Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Парящий дракон. Том 1

ModernLib.Net / Фэнтези / Страуб Питер / Парящий дракон. Том 1 - Чтение (стр. 6)
Автор: Страуб Питер
Жанр: Фэнтези

 

 


Если бы я был похож на Табби, когда был малышом, я бы не кончил таким образом.

ГЛАВА IV

ПОЗНАНИЕ

<p>1</p>

– Муж тут ни при чем, – сказала Ронни Ригли, обращаясь к супругам Альби в среду утром, когда они возвращались из торгового центра. – С этой леди вообще получается забавная штука. Я не хочу сказать, что она была нимфоманка или что-то в этом роде, но отказывать себе в удовольствиях не любила, и Бобо думает, что мужу это было известно. В субботу она пришла в ресторан и встретила там какого-то парня.

Они надолго не остались, а из наших дурачков никто его не опознал.

– Может, он был не из наших, – предположила Лаура.

– Может, но мы в Хэмпстеде всегда так говорим, – засмеялась Ронни. – Если какой-нибудь дом грабят, что время от времени происходит, люди всегда говорят, что вор был из Норринггона или Бриджпорта. Но просто получилось так, что все мужчины в баре таращились на Стоуни и никто не потрудился дважды взглянуть на парня. Бобо говорит, что у полиции уже есть пять совершенно различных описаний его внешности. Он может быть или белокурым малым под сорок, или седым под шестьдесят. Единственное, на чем все сошлись, что "У Франко" он не был завсегдатаем. Но я думаю, что несколько парней узнали Стоуни.

– Может, это все-таки муж? – сказала Лаура. – Вы говорите, он знал о ее романах.

– О, у него есть алиби, – сказала Ронни. – Добрый старый Лео Фрайдгуд был в тот день в Вудвилле. Он работает на какую-то огромную корпорацию, и его не только там видели, но пару раз он говорил оттуда по телефону с генералом Ходжесом.

– Генри Ходжесом? – удивленно спросил Ричард. – Тем, что был в Корее?

– А что, есть еще один? – спросила Ронни. – Железный Хэнк. Один из детективов переговорил с ним лично. Он потом сказал Бобо, что его так и тянуло, разговаривая с генералом по телефону, стоять навытяжку.

– Сильный характер, я думаю, – сказал Ричард. – Говорят все еще носит с собой пушку.

– Он застрелил два года назад грабителя, – сказала Ронни. – Вы себе можете представить? В центре Нью-Йорка. – Ронни расхохоталась. – Мы собираемся поглядеть дом с четырьмя спальнями в Старом Хэмпстеде. Там тоже много людей с характером. А потом поглядим в Гринбанке. У меня насчет него есть предчувствие.

<p>2</p>

Ронни старалась как могла, Ричард знал это. Любой агент по продаже недвижимого имущества ограничен в возможностях, потому что рынок жилья не безграничен. Кроме того, цены на жилье в округе Патчин за последние десять лет выросли в три раза, и многие дома, которые им с Лаурой могли бы понравиться, были просто за пределами их возможностей.

– Старый Хэмпстед, Сарум, выглядит более деревенским, – неизвестно зачем сказала Ронни, после того как они проехали почти милю и не встретили ни единого дома, – многим это нравится.

Лаура издала на заднем сиденье какой-то неопределенный звук.

– К сожалению, владелец будет находиться в доме во время нашего осмотра. Там что-то случилось, по-моему. Она и вправду хотела остаться дома. Она вдова.

Наконец они добрались до разъезженной въездной дороги. Дом был коттеджем, к которому различные владельцы пристраивали комнаты. Застекленная студия венчала модерновый гараж. Все строение располагалось на склоне поросшего лесом холма, и, казалось, пыталось взобраться на его вершину.

Лаура спросила:

– Мы можем себе позволить приобретение такого дома?

– Миссис Бамбергер хочет продать его поскорее, – сказала Ронни, как только они вышли из машины. – Она собирается во Флориду через пару недель. Я думаю, все же стоит на это взглянуть.

Она кинула многозначительный взгляд на Лауру и Ричарда.

– Боюсь только, она вас заговорит.

Миссис Бамбергер, полная пожилая женщина в темно-синем брючном костюме, встретила их в дверях. Очки в золотой оправе болтались на цепочке у нее на груди.

– Привет, миссис Ригли, – сказала она Ронни. – Мистер и миссис Альби? Заходите, осматривайте. Я не буду вам мешать.

Однако, как Ронни и предсказала, она все же мешала.

Миссис Бамбергер сопровождала их, описывая красоты дома и имущества. Все было одинаково эксцентрично. Комнаты были забиты массивными антикварными мебельными гарнитурами, так что Ричарду было трудно получить представление об их истинных размерах. Некоторые комнаты были устроены так, что через них проходили как сквозь вагоны железнодорожного состава. В некоторых случаях, для того чтобы войти в комнату, приходилось подниматься на несколько ступеней. Миссис Бамбергер все говорила и говорила: "Вот этот экран для камина мы купили сами. А вот этот мейсенский фарфор нам подарили такие-то… Вам что, не нравятся камины?.. Однажды мои дети…" Потолок в большинстве комнат нависал в нескольких сантиметрах над макушками Ричарда и Ронни. Миссис Бамбергер продолжала свои комментарии, пока они не добрались до студии над гаражом. Там она, казалось, расслабилась.

– Это единственное, что мы тут достроили, – сказала она. – Отсюда можно замечательно наблюдать за животными и за птицами. Это – отдельная зона, вы можете сидеть тут в холодное время года, а дом не нагревать, так что и деньги сэкономите.

– Отлично, – сказал Ричард, а сам подумал: "А потом нестись полмили, чтобы добраться до кухни".

– Может, вам бы больше понравилось, если бы весь дом был таким, – говорила миссис Бамбергер. – Почти все молодые люди так думают. Мы с мужем любили старые коттеджи, низкие потолки и все такое. Это напоминало нам о мисс Марпл.

Ричард улыбнулся: это было великолепно. Действительно, дому недоставало лишь двускатной крыши, чтобы в точности напоминать английский коттедж из романов Агаты Кристи.

– Вы еще что-нибудь хотите спросить у миссис Бамбергер насчет дома? – вставила Ронни.

Альби поглядели друг на друга: "Нужно выбираться отсюда".

– Конечно, у меня слишком сильное воображение, – сказала миссис Бамбергер. – Мой муж так всегда говорил. Но я знаю кое-что и на самом деле. Вы ведь Ричард Альби, верно?

– Да, – сказал Ричард. "Ну, вот", – подумал он.

– Вы родились в Хэмпстеде в конце войны? А потом переехали в Калифорнию до того, как пошли в школу?

Ричард удивленно кивнул.

– Тогда я знала вашего отца, – сказала она.

Ричард так и застыл с открытым ртом.

– А я нет, – наконец сказал он. – Я хочу сказать, я его не знал. Видимо, он не слишком-то обожал детей.

Миссис Бамбергер теперь глядела на него очень пристально. Она неожиданно напомнила ему учительницу, которая была у них в пятом классе.

– Он не из тех, кто женится, вот и все. Но он передал вам свое красивое лицо. Он был невысоким, как и вы. Очень хорошо воспитанный. Но Майкл Альби был мотыльком.

Никогда не мог осесть на одном месте.

Ричард почувствовал себя так, словно пол под ним покачнулся. Он знал, что навсегда запомнит эти минуты, что они с этих пор станут частью его: толстая старая дама в полиэстеровом брючном костюме, стоящая перед книжными полками в комнате со стеклянной стеной. "Тогда я знала вашего отца". Майкл Альби. Он никогда до этого не слышал, чтобы отца звали по имени.

– Что вы еще можете рассказать мне? – спросил он.

– У него были умелые руки. А у вас?

– Да. Да, тоже.

– И он был сплошное очарование. Какое-то время он жил за дорогой. Он обычно приходил сюда помочь с ремонтом или выкосить газон. Он работал в домах по всему городу. После того как он встретил Мэри Грин, он перестал приходить сюда и этим чуть не разбил сердце моего мужа. Мы пытались помочь ему окончить колледж, – она улыбнулась Ричарду. – Но раз у него были деньги Гринов, он в нашей помощи больше не нуждался. Но в общем он был хорошим человеком. Его нечего стыдиться. Он не женился на деньгах. Твой отец был не из таких.

– Он обустраивал дома? – спросил Ричард, едва этому веря.

– Ну, точно так же, как и делал все остальное. Мой муж всегда думал, что он мог бы стать архитектором. Но он не любил связывать себя обязательствами, ничего в этом роде.

– Не знаете, жив ли он?

Она покачала головой:

– Не знаю. Он был одним из тех людей, кто никогда не думает о будущем. Может, он и жив еще, сейчас ему должно быть чуть больше шестидесяти.

Где-то в мире живет седой человек с лицом Ричарда, который покупает газеты или подстригает траву. Живет в коттедже. Играет с детьми, которые могут быть племянниками и племянницами Ричарда. Стоит на палубе грузового судна и курит трубку. Спит в хижине на берегу.

– Ваша мать жива? – спросила миссис Бамбергер.

– Нет. Умерла шесть лет назад.

– Мэри была сильной. Уверена, она научила вас трудиться. Должно быть, она боялась, что вы унаследуете его безответственность.

– Да. Да, я работал.

– Так что вы вернулись куда нужно, – сказала пожилая дама. – Предки вашей матери жили тут несколько поколений.

Ваш прапрапрадедушка основал этот город в тысяча шестьсот сорок пятом. Джозия Грин. Один из первых фермеров Гринбанка. Так что в ваших жилах течет кровь истинных хэмпстедцев. Кровь Гринбанка. Вот как тут все начиналось.

– Откуда вы все это знаете? – спросил Ричард.

– Я знаю об этом городе больше всех, кроме Грема Вильямса и Стэнли Крейна, который работает в библиотеке. А может, я знаю столько же, сколько и они. Я изучила это, мистер Альби. Я знаю все о тех гринбанкских фермерах. Один пройдоха по имени Гидеон Винтер приехал и отобрал у них почти всю землю. У меня есть кое-какие соображения на его счет, но вам они неинтересны. Вы же ищете дом, и вам вовсе не хочется слушать старушечью болтовню.

– Нет, – сказал Ричард. – Нет, это не правда. Я.., э.., я…

Она распрямила плечи.

– Вы собираетесь покупать этот дом?

– Ну, нужно обговорить, тут так много разных факторов…

Она продолжала смотреть ему прямо в глаза.

– Нет, – сказал он.

– Ну, кто-нибудь другой купит. Я провожу вас к машине.

Открывая им двери, она сказала Ричарду:

– Ваш отец обладал многими достоинствами. Надеюсь, вы тоже, молодой человек.

Когда они уже были в безопасности "форда" Ронни, Лаура спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю. Тем не менее я рад. Я вроде бы ошеломлен немножко.

– Давайте вернемся в город, выпьем кофе или что-нибудь еще, – сказала Ронни. – Судя по вашему виду, это пойдет вам на пользу.

Он кивнул, и она, дав задний ход, выехала с подъездной дороги. Когда они поворачивали на городскую улицу, Ронни предложила:

– Может, вы хотите проехать другой дорогой? Вы сможете увидеть, где жил ваш отец, – через два дома отсюда.

Наверное, вон в том доме.

– Нет, – сказал он. – Нет, спасибо. Давайте вернемся в город.

<p>3</p>

Вот так Альби и попали в Гринбанк, на Бич-трэйл. Они приехали туда после открывшегося им прошлого и купили первый подвернувшийся дом.

– Я думаю, этот вам понравится, – сказала Ронни, когда везла их по Саутел-роад. Они повернули направо и выехали на Гринбанк-роад. – Этот дом принадлежит еще одной вдове, Бонни Сэйр. Миссис Сэйр съехала на прошлой неделе, и дом попал в список лишь пару дней назад. Мы получили этот список в понедельник. В доме Сэйров четыре спальни, гостиная и чудная студия, которую можно переделать в контору для Ричарда. В гостиной и студии есть камины. Крыльцо там тоже хорошее. Дом был построен в тысяча восемьсот семидесятом семейством Сэйров и с тех пор ни разу не переходил в чужие руки. Сын Сэйров живет в Аризоне, и мать хочет перебраться к нему.

Она проехала мост, пересекавший шоссе 1-95, и потом маленький, горбатый железнодорожный мостик.

– А Гринбанк очень интересное место. У него свой почтовый код и телефонные номера, и это самая старая часть Хэмпстеда. Ну, вы знаете. Он же даже назван был по имени вашего предка.

– Моя мать никогда особенно много про Хэмпстед не говорила, – сказал Ричард. – Все, что я знал, так это то, что я и мой отец родились тут. И родители Лауры – тоже.

– Неужели? – спросила явно довольная Ронни. – Ну, так это настоящее возвращение домой. О, поглядите направо.

Вон тот большой дом справа от Саунда принадлежит доктору Ван Хорну. Сейчас мы въехали на Маунт-авеню. Ее называют "Золотой милей".

– И сколько может стоить такое жилище? – спросил Ричард. Дом Ван Хорна был трехэтажным, из белого камня и длинный, точно гостиница. Фасадом он выходил прямо на побережье. К дому была проложена широкая дорога, а вокруг раскинулся парк.

– Сейчас, я сказала бы, около восьмисот тысяч долларов. Это не считая теннисных кортов и крытого бассейна.

– Мы не можем позволить себе такое соседство, – безразлично сказала Лаура.

– Дом Сэйров стоит меньше, чем тот мастодонт, на который мы глядели утром, – сказала Ронни. – У него есть два недостатка, которые снижают цену. Первый – это то, что он фасадом не выходит на дорогу, и когда вы въезжаете, то видите тылы дома. Там небольшой холм, и старый Сэйр, видимо, получал удовольствие, обозревая лес, который растет под холмом.

– А второй недостаток? – спросила Лаура.

– Ну, миссис Сэйр долгое время жила одна и держала кучу кошек. Я думаю, она немного тронулась после смерти мужа. Вообще-то она все вкладывала в этих кошек. Может, их там была сотня. Обычно ее называли кошачьей леди.

– О нет! – сказала Лаура.

– Да их там больше нет, – сказала Ронни. – Но ведь если бы не коты, дом был бы продан еще в понедельник. На него нашелся покупатель, но отказался из-за запаха.

– Что, настолько плохо? – спросила Лаура.

– Чуть-чуть попахивает, – смеясь, ответила Ронни.

– Я знаю, как с этим справиться, – просто сказал Ричард. – Смесь белого вина, уксуса и пищевой соды. А потом мыло и вода.

Автомобиль свернул на Бич-трэйл. Ронни знала, хоть и не сказала Альби, почему в доме Хугхартов задернуты занавески. Чарли Антолини, который все еще был слишком счастлив, чтобы трудиться, помахал им с крыльца. Они проехали мимо старика в поношенной одежде, черных теннисных туфлях, кепке и застиранной черной майке. Старик медленно шел домой, с трудом волоча ноги. Они так и не заметили его, но он их заметил.

Я видел твою мать, Ламп. Ты будешь прелестна.

<p>4</p>

Через пару секунд Альби впервые увидели свой дом.

<p>5</p> <p>Из дневника Ричарда Альби</p>

Мы вновь стали домовладельцами или скоро станем, как только я получу договор на руки. Мы подписали все бумаги и выплатили первый небольшой взнос сегодня днем в конторе Ронни. Когда покупаешь дом, всегда волнуешься. Я уже представляю себе, как буду просыпаться ночью и гадать: что, кухня действительно такая маленькая и темная, как мне показалось сначала, или еще хуже? Или: неужели все жалюзи застревают на полпути? И можно ли будет провести проводку в доме, не пробивая стенки насквозь (проводка тут древняя)? И много ли воды просачивается внутрь сквозь неплотно уложенную черепицу? Потолочные балки наверняка прогнили, а одна из каминных труб, похоже, собирается обрушиться. Так можно гадать сколько угодно времени.

И, конечно, запах. Он достаточно силен, чтобы вызывать постоянную головную боль. Весь дом провонял как кошачья подстилка.

Но это очаровательный дом. Когда мы с Лаурой туда вошли, у нас наступил момент истины супружеского единения и мы хором сказали: "Вот он". Я думаю, Лаура полюбит этот дом, а все остальное не важно. Это дом в стиле ампир – с мансардой и закругленными окнами, пилястрами и богатым и неплохим архитектурным декором. Именно такой дом мы с Лаурой и хотели, но боялись, что не сможем его себе позволить. Задворки, выходящие на улицу, ничего собой не представляют, но фасад потрясающий, и даже вид из окон на раскинувшийся внизу лес тоже великолепен. Мне там так понравилось, что я с радостью думаю о том, что нам предстоит, хотя дом потребует много ухода и заботы. И когда я заглядываю в будущее – в наше общее с Лаурой будущее, мне кажется, что этот дом просто создан для того, чтобы растить в нем детей. Большие комнаты, два акра отличной земли, пристройка, которую можно превратить в комнату для игр, – просто фантастическая удача! Я просил Бога о помощи пару ночей назад, и, похоже, он помог.

Так что в этот день я приобрел одновременно и дом, и отца и не могу не думать об этом. Майкл Альби. Я уверен, он еще жив. И я гадал, не работал ли он в старом доме Сэйров, пока жил в Хэмпстеде. Если он был наемным плотником, это возможно.

Может, и правда нас посетила удача, все наши беспокойства теперь позади, и мне наконец перестанет сниться Билли Бентли.

Этот день был таким счастливым, что мне не хочется вспоминать о своем последнем ночном кошмаре, – но для того, чтобы было чему улыбнуться, если я буду перечитывать эти записи годы спустя, я напишу о нем. Я был в гостиной незнакомого дома и кого-то ждал. Снаружи бушевала страшная буря. Я выглянул в окно и увидел, как кто-то, борясь с ветром, пробирается по газону перед домом, а когда я вгляделся, то увидел, что это Билли Бентли. В этот момент он поднял ко мне лицо. Это почему-то меня очень испугало.

Он яростно гримасничал. Из-за дождя его длинные волосы прилипли к голове. Небо раскололось, и молния врезалась в землю за его спиной. Билли знал, что я не хочу впускать его в дом, – неожиданно именно это стало сутью сна. Его нужно было оставить снаружи в дождь и бурю. Я в волнении начал ходить по пустой комнате, а когда проснулся, то еле сдержался, чтобы не подняться с постели и не проверить, заперта ли дверь.

Ладно, этого хватит. Как только мы уладим все дела с домом, я поеду в Род-Айленд, чтобы переговорить со своим агентом. У меня есть несколько дней…

<p>6</p>

"Телпро" предоставила Лео Фрайдгуду недельный отпуск, и он попросил еще неделю, обещая вернуться в контору в понедельник, второго июня. Целых семь дней он постоянно видел полицейских либо у себя в доме, либо в крошечной комнатушке, где размещался полицейский участок Хэмпстеда. Во время этих допросов он вынужден был признать, что у его жены были интимные отношения с несколькими мужчинами и что он не осуждал ее, если и не поощрял впрямую, за эти связи. Признаваясь в этом, он чувствовал себя так, словно его раздевали. Это унижение было сильнее всех испытанных ранее. Полицейские, поначалу ему сочувствующие, постепенно начали относиться к нему холодно, даже презрительно. Крупный пожилой полицейский по прозвищу Турок презрительно усмехался каждый раз, когда Лео появлялся в полицейском участке. Это был отвратительный старый грубиян, жестокий даже по полицейским меркам, но он явно выражал общее отношение всех полицейских и следователей участка. Просто он проявлял свои чувства, а они – нет. Лео полагал, что они ему завидовали. Он выплачивал больше налогов и страховок, чем они зарабатывали за год. Он обладал большой властью, лучшим местом под солнцем. Его наручные часы были куплены за сумму, составляющую треть их заработка, а машина – три четверти. Но на самом деле эти вещи, которые так много значили для Лео, ничего не значили для допрашивающих его полицейских.

Даже когда они перестали считать его потенциальным убийцей, он чувствовал их презрение: "Сколько раз в месяц ваша жена отправлялась к Франко? Сколько раз за прошлый месяц? Вы никогда не спрашивали ее, как звали мужчин, с которыми она возвращалась? Может, вы делали какие-то фотографии?"

А лицо этого жирного полицейского, презрительно кривящего губы! Он был уверен, что они смеются над ним в своей маленькой комнатушке. Именно это ощущение, так же как и неподдельное горе, держало его дома, лишая способности работать.

Впервые в жизни Лео стал напиваться вечерами. Он подогревал полуфабрикаты или поджаривал тосты и спускался в погреб за вином, которое могло бы помочь справиться с этими ужасными обедами. Перед обедом обычно следовали несколько порций виски. С жутко пересоленным гуляшом из консервной банки он выпил бутылку "Марго" 1972 года, сидя перед телевизором, из которого неслась обычная чушь.

Выкидывая недоеденный обед в мусорку, он перебивал его вкус виски или коньяком. Один раз он обнаружил шоколадный израильский ликер и за два вечера прикончил бутылку.

Он не мог плакать – зрелище искалеченного тела Стоуни на их супружеской постели вытравило из него все слезы.

Иногда он включал проигрыватель и пускался в одинокий пьяный танец по гостиной – глаза закрыты, стакан в руке, – и притворялся, что он незнакомец, который танцует с его женой.

"А твой муж не возражает, что ты все это проделываешь?"

"Возражает? Да он живет этим!"

Он спал в комнате для гостей. Если он умудрялся добраться до постели прежде, чем сваливался в бесчувствии, он прихватывал с собой стакан. Раза два он просыпался утром и обнаруживал у себя на груди полунаполненный стакан, который распространял запах, схожий с запахом смерти.

На бледно-коричневой кушетке расплылось пятно в форме сердца, которое воняло одновременно дезинфекцией и кладбищем. Телевизор у постели показывал какие-то безумные американские супружеские пары, которые с открытыми ртами таращились на какого-то лощеного джентльмена в жокейском костюме и с крашеными волосами. Какое-то игровое шоу. "О Боже мой!" – сказал Лео. Голова, сердце, желудок – все было расстроено. В три часа он должен был быть в полицейском участке. Может, эта старая черепаха Томми опять будет там, опять будет насмехаться над ним.

Он поспешно поднялся с постели, выключил телевизор и направился в ванную. Когда он облегчался, ощущение было такое, точно он выпускает струю пламени. Он настроил душ на обжигающе горячую воду и влез под него. Вода обожгла голову и лицо. Он нащупал мыло, тер пах, живот, грудь. Вся ночная вонь уходила в душевой сток. Он вновь намылился и теперь почувствовал себя гораздо лучше. Лео позволил воде барабанить по телу, по лицу. На какой-то момент он забыл о Томми Турке, о Стоуни, о генерале Ходжесе, о "Вудвилл Солвент" и о ДРК.

Когда он выключал душ, он заметил сыпь на руках.

Он непонимающе уставился на нее, смутно понимая, что появление этих белых пятнышек на руках что-то означает, хоть и не догадываясь, что именно. Потом он вспомнил, что случилось с телом Тома Гая.

– Эй! – сказал Лео, хватаясь за полотенце. Он быстро вытерся, не отводя взгляда от своих рук. Надел голубые джинсы, рубашку-поло, ботинки. Он лизнул пятнышко, и оно показалось ему покрытым слизью. Он потер руки о джинсы.

Пятнышки порозовели, теперь они напоминали раскрытые рты. Лео в ужасе смотрел, как эти розовые ямки постепенно наполняются белым.

– О Боже мой, – сказал он. Ему стало холодно, желудок сжался. В панике он вспомнил тело в горящем автомобиле – самое жуткое свое недавнее воспоминание – и два тела в стеклянной комнате. – О Боже, Боже, Боже!

Телефон несколько раз зазвонил за его спиной, потом затих.

Лео уставился на тыльную сторону рук, которые безжизненно лежали на коленях. Сколько всего пятнышек там было?

Десять? На левой руке они протянулись не правильным полукольцом от основания большого пальца до мизинца, на правой – сползали на запястье. Он тронул их указательным пальцем – они были чуть скользкими. Лео содрогнулся. Все еще охваченный паникой, он бесцельно зашагал по комнате, вытянув руки перед собой.

На гардеробном столике валялась мелочь, коробки спичек, запонки, пара подтяжек и красный шведский армейский нож, который Стоуни подарила ему год назад. Он взял нож и присел на постель.

Лео выдвинул меньшее из лезвий и поскреб им пятнышко. Белое вещество осталось на лезвии, а пятно немедленно начало заполняться новым. С возросшим отчаянием он сунул кончик лезвия в пятно у мизинца и резко нажал. Последовала мгновенная вспышка боли, и из дырки хлынула кровь.

Когда он потер пятно носовым платком, он увидел, что кровотечение остановилось. В центре красного пятна находилось белое – поменьше.

Лео побежал в ванную, чтобы изучить в зеркале свое лицо.

Под глазами у него были темные мешки, но никаких пятен не было. Он стащил с себя рубаху и джинсы. Одно маленькое пятнышко расположилось под левой ключицей, второе – на предплечье, вверху справа. Ниже пояса ничего не было.

И снова с ужасающей ясностью Лео увидел белую губчатую массу, в которую превратилась голова Тома Гая, увидел, как она стекает в дренажное отверстие.

Но это же случилось мгновенно. Может, эти несколько пятнышек на теле не имеют никакого отношения к судьбе Тома Гая, может, это какое-то заболевание? Он снова поскреб пятнышко ножом. Появилась кровь, но это ни о чем не говорило. Лео обнаженный вернулся в спальню и взял с гардероба коробку спичек.

Усевшись за стол, он зажег спичку и поднес пламя к одному из пятнышек на левой руке. Боль заставила его вскрикнуть.

"Выжги его", – сказал он сам себе. Он зажег еще одну спичку и дотронулся до трех других пятнышек. Весь в поту, он зажег третью спичку и прижег последнее пятно на левой руке. Запахло паленым мясом. Левая рука пылала острой болью. Она выглядела как иллюстрация из медицинского пособия. Гримасничая, он вновь прошел в ванную и сунул руку под холодную воду. Когда боль утихла, Лео обернул поврежденную руку полотенцем и присел на край ванны. Холод эмали проник в его ягодицы. Он закрыл глаза, голова кружилась. После виски она тупо ныла, во рту отдавало привкусом желчи. Пол, казалось, тоже кружился и покачивался.

Наконец он решил развернуть полотенце. Рука была абсолютно ни на что не похожа. Она вся была покрыта черно-кровавыми пузырями, но ни следа белого. Лео поднялся, перевязал руку и пошел за спичками.

<p>7</p> <p>Из дневника Ричарда Альби</p>

Сегодня я получил новости из банка – нам дают ссуду под проценты, в наше время считающиеся довольно умеренными. Мы позвонили Ронни, которая безумно обрадовалась, и отметили все это бутылкой шампанского. Так оно и получилось: мы наконец осели на земле наших отцов и дедов.

К сожалению, я не мог справиться с тем, что я назвал бы манией "Папа с тобой". Я знал теперь, что это – возвращение в те места, где жил Майкл Альби, – пробудило те чувства, которые я, как мне казалось, глубоко похоронил. Папа с тобой. Папа с тобой. Вроде бы так просто. Но неизвестно почему это не уберегало меня от тех ночных кошмаров, где Картер Олдфилд колотился в двери спальни, или тех, где бедный Билли оставался под дождем на улице. Билли в постели с Лаурой. Билли ломится в окно. Всегда одно и то же: хаос, насилие, беспорядок, а я должен помешать им ворваться в мою жизнь.

Я все думал: может, это за Лауру я боюсь, не за себя?

Беременная, в незнакомом месте… Все объяснимо.

Но мне ни разу не снилось, что Лаура в опасности.

Тем не менее я знал, что в этих снах Лаура всегда была в доме. Я не знаю, как все это интерпретировать. Может, занимаясь домом, я пытался вернуть Лауре ее былое душевное спокойствие? Я часто видел, что она вот-вот разразится слезами, она была в том состоянии, когда от скуки до депрессии один шаг. Когда мы беседуем, она только и говорит, что скучает по Лондону почти физически, хочет увидеть Кенгсингтонский сад, Хай-стрит и Холланд-парк, пройтись по Ильчестеру. Она хочет зайти в ресторан на Стрэнде, где кормят индийскими блюдами, хочет ехать в Вест-Энд на метро и вернуться в свой офис на Ковент-Гарден. Она знает больницу, где должен был бы родиться наш ребенок, – большую, современную больницу на Холланд-роад. Вот о чем она думала, пока мы распивали шампанское в честь покупки дома.

Не хочу записывать это, но думаю, что должен. На другой день Лаура и я отправились в торговый центр на Пост-роад. Руки у нас были заняты тяжелыми сумками, и мы шли к нашей машине. Мы прошли закусочную, которую обычно называют кафе. Касса у входа, а позади – столики. Я заглянул внутрь. Лаура спросила: "В чем дело?" Я покачал головой и пошел за ней к машине. Действительно, дело было ни в чем, но на миг, когда я первый раз глянул в окно, я увидел Картера Олдфилда, Рут Бранден и Билли. Они сидели за одним из столиков. Я увидел их очень ясно. Я даже могу описать, во что они были одеты. Билли был в своей одежде городского бродяги, на голове – твидовая кепка, и он поглядел на меня.

И выражение на его лице.., торжествующее выражение.

Как только я потряс головой, моя маленькая семья превратилась в мальчиков-подростков, которые болтались там все время. Один из них, вовсе не урод, уставился на меня, но в конце концов и я уставился на него, без сомнения, со странным выражением на лице. Так мы и глядели друг на друга, и я был уверен, что мальчик – он был стройным и светловолосым – узнал меня или подумал, что узнал. Его товарищ тронул его за руку, тот отвернулся и больше не глядел на меня.

Надеюсь, что сегодня никаких кошмаров не будет.

<p>8</p> <p>Из дневника Ричарда Альби</p>

Отличные дни, но ночи ужасные. Мое подсознание игнорирует мольбы об отдыхе от этих абсурдных кошмаров о Картере Олдфилде и Билли Бентли. Очевидно, на каком-то глубинном уровне я все еще беспокоюсь о том, как этот переезд повлияет на Лауру и на меня, о борьбе хаоса и порядка, о возникновении из ничего Майкла Альби – который, возможно, и минуты в жизни не тратил на то, чтобы беспокоиться о подобных вещах. Уже были два случая, когда хаос вторгся в нашу жизнь: один незначительный, другой – серьезный. Сейчас я к ним перейду.

Я встретил знаменитую Сару Спрай около издательства в магазине Гринблата. Она сказала:

– Альби. Ричард Альби. Вы совсем не изменились. Я как раз собиралась позвонить вам. Надеюсь, вы вскоре увидите свое имя в моей колонке.

Ей около пятидесяти, она хрупкая и энергичная, в круглых очках и с гладкой прической, а волосы у нее еще более рыжие, чем у Лауры. Она уже знала, что мы купили старый дом Сэйров. "Джон Сэйр убил себя, знаете ли, – сказала она. – Очаровательный человек. Неудивительно, что бедняжка Бонни после этого свихнулась. Когда вы сможете дать мне интервью? Я хотела бы это сделать, как только вы переедете". Она не та женщина, от которой можно отделаться извинениями, так что в день, когда мы переедем, меня будут интервьюировать. Полчаса, сказала она; нет жизни настолько интересной, чтобы занять больше тридцати минут ее времени. О чем она не сказала, так это о том, что за полчаса выжимает вас досуха. Но, может, это интервью поможет заключению каких-нибудь новых контрактов?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25