А потом я ощутил чье-то присутствие около землянки. Я не принялся убеждать себя, что это мне прибредилось, а стал с кряхтением выползать из окопчика на правом непораженном боку.
      Я полз, заодно пытаясь выдавить из себя боль. Я увидел их сразу. Они были метрах в пятидесяти и уверенно топали в мою сторону. Остапенко и на полшага впереди Маков. Разглядыванию мешала густая растительность, большая температура моего тела и солнце, бьющее в глаза. А ведь если я не срежу своих бывших коллег первой же очередью, они аккуратно подберутся к землянке и прихлопнут меня как муху с перебитым крылышком. Потом еще, наверное, с облегчением помочатся на мой долгожданный труп.
      Маков был голый по пояс, в непонятных зеленых пятнах, вид имел как у деревенского дурачка, постоянно шмыгал носом и свешивал челюсть. А может он и не был таким дураком, каким представлялся. Николай походил на идущую по следу ищейку. Ищейка-Маков даже облизывал листочки и жевал травинки, и, кстати, перся точно в мою сторону.
      У Остапенко на шее имелось что-то похожее на воротник. Я принял это за воротник, но такое усовершенствование скорее напоминало полип и даже медузоид. Мне даже показалось, что в этом студне я различаю контуры человеческих мозгов. Если считать чудно прилипшие мозги за боевую единицу, то симбиотов было трое. Они безошибочно чуяли меня с помощью нюхательных, вкусовых, электрических и магнитных рецепторов. Кроме того, они были соединены единой сигнальной системой. Даже этот мозг, оставшийся от старшего лейтенанта Колесникова, общался с помощью кровеносных сосудов и нервных волокон с организмом подполковника Остапенко. Получалось двадцать миллиардов нервных клеток вместо десяти, которые в несколько раз быстрее анализировали ситуевину, каждое ее изменение. Мне нечего было противопоставить этому мощному наступлению объединенных мутантско-чекистских сил. Мои союзники, то есть красномордая клякса Апсу вместе со своей телесной облочкой Хасаном, оказались в сачке у Иштар-Лизы. Слаб оказался вольный анархический демон против психической атаки Отверженных, наверное он и в древности продул им игру по той же причине.
      Впрочем, откуда мне известно про эти рецепторы, нервные клетки, симбиотические связи у моих бывших коллег?
      Пространство, разделяющее меня и охотников, сжималось и снова распрямлялось как гармошка. Завеса опять стала проницаемой, я пробился через водопад. Психический электрон вновь пошел в дело, охватывая меня и бывших коллег единой орбитой.
      И чувствовал теперь, как ищейка Маков, тысячи новых воней и ароматов, в том числе и свои личные: измочаленный телесный дух и резкий запах раны. Я мог теперь вжиться в роль своего почти-земляка Коли, поэтому сжевывая листик тамариска, улавливал тот ароматический отпечаток, который был оставлен прошмыгнувшим мимо пару часов назад человеком или зверем. Я, сидя в Колиной шкуре, ощущал магнитное "гудение", источаемое собственным полутрупом, лежащим в окопчике. Шум был похож на звучание рассерженного пчельника.
      Я наблюдал глазами Остапенко тепловые излучения, такие розоватые почти прозрачные облачка. Я наблюдал то, что находится за преградой для обычного зрения, в том числе и легкий тепловой туман над собственной землянкой.
      Я представлял даже работу головы подполковника, спаренной с мозгом-медузоидом. Эта умственная деятельность включала постоянное слежение за тенями, бликами, приметами, состоянием травы, листвы, воды. Всем тем, чем обычному уму-разуму заниматься недосуг. В обмен мозг требовал только паек в виде крови, насыщенной кислородом и питательными веществами, медузоиду тоже хотелось жить.
      У этих трех товарищей не имелось сомнений и рефлексий, у них не было страдающего сознания. Их совестью являлся инстинкт. Это были умные животные, знающие как выслеживать, загонять, ловить и уничтожать. И получать от хорошо проделанной работы удовольствие. Борееву бы они понравились.
      Но когда я хотел повлиять на функционирование этой троицы, то понял, что у меня есть конкуренты. Моих бывших товарищей заселяло множество бесов, которые и были инстинктами. Вначале я различал их весьма посредственно - как неприятные дерганые пульсации, потом стал воспринимать невнятное жужжание и треск. "Полоса прозрачности" продолжала расширяться, они стали более заметными. И более вредными для меня. Бесы были похожи на быстро вращающие колеса или клубочки, и трудно было понять где у них то, что можно именовать "руками" и то, что можно назвать "ногами".
      Однако они состояли словно из переплетенных мышц, что я вскоре ощутил на собственной шкуре. Какой-то клубочек, прянув вперед, шандарахнул меня, и оставив с легкой контузией, скрылся обратно в туман. Потом нокдаун повторился. Это выглядело хуже, чем схватка под ковром, это была потусторонняя борьба без нормального пространства, времени, кулаков, клинков и пуль, борьба атеиста с демонами, плотского человека с тем, чего не существует.
      Надо бы придать демонам форму, пусть даже они резко против. Это осталось бы благим пожеланием, если бы мой скрытый союзник - светящийся двойник не пробил бы каналы в атмосфере неопределенности.
      Мой психический электрон, рванувшись по образовавшимся дорожкам, прочитал вражью силу, как это делает магнитная головка с информацией на компьютерном диске.
      В итоге, я увидел их в привычной сказочной форме. Демоны стали шестирукими воинами о двух головах в ярких доспехах. Они пытались изрубить меня саблями, проколоть копьями, изранить стрелами. Среди них выделялся один, с головой-многогранником, сидящий на черном слоне, этот командир и направлял все воинство на меня.
      Еще немного погодя и поединок стал напоминать битву двух армий шумерского периода земной истории. На меня наступала тяжелая фаланга. Самые крепкие воины несли просторные щиты. На них были густо опущены копья, напоминающие поваленный лес. Впереди бежали "разогревающие" лучники и пращники, которые перед началом рукопашной юркнули под щиты. Где-то позади гудели огромные барабаны.
      Мои руки и ноги своевременно расщепились и тоже превратились в воинство. За экраном оказались возможными и такие цирковые фокусы. Ага, значит я теперь великий полководец.
      Я построил своих бойцов клиновидными группами, которым легче было перемещаться по неровной местности и врезаться в фалангу, что на кочках превращалась из стройной прямой линии в извилистую и прерывистую. В главе каждого клина стояли мощные воины с тяжелыми топорами для сокрушения щитов и щитоносцев. За ними двигались бойцы-меченосцы, на их широких плечах лежали копья тех рядов, что ломились сзади.
      И воевал Урук с Уром. Гильгамеш царь Урука против Урукагины правителя Ура. Владычица Иштар против владыки Нингирсу.
      Укрепились мощью святой владычицы и волей Энлиля солдаты Урука и, источая гневный жар из своих ноздрей, рассекли строй бойцов Урукагины, и гнали их, пораженных Ужасом, и отделяли головы от тел, и преследовали вдоль долины. Не ведая жалости летели за врагом как коршуны за куропатками, чтобы снискать благоволение богини. И покрылась долина телами, лишившимися жизненного тепла. Витязь великой Иштар царь Гильгамеш связал пленных локоть к локтю и предал в объятия Нергала всех до единого...
      Чекисты-симбиоты стали похожи на надутые теплым воздухом безобидные шарики. Достаточно одного моего дуновения, чтобы их понесло прочь. До свиданья, дорогие, надеюсь больше никогда не увидеть вас. Ну разве что в клетке.
      В этот момент в головах умных животных возобладали такие мысли.
      Поскорее домой в объятия начальства, начальство все поймет и простит, начальство наградит и облобызает. Великий бронзовый Феликс, сокрушитель сильных, владыка Лубянки, ждет их со своей верховной лаской.
      Три получеловека свернули влево и проследовали мимо землянки. Наверное, они двигались туда, где кончается лес.
      Я в полном изнеможении сполз на дно своего окопа. В следующие три дня никто не появился, - ни так называемые враги, ни так называемые друзья. Все это время я только жрал, спал и выделял, стараясь не под себя. На четвертый день я поднялся. Вещмешки, которые я до того таскал довольно легко, показались мне набитыми шумерскими кирпичами. Я вынужден был бросить злопахнущие останки лани (на самом деле расстался с ними без сожаления, от нее можно было завоняться самому). Переложил полегчавшие вещи на здоровое правое плечо, повесил пистолет-пулемет на ослабевшую убогую шею и двинулся вперед, напевая (про себя) "Выдь на Волгу". Конечно, предварительно в целях маскировки забросал землей и ветками следы стоянки и помойки. Занимался этим для экономии сил по собачьи, на четвереньках. А в первой же луже я ознакомился со своим портретом, который нынче напоминал дурно исполненный натюрморт.
      Ослабела у меня не только та деталь, которая называется шеей. Но и все прочие детали. Я это понял спустя пятнадцать минут. А через полчаса я был весь взмокший от пота, жалкий как котенок и страдал от общей импотенции. Пришлось двигаться медленно, опираясь на стволы деревьев и с передышками через каждые двести шагов. Пару раз белый свет в глазах таял и я обвисал.
      А потом набрел на Хасана, вернее его труп. Да, поискал он на свою голову "Манда-ди-Хайя". Никаких следов ранений и травм я не заметил. Следовало скорбно признать, что мой друг - а он все-таки оказался таковым - погиб из-за половых излишеств. Злая богиня и демоница, сидевшая в Лизе, сделала свое дело. Хасан круто ошибся, обнаружив в ней источник познания и жизни. Баба-яга сунула Иванушку-дурачка в свою печку, иначе говоря превратила жизненную энергию иракского друга в свою фертильную силу. А еще иначе, сожгла его гормонами и пептидами. Заодно и моего союзника Апсу лишила земной оболочки. Наверное, так.
      Гильгамеш и Энкиду. Я все-таки оказался Гильгамешем. Волей или неволей Хася подставил меня под пулю и спас от демоницы, которая его затем употребила. Вместо меня. Мне показалось, что я различаю красномордую кляксу Апсу. Он метался где-то в высоте, не в силах приблизиться и как-нибудь помочь.
      Про Гильгамеша в Фиминой тетрадочке ничего не было чиркнуто. Однако у этого фольклорного персонажа имеется библейская параллель, Авраам. Этот товарищ был тоже родом из Шумера и тоже искал бессмертия, правда с несколько иными характеристиками. Одна из точек, образующих энергетический канал, обозначена Гольденбергом, как "Авраам-Фараон". Значит, мне предстоит встреча с каким-то прирожденным властителем?
      За такими полубредовыми рассуждениями я поправил ноги Хасана, сложил ему руки на груди - устраивать ямку не было никаких сил - и двинулся дальше.
      Ночью проснулся от какого-то шороха в кустах, и сразу же несмотря на вялость, перешел в позицию для ведения огня. Ну, дайте мне этого злодея, я его сейчас прошью свинцовой стежкой.
      Из листвы появилась фигура. Фигурка. Я сразу понял, кто это.
      - Я заметила тлеющие угольки, - объяснила свое появление демоница Лиза.
      - Уходи, иначе будет пиф-паф. Я уже на границе твоего леса. Топай отсюда, Иштар-подлюка.
      - Ты чего совсем сбрендил, Глеб? Башка стоеросовая, охреневший от марксизма-онанизма чекист. Crazy mother-fucker, go to prick! - Лиза по старой привычке так и не смогла матюгнуться по-русски, но затем, невозмутимо поводя попкой, подошла к бывшему костру. А я хоть вспомнил серое изможденное лицо хасановского трупа, так и не смог пристрелить эту атомную секс-бомбу. Оставалась последняя надежда, что ввиду моей общей слабости проклятые любовные флюиды не окажут прежнего действия.
      Так оно и выглядело первые двадцать минут. Ничто во мне не шевелилось, ни в головном ни в спинном мозгу. Я даже расслабился и стал ехидничать:
      - Во всяком случае наш общий друг Хасан помер не от марксизма-онанизма. Ты его испекла на своих угольках, уважаемая яга.
      - Он видимо съел какое-то ядовитое растение, - сказала демоница. Это объяснение ее вполне устраивало.
      - Что-то зябко, иди, погрей хрупкую женщину, - внешне невинно предложила Лиза.
      - Ага, сегодня я грелка, завтра плевательница, послезавтра меня в сортир спустят как израсходованного, - мужественно отказался я.
      Впрочем, через полчасика меня вдруг взорвало, словно половые флюиды долго накапливались и, наконец, прорвали барьер моей физической немощи.
      Одного сеанса интимности будет достаточно, чтобы угробить тебя кричала правая половинка мозга. Всего один разик и ты освободишься от этого притяжения - возражала левая.
      А еще какая-то "третья" половинка предлагала взять и очередью из ФМГ ухлопать соблазнительницу. Оп - и нет проблем.
      Логика подсказывала - если чего-то хочется, то надо представить, что ты это уже поимел. Но живое красочное представление работало лишь на мою врагиню.
      В смятении я бросился в лес, ограничившись маловразумительной фразой: "Живот прихватило". Но все равно флюиды легко настигали и хватали меня на расстоянии десять, двадцать, тридцать метров. Они сейчас напоминали пучок резиновых лент, которым каждый шаг добавлял сил упругости. Проскочившие через завесу демоны, слуги богини, обретая электромагнитную природу, летели на меня, разогревали в моей истрепанной плоти дополнительный жар и раздували боль в едва заживших дырах. А ведь всего один разок и свободен!
      Был момент, когда упругая сила и гадкие ощущения чуть не швырнули меня обратно. Владычица Иштар уже встала на моем пути золотым идолом. Вся энергия, что имелась во мне, скопилась в нижней части моего живота и играла сугубо отрицательную сексуальную роль. Я попробовал почувствовать пульс земли. Он был характерным, выражающим долготерпение. Но передать ему ненужные секс-мощности не удалось. Матрицы или демоны, олицетворяющие землю, завернули их назад. Точно также получилось с воздухом и небом.
      Что еще способно выручить меня? Как вырваться из владений Отверженных, если они кругом. От них удрать также сложно, как, например, из Иркутска попасть в Париж. Я дернулся, может быть, в последний раз. Зацепился за корень и, взмахнув по-птичьи руками, улетел лбом в какой-то крепкий ствол.
      Тогда немного отрешился и заметил нетвердым взглядом дорожку. Она вела за экран и по ней сейчас следовал мой светящийся контур. Он направлялся в ту сверхсильную пустоту, которая прикрывалась землей, воздухом, небом как одежками. Следом рванулся мой психический электрон и, наконец, по проторенной дорожке вся ненужная энергия излучилось в эту бездну. Я видел как золотой идол улетает в никуда словно проколотый шарик.
      От этого зрелища меня самого замутило и закачало. В пустоте мой электрон охватила такая дурнота, что он еле вернулся. А мне пришлось уронить набрякшую физиономию в сырую траву и полежать - в нагрузку к излишней сексуальной я выпустил изрядную дозу лично необходимой энергии. Стабилизировавшись минут через двадцать, я побрел к стоянке.
      Кажется, все в ажуре. Отпустила нечистая сила. Лиза дремала у костерка, нисколько не секс-бомба, а бабец не хуже и не лучше других. Когда я немного подкрепился американскими крекерами, то уловил источаемые ею спокойные кроткие вибрации. Никакая она не Лилит и это то, что необходимо в данный момент. Даже показалось странным, что я испытывал к ней столь сильные и разнообразные чувства. Я, растянувшись на своей охапке веток, мирно почивал до утра. Утра, когда мы вышли из леса шумерской бабы-яги - владычицы Иштар.
      11
      К полудню мы с Лизой добрались до селения, которое прозывалось Эль-Халиль. Уже на окраине среди рисовых полей нам встретилась повозка с ездоком довольно приличного вида. Рубаха и плащ у него были чистыми, а выпуклое брюшко внушительным. Тем он заметно отличался от крестьян, чьи впалые тела были покрыты грязным шматьем и расчесами. Сразу стало ясно, что ездок - большой человек в районном масштабе.
      - Салам. Не заплутали, странники? - спросил он, высунувшись из коляски.
      - Аллаху принадлежит и восток и запад. Он ведет, кого хочет к прямому пути, - резонно ответил я.
      - О, чужестранцы знают Коран, - располагающая физиономия господина украсилась доброжелательной улыбкой.
      - Мы не чужестранцы, господин, - мой голос был максимально тверд. Мы так же верны Истине, как и вы, господин, только вот родом с севера, из Киркука. Но моим уделом стала тяжкая работа в порту Басры, где я совсем надорвал живот и не смог больше поднимать мешки и большие ящики. Начальник дал мне немного денег и отправил домой. Теперь вот добираюсь вместе с женой в родные края, - торопливо объяснял я, но понимал, что время пошло уже не в нашу пользу.
      Конечно же, едва мы выбрались из мерзопакостного леса, мне надо было срочно бросить Лизу. Не привязывать к дереву, не топить в луже, но просто расстаться. Однако мне показалось совсем неприличным оставлять ее в одиночестве. Ведь через десять минут она угодила бы кому-нибудь в трудовое и половое рабство и больше никогда не увидела ни своей Америки, ни "совенка". Само собой, у первого встречного-поперечного крестьянина мы купили за дорого местную дрянную одежку и упорно стирали ее в канаве, а затем долго сушили на солнце и выжаривали гнид над костром. Но Лиза все же отказалась снять до лучших времен свои джинсы и вымазать лицо грязью. Так что на полукочевников, даже курдов, мы походили как крашеные яйца на помидоры. Кроме того миссис Роузнстайн хотя кое-что понимала, но не могла связать по-арабски двух слов, что для жительницы города Басры было бы странным.
      - Я рад, - плутовато сказал встреченный господин, - что вы происходите из хорошей семьи. Вы видимо покинули свои горы из-за разногласий с родней.
      - Да, вы правы, я ослушался отца, достопочтенного раиса Мухамеда Базаргани, я преступил его запрет, когда бросил учебу и женился на этой вот женщине. Дело в том, что она много старше меня и уже знала многих мужей, - я поперхнулся, потому что Лиза пронзила локтем мой бок, со стороны, где находилась рана. То, что я наплел важному человеку, она вполне уловила.
      - Наверное, достопочтенный раис был прав, хотя красота вашей женщины сравнима с той, что пленила Фир'ауна.
      - И подобно Ибрахиму я готов назвать ее своей сестрой, чтобы мне было хорошо.
      Господин оценил мою эрудицию, а мне стало страшно за свой бок, все-таки я несколько подставил Лизу. Она метнула на меня свирепый взгляд, сообразив, что речь идет об Аврааме, который сдал свою жену Сарру в гарем фараона. А я сразу вспомнил пункт из Фиминой тетрадки под названием "Авраам-Фараон". Опять точка формирующая энергетический канал.
      - Я желал бы оказать вам услугу и пригласить отдохнуть в мой дом, где вы могли бы поведать мне о нравах севера, - медовым голосом произнес уважаемый человек.
      Что ж надо или немедленно прирезать штык-ножом этого бая вместе с возницей, или соглашаться в цветистых восточных выражениях. Помедлив, я отозвался:
      - Любезность господина превосходит всякие границы. Аллах любит странноприимцев. Сочту за великую честь быть гостем вашего дома.
      Так мы оказались у местного начальника, что называл себя Саидом. Вначале повозка нас доставила на коротенькую улочку. Вдоль нее располагалась глухая глинобитная стена всего одного дома. Дома Саида. За унылой стеной, как выяснилось уже за воротами, был разбит веселый сад, где преобладали мандарины, но имелись и инжир, и хурма, и виноград, и персики с абрикосами. За садом была протянута двухэтажная галерея и устроен дворик с беседкой, внутри которой находился прудик с разными пестрыми рыбками. По дворику с восточной негой прохаживались пушистые персидские коты, а также слонялись какие-то птицы, похоже что павлины. И в саду и во дворе трудились неумытые мужчины, по галерее сновали женщины в чадрах, с кувшинами или подносами на головах. За короткое время я насчитал человек двадцать обслуживающего персонала. Двор заканчивался самим домом, двухэтажным и длинным как колбаса.
      Мы с Лизой умылись и передохнули в отведенной нам комнате той благовонной водой, что притащила в кувшинах молчаливая расторопная служанка. Затем слуга провел нас наверх. Второй этаж дома был оснащен открытой верандой, застеленной сплошь коврами и закиданной подушками. Подушки располагались возле столика на коротеньких ножках, заставленного яствами, которые и во сне не приснятся среднему советскому гражданину. В частности там был представлен плов, состоящий из молодого барашка "тающего в рот" и нежного-нежного риса с зеленью. А также сыр, маслины, очищенные орехи с мятой, цветная капуста, измельченная козлятина, завернутая в молодые виноградные листья, копченая верблюжатина со специями, простокваша с тертым чесноком. Я уж не говорю о наваленных горой фруктах, от гранатов до тутовых ягод.
      Когда наши губы стали достаточно жирными, слуга принес поднос с горячим песком и чашечками кофе, который дымился пряным горьковатым запахом. Притащил служивый человек и кальян. Когда я заметил, что чашечек три, появился хозяин в парчовом халате. Он-то и стал, разложившись на подушках, потягивать кофе и прикладываться к кальяну. Видок у Саида еще более солидным стал. Просто настоящий шейх. Даже красные щеки не портили его, а придавали значительности.
      Едва хозяин вышел на веранду, я естественно сделал знак Лизе, чтобы она прикрыла личико и отсела в сторону. Но Саид предупредительно произнес:
      - Уважаемый Реза (так я себя назвал, кажется благозвучно), разрешите вашей луноликой супруге остаться здесь. Таинственный блеск ее глаз будет освещать нашу ученую беседу.
      - Да пожалуйста... Благодарю за столь изысканную и обильную трапезу, Саид-бай. От нее не отказался бы и халиф. Кушанья так радуют наши животы.
      - Пустяки, я всегда так трапезничаю, даже если нет гостей нет в моем доме. А халифы были, кстати, поголовно умственно отсталыми, включая Харуна... Видите ли, мне скучно здесь. Еда, женщины, мальчики, все это пресытило меня много лет назад. Власть. Я могу сделать что угодно с кем угодно в этом селении - даже зажарить и съесть - но только здесь.
      Ну ты и фрукт, жирный Саидка, мысленно прокомментировал я. Только не на того нарвался. Со мной ты не сделаешь, что тебе заблагорассудится, даже в этом городке. Раз, и потроха вывалятся на ковер.
      Саид, вероятно, почувствовал некое напряжение с моей стороны, хотя, конечно, не знал, что под рубахой у меня содержится "логарифмическая линейка" ФМГ и штык-нож, любящий человечьи внутренности.
      - Не тревожьтесь, уважаемый Реза, я не причиню вам никакого ущерба. Вы уйдете отсюда довольным, потому что вы - мой гость. Предав вас, я предал бы себя. Единственное, что я мог бы предложить - это сделка, удовлетворяющая вас и меня.
      - Достопочтенный Саид-бай, не вполне понимаю, как сделка со мной может удовлетворить вас. Я, конечно, могу сплясать народный курдский танец или изобразить что-нибудь из "Аль-Муаллакат", особенно Имруулькайса или Зухайра, но это вряд ли требуется вашему изысканному вкусу. Ведь вам достаточно щелкнуть пальцами, чтобы прибежал поэт и пропел вам любую касыду или газель. Да и танцев, я думаю, у вас хватает.
      - От дикаря Имруулькайса у меня всегда портился аппетит, я предпочитаю Аль-Маарри и Ибн-Зайдуна. А танцы людей мне неприятны, потому что я слышу скрип сухожилий, и бульканье полупереваренной массы в желудках. Меня больше радуют танцы пчел и мух... Но наша сделка будет касаться другого. По обстоятельствам от меня не зависящим, я пребываю в уединении, никогда не покидаю Эль-Халиля и его окрестностей. Поэтому я хочу, чтобы вы сделали кое-что за меня в том мире.
      Хозяин ткнул пухлым пальцем в даль, что была залита щедрым дневным солнцем, которое пробивалось на веранду через спеющую виноградную лозу. "Тот мир" звучало в его устах почти как "потусторонний". Да, ясно, что так просто от Саида не удастся отделаться. Приставучий клещ. Он отлично понимает, что я не тот, за кого себя выдаю. Хотя, конечно, упоминание об Ибн Зайдуне является всего лишь случайным - ну нет же, в конце концов, у этого жирняги доступа к моему личному делу, хранящемуся в ПГУ.
      - Под "тем миром", достопочтенный Саид, вы имеете ввиду Багдад или, может быть, Киркук?
      Хозяин ответил не сразу. Эта пауза была кое-чем заполнена.
      Лично для меня пейзаж вдруг заплыл туманом, а когда немного прояснилось, то сад стал в сотни раз просторнее и цветистее. Он теперь занимал десятки террас. Кроны деревьев, - магнолий, кипарисов, дубов, скрывали и затеняли беседки, бассейны, портики, галереи, искусственные гроты и прочие достопримечательности. У подножия террас была мощная стена с квадратными башнями, а дальше расстилался город. Приземистый, огромный, похожий на пчелиные соты. Вавилон, что ли?
      Вместо ответа туман рассеялся и передо мной снова оказался дворик с небольшой беседкой, за ним имелся сад скромных размеров, а за стеной лежало обычное пшеничное поле. Я лопал плов под бренчание домбры, доносившееся из кустов, а Саид вещал:
      - Я не говорю о конкретном городе и о конкретном деле. Если вы пожелаете, уважаемый Реза, я помогу вам добраться до Курдистана, или, пожалуйста, до Кувейта или же Иордании. Но ничего конкретного. Я только попрошу забрать с собой мой знак.
      Хозяин вытащил из-за пазухи печать, состоящую из драгоценного камня, кажется сапфира, и странного рельефа, свитого из золотой проволоки. Он несколько напоминал астрологический символ планеты Юпитер. Эх, сейчас бы пригодился Хасан, ведь его родное племя поклоняется звездам.
      - Несколько нагрев эту печать, я приложу ее к верхней части вашего лба, так что отпечаток будет сокрыт головным платком или волосами. После этого вы получите любую сумму - в разумных пределах, конечно, - и мой человек отвезет вас на машине, куда вы пожелаете. Завтра вы можете прогуливаться уже в Эль-Кувейте или Абу-Даби. Смею вас уверить, что вы почти не заметите пересечения границы.
      Итак, мне нужно исполнить маленькую прихоть - дать заклеймить себя как скота - и после этого я вместе с Лизой окажусь в Эль-Кувейте или Абу-Даби, а послезавтра в Гонконге или Макао - прекрасных городах, где достаточно выложить несколько сотен баксов и никто уже не спросит, откуда ты взялся и чем собираешься заниматься. Поселимся мы с Лизкой на берегу океана в маленьком домике - если, конечно, она пообещает не блядовать и откажется от попыток сделать карьеру в Бостоне. А не пообещает и не откажется, тогда под зад ей коленкой. Стану сожительствовать с китаяночкой, нет двумя хорошенькими китаяночками, похожими на фарфоровые статуэтки. А еще лучше с Лизкой и двумя китаяночками. Мы будем жить долго, счастливо и умрем в один день, подавившись за обедом устрицами.
      Ну, а дело мира и социального прогресса? Ладно, стану раз в месяц посылать чек с умеренным количеством нулей в фонд местной коммунистической партии. Плюс, обязуюсь печь пирожки в форме бороды Карла Маркса и раздавать нуждающимся неграм. А дело мира, социального прогресса и научный коммунизм, надеюсь, победят уже после моей достаточно отдаленной кончины. Клеймо же мы быстро сведем с помощью дерьмотолога-косметолога.
      Я глянул на Лизу. Она, хотя скромно клевала зернышки граната, все-таки напряженно вслушивалась в наш разговор, и подмигнув, дала понять что одобряет сделку.
      - Чуть не забыл, - вклинился в мои рассуждения хозяин, - я дам вам такую мазь, что через пару недель знак напрочь исчезнет. Ну, ответ положительный?
      Я по-одесски ответил вопрос на вопрос.
      - Вы уверены, что это сделка добровольная с обеих сторон? Вы, достопочтенный, забыли сказать, что со мной произойдет, если мой ответ окажется более отрицательным, чем положительным..
      - Эта сделка разумная, а, значит, вы согласитесь.
      - Можно мне подумать до завтрашнего утра?
      Саид дозволительно тряхнул щеками.
      - Ваш ответ я услышу за завтраком. А стихи Ибн-Зайдуна за ужином.
      Бай хлопнул в ладоши, тут же подскочил слуга с занавешенным лицом, который помог ему встать и удалиться.
      - Так о чем все-таки толковища, Глеб? - спросила Лиза, выждав, пока мы на веранде остались одни.
      - О сущей безделице. Он хочет испортить кусочек моей шкуры, но за это сулит райскую жизнь.
      - Соглашайся, Глеб, о чем речь.
      - Легко тебе меня склонять, ведь речь идет о моей шкуре... Конечно, я соглашусь, иначе он меня просто сдаст в местный КГБ. Ну, а пока давай вдумчиво питаться. Извлечем максимум полезного из весьма сомнительной ситуации.
      До вечера ничего особенного не произошло. За исключением того, что все время кто-то приятно играл и пел в мавританском стиле из кустов во дворе. А ваза с фруктами никак не могла опустеть, не взирая на нарастающее "разрывное" давление в животе. Кстати, несмотря на сельские условия в доме Саида имелся вполне городской ватерклозет и даже комната-библиотека. Там на гору арабской литературы, включающей манускрипты занюханных веков, приходилось пару шкафов с книгами на европейских языках. В основном на немецком, в котором я ни бельмеса. Было и кое-что на английском, в частности по древним шумерам и вавилонянам. Про храмы, в которых официально работали боги, а на самом деле вкалывали люди, играющие роль каких-то киборгов.
      Я сразу вспомнил подколы Данишевского насчет того, что храмовое шумерское хозяйство ему напоминает советскую социалистическую экономику. Как у нас, в Союзе, так и у них, в Шумерии, большинство трудится на систему за паек - мы за бутылку водки и палку колбасы, они за горшочек риса и кувшинчик пива. И у нас, и у них есть жрецы, которые выражают волю незримых богов. Незримые - это советские законы природы и общества, это шумерский пандемониум. Причем, как советские так и шумерские жрецы, всем руководя, ни за что не отвечают. Если что не так вышло, значит, боги или же законы марксизма-ленинизма разгневались за несоблюдение их воли и правил. Тогда надобно поскорее кого-нибудь принести в жертву из числа "козлов отпущения".
      Темень пришла резко, словно упал занавес. Появилась служанка, которая как обычно быстро и сноровисто зажгла масляные лампы. Девушку украшали браслеты на ногах, а также тяжелая грудь, но портило замаскированное чадрой лицо - все согласно местным канонам. Лиза как раз вышла прогуляться в сад, а мне показалось, что иракская красавица стрельнула в мою сторону глазами-маслинами. Я выскочил за ней в коридор, естественно, не из-за плотских надобностей, а чтобы побольше выведать о хозяине. Само собой, опять же с помощью любовной магии. Как известно, с голубого ручейка начинается река, ну а баба начинается с пиписки. Одна моя ладонь ухватила девицу за тонкое запястье, другая легла на круглый животик и стала продвигаться вверх.