Этой ночью Ричарду Альби приснилось, что он несет по дому Сэйров старый тяжелый меч. Была ночь, и дождь барабанил по крыше. Меч слабо мерцал в сумерках. Ричард вышел из кухни и прошел через пустую столовую. Стены казались ему ободранными, а под ногами было что-то мягкое и прогнившее. Большой кот с интересом наблюдал, как Ричард тащит меч через пустую гостиную. По оштукатуренным стенам змеились трещины. В полу чернели дыры. Ричард открыл переднюю дверь и вышел на крыльцо. Окрестности были зелеными и влажными. Ричард шагнул с крыльца и под дождем прошел на середину лужайки. Меч, казалось, весил, как взрослый мужчина. Ричард с трудом поднял его над головой и с силой опустил. Меч врезался в мокрую землю. Из-под лезвия потекла кровь, она залила Ричарду ботинки и манжеты брюк. Ручей крови сбежал с холма и достиг дерева на границе участка. Ричард вогнал меч еще глубже в землю, и ярко-алая кровь, артериальная кровь, забила из-под нее с такой силой, что забрызгала крышу.

Годы назад полицейский Ройс Гриффен получил работу, которую он возненавидел, но во время дополнительных дежурств из-за эпидемии гриппа он работал, как, по его мнению, и должен был работать полицейский, управляя патрульной машиной. Он с удовольствием сидел за баранкой во время восьмичасовых дежурств, понимая, что, когда все закончится, он вернется к своей обычной, рутинной работе.

Хуже было, когда он возвращался в дежурку. Если он при этом натыкался на Турка, тот издевался над ним, пытаясь развеселить остальных полицейских. "Эй, Ройси-Войси, – хихикал Турок, завидев его, – а сегодня ты разве не ездишь по домам? А что ты сделаешь, если тебе отворит бабенка в ночной сорочке? "Офицер Ройси-Войси к вашим услугам, мадам", – вот что ты ей скажешь? А личную пушку ты ей не покажешь?"

При этом Турок многозначительно закатывал глаза: "Эй, мэм, я покажу вам, что надо сделать, чтобы плохой дядя не пришел сюда, если он вам не нужен".

К сожалению, Ройс Гриффен едва дорос до официального минимума роста офицера полиции – пять футов шесть дюймов – и весил лишь сто сорок фунтов, иначе он набросился бы на Турка прямо в дежурке. Но остальные полицейские знали, что Ройс изничтожит любого, кто посмеет засмеяться. Лицо его стало почти таким же красным, как и его волосы.

– Кончай, – сказал он.

– Да, Ройси, – ответил Турк и удалился.

О Боже, до чего же он ненавидел эту работу! Если бы он все еще был женат, он, вернувшись домой, пожаловался бы, как его раздражают эти провонявшие мылом домохозяйки, как над ним издеваются, потому что он меньше всех ростом, и почему он делает работу, которую в других участках обычно выполняют женщины. Но жена оставила его после трех лет совместной жизни, безуспешно пытаясь прожить на зарплату полицейского. Ройс не обвинял ее, он и сам с собой развелся бы, если б мог.

Он получил эту работу из-за увеличения количества грабежей в последние три года, а убийства Стоуни Фрайдгуд и Эстер Гудолл показали, что работал он понапрасну. Два года он стучался в двери, представлялся и консультировал домовладельцев, как предотвратить ограбления. Он исследовал дверные замки, запоры на окнах, проверял сигнализацию, давал советы – все это доводило его до безумия. Дело в том, что, если вор захочет проникнуть в дом, он все равно туда проникнет. Не помогут ни мудреные дверные запоры, ни свирепый мастифф, ни ультразвуковые лучи, которые через регулярные интервалы времени пронизывают комнату. Сигнализация внезапно выходит из строя, собака крепко спит, а люди забывают запереть двери. Вся его жизнь была напрасной тратой сил. В любой из проверенных им домов с легкостью проникла бы даже девчонка из скаутского отряда.

За два года до этого он разделил город на квадраты, а потом каждый квадрат – еще на квадраты. Сейчас он находился в секции 3 третьего квадрата, которая располагалась в нижней части Гринбанка и включала Маунт-авеню и весь участок до Хиллхэвена. Обычно Ройс Гриффен был рад оказаться внутри шикарных домов, но сейчас, выполняя свою ненавистную работу, он чувствовал себя точно слуга – эти огромные дома с их изысканным убранством напоминали ему обо всем, чего он лишился, став офицером полиции. Со времени развода Ройс делил верхний этаж жилого дома неподалеку от стоянки трейлеров с еще одним разведенным полицейским.

Его вторым визитом этим утром был большой белый дом, выходящий на Грейвсенд-бич, который он видел уже несколько лет, не зная, кто там живет. Почтовый ящик тоже не давал ответа на этот вопрос – на нем была одна лишь цифра 5. Ройс въехал в ворота. Он даже и не представлял себе, какой большой участок окружал дом: он ехал словно по парку. Дорога петляла меж деревьев, потом свернула к дому над крутым обрывом.

Лужайка была заросшей, что для такого места выглядело нетипично. Должно быть, Бобби Фрица свалил грипп, подумал Ройс. Там и сям на фоне зелени сверкали желтые пятна одуванчиков.

Ройс подъехал к парадной двери, выбрался из своего патрульного автомобиля и позвонил. Он поправил кобуру, сдвинул фуражку на затылок и расправил плечи, чтобы казаться как можно выше. Начнем все снова, уныло подумал он.

Дверь открыла пожилая женщина в белой униформе. Она выглядела одновременно сердитой и расстроенной, и когда он внимательно поглядел на нее, то понял, что она плачет.

– Доброе утро, – сказал он. – Я – офицер Гриффен из хэмпстедской полиции. Хозяйка здесь?

– Пуфф! – сказала она. – Никакой хозяйки тут нет.

– Ну ладно. Моим особым поручением является предотвращение ограблений. Могу ли я отнять немного вашего времени и проверить замки, системы сигнализации и так далее, чтобы дать рекомендации по их улучшению? Здесь, в Хэмпстеде, как вы знаете, у нас в среднем происходит два ограбления в час. – Все это Ройс помнил наизусть и произносил не задумываясь. Он глядел не на экономку, или горничную, или кем там она была, но на дверной замок. Обычный йельский замок.

– Доктор, – сказала женщина, отворачиваясь от него, – это офицер полиции.

В глубине холла в дверях появился стройный человек в белом костюме. Он улыбался и был завораживающе красив.

Ройс постарался еще чуть-чуть выпрямиться.

– Да-да, Мюриэл, – сказал мужчина, подходя ближе, – мы должны провести офицера в дом. Дайте ему чашку кофе, пожалуйста.

– Нет, спасибо, сэр, – начал было Ройс, но домоправительница прервала его:

– Я всегда подавала кофе вашим гостям, доктор.

– Разумеется, Мюриэл, – сказал доктор. Он, улыбаясь, протянул Ройсу руку. – Приятно познакомиться, офицер.

Мюриэл исчезла в холле.

– Мне пришлось сказать ей, что я увольняю ее, – доверительно сообщил доктор. – Я скоро перестану заниматься своей практикой, так что мне необходимо будет сократить расходы. Я рассчитал даже садовника. – Он притронулся к локтю Ройса. – Но не забивайте себе этим голову, юноша.

Вы ведь пришли мне рассказать, как отпугнуть грабителей?

– Да, сэр. – Ройс показал на йельский замок и выдал свою заученную речь насчет дверных запоров и пружинных замков.

– Хороший замок – вот лучшая защита, – сказал он. – Мы можем осмотреть ваши окна и остальные двери, сэр?

– Прошу, – сказал доктор. Он проводил Ройса в гостиную, где были два окна с навесными крючками, и в кухню.

Дверь, выходящая во внутренний дворик, тоже запиралась на один простой замок. – Судя по тому, что я уже видел, – сказал Ройс, – в доме довольно много ценных вещей. Вы никогда не думали поменять дверные замки, сэр?

– Я живу здесь всю жизнь, – сказал доктор, – и знаю всех в городе. Никто не попытается проникнуть сюда, верно ведь?

Теперь он вел Ройса назад через столовую.

– О, здесь прекрасно, – сказал Ройс. Комната огромными окнами выходила на море, по воде скользили парусные яхты, а вдали в туманной дымке виднелся Лонг-Айленд. В самой комнате было футов сорок длины. Самый большой восточный ковер из всех, которые он видел, застилал пол, уставленный мебелью, роялем, растениями в кадках и скульптурами. Большая часть скульптур изображала женщин. Ройс склонился над маленькой статуей танцовщицы: "Дега". Звучало это очень дорого и очень по-французски. На противоположной стене висели картины и зеркало в причудливой раме, – Думаю, что многие грабители хотели бы попасть сюда, У вас есть сигнализация?

– О, однажды я пробовал наладить ее, – сказал доктор, но Ройс неожиданно начал с трудом различать его голос.

Что-то было не так – должно быть, он все-таки подхватил этот грипп. Казалось, что голос доктора уплывает чуть в сторону, как радиоволна. Красивая комната, в которой они стояли, неожиданно увеличилась до размеров авиационного ангара, свет потускнел, потом приобрел блестящий розовый оттенок. Неожиданно Ройс почувствовал, что ему трудно стоять – комната была такой большой, что грозила поглотить его.

Когда у него за спиной появилась Мюриэл с чашкой кофе, он безмолвно взял ее. Доктор все еще что-то говорил, но Ройс слышал лишь неразборчивый шум. Кофе вонял точно помои.

Он поглядел на стену, где висели залитые солнцем чужеземные пейзажи, и зеркало неожиданно начало мерцать и плавиться. По его поверхности пронеслась вспышка молнии.

Он был в зеркале. Он, рыжеголовый карлик. Рот у него кривился, глаза выпучились. Он был необычайно уродлив – тролль, вырядившийся в полицейскую форму.

– Так что в конце концов я решил ничего не предпринимать, – сказал доктор. – Я просто положился на порядочность остальных, но я запираю двери на ночь и включаю освещение во дворе.

– Да, – сказал Ройс. Ему нужно было выбраться из этого бесконечного, ужасного места. Его уродливое "я" в зеркале гримасничало в ответ и пролило на пол кофе из чашки. Доктор взял чашку из его руки и проводил до входной двери.

Как только они оказались в холле, Ройс услышал за дверью шепот десятка голосов, гудение миллионов мух.

Доктор сказал:

– Уверен, я воспользуюсь вашим предложением.

– Надеюсь, – Ройс безумно хотел убраться отсюда.

Доктор улыбнулся и закрыл парадную дверь.

На обратном пути Ройс чуть не врезался в дерево.

ДРК – разумное облако – быстро довело его до безумия.

Его чувства странно исказились: он слышал музыку, когда по радио были слышны одни лишь переговоры полицейских, он чувствовал тяжелый, душный запах, исходящий от его собственных ладоней, и он по-прежнему казался себе маленьким уродцем.

Его третий визит прошел нормально. Рот его сам произносил привычные фразы ("Выполняю специальное поручение, мисс, я советовал бы вам проверить то и это"), и он выбрался из дома, не испытывая никаких необычных ощущений.

Но в четвертом доме он потерял самообладание. Он сидел за складным столиком на террасе, а хозяйка дома сидела напротив, потягивая чай со льдом. Он знал, что это чай со льдом, потому что видел, как хозяйка доставала его из холодильника. Но тут реальность исказилась, он вновь почувствовал себя уродом, а у хорошенькой хозяйки волосы потускнели и растрепались. Он чувствовал запах виски, исходящий из чашки, зажатой в ее руке, и ощущал, что ноги у него упирались во что-то мягкое и жуткое – мертвое животное? Он увидел, что тыльная сторона рук миссис Кларк поросла густой темной шерстью.

– Простите, – сказал он, поняв, что остановился посредине фразы.

пропела миссис Кларк надтреснутым голосом.

Ройс заорал в панике и отвращении – он поглядел вниз и увидел, что пол на террасе был покрыт огромными мертвыми пауками размером с кошку. Миссис Кларк встала.

Спина у нее была сгорблена, губы отвисли, обнажая гнилые пеньки.

пела миссис Кларк. Она плеснула в пауков виски, и их жирные тельца задрожали. Вниз по стенам поползла коричневая слизь.

– Простите, – повторил Ройс. – Я паршиво себя чувствую. Лучше я пойду.

Огромный черный паук, которого миссис Кларк оживила при помощи виски, пополз к его ноге. Стены дома были слеплены из грязи и оползали вниз. Лицо миссис Кларк тоже сползло к подбородку – и она была сделана из грязи.

Ройс убежал – если бы он остался, его бы засосала серая трясина и он не выжил бы. Он помчался, огибая наружную стенку дома. Невидимая серая толпа хохотала над ним: над его страхом, его неуклюжестью. Наконец он обнаружил свой автомобиль и даже умудрился завести его. Он поехал по Маунт-авеню и свернул налево, на Бич-трэйл.

Поворачивая в панике на Пост-роад, он чуть не съехал в кювет. Воздух пожелтел, и огромный желтый паук размером с пикап полез из кювета к патрульной машине.

Ройс заорал, выкрутил руль и отправился назад, в полицейский участок.

Старое здание участка не изменилось – здесь с Ройсом ничего худшего, чем издевательства Турка, приключиться не могло. Он уселся в чистой крохотной дежурке и написал липовый рапорт о сегодняшних визитах. Он заполнил отчеты и, чтобы убить время, спустился вниз и расстрелял мишень в подвальном тире.

Потом опять пошел наверх, в дежурку.

– Эй, Ройс! – прокричал ему Бобо. – Встретил сегодня какую-нибудь красотку?

– То-то и дело, – пробормотал Ройс. Он вспомнил сползающее к подбородку лицо миссис Кларк.

– А выглядишь ты не таким уж распаленным, – заметил Бобо. – Ты что, подхватил этот грипп?

– Нет. Я в порядке.

– А, Ройси-Войси, – завел свою песню Турок. Он вошел в дежурку, воняя пивом, в рубашке, заляпанной кетчупом, – Позвольте, я позвоню в звоночек, леди. Разрешите, я нажму на кнопочку.

Ройс уставился на Турка и увидел труп, который уже три недели как разлагался. Тело избили то ли до, то ли после смерти, и от ран отставала гнилая, сморщенная кожа. Глаза были темно-коричневыми, а кожа со лба сползла, обнажив бесцветную кость.

– О Боже! – сказал Ройс. Он встал. Больше никто не видел, что Турок выглядит хоть сколько-нибудь необычно.

Значит, он сходит с ума.

– Расскажи нам, как ты сегодня повеселился, – сказало жуткое подобие Турка.

– Я ухожу отсюда, – сказал Ройс и пятнадцать минут просидел в своей машине, перед тем как включить зажигание. Этой ночью он не патрулировал Гринбанк, если честно, он вообще не работал. Он заехал в тупиковую аллею в районе Меррит-парка и просидел там в машине с закрытыми глазами. Он все еще видел миссис Кларк и все еще вспоминал о большом овальном зеркале в белом доме на Маунтавеню.

На следующее утро Ройс Гриффен пришел в полицейский участок рано. Он сидел в пустой комнате, пока не подошли остальные. Томми Турок появился явно после чудовищной попойки, он выглядел еще хуже, чем обычно, и вонял дешевым виски. Один глаз у него заплыл. На утреннем сборе, когда все собрались, Ройс с ужасом оглядывался вокруг: капитан и почти все полицейские тоже были мертвецами. У некоторых в их форменных рубашках зияли аккуратные пулевые отверстия, остальные, как и Турок, погибли от рубленых ран. После того как всех отпустили, Ройс заехал в знакомый тупик и, дрожа, отсидел там восемь часов.

Под конец смены он зашел в туалет в участке и заперся в кабинке. Похоже, что-то бродило внутри, и он еле-еле успел стащить штаны. Когда он присел над унитазом, жгучая боль немедленно сменилась облегчением. Но боль тут же возобновилась. Она была такая сильная, что он едва не заплакал.

Он поглядел вниз, на мошонку, которую жгло точно огнем, и завопил от ужаса: вся мошонка была покрыта красными, точно его волосы, крохотными пауками. Часть их шевелилась в унитазе, часть ползла в стороны. Он подхватил штаны, выскочил из туалета и с трудом заставил себя пройти по коридору не спеша.

Очутившись в своем патрульном автомобиле, Ройс запер все дверцы, потом вытащил из кобуры "смит-вессон". Ему пришлось удерживать револьвер обеими трясущимися руками. Он снял его с предохранителя, прошептал: "О Боже!", засунул дуло в рот и откинулся на переднем сиденье. Потом нажал курок, и содержимое его головы обрызгало спинку сиденья и потолок машины.

В пятницу утром братья Норманы возникли по обеим сторонам Табби, когда он вынимал книжки из своего шкафчика. Их не было в школе ни в среду, ни в четверг, и Табби надеялся, что Брюс уговорил Дики освободить его от роли грабителя. В конце концов, именно Брюс не настаивал, когда он отказался крушить свой собственный почтовый ящик, ведь верно?

Но от них по-прежнему исходил резкий запах насилия, а первые слова Брюса показали, что близнецы еще не отказались от своих планов насчет Табби.

– Думаешь, куда потратишь свою сотню, Табс?

Табби покачал головой.

– Табс, – выдохнул Дики.

– Мы подберем тебя завтра вечером, – сказал Брюс. – Около десяти. И не говори никому, куда ты собираешься и с кем, ясно?

– Я не хочу это делать, – сказал Табби.

– Ну конечно хочешь, – сказал Брюс. – А знаешь, что парни во Вьетнаме носят отрезанные уши как ожерелья?

Дики усмехнулся.

– Держись нас, Табс, – сказал Брюс. – Мы – друзья.

– Ага, – сказал Табби. – В десять.

Он пошлет сотню долларов Шерри и потом больше никогда не будет иметь дела с близнецами Норманами.

Спустя шесть часов в ту же пятницу Ричард Альби вешал новые занавески. Он отворил окно, и коричнево-золотистые полотнища легли складками до самого пола. Запах кошек миссис Сэйр в гостиной уже был трудноразличимым.

Еще одна хорошая уборка и проветривание – теперь, когда он избавился от старых ковров, – и кошачьи призраки исчезнут из дома.

Он услышал шаги Лауры, которая спускалась по лестнице, еще миг, и она отворила дверь в гостиную.

– Я еще раз вымою пол, – сказала она, – и отдохну немного. Как дела с окнами?

– Осталось одно. Еще работы минут на сорок. Когда закончишь свои дела, приходи, составишь мне компанию.

Несколькими минутами позже Лаура вновь заглянула в гостиную.

– Эй, Ричард, я вот тут думала…

– Да? – Он обернулся, оставив тяжелую ткань свешиваться с новой блестящей струны.

– Если ты действительно хочешь пойти в гости к этому старику, я не возражаю. Честно. Я просто уйду спать пораньше. – Она улыбнулась. – Только потому, что ты был таким милым и притворился, что тоже видишь этого кота.

– Я не притворялся.

Голова Лауры исчезла из дверного проема, и Ричард вернулся к работе. Он поплотнее натянул струну, так, чтобы она не прогибалась, подвигал занавеси взад-вперед, чтобы убедиться, что они легко ходят, и наконец, распределил и зафиксировал тяжелые складки. Он вновь подвигал занавески – все было в порядке. Еще три дня работы, и он приведет в порядок все окна в доме. В понедельник он и Лаура подпишут бумаги в конторе Юлика Бирна, и сердца юристов смогут биться спокойно.

Он нарочно старался не думать о Билли Бентли: этого просто не было.

Затем на миг, по непонятной причине, Ричард увидел, как на лужайке перед домом появляется кладбище, увидел, как раскрываются могилы и взлетают в воздух могильные плиты, увидел, как землю покрывают скелеты и обломки костей. Словно сама земля корчилась в муках саморазрушения, вышвыривая на поверхность камни, кости и тучи песка. Он покачал головой. О Боже! Билли Бентли, покойся в мире!

Потом он перешел к следующему окну. Руки у него дрожали.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ОСНОВАНИЕ