Последнее чудо-оружие Страны Советов

В конце-то концов, птицы и рептилии самые близкие родственники. По счастью, мне они не родня. И полутораметровая сколопендра тоже, выходит, не приснилась, а надежно является реальностью. Правда при таких размерах ей приходится, наверное, часто менять хитиновые панцири. И не годятся ей для дыхания ни трахеи, ни примитивные легкие членистоногих. Но можно иметь несколько иную систему газообмена, а две головы, вернее, два крупных нервных узла, весьма удобны для "раздваивающейся" жизни этой твари. Вот будет чему порадоваться энтомологам. (Если они, конечно, когда-нибудь займут мое место.)
      Что уж говорить о цветке, накапливающем статические электрические заряды и имеющем разрядные органы. Бог милостив, раз до сих пор такие дары природы не разрослись на лужайках Подмосковья.
      Наверное, задумавшись, я слишком близко подошел к беременной от многих женихов зеленой даме, отчего она харкнула. Естественно, что защищая свою честь. Я за мгновение до плевка как-то почувствовал близкую неприятность и заслонил глаза рукой. Ядовитая слюна прилипла к тыльной стороне ладони. Я бросился прочь, пытаясь смыть следы "воздушного поцелуя", но вредная гадость пристала крепко и пришлось ее отскабливать штык-ножом. После чего на ладони остался багровый след, как будто ее ошпарили кипятком или обработали кожно-нарывным ОВ. Представляю, что могло бы случиться с моими заплеванными гляделками - они бы просто превратились в две аппетитные клубничины.
      Когда мои башмаки уже не шлепали по воде, а просто выжимали влагу из мокрой почвы, я снова воспринял гул мотора. Совершенно явственно. Потом гула не стало, но спустя какое-то время послышались выстрелы. Кто-то дал очередь. И похоже не из автомата, а с пистолета-пулемета. Загавкал хасановский "Ингрэм М10", который перекочевал к Сереге Колесникову? А все-таки быстро бывшие товарищи меня достали. Видно, хорошо напряг умник Дробилин аппаратуру и свои мозговые доли, чтобы вычислить мое наиболее вероятное местоположение. Справится наш инженер с любой задачей, даже если прикажут ему сделать, например, автоматическую гильотину, которой можно сразу по пять головок отрезать.
      Я отшлепал еще сотни три шагов и оказался на крохотной полянке, образованной несколькими кривыми тамарисками. Тут различил следы чьих-то башмаков. Это было просто - следы, накопив воды, уже перешли в разряд лужиц. Похоже, по полянке шастало три или четыре упитанных человека - я даже узнал вмятины от Маковских тапок сорок пятого размера. А затем ознакомился с той мишенью, которой предназначена была недавняя очередь. Здоровенная ящерица с боком, прошитым сверхскоростными пулями сорок пятого калибра THV, имеющими повышенный радиальный эффект. Потроха, от такого угощения, почти полностью вывалились из невезучей рептилии, а на трех ее головах медленно меняли свой цвет - с фиолетового на багровый - шесть полусферических глаз. Меж торчащих наружу треугольных зубов еще проскакивали время от времени искорки. В общем, первая фаза распада сопровождалась оптическими эффектами.
      Потом потроха активно зашевелились, словно начиная новую самостоятельную жизнь. Однако тут же выяснилось, что они показывали чужую активность - из них стали выбираться на свет здоровенные личинки, одновременно лихо пожирая и растаскивая свое бывшее жилье. Почему раньше эти мальки-паразиты не трогали бедную ящерку, почему скромно предпочитают падаль, было не слишком понятно. Брема бы на мое место. Может быть, они держали себя на самой умеренной диете из чувства уважения к рептилии-носительнице, которую считали малой родиной? Или же этот молодняк вовсе не чужой ящерице, а ее родное потомство.
      Впрочем, Брему - Бремово, но другой куда более важный вопрос болел все сильнее и сильнее: кто кого возьмет на мушку. Я своих экс-товарищей, или экс-товарищи мою особу? Впрочем, если подходить логично, то раз их трое, значит и шансами они втрое богаче.
      Мне бы еще догадаться, как они станут залавливать меня. То ли ходить кучей, пытаясь напасть на мои следы, а затем зажать и взять в плен, то ли разделятся и будут пробираться от засады к засаде, чтобы поймать меня на прицел и хлопнуть. Второе было бы более профессиональным.
      Оторваться от недавних товарищей я не мог, они превосходили меня не только числом, но и скоростью передвижения, но и свежими силами как-никак моторка доставила приятелей-неприятелей всего за час туда, куда я перся целую ночь. Однако работа по второму "рассыпному" варианту устраивала и меня. Ведь их следы я приметил раньше, чем они мои.
      Я отправился вдоль влажных ямок, проштампованных вражескими башмаками, выискивая цепким взглядом кустики и кочки, за которыми могли прятаться недоброжелатели. Не исключено, что эти естественные укрытия при нехорошем раскладе пригодятся и для моего укрытия. Местность была достаточно высокой и отпечатки башмаков покамест хорошо пропечатывались, но где-то спустя час блужданий, я заметил что выездная тройка "ревтрибунала" стала распадаться. Две цепочки следов уходили в лядину, заросшую каким-то кустарником и залитую водой. Третья цепочка, похоже остапенковская, - только у него были остроносые офицерские хромовые "балетки", - пока еще прослеживалась. Я двинулся вдоль нее, хотя тревожное ощущение в затылке уже появилось. А что, если та отделившаяся парочка вырулит и зайдет ко мне в спину? Тревожно заныли позвонки. Я снял автомат с предохранителя и положил взведенный палец на спусковой крючок.
      Все вокруг заросло травой, которая с каждым шагом делалась выше и гуще. Следов я практически уже не различал, а брел там, где стебли были примяты сапогами впереди идущего. И вдруг... проклюнулось... воздух пронзили взбудораженные пульсации, словно заиграли бесконечные и неслышные струны. Пульсации и посоветовали мне своими неприятными напряжениями не двигаться вперед или вправо. Дальше прогулка стала веселее. Одна из пульсаций растормошила меня, словно я оказался под водопадом. Даже растрепала и разбросала. Какая-то моя сознающая и наблюдающая частица взлетела и я увидел всю местность сверху - нечетким взглядом насекомого. Причем размытый пейзаж украшали два багровых силуэта. Идущие за мной?
      Я снова, собравшись воедино, занял прежнюю человеческую позицию и задумался до скрипа в мозгах. Неужели надо бросить след из-за какого-то помутнения в глазах? Я все-таки решил послушаться своей экстрасенсорики она мне дорогого стоила, если учесть страдания в Бореевской клетке. И как-никак только первосортная шизия позволила мне недавно повторить подвиг Ноя и преодолеть воды мини-потопа.
      Когда я резко свернул влево, то уловил сзади шелест. Ветерок дунул? Или кто-то, опустив нос, держал все это время мой след, обозначенный смятой растительностью, и когда я отвалил в сторону, тоже припустил за мной, отчего трава стала хлестать преследователя по ногам.
      Я постарался стать незаметнее и дальше припустил в полусогнутой неудобной позиции. Шелест сзади стал отчетливее. Точно, за мной кто-то бежит с полной резвостью. Я на мгновение остановился и, распрямившись, глянул назад. Тут же ударили очереди, пули пропели совсем рядом. Стреляли двое, Маков и Колесников, подгоняя свинцовые стежки к моей фигуре. Я эти личности сразу распознал. Вот так, использовали товарища подполковника вместо живца и зашли мне в тыл. Не откажешь им в охотничьей изобретательности. Или просто Серега использовал отработанный в Долгопрудном приемчик? Небось охотились там друг за другом на "продленке".
      Все это обмысливал на бегу, после того как выпустил три или четыре пули по преследователям - такая скудость определялась тем, что рожок-то имелся всего один. А бывшие товарищи, почти не пригибаясь - знали гады про дефицит патронов у меня - гнались следом чуть ли не с криком "ура". Один частил из пистолета-пулемета пулями сорок пятого калибра THV, - я "Ингрэм" по темпу стрельбы опознал, - второй садил из "Калашникова" за милую душу. А я был фактически на ровной местности, трава иногда прикрывала меня от пронзительных взглядов, но не от свинца. Кроме того, расстояние между мной и догоняющими здоровяками все более сокращалось. Еще немного и останется последнее - кинуться навстречу врагам, пытаясь задушить их носками.
      Эта крайняя мера не понадобилась, потому что я заметил кусты с двумя обломанными ветками. Какой-то местный дорожный знак? Типа "снизить скорость до трех километров в час." Только не написано, послушаются ли его преследователи. А может знак указывает на то, что поблизости ресторан или танцплощадка?
      Проблема выбора практически не стояла. Я мигом обернулся, выпустил короткую очередь в сторону Сереги, а когда мои охотники ненадолго побеспокоились о своей безопасности, то юркнул в те самые помеченные кустики. Помню только, что когда я стал продираться через них, полетел какой-то пух. Особенно много его оставалось позади меня, целое облако образовалось, но кое-что залетело и в мою носоглотку. Отчего вначале стало горько, а а затем обидно, потому что все поплыло перед глазами, принялось растягиваться или расплываться. Мои ножки показались мне коротенькими и тоненькими как две спички, здоровенные ботинки - кукольными тапочками, руки же, напротив, - похожими на два бревна. Я помню, что тянулся на брюхе, пытаясь не отключиться, ноги стали смахивать на хвост тюленя, потом на волокушу, а автомат - на пушку "Большая Берта". Я видел самого себя, ползущего как подстреленный крокодил, в метре впереди, и сзади тоже трепыхалась моя измученная фигура. Образовалась из двигающихся по-пластунски майоров фроловых целая цепочка, соединяющая прошлое и будущее.
      В итоге, тот передовой двойник, который находился в будущем, все-таки поднялся на ноги и я с трудом последовал ее примеру.
      Я все-таки взгромоздился на такие тоненькие гнущиеся ножки, и снова побежал, причем почва пыталась взлететь и вверх, и вбок, и обогнуть меня со всех сторон. Сколько это продолжалось - неясно, наконец я рухнул окончательно и бесповоротно. Облака стали мазать меня какой-то манной кашей, а земля выворачиваться и превращаться в огромный горшок, ноги же длинными зелеными корнями тянулись куда-то в его центр.
      Потом все застыло и медленно растаяло, в прищуренных веках забрезжил свет нормального дня, где вещи занимали положенный объем и находились на своих штатных местах. Я глянул на циферблат. Прошло минимум два часа после того каверзного куста, который мгновенно подействовал на меня как ЛСД. Интересно, а какое влияние он оказал на моих бывших товарищей? Стали ли они вреднее?
      А вообще все здесь какое-то особенное, и флора и фауна. Сплошные мутации, обстановка чересчур агрессивная. Представить только какой-нибудь наш парк, заросший вот таким ЛСДэшным кустарником, или тех самых сколопендр, вылезающих погреться из подвала дома на вашу кухоньку. Да водись такое "добро" по всей Земле, мы бы состояли до сих в дикарях, из своих норок даже в туалет выбежать боялись бы. А то бы и вымерли от наркомании. Но судьба нас миловала.
      А здесь, на этом кусочке пространства, что же свернулась колечком другая судьба? Может, это заповедник, куда сунули особо активные матрицы, чтобы они баловались мутациями, уродствами и всякой такой дичиной, но не лезли в обычный мир с его рутиной и четкими правилами.
      Когда я снова поднялся на ноги, голову кружило, а туловище шатало. Вообще было так паршиво, что казалось, пристрели меня кто-нибудь сейчас, то услышал бы в ответ только "спасибо". Однако я проверил, все ли месте. Автомат был при мне, - хорошо, что зацепился за шею, - и вещмешок, из которого я выудил кусок шоколада. Вкуса его не почувствовал, но несколько полегчало от перемещения еды вовнутрь меня и вдоль организма. Я собрался было в путь, как вдруг послышалось.
      - Эй, подожди, поговорить надо, да.
      Пальцы мои автоматически потянулись к ручке автомата и спусковому крючку, но тут раздался недвусмысленный звук - так щелкает взводимый курок.
      - Не надо резких движений, товарищ майор.
      Я как услышал эти слова "нэ нада рэзких двыжэни, таварыш маиор", так сразу многое понял. Но все-таки чуть обернул голову и скосил глаза. На кривом низкорослом деревце сидел Хасан, уставив на меня пистолет, кажется, "Детоникс" сорок пятого калибра.
      Вот так изъятие оружия. "Слона" у Абдаллы и не приметили. Впрочем, если Хася непринужденно таскал "Ингрэм М10" под плащом, то что уж говорить о короткоствольном пистолете.
      Хотя, что я думаю о какой-то дребедени. Кажется, настал конец света конкретно для меня. Хасан недурно разыграл всю эту историю с моим побегом, в конце которого меня встретил черный глазок его пистолета, готовый посмотреть на мои мозги.
      - Эй, Хася, ты сюда пришел по объявлению, вывешенному подполковником Остапенко? Дескать, пропал майор серого вида, грязного цвета, без усов. Хочешь вернуть меня владельцу? Или может в знак подтверждения нерушимой советско-иракской дружбы достаточно принести только мои уши?
      - Зачем уши? Я бы взял голову, у меня как раз полиэтиленовый пакет имеется. Повесь автомат на эту ветку, он нам мешает.
      Когда я выполнил указание, Хася спрятал свой "Детоникс" в карман. Однако, ему дотянуться до оружия будет во всяком случае проще чем мне.
      - Ну, о чем ты собрался пообщаться со мной, Хасан?
      - О Гильгамеше и Энкиду.
      - Ого, значит дальше мы станем путешествовать вместе. Интересно, как распределяться роли. Кто будет царем города Урук, а кто дикарем?
      Где-то вдалеке раздались звуки, похожие на выстрелы. Кто в кого палит? В лучшем случае, кто-то из моих прежних коллег опять стреляет ящериц. Впрочем эти звуки не особо заинтересовали моего собеседника.
      - Вах, не торопись распределять роли. Пока что ты, майор Глеб, отправишься один. В эту ДВЕРЬ каждый проходит самостоятельно. Ты будешь первым - Яхья отметил тебя. Учти, все что происходит с тобой сейчас - это еще цветочки. Ты пока в ПРЕДДВЕРЬИ.
      - Что должен я, вернее я с тобой, там достать? Траву бессмертия?
      - Почти что. Источник познания и жизни. Манда-ди-Хайя. Он неподалеку, я уже улавливаю его благоухание...
      На секунду Абдалла принял обалделый вид, как будто крепко затянулся гашишным дымком. Я уже прикинул, как мне взять на излом руку арабского товарища, сжимающую "Детоникс".
      Но Хасан быстро воспрял и, сверкнув глазом, произнес:
      - А теперь посмотри вот на тот красивый куст.
      Когда я в точности исполнил приказание этого шизика, а потом тихонько вернул глазные белки на прежнее место, то понял, что Хасана вместе с его "Детониксом" поблизости нет. А вот мой автомат по прежнему висит на ветке. Так что я взял его себе обратно с большим удовольствием. И вообще в результате чудесного избавления апатия испарилась, вернулись радость и аппетит. Уже двинувшись в путь я мигом уплел все то, что лежало в обертке с надписью "шоколад". Чуть не бросил скомканную бумажку на траву-мураву, а потом вспомнил - это именно та небрежность, которая требуется ищейкам. Серега и Коля, наверное, уже очухались, да и Илья Петрович, скорее всего, не дремлет, а топорщит свои усы, хищно втягивая воздух.
      Я миновал островок и вновь зашлепал по воде - так легче было замести следы. Добросовестно удивился, заметив, что тут смело произрастают вполне плакучие российские ивы. А потом попал в заросли высоченного камыша, который, как и многое в этих краях, просто дребезжал и звенел от насыщенности жизненной силой. Воды было где-то по щиколотку, однако то и дело попадалась трава, похожая на нашу осоку, только более острая, с каким-то синеватым отливом, словно бы металлизированная, книзу с утолщенным стеблем. Я старался с паскудной растительностью дела не иметь. Особенно не топтать ее башмаками. Впрочем, когда я случайно давил ее в воде, она еще выпускала стайки пузырьков. Газированная она, что ли? Кстати, тут и там гнили тушки погубленных этой паскудной травой насекомых, птичек и лягушек.
      По воздуху слабо раскатился звук "эрр". Странный, не наш звук. Я несколько раз шагнул навстречу этому "эрр". В атмосфере запорхали и другие звуки. Имеющие отношение к чужому языку. Еще пяток шагов и я стал раздвигать стебли, мешающие дальнобойному взгляду.
      По воде метрах в сорока от меня проплывала довольно большая надувная лодка, в которой сидело трое человек и переговаривалось по-английски с американским акцентом, я бы даже сказал с акцентом Новой Англии Массачусетса или, допустим, Вермонта. Причем один голос явно принадлежал устам женщины. Бостонские врачи? То есть цэрэушники. Впрочем какое мне дело, не сдаваться им в плен, не дружить с ними я не намерен.
      Неожиданно я заметил, что рука моя измазана в крови. Мне осточертела такая ботаника! Трава запросто рассекла мой кожаный покров, а мне хоть хны, как будто она заботливо подпустила в ранки анестезирующие средства. Причем те острые стебли с зубчиками, что собственноручно меня раскромсали, из синеватых стали красноватыми. И трава, оказывается, вампирить умеет. Я то с праведным гневом посматривал на упырьские стебли, то на свою ладонь, которая не желала заживать и все сочилась кровью. Поэтому не заметил, что плавсредство сделало поворот и моя фигура стала видна тем, кто составлял экипаж.
      Мы заметили друг дружку практически одновременно. И сразу один из людей, сидевших на ее корме, стал наставлять на меня какой-то предмет. Судя по металлическому блеску, его можно было смело отнести к категории "оружие". Вернее, к подкатегории "короткоствольные пистолеты-пулеметы".
      - Эй, вы чего там задумали, засранцы? - мощно вылетело из моей глотки, - не надо мне ваших долларов... я вас не знаю, вы меня... да, катитесь вы... fuck you...
      Однако вид окровавленной руки в чем-то окончательно убедил американцев и над моей головой свистнуло несколько пуль. Я выстрелил наудачу - но по-моему даже попал в лодку - и бросился наутек. А по дороге соображал, что чекисты с цэрэушниками уже, наверное, поцапались. Не зря же я слышал гавканье стреляющих стволов. Зря я поднял свою руку, окропленную красным. Наверное, штатники решили, что именно меня они подранили в недавней стычке.
      Вот так, меня теперь желает подстрелить как советская, так и американская команда. Может, им вообще соревнование устроить с моей продырявленной черепушкой в виде главного приза? Предлагаю это дело культурно устроить вместо лос-анжелесской олимпиады, на которой атлетам двух стран не суждено встретиться.
      Я попытался изгнать обиду, чтобы смогли родиться полезные мысли и как-нибудь помочь мне.
      Во-первых, где я нахожусь? Доподлинно известно только то, что едва выбравшись из Василисы, стал двигаться на северо-запад. Остальное известно не доподлинно. Судя по тому, где встало солнце и куда оно переместилось, я уклонился в сторону севера. Затем я долгое время метался как броуновская частица. Сейчас солнце движется к земле, хоть оно и в дымке, но жарит лоб довольно прилично. Значит, где-то четыре или пять вечера. Пора завести часы, которые отдыхают с ночи... Кажется, я теперь напоминаю старика Авраама, у которого ноги умнее, чем голова... Стоп, еще немного и я начну сверять свою жизнь с тетрадкой Фимы, где про вышеупомянутый персонаж кое-что чиркнуто... Ой, до чего никудышные мысли.
      Надо сосредоточиться и определить, где находится юго-запад. Должен же он где-то находится. И двигаться туда, в сторону озера Эль-Хаммар. Самым идеальным было бы добраться водой на какой-нибудь корытине до Басры. А там хоть и река, но уже морской порт, можно договориться с капитанишкой попроще, греком или пакистанцем, которому требуется матросик на говняную работу, или попробовать сунуться в Кувейт. Тридцать долларов у меня в кармане, продам еще массивное обручальное кольцо, часы "командирские" и автомат. Все эти средства, надеюсь, помогут мне расплатиться с перевозчиками и договориться со служивыми людьми, полицейскими или таможенниками. Надеюсь, конечно. Главное не попадаться иракским органам безопасности. От них прямая дорога на Лубянку. И при первой же возможности надо будет напялить на себя местный прикид. Серые и просторные для гуляния воздуха портки, длинную рубаху-дишдашу, на голову - платок-яшмаг. Еще физиономию слегка грязью подмазать для имитации смуглости. Арабский у меня, конечно, не безупречен, особенно разговорный, но можно назваться курдом или черкесом. Среди них все-таки голубоглазые почаще попадаются. Ага, не забыть еще, что я буду считаться суннитом, то есть ни в коем случае не цитировать шиитский ахбар.
      А что касается погони, то, может быть, мои бывшие коллеги и господа цэрэушники успешно перетрахают друг друга. Ребята, разве вы не хотите занять свои мужественные силы настоящей дракой?
      Я уже держал путь на запад, ноги научились ходить почти бесшумно по мелкой воде, глаз стал выделять приметы чужого присутствия. Где возится среди тростника цапля, где пробрался зверь покрупнее, вроде кабана, слегка примяв стебли и вызвав череду пузырьков на воде. Уши теперь различали далекие и близкие, всполошные или спокойные крики птиц, определяли по жужжанию, где находится облако гнуса, а где тревожно или же из-за радости общения расквакались лягушки. Все это происходило в автоматическом режиме, а незанятые лобные доли могли предаваться чему-нибудь другому. Например, обмысливанию ранее непримеченных подробностей..
      Вон тот женский голос с новоанглийским акцентом, что послышался с надувной лодки, возможно принадлежал Лизе Розенштейн, Лиз Роузнстайн. Хотя начальство, - то, что в Лэнгли, - могло уже поменять одну даму на другую со времен прошлой поездки. Надеюсь, во всяком случае, что я своей пулькой не угостил особу женского пола. Наверное, это все-таки был Лизин голосок мне кажется, что я опознал сочный тембр. Да и вряд ли среди коренных американок найдется много охотниц побродить в компании пяти мужиков, вдобавок еще в болотах южной Месопотамии. Между прочим, сомнительно, что цэрэушное начальство направило бы в составе своей оперативной группы даму. Из этого вытекает, что Лиза, скорее всего, просто доктор-доброволец, и таким вот рискованным образом пытается устроить себе хоть какую-нибудь карьеру на новой родине.
      Вот я уже и засомневался в версии родного руководства, что мы не покладая живота своего боремся с командой цэрэушников. Впрочем я и раньше не проверял соображения начальства на логическую крепость. Мне было совершенно все равно, против кого мы проводим операцию - против западных шпионов, врачей-добровольцев или, например, десанта марсиан. Главное состояло в другом - в СЛУЖБЕ большому делу, в ВЕРНОСТИ нашей системе.
      Верность и преданность. Вот что на самом дело держало всегда меня вместо ног. Мне было плевать, эффективно или неэффективно, качественно или некачественно наша система родит буханки, телевизоры, ботинки и трусы. Главное в другом - она была мощна, величественна, по-своему красива, и могла взять то, что не получалось сделать самой, она всегда прет вперед и не угомонится, пока на красном Марсе не появится планетный комитет КПСС. Рим тоже прославился не своими философами, торгашами и работягами, но своими солдатами, своим военным мастерством, своим напором и неукротимым духом.
      Но сейчас я остался без системы, как самурай без своего господина. Мой сюзерен отказался от меня, а я не смог устроить себе маленькое харакири и решил жить по собственным приказам. Способен ли волк, оказавшийся без стаи, охотиться в одиночку? Во всяком случае "сивильник" не врал, новые насыщенные волей стремления пробили для моей жизни новое русло.
      Внезапно моя недремлющая подкорка просигналила мне - напрягись, тут недавно побывало что-то крупное, вроде медведя. Однако, медведи, насколько мне известно, в этих краях не водятся. Так может, тут прогулялось несколько медведеподобных сограждан? Я взял автомат наизготовку, ладонь легла на скобу, указательный палец опустился на спусковой крючок, а большой палец поставил переводчик огня на одиночные выстрелы. Расходовать патроны попусту мне противопоказано.
      Я шагнул вперед и внезапно упавшая завеса, раздробив меня, разбросала брызгами по воде. После этого я словно расстелился по ее поверхности, стал легким течением, рябью, силой поверхностного натяжения, надводным ветерком, водорослями и водомерками. Всем сразу.
      Ощущения были такими разбросанными, что я чуть не рассыпался навек, а потом они все-таки стали стекаться к одному полюсу. А весь охваченный моими переживаниями и чувствованиями здоровенный кусок пространства замкнулся и съежился до размеров аквариума.
      Я почувствовал какие-то две пары ног, которые опускались на меня и разбивали, давили, крушили. Ну и жлобство! Я, будучи водной поверхностью, ненавидел эти тяжелые башмаки. Я пытался ускользнуть от них. Причем место боли и беспокойства представлялось мне во вполне понятной сферической системе координат. Потом сферическая благополучно распрямилась, стала прямоугольной и все улеглось на свои обычные места. Только теперь я знал, где ОНИ.
      Я, пригибаясь, мчался между стеблей тростника, я прятался за некой кочкой, раздвигал ветви какого-то кустарника и видел двоих, где-то на расстоянии метров сто пятьдесят. Серега в своем камуфляже и Коля Маков в буром комбинезоне.
      Сто пятьдесят метров многовато для прицельной стрельбы и надо выбирать - кого попробовать снять. Нет, почти-земляка Николая не могу я шлепнуть. Хоть он и громила. Пыльные и грязные дороги - все, что он видел, рев дизеля - все, что он слышал, вождение и устройство автомашины - все, что она знает. Тогда остается Серега, такой ушлый нахрапистый парень, которому известно, что почем, что можно себе позволить для удовольствия и что нельзя позволить из-за неизбежных неприятностей. Мой "калашников" неодобрительно посмотрел на старлея.
      Словно осознав, что выбрали не его, Коля куда-то попер с котелком в руке, может за ягодами какими-нибудь, что напоминают ему сибирскую клюкву, может за водой, что выглядит почище...
      Старший лейтенант Колесников, не верти же ты башкой. Нет, точка между бровей мне не нравится. Не хочу ее клевать. У самого в этом месте зачесалось, зазудело. Увы, никогда мне не стать полноценным убийцей-профессионалом. Соединю-ка взором прицел и пуговицу на Серегином нагрудном кармане. Она как раз пришита к сердцу. Металлическая пуговка поблескивает в лучах стекающего под землю солнца, а на ней пятиконечная звездочка. Некогда защищала она трусливых колдунов от злых духов, стала двести лет назад символом дяди Сэма, а затем, налившись кровью, манящей звездой коммунизма. Свел пентакль нас с Колесниковым, пентакль и разлучит.
      Ну все, пора. Палец дожимает спусковой крючок. Вот пуля просвистела и ага. Вернее, пока. Пока, Сережа, потому что договорились мы по-плохому. До встречи в одном из подвалов преисподней. Передавай там привет, кому положено. Наверное, еще примут там тебя на работу по совместительству.
      Хоть грохнул я того, кто меня прикончил бы при первой же возможности, а все равно пакостное ощущение. Он бы меня не только пришил, но еще поколотил бы грязными ногами и с удовольствием попотрошил бы, представься возможность. А я все равно распережевался. Как-никак прислал пулю человеку, который вчера со мной пил чай, сидел рядом, обменивался инфракрасными лучами и дышал одним кислородом. На него сейчас рухнул мир, и это из-за меня.
      От мрачных и торжественных мыслей меня удачно отвлек длинный мясистый лист кустарника. В то время, пока я сидел под ним, он занимался не только мирным фотосинтезом. Листик успел а-ля гусеница оснаститься сотней крохотных ножек и теперь пытался сняться с черенка. Опытный гад. В передней его части уже оформилось хищное отверстие с мелкими-мелкими зубчиками по краям. Кажется, наглый листик решил дополнить фотосинтез мясоедением. Но как? А вот так - качестве ответа эта гадость свалилась мне на голову, я едва отскочил. Сытный обед, оказывается, должен был начаться с меня. Конечно, я не отказал себе в удовольствии перерубить атакующий листик штык-ножом. Внутри имелась не только зеленая мякоть, но и изумрудная жидкость, но и слизневидные волоконца, - кажется, нервные тяжи, - и еще какие-то пузырьки, напоминающие внутренние органы.
      Да что же я залюбовался - давно пора сматываться. Баранка наверняка зафиксировал звук выстрела и теперь торопится сюда. Неизвестно, кто кого первым оприходует. Мне не хочется кромсать этого обормота, да и лезть под его пулю тоже не улыбается. Я, для скрытости складываясь в поясе и озираясь для осведомленности, заторопился прочь. А плотоядные листики вплотную занимались мной, они откреплялись от черенков и спускались на паутиновых ниточках. Настоящий охотничий листопад. Я едва успевал разбрасывать их штык-ножом и дулом автомата. Насилу шкуру унес.
      Когда выбрался на относительно спокойный участок этого буйного болота, то сообразил заднепроходным умом, что надо было все-таки Серегин "Ингрэм" прибрать. Это меня подлые листики сбили с панталыку. Все, отныне буду внимательным, сверхвнимательным, супербдительным.
      Я не жертва, не жертва, внушал себе мужественным голосом. Силы, руководящие природой, в этом регионе не столько вредят, сколько играют со мной. По крайней мере, именно так я все должен воспринимать, чтобы не стать истериком и крикуном.
      Чтобы не ломать коротенькие растеньица, ноги надо волочить, хотя на такого сорта ходьбу тратится побольше сил. Чтобы не гнуть высокие стебли, требуется иной раз пробираться боком и даже поправлять их после себя рукой. Надеюсь, что я соблюдаю правила болотной игры лучше, чем мои бывшие однополчане.
      Спустя час местность опять стал посуше и я неожиданно наткнулся на дренажную канаву. Поблизости трудятся какие-нибудь феллахи? Скорее всего, нет. Канава была старушкой. Там и сям оползни перебороздили ее, вода по ней не текла вовсе, а зеленела кое-где в мелких ямках.
      Однако, впервые за долгое время встретился след какой-то работы. И то приятно. Я перебрался через ровик и еще немного погодя передо мной предстала стена, вернее остатки некоего искусственного сооружения, возможно дамбы или запруды. Такие конструкции здесь ничуть не изменились со времен первого почетного гражданина Земли. В основании - кладка из обожженных кирпичей, скрепленных битумом, а выше сырцовые кирпичики, слепленные из более-менее промытой глины и высушенные на солнце. К историческому процессу такие изделия относятся весьма нестойко, разбухают под действием воды и оплывают, превращая все сооружение в глиняный холм. Через подобный хрестоматийный холм я как раз перебрался. А потом споткнулся о какой-то крепенький кирпич, коварно торчащий из влажной земли. Он был на пару ладоней в длину и ширину, да сантиметров семь в высоту. Я машинально наклонился и заметил оттиснутые в глине клинописные знаки. Выходит, современные феллахи спокойно употребляют для своих убогих построек археологические кирпичи, не подозревая, что Британский музей может уплатить за них фунты стерлингов, которых хватит на полгода сладкой жизни.