телефона, и тут шаги появились снова. О Боже, пожалуйста, нет. Глаза привыкли к темноте, и я в ужасе всматривалась в направлении шума. На сей раз ко мне приблизились две пары обуви — мужские туфли из черной кожи и дамские на высоких каблуках.

— Вы в порядке? — раздался мужской баритон без акцента.

— Кто вы? — спросила я.

— Мы шли по улице, — ответил женский голос, — и все видели.

Я перебралась поближе к внешнему боку машины и вытянула шею, бросив взгляд наружу. В свете фонаря я увидела, что это обыкновенная молодая парочка, вероятно, по пути в ресторан поужинать. Я выкарабкалась из-под автомобиля и поднялась на ноги с любезной помощью мужчины. Ноги и руки затекли, словно я провела в неудобном положении целый час.

— Спасибо, — поблагодарила я, повертев головой вправо-влево. Никого на всей улице.

На женщине было элегантное черное платье, а ее спутник, несмотря на июль, надел черный кожаный пиджак.

— Так вы видели, что произошло?

— Мы вышли из дома моей матери, — сказал мужчина, — и услышали, как вы кричите из-под машины, а он пытается вас достать. Вы поругались с мужем?

— Боже упаси! — воскликнула я. — Я не знаю того человека.

Они обменялись взглядами.

— А мы подумали, это обыкновенная ссора, — сказала женщина. — Будто вы спрятались от него под машину.

— Нет, я залезла туда, чтобы он меня не поймал, — объяснила я. — Вы видели, как он выглядел?

— Практически нет, — ответил мужчина, покачивая головой. — На нем была бейсболка и темная рубашка или куртка. Примерно моего роста. Где-то метр восемьдесят.

— И он удрал, когда вы вышли из дома? — спросила я.

— Он не сразу нас увидел, — ответил мужчина. — Он наклонился и шарил под машиной. А как только заметил нас, унесся отсюда пулей.

— Надо вызвать полицию, — предложила женщина.

Я опустила взгляд на руку. Я до сих пор сжимала сотовый телефон, хотя связь прервалась. Я снова набрала 911, представилась оператору и сказала, что мне уже пришли на помощь прохожие и я буду ждать полицейских у остановки метро.

Машина парочки была припаркована неподалеку, и они предложили довезти меня. Я поблагодарила их и попросила пройтись со мной пешком до угла. Не исключено, что упорный преследователь до сих пор поджидает меня. Интересно, не тот ли это человек, которого я видела у знака парковки для персонала? Он еще шмыгнул внутрь, когда я вышла из дома Кати. Вышел следом, натянув бейсболку?

Брайтон-Бич-авеню стала гораздо оживленнее. Когда мы достигли лестницы к метро, я еще раз от души поблагодарила парочку и сказала, что теперь справлюсь сама. Они поспешили обратно: женщина семенила на цыпочках, чтобы поспеть за широкими шагами своего друга.

Через пару минут подъехала полицейская машина. Оттуда вышли два офицера прекрасного пола Они искренне встревожились, хотя уже ничего не могли сделать.

— Откуда вы узнали такой прием — закатиться под машину? — спросила одна, у которой из-под фуражки выбивались светлые локоны.

— От эксперта по безопасности. Считаете, это была плохая идея?

— Ну, рискованно, конечно. Но ведь сработало. Вы выиграли время. А это самое важное.

— Что вы делали в этом районе, если не секрет? — спросила другая.

— Я журналистка и брала интервью для статьи.

— Надеюсь, не о русской мафии, — сказала блондинка. — За такое могут и пришить.

— Нет, что вы, — запротестовала я. — Об убийстве на Манхэттене. Расспрашивала женщину, которая пострадала во время нападения.

— О-ля-ля! — подняла она брови. — Вероятно, вас неспроста преследовали.

— Вряд ли. Я никому не говорила, куда направляюсь.

— Все равно будьте осторожны, — предостерегла она. — Кто его знает.

Поездка на метро обратно показалась мне еще длиннее, чем туда. Я оглядела всех пассажиров, что зашли на моей станции, но среди них не было ни высоких, ни худых, ни даже подозрительных. У меня из головы не выходили слова полицейского, что случившееся может быть как-то связано с убийством. Если убийца — сотрудник «Базза», то удивляться не приходится: он мог вычислить, куда я собралась. Номер Кати лежал у меня на столе. Я спрашивала у Лео, как добраться до Бруклина. Я вышла из офиса решительно, как женщина, у которой важная миссия, в то время как все продолжали работать.

Я видела человека в бейсболке только краем глаза и не узнала.

Заходя к себе в квартиру, я умирала от голода. Вчера Лэндон дал мне кусок недоеденного бифштекса. Едва скинув штаны и футболку, перепачканные сзади грязью, я нарезала его и приукрасила завядшими листьями салата, залив маслом и уксусом.

Проглотив пол-ужина, я решила проверить голосовую почту. Там накопилось пять или шесть звонков: друзья справлялись о том, как у меня дела, один репортер раздобыл мой домашний номер, мама услышала новости и спрашивала, в порядке ли я («Ты ведь сейчас работаешь в „Баззе“, да?» — решила уточнить она), и последний, слава Богу, от Мэри Кей. Она сказала, что готова встретиться со мной за завтраком — В восемь утра в отеле «Марк». У нее был повелительный тон, как у герцогини, которая отдает распоряжения слугам, но я благодарила судьбу, что наконец-то смогу с ней поговорить.

Дважды кто-то просто повесил трубку. Я ненавижу, когда так делают, как из общих соображений, так и из-за груза прошлого опыта. Когда я год назад расследовала убийство няни Кэт, убийца звонил мне, чтобы отслеживать мое местонахождение. Я проверила определитель номера. Оба звонка были с сотового телефона, с незнакомого мне номера.

Я приняла душ, чтобы соскрести грязь и успокоить нервы. Меня невероятно насторожили преследование и анонимные звонки. Намыливая ноги сзади, я заметила царапины.

Ложась в постель, я прихватила свои записи, сделанные во время беседы с Катей, хотя их было не так много. Я проделала такой долгий путь, подвергла себя нападению на темной улице — и выяснила всего лишь, что у убийцы были длинные рукава. Я представила Робби в одной из рубашек в клетку с потайными пуговицами, которые он носит даже в жаркие летние дни. Неужели это был все-таки он? Нет, не может быть.

На самом деле всплыл еще один факт: Катя не только огорчена случившимся в кабинете Моны, но и обеспокоена, даже напугана. Она словно ждет беды. Плюс ко всему Андрей выразил тревожную мысль: убийца может думать, будто Кате что-то известно. Он хотел продолжить, но осекся. Вдруг Катя догадывается, кто убил Мону?

И тут меня осенило. Мой преследователь стоял у заднего входа в ресторан, наблюдал за домом Кати. Это был убийца, который боится, что Катя сможет его опознать. Он понял, что я пришла к ней, и последовал за мной. А Катя с Андреем почувствовали, что за ними наблюдают, но не стали делиться подозрениями со мной. С другой стороны, не исключено, что за мной погнался просто случайный нью-йоркский насильник или грабитель, однако отныне надо быть очень осторожной — мало ли что.

Когда глаза начали слипаться, я выключила лампу и легла. Как же хорошо сидеть в безопасной квартире! И все же, растянувшись с краю своей королевской кровати, я заметила пустое пространство рядом, и тут на меня нахлынуло всепоглощающее чувство одиночества — из-за приглаженной светло-желтой простыни. Конечно, я могла бы передвинуться на середину, но меня что-то останавливало.

Так бывает после жизни с мужчиной: неделями, даже месяцами после его ухода не можешь заставить себя взять господство над всей кроватью и продолжаешь спать с краю. Не знаю почему. Может, дело привычки или боязнь, что ты сейчас тут разляжешься, а окажется, что он всего лишь встал в туалет и скоро вернется и свалится задницей прямо тебе на нос. Или существует некий психологический барьер — нельзя претендовать на то, что некогда принадлежало ему, несмотря на твое полное право присвоить освободившуюся территорию.

Я думала о Джеке. Вряд ли он мучается от синдрома незаполненной кровати в своей новой квартире в Виллидже. Он привлекательный, удачливый, очаровательный и соблазнительный. Могу поспорить, уже через пару месяцев, прогуливаясь по Бликер-стрит или Салливан воскресным вечером, я натолкнусь на него под руку с шикарной, восхитительной девушкой.