Последнее чудо-оружие Страны Советов

Тюрин Александр
Последнее чудо-оружие Страны Советов

      Александр ТЮРИН
      ПОСЛЕДНЕЕ ЧУДО-ОРУЖИЕ СТРАНЫ СОВЕТОВ
      (кагебезада)
      Посвящается Шахерезаде
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПОРОГ
      1. (Южный Ирак, 30 марта 1983 г.)
      Глаз напрягся до боли, будто ему предстояло выстрелить. Я успокаивающе погладил его веками. Дожимать спусковой крючок еще рановато. Пуля должна разодрать воздух, когда будет видна не прорезь прицела, не мушка, а только точка между бровей "мишени". Только она одна, и чтоб вокруг туман. Эх, встретиться бы с Серегой на час пораньше, да имейся у меня диоптрический прицел. Но сейчас диоптрический бы только помешал - уже смеркается и "мишени" не хватает яркости.
      Позавчера еще Серый перекидывался со мной в картишки и был товарищем. Как бы был. В нашей организации все понарошку. А теперь пустить пар из Серегиной башки - это единственный способ уцелеть. Сегодня. А завтра все может снова перевернуться.
      Переводчик огня у моего АК-74 стоит на одиночной стрельбе. Один патрон - один труп с продырявленной черепной коробкой и взболтанными мозгами. Эти оболочечные пули очень вредные для ума.
      Старший лейтенант Колесников, не верти же ты башкой. Нет, точка между бровей мне не нравится. Не хочу ее клевать. У самого в этом месте зазудело - как бы почесать? Увы, никогда мне не стать полноценным убийцей-профессионалом. Соединю-ка взором прицел и пуговицу на Серегином нагрудном, насердечном кармане. Металлическая пуговка поблескивает в лучах стекающего под землю солнца, а на ней пятиконечная звездочка. Некогда защищала она трусливых колдунов от злых духов, стала двести лет назад символом дяди Сэма, а затем, налившись кровью, манящей звездой коммунизма. Свел пентакль нас с Колесниковым, пентакль и разлучит.
      Ну все, пора. Палец дожимает спусковой крючок. Вот пуля просвистела и ага. Вернее, пока. Пока, Сережа, потому что договорились мы по-плохому. До встречи в одном из подвалов преисподней. Передавай там привет, кому положено. Наверное, еще примут там тебя на работу по совместительству.
      Кстати, не все так трагично. Мы перестали вместе служить одному делу из-за какой-то нелепицы. Мы разминулись почти случайно. Еще на прошлой неделе все смотрелось иначе. Мы тогда были в одной команде. И сообща играли в этом месопотамском болоте против команды бостонских врачей. Так называемых врачей.
      Начальство популярно объяснило, что не столько врачи они, сколько гадово семя - цэрэушники. Из-за них мы здесь и оказались. Начальству-то виднее. Впрочем, местную публику - кучерявую и грязноногую - бостонцы действительно врачуют. От всех болезней лечат бесплатно. Америка заигрывает с черноусым красавцем Хуссейном, потому что куда больше опасается пакостного старикашки Хомейни.
      Итак, мы включились в эту игру на медицинскую тему. Хотя официально считаемся советскими геологами, спешащими к иракскому народу с братской помощью наперевес. Серега, действительно, горный институт заканчивал. На нашем амфибийном вездеходе есть чувствительная аппаратура, измеряющая магнетизм, что якобы позволяет узнать, какие ценные ископаемые притаились внизу, под нашими попами.
      А я, так сказать, переводчик. Впрочем, пришлось мне в свое время поучиться на восточном факультете ЛГУ. Семитские языки - арабский, вроде бы никому не нужный иврит - пожалуйста, читаю, пишу, общаюсь. Святые писания Коран и Тора в подлиннике - это мне доступно, как другим газета "Правда". Способен с криками "ах" восторгаться литературными жемчужинами "Аль-Муаллакат" и "Лейлой с Меджнуном". Конечно, до совершенства мне далеко, но для нынешней работенки вполне сойдет.
      Когда поступал на факультет, конкурс был тридцать голов на место; девочки и природные семиты, естественно отсеивались. Фима Гольденберг, который даже аккадскую клинопись разбирал и мог лопотать на трижды мертвом арамейской языке, не проскочил, в отличие от меня. Потом мы еще с ним пересеклись. Но это потом. А вначале меня на соответствующую службу призвал Большой Дом. Сионисты, иудаисты, чересчур ретивые исламисты - вот каков был профиль моей работы в Пятом Главном Управлении. Тошнючие дела. Несерьезный, убогий противник. Я двум генералам - своему тестю и своему доброму знакомому - надоедал, пока они пару лет назад не устроили мне перевод в настоящую разведку, в Первое Главное Управление, в арабский отдел.
      Тут уж мне пришлось завязать с заочной аспирантурой, где я под руководством профессора Данишевского исправно стряпал диссертацию о поэзии Ибн Зайдуна. Этот сочинитель был еще тот гусь в своем занюханном одиннадцатом веке, большой интриган и хитрюга, чем смахивал на людей из нашей "конторы". Зато в отличие от наших товарищей Ибн Зайдун беспроблемно производил поэмы о своей любви к шикарной дамочке - дочери кордовского халифа аль-Валладе, тоже поэтессе. Особенно запоминается "Нуния", где всем стихам положен конец одной и той же замечательной буковкой "нун".
      Я бы раньше завязал с аспирантурой, но "контора" хотела, чтобы я попас Данишевского. Вернее, остальных его аспирантов. Особенно тех, кто несмотря на заведомую неприязнь ВАКа, пристрастился к философской лирике бен-Гебироля или Ибн аль-Араби. Ведь такие клиенты явно залезли в болото мистики, которая чужда советскому виду разумности. А уж те, кто страдает интересом к Иегуде Галеви или, например, к Аггадам - тот уж точно сионист, если даже замаскировался под архирусской фамилией Кузькин. И дружки у него должны быть в ту же масть.
      Кстати, лично я никакой тяги ко всяким "оккультизьмам" не испытываю и обхожу разные там "шмистики" стороной. Поскольку считаю, что если будешь изучать тот свет, станешь плохо жить на этом. И куда больше всяких философских виршей уважаю рифмы бродяг-бедуинов, что нахваливают себя, своего верблюда и свою бабу, которая почему-то у них обязательно похожа на какое-нибудь фруктовое дерево.
      Ладно, когда "контора" захотела, я расстался с филологией и поэтами. В ПГУ пришлось корпеть над директивами Хуссейна, Асада и прочих начальственных арабов, зорко выискивая их дружественные поползновения в сторону Америки. А во время первой и нынешней, второй, поездок "на природу", в Ирак, мне язык надобен преимущественно для базара, где я выторговываю финики по два дирхама вместо трех.
      Уже во время первой экспедиции, тут, где сливаются Тигр (это река такая) с Евфратом, развивалась, желая испортить всем жизнь, одна эпидемия. Какая-то смешанная вирусно-бактериальная инфекция, которая путешествовала воздушно-капельным путем и вместе с болотными испарениями. При этом поражала глаза (см. конъюнктивит), рот (см. стоматит), моче-половую систему (смотри ниже живота). Если точнее, инфекция очень злилась на наружные половые органы мужиков и вплотную занималась ими. Вы понимаете, что это означало для южан? Скажу больше, результатом такой вот хвори, прозванной нами лихорадкой "Х", являлось разрастание и сращивание крайней плоти, которая у каждого приличного мусульманина вообще должна отсутствовать! Отсюда вытекало и оскорбление религиозных чувств, и всякие локальные воспаления, и большие неудобства в соитии с женами и прочими подходящими для дрючки существами. В общем, это вам не какая-нибудь малярия.
      Я не скажу, что возбудители лихорадки "Х" возникли естественным путем, уж больно специфически они пакостили. Конечно же, не берусь утверждать, что генные инженеры - наши советские или там, например, израильские, - сотворили такую дрянь своим искусством. По крайней мере, в составе нашей группы, как в первую, так и во вторую поездку, не числились микробоведы-вирусолюбы и прочие специалисты по мелким зверям. Отсутствовали баночки-скляночки и баллончики-прыскалки с надписью "осторожно, хреновирус".
      Если серьезно, то не было оснастки даже для самой пустяковой микробиологической диверсии. У нас и с обычными лекарствами оказалось туговато. Крохотная аптечка содержала антисептики, пару популярных антибиотиков, элеутерококк для снятия утомления, и все тут. Единственное, что наталкивало на разные мысли - перед поездками, в Москве, членам группы делали прививки, и никакая зараза, в том числе лихорадка "Х", к нам не привязалась.
      Ничего ни к кому не привязалось, хотя Серега тут с одной веселой багдадской вдовой даже трахался. Петрович, естественно, по возвращении настучал бы - старлею бы влетело за донжуанство и никогда бы уже не светила ему работа в солидной резидентуре. Если бы да кабы.
      Лежит Серега в двухстах метрах отсюда с сердечной мышцей, пробитой моей пулей, и никаких у него теперь проблем. Имейся снайперская винтовка, хотя бы Драгуновская, подстрелил бы бывшего коллегу с дистанции в километр. А с АК-74, даже снабженным оптическим прицелом, больше полукилометра не вытянуть.
      Ну, господа-товарищи, охота продолжается. Кто следующий отбывает в отпуск на тот свет? Охотник из числа Петровича и Макова, или жертва, то есть я?
      Вдобавок люди из Бостона тоже могут подкинуть неприятностей любому из нас. У них там трое докторов и трое крепеньких санитаров-охранников. Доктора пробовали лечить и лихорадку "Х", однако в итоге не снискали никаких лавров и пока что не добились ничего особо путного. Правда, пробы крови, спермы, смегмы и других неаппетитных выделений американцы отправили в Вашингтон. Но потом среди недолеченных аборигенов загуляли сведения, что именно американские врачеватели - поскольку они "неверные", по которым джихад плачет, и вообще поработители - эту самую хворь собственноручно пустили в оборот. Дескать, вырастили в своем ЦРУ, а затем подобрались и опрыскали ею добрых мусульман словно сорняки-цветочки. Слушок очень крепким оказался, хорошо в пустых головах застрял. Не знаю, кто эту парашу пустил, по-крайней мере, не наша группа. Когда Комитет "клеил" американцам взращивание и распространение СПИДа, то достаточно было рассказок московского радиоголоса и статей Ионы Андронова. Но болотные шииты - люди темные, поэтому в данном случае пришлось, наверное, потрудиться нелегалам из Службы "А".
      Короче, на американских докторов аборигены стали бросаться. Однако, Штаты не торопятся своих людей отзывать, наверное, желают получше с таинственной болезнью ознакомиться. Хуссейн тоже пока не собирается отношения с Америкой портить, поэтому присылает порученцев из Багдада, которые пробуждают своими крупнокалиберными лирами добрые чувства у толпы, а с самыми горластыми крикунами проводят разъяснительные беседы в застенках. Тем не менее, основательно распространились настроения, что не в пользу Америки.
      А мы вроде не причем. Для всех - мы занимаемся геологоразведкой. Работа, кстати, ладилась. Вплоть до прошлой недели, до катаклизма. И естественно, до того как полностью всплыло дело Лизы Розенштейн. В Центре выяснилось, что она находится в составе группы бостонских докторов-цэрэушников. А пять лет назад Лизавета еще проживала в городе-герое Ленинграде, трудилась врачом-инфекционистом в Боткинской больнице и висела на крючке у "конторы" по целому ряду веских причин. Муженек ее к тому времени отплыл маршрутом Колумба, она же, когда можно было улепетывать, осталась из-за своих родителей - старых большевиков. Большевики большевиками, но вокруг нее вертелись всякие "невыездные", то есть сионисты, иудаисты, плюс прочие диссиденты, досиденты и отсиденты.
      Я тогда трудился в Пятерке и отмазал женщину-врача от статьи - как говорится, по причинам личного характера (находящимся чуть ниже пупка). А спустя несколько месяцев еще раз поспособствовал - помог пересечь госграницу. Естественно, что после этого мы друг для друга перестали существовать. И уже перед второй экскурсией в Ирак до меня дошло известие, что Комитет проверил на "ху из ху" всю команду бостонских врачей-цэрэушников и опознал личность Лизы Розенштейн. Естественно, что те, кому положено, принялись потрошить ее биографию и так далее, и тому подобное. Началось наше обычное выдавливание прыщей - какой гад ее прошляпил, какой выпустил за кордон? да она же участвовала здесь в секретных микробиологических работах! да она уже тогда являлась махровой агенткой ЦРУ! В общем всю подноготную расковыряли, всех больших и малых гэбэшных командиров накрутили. Только на мой след не сразу напали. Судьба мне улыбнулась и подмигнула. Дело в том, что я был лично знаком с тем, кто судьбу устраивает. Жаль, что с ним разминулся...
      Уже здесь, в южной Месопотамии, прилетела нашему старшему, Илье Петровичу Остапенко, шифровка - вернуть меня прямиком в Москву, а если не послушаюсь, то и прихлопнуть как муху. Что насчет меня замыслено, я как-нибудь прознал, к тому же имел представление, какого сорта суд меня ожидает в родной столице. Поэтому ударился в бега. А недавние товарищи припустили за мной. Бостонцы же всех нас с удовольствием скормили бы волкам. Вот такая круговерть, такая непростая история получается. А корень зла начал произрастать в событиях пятилетней свежести...
      2. (Ленинград, 5 марта 1978 г.)
      Около четырех вечера рабочая активность и прочие альфа-ритмы моего мозга обычно затухают. Углубиться в книжку про какую-нибудь принцесску или маркизку у нас проблематично - ведь не в КБ трудимся, а в КГБ. Поэтому отдыхаю на свой лад, оценки по пятибалльной системе выставляю своим подружкам или проверяю память, вызывая странички из какой-нибудь энциклопедии, а радио меня убаюкивает: "...о передовой доярке Душенькиной говорят, будто она коровий язык понимает. А все дело в ласковом отношении к животному. Осторожно подмоет она вымя, подключит аппарат и что-то напевает буренке ласковое. А та вроде бы слушает и молоко отдает..." Но сегодня меня зазвал к себе полковник Сайко из ПГУ. Конечно, через моего непосредственного начальника в Пятерке майора Безуглова. Насколько я мог выведать у майора, товарищ Сайко курировал несколько "почтовых ящиков", которые выполняли какие-то технические работы в интересах Комитета.
      Полковник предстал дядькой предпенсионного возраста с весомыми щеками, чья краснота и размеры несколько превышали пределы приличия. Кроме того, он, хотя расправил погоны, как орел крылья, даже не вышел из-за большого почти квадратного стола, предпочтя сохранить дистанцию. Однако улыбающаяся во все стороны физиономия не свидетельствовала о замкнутости и снобизме. Все ясно, дедок не смог удержаться, да и принял в памятный день кончины Хозяина. Поэтому опасается, что я почую аромат, характерный для spiritus vini, весело плескающегося в объемном пузе.
      - Догадываешься, товарищ капитан Фролов, зачем я тебя вызвал?
      - Не привык себе лишние вопросы задавать, товарищ полковник, скромно отозвался я.
      - Совершенно правильно поступаешь. Но давай все-таки начнем с начала. Как ты к Лаврентию Павловичу относишься?
      Для подначки и проверки этот вопрос явно не годился. Только хозяину такой кадр как Берия мог пригодиться. Партии он и в пятьдесят третьем, и сейчас нужен, как заднице монтировка. Тем более, что заляпанные красной жижей сапоги Хозяина вытерли именно Лаврентием Павловичем.
      - Я, товарищ полковник, отношусь к Берия, как и партия - сугубо отрицательно.
      - Между прочим, зря. Он был не психом-параноиком, зацикленном на каком-нибудь лозунге, а человеком дела, и помимо большого дурно направленного члена имел неплохую башку. Атомную бомбу благодаря кому мы получили в сорок девятом? Ракетную ПВО в пятьдесят втором? Водородную бомбу в пятьдесят третьем? Даже баллистическую ракету в пятьдесят шестом? А, капитан?
      - Я в пятьдесят шестом еще под стол пешком ходил, так что вам виднее, товарищ полковник.
      Сайко удовлетворенно крякнул, когда услышал, что ему виднее, и продолжил уже в полный голос, без всякой опаски.
      - Лаврентий после войны своей граблей выгреб из зон всех уцелевших физиков, математиков, химиков всяких, и они уже не стали лагерной пылью. Чуешь, они уже вкалывали не киркой и лопатой, а мозгами, менталитетом своим. Пусть не на воле, не за грошики, не ради творческих удовольствий, а чтобы не загреметь обратно в зону, но все-таки лобными долями, правыми и левыми полушариями. Благодаря Лаврентию мы по сей день имеем какой-то научно-технический потенциал, так это называется. А всякие беломорканалы, на которых выжимали зэков, уже на две трети развалились. Кстати, окажись Лаврентий на месте мудака лысого Никиты, то не добивал бы приусадебное хозяйство, а расширял бы его. Глядишь, и получше было сейчас с харчами по всей Руси Великой. Лаврентий хоть строго спрашивал, но умел позаботиться и простимулировать. Разве я не прав?
      А включенная радиоточка вроде как поддакивает: ...животноводы народ беспокойный, всегда о чем-нибудь голова болит: племенных первотелок надо пестовать, раздаивать коров, приучать их к аппаратам машинного доения..."
      Своей искренней тирадой дядька, конечно, подставился. Только раскручивать я его не собираюсь. Мне главное выяснить, куда и зачем он клонит.
      - Извините, не специалист в ракетно-ядерных делах, товарищ полковник. Вот если арабско-андалузскую поэзию обсудить, тут я грамотный.
      - А я, как ни странно, в поэзии - чайник... - Полковник сам, казалось, удивился, но затем продолжил свою тему. - Не знаю, как у вас там в Пятерке считается, но на мой взгляд, к советскому человеку, если он чего-то стоит, нужно подход искать.
      - Да как стоящих-то найти? Ведь на роже знак качества не проштампован.
      - Искать, как Лаврентий Павлович. Лучше лишних взять, чем недобрать. Вон и трутни в пчелином семействе тоже на что-то годятся - самочек оплодотворять. Не только физики-химики, но и какие-нибудь филологи могут понадобится, вроде тебя, и философы, которые пока что самовыражаются через задницу, и даже спекулянты-валютчики. У них тоже голова варит, их вполне к какому-нибудь счетному делу можно приставить... Эх, боюсь, вы там в своей Пятерке не всегда бережно к мозгам относитесь.
      - Конечно, круглые мозги катаем, квадратные таскаем, - не удержался я от выпада. - Известно, мне, товарищ полковник, что вы у себя в ПГУ, несколько свысока к Пятерке относитесь.
      - Брось. Вот ты, капитан Фролов, умный и образованный, а там ведь трудишься... Ладно, с началом разобрались, теперь перейдем к концу. Исследовательские учреждения, которые я курирую, во всяких направлениях работают, подчас самых неожиданных. Прямо, оторопь порой берет. Короче, одной группе позарез потребовалось именно то, что вы отнимаете у своих подопечных. Литература по мистике. То есть, понимаешь, не всякие там байки, от которых дети пукают со страха, а мистические учения в изложениях самих создателей, продолжателей и дружественно настроенных комментаторов. Это я тебе передаю слова одного умного человека.
      Отбарабанив чужие слова, полковник удовлетворенно откинулся на спинку стула, который натужно скрипнул.
      - Но это же имеется не только у нас. И ваш "умный человек" с таким фактом должен быть знаком. Большие собрания в Ленинке, в ленинградской публичке закрытый каталог Антокольского.
      - Все так. Но там только дореволюционная рухлядь. А ведь книги и рукописи по мистике появлялись и после семнадцатого года, как за бугром, так и в самиздате. Особенно по некоторым ее течениям, так сказать, живущим, где сих пор мысль кипит.
      - Понятно, каббалистика, суфизм, санкхья-йога, махаянский буддизм, теософы-антропософы всякие, рерихнутые... А где мысль кипит, там и Пятерка...
      Я почему-то вспомнил Фиму Гольденберга, сдававшего вместе со мной экзамены на восточный факультет. Вот человек, который даже в 18 лет свободно читал и кое-что понимал в каббалистических опусах "Зоар" и "Эц Хаим". Как-то мы с ним давно не встречались. А ведь если встретимся, так струхнет он...
      - Недели вам хватит, Фролов? Учтите, к основным текстам надо чиркнуть разъяснительные писульки, особо древние мудреные темные сочинения, пожалуй, стоит и отбросить. В общем, чтоб было все и дураку понятно.
      Несмотря на свое бережное и внимательное отношение к мозгам полковник Сайко приказ отдал-таки солдафонский.
      Я вернулся в свой кабинет от этого гуманиста-бериевца и крепко призадумался. Что ему все-таки от меня требуется? Для начала надо выложить конфискованные материалы из сейфа на стол - все то, что еще не отправилось в архив или топку. Вскоре столешницу устелил толстый бумажным слой, затускнели неряшливые буковки, пропечатанные на раздолбанных машинках или переснятые на ксероксах, где было под завязку дефицитного порошка Cannon.
      Попробуем сузить задачу. Лучше восточные учения не рассматривать, ввиду недоступности мне санскрита, китайского и прочих тарабарских языков. Также отбросить визионерство, прорицательство, стигматизм, спиритизм, экстрасенсорику, йогу, колдовство, то, что можно назвать практической, бытовой, иррациональной, антиинтеллектуальной мистикой или попросту магией.
      И все равно я не в курсе, кому и что именно требуется. Дело осложняется тем, что до сей поры рассказки о потусторонней и сверхъестественной жизни я всегда огибал стороной, считая их пудрой для мозгов. Неужели сейчас на скаку придется вникать в дотоле неинтересный мне материал? Но у меня еще куча оперативных дел. Я потыкал завистливым взором своего товарища по служебной площади Пашу Коссовского, у которого не было никаких проблем со сверхъестественным миром.
      Тут тренькнул телефон и непосредственный начальник зазвал меня к себе. Так-то оно лучше, может что-нибудь прояснится.
      - Ну, чего там тебе Сайко наплел про нас? - майор Безуглов прищурил левый глаз. - Небось, делал всякие намеки, что мы интеллигенцию зажимаем, а он ее напротив раскрепощает?
      - Ничего серьезного в наш адрес, товарищ майор. Ну, может, хилые происки. Товарищ полковник мистической литературы захотел. Наверное, ничего таинственного в этом нет. Возможно, коллеги из ЦРУ и Моссад создают шифровки с помощью оккультных терминов и знаков. Или, может, западники кропают дезинформацию по нашей стране с помощью каких-нибудь потертых прорицаний из Нострадамуса или Альберта Великого.
      От слова "Нострадамус" майор скептически скривился и зажевал где-то конфискованную "ригли сперминт".
      - Ценю тебя за фантазии, Глеб. Полковник Сайко - из четырнадцатого отдела. Это - разработка технических или, допустим, химических средств для проведения тайных операций. Усек?
      - Усек. Яды без вкуса и запаха. Препараты, которые вызывают жгучее желание выпрыгнуть в окно и освежиться свободным падением. Ручки-пистолеты. Линейки-пулеметы. Сливные бачки - фугасные заряды. Носовые платки, они же взрывные устройства, - достаточно сморкнуться, чтобы голова улетела. Также в меню легко распыляемые наркотики типа "озверина", от которого свирепеют и показывают зубы даже бабочки, а у старичков встают торчком давно увядшие члены...
      - Ну, хватит, хватит эрудитничать, Глеб... Короче, если наша Пятерка напоминает инквизицию со всеми ее плюсами и минусами, то четырнадцатый отдел ПГУ - колдунов и ведьм. А теперь, значит, им еще и мистика понадобилась... Ладно, работай. Указания Сайко выполни в первую очередь, оказать ему помощь мы обязаны по приказу с самого-самого верха. Однако, и свои основные дела не запускай. Пускай этот румяный алкаш соизмеряет свои потребности с нашими возможностями. Вот тут у меня еще одна головная боль - надпись в туалете: "Ленин - поц". Если бы было начирикано: "Ленин мудак" или "Ленин - козел", тогда бы этим занималась Двойка. А так налицо почерк сиониста.
      Когда я уже собрался на выход, на стол легла тень. В кабинете у Безуглова сконденсировался еще один офицер. Дотоле незнакомый.
      - А, кстати, - не слишком бодро произнес майор, - познакомься, Глеб Александрович. Это капитан Затуллин, Андрей Эдуардович. В основных делах как раз придется с ним контактировать... Кстати, не попить ли нам втроем чайку на помин души товарища Сталина. Сейчас звякну Маше, если еще не смылась, пусть сообразит нам файв-о-клок.
      Мне этот черноволосый красавчик Затуллин сразу не понравился. До того даже как рот раскрыл. А потом он еще и раскрыл:
      - Ну, что вместе будем давить жидомасонов, Глеб Александрович?
      Ага, от арийца и слышу.
      - Клопов, тараканов, жидомасонов... Слушайте, вы раньше не работали в санэпиднадзоре? Какая-то у вас терминология санитарная.
      - Ну, и шутники вы оба, - молвил, глядя на нас, грустный Безуглов. Тут вмешался звенящий телефон и майор принялся громко и нудно объяснятся с кем-то по поводу месячной отчетности, прикрывая зачем-то своей усатый рот ладошкой. А мы с Затуллиным тем временем дули чаек, приготовленный расторопной Машей. Я заметил по ее стреляющим глазкам, что Андрей Эдуардович ей тоже приглянулся. От этого мои неприязненные чувства только разбухли.
      - ПГУ с сионизмом борется гораздо активнее, чем мы, - напомнил Затуллин, - вот, например, информация, распространенная по каналам палестинского агентства, что евреям принадлежит семьдесят процентов всех газет в США.
      Мне было плевать на палестинское агентство и американское еврейство, но хотелось перечить этому напористому типу.
      - Меня, начиная со школы, учили, что все газеты в США принадлежат буржуйскому классу, господам в штиблетах, исключая, конечно, пролетарскую "Дейли Уорлд". Кроме того, очевидно, что в нашей передовой социалистической стране сионизм встречается гораздо реже, чем в западном мире.
      - Я смотрел некоторые ваши дела, Глеб Александрович, и у меня создалось впечатление, что вы как-то не ощущаете сверхзадачу.
      Похоже, парень все-таки из надзорной службы, прямо роет землю носом, выдавливает себе экологическую нишу.
      - А вы что ощущаете, Андрей Эдуардович, между нами, капитанами, говоря? Обогатите мое сознание, которое еще менталитетом зовут.
      Несмотря на то, что я выпрындывался, Затуллин был собран и внешне не обидчив.
      - В том, что зовется менталитетом, всегда присутствует этакое темное пятно, образ врага. Он не только мобилизует нашу энергию, но и заставляет прибиться к стае, к хору, получше чем какой-нибудь положительный лозунг.
      - Ну чем вам не приглянулась вражина в темном обличии помещика-капиталиста, у которого толстое трясущееся пузо, большой цилиндр и рябчик в зубах застрял? - поинтересовался я наиболее ехидным тоном.
      - Старо. Ну, как можно со слюной на клыках ненавидеть Маккартни, Диснея или Форда? Все они являются капиталистами, но если нам удается овладеть их продукцией, мы писаем от восторга. Нет, неприятель должен являться таинственным непонятным заговорщиком, принимающим любой вид. Он в принципе может быть забугорным капиталистом, но еще скорее директором твоего завода, который выдает тебе крохотную зарплатку, плохим докторишкой, что оттяпал тебе своим кривым скальпелем не тот член, продавцом, который после двухчасовой очереди швырнул тебе в рожу гнилым помидором. Этот враг всегда там, где тебе устроили тошниловку, где тебя опустили. Вся твоя злая энергия будет сконцентрирована, и когда тебе покажут на кого-то пальцем и скажут: "Вот он, возьми", ты - возьмешь. И никакой вины не почувствуешь.
      - Да, Андрей Эдуардович, вам бы психологом работать и давать советы пациентам: "Для снятия нервного напряжения найдите кого-нибудь послабее и врежьте ему по соплям."
      Впрочем, тут шуточками не отделаешься. Злюка Затуллин, действительно, глубоко пашет. И он, по-моему, заведенный и зацикленный. Очередной чертов солипсист, для которого все людишки кажутся игрушками на столе. Мне все-таки надо быть осторожнее.
      - Итак, Андрей Эдуардович, вашего вредного микроба долго сочинять не надо. Это человек со шнобелем, иудей, он же жидомасон, который всегда и везде. Он подгадил всем, начиная с египетского фараона и царя Навуходоноссора. Поэтому согласен поддержать лозунг: "Руки прочь от Вавилона". И наверняка какой-нибудь сионист поставил вам кол по математике в пятом классе, за который вас выпорол папуля примерным образом.
      Затуллин поерзал на стуле, как будто выпоротая задница до сих пор болела. Потом опять зазудел на полном серьезе и я окончательно понял, что это у него не легкий заскок, а настоящий фанатский пунктик. Одержимость. В нем просто бес сидит.
      - Глеб Александрович, у нашего государства вскоре возникнут трудности, связанные с нехваткой дешевых ресурсов, а также в области передовых технологий. Из-за этого могут сдетонировать и другие сферы, вплоть до обороны. Нам нужен враг и умение направлять протест в его сторону.
      - Так, - вмешался майор, - чай попили, стали теории разводить, идите покурите, после чего, капитан Затуллин, пожалуйста зайдите ко мне, а Фролов - марш на свое рабочее месте. Или, тьфу... вали, Глеб, домой, самое время мозги остудить.
      В курилку гость зашел первым. И заталдычил первым.
      - Я не против евреев, Глеб Александрович. Все-таки и Карл Маркс из них, и очень многие участники октябрьской революции.
      Я, конечно, заметил подкол в его словах. Может, это новое веяние? Ведь если в нашем государстве все пойдет вкривь и вкось, то отвечать в конечном счете придется Карлу Марксу и деятелям революции. Затуллин был не просто зацикленным, он нюхал ветер каких-то перемен, явно симпатизировал мне и ждал понимания. Наверное, в этот момент я решил во что бы то ни стало прорваться из Пятерки в ПГУ, даже если придется таранить стену лбом. Ведь в желанном ПГУ все должно было оставаться в рамках классической междудержавной борьбы еще много долгих лет.
      - Вы попали пальцем в лужу, товарищ коллега. Карл Маркс был выкрестом, то есть беглецом от кагала, и бывших соплеменников на свой дух не выносил, как типичных представителей капиталистического духа. И в революции не все так. Латышей числилось в России в пять раз меньше, чем евреев, а пленных немцев с австрийцами, всяких заезжих китайцев было всего-ничего, но из них составлялись элитные части Красной Армии. Вообще, в любом потрясении инородцы углядывают свой фарт и возможность вылезти... И хватит о жидомасонах, до чего они мне осточертели... Андрей Эдуардович, вы боксом занимались?
      - Нет, только самбо.
      - Тоже сойдет. Вот идеал нашей работы. Схватка серьезных хищников, достойных противников, борьба противоположностей, непримиримая борьба, потому что всем нужно одно - почетная победа.
      Я ласково улыбнулся, занял боксерскую стойку и сделал ложный выпад в сторону капитанской физиономии. Он дернул наверх руки и тут я влепил своей левой ему под дых, в нервный узел. В треть силы, конечно. Но у него перехватило дыхание и рожа скукожилась. Я улыбнулся еще нежнее.
      - Вот так, примерно. Подобная шутка за вами. Надеюсь, будем друзьями, перейдем на "ты". Ну, согласен, Андрей?
      Я протянул руку. Он с помощью глубокого вздоха расправил смятое лицо, и мгновение помедлив, протянул свою. В момент пожатия его ладонь перешла на захват. Затуллин сноровисто вывернул мою руку и оказался у меня за спиной. Пришлось мне ткнуть его локтем в ливер, чтобы кончил "шутить". На этом поединок прекратился - и вроде бы Затуллин остался собой доволен.