Мне хочется отослать мальчика поиграть, но не трудно догадаться, как ему сейчас неуютно. Каким бы удобным ни выглядел этот дом, какими бы уютными ни казались комнаты, мы еще не привыкли жить тут. Здесь, на десяти акрах земли, мы так же отрезаны от окружающего мира, как и на нашем острове. Но ощущения совсем другие: не слышно шума океана, криков морских птиц, собачьего лая, рева моторов проходящих катеров. Разве что блеяние козы, гортанная перебранка стайки зеленых попугайчиков, шорохи невидимых животных, продирающихся сквозь заросли кустарника, окаймляющие лужайку, – вот и все здешние звуки. Они, а когда их нет, то полная тишина, давят на меня, да и на Генри, вероятно, тоже. Мне даже хочется, чтобы вдруг поднялся ветер, чтобы он шелестел листьями, даже ломал ветки и гнул стволы. Надо будет приказать Грэнни купить нам несколько сторожевых собак. Мне недостает их лая. И очень не хватает запаха океана.
Генри идет за мной вниз. Мы вместе осматриваем огромную гулкую столовую, громадный отполированный кусок дерева, служащий столом, десять стульев по краям, еще два – в торцах, друг напротив друга.
– Мы будем здесь есть, папа? – спрашивает мой сын.
Отрицательно покачав головой, я иду на кухню. Простой белый стол у стены, шесть металлических стульев.
– Вот здесь, – говорю я.
С явным облегчением Генри забирается на стул и сидит, болтая ногами, пока я достаю из морозилки два бифштекса и размораживаю их в микроволновой печи. Мы молча едим.
После обеда я вспоминаю об антенне на крыше и о телевизоре на втором этаже.
– Хочешь посмотреть телевизор? – спрашиваю я Генри.
Он отказывается. Идет за мной наверх, на застекленную веранду, с которой виден бассейн. Там мы усаживаемся в кресла-качалки, друг против друга и раскачиваемся, наблюдая, как за окнами постепенно наступает темнота.
– Полетаем сегодня, папа? – спрашивает Генри.
– Нет. Сначала надо получше узнать эти места, а уже потом разрешить тебе летать здесь. Так что сначала я попробую один. Чтобы удостовериться, что тебе ничто не угрожает.
– Ничего мне не угрожает!
– Нет, сынок, я должен проверить. Сегодня, когда ты уснешь…
– Ты будешь охотиться?
– Сомневаюсь,- говорю я, глядя вдаль, на холмы. – Сначала надо осмотреться.
Темнеет. Воздух становится холодным. Уже порхают ночные бабочки, появляются звезды, квакают лягушки, выползают ящерки. Поднимается ветерок и шелестит листвой. Показывается рог месяца. Генри кладет мне на руку свою ручонку.
– Папа, мне больше нравилось дома.
Генри засыпает в кресле-качалке. Я отношу мальчика в спальню, раздеваю, потом надеваю на него одну из просторных футболок, в которых он любит спать, укладываю в постель и подтыкаю одеяло. Затем выхожу на веранду, включаю свет вокруг бассейна и спускаюсь к воде
Где-то в темноте ухает сова. Я молча улыбаюсь этому и другим ночным звукам, которые словно приветствуют меня: ветру, заблудившемуся в ветвях деревьев, стрекотанию сверчков, кваканью одинокой жабы. Раздевшись, меняю обличье. Так приятно сбросить наконец с себя все человеческое, как сбрасывают надоевшую одежду, и обрести подлинный облик. Пришло время осмотреть свои новые владения.
Поднявшись в воздух, я по крутой спирали пролетаю над Бартлет-Хаусом, глядя вниз, на освещенный бассейн и на светлые окна верхних этажей. Вот будет незадача, если я не найду дороги домой. Убедившись наконец в том, что непременно узнаю Бартлет-Хаус, поднимаюсь выше, описываю все более и более широкие круги. По лунным отблескам можно различить вдали реку Марта-Бра.
До меня доносится запах шашлыка. Подо мной – поместье Доброй Надежды. Внизу – не меньше дюжины человек, собравшихся вокруг костра. Эти существа находятся слишком близко от моей территории, чтобы я был спокоен. Знаю: ни Артуро, ни Йен не виноваты в том, что кучке безмозглых туристов взбрело в голову забраться так далеко от берега.
Я лечу в глубь острова, глядя вниз, на темную равнину, местами освещенную огнями домов. Город Виндзор оповещает о себе большой иллюминацией. Но вот наконец впереди – полная темнота. Страна Дыр.
Сердце мое начинает учащенно биться уже над первым холмом. Мне хочется трубно взреветь, но я не рискую, опасаясь, что кто-нибудь услышит. Хочется поохотиться. Хочется заняться любовью с женщиной своей породы, а не с таким жалким подобием, как Элси. Я ныряю в маленькую долину, за которой следует новый холм. Стараюсь держаться в темноте, на случай если кто-нибудь из семьи Хлои окажется поблизости.
Вот так, оставаясь невидимым, было бы несложно добраться до Ямы Моргана, где живет Хлоя. Мне, пожалуй, даже хочется, чтобы она наткнулась на меня сейчас. Но я прекрасно знаю, что из этого не вышло бы ничего хорошего. Отец мне все объяснил еще в то время, когда я в первый раз отправлялся искать себе подругу:
– У нас запрещено брать девушку, пока у нее не началась первая менструация. Она будет сопротивляться, а семье придется вступиться за нее и убить того, кто на нее покушается. К нашей женщине можно подступаться лишь тогда, когда она достигнет зрелости, притом только в тот период, когда у нее течка. Впрочем, не волнуйся, сынок, – хихикнул тогда отец, – когда они созревают, это с ними случается каждые четыре месяца. И в этом состоянии у нее уже нет выбора: кто первый попробует овладеть ею, тот и станет ее мужем на всю жизнь.
Тяжело вздохнув, я меняю направление, отклонившись от курса на Яму Моргана. Пока Хлоя не стала взрослой, она для меня недоступна.
Сворачиваю влево, лечу очень низко, почти задевая животом верхушки деревьев, и на полпути в Трои узнаю домики в Долине Пикников. Сюда когда-то завез меня брат Элизабет, Дерек. Да, мне знакомо это место, но… не во всех домиках освещены окна, и я не уверен, что уже был здесь.
Мужчина ведет козу вниз по тропинке. Животное привязано за шею тонкой веревкой. Не схватить ли их? Генри обрадуется такому подарку. Человек ничего не подозревает. Я приземляюсь позади него, в нескольких сотнях ярдов, и прячусь в кустах. Мои родители в свое время научили меня: как бы сильно ты ни проголодался, но в незнакомом месте следует соблюдать осторожность.
Мимо меня проносится что-то темное. «Слишком быстро падает»,- успеваю подумать я. Но это существо выравнивает свой полет у самой земли и… нападает на ямайца сзади. Оно поднимает человека в воздух. Коза испуганно блеет. Мужчина успевает издать лишь один сдавленный крик и затихает в мощных когтях.
Понимая, что происходит, хотя и не зная точно, кто это, я отступаю еще дальше в тень, под деревья. Мое сердце бешено колотится.
– Есть! – ловлю я беззвучный крик.
– Это был мой! – возмущенно отвечает ему второй. – Возьми по крайней мере и козу тоже.
– Сам и бери!
Я потихоньку продвигаюсь к просвету в ветвях деревьев и смотрю на небо. Даже при таком тусклом лунном свете легкоразличимы силуэты двух моих сородичей, кружащих в воздухе. Один из них – очень крупный, другой, с мертвым мужчиной в когтях,- поменьше.
Даже не узнай я того, что побольше, по его мысленным репликам я догадался бы, что это Дерек, старший брат Хлои и Элизабет. Того, что поменьше, от меня загораживает труп мужчины.
– Черт! Никакого уважения к старшим! Ты должен меня слушаться. Если бы папа был здесь, он задал бы тебе хорошую трепку. Ты прекрасно знаешь, как он не любит, когда добро пропадает.
«Должно быть, это Филипп, младший брат Хлои! – думаю я с улыбкой, – Мальчишке сейчас должно быть лет двенадцать, тринадцать. Вполне взрослый, чтобы охотиться. А он крупный для своего возраста! Еще годиков пять-шесть – и Дереку придется повежливее разговаривать со своим младшим братишкой».
– Это я несу добычу домой, Дерек. Может быть, теперь ты хочешь поохотиться один?
– Жаль, что отец заставляет меня брать тебя с собой, ты, маленький паршивец!
Большая тень снижается, пролетев совсем близко от меня, так близко, что я чувствую колебание воздуха от его крыльев.
– Я уже говорил папе, что тебе лучше летать с Хлоей или с мамой! – с досадой говорит Дерек. – Ты еще слишком мал, чтобы таскаться за мной.
– Это я первый увидел его,- отвечает Филипп,-а не ты – такой большой, что не видишь ничего, кроме того, что стоит у тебя под носом и машет рукой, чтобы его заметили.
– Пошел к черту! Я увидел его одновременно с тобой. Мы должны были договориться, кому из нас нападать на него. Вообще-то принято поступать именно так, знаешь ли!
Дерек еще раз пролетает над козой. Маленькая фигурка тем временем улетает, беззвучно крича:
– Дай мне знать, если поймаешь козу!
И Филипп с хохотом уносится прочь. Дерек бросается за младшим братом.
– Стой, черт тебя побери! Не забудь оставить мне мою долю, а не так, как в прошлый раз…
Филипп хохочет, не сбавляя скорости:
– Ну-ка попробуй догнать меня, старина!
Я сижу в своем укрытии и беззвучно смеюсь. Они скрываются из виду. В прошлый мой приезд на Ямайку мне не удалось хорошо узнать Филиппа. Кажется, мальчишка очень вырос с той поры. Генри понравится такой дядюшка. Думаю, он кое-чему сможет научиться у Филиппа.
Коза снова блеет. Что ж, пусть не настоящая добыча, но по крайней мере вернусь домой не с пустыми руками. Я выбираюсь из кустов и иду по тропинке к козе. Животное слишком испугано, чтобы бежать. Коза стоит на месте, дрожит и безостановочно блеет. Я поднимаю голову. Надо мной – ничего, кроме темного неба, облаков, звезд и луны. Как бы мне хотелось, чтобы Хлоя оказалась где-нибудь тут, поблизости. Я вглядываюсь в небо в поисках ее силуэта, вслушиваюсь, не донесется ли до меня какая-нибудь ее мысль, но ловлю лишь обрывки перебранки Филиппа и Дерека.
Если я буду часто прилетать сюда, то непременно как-нибудь ее встречу. Нам с Генри придется найти другое место. Буду охотиться в других частях острова, возможно, на побережье, как дома. И все же мне наверняка не удастся противостоять искушению иногда прилетать в Страну Дыр, несмотря на возможную опасность.
Делаю глубокий вдох и приказываю своему сердцу биться медленнее. Я так разволновался, во-первых, потому, что боялся быть обнаруженным, во-вторых, потому, что услышал, как беззвучно переговариваются мои сородичи.
Хватаю перепуганную дрожащую козу, стараясь не поранить ее, и взлетаю. Я прилечу домой, разбужу Генри и на этот раз разрешу ему убить жертву. Пора ему привыкать. Я вспоминаю о его дяде, Филиппе. Надеюсь, когда Генри достигнет его возраста, он будет таким же хорошим охотником, если не лучше. Но все это – при надлежащем обучении.
10
Оттого что мы теперь на Ямайке, сон мой не спокойнее. Даже наоборот, теперь меня чаще одолевают ночные кошмары и… желание. Помучавшись еще две ночи, я разворачиваю записку Элси и набираю номер телефона ее родителей.
– Хорошо, что вы позвонили. Еще день – и я бы уехала, – говорит она.
– Тогда мне пришлось бы попросить вашу маму подыскать мне другого гида, – отвечаю я.
Мы договариваемся, что встретимся вечером в Доброй Надежде, вскоре после того как Генри ляжет спать. Элси ждет меня на ступеньках. Когда я подъезжаю, она встает мне навстречу и слегка помахивает рукой. В светло-желтом шелковом платье, облегающем ее спортивную фигуру, девушка очень похожа на Элизабет. Разве что глаза карие, рот побольше, нос потолще, чуть покороче ноги. Не могу отказать себе в удовольствии приобнять ее при встрече и коснуться губами ее щеки.
Она слегка отстраняется, дотрагивается до своей щеки, оправляет платье.
– Обычно я так не делаю, – говорит она.
Я киваю:
– Ну да. Я тоже. Хочешь – пойдем куда-нибудь в другое место. А хочешь – можем вообще разойтись по домам.
– Я вовсе не то имела в виду. – Она берет меня за руку. – Просто мне не хочется, чтобы ты думал, будто я всегда напрашиваюсь на свидания.
– Мне бы это и в голову не пришло.
Бар почти пуст. Только пожилой седой ямаец готовит напитки для нескольких белых пар, засидевшихся после десяти. Элси заказывает «Гибсон», я – воду.
– У меня проблемы с алкоголем, – говорю я, зная, что она скорее примет меня за обыкновенного алкоголика, чем заподозрит, что алкоголь просто нарушает координацию всех систем в организмах Людей Крови.
– Понимаю,- кивает она.- Мой последний дружок – сукин сын – никогда не мог отказаться ни от одной рюмки… и ни от одной женщины.
Элси рассказывает мне о своих родителях, о том, как она росла в деревне, расспрашивает меня о моей семье, моих занятиях, о том, почему я до сих пор снова не женился, потом заказывает себе еще «Гибсон», пододвигает свой табурет поближе ко мне, то и дело дотрагиваясь до меня во время разговора.
Я отвечаю на вопросы, рассказываю ей о своей жизни. Иногда даже правду. Кое-что, конечно, и выдумываю. Например, говорю, что я – брокер на бирже. Смотрю на нее, а думаю о Элизабет. Интересно, похожа ли Хлоя на обеих этих женщин.
Элси улыбается, заметив, как я на нее смотрю:
– Я тебе нравлюсь, да?
Я киваю. Она отхлебывает из своего стакана, набирает побольше воздуха и выдыхает его вместе со словами:
– Жаль что здесь нет свободной комнаты. Ты еще и не такое мог бы увидеть.
За стодолларовую бумажку портье находит нам свободную комнату в гостевом коттедже в нескольких дюжинах ярдов от главного здания. Элси допивает свой «Гибсон». Как только мы входим в коттедж, она сразу сбрасывает туфли. Уже у двери нашего номера она обнимает меня за шею и целует в губы.
Прижав Элси к себе, ощущаю ее тепло, вдыхаю запах ее духов. Я чувствую, как в ней растет желание, и знаю, что оно возникнет и у меня, стоит только позволить себе это. Но привкус алкоголя в ее поцелуе слишком настойчиво напоминает мне о том, что она – всего лишь человек. Я не тороплюсь открывать дверь и входить в номер.
– Что-то не так? – шепчет она, прижимаясь ко мне крепче и целуя меня в шею.
Ну как мне объяснить ей, что я ее не хочу, что как бы хороша она ни была в постели, ей никогда не сравниться с нашими женщинами, что секс с ней будет всего лишь временным облегчением, что я уже чувствую себя перед ней виноватым?
– Я ни с кем не спал с тех пор, как умерла моя жена, – признаюсь я, думая в этот момент больше о Хлое, чем о Элизабет.
– Бедняжка!
Она берет ключ из моих рук, сама отпирает дверь, заходит, включает свет. Я медлю в коридоре, потом вхожу вслед за ней, смотрю, как она расстегивает молнию на спине, как платье свободно падает на пол. Нижнего белья Элси не носит. Она стоит передо мной обнаженная. Ее коричневые соски стали твердыми, она часто дышит.
– Иди ко мне, Питер! Пожалуйста, скорее!
Раздетая Элси уже совсем не похожа на Элизабет. Она более худая, груди у нее меньше, и немного отвисают, пупок – выпуклый. Я вздыхаю, в последний раз думаю о Хлое и уступаю просьбам Элси.
Потом я лежу на кровати с открытыми глазами. Рядом, свернувшись калачиком, спит Элси, положив голову мне на плечо, а руку – мне на живот, как будто давая понять, что теперь я принадлежу ей. В животе у меня начинает тихо урчать. Нет, я не причиню вреда этой женщине. Полежу немного, потом высвобожусь и уйду. Конечно, плохо, что, проснувшись утром, она не найдет меня рядом и никогда больше не увидит меня.
Сколько пафоса! Какие мы чувствительные! Просто использовал женщину, чтобы облегчиться. Будь здесь мой отец, он испытал бы отвращение. И был бы прав. Я сам всегда внушаю своему сыну мысль о нашем превосходстве над людьми. «В отличие от большинства людей мы управляем своим телом, а не оно нами», – говорю я. А вот сейчас поступил как один из них.
Я осторожно освобождаю свое плечо от головы Элси, легонько убираю со своего живота ее руку, встаю и одеваюсь. Не знаю, от выпитого алкоголя или от секса, она продолжает крепко спать. Глядя, как она улыбается во сне, я думаю, что по крайней мере хоть на короткое время сделал ее счастливой.
Но для существа, подобного мне, способного предвидеть, как женщина отреагирует на любое прикосновение или поглаживание, для существа, в чьей власти контролировать реакции собственного организма, – это не большая победа.
Честно говоря, Элси тоже принесла мне радость, вернее, уверенность, что следующие несколько ночей я смогу спать спокойно. Это не значит, что в моих планах продолжать такую практику. Обещаю себе, что больше не поддамся искушению. У меня пока нет никакой ясности с Хлоей, но я дождусь либо ее согласия, либо отказа.
11
К моему большому удивлению, Генри почти не скучает по нашему дому на острове. Плавание в бассейне становится одним из его любимых занятий. Он не отстает от меня, пока я не велю установить вышку для прыжков в воду. Грэнни, который, как оказалось, в свое время потрясал туристов в бухте Мо своим искусством ныряльщика, берется тренировать моего сына.
Для ребенка, который умеет летать, научиться нырять несложно, и очень скоро Генри призывает меня выйти из дома и полюбоваться, как он делает сальто, ныряет рыбкой, и, конечно, на его любимый прыжок – пушечное ядро. Через несколько недель он начинает донимать меня просьбами увеличить высоту вышки.
Еще несколько недель спустя Грэнни подъезжает к дому на лошади, ведя на поводу еще трех и одного пони. Утренняя прогулка верхом становится для нас ритуалом. Ямаец показывает нам самые незаметные и узкие тропки.
Иногда мы просто едем к реке, иногда добираемся до самого Виндзора, до границы со Страной Дыр. По моей просьбе Грэнни однажды ведет нас в пещеры, но Генри, увидев темную зияющую дыру входа, из которой к тому же дует, отказывается идти.
– Парень совершенно прав, приятель, – кивает Грэнни. – Говорят, эти пещеры ведут в Страну Дыр.
В них в два счета заблудишься.
Жизнь постепенно налаживается, становится привычной. Каждый вечер, с наступлением темноты, мы с Генри меняем обличье, поднимаемся в воздух и летаем. Потом, когда мальчик отправляется спать, я частенько взлетаю снова. Иногда охочусь над океаном вблизи Фолмута или над островом, но не дальше Очо-Риос. А иногда навещаю Страну Дыр.
Через несколько недель после нашего приезда к дому подкатывает видавший виды армейский джип, в котором сидят двое небритых белых мужчин в мятых майках и шортах. С Грэнни они разговаривать отказываются, требуют меня. Но выгрузив из машины мой деревянный ящик, избегают смотреть мне в глаза.
Артуро смеется, когда я рассказываю ему все это по телефону:
– Они привыкли гнать контрабанду к нам, а не наоборот. Мне довольно трудно было объяснить им, что есть вещи, которые нам не хотелось бы открыто перевозить на Ямайку.
Рита тоже регулярно докладывает мне о положении дел.
– По-моему, Йен что-то почуял, – сообщает она через несколько недель после моего отъезда на Ямайку.- Он распорядился, чтобы только его секретарша Хелен вскрывала адресованную ему почту. Но мы с ней дружим. Она рассказала мне, что Тинделл и его друзья продолжают хлопотать насчет покупки острова Еще она говорит, что в последнее время большинство своих звонков Тинделл делает с сотового телефона.
Я звоню Артуро и передаю ему то, что мне сказала Рита.
– Никаких проблем, – говорит Гомес. По голосу я чувствую, что он пожимает плечами. – Пока нет разрешения правительства, они ничего не смогут сделать.
– Тогда почему они продолжают оформлять покупку острова?
– Возможно, у них нет другого выхода. А возможно, они еще надеются, что у них все получится.
Но я тебе обещаю, что не получится.
– Просто сделай так, чтобы не получилось!
И больше никаких «возможно».
– Не волнуйся, Питер. Все под контролем,-говорит Артуро. – Отдыхай. Когда ты вернешься, все будет по-прежнему.
Как ни раздражают махинации Тинделла со Своенравным рифом, жизнь на Ямайке занимает меня гораздо больше. Если не брать в расчет присутствия прислуги днем и нескольких прибавившихся у нас занятий, мы с Генри живем примерно так же, как жили на острове. Может быть, именно поэтому ни его, ни меня не мучает тоска по дому.
В начале октября буря застает меня в полете над Аккомпангом, в дальнем углу острова. Ливень. Холодный ветер. Молнии разрезают небо. Чем мокнуть и мерзнуть, я предпочитаю укрыться в какой-нибудь пещере и при каждой новой вспышке молнии напряженно вглядываюсь в склоны холмов.
Довольно долго перелетаю от холма к холму, пока наконец не замечаю большую черную пещеру неподалеку от вершины горы. Тотчас же ныряю туда. Над холмами грохочет гром. Пещера довольно большая, и я отодвигаюсь от входа вглубь, расправляю крылья, чтобы стряхнуть с них капли воды и согреться.
И вдруг до меня доносится чья-то мысль:
– Мама, дождь слишком сильный. Я поищу, где укрыться. Прилечу домой попозже.
Я застываю: неужели Хлоя?
Снова раздается раскат грома. Я подползаю поближе к выходу из пещеры и вглядываюсь в небо сквозь дождь и мрак. На небе появляется зигзаг молнии. Она ударяет в склон соседнего с моим холма, на мгновение осветив ночь. Этих нескольких секунд мне хватает, чтобы разглядеть пролетающее мимо существо.
Я уверен, что это она! Она гораздо меньше своего старшего брата, но крупнее Филиппа и светлее их обоих. Мне хочется еще раз увидеть ее, сравнить с Элизабет. Я злюсь на темноту, которая не дает мне разглядеть Хлою.
Еще одна молния. Ничего не видно. Но она не могла улететь так быстро. Наверно, она нашла себе пещеру и теперь пережидает дождь и обсыхает, как и я.
– Я знаю тут одну хорошую пещерку, мама. Когда кончится буря, я сразу же прилечу.
– Да, пожалуйста, дорогая, – беззвучно отвечает ей Саманта Блад. – Мы все голодны. Ждем тебя с добычей.
– Как только кончится дождь.
Я так сосредоточился на их разговоре, что даже не заметил бы приближения Хлои, если бы не очередная вспышка молнии. Когда она появляется в пещере, я поспешно уползаю в глубину, спеша воспользоваться тем, что гром заглушает все остальные звуки. Отползаю все глубже и глубже, пока наконец не упираюсь в каменную стену.
В почти полной темноте пещеры я различаю лишь силуэт Хлои. Она садится в нескольких футах от входа, кладет рядом с собой что-то большое – должно быть, добычу и так же, как и я за несколько секунд до этого, расправляет крылья и несколько раз всплескивает ими, чтобы обсушиться.
За этим занятием ее и застает следующая молния. У меня дух захватывает от этого зрелища. Она немного поменьше Элизабет, более хрупкая, чешуйки у нее такие же светло-зеленые, как были у моей жены, а живот – нежно-палевый. Гениталии еще не набухли. Значит, она еще не достигла половой зрелости.
Но мой организм все равно реагирует на нее. Мне хочется броситься на Хлою и овладеть ею тут же, в пещере. Я стараюсь дышать неглубоко и размеренно, чтобы замедлить свое сердцебиение.
Хлоя бьет крыльями, потом просто сидит и смотрит на дождь. Обсохнув, она поворачивается, принюхивается, напряженно всматриваясь в глубь пещеры. Я замираю, стараясь не дышать. Хоть бы больше не было молний! В конце концов она переключается на свою добычу. Поев немного, опять смотрит на дождь, потом опять ест.
Мои ноздри щекочет запах свежей крови. У меня текут слюнки. Со своим аппетитом, как и с сексуальным возбуждением, я ничего не могу поделать. С каким наслаждением я бы поел вместе с ней. Нельзя! Мне хочется выть от досады.
– Кто здесь? – мысленно спрашивает Хлоя. -Это ты, Филипп?
Затаив дыхание, сужаю глаза до щелочек, чтобы в них случайно не отразился свет очередной молнии. Ветер снаружи успокоился. Дождь теперь только слегка накрапывает. Скоро Хлоя поймет, что можно лететь.
– Что-то не так, – думает она, встает и идет вглубь пещеры, прямо ко мне. – Здесь есть кто-нибудь?
– Хлоя! Ветер кончился. Лети! Твой отец и твои братья хотят есть! – зовет Саманта Блад.
Хлоя издает сдавленное раздраженное рычание, потом отвечает:
– Да, мама. Как скажешь, мама.
Она отворачивается от меня, берет свою добычу и направляется к выходу из пещеры. Потом останавливается, оглядывается назад, туда, где я прячусь, и говорит, вернее, думает:
– Если там действительно кто-то есть, то советую ему внимательно выслушать то, что я сейчас скажу. Мои родители живут здесь неподалеку. И еще двое моих братьев. Если кто-нибудь причинит мне зло, ни один из моих родственников не успокоится, пока этот кто-то не умрет. Так что отправляйся откуда пришел. Ко мне нельзя прикасаться еще шесть месяцев. Если ты для этого сюда пришел, возвращайся через полгода.
После того, как она улетает, я бросаюсь к выходу из пещеры, пожираю глазами темноту, надеясь увидеть ее напоследок. Но ничего не видно, кроме ночного неба и моросящего дождя. Последняя молния освещает лишь мокрые деревья. Мрачные раскаты грома, которые следуют за ней, вполне соответствует моему настроению.
Я нюхаю воздух, смакую свежий аромат, похожий на запах выделанной кожи, который она оставила после себя. Запах ее добычи тоже еще чувствуется, и мой желудок сигнализирует мне, что он пуст.
Ну что ж, я не имею права дотронуться до Хлои, но мою жажду человеческой крови удовлетворить гораздо проще. Скорее всего, искать добычу в Стране Дыр слишком поздно, но какой-нибудь глупый турист непременно прогуливается сейчас по берегу у бухты Монтего. Там каждую ночь бродят такие. Они вполне годятся в пищу.
12
Не знаю, становится мое ожидание легче или тяжелее оттого, что я видел Хлою. Мое желание не ослабевает. Теперь я летаю в Страну Дыр каждую ночь, правда соблюдая все меры предосторожности. Я жажду вновь увидеть Хлою. Я – что-то среднее между любителем подглядывать в замочную скважину и охотником, выслеживающим добычу.
За несколько месяцев мне несколько раз попадаются Филипп и Дерек, а однажды – даже Чарльз и Саманта. Но Хлоя – ни разу.
Ближе к концу апреля на исходе дня мне звонит Рита.
– Теперь я знаю, что происходит, – говорит она.
– Это вы о Тинделле?
– О ком же еще? Вчера мы с Хелен пошли пообедать вместе. Она не хотела разговаривать об этом в офисе. Когда Тинделл застает нас с ней за болтовней, он бывает очень недоволен. Ну вот, мы заказали вина, и после бокала-другого Хелен немного расслабилась. Кажется, ваш друг Йен Тинделл интересуется политикой.
– Он всегда ею интересовался, – отвечаю я, думая о том, что принадлежность Тинделла к либералам вполне уравновешивается сочувствием Артуро консерваторам. Нам полезны обе партии.
– Да, но не до такой степени,- возражает Рита.- Он со своими партнерами по Своенравному рифу сформировал свой комитет. Догадайтесь-ка, какого конгрессмена они будут поддерживать на будущих выборах в губернаторы?
С глубоким вздохом я отвечаю:
– Только не Мунца!
– Именно Мунца.
– Неужели он настолько глуп, чтобы купиться?
– Или настолько жаден, – смеется Рита.
На следующий день я звоню Артуро и передаю ему информацию Риты.
– Вот задница! – говорит он. – Не волнуйся. Я с ним поговорю, напомню, что мои друзья из «Геральд» могут заинтересоваться парочкой скандалов.
После беседы со мной он сочтет за счастье просто остаться в Конгрессе. И еще, я уверен, ему очень захочется сохранить птичек на Своенравном рифе.
– Хорошо, – отвечаю я.
– Когда ты наконец разрешишь мне что-нибудь предпринять в отношении Тинделла?
– Скоро Рита закончит свою юридическую школу. Я бы хотел, чтобы она немного поработала с Йеном. Прежде чем я приму решение. К тому времени я уже должен буду вернуться.
– Могу я пока по крайней мере официально перевести ее к нему в отдел? Она начнет набираться опыта, а ему станет неуютно.
– Он изойдет на… – усмехаюсь я.
– Возможно,- соглашается Артуро.- Но я успею найти нового секретаря на место Риты до того, как уйду в отпуск, а отпуск у меня в мае. Пожалуй, скажу-ка ему это сегодня. Учти, он может тебе позвонить.
– Скажи, что буду рад его слышать, – говорю я. Но, к моему удивлению, Тинделл не звонит.
Наступает май, и Генри начинает приставать ко мне, чтобы я взял его с собой в Страну Дыр.
– Мне почти пять лет, – говорит он. – Ты сказал, что возьмешь меня после дня рождения.
– До твоего дня рождения еще две недели.
– Это .несправедливо! Ты сам говорил, что я летаю лучше, чем ты в моем возрасте, а дедушка уже тогда брал тебя на охоту!
Я улыбаюсь сыну. Мальчик вырос на целую голову с тех пор, как мы прилетели на Ямайку. Ему приходится чуть не каждую неделю покупать новую одежду. По правде говоря, Генри уже вполне готов сопровождать меня. Теперь он не отстает от меня в воздухе и легко повторяет почти все мои маневры. Но если я возьму его сейчас, то чем порадую в день рождения?
– После дня рождения, – строго говорю я.
– Ну пожалуйста! – умоляет он.
У него такой печальный вид, что я не могу удержаться от смеха:
– Сегодня ночью мы можем долететь до границы Страны Дыр. Но не дальше, ясно?
Генри не терпится. Он тянет меня вниз за полчаса до захода солнца. Он слоняется вокруг бассейна, взбирается на вышку, топчется там, но не прыгает. Я наслаждаюсь тишиной вечера, смотрю, как темнеет небо и появляются первые звезды. Облаков почти нет. Полная Луна висит низко над землей, вокруг нее ореол отраженного света.
– Прекрасная ночь для полетов,- говорю я, указывая на небо.- Видишь это кольцо вокруг Луны?
Генри кивает и спрашивает:
– А что это такое?
– Люди говорят, что это все из-за влажности воздуха. Мы же, Люди Крови, называем такую Луну Луной Двайлы, хотя моя мать всегда предпочитала говорить «Драконья Луна».
– Почему?
– Ей казалось, что так романтичнее. Отцу это не нравилось. Она и себя относила не к Людям Крови, а к драконам. Я думаю, это потому, что детство и юность она провела среди людей. Как бы там ни было, когда я был маленьким и на небе появлялась такая Луна, мама всегда рассказывала мне историю про Двайлу и Кестура, – говорю я, улыбаясь.
– Расскажи мне. Пожалуйста! – просит Генри. Я начинаю теми же словами, какими обычно начинала моя мать:
