Глава 1

Вечер как вечер… Я приготовила ужин, проверила тетради, постирала по мелочи и уже укладывала спать Илюшку, когда с улицы примчался Олег.

– Мам, в выходные в Доме бизнеса «Атака клоунов»!!! Только два дня! Билеты от ста двадцати… Дашь?..

В такой ситуации можно действовать по-разному. Я делаю каменное лицо и отрицательно мотаю головой.

– Мам, ну почему? – Сын скроил жалобную мину.

– Илюшке ботинки новые нужны. Поэтому.

Глуховатый голос, отстраненные интонации делают свое дело: горделиво выпрямившись, парень выходит из комнаты.

Обиделся… Зато у него не будет опыта унижения, выпрашивания. До чего приходится изощряться… А были бы деньги! Так чтобы и на ботинки, и на клоунов, и старшему на карате!.. Я с досадой захлопнула «Сказки дядюшки Римуса» – Илюшка уже спал.

Тихо приоткрылась дверь, и на пороге снова показался Олег:

– Мам, Иза пришла, иди.

Иза живет в квартире напротив. Распорядок нашей жизни ей хорошо известен, поэтому она не звонит, а тихонько стучится – знает, что я укладываю маленького.

На кухонном столе красовались апельсины, коробка ассорти и вафельный торт «Причуда». Иза кивнула мне – каштановые, шелковистые волосы живописно рассыпались по плечам.

– Чайник ставь.

– Иза, ну что ты нам все тащишь?

– Больные принесли… Ты же знаешь, Сергей не любит. – Она засмеялась. – Да сами съедим!

Я резала торт, разливала чай, а Иза продолжала грудным, с хрипотцой голосом:

– Булыжная приходила. Девочке уже год. Помнишь Булыжную-то?

Булыжная первый раз вышла замуж в сорок и жаждала ребенка. Изу ей рекомендовали как классного врача-гинеколога.

– Девчонка хорошенькая, но на нее не похожа. Уже ходит вовсю, бегает… Но дело вообще-то не в этом. – Иза смолкла, закусила нижнюю губу.

Из бурного Изиного повествования я поняла главное. После декрета Булыжная, квалифицированный бухгалтер, устроилась в новую фирму – на старом месте ее обидели. Фирма не просто так – дочернее предприятие какой-то шведской компании, бумаги – в порядке, зарплата на уровне, к тому же шеф, зная, что у нее маленькая дочь, не заставлял отсиживать весь рабочий день: сделала дела – свободна. Они с шефом немного подружились. А недавно Булыжная заметила: начальник чем-то расстроен. Выяснилось, разбежался с подругой. Что там у них произошло, Булыжная не уточняла, зато усекла: на мужика навалились бытовые проблемы. Посоветовала нанять домработницу, но он только рукой махнул: как постороннего человека пускать в дом. Однако Булыжная взялась поискать среди знакомых.

– По-моему, Марин, тебе стоит попробовать. – Иза чуть сбавила тон, от этого ее слова прозвучали весомее.

– Что попробовать? – оторопела я.

– Ну да, да, тебя мучат интеллигентские комплексы: домработницей быть унизительно. Но в наше время унизительно сидеть без денег, ясно? Вот поднимешь мальчишек – живи в свое удовольствие, работай хоть в школе, хоть в поле… А пока… пока, Маринка, это твой шанс. Поняла?

Иза не советовала – она требовала, но я знала, что у нее есть на это право. С тех пор, как четыре года назад мой муж выехал на ПМЖ в Канаду, не было на земле человека, который сделал бы для меня больше, чем Иза.

«Я всегда подозревала, – причитала тогда моя мать, – что этим закончится! Бедные мальчики – сиротки!»

«Сама виновата. Нарожала детей как кошка. За мужчину надо всю жизнь бороться!» – поджала накрашенные губки свекровь, бывшая, кстати сказать, четвертый раз замужем.

«Ну и скотина!!! – выкрикивала подруга Милка. – Как таких земля-то носит?!»

И только Иза сумела найти нужные слова.

– Каждый должен прожить свою жизнь, Марина. И пронести по жизни свой крест. Спокойно, с достоинством.

– Но что же мне делать?!

– Иди работать. Илюшке скоро три, устроим его в хороший сад, в Посадском переулке. Там бассейн, все навороты. Заведующая к нам ходит, а недавно дочку привела. У тебя есть специальность, молодость, красота, нормальные здоровые дети, квартира в центре – что же еще?

Летом мы провели месяц на Изиной даче под Лобней. Осенью Иза сосватала мне двух частных учеников: подготовка в гимназию с почасовой долларовой оплатой. Это был существенный довесок к жалованью учительницы начальных классов. На Новый год притащила подарки: кроссовки для каждого члена семьи.

Некая торговая фирма по-дешевке распродавала выставочные экземпляры, а менеджер фирмы была Изиной пациенткой.

Иза, безусловно, желала мне только добра, но что-то мешало согласиться на ее предложение.

– Что же в школе сказать? – пробовала сопротивляться я. – До конца учебного года целых три месяца, у меня выпускной класс!..

– Скажи как есть: зарплаты хватает на карманные расходы, а чем кормить троих детей?.. Кстати, начинать надо срочно, поэтому сделаем тебе на две недели больничный, я уж об этом подумала. Живет он тут рядом. Все, звони.

И она сунула мне визитную карточку моего будущего хозяина – Давида Михайловича Амиранашвили.

; – Добрый вечер, я от Анастасии Сергеевны Булыжной по поводу работы.

– Когда подойдете? – равнодушно поинтересовался голос с грузинским акцентом.

На мое приветствие не ответили.

– Завтра около трех. Мне так удобно. – Я сделала ударение на последней фразе: нечего разговаривать со мной как с дешевой прислугой.

– Адрес знаете?

Услышав утвердительный ответ, собеседник тут же отключился. Ни здрасти, ни до свидания.

– Нет, Иза, никуда я не пойду! Это выше моих сил. – Я чуть не плакала, положив трубку.

– Все-таки попробуй. Отказаться никогда не поздно. – Иза уже не настаивала – глядела на меня грустно, с сочувствием. – Раз договорилась – сходи.

Только утром я спохватилась, что негоже идти к Амиранашвили в потасканной дубленке и за десять минут до выхода принялась судорожно рыться в шкафу. На глаза попалось пальто цвета топленого молока из шерстяного букле, купленное у Славы Зайцева на третий год замужества. Надевала я его редко, лишь когда ходила с мужем в театр или в гости, а после его отъезда вообще не доставала. Вид дорогой нарядной вещи моментально перенес в счастливое прошлое. К пальто прилагалась черная бархатная шляпка, но она где-то в коробке на антресолях. Не беда, повяжу цветной шифоновый шарф – прошлогодний подарок учеников. А вместо старых зимних сапог надену маленькие ботиночки, черные с малиновой отделкой, каблучок-рюмочка, тоже выставочный экземпляр.

Как всегда ранней весной, утром стоял мороз, и было страшно поскользнуться на обледенелом асфальте, но днем, когда я брела по бульвару от школы к дому Амиранашвили, пригрело солнышко. Высокое с легкими облачками небо весело голубело в подтаявших лужах. Я перешла дорогу, свернула в переулок около магазина «Табак» и не сразу узнала себя в эффектной нарядной блондинке, отраженной витриной.

Жизнь уже не представлялась такой печальной. В конце концов, Амиранашвили предлагает хорошие деньги. А не понравится… буду жить как жила.

Глава 2

Этот дом я помнила с детства. Давным-давно тут была маленькая молочная, где иногда продавали ванильные глазированные сырки. Потом помещение долго пустовало, а в новые времена здесь открылся модный салон красоты.

Фасад выкрасили в причудливый бежевато-сиреневый цвет. Я полюбовалась арочными окнами, живо припомнила тяжелую филенчатую дверь и запах подъезда – несколько раз я бывала в этом доме у одноклассников.

Дверь в парадном заменили на железную. Такую открыть легко – набери только нужные цифры. Без всякого сердечного трепета я нажала «53». Запищал домофон, долго не отвечали, наконец послышался щелчок замка.

Дверь в квартиру была приоткрыта. Амиранашвили не вышел мне навстречу, и я растерянно замешкалась в громадной темной прихожей.

– Зайдите, – раздалось вдруг откуда-то справа.

Пришлось идти на голос.

Хозяин сидел в глубоком кожаном кресле у окна. Я остановилась на пороге комнаты. Между нами возвышалась огромная двуспальная кровать с резным изголовьем, по голубому покрывалу переливались чайные розы.

– Приходить будете в семь. – Он бегло посмотрел в мою сторону и продолжал, глядя перед собой: – Завтрак горячий к половине девятого. Потом уборка, влажная каждый день, сантехника там и все такое. Постельное белье менять через день. В полчетвертого обед. Салаты, первое. Потом стирать, гладить. Если кто будет звонить – ответите, это обязательно. За продуктами будете ездить со списком и чеки представлять. Ужин мясной, плюс овощные салаты. Разнообразные. Две недели испытательный срок. На это время двести долларов, потом – как обещал.

Если бы теперь Амиранашвили подошел и ударил меня по лицу, я бы не удивилась и не расстроилась. Я бы восприняла это как последнюю формальность, завершающую процедуру. От обиды пылали щеки и не хватало дыхания. Но нужно было держать марку, а то он пожалуется Булыжной, а та набросится на Изку – кого ты прислала моему дорогому начальнику? Истеричку? Как посмела?!

Чтобы успокоиться, стала медленно натягивать перчатки. Щелкнула застежками – справилась с собой.

– Я поняла ваши условия. Всего хорошего, – проговорила медленно и двинулась к выходу, покачиваясь на каблуках.

Амиранашвили не издал ни звука. В гробовой тишине стучали мои каблуки. На неверных ногах я дотащилась до первого этажа и в изнеможении остановилась у подъезда…

В моей жизни было много такого, о чем я даже не позволяла себе вспоминать, и, наверное, этот эпизод – не самый страшный. Не страшный вообще. Просто недоразумение. Я пришла сюда, чтобы не огорчать Изу, ни на что не рассчитывая. И все же почему у судьбы не найдется для меня…

Я недодумала, что же такое должно найтись для меня у судьбы, – мимо, шурша фирменными пакетами и громко болтая, прошли мужчина и женщина. Женщина вдруг резко обернулась и шагнула ко мне:

– Стоит!.. И чего это она тут стоит?! Кого это она дожидается?

– Аня, – слабо улыбнулась я, узнав самую шебутную и веселую свою одноклассницу Аньку Вятскую.

– Я-то Аня. А вот ты кто? Ни на одной встрече одноклассников не была. Разведка донесла, что живешь по старому адресу, но не звонишь, не пишешь, не заходишь. Свинья вы, девушка.

От Аньки исходил умопомрачительный запах французских духов и дорогого коньяка.

– У нас, между прочим, сегодня радостное событие. Мы его слегка отметили и собираемся еще. И ты, дорогая, составь-ка нам компанию.

И властно взяв меня под руку, Анька направилась к подъезду.

Без единой здравой мысли я последовала за ней.

– Вы же не знакомы! – уже в лифте вспомнила Анька. – Марина, моя одноклассница, а это Макс.

Макс, сухощавый шатен лет сорока, в длиннополом сером пальто, гостеприимно распахнул двери Анькиной квартиры. Я шагнула в просторный холл. В сверкающем зеркале гигантского шкафа-купе отражались мозаичное окно, низкий стильный диван золотисто-розовых тонов, барная стойка с высокими табуретками, отделяющая нашпигованную техникой кухню от гостиной.

– Аня, как ты все переделала!..

– С тех пор, как ты здесь бывала, воды утекло немало… – Анька водрузила пакеты на стойку, вздохнула. – Макс, займись, пожалуйста, угощением.

…Папа умер десять лет назад. Через год мать замуж выскочила. Кажется, тогда только жить начала. Просто прикол. Похорошела, прям расцвела, а при отце ведь как ведьма ходила. Альфред, новый муж, – этнический немец. Скоро они укатили в Германию. Потом и нам прислали приглашение. Братцу там так понравилось, что он остался. Мать обрадовалась – она всегда его очень любила, больше меня, наверное.

Ты, может, помнишь, здесь была родительская спальня. Мы стену сломали – сделали холл. А там, – кивком Анька пригласила меня за собой, – смотри что. Узнаешь – бывшая Димкина комната?

Белая с золотом спальня утопала в закатном солнце. Анька присела у зеркала, достала альбом с фотографиями.

– Вот посмотри: мать, это они с мужем воркуют, вот Димка у себя в офисе, а это его дочка Кристина. – Она протянула фотографию кареглазой задумчивой девочки.

– Девочка! Всю жизнь мечтала.

– У тебя мальчик?

– Трое.

– Зачем так много? – удивилась Анька.

– Ну, двое – вроде надо так. А потом – девочку хотела.

– Теперь успокоилась?

– Жизнь успокоила. А у вас с Максом нет детей?

– Детей, Марина, рожают от мужей, а не от начальников. – Анька выразительно подняла бровь и спрятала фотографии в ящик. – И кстати, – затараторила она, желая сгладить неловкость, – позовем-ка заглянуть на огонек нашего шведского партнера. Тем более сегодняшними успехами мы обязаны именно ему. Наш шведский партнер, обхохочешься!.. И она схватила телефонную трубку:

– Дод, не поверишь, подписали!.. А вот так… Все, бегом обмывать. Ну что у тебя там еще? Кретин. Ладно, ждем. – Сейчас Дод сюда явится, – сообщила Анька Максу.

– В принципе с нас причитается. – Тот расставлял на стойке тарелки с закусками.

– Расскажи Марине про него!

– Его недавно любимая девушка бросила, – объявил Макс комически грустно.

– Ой, Сомов, ничего нормально рассказать не можешь! Прекрати, свое интеллигентничанье! Короче, он нанял домработницу – Таню с одних известных выселок. А та, не будь дурой, – Анька сделала круглые глаза, – прыг к нему в постель! То-то этот осел обрадовался. Шубку ей купил, на Канары свозил – все тридцать три стандартных удовольствия. Только однажды пришел домой Амиранашвили – Танито след простыл. А вместе с ней исчезли две тысячи баксов, диктофон и золотая цепь…

– Где стаканы под шампанское? – прервал повествование Макс.

– Под шампанское не стаканы, а фужеры! – Анька бодро распахнула застекленную дверцу кухонной полки, и в эту секунду в дверь позвонили.

Амиранашвили! Он долго здоровался за руку с Максом, сказал Аньке комплимент, поставил на стойку бутылку коньяка и вдруг заметил меня: закинув ногу на ногу, я безучастно курила в углу дивана. Он отвернулся, но через мгновение взглянул еще раз. Наверное, решил, что я ему пригрезилась. Как бы не так!

– Представь мне, пожалуйста, твоего гостя, Анюта, – жеманно протянула я.

– Извини, извини. – Анька выдерживала прикольный тон. – Это Дод. Наш сосед, партнер и просто приятель. А Марина – самая очаровательная девочка моего класса, которой, между прочим, предрекали блистательную карьеру певицы, но она избрала поприще педагога. Я правильно говорю?

– Правильно.

– Тогда – за дам! Нам все равно за что пить, а им приятно, – предложил тост Макс.

Смеясь, мы пили шампанское. Я чувствовала легкость и давно забытый азарт, и все-таки нервное напряжение дня то и дело подступало к глазам непрошеными слезами. Хорошо еще, что шел разговор о подписанной сегодня удачной сделке – и ко мне почти не обращались. Украдкой я рассматривала Дода. Крупный, с густыми темными волосами, очень сдержанный. Зашел к соседям, выпить – нацепил белую рубашку. Чудак.

Где-то зазвучала мелодия сотового. Макс дернулся, но усидел под Анькиным взглядом. Сотовый все звонил и звонил.

– Ну, подойди. – Анька печально опустила уголки рта.

– …На работе, где ж мне быть, – бодро докладывал Макс по телефону, одной рукой прижимая трубку к уху, другой открывая дверь в кабинет.

Анька ничтоже сумняшеся отправилась за ним.

– Почему вы игнорируете фрукты? – спросил Дод, когда мы остались вдвоем.

Ну и вопрос! Стало жаль мужика. Тем более если учесть некрасивое поведение Тани. Захотелось сказать что-нибудь примиряющее с жизнью.

– Фрукты я не ем, потому что переела их в детстве. И можно один совет? Не унывайте. Каждый должен прожить свою жизнь и пронести по жизни свой крест спокойно и с достоинством, – отчеканив эту тираду, я почувствовала, что сейчас разрыдаюсь. Совсем отвыкла от шампанского, не говоря уж о коньяке.

– Вы так уверенно говорите – знаете из собственного опыта?

Я молчала. Мой срывающийся голос будет ему чересчур роскошным подарком.

Дод прошелся по комнате от стойки до дивана и неожиданно присел рядом со мной. Спросил:

– Хочешь, я буду заботиться о тебе? Этого мне только не хватало! Внезапно я ощутила невыносимую усталость и скуку. Коньяк и шампанское закончились тяжестью в затылке, а сознание сделалось серо-будничным. Сидишь тут, как в сказке, за готическим, мозаичным окном, слушаешь разные глупости, а дома дети, в сумке тетради, и вообще «жизнь невозможно повернуть назад». Пора. Я поднялась и молча пошла к выходу.

– Вы что, обиделись? – Амиранашвили сменил интимный тон на обычный, деревянный.

– Просто меня ждут. Поздно уже.

– Я отвезу вас.

– У меня муж ревнивый. Амиранашвили недоверчиво хмыкнул. Услышав возню у входной двери, Анька выглянула из кабинета. Она явно была расстроена.

– А вы, я смотрю, поладили. Ну, совет да любовь. Мариш, будь осторожна!

Улица обдала морозной свежестью. На темном небе холодно белели звезды. Поддерживая меня под локоть, Амиранашвили зашагал к навороченной иномарке.

Приветственно пропела сигнализация.

– Мне нужно еще в магазин, – сказала я без всякого выражения, – не хотела изображать благодарность, не хотела нравиться.

Через час, обвешанная такими же пакетами, какие видела днем у Аньки, я возвращалась домой. Амиранашвили невозмутимо накупал продукты на свой вкус: охлажденное мясо, сыр, рыбу, минералку без газа, какие-то приправы, экзотические фрукты.

– Это вы нам коньяк покупаете? – расхохоталась я, представив себя распивающей коньяк с сыновьями на кухне. – Лучше пирожных возьмите.

– Пригодится, – глухо ответил он.

…За дверью слышался смех мальчишек. Его прервала короткая реплика моей матери:

– Вот, оказывается, где ты пропадаешь! – Она осуждающе, но и с интересом смотрела на Дода.

– Давайте продукты, и всего доброго… Спасибо, – немного подумав, прибавила я, сваливая пакеты на пол прихожей.

Щелкнул дверной замок, но отдыха в ближайшие два часа не предвиделось. Сейчас начнется разбирательство.

– Марина, – мама укоризненно качала головой, – что же ты гуляешь, а дети одни сидят, голодные?

– Почему голодные? Я им все оставила.

– Так это на обед, а сейчас время ужина. Позвонила бы, я же понимаю: молодая, погулять хочется…

Сыновья заинтересованно слушали бабушку.

– Я не гуляла, мам. Подвернулась одна работа: срочно набрать документы на компьютере. Клиент остался доволен – и вот мне премия. – Я кивнула на гору пакетов. – Разбирайте, мальчики.

Те, довольные, поспешили на кухню.

– Это ты им говори, – вздохнула мать. – А я видела, как он на тебя смотрел. И пальто ты это зачем достала? Эх, да что там…

фруктами распорядился старший сын: довольно ловко почистил киви, красиво нарезал ананас.

– Так, это мелкому, а ты, Алик, куда лезешь? Руки-то попридержи, уже кусок слопал.

Мы с мамой пили чай с пирожными.

– Я вам обед сварила. Из куска мяса и первое, и второе. Надо готовить, Марина, а вы все кусочничаете.

Моя мама тоже учительница. Она никогда не кричит на меня – только делает длинные монотонные наставления. Но сегодня все, в общем, сошло удачно.

– Этот класс доведу, и все, больше работать не буду. Хватит с меня. С двадцати лет преподаю, сорок лет почти что. – Мама решила, что на этот раз воспитательной работы достаточно, и заговорила о своем: – Ой, забыла совсем, знаешь, что я к тебе среди недели сорвалась? Мне наш родительский комитет к Восьмому марта подарок преподнес. Угадай какой?! Двуспальный комплект постельного белья. Дорогущий, наверно. С шитьем, простыня на резинке. Держи! – Она метнулась в комнату. – Вот привезла, думала тебя порадовать. Может, пригодится когда, – продолжала суетиться мать.

Белье было бледно-лиловым, красивым, прохладным. Я уже отвыкла от подобных вещей. Решила подарить его Изе и успокоилась.

Скоро мать засобиралась.

– Десятый час, пока доеду до Медведкова, одиннадцатый будет. Идти страшно. Хотя с меня и взять нечего. – Мама застегнула серенькое пальто с лисьем воротником, купленное в незапамятные времена в фирменном магазине «Салют». – Никогда не привыкну к этому Медведкову, – бормотала она уже у лифта.

В Медведково мама попала в результате родственного обмена с моим мужем. Оставила нам просторную квартиру на бульварах, сама поехала в хрущобу…

– Подожди! – Я остановила ее в открывшихся дверях лифта, бросила в сумку нектарин и авокадо.

– Зачем это?! – Но лифт уже разлучил нас. Растревоженная, я поплелась в квартиру.

– Ну теперь, мать, колись, где была? – Старший сын, четырнадцатилетний Денис, последовал за мной на кухню и, плотно закрыв дверь, уселся напротив.

– Я же объяснила.

– Это ты бабушке объяснила, я ее огорчать не хотел. Мы-то с Олешкой вчера про домработницу слышали.

– Как слышали?

– Обыкновенно. Ушами.

– И что?

– Мы лучше сами работать пойдем.

– Куда?

– Мало ли!..

– Ты лучше двойки по истории исправь, а это не твоего ума дело.

– Кто это был? Твой новый хахаль?

– А ты знаешь старого? – От обиды кровь бросилась мне в лицо.

– Стыдно мать, русская баба, москвичка, и снюхалась с таким… – Он брезгливо причмокнул. – Просто хоть скином становись.

– Ни с кем я не снюхалась, Денька. Просто зашла к подружке, там ее знакомый сидел, она его попросила меня отвезти.

– Ты же в домработницы ходила наниматься…

– Так это в одном доме.

– А с домработницей что?

– Ничего. Не договорилась.

– Yes! – Денис дернулся на табуретке – современная форма выражения восторга.

Помолчали.

– А за жратву кто заплатил? Небось это целая твоя зарплата!

– Он заплатил, Денис.

– То-то ты вчера даже на клоунов Альке не дала.

– Ну а теперь точно дам. Продуктов-то надолго хватит. А ты хочешь на клоунов?

– Не на клоунов. Дай просто так сто пятьдесят рэ.

– Зачем ? – насторожилась я.

– Дашке подарок на Восьмое марта куплю. Она мне на Двадцать третье февраля крутой диск подарила. Неудобно.

– Кто это Дашка?

– Соколова.

И, не желая развивать тему Дашки Соколовой, сын поспешил удалиться.

Глава 3

На перемене между третьим и четвертым уроками ко мне в класс зашла директриса, надушенная и разряженная, как на бал.

– Вы ведь участвовали в прошлом году в конкурсе «Учитель года»? И даже диплом какой-то получили?

– За кабинет, – ответила я односложно.

Со вчерашнего дня у меня появилась манера держаться независимо. Спасибо Амиранашвили.

Директриса обвела класс медленным взглядом, похлопала накладными ресницами. Ни «хорошо», ни «плохо» не сказала.

– В апреле дадите открытый урок на город Лучше по словесности.

– Прекрасно, – обрадовалась я, – там как раз Ахматова по программе «Мужество».

– Мужество, патриотизм… это сейчас не очень в моде. Сделайте лучше урок о весне, – посоветовала прекрасная дама.

И в этот момент меня позвали к телефону.

– Все хорошо, Маришка? – зазвенел в трубке Анькин голос.

– Нормально. А у вас?

– А у нас беда. Дод уж три раза приходил: телефон-телефон. Я говорю: не могу дать без ее разрешения. – Позвони-позвони. Я уж тебя на работе разыскала. Как вы с ним вчера-то?

– Никак. И вообще, Анька, не до того мне.

– Понял. Скажу: Додик, от винта. Ну, целую, звони.

После уроков я отправилась в библиотеку, потом на частное занятие. Возвращалась домой в сумерках, перебирала в памяти вчерашнее… Анька не дала Доду мой телефон, и теперь все… У Булыжной он вряд ли спросит… Меня обгоняли пары, спешившие от метро «Чистые пруды» к «Современнику», зажигали фонари, пахло весной. Март, хотя и весенний месяц, но как зимний, а в апреле уже настоящая весна. В апреле у меня открытый урок. Мужество не в моде… А что, интересно, в моде, голубизна? Ладно, раз не в моде, будем говорить о весне… Где-то была хорошая книга про Тютчева – в шкафу или на антресолях, а, вспомнила– у детей… Точно!

Свет горел в двух окнах: на кухне "и в детской. Денька, наверно, играет на компьютере, а Илюшка на кухне рисует акварелью… Раскапризничается, не захочет краски убирать, а время ужинать – скоро семь. Привычным движением я повернула ключ в замке. В прихожую вышел чем-то смущенный Денис.

– Привет, мам. А у нас гости.

– Какие гости? Даша Соколова?

– Нет, не Даша. Угадай с трех раз.

– Знаю, Иза.

– Иза на этой неделе вечером работает.

– Бабушка?

– Мимо.

Я прошла на кухню и остолбенела. Положив локти на стол и слегка опустив голову, у меня на кухне сидел… Амиранашвили. А перед ним стоял стакан минералки без газа.

– У вас редкий дар: появляться в ненужное время в ненужном месте.

– Посмотри, что Давид Михайлович тебе принес. – Денис внес огромный букет темно-бордовых роз.

Цветы были воткнуты в безобразной формы хрустальную вазу, подаренную мне когда-то свекровью. Видела бы она!

– Давид Михайлович?! Да вы, я смотрю, подружились.

– Марина, я так рад вас видеть. – Дод поднялся, положил руку мне на плечо.

Я почему-то ничего не ответила.

Ужинали жареной осетриной и фруктами из вчерашних запасов. Я поставила на стол французский коньяк, а Дод принес еще сухого вина и налил детям. Объяснил: так принято в Грузии.

– А вы тоже пили вино, когда были маленьким? – не поверил семилетний Илюшка.

– Да, пил, как все.

– А что вы еще в детстве делали?

– В школе учился, в футбол играл. Потом в университет поступил.

– В московский?

– В тбилисский.

– А в футбол вы хорошо играете?

– Давно не играл. Теперь больше в теннис.

– Я в теннис не умею. Могу чуть-чуть только в настольный. Поучите меня?

– Не проблема.

– Давид Михайлович, а вы… это… на каком факультете учились? На экономическом?

– На химическом.

– А у меня по химии тройка.

– Да ты у нас воще… двоечник!

– Ща договоришься!

– Мам, скажи ему!

– Химия трудная.

– Давид Михайлович, а вы дрались в детстве?

– Дрался. – И Дод загнул увлекательную историю, его роль в которой была вполне симпатичной. Я маленькими глоточками пила коньяк, потом начала убирать со стола. Дети отправились в комнату, оттуда послышался звук телевизора.

Дод закурил, открыл форточку.

– Дурная привычка, никак не могу избавиться.

– На что вы рассчитывали, когда шли сюда?

– На встречу с ревнивым мужем. Ничего ответил, грамотно. Но мне уже не хотелось обострять. Все-таки приятно, когда о тебе заботятся!

– А чем занимается ваша фирма? – Я решила переменить тему.

– Лекарствами.

– Производством или продажей?

– Это не совсем простой вопрос. По статусу мы дилерская компания… Вообще, Марина, зачем вам это? Лучше расскажите мне о себе.

Наверное, хочет услышать, как меня с тремя детьми муж бросил.

– Ну кое-что вы и без меня знаете…

– Да, я, честно признаться, интересовался.

– А кое-что сами заметили. Он задумался.

– Вы немногословны, легкоранимы, но держите себя в руках… И замечательно готовите. Вообще, вы необыкновенная женщина, Марина. И такая красивая!

– Да? – Я улыбнулась, поощрительно глядя на него.

– Когда мы узнаем друг друга лучше… – W вдруг он резко оборвал себя, шагнул ко мне, обнял.

– Поедем ко мне, Марина…

В хрипловатом шепоте я услышала тоску и нежность. Кухня, накренившись, поплыла у меня перед глазами.

– Потом, Давид…– выговорила я, собрав остаток сил. – Давай я тебе наш телефон запишу, или ты уже знаешь?

– Я хотел, чтобы ты сама…

После чая Давидом завладели дети. В приоткрытую дверь детской я видела его то сидящим у компьютера, то склонившимся над книгой. В половине одиннадцатого ему позвонили на сотовый, и Амиранашвили стал прощаться.

– Я с вами. – Денис поспешно накинул куртку.

Едва за ними захлопнулись двери лифта, как на пороге своей квартиры возникла Иза.

– Марина, кто это?

– Амиранашвили.

– Ты что, с ним спишь?

Меня поразило ее лицо, тревожное и печальное.

– Нет, что ты…

Просто удивительно, как все блюдут мою нравственность!

Насколько смогла ясно, я изложила Изе события последних двух дней. Она задумалась.

– Да, история. Если б не знала тебя, сказала: выдумки какие-то. Или ты все-таки чего-то недоговариваешь? А я его вчера в подъезде встретила. С работы шла, столкнулись нос к носу. Мне он, знаешь, не понравился.

– Чем же это?

– Он какой-то, – Иза прищурилась, подбирая точное слово, – потребитель, что ли…

– Так с меня и взять-то нечего, – рассмеялась я.

– Не в этом дело, любой мужик – потребитель, это их природа. Но этот особенный – требовательный, жесткий и очень непростой, Марина. Трудно тебе с ним будет.

Мне вспомнилась тоска, звучавшая в голосе Амиранашвили. Может быть, обнимая меня, он хотел забыть Таню… И куда это он так заспешил?

Вернувшийся Денис будто светился изнутри. – Классный мужик, ма. И тащится от тебя.

– Значит, не станешь записываться в скины?

– Не, я серьезно. Он мне так химию объяснил! Жучка двадцать раз повторила – ничего не понятно, а он в шесть сек!

– Слушай, а почему ты его к нам пустил?

– Я не пустил – мы сначала на лестнице разговаривали.

– И что ж он тебе такое сказал?

– Секрет фирмы! А ты видела, какая у него тачка?

– Какая?

– Последняя модель «БМВ»! Нефигово.

Глава 4

По-моему, предпраздничные дни лучше самих праздников. Уроков в школе почти нет: в класс постоянно заглядывают поздравляющие, а разленившиеся ученики просят: «Расскажите просто так что-нибудь интересное». После трех-четырех таких уроков мы собираемся у завуча выпить шампанского. Восьмое марта – праздник, любимый в народе. Все оживлены, на душе легко и радостно.