Последнее чудо-оружие Страны Советов

      - Ладно, Фима, уговорил. По-моему, то, что мы тут наболтали, достаточно не только для советского дурдома, но и для самой архизападной сверхдемократической психушки. Двинулись отсюда, иначе кое-кто подумает лишнее о нашем уединении.
      - Ты кем станешь, когда вырастешь? - я напоследок направил девчоночке дежурный вопрос.
      - Хирургом. Буду из тебя пули и осколки выковыривать, - уста младенца могли кому хочешь испортить настроение.
      - Ну, пока, хирург. Когда снова встретимся, на жалей на меня хлороформа.
      - На-ка "пять", - и малышкина лапка оказалась в моей руке.
      Елки, я был растроган. Во мне шевельнулся отцовский фактор, хотя эта круглоглазая носастенькая девочка совсем не напоминала моих убойных близнецов и скорее смахивала на совенка.
      Я отправился покурить на кухню, чтобы хоть немножко отдохнуть от Фиминых непонятных и настораживающих фраз, прежде чем присоединиться к дымному и визгливому хору в гостиной.
      Там ко мне подскочила напряженная из-за негодования Лиза.
      - Ты его вербовал, товарищ чекист, или он уже ваш?
      - Уймись. Что за гэбэшный жаргон? Он не наш и не ваш. Кажется, это Фима пытался меня завербовать. Только не знаю, куда.
      - Фимка - кретин. Нашел, перед кем проповедовать.
      - Он, кстати, терпимее, чем ты. Увидел во мне промежуточную структуру. Между прочим, близится исправление духа, так называемое "гмар тикун", и двести восемьдесят восемь божественных искр "ницуцим" должны соединится в каналы, которые примут высший свет. Вот тогда и определится, кто чего стоит. Понятно?
      Она явно решила, что я играю в кошки-мышки-гэбэшки. Я и в самом баловался, но за этим нарастало ощущение неуютности и чего-то неопределенно серьезного. А может просто случился обычный мандраж насчет того, что мой визит к даме выйдет боком в родном ведомстве.
      - Я опасаюсь, что следующим в цепочке ваших клиентов окажется Гольденберг. И виновата в этом буду только я, - с театральной горечью в голосе заявила докторша.
      - Не бойся за Фиму, бойся лучше за меня, я на более вредной работе, хоть и не получаю бесплатного молока. Кстати, дочурка у тебя классная. Мне б хотелось, чтоб вдобавок к моим малолетним бандюгам у меня появился такой вот детеныш.
      Враждебный взгляд докторши немного смягчился и оттаял.
      - Ну ты еще не знаешь всех ее подколов.
      "И не узнаешь, поскольку больше не попадешь в мой дом", - тут же добавил ее выразительный взор.
      Разгоряченно появился мохнатый певец и кроватный сожитель Коля Сючиц, я же предусмотрительно отошел в сторону. Похоже предстояла внутрисемейная разборка на почве морально-материальных расхождений.
      - Мне надоела вся эта кодла непонятных людей, - напустился сожитель. - Почему нельзя было зазвать лишь Севу и Кешу с его подружкой?
      - Ага, только тех скользких типов, с которыми ты делаешь бабки.
      - Мои рваные бабки - это шмотки и харчи для всего твоего семейства, уточнил Сючиц нарочито нудным голосом. - На мои рваные бабки слизывают крем с пирожных и вообще культурно отдыхают все твои многочисленные дружки. Или как их надо называть?
      Она его за бабки полюбила, а он за уваженье к ним. Впрочем, сожитель явно уже не тащится от своей подружки и ее родных-близких-дорогих.
      - Я тоже кое-что зарабатываю, - пыталась сопротивляться Лиза.
      - Вот именно, кое-что. К тому же не сегодня-завтра тебя попрут со службы. Твоей больнице не нужны доктора, к которым прямо на работу приезжают волги с чекистами... Когда до тебя дойдет, что за половиной из твоих дружков следит ГБ? Рано или поздно они выведут Большой Дом на меня. Конечно, соображать головой - это тебе не анализ кала разглядывать. Ты понимаешь, что если они сядут, то сделаются героями, про них будут справляться Картер и Шмидт, их фамилии зазвучат по Би-Би-Си и "Голосу Америки", им начнет помогать фонд Солженицына... А я стану простым зэком-валютчиком... Ты что подбираешь среди этих козлов своего следующего постельного напарника? Кто это будет - Фима Гольденберг с носом, прилипшим к книге, или Соломон Абрамович с лапшой в промокшей бороде?
      Мне надо было, конечно, сдержаться, но рядом с Лизой я всегда делал глупости.
      - Слушай, Константин, а почем сдаешь зелененькие?
      Он резко повернулся на каблуках, не показав никакой пьяной развинченности.
      - Вот этот фрукт, который одновременно учился в школе с тобой и Фимой, мне особенно не в кайф, - выдавил Сючиц, копя злобу и играя желваками.
      - Все нормально, Константин. Не дрейфь, я не занимаюсь такими как ты, - и это было чистой правдой. Сючиц соответствовал профилю Второго Главного Управления. - Но мне в самом деле сдается, что вы с Лизой не слишком подходите друг другу. Имею я право на мнение?
      Судя по тому, как бодро этот парень направился ко мне, права на мнение я уже не имел. Константин был свежее меня годков на пять, поквадратнее и выше на полголовы. Одним словом - атлет, который мог размазать меня в лепешку. Чтобы уцелеть, я должен был его покалечить. Это тоже не входило в мои планы. Однако мне немного повезло. Сючиц хотел, чтобы все выглядело поунизительнее и получилось побольнее, поэтому взял меня левой рукой за узелок галстука, чтобы врезать правой. Мне понадобилось всего два движения.
      Одна моя ладонь крепко легла на его левую руку, а мой корпус резко сместился вперед и вниз. Через секунду Сючиц стоял на коленях, с некоторым недоумением щупая свою левую конечность.
      - Мне кажется, не стоит продолжать, Константин. Давай прекратим эти мужские выкрутасы. Левая твоя ручка и так разболеется, это будет мешать работе, особенно "ломке" валюты. Кроме того легким тычком колена я могу выложить все твои зубки на кафельный пол.
      Сючиц не попер на меня, а с невнятным матерным бормотанием дунул из кухни. Лиза молча дымила "кэмелом" и сквозь табачную завесу не было видно ее глаз. Через минуту сожитель проскочил с сумкой в руках по коридору и раздался грохот разлетающихся выходных дверей.
      - Почему ушел? Нет у нас еще культуры спора. Кулаки - разве это аргумент? - слегка поехидничал я.
      - Ну, что там дальше по плану развлечений этого вечера? - бросила женщина несколько противно интонированных слов.
      - Да, таким голосом могла бы разговаривать какая-нибудь серьезная инфекция... Лиза, я не идеализирую Соломон Абрамовича, но ведь Костя Сючиц - просто нечистая сила.
      И тут Лизоньку прорвало, она заистерировала и уже ничего не могла скрыть.
      - Хватить форсить, товарищ чекист. Не надо с натугой доказывать себе, что ты мужчинский мужчина. На самом деле ты - надувной шарик. Поищи сзади завязочку. Все, что ты числишь за собой - удовольствие распоряжаться чужими судьбами, приятную способность вызывать страх, и радость причастности к большому делу - вдуто в тебя Комитетом. Ты мнишь себя Санитаром, этаким Инфекционистом-Гигиенистом, который чистит великий сортир по имени СССР от всякой гнили, грязи и заразы. Не только Сючиц, все мы - я, Фима, Соломон Абрамович - для тебя зараза. Но ведь оставь тебя без поддува и ты быстро превратишься в сморщенную резиночку.
      Дама явно не понимает, что карающему мечу вроде меня опасно и вредно быть мягким и отзывчивым. Что я рискую гораздо больше, чем она. Но сказать ей об этом прямо без намеков - это словно вляпаться в глубокое говно.
      - Я вовсе не считаю, что все твои друзья защищают анальные права личности и обсирают родные просторы... Значит, ты хочешь, Лиза, чтобы я сейчас убрался? Чтоб больше никогда не возвращался ни виде голоса по телефону, ни в виде образа на фотокарточке, ни в полном телесном объеме?
      - Ты умеешь схватывать желания, этого не отнимешь.
      - Тогда для верности моего отчаливания сопроводи меня до парадной. Это займет времени не больше, чем требуется на одну-единственную сигарету, особенно если воспользоваться лифтом.
      Доктор Розенштейн, накинув в прихожей шубку, двинулась за мной следом. Распахнулась дверь лифта, а потом, ровно через три секунды движения вниз, я нажал кнопку "стоп".
      - Что это значит? - она смотрела на меня, как на гнойную болячку.
      - Это значит, что каждый человек хочет, чтобы его понимали.
      Моя правая рука двинулась сквозь распахнутую шубку врачихи, между пуговиц на ее платье, ухватилась за какую-то мягкую шелковистую ткань и рванула. Сигарета спикировала на пол, но никакого истошного вопля не последовало. Вторая моя рука скользнула по оголившейся коже и остановилась там, где положено. Лиза была готова. В смысле - как женщина. Я врезался в нее и все вылетело из меня, как из открытого тюбика, на который наступили сапогом.
      Она с полминуты приводила себя в более-менее благообразный вид, а я машинально поднимал какие-то пуговицы с пола и складывал себе в карман.
      - Ну все, - подытожила она, - отожми кнопку "стоп"... Или отойди, ты заслоняешь ее. Эй, товарищ чекист, отчего столбняк, я же рассчиталась с тобой полностью. Теперь все в полном ажуре, нарисуй очередную красную звездочку на фюзеляже.
      - Ты можешь теперь заявить на меня. Меня заметут, а в зоне такого как я обязательно укатают. Вот пуговицы предъявишь, - я протянул собранное на полу, - только милицию надо пораньше вызвать, чтобы успели кое-что на анализы взять.
      - Хоть сделан из дерьма, а блеснуть хочется, - она почти что выплюнула враждебные слова.
      Затем мощно оттолкнула меня - почему не пару минут назад, а только сейчас? - и отстопоренный лифт пополз вверх. Да эта ж баба выдоила меня как вампир! В итоге получилось, что так называемый страж отечества, руководствуясь животной похотью и мелким самолюбием, увел гражданку Розенштейн от заслуженного наказания и использовал ее посредством фрикционных движений одного из членов своего тела... Дверь лифта распахнулась и Лиза направилась к дверям своей квартиры.
      "Воля к Жизни больше чем жизнь", - в голове вдруг возникла такая театральная фраза, возможно я озвучил ее губами. Здесь четвертый этаж сойдет. Окно прорезало стену на один лестничный пролет ниже. Я рванулся по ступенькам, вскочил на подоконник, ознакомился с воплем Фимы Гольденберга: "Лизка, хватай его, дура", высадил плечом первое стекло. Тут меня уцепили по крайней мере четыре руки, за плащ, полу пиджака, даже за шиворот. Я раскурочил ногой внешнее стекло, внезапно боль пробила мне пятерню, хватающуюся за раму и парализовала силу мышц - это помешало совершить бросок вперед. И следом четыре руки дружно скинули меня назад. Я еще пытался подняться и устремиться навстречу морозной заоконной атмосфере, однако что-то сотрясло голову. Белесая муть пролилась в череп как молоко в стакан и я отключился.
      Когда я продрал глаза, то первым делом увидел, что девочка, похожая на кудрявого совенка, держит меня за липкий от крови палец.
      - Слушай, круглоглазая, тебе давно пора спать, - сказал я еще каким-то далеким голосом.
      - Я же говорила, что буду выковыривать из тебя осколки, - напомнил киндер.
      - Ну что за вечер такой. Вначале один уносится вон как тунгусский метеорит. Потом другой выпадает из окна словно падающая звезда, пожаловался кто-то и добавил недовольным голосом: - "Скорую" бы надо вызвать этому пикирующему бомбардировщику.
      - "Скорую" не надо, - вполне твердо засопротивлялся я, - зачем людей отвлекать. У меня каждый вечер такое приключение.
      - Правильно говорит, - поддержал меня другой зритель, кажется, бородатый поэт Абрамыч. - Ведь в психушку утащат, на службу накатают, что, дескать, суициден ваш сотрудник, что шизик он неуравновешенный. Ты кем работаешь-то, Глеб?
      - Палачом работаю. Люблю я это дело. Даже халтурку на дом беру. На люстре развешиваю висельников, в ванной утопленников делаю.
      Собеседник оценил мое состояние.
      - В порядке мужичок. Его башкой можно кирпичи колоть.
      Я сел, одновременно поднося здоровую правую руку - у Сючица тоже одна правая уцелела - к волосам. Голова была мокрой и с одной стороны набухшей огромным шишарем. Это еще ничего, вместо головы могла вообще одна шишка остаться.
      - Ты меня, Фима дорогой, приголубил?
      - Да что ты, Глеб, - Гольденберг поправил очочки, - я и муху ударить не могу... Есть тут у нас борец с живой природой.
      Лиза, стоявшая чуть поодаль, смущенно пожала плечами.
      - Если бы там у подоконника не валялась доска, у меня бы ничего путного не получилось.
      - Почему ж... если бы там кувалда валялась, у тебя бы еще лучше вышло. А вот Глебу повезло, что какой-то расхититель народного достояния потерял именно доску, когда в свою квартиру пилолес тащил, - объяснил Соломон Абрамович.
      - Лиза, ну что, теперь уж точно ничья. Мир? - поинтересовался я.
      - Салам, шалом и такая борьба за мир во всем мире, что мокрого места не останется, - добавил какой-то знаток слов.
      4. (Ленинград, весна-осень 1978 года)
      Вернулся домой заполночь, за рулем несколько раз мутило, чуть в столб не впилился. Гаишник какой-то пристал, но, завидев мое удостоверение, благоразумно удалился. Да, доктор Розенштейн влупила деревяшкой, во-первых, неумело, во-вторых, от души.
      Надюха давно уже дрыхла, только буркнула носом, поворачиваясь на другой мясной бок.
      - Откуда?
      Хотел было сказать "с дежурства", но потом вспомнил, что на прошлой неделе именно так и набрехал.
      - Да одного самиздатчика накрыли с поличным. По ночам, паскудник, на гектографе орудовал в коносаментном отделе порта.
      Она отлично знала, что я вру. Но декор мы привыкли соблюдать.
      А дальше пошла намазываться на хлеб жизни обычная тягомотина. Затуллин несколько расстроенный умотал в Москву. Очевидно в своей надзорной инстанции он еще не был тузом. Ну и я, когда к тестю в Москву наведался, про Андрея Эдуардовича всяких гадостей наговорил, а еще просил помочь с переводом в ПГУ, на передний участок борьбы с гидрой мирового империализма. Дескать, смысл работы в Пятерке от меня стал ускользать.
      - Зря ты за смыслом погнался, Глеб, - резонно отметил тесть. - В ПГУ и так народу полно, в затылок друг другу дышат. В общем, душно. Это везде так, где загранработа светит. Там я тебе ничем пособить не смогу, будешь чахнуть также, как и на гражданке. А погореть в ПГУ можно в два счета.
      - Все, что там делается, жизненно важно, Константин Матвеевич, и мне по нраву. Например, промышленный шпионаж. Мы ведь не в состоянии по научно-технической части со всем Западом тягаться. На позаимствованных у них достижениях у нас вся электроника держится.
      - Достижение мы сопрем, да пока на конвейер поставим, да еще наше качество добавим, много ли от него толку останется, - оспорил тесть.
      - А южное направление, - настаивал я, - насколько оно перспективное! Через юг, где нефть и мусульмане, мы можем весь Запад за яйца ухватить и свой нефтяной вывоз удорожить в несколько раз, как после арабо-израильской заварухи семьдесят третьего года.
      - Да только на этом южном направлении и обломаться - раз плюнуть. Мусульмане - это тебе не европейцы с их политесами. Сколько англичане намучились с афганцами и арабами, а? Для кощея Хомейни мы после Америки дьявол номер два. У нас своя коллективность, у них своя, вот то и страшно. Не трепыхайся, Глеб. Председатель основал Пятерку, это его любимое детище. Бровастый будет слабеть, Председатель крепчать, как самый умный, а Пятерка разбухать во все стороны. Работа здесь не надрывная, условия для твоего роста благоприятные, в Москву и так тебя переведем через годок. Ты только с подружками не переусердствуй, в этом деле не стремись выйти в стахановцы...
      Однако, я напирал и тесть Константин Матвеевич, горестно вздыхая, согласился как-нибудь пособить.
      - На свою головку, сынок, на свою...
      Но я знал, что на свою головку найду злоключений и в Пятерке. Врачиха Лиза Розенштейн выматывала меня как умела, причем делала это непроизвольно и бессознательно. Не раз я вспоминал, что слово "лиз" на научном языке означает распад, растворение.
      После 10 марта докторша уже не пыталась отвертеться от меня. Что она питает ко мне какие-то теплые чувства, нельзя было сказать даже с большой натяжкой. Мое полувыпадение из окна Лиза даже не посчитала приступом совестливости у лютого опричника. Лишь неким изъязвлением гордыни и испражнением самурайского комплекса. Дескать, последним способом достижения хотя бы моральной победы над врагом у приверженцев буси-до является публичное харакири.
      Но я Лизавету все-таки заинтересовал. И в кое-каком плане теперь заменял сбежавшего от хлопот Костю Сючица. Ну, а она мне - всех баб без исключения.
      Те секс-волны, которые пробирали меня при первых прикосновениях к Лизке, значительно ослабели, однако биологическое притяжение - какие-то феромоны-аттракторы, память от предыдущих воплощений? - непреклонно укладывали меня в кровать именно к ней.
      Заброшенная Надюха регулярно нынче ходила "за спичками" к соседке, а вернее соседу с первого этажа, ветерану-подводнику по имени Василий, которого в сорок лет списали "за борт", на пенсию. Несколько лет назад, когда он вылезал из своей субмарины, его смелую башку примял неурочно упавший люк. И с тех пор вся сила из-под фуражки уходила в "корешок", которым бравый моряк обслуживал всех жаждущих дам из нашего и соседнего многоквартирных домов.
      Виталию Афанасьевичу Сайко я предоставил все, что насобирал и откомментировал на мистическом участке своей работы. А где-то пару месяцев спустя он высвистал меня к себе и задушевно сказал:
      - Одному дедуле из специнститута, который с удовольствием забрал все твои откровения, теперь понадобились консультации. Переводчики с любого языка, сам понимаешь, у нас имеются, но это роботы, натасканные на технические, военные и прочие современные тесты, они не улавливают многозначия темных мистических слов. Обращаться же к сторонним востоковедам из университетов и академии наук нам не резон. Они могут неверно понять наши предложения, да и нам придется каждого знатока подолгу проверять на предмет возможной неверности, то есть утечки информации. А ты все-таки свой специалист.
      - То есть, ручной и карманный... Я рад постараться, только вам надо договориться с моим начальством, чтобы оно перераспределило силы. А то ведь у меня в ящике дела, которые пылиться не могут. Например, по поводу надписи в сортире: "Ленин - поц".
      С моим начальством Сайко согласовал переброску на другой фронт. Последним из командиров, скрепя сердцем, сапогами и другими деталями, дал свое майорское добро Безуглов.
      Специнститут КГБ гнездился в одном из домов стиля "модерн" на Петроградской стороне. Воздвигал его какой-то чудаковатый купец, который, видимо с бодуна, почитывал фольклор и прочую лабуду. Поэтому нанятый им архитектор старался подражать снаружи готическому замку, а внутри кносскому лабиринту с добавлениями из сказок про Кощея. По-крайней мере, из этого здания самостоятельно, да еще живым, я никогда бы не выбрался. Однако внизу, возле поста, оснащенного телемониторами, меня встретил человек в белом халате, отличающийся крепким телосложением, - похоже, что работник двойного назначения, - который и проводил к тем самым ученым, которым я потребовался.
      Научная общественность встретила меня в просторной лаборатории со сводчатым потолком и колоннами а-ля фаллос.
      При взгляде на главу проекта я сразу освежил в памяти прорицание Фимы - глаза "как лед", а в имени звучит северный ветер. Действительно, доктора наук звали Бореев, что напоминало о полночном студеном ветре Борее и всяких гипербореях. К тому же один его глаз был выцветшим бледно-голубым, то есть ледяным. Впрочем, второе око оказалось вполне насыщенного цвета, а сам мудрец - щуплым, малость сгорбленным, заводным и немало напоминающим Милляра в роли бабы-яги.
      В лаборатории, заставленной терминалами, принтерами, какими-то малопонятными приборами, - как мне показалось геофизического назначения, ничего не говорило и даже не нашептывало о мистике.
      - Ну, как удивление есть? - поинтересовалась "баба-яга", - что людям вроде нас понадобилась мистическая литература.
      - Мистика учит нас ничему не удивляться. Допустим, сейчас дунет ветерок и вы вместе со всей этой аппаратурой превратитесь в колдунов, демонов, чертей с котлами, и так далее.
      "Баба-яга" поняла, что я шучу и приветливо осклабилась.
      - Вы - геофизики? - решил выяснить я.
      - По профессии да. Если точнее, мы занимались естественными магнитными полями... - Бореев, разведя руки, как бы погладил линии земного магнетизма.
      - И вдруг вы решили, что в разных талмудах посредь всяких нелепостей об эманациях некой высшей энергии, вы обнаружите верные сведения о прежнем положении магнитного полюса или нахождении магнитных железных руд?
      - Мы решили, молодой человек, что рассуждения об эманациях высшей энергии не более нелепы, чем какие-нибудь новомодные физические гипотезы о суперстрингах, - вежливо осадил меня ученый Бореев.
      Я постарался легким кашлем выразить свое недоумение при изречениях столь далеких от правоверно-диалектического материализма. Я обязан был это сделать. "Баба-яга" бдительным ухом заметила мое натужное покашливание.
      - Полковник Сайко говорил мне, что у вас имеется масло в голове. Это приятно. И кроме того вам можно доверять. Что тоже немаловажно... Ведь наша работа носит не только научный, но вдобавок идеологический характер.
      - Так вот, капитан Фролов, советская коммунистическая идеология еще не сформировалась, - это произнес не Бореев, а один из его помощников, видимо "зам. по идеологии". - Кое-что сделал Маркс, кое-что Ленин, Сталин, но все это годилось для задач своего времени и осталось, так сказать, лишь в виде символов веры. Но есть то, что глубже догматов...
      - У кого есть? Не хотите ли вы сказать, что некоторые партийные идеологи дома вещают одно, а на работе другое? Одним, значит, палочка от мороженого, другим сладкое эскимо? - напрямую атаковал я.
      Мне пришлось это сделать, потому что я все время думал, кому попадет за дерзкие "идеологические" слова. Мне, за то, что слушаю, или им, за то, что говорят.
      - Мы ценим чувство юмора, - солидным голосом заявил Бореев. А помощник опять давай бубнить свою "крамолу". - Советская идеология еще только созревает. Это как бы крем, который пока сокрыт коркой из догм. Новая идеология фактически зародилась после поражений первых лет войны, когда власть догматизма в нашей стране начала слабеть. Тогда мы, наконец, смогли мало-помалу делать победы, ядерное оружие, ракеты, атомные станции. Сейчас же настало время для прорыва скрытой советской идеологии к свету. Ключевое слово в ней - гармония. Та гармония членов и органов, которая существует в здоровом теле. Это, разумеется, пока лишь идеал далекий от жизни.
      Между прочим понятно, почему "крамолу" изливает именно помощник Бореева. Если я окажусь более зашоренным, чем им хочется, то руководитель проекта сможет сослаться на острый приступ шизофрении у своего подчиненного.
      - А может вы имеете в виду ту гармонию, которой может похвастаться любой пчельник, термитник или муравейник? - решил высказать я здоровый скептицизм.
      - Молодой человек летает мыслью по древу, начало нашей совместной работы действительно связано с изучения ориентации термитов в магнитном поле Земли, - довольно одобрительно произнесла "баба-яга". - А вообще природа едина, капитан Фролов. От биологического до социального один шаг.
      - Почему вы такие раскованные? - не смог удержаться и стал выведывать я. - Что-то вы мне больно доверяетесь со своей внутренней или как там ее, заднепроходной идеологией.
      Помощник откликнулся странной фразой.
      - Мы вас уже проверили. Вы - подспудно наш человек... только покамест не смогли надлежащим образом оформить свои мысли. В основном ведь вы согласны с нами. Да или нет? Отвечайте правду.
      А почему нет?
      - Ну да, как же мне с вами не согласиться.
      - Ответ правдивый, - подтвердил один из лаборантов, глянув на монитор, который расцветился колонками цифр.
      Вот это действительно интересно. Проверка на детекторе лжи?
      Бореев был заметно обрадован удивленным выражением, прилипшим к моей физиономии.
      - Капитан Фролов, кто-нибудь из ваших "клиентов", скажем, повернутых на мистике, вещал о сроках поступления в наш бренный мир новой дозы энергии или о некой замечательной двери, которая вот-вот должна открыться?.. Они ведь часто изрекают необычные вещи, эти ваши клиенты, поэтому их и принимают за психопатов, вредящих общественному благоразумию...
      Да, я, наверное, разделяю взгляды профессора Бореева, но мне не хочется, чтобы эта компашка догадалась о Фиме, а значит о Лизе, о "совенке".
      И я как бы закрыл экраном не подлежащий разглашению фрагмент своего жития-бытия. Накинул темное покрывало и перекрыл свет. Наверное, у меня получилось.
      Бореев испытующе глянул на лаборанта, тот на свою аппаратуру и пожал плечами.
      - Неблагоприятный спектральный ответ, нам нечего анализировать, Михаил Анатольевич.
      То-то. Неожиданно я заметил, что торчу под двумя очень толстыми кольцами, от которых убегает множество проводков. Тоже мне подопытного кролика нашли, бесплатную обезьяну. Я поспешил сделать несколько шажков вперед, поближе к нормальным людям.
      - Как сказал полковник Сайко, неделю вы в полном нашем распоряжении, потом еще уделите дней пятнадцать в течении двух месяцев, - напомнила баба-яга.
      После этих подозрительных колец мне хотелось определенности.
      - Так, товарищи, чего бы вы от меня хотели? Чтобы я пел, танцевал, колотил в бубен? Или, чтобы сделал доступной для строительных батальонов лурианскую каббалу?
      Бореев нетерпеливо отмахнулся сухой ладошкой.
      - Это потом, в следующие пятнадцать дней. Вначале мы бы предложили вам участие в одном эксперименте... Недельное и непрерывное.
      - Но я не заменитель обезьяны, хоть они и покупаются за валюту. Вам придется кое-что объяснить.
      - Ладно, согласен, обезьянок нам и так хватает, - Бореев взял меня под руку и мы стали прогуливаться, как старый добрый профессор вместе со своим любимым учеником где-нибудь на газонах Оксфорда.
      - Друг мой, капитан Фролов. Как я уже упоминал, возглавляемая мной группа долгое время занималась сообществами высокоорганизованных насекомых. Некоторые их виды демонстрируют прямо-таки потрясающие способности - ориентация на местности, уклонение от опасностей, подготовка к неблагоприятным погодным условиям и природным катастрофам.
      В своей прогулке по лаборатории мы двигались мимо стеклянных ящиков с сотами или гнездами, где шестерили пчелы, осы, муравьи, термиты и прочие твари, чующие катаклизмы. Мимо прикрытого крепким плексигласом лабиринта, где бегали умницы-крысы. Мимо огромных аквариумов, освещенных мощными разноцветными лампами, где сновали пестрые рыбки. Мимо небольшого террариума с медитирующими кобрами и ленивыми гюрзами. Мимо клеток с грустными собаками и вольеров с бабуинами, что сношались между собой, не ведая греха.
      - ...Состояние магнитного поля, - вернее магнитогидродинамические шумы, так называемые шипения, свисты, гудения, - вот что было ключом к этим поразительным способностям. Благодаря МГД-шумам насекомые чувствовали удаленные во времени и пространстве явления, начиная с землетрясения и кончая военными действиями. Причем, как правило магнитные шумы не имели привязки к естественным токам земной коры или атмосферы. Так появился фактор Икс, который позднее превратился в Ф-поле, ПОЛЕ СУДЬБЫ...
      Возле вольера с морскими свинками лаборант указал пальцем на одно подопытное животное, чья белая шкурка была испачкана красными потеками. Да и вообще оно выглядело несчастным и слабым. Лаборант что-то невнятно проговорил о количестве потерянной крови и попросил изменить "параметры раздражения матриц". На это Бореев откликнулся, что дескать, потом расскажешь, и потащил меня вперед.
      - ...Опуская всякие подробности, выскажу смелый постулат, что Ф-поле является системой матричных потенциалов, источником всех взаимодействий: от тех, что удерживают нуклоны в ядре атома до связей самых сложных вещественных объектов. Это энергоинформационное поле, которое потихоньку дергает за ниточки все, что находится в нашем мире, незаметно устанавливает и разрывает мириады зависимостей между его элементами. Короче, дружба и борьба каких-то там матриц - есть наша судьба...
      Говоря и выслушивая такие мудреные и простые разъяснения, мы миновали клетку, где две крысы очень удачно охотились на здоровенную змею, нападая то спереди, то сзади, отвлекая и выматывая. Они работали как две машины и бедная рептилия была обречена на казнь. Оператор, поглядывающий правым глазом на поединок, а левым - на экран ЭВМ, торжествующе задрал большой палец и сказал что-то про удачно наведенную агрессивность. И снова Бореев ускорил мое движение.
      - Благодаря Ф-полю мы уже не отмахиваемся от удивительной гармонии природы и явной целенаправленности эволюции. Слово "случайность" напрочь исчезло из нашего лексикона. Все - закономерно, от физических констант до генетического кода. Все закономерно - и благоприятный спектр пробивающихся через атмосферу лучей, и слабенькая радиоактивность земной коры, и отсутствие в природе хищников, которые не дали бы человеку жизни... Иногда, весьма грубо, мы можем заметить процесс, идущий в Ф-поле с помощью магнитных детекторов... мы даже пробуем влиять на него по принципу обратной связи...
      - Как жаль, профессор, что я круглый нолик в магнетизме и детекторах, - искренне пожаловался я. В самом деле, тут ученые собираются улучшать судьбу каждого советского человека, а я никак не смогу им пособить.
      - Вам и не надо стараться, чтобы стать единичкой. Самый лучший воспринимающий аппарат находится здесь, - Бореев постучал по своей черепной коробке, обтянутой морщинистой кожей. Мы пока не можем определить точное анатомическое нахождение интересующего нас органа, возможно он диффузный. Мы даже не знаем точно, работает ли он с магнитными шумами или непосредственно воспринимает Ф-поле. Но уже напали на некоторые стимуляторы, которые заставляют этот наш внутренний "детектор" шарудить бодрее. Подобные стимулирующие препараты были известны еще во времена царя Гороха, они активно применялись жрецами Вавилонии и Древнего Египта...
      - Вот так пример для подражания, - ехидно вякнул я, однако Бореев не смутился. Смущение ему вообще не было свойственно.
      - ...Поскольку эти государства существовали тысячелетиями, а наказания за лжепрогностику назначались суровые, значит прорицания тамошних экспертов-жрецов не были сплошной лажей...