Собрание сочинений в 10 томах (№9) - Собрание сочинений в десяти томах. Том 9

Распутин. Епархию тебе?.. Это дело серьезное… Это надо подумать…

Монах. Пожалуйста. (Кланяется.)

Распутин (идет, садится, пишет). Поди к прокурору в Синод. Покажи записку… (Пишет вслух.) «Милай, дорогой, не откажи»…

Копейкин (просовывается в дверь). Григорий Ефимович, Симанович приехал.

Распутин. Симанович… (Подает монаху записку, тот кланяется в пояс.) Поговоришь с прокурором, – ко мне забеги.

Входит Симанович, монах через секунду уходит.

Симанович. Здравствуйте, Григорий Ефимович. (Целуется с ним троекратно.) Чрезвычайной важности дело, любезный Григорий Ефимович…

Распутин. Ну, давай, давай, давай… Люблю хорошего человека… (Садится близко к нему, глядит в глаза.) Ну, говори хорошее.

Симанович. Скажите, что Рубинштейн?..

Распутин. Ну, что, ну, сидит… Я папаше в ставку телеграмму послал…

Симанович. И он будет сидеть, покуда министром юстиции остается Макаров.

Распутин (в крайнем возбуждении). Так ведь я охрип, кричавши мамашке-то: нам своя юстиция нужна.

Симанович. У вас светлая голова, Григорий Ефимович… Вам нужен свой министр юстиции, преданный и честный человек…

Распутин. Где его взять-то, где он такой?..

Симанович. Подходящий министр юстиции у меня есть.

Распутин. Ну, где он?

Симанович. В моем автомобиле, у вашего подъезда, Григорий Ефимович…

Распутин. Кто такой?

Симанович. Добровольский…

Распутин. Слыхал, и мама про него говорила…

Симанович. Прекрасный человек, преданный человек, Григорий Ефимович, нужный человек…

Распутин (подозрительно). А зачем он тебе нужен? Зачем ты с ним снюхиваешься?

Симанович. Позвольте с вами быть откровенным. Ведь вы духовидец, Григорий Ефимович, от вас ничего скрыть нельзя…

Распутин. Так, так. Невозможно…

Симанович. Добровольский выдал мне векселей на большую сумму… Его дела очень пошатнулись. Он принужден занимать направо и налево… Вы понимаете, что такой человек будет нам предан. (Показывает векселя.) Здесь-таки – да – весь наш будущий министр юстиции… Скажите, сколько вам обещал Рубинштейн за освобождение из тюрьмы?

Распутин (кричит). Копейкин… Слетай позови, в автомобиле человек сидит. (Копейкин убегает.) (Схватил Симановича.) Дай-ка я тебя в голову поцалую. Ох, жалко, ты – жид, тебя бы посадить в юстицию. Мне хоть черта, только Макарова духу бы не было. А Добровольский не выдаст? Они все сначала-то хороши.

Добровольский (входит). Здравствуйте…

Распутин. Вот ты какой. Ну, здравствуй, Добровольский. Ну, поцалуемся… Ну, присядь… Чем тебя угощать?..

Добровольский. Благодарствуйте, отец Григорий…

Распутин. Ты нашей пищей не брезгуй…

Добровольский. Помилуйте…

Распутин. С человеком соли надо съесть, тогда – доверься, – так-то, милай, дорогой. Ешь, пей.

Добровольский (склонясь). Благословите.

Распутин (благословляет). Благослови господь.

Добровольский (целует ему руку, берет рюмку). Благословите питие.

Распутин. Благослови господь.

Добровольский (выпрямляясь, зычно). За здоровье его императорского величества, ее императорского величества и его императорского высочества государя наследника. (Выпивает одним духом.)

Распутин (Симановичу). Мужик бойкий.

Симанович. Преданный человек, бросится за вас в огонь и воду.

Распутин (Добровольскому). Ты, милай, дорогой, к маме съезди, в Царское. Устрою тебе аудиенцию. Покажись. Нам верные люди до зарезу нужны.

Вбегает испуганный Копейкин.

Копейкин. Председатель Совета министров, его высокопревосходительство господин Штюрмер.

Распутин (слушает, как кашляют, гремят в прихожей). Старикашка два часа будет калоши снимать. Государством управлять! – ему гусей пасти нельзя доверить. (Добровольскому и Симановичу.) Отойдите от меня. (Садится на диванчик.)

Входит Штюрмер, худой старик с большой бородой, в мундире. На Симановича и Добровольского не обращает внимания.

Штюрмер. Это наконец становится невозможным, Григорий Ефимович. Я ничего не понимаю, отказываюсь… Или я высшая власть, или… (Разводит руками.) Простите… Но с властью так не шутят по телефону.

Распутин (Симановичу и Добровольскому). Подите-ка, миляги, в спальную, посидите, я позову.

Симанович и Добровольский уходят на цыпочках.

Штюрмер. Скажите наконец, чем вы недовольны? Чем я провинился перед моим государем?.. В чем моя вина?..

Распутин. Прыгать стал.

Штюрмер. Как так прыгать?.. Я облечен властью, Григорий Ефимович, с властью так не говорят… прыгать… Ваши странные намеки по телефону… «говорил гневно»… «передай, что старикашке крышка»… В какое положение вы ставите меня перед моими секретарями, которые обязаны передавать мне все разговоры…

Распутин. Сам прыгать стал… Когда я тебя в министры сажал, ты круг меня, как кот, – курлы-мурлы, – мордой о коленку терся…

Штюрмер. Признавая, что через вас действует господь бог, и в этом случае…

Распутин. Помолчи… Так как же, старик, – доверились тебе, три министерства дали, а ты озорничать начал…

Штюрмер. Отказываюсь понимать…

Распутин. Опять помолчи… Без мамаши, без меня хочешь обойтись?.. Без моего благословения в ставку поехал, иностранные получил. Чепуху какую-то несешь в Совете министров… воевать, воевать! С Думой тошноту завел… Сказано тебе – распустить Думу, Дума вредная. А у тебя один глаз на нас, другой в Думу. Макаров, мошенник этот, давно его повесить надо, и мама его давно повесить просит али от крайности мундира лишить, орденов, и он – самый твой друг-приятель, канпания… И лучшие люди в тюрьме гниют через тебя же… Все ничего… Много я от тебя терпел… Мамаше говорю: «Подожди, одумается»… А ты что сукин сын…

Штюрмер. Нет, уж это…

Распутин (вплоть к нему, выставив бороду). Старикашка зловредный… Мухомор… Против Протопопова, нашего верного слуги, подкапываться стал. Тут тебе, старый кобель, крышка. Тебя бог убьет…

Штюрмер медленно, закрыв глаза, взялся за голову.

Сволочь!

Штюрмер. Григорий Ефимович… вы отлично понимаете, что я могу немедленно приказать арестовать вас за нанесение оскорбления высшему должностному лицу империи… Материалы, имеющиеся против вас настолько ужасны, что если бы я их передал военному министру, военно-полевому суду… Вы сами понимаете. Но из горячей любви к государю и государыне я готов оставить без последствий… если вы одумаетесь.

Распутин. Со мной бороться? (Берет его за плечо.) Вот тебе бог, а вот тебе дверь… Морда мне твоя опротивела… Иди., знаешь куда?.. По-русски-то понимаешь?.. И на этом твоя карьера конченная… (Толкает его в дверь.) Сам отставку подай, а то стыдно будет.

Штюрмер, издав хлипнувший звук, исчезает за дверью. Распутин кидается к телефону.

Царское Село. Вырубова… Да скорее, барышня, дура сопатая… Аня, ты?.. Немедленно приезжай, как можно скорей… Штюрмера сейчас выгнал… Он мне полевым судом грозился… Вот тебе святой крест… С ума спятил. Орал на меня, у него два раза зубы выскочили… Тут против мамаши весь Петроград поднимается… Один только Протопопов за нас… Надо мамаше самой в ставку ехать… Тут – час дорог… Скорее, жду… (Вешает трубку, бежит к столу, наливает рюмку, закусывает огурцом, с полным ртом кричит.) Симанович, Абрашка!

Из спальни выходят Симанович и Добровольский.

Симанович. Ну, вы, знаете, Григорий Ефимович, довольно резко обошлись с его высокопревесходительством…

Распутин. Еще резче будет, дай срок. Пейте водку. (Добровольскому.) Ну ты, что приуныл, – заробел, что ли, испугался?.. (Идет к граммофону, ставит Камаринского.) Надо тебя, милай, дорогой, развеселить… В государстве нужны люди веселые… Плясать можешь?

Добровольский. Не пробовал, святой отец, не приходилось…

Распутин. Учись… Эх, музыка хороша… Сами ноги ходят… Какой же ты русский человек, если у тебя ноги невеселые… Пляши, тебе говорят… (Хлопает в ладоши.)

Добровольский, крайне смущенно, начинает притоптывать. Жги, чеши, Добровольский!.. Веселей выковыривай!

Занавес

Действие третье

Ставка Верховного главнокомандующего. На стене огромная карта военных действий. Сквозь окна в той же стене видны сотни аппаратов Морзе и телефонов. Перед картой, спинами к рампе, стоят: царь, Алексеев и три военных агента – французский, английский и японский. У телефонов – генерал-квартирмейстер Пустовойтенко.

Алексеев. На Стоходе – бой на фронте: деревня, пруды, деревня, барская усадьба.

Дежурный офицер (читает листки сводки). Карпаты. Высота 5781…

Алексеев. Слушаю…

Дежурный офицер. Противник теснит наши части на всем участке.

Алексеев. Это здесь. (Указывает на карту.) К югу от Кирлибабы. 18 и 65 пехотные дивизии. Кирлибаба была очищена нами в среду главным образом из-за недостатка снарядов.

Дежурный офицер. Липница Дольная, Свистельники. Упорный бой. 133 пехотный полк штыковым ударом занял окопы врага.

Царь. Где это?

Алексеев (указывает). Липница Дольная. Свистельники. 133 пехотный. Здесь – фанагорийцы. Здесь – лес, ручей. Удар – так. Со вчерашнего дня 133 пехотный в третий раз штыковым ударом занимает окопы врага, но удержать их будет трудно из-за недостатка снарядов.

Царь. Какие потери в 133 пехотном?

Пустовойтенко. Справка имеется. К первому ноября в 133 пехотном числилось 3485 нижних чинов, 72 офицера. По сведениям вчерашнего дня в 133 пехотном значилось 710 нижних чинов, 14 офицеров.

Алексеев. Я полагаю – за текущие сутки 133 пехотный будет уничтожен целиком.

Царь. Превосходно… Где еще у нас бои?

Алексеев. Наиболее оживленным в настоящий момент является румынский фронт. Румыны продолжают отходить в районе Предеал, обнажая наш правый фланг, вследствие чего мы также принуждены отходить в районе Добруджи.

Царь. Гм… Румыны, что же это?

Алексеев. Ваше величество, я всегда был против удлинения нашего фронта румынским фронтом.

Дежурный офицер (читая рапортички). Румынский фронт… В долине реки Альпы 1 и 7 румынские пехотные дивизии продвинулись с боями на 10 километров.

Царь (перебивая). А, вы видите – мои румыны продвигаются. (К Пустовойтенко.) Телеграфируйте в Петроград румынскому посланнику мое поздравление.

Пустовойтенко. Слушаюсь, ваше величество.

Алексеев (усмехаясь). Но в целях выпрямления общей линии фронта 1 и 7 румынские дивизии принуждены покинуть занятые позиции и оттянуться.

Царь. Ага… Что же, они успешно отступили?

Пустовойтенко. Потери 500 человек убитыми и ранеными… взятыми в плен – 18 тысяч человек…

Царь. То есть – обе румынские дивизии попали в плен?

Алексеев. Так точно, ваше величество.

Царь. Ага… Румыны… сдались… Ага… Мои солдаты не сдаются, а умирают… (Пустовойтенко.) В таком случае вы повремените посылать телеграмму румынскому посланнику.

Пустовойтенко. Слушаюсь, ваше величество.

Царь. Еще что на фронтах?

Алексеев. На сегодняшний день – все. (Ставит кий в угол.)

Царь (агентам). Буду рад видеть вас к завтраку. (Подает каждому руку.)

Трое агентов уходят. Царь ходит по комнате.

Нельзя ли как-нибудь этих румын подбодрить? Чтобы они дрались…

Пустовойтенко. Ваше величество, генерал Аршаулов только что оттуда, – рассказывает: румынские офицеры на фронте – все в корсетах, нарумяненные, с дамами… Разумеется, драпают при первом выстреле…

Царь. Крайне неприятно. Я вас больше не задерживаю, генерал.

Пустовойтенко кланяется и уходит.

Алексеев. Румынский фронт был и будет нашим больным местом.

Царь. Я с вами не согласен, Михаил Васильевич. Я верю в румынский фронт. Если мы бросим туда еще два корпуса, мы легко зайдем в тыл, проникнем в Венгрию, и австрийцы, а за ними и немцы, покатятся. Все внимание должно устремить на юг. (Вынимает телеграмму.) В подтверждение – вот что телеграфирует Григорий: «Твердость – стопа божия. Против немцев не наступайте. Держись румынского фронта. Оттуда слава воссияет, господь укрепил оружие. Молюсь горячо» Вас это не убеждает?

Алексеев. Ваше величество, я верю в духовную проницательность Распутина, в пользу его молитв, но он недостаточно осведомлен в военном деле…

Царь. Он молится за нас, это главное, это все. Я вижу, опять мы с вами поспорим… Если господь не укрепит нашего оружия, то вся ваша стратегия бессильна.

Он подходит к окну. За окнами топот ног, унылая солдатская песня, музыка.

Это куда?

Алексеев. Пополнение на Карпаты.

Царь. Очень хорошо… Чудо-богатыри…

Алексеев. Солдат опять приходится отправлять без винтовок.

Царь. Ничего…

Алексеев. Эшелоны одеты по-летнему. Скоро зима, ваше величество…

Царь. Ничего…

Алексеев. Ваше величество, заполняя окопы трупами безоружных солдат, мы не выиграем войны.

Царь. Для чего вы мне все это говорите, Михаил Васильевич? Вы хотите расстроить меня или в чем-то хотите убедить? (Наливает вино, пьет.)

Алексеев. Мои годы и преданность моему государю дают мне высшую награду – говорить правду вашему величеству…

Царь (подозрительно). Какую правду?..

Алексеев. Ваше величество, хозяйство страны в крайнем беспорядке. В Сибири сотни тысяч пудов мяса гниют на станциях, сливочным маслом мажут колеса. Петроград начинает умирать от голода. Транспорт разрушен…

Царь. Знаю, Михаил Васильевич, слышал, скучно. Алексеев. Председатель Совета министров Трепов будет сегодня делать подробный доклад вашему величеству о внутреннем положении страны. Я же скажу только как солдат: если мы погибнем – нас погубит тыл…

Царь. Протопопову даны соответствующие указания.

Алексеев. Я хочу обратить ваше чрезвычайное внимание на состояние тыла. Страна на краю гибели.

Царь. Кто это сказал?.. Я бы не хотел слышать от вас таких заявлений, Михаил Васильевич.

Алексеев. Существующий порядок, которого я верный слуга, расшатан. Энтузиазм к войне – среди дворянства, среди крупных промышленников – колеблется… Война разорительна. Крестьянам война до смерти надоела… Деньги падают…

Царь. Неправда… Мои крестьяне будут воевать до победного конца.

Алексеев. Ваше величество, страна не надежна. Ваша единственная опора в действующей армии. Но в армии также сильное брожение.

Царь (страшно). Брожение… Какое брожение?. Откуда брожение?..

Алексеев. У нас два миллиона дезертиров. Безответственные элементы поднимают голову. Несмотря на принятые меры, солдаты в окопах шепчутся о Распутине.

Царь. Я не желаю вас больше слушать! (Пьет.)

Алексеев. Имя императрицы связывают с именем грязного мужика… Нас отделяет один шаг от кровавой революции…

Царь. От революции…

Пауза.

В таком случае немедленно послать войска… Немедленно… решительно… беспощадно…

Алексеев. Ваше величество, успокойтесь… Я только предупреждаю… Пока еще преждевременно.

Царь. Преждевременно…

Пауза.

Я вас больше не задерживаю. (Сует ему руку.)

Алексеев уходит.

Дерзкий старик. (Звонит.)

Входит дежурный офицер.

Попросите председателя Совета министров, Александра Федоровича Трепова…

Дежурный офицер. Слушаюсь, ваше величество. (Уходит.)

Царь (у окна, за которым, опять слышна песня проходящего эшелона). Невоспитанный, глупый старик.

Входит Т р е п о в. Кланяется.

Царь (подавая ему руку). Александр Федорович, теперь я готов вас выслушать. Я хочу только предостеречь наперед, известно ли вам, что нас отделяет один шаг от кровавой революции?

Трепов (перепуганно). Как, ваше величество, – один шаг?..

Царь. Страна на краю гибели. В Сибири сливочным маслом мажут колеса. Транспорт разрушен. Безответственные элементы поднимают голову. Это – факты.

Трепов. Вы правы, ваше величество, но не в такой еще степени…

Царь. Нужно принять меры. Милитаризировать заводы… Бунтующих рабочих – в окопы… Агитаторов судить по законам военного времени… Я сместил Штюрмера и предложил вам пост главы министерства затем, что уверен в вашей решительности. Я слушаю вас… (Садится в кресло.)

Трепов. Я буду говорить по четырем пунктам. Первое: о невозможности роспуска в январе Государственной думы. Второе: о необходимой отставке управляющего министерством внутренних дел Протопопова. Третье: о полном невмешательстве глубоко почитаемого мною Григория Ефимовича во внутреннюю политику и в особенности в военные дела. И четвертое: об экстренной необходимости дать дальнейший ход делам Сухомлинова, Манасевича-Мануйлова и в особенности Дмитрия Рубинштейна.

Царь делает отрицательные жесты.

Я знаю, ваше величество, вас беспокоят просьбами об их освобождении из тюрьмы. Но об освобождении не может быть и речи.

Царь. Вы привезли ваше личное мнение, Александр Федорович?

Трепов. Я повергаю к стопам вашего величества доклад, изложенный в совершенно объективных красках. Мое мнение – есть ваше мнение, ваше величество. Я исходил из тех немногих слов, которые были брошены вами на моем прошлом докладе.

Царь. Все это крайне огорчительно. В конце концов, конечно, я с вами согласен в общих чертах… Читайте, Александр Федорович… (Скучливо усаживается в кресло, закуривает.)

Трепов вынимает из портфеля доклад.

Трепов. Состояние железнодорожного транспорта за ноябрь месяц…

За окном раздается одной могучей глоткой припев песни проходящего эшелона. В песне звучит что-то настолько тревожное и странное, что царь поворачивает голову к окну. Трепов прерывает чтение и также глядит в окно.

Занавес

Там же. Дежурный офицер бежит на цыпочках через сцену, отворяет входную дверь, становится во фронт. Входят царица, Вырубова и Протопопов.

Царица. Где государь?

Дежурный офицер. Государь работает с начальником штаба.

Царица. Доложите.

Дежурный офицер. Слушаюсь, ваше величество.

Царица. Александр Федорович Трепов еще не уехал?

Дежурный офицер. Час с четвертью тому назад председатель Совета министров отбыл с курьерским поездом в Петроград.

Царица. Хорошо. (Указывает глазами.)

Офицер уходит.

Я не знаю, дорогая Ани, удобно ли нам будет в наших прежних комнатах. Я предпочла бы ночевать в вагоне. Вырубова. Государь писал, что у нас переклеены новые обои… Если там не будет сыро… (Уходит.)

Царица (садится у стола, где лежат альбомы с фотографиями). Александр Дмитриевич, господь и святая дева укрепят наши силы, наш друг молится за нас… (Протягивает руку, которую Протопопов целует.) Я чувствую, здесь, в ставке, мы встретим сильное сопротивление. Будьте тверды, будьте осторожны. Постарайтесь произвести на государя самое отрадное впечатление. Григорий Ефимович указал мне на вас, я доверила вам судьбу династии.

Протопопов. Ваше величество, блаженство – положить жизнь за помазанницу божию, мою государыню, и за счастливое царствование цесаревича. (Становясь на колени.) Позвольте мне быть новым Иваном Сусаниным.

Царица. Вы – истинный друг. (Целует его в голову.) Я попрошу государя сегодня же дать вам аудиенцию.

Вырубова возвращается. Протопопов встает с колен. Приходите к вечерне, мы вместе помолимся.

Протопопов уходит.

Где мы ночуем, Ани?

Вырубова (подходит к царице). Трепов уехал с приказом немедленно двинуть дело Сухомлинова и Рубинштейна и… с отставкой Александра Дмитриевича Протопопова…

Царица (встает). Мое сердце чувствовало это… Григорий, Григорий, помоги.

Вырубова. Быть может, ты поручишь мне с ним поговорить?

Царица. Нет. Только я одна… У меня хватит силы… Ники, Ники, что он делает со мной… Он губит и себя и беби… Ани, ты помнишь, что мне приказал Григорий?.. Он бросил меня на колени, заставил бить поклоны, потому что я сопротивлялась. Я была в ужасе от одной этой мысли… Но в такие минуты, как сейчас, я думаю, Григорий был прав… Его устами глаголал бог…

Быстро входит царь.

Ники!.

Царь. Солнышко!

Царица стремительно обнимает его.

Царица. Моя душка, мой милый, ангел… Мой страдалец…

Царь. И я рад тебя видеть… Анна Александровна, рад вас видеть…

Вырубова. Мы так истосковались без вас, государь.

Он целует ей руку.

Царица. Поцелуй ее, она заслуживает этой милости.

Царь обнимает Вырубову.

Царь. Весьма охотно.

Вырубова. Простите меня, государь, это слишком много для меня… (Со слезами убежала.)

Царь (в некотором недоумении, уже сбитый с обычного равновесия). Ты… что с Ани?.. Неприятности?..

Царица. Ах, столько было всего… Но я ни о чем не хочу говорить, мой любимый, мой чудный… Я вижу тебя, я хочу касаться тебя, мне ничего, ничего больше не нужно…

Царь. Ну, садись… Как доехала?.. Как тебе нравится наша погода?.. То дождик, то ветер…

Царица. Сейчас солнце, ослепительный день, мой единственный… (Целует его.)

Царь. Рад, ужасно рад… Сана, смотри, сколько я наклеил новых фотографий… (Показывает альбом.) Беби здоров? Девочки здоровы?

Царица. Все здоровы, и все тоскуем…

Царь (на альбом). Это – сибиряки, два полка. А? Правда, чудо-богатыри? Вчера отправлены на Карпаты.

Царица. Они слишком хороши, чтобы их тратить… Душка мой, дорогой, ты знаешь, что говорит Григорий: он очень недоволен, что Брусилов не послушался твоего приказания – остановить наступление в Галиции. Наш друг говорит, что бог и святая дева внушили тебе приказать Брусилову прекратить бесполезное кровопролитие. И Брусилов смеет не слушаться тебя.

Царь. Алексеев и Гурко говорят, что мы должны полностью использовать результаты летнего наступления. Мы взяли свыше миллиона пленных.

Царица. А каковы наши потери?

Царь. Тоже около этого, я думаю.

Царица. Останови это нелепое кровопролитие. Мы должны беречь армию для другого. В стране ненадежно, неблагополучно… Ах, как мне тебя убедить… Царь (сразу холодно). В чем меня убедить? Царица (спохватившись). Ты сам лучше меня все понимаешь. Ты мудр, ты благороден, ты честен… Я – твоя тень, твоя послушная женка… Почему ты до сих пор не отправил Алексеева в Крым, ему нужно продолжительное лечение.

Царь. Но Алексеев совсем здоров. Царица. Работа человека, который так настроен против нашего друга, не может быть благословенной. Царь. Что, разве Григорий так уже против Алексеева?

Царица. Душка, мой ангел… Забудем сейчас о войне. Редкие минуты, когда я с тобой, пусть будут только нашими… Мне так сиротливо без тебя. Я жажду твоих ласк… Ты, мой единственный, все кое… Приласкай твое бедное, старое солнышко…

Царь. Мне тоже по вечерам бывает тоскливо одному. Не хватает твоих ласк. Я опять стал раскладывать пасьянс, но и этого мало. Вечер долог. Думаю приняться играть в домино.

Царица. Мое милое сердце, мой единственный… О чем ты говорил с Треповым?

Царь. Он был смирный и покорный и не кричал на меня на этот раз. Во время его доклада мое лицо, вероятно, было нелюбезно и жестоко… Он так и ерзал на своем стуле. Он со мной во всем согласился, я был очень с ним ядовит…

Царица. Он говорил с тобой о Государственной думе?

Царь. Я решил не распускать Думы, а сделать небольшой перерыв, чтобы депутаты не разъезжались по деревням, где они могут мутить.

Царица. Как ты все мудро решаешь. Но представь, – Григорий просил напомнить тебе, – Думу нужно распустить как можно скорее и как можно дольше ее не собирать, чтобы не давать им возможности делать гадости…

Царь. Я решительно сказал Трепову: если в Думе опять начнут путать и мутить, то чтобы он окончательно закрыл эту Думу…

Царица. Ну, не волнуйся, забудем о скучной политике… Сегодня я видела тебя во сне, – я тебя обнимала так жарко, так горячо…

Царь. Душка моя!

Царица. А наш друг совсем не так уж уверен в Трепове… Право, право. Я просила Григория помолиться за Трепова. Он стал молиться, и представь – произошло чудо… Он не мог согнуть персты для крестного знамения…

Царь. Странно…

Царица. Григорий сказал: «Как хочешь, мама, Трепов ведет себя, как изменник, и лукав, как кошка… Не верь ему, – он сговаривается с Родзянко и с Гучковым…»

Царь. Ну, разве они сговариваются?

Царица. Да, да, он – предатель, я ненавижу лживого Трепова… Но ведь ты сам прозорливец, ты лучше меня все понимаешь… Будь сильным, будь мужчиной… Прогони Трепова… Лиши Родзянко придворного звания… А Гучкова всего лучше было бы поместить на высоком дереве… (Шепотом.) Повесь Гучкова…

Царь. Как же так – взять вдруг и повесить?..

Царица. Я женщина, я люблю тебя… Я могу быть безумной… Я хочу, чтобы ты был тверд. Покажи властную руку… Дай народу почувствовать твой кулак… Вот что нужно русским… Они сами хотят этого… Такова славянская натура… Когда ты ужаснешь жестокостью твой народ, страна успокоится.

Царь. Будь покойна, я не остановлюсь ни перед чем в случае малейшей попытки к возмущению. В этом отношении я – тверд. Но, Сана, мне просто надоело прогонять моих министров…

Царица. Зачем ты подписал отставку Протопопова?

Царь. Как, ты знаешь об этом?.. Гм… Так, знаешь, как-то… По-моему, он слаб… Говорят, что он – сумасшедший…

Царица. С тех пор как Протопопов у власти, страна начала успокаиваться. Транспорт налаживается. Это наши враги говорят, что Протопопов сумасшедший… Он благоговеет перед нашим другом, это – благословенный человек. Дорожи этим человеком. Не напрасно мы столько выстрадали из-за него. Не поддавайся злостным наветам. Это – новый Сусанин. Он приехал сюда, чтобы рассказать об удивительной реформе. Он уничтожит голод в Петрограде, он успокоит страну, он подготовит нашему беби славное царствование…