 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: БСЭ :: Пол Фредерик :: Раззаков Федор :: Толстой Лев Николаевич :: Лесков Николай Семёнович :: Лондон Джек :: Чехов Антон Павлович :: Горький Максим :: Завтра Газета Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Похитители памяти :: Ответный ход :: ВЦБИД :: Подводный город :: Я - это другое дело :: Создание героических образов защитников Родины :: Справочник по реестру Windows XP :: Они же деревянные |
Собрание сочинений в 10 томах (№9) - Собрание сочинений в десяти томах. Том 9ModernLib.Net / Толстой Алексей Николаевич / Собрание сочинений в десяти томах. Том 9 - Чтение (стр. 9)
Илья схватывает ее на руки. Пусти! Илья. Молчи, молчи!.. (Несет ее к выходной двери). Маша. Илья! Илюша! Любовь моя! Радость!.. Илья с Машей на руках скрывается. Из сада появляется Желтухин. Желтухин. Илья Ильич, вас ждут, Илья Ильич!.. Маша! Машенька!.. Эй, господа, куда же вы?.. Батюшки светы!.. (Стучится в дверь.) Марья Семеновна, послушайте так, право, неудобно. (Прислушивается.) В это время за окном проносится с бешеным топотом и звоном тройка. Увез! Увез! Держите его! Разбойник! (С этими словами бросается к выходу.) За сценой гул голосов, женский крик и, когда занавес опускается, слышен набат. Занавес Действие четвертое Маленькая пристань на Волге. Горит керосиновый фонарь. В темной воде отражаются звезды. Громко щелкают соловьи на берегу. На мешках спит Касатка. Сбоку выходят Илья и матрос Панкрат, который почесывается. Он бос и без шапки. Илья. Когда же придет пароход, я спрашиваю? Панкрат. Пароходу скоро надо быть. (Плюет в воду.) Через три четверти часа. Илья. Ты эти три четверти часа брось. Говори прямо, на сколько опоздание? Панкрат. Депеши не было, мы не знаем. (Уверенно.) Пароход обязательно сидит на мели. Илья. Ну, а пароход снизу? Панкрат. Да они в одно время приходят. Илья. Почему же и его нет до сих пор? Панкрат. Тоже, чай, на мель залез. Разве здесь мыслимо проехать? Перекаты. Илья. Что же нам теперь делать? Панкрат. Светать скоро начнет. Соловей шибко запел. Это он непременно к дождю. Али так поет, кто его знает. Беда, много соловья в тех кустах. Илья. Свежо. Ветерок поднялся. (Пледом прикрывает ноги Маше.) Она просыпается. Маша. Илья, милый… Илья. Парохода все еще нет. Маша. Мне снилось сейчас… Ах, как странно. Илья. Что снилось тебе? Маша. Заснула на этих мешках, – кажется, так сладко никогда не спала. (Кладет руки Илье на плечи.) Тихо. Вода плещется… Кто это щелкает? Илья. Соловьи. Маша. Ну да. Панкрат. Чаю не желаете? Чайник все равно буду кипятить. Илья. Хорошо. Да. Пойди вскипяти. Панкрат уходит. Маша. Илья, такой ночи не было в моей жизни. Илья. Тебе не сыро? Маша. Нет. Знаешь, что мне снилось? Будто я лежу в поле, и я – простая, деревенская, какая была давно. В темноте в поле – шаги и никого не видно. А я все-таки знаю, что идешь ты. Вот и весь сон. Илья. Да, да, пришел к тебе… навсегда. Маша. Илья, никому тебя не отдам. Но мне что-то грустно… Должно быть, от счастья… Прости меня, Илья, только мне все кажется, что мне не за что такое счастье. (Вздохнув.) Ночь-то, ночь, хоть бы и не кончалась. Я люблю тебя, знаешь как? Всей душой… всей кровью люблю… Илья (целует ее). Люблю всей кровью. (Целует.) У тебя светятся глаза. Волшебное, дивное лицо. Маша. Долго ты будешь любить меня? Илья. Маша! Маша. По моему расчету, два года. Разве я такая, чтобы меня любить всю жизнь? Входит Панкрат. Панкрат. Чайник вскипел. Илья. Хорошо, хорошо, мы сейчас придем. Панкрат. Чай, сахар чей будет, ваш или своего заварить? Илья. Маша, пойдем лучше на берег. Маша. Пойдем. Панкрат. С кормы сходите прямо на песок. А то тут грязища. (Идет за ними по мосткам до берега.) Илья (с досадой). Знаем. Он и Маша уходят направо. Панкрат. Какой сердитый. Тоже не велика птица – соловей… Появляется Желтухин с гитарой и чемоданом. Желтухин (подойдя и опуская вещи). Как звать-то? Панкрат. Панкратом. Желтухин. Скоро будет пароход? Панкрат (сплевывает). Через три четверти часа. Желтухин. Вот, братец ты мой, какие дела. Уезжаю. Панкрат. Далеко? Желтухин. За границу. Панкрат. Не понравилось? Желтухин. Так как-то… Не душевно. Скучно. Дороги ужасно пыльные. И люди какие-то дикие у вас. Удивительно некультурно. Глушь! Панкрат. За границей, что говорить, легче. Желтухин. Не останавливаясь ни в одной из европейских столиц, проеду прямо в Монте-Карло. Видишь чемодан? Мой приятель наиграл его полный денег, триста с чем-то тысяч в одну ночь. А чемодан потом мне подарил. И везде у них асфальтовые дороги, автомобили, кафе на каждом повороте. Сигара стоит три копейки самая лучшая. Панкрат (с сомнением). Вы кто же – рюсский? Желтухин. Русский дворянин. А что, на пароходе имеется четвертый класс? Панкрат. На товарных бывает четвертый класс. Желтухин. У меня вот тут поросеночек с собой да баранья ножка. Кабы водочки, а? Панкрат. Где ее достать! Сами бьемся. Желтухин (душевно). Я бы выпил, Панкрат. Панкрат. Ну уж, идемте. Они идут налево, в это время слышен колокольчик. Желтухин. Подожди. А вдруг это Варвара Ивановна едет? За мной. Одумалась. Панкрат? Панкрат. Все может быть. Колокольчик ближе и голос: «Тпрру». Желтухин. Необыкновенная женщина, но крута. Я даже руками развел – кремень. Появляется Варвара. Варвара (Желтухину). Вы что же это – пешком ушли? Я, кажется, могла бы дать лошадь. Желтухин. Ей-богу, как-то не сообразил, Варвара Ивановна… Варвара. Думаю, что вы тоже это назло мне сделали, для сраму. Желтухин. И в мыслях не было, Варвара Ивановна… Варвара (трясет головой). Стыдно, очень стыдно. (Панкрату.) Кто-нибудь еще дожидается здесь парохода, кроме него? Панкрат. Дожидаются. Варвара. Кто же? Может быть, Илья Ильич? Панкрат. Он самый. Варвара (Желтухину). Вот видите, я же говорила, что они здесь… (Панкрату.) Где Илья Ильич? Панкрат. На берегу. Варвара. Где же? Панкрат. Вот, поправее тех кустов, там, надо быть, он и находится. Варвара. Вон у тех кустов? Панкрат. Это не кусты, это телеги стоят, а полевее чуть, там кусты. Варвара (с волнением и надеждой). Один? Панкрат (плюнув). С женщиной. Варвара. С женщиной? Ну хорошо. (Уходит направо.) Желтухин. Происшествие вышло у нас в высшей степени неприятное, но надо посмотреть философски, с птичьего полета. Может быть, все это к счастью? А как я сказал ей, Панкрат, это слово… Боже ты мой!.. Вспомнить жутко… Я в купальне спрятался. И, знаешь, сижу там, гляжу на воду, тихо, птички летают, а у меня слезы прямо градом. Опять город, опять номера, бильярды, времяпрепровождение!.. Не те года мои, Панкрат! Панкрат. Вам самое подходящее – к ней на хлеба. Спокойно. Желтухин. Я и по хозяйству могу распорядиться. Но в особенности – огород. Такой, брат, тебе артишок выращу – с капустный кочан. Ей-богу, гораздо больше, чем с капустный кочан. Я, Панкрат, сегодня напьюсь, пожалуй. Уходит с Панкратом налево, унося гитару. На конторку осторожно поднимаются Раиса и князь с маленьким чемоданчиком. Говорят громким шепотом. Раиса. Уверяю вас, я слышала голоса. Князь. Никого нет. Раиса. А вдруг здесь тетя Варя? Князь. Нет, она бы нас обогнала. Раиса. Она могла проехать верховой дорогой. Ай! Слышите? Князь. Да… Раиса. Очень страшно. Князь. Раиса… Вам страшно? Вы уже раскаиваетесь? Быть может, вернуться? Раиса. Вернуться?.. Что вы… Они замучили меня! Не хотела венчаться, заставили, теперь я же оказалась виновата. Князь. Раиса, куда же мы едем все-таки? Раиса. А я почем знаю?.. Проводите меня до Симбирска… Там у меня дядя, служит в конторе… Поступлю переписчицей… Буду служить до глубокой старости. Князь. Я предполагал другое. Раиса. Что вы предполагали? Всю дорогу молчали, покуда мы сюда ехали… Думали о вашей Марье Семеновне… Уходите… Князь. Нет… Раиса. Да… Да… Прощайте… Не нужно мне никаких проводов. Уеду одна. Князь. Раиса… Раиса… Раиса. Вот, вот, вот, именно Раиса… (Села, заплакала.) Князь. О чем? Раиса. Вы такой странный… Князь. Вы должны понять… Раиса. В высшей степени обидно… Сама же предложила вам уехать и теперь вижу, что вы едете только из вежливости. Князь. Нет… нет… только не из вежливости… Раиса. Но почему вы молчите все время? Да, нет… Князь. Раиса… Я не смею вам говорить некоторых слов… Раиса (быстро, с надеждой). Каких? Князь. Это кощунство… Я столько раз легко повторял эти слова… Нет, Раиса… Я мучаю, я оскорбляю вас… Раиса (поспешно). Да, да, ужасно оскорбляете. Ну? (Глядит ему в рот). Пауза. Князь (глухим, страшным голосом). Я вас… люблю… Раиса. Ай! (Шепотом.) Носовой платок! Князь. Сейчас, сейчас… (Достает из чемодана.) Раиса. Это совсем не платок! Пустите, нельзя у меня рыться в чемодане. (Достает платок.) Очень скоро вы разочаруетесь во мне, я уж знаю. (Громко было заплакала.) Князь наклоняется к ней. Князь. Люблю вас… люблю вас… люблю вас… (Целует.) Раиса. Еще… Ну… Князь. Люблю тебя… люблю тебя… люблю тебя… Раиса. Анатолий… я тоже… Князь. Я ничего не понимаю. Раиса. Анатолий… я тоже… Панкрат (появляется). Может, чай пить станете? Чайник вскипел. Князь. Послушай, матрос… Раиса. Панкрат. Панкрат. Ну? Князь. Пароход скоро? Панкрат. Пароход не проходил. Запаздывает. Раиса. На сколько? Панкрат. На три четверти часа. Князь. Хорошо, иди, иди… Панкрат. Соловьи-то, а? Самая беспокойная птица. Князь. Благодарю вас. Панкрат. Шут их возьми, как орут громко… Панкрат уходит. Князь близко около Раисы. Раиса. Ну? Князь. Нежные девичьи волосы. Милое, милое лицо… Глаза мои, звезды мои… Раиса. Знаете, Анатолий, только никому не говорите… Я полюбила вас с первого дня, как увидала. Князь. Снова – жизнь, бесконечная жизнь. Они целуются. Появляется Илья. Илья громко кашляет. (Отскакивает от Раисы, Илье.) Я готов драться с вами каким хотите оружием! Илья внезапно начинает хохотать. Превосходно! Вы мне неприятны! (Ударяет его перчаткой.) Илья (обхватывает его). Да, молодец, молодчина! Маша, Маша! Появляется Маша. Князь. Пустите же. (Освобождается.) Я не позволю шутить над Раисой Глебовной, вы слышите! Раиса (Илье). Я тебя ненавижу! Илья. Маша, целовались. (Смеется.) А мы собрались прощенья у них просить. Раиса. Не нуждаемся в ваших извинениях. Анатолий, идемте на берег. Князь. Да, сейчас идем. Марья Семеновна, я хочу только предупредить вас, что считаю себя перед вами в большом долгу и готов исполнить ваши требования, – все, кроме одного. Маша. Спасибо, Анатолий. Мне ничего не нужно от тебя. Илья. Ну, довольно. Мы у вас прощенья попросили, вы желаете сердиться, мы уходим. Князь (Илье). Всегда к вашим услугам. Илья. Ладно. Разберемся… В это время Желтухин, незаметно подкравшись, бросается на Илью. Желтухин. Вот он где! Варвара Ивановна! Маша. Абрам! Желтухин. А!.. Удрать хотели! Илья (стряхивая его). Не цепляйтесь вы за меня. Желтухин (кричит). Тетя Варя, тетя Варя! Поймал! Держу! Раиса. Боже мой, здесь тетя Варя… Илья. Маша, не бойся. Голос Варвары. Иду, иду. Молчание, слышны шаги по мосткам, тяжелое дыхание. Появляется Варвара. Желтухин. Вот они. Здесь. Все четверо. Поймал. Варвара. Все здесь? Ну, давайте разговаривать. (Садится.) Спасибо тебе, Илья. Осрамил на весь уезд. Большое будет веселье в уезде. Да уж я-то – старый гриб, на меня можно и наплевать. А вот что нам с девушкой делать после такого позора? В монастырь – одно место. Ведь после таких историй на девицах не женятся. Разве что найдется какой-нибудь отпетый человек… А где его я буду искать? Князь. Тетушка… Варвара. Помолчи… Ну, Илья. Грустно тебе – вижу. Но после сам поблагодаришь, что вовремя тебя остановили от безумия… Отойди от этой женщины. Князь. Тетушка… Илья. Тетя Варя, пусть это все зарубят у себя на носу: Маша – моя возлюбленная жена. Варвара. Что ты говоришь?.. Илюша!.. Илья. Это кажется тебе невероятным и недопустимым. Поэтому мы уезжаем, Маша и я… А когда мы вернемся, я хочу, чтобы все было вероятно и допустимо. Варвара. Илюша, какая беда! Илья. По-твоему, беда, а по-моему, счастье, о котором я не смел мечтать. Кстати, Раиса тоже уезжает – с князем… Варвара. Раиса?.. Анатолий? Да вы шутите надо мной?.. Князь. Тетушка… Мы не шутим… Раиса. Тетя Варя, мы не шутим… Варвара. Не подходите ко мне… Своевольники. Бесстыдники. Этого я не переживу, так и знайте… Два гудка парохода один за другим. Панкрат. «Самолет» подошел и «Меркурьевский» – в одно время аккурат. Пожалуйте в лодку. Варвара. Прочь, прочь! Делайте как хотите. Уезжайте с глаз долой. Не хочу вас, не хочу никого. Панкрат, подавай им лодку. Панкрат. Есть. Раиса. Тетя Варя, мы скоро вернемся… Князь. Тетя Варя, я человек, рожденный заново… Я полон решимости. Варвара. Убирайтесь, слышать ничего не хочу… Илья. Мы тебе напишем с дороги. Князь, Раиса и Илья идут к трапу, спускаются в лодку. Маша подбегает к Варваре и опускается у ее ног. Маша. Я буду ему верной женой. Ни одна женщина не сможет так любить Илюшу. Не успеет он и подумать, а уж я все исполню. Везде поспею. Не гневайтесь, простите нас, Варвара Ивановна. Я много, много делала дурного, а полюбила в первый раз… Позвольте мне жить с ним, покуда он сам не разлюбит. Варвара (глядит в ее лицо). Так вы любите его? (Делает движение, чтобы обнять, и отстраняет.) Нет, не могу сейчас. Уезжайте. Да уж недолго прохлаждайтесь на пароходах. Животы испортите от ресторанной пищи… Илья. Маша!.. Маша уходит. Желтухин (перегнувшись через перила). Прощайте, счастливой дороги… Голоса. Прощай, Абрам. Жди нас. Прощай. Желтухин. Пишите. Пишите. Счастливый путь. (Машет шляпой.) Слышны плеск весел и голоса отъезжающих. (Поворачивается к Варваре.) Каков неожиданный поворот обстоятельств, Варвара Ивановна. Даже недолго и прослезиться. А я решил с товарным пароходом поехать. И удобнее как-то и дешевле. За границу еду. Варвара. Уехали… В одну минуту все разломали, все перевернули, по-своему устроились. Глупые, глупые, смешные дети… Боже мой, но ведь Раиса даже калош не взяла! Ах, девчонка! Желтухин. На пароходе сухо, Варвара Ивановна. Варвара. Что? Желтухин. Я говорю, вот она, молодость-то… (Разводит руками.) И нам, старикам, одно остается – надеяться, что все будет к счастью. Виноват, Варвара Ивановна, я в том смысле, что самое главное в жизни – это счастливое расположение духа, сердечная дружба и любовь… Варвара. Любовь, любовь. Вот уж и светает. И соловьи поют громче. Желтухин. Не смею вас больше беспокоить. Прощайте, Варвара Ивановна. Варвара. Прощайте, батюшка. Что я хотела вам сказать?.. Да… Куда ехать-то собрались? За границу? Там, чай, и без вас обойдутся. Оставайтесь уже у меня жить, все равно. Желтухин. Кто? Я? У вас?.. Жить?.. Варвара. Молодежь будем поджидать. Не поссоримся. (Идет с мостков на берег.) Желтухин за ней. Желтухин. Варвара Ивановна, слов у меня нет никаких. Лишился! Кроме того, Варвара Ивановна, давно хотел сказать: у меня большой опыт по саду, огороду и тому подобное. В особенности – откармливать поросят… (Панкрату.) Тащи мой чемодан в коляску, скорее… А уж артишок, Варвара Ивановна, выгоню… Вот… на удивление всему уезду… Варвара вздыхает. Издалека прощальные голоса. Все животные имеют право на отдых, птицы вьют гнезда, лисы роют норы… Ах, дорогая тетушка, жизнь тяжелая и даже нелепая штука… Занавес Смерть Дантона Трагедия в 12 картинах (По Бюхнеру) История этой пьесы такова. В декабре 1917 года дирекция театра Корш предложила мне приспособить для постановки романтическую трагедию Бюхнера «Смерть Дантона». Вначале я хотел скомпоновать из имеющегося материала пьесу, возможную для постановки, и лишь осветить ее современностью. Задача эта оказалась невозможной. Уже с третьей картины мне пришлось оставить Бюхнера и обратиться к историческим материалам и своим наблюдениям нашей революции. В январе 1923 года я вторично переработал пьесу, и в этом окончательном виде предлагаю ее читателям. Действующие лица
Дантон, вождь монтаньяров, министр юстиции, член Комитета общественного спасения, вдохновитель обороны Франции, организатор террора. Сентябрьская резня, происшедшая при его участии, была постоянной кровоточивой раной республики, началом режима террора. Действие трагедии застает Дантона отошедшим от дела. Он недавно женился на шестнадцатилетней Луизе Жели, обвенчавшись с нею у неприсягнувшего священника, подлежавшего, по изданному им же декрету, смертной казни. Он живет с молодой женой в Севре. Робеспьер, член Комитета общественного спасения, вождь якобинцев. Пламенно-ледяной человек с непреклонной волей и незапятнанной нравственностью. Умен, расчетлив и беспощаден. Камилл Демулен, член Конвента, пылкий патриот-журналист, мечтатель. Сен-Жюст, ученик Робеспьера, философски настроенный юноша. Красив, женоподобен и жесток. Комиссар армии и член Комитета общественного спасения. Колло д'Эрбуа, член Комитета общественного спасения. Бывший актер. Жесток, развращен. Фукье-Тенвиль, публичный обвинитель, назначенный на это место по настоянию Камилла Демулена. Стар, умен, циничен, безобразен. Герман, председатель Революционного трибунала, основанного Дантоном во время его борьбы с жирондистами. Геро де Сешель Филиппо } друзья Дантона. Лакруa Лежандр, якобинец. Симон, ремесленник. Пожилой человек. В вязаном колпаке, в широких рваных штанах. Лицо багровое от чрезмерного употребления красного вина. Луиза, жена Дантона. Люси, жена Камилла Демулена. Анна, жена Симона. Мари, бывшая аристократка, содержательница тайного игорного салона. Розалия, кружевница. Жанна, модистка. Женщина в черной шали. Хромая девушка. Толстая накрашенная женщина. Нинон. Торговка. Вязальщица Робеспьера. Лионец. Гражданин в красном колпаке. Гражданин с черной шапочке. Гражданин с книжкой. Гражданин в нитяном парике. Сторож в трибунале. Сторож в тюрьме. Молодой человек с острым носом. Граждане, солдаты, палачи и др.[24] Действие происходит в Париже, летом 1794 года. Картина первая Комната Мари, бывшей аристократки. Огромные парчовые рваные портьеры. Кусок облупленной стены. Золотая мебель. Зажженные свечи в канделябрах. За карточным столом – Геро де Сешель, Мари, Камилл Демулен. В стороне Луиза и Люси. В окне, невидимый за портьерой, стоит Дантон. Луиза. Я боюсь Парижа. Здесь так тесно, так шумно. У меня болит сердце, когда мы сюда приезжаем. Люси. В Севре хорошо? Луиза. Да, у нас хорошо. У нас маленький сад и маленький огород. Муж подарил мне четыре курочки и петушка. Я не покупаю ни салата, ни редиски, ни бобов, у нас все свое. Мы часто гуляем в парке. (Оглянувшись, шепотом.) У нас говорят: многие ночью в парке слышали конский топот и звук рогов, – видели призрак короля.[25] Люси. Тише. Геро (хлопает картами). Мой язык до такой степени истрепан, что не в состоянии произносить любовных слов. Я хочу сказать «люблю», он говорит «смерть». Проклятый язык, – вчера встретил премиленькую девочку и, хоть тресни, упрямо ее звал «вдовой». Мари. Так что же девочка? Геро. А ей было все равно – вдова, так вдова… (Хлопает картами.) Камилл. Кто назвал гильотину вдовой? Геро. Уличные мальчишки. Камилл. Люси, ты почему притихла? Тебе скучно? Люси. Нет, мой милый. Геро. Вот одно из завоеваний революции. Мы разучились скучать. Да, у нас не скучают в Париже. Мари. Бью вашего короля. Камилл. Люси, спой еще раз. Люси. Ты будешь слушать? Камилл. Я готов слушать тебя днем, ночью, всегда, моя маленькая сирена. (Встает и приносит ей арфу.) Когда ты поешь, я начинаю верить, что скоро запоет вся земля, все освобожденное, ликующее человечество. Я верю. Люси. Хорошо. (Настраивает арфу.) Геро. Камилл все еще говорит о музыке и о человечестве, потому что он журналист. Я презираю людей. Человечество – стадо. Оно умеет только выть и рычать, когда его погладишь против шерсти. Мари, хотите поставить на карту сегодняшнюю ночь? Мари (смеется). Ставлю мою ночь на даму пик. Камилл (Геро). А чем ты отвечаешь? Геро. Чем она хочет. Ста тысячами франков или моей головой – плевать. Мари, ваша дама бита. Мари. Не разорюсь. Люси начинает петь. Все слушают. Камилл стоит, положив руку на камин, запустив пальцы в волосы. Входит Филиппо. Филиппо. Добрый вечер. Геро. А, Филиппо! Садись, у тебя есть деньги? Филиппо (оглядывает комнату). Вы здесь поете, веселитесь. Камилл. Что случилось? Дурные вести? Филиппо. Нет, нет, все благополучно. Геро. Очевидно, опять нос к носу столкнулся с Робеспьером и почувствовал несварение желудка. Филиппо. Сегодня опять упало двадцать голов. Геро. Дождик помешал тебе смотреть, как они падали? Филиппо. Нет, довольно! вы понимаете, – довольно! Люси. Кого казнили сегодня? Камилл. Гебертистов.[26] Филиппо. Их послали на гильотину только потому, что они были атеистами. Геро. Ого! Филиппо. Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон становятся слишком щепетильными. Геро. Они просто чистят кухню. За революцию накопилось слишком много мусора. Робеспьер с кухонным ножом, Сен-Жюст со щеткой, Кутон с ведром кипятка. Франция скоро заблестит, как медная кастрюля. Камилл. Да, да, или как топор гильотины. Филиппо. Сегодня я понял, что опасность грозит нам. Она гораздо ближе, чем мы думаем. Камилл (ударяет кулаком по каминной полке). Но доколе же барахтаться в крови? Робеспьер играет в кегли отрубленными головами. Нужно осуществить республику. Как воздух необходим закон о всеобщем помиловании. Права человека заперты под ключом у Робеспьера. Геро. Э, старина, каждый должен жить так, как он хочет, – это прежде всего. Будь сейчас сила на моей стороне, я бы прежде всего устроил себе бильбоке из головы Робеспьера.[27] Камилл. Я протестую. Я требую красоты прежде всего. Государственное устройство должно быть удобной и прекрасной одеждой. Ничто не должно стеснять свободы движений. Каждое желание, движение мускулов, трепет жизни должны немедленно и свободно осуществляться. А на нас напяливают заскорузлую от крови сумасшедшую рубашку. Я протестую! Я хочу роз на наших кудрях, пенящихся бокалов, олимпийских игр, вакхической радости. Франция прекрасна. Я хочу видеть ее сияющей, как античное божество. (Поворачивается к окну.) Дантон, ты должен поднять бурю в Конвенте. Филиппо. Он здесь? Геро. Дантон, попробуй еще раз взгромоздить на себя Францию, отнеси ее куда-нибудь подальше от мусорной ямы. Камилл. Ты должен снова начать борьбу. Народ на твоей стороне. Если будешь медлить, мы погибли. Дантон (выходит из глубины окна). Что я должен? Дантон, ты должен. Дантон, иди рычать в Конвент. Дантон, подпирай плечом телегу Франции. Что я еще должен делать? Рычать, как десять тысяч львов? Ах, напиши я еще тысячу декретов, отруби еще сто тысяч голов, – солнце, когда ему нужно, взойдет на востоке и закатится на западе. (Садится около Луизы.) У тебя дрожат губки. Да, да, дитя мое. Хоть я и подарил тебе четырех цыплят и петуха, все же я – Дантон, пожиратель человеческого мяса, чудовище, которым пугают детей. И вот они опять зовут меня: Дантон, ты слишком долго замечтался на груди маленькой женщины – иди и потрясай Францию. (Встает.) Все это только слова, – все, о чем мы тут болтаем, таращим глаза и размахиваем руками. У революции свои законы. Когда нужно, она выбрасывает нас на гребень волны, а потом снова вниз головой в омут. (Наклоняется и целует ее.) Вот в этих глазках закон иной. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43 |
|||||||||