Несколько секунд я лишь моргал, тупо глядя на него, а потом взревел:

– Неужели эта мерзкая, гнусная болтовня была всего лишь тестом? Да какой извращённый ублюдок мог такое придумать?!

– Я согласен, что по моей вине вы испытали чрезвычайно неприятные ощущения, и ещё раз прошу прощения. Я всего лишь исполняю свои обязанности и ничего больше.

– Боже мой! – пробормотал я. – Вы хотя бы представляете себе, насколько я был близок к тому, чтобы сломать вашу поганую шею?

– Если говорить честно, то да, – ответил мужчина совершенно спокойным, ровным голосом, по которому нетрудно было заключить, что он на самом деле все понимал. – Моя ЭЗК, отслеживавшая ваши сознательные и подсознательные реакции, подала звуковой сигнал как раз перед тем, как вы готовы были прибегнуть к насилию. Но я и без неё держал всё под контролем. Ведь я постоянно этим занимаюсь и знаю, чего следует ожидать.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы отойти от приступа гнева.

– И такое вы проделываете с каждым новичком? – изумился я. – Как же получилось, что вы все ещё живы?

– Я понимаю ваш вопрос. Видите ли, меня выбрали для этого задания ещё и из-за внешности – мало кто из обследуемых сомневается в том, что способен в любой момент разделаться со мной. Я исполняю роль мелкого поганца и приманки. На самом-то деле я способен утихомирить каждого испытуемого, если он поведёт себя по-настоящему агрессивно. Хотя обычно такой необходимости не возникает. Как я вам уже сказал, у меня большой опыт.

– Не слишком хорошая у вас работа, – заметил я. Мне наконец удалось вернуться к рациональному взгляду на мир.

– Согласен, это грязная работа, но кто-то же должен её выполнять, – объяснил колониальщик. – К тому же я нахожу её небезынтересной. У каждого новобранца есть пунктик, заставляющий его или её завестись с полоборота. Моя работа чрезвычайно утомительная и непростая. И далеко не каждый человек для неё годится.

– Готов держать пари, что вы не пользуетесь популярностью в барах. – Я усмехнулся.

– Если говорить честно, меня обычно считают душой компании. Естественно, когда я не довожу совершенно сознательно людей до белого каления, как только что поступил с вами. Что ж, мистер Перри, наша с вами работа закончена. Так что будьте любезны пройти через дверь, что справа от вас, и приступить к следующей процедуре.

– Надеюсь, там меня не доведут до головокружения или чего-нибудь похуже?

– Голова у вас закружиться, пожалуй, может, – ответил колониальщик, – но виноваты в этом будете только вы сами. А мы всего лишь проводим психофизиологические тесты.

Я шагнул к двери, но тут же остановился.

– Я понимаю, что вы всего лишь выполняете свои обязанности, но мне всё же хочется, чтобы вы знали. Моя жена была замечательным человеком. Она заслуживает лучшего, чем такое вот циничное использование.

– Я знаю это, мистер Перри, – заверил психолог-провокатор. – Я знаю это совершенно точно.

В следующем помещении чрезвычайно хорошенькая молодая леди, которая почему-то оказалась совершенно голой, попросила меня рассказать ей всё, что мне удастся вспомнить о том, как праздновали мой седьмой день рождения.

– Не могу поверить, что они показали нам этот фильм перед обедом, – возмущалась Джесси.

– На самом деле это было не перед обедом, – ответил Томас. – Мультфильм про «Баггса Банни» мы посмотрели уже после еды. Но, так или иначе, это было не так уж плохо.

– Конечно, мистер доктор, может быть, у вас кинофильм о том, как хирурги копаются в кишках, и не вызывает отвращения, но всем остальным он доставил крайне мало удовольствия, – состроила недовольную гримаску Джесси.

– Должен ли я сделать из ваших слов вывод, что вы не станете есть эти рёбрышки? – осведомился Томас, для большей убедительности занося вилку над её тарелкой.

– Кому-нибудь пришлось рассказывать голой женщине подробности о своём детстве? – поинтересовался я.

– У меня был мужчина, – ответила Сьюзен.

– Женщина, – подал голос Гарри.

– Мужчина, – отозвалась Джесси.

– Женщина, – сообщил Томас.

– Мужчина, – заявил Алан. Все посмотрели на него.

– А что? – удивился Алан. – Я гей.

– И какой же в этом смысл? – Моему недоумению не было конца. – Я имею в виду, не в том, что Алан – гей, а в беседе с голым человеком.

– Благодарю, – сухо отозвался Алан.

– Они пытались спровоцировать непосредственные реакции, только и всего, – уверенно заявил Гарри. – Все сегодняшние тесты касались первичных умственных или эмоциональных реакций, на которых, в свою очередь, базируются более сложные и тонкие эмоции, равно как и интеллектуальные способности. Они лишь пытаются выяснить, каким образом мы спонтанно думаем и поступаем. Голый человек, несомненно, должен был спровоцировать какие-то сексуальные отклики.

– Но ради чего было устроено это интервью насчёт детства? – допытывался я.

Гарри пожал плечами.

– Разве может быть нормальный секс без хотя бы лёгкого чувства вины?

– Не знаю, как вас, а меня этот парень совершенно вывел из себя, – сообщил Томас. – Клянусь, ещё немного – и я размозжил бы ему башку. Представляете, он заявил, что «Кабз» ещё два века не выиграют ни одного чемпионата мировой серии, а потом и вовсе вылетят в малую лигу!

– По-моему, это вполне обоснованный прогноз, – заявила Сьюзен.

– Только вы-то не начинайте, – взмолился Томас. – Люди, уж мне-то вы можете поверить: ставьте на «Кабз» и точно не прогадаете.

Если весь первый день был отведён для подвигов на интеллектуальной ниве, то второй посвятили испытанию силы или её отсутствия.

– Вот вам мяч, – сказал один из колониальщиков. Пните его посильнее.

Я пнул. Затем мне позволили отправиться дальше.

Я словно прогуливался по небольшому стадиону. Сначала меня попросили немного пробежать, потом сделать несколько гимнастических упражнений. Я сыграл в видеоигру, выстрелил в висевшую на стене мишень из светового ружья. Наконец, я поплавал. Это мне понравилось больше всего: я всегда любил плавать, лишь бы не погружать голову под воду. На пару часов меня оставили в комнате отдыха, где находилось ещё несколько дюжин человек. Я сгонял партию на бильярде. Поиграл в пинг-понг. Да простит меня Господь, но я поиграл даже в шаффлборд[3].

Ни одно из этих занятий не вышибло из меня даже капли пота.

– Что это за дурацкая такая армия, чёрт возьми? – спросил я у «Старых пердунов» за ленчем.

– В этом гораздо больше смысла, чем можно предположить, – ответил, естественно, Гарри. – Вчера они изучали устройство наших мыслительной и эмоциональной сфер. Сегодня мы двигаемся без остановки. И мне снова кажется, что они интересуются той базой, на которой основывается сложная двигательная активность.

– Никогда не думал, что пинг-понг можно отнести к сложной физической активности, – огрызнулся я, поскольку не мог до конца понять, шутит он или говорит серьёзно.

– Координация между зрением и двигательной мускулатурой, – пояснил Гарри. – Расчёт времени. Точность.

– Конечно, никто не знает заранее, когда ему придётся отбить летящую в него гранату, – вставил Алан.

– Совершенно верно, – согласился Гарри. – Кстати, а чего вы хотели? Чтобы нас заставили бежать марафон? Да мы все попадали бы замертво ещё до конца первой мили.

– Не судите о других по себе, слабак! – возмутился Томас.

– Мне сообщили уточнённые данные, – произнёс Гарри голосом телекомментатора. – Наш друг Томас успеет до разрыва сердца пробежать почти шесть миль. Если только его раньше не скрутят судороги от переедания.

– Не говорите глупостей, – все так же энергично запротестовал Томас. – Всем известно, что перед забегом нужно как следует запастись энергией, а для этого лучше всего подходят углеводы. Вот потому-то я и схожу за порцией феттучини[4].

– Но ведь вам не нужно бежать марафон, Томас, – окликнула его Сьюзен.

– День ещё не кончился, – возразил тот.

– Что касается меня, – сказала Джесси, – то мой график исчерпан. И до конца дня у меня ничего не запланировано. А на завтра записано: «Завершающие физические усовершенствования» с шести до двенадцати и общее собрание новобранцев в двадцать ноль-ноль, после обеда.

– И у меня до завтра тоже ничего не предусмотрено, – ответил я.

Быстрого взгляда на соседей по столу хватило, чтобы понять, что их сегодняшняя программа тоже завершена.

– Как же мы будем развлекаться?

– Можно поиграть в шаффлборд, – предложила Сьюзен.

– У меня идея получше, – заявил Гарри. – У кого-нибудь уже есть планы на пятнадцать часов?

Все покачали головами.

– Вот и чудненько, – сказал Гарри. – В таком случае встретимся здесь же. Я предлагаю «Старым пердунам» совершить небольшую экскурсию.

– А нам можно здесь находиться? – насторожённо спросила Джесси.

– Конечно, – успокоил её Гарри. – Почему бы и нет? А хотя бы и нельзя, что они с нами сделают? Мы же ещё не военные. Нас даже нельзя отдать под трибунал.

– Верно. Зато, вероятно, можно выбросить в космос через воздушный шлюз, – предположила Джесси.

– Не говорите глупостей, – возмутился Гарри. – Поступить так означало бы потратить зря огромное количество хорошего воздуха.

Гарри привёл нас на обсервационную палубу в колониальной части корабля. Действительно, хотя никто не запрещал нам заходить на территорию колониальщиков, но никто ни разу и не сказал, что мы можем здесь бывать. Сейчас мы всемером стояли на безлюдной палубе и были заметны, как кучка школьников средних классов на закрытом просмотре порнофильма. Такими мы в некотором смысле и являлись.

– Во время наших сегодняшних спортивных развлечений я перекинулся несколькими словами с одним из колониальных деятелей, – поведал Гарри, – и он, между прочим, сказал, что «Генри Гудзон» совершит скачок сегодня в пятнадцать тридцать пять. Я прикинул, что, скорее всего, никто из нас никогда не видел, что же именно представляет собой скачок, и спросил его, куда можно было бы пойти, чтобы все хорошо посмотреть. Он посоветовал прийти сюда. Ну вот мы здесь. И, – Гарри посмотрел на свою ЭЗК, – у нас остаётся ещё четыре минуты.

– Простите, – сконфузился Томас. – Я совершенно не собирался никого задерживать. Феттучини было превосходным, но мой кишечник не смог справиться с ним с одного раза.

– Прошу вас, Томас, впредь постарайтесь не обременять нас подобной информацией, – взмолилась Сьюзен. – Мы всё же не настолько близко знакомы.

– Да, но как же ещё мы сможем познакомиться поближе?

Никто не удосужился ему ответить.

– Кто-нибудь знает, где мы находимся в данный момент? Я имею в виду, в какой части пространства? – спросил я через несколько секунд молчания.

– Все ещё в Солнечной системе, – ответил Алан и указал в окно. – Это совершенно точно, потому что мы видим знакомые созвездия. Вот, смотрите, это Орион. Если бы мы переместились на достаточно заметное расстояние, звезды изменили бы своё относительное положение в небе. Созвездия изменили бы свои очертания или же вообще изменились бы до неузнаваемости.

– А куда мы должны скакнуть? – поинтересовалась Джесси.

– В систему Феникса, – ответил Алан. – Но вам это ничего не скажет, потому что Феникс – это название даже не звезды, а планеты. Существует созвездие Феникс, мы его сейчас видим, вот оно, – он показал кучку звёзд за окном, – но планета Феникс не имеет отношения ни к одной из звёзд этого созвездия. Если я правильно помню, она вообще находится в созвездии Волка, это намного севернее, – он указал на другой, не столь яркий участок неба, – но нужную звезду мы отсюда не увидим.

– Вы так хорошо знаете созвездия, – восхитилась Джесси.

– Благодарю, – наклонил голову Алан. – В молодости я даже хотел стать астрономом, но слишком уж мало им платят. Поэтому я решил стать физиком-теоретиком.

– А что, выдумывание новых элементарных частиц приносит хорошие деньги? – удивился Томас.

– Конечно нет, – признался Алан. – Но я разработал теорию, позволившую компании, в которой я трудился, создать новую систему энергосбережения для военно-морских судов. У нас для поощрения сотрудников практиковался принцип разделения прибылей, и мне достался один процент. Чтобы было понятнее – намного больше денег, чем я смог израсходовать в течение жизни. А я, можете мне поверить, очень старался.

– Наверно, хорошо быть богатым, – мечтательно произнесла Сьюзен.

– Это было не так уж плохо, – признался Алан. – Конечно, теперь я уже не богат. Когда подписываешь контракт, теряешь все. И не только деньги, но и всё остальное. Примерно через минуту станет ясно, что все усилия, которые я в своё время потратил на запоминание созвездий, окажутся напрасными. Там, куда мы направляемся, нет ни Ориона, ни Малой Медведицы, ни Кассиопеи. Это может показаться глупым, но не исключено, что созвездий мне будет не хватать гораздо сильнее, чем денег. Деньги, в общем-то, можно сделать всегда. Но сюда мы уже больше никогда не вернёмся. Так что я в последний раз вижу этих моих старых друзей.

Сьюзен шагнула вперёд и взяла Алана под руку. Гарри, насупившись, смотрел на экран своей ЭЗК.

– Ну вот, сейчас, – сказал он и начал обратный отсчёт. Когда он дошёл до «один», мы все уставились в окно.

В событии не было ровно никакого драматизма. Только что мы смотрели на одно звёздное небо, в следующую секунду – на другое. Стоило моргнуть – и ты не заметил бы самого момента изменения. И всё же сразу было видно, что это чужое небо. Ни у кого из нас, естественно, не было глубоких познаний Алана по части созвездий, но большинство способно найти в звёздной толчее хотя бы пояс Ориона и ковш Большой Медведицы. И вот их больше не было – различие, возможно, эфемерное, но при этом весьма существенное. Я оглянулся на Алана. Он стоял, застыв как столб, под руку со Сьюзен.

– Мы поворачиваем, – заметил Томас. Всё ясно видели, как звезды начали смещаться против часовой стрелки, а это означало, что «Генри Гудзон» изменил курс. Внезапно над нами показалась синяя громадина планеты Феникс. А над нею (или под нею, если глядеть нашими глазами) находилась космическая станция, настолько большая, настолько массивная и настолько деятельная, что мы уставились на неё как зачарованные.

В конце концов молчание было нарушено. Ко всеобщему удивлению, это оказалась Мэгги.

– На это стоит посмотреть, – сказала она. Все повернулись к ней, и Мэгги смутилась.

– Я вовсе не немая, – сказала она. – Я просто не люблю много говорить. Но это заслуживает хоть какого-то комментария.

– Да, это не шутки, – согласился Томас, вновь переведя взгляд на космическое сооружение. Рядом с этой штукой колониальная станция кажется жалкой, словно лужица блевотины.

– Сколько кораблей вы видите? – спросила меня Джесси.

– Не знаю, – ответил я. – Десятки. Может быть, даже сотни – не хочу считать. Я даже не думал, что такое количество звездолётов вообще может существовать.

– Если кто-нибудь из нас всё ещё считает Землю центром человеческой вселенной, – сказал Гарри, – то сейчас самое время пересмотреть эту теорию.

Мы стояли и смотрели в огромное окно на наш новый мир.

Моя ЭЗК зазвучала в 5. 45, что было странно, поскольку я собственноручно набрал приказ разбудить меня ровно в шесть. Экран светился, и на нём имелось сообщение с пометкой «СРОЧНО». Я пробежал послание глазами:

ИЗВЕЩЕНИЕ

В промежутке с 6. 00 до 12. 00 мы будем проводить завершающую процедуру из цикла физического усовершенствования для всех новобранцев. Для гарантированного соблюдения графика все новобранцы обязаны оставаться в своих каютах до тех пор, пока официальные представители колониального персонала не явятся, чтобы проводить каждого в помещения, предназначенные для проведения процедур. Чтобы обеспечить запланированный ход работ, начиная с 6. 00 двери всех кают будут заблокированы. Будьте любезны использовать оставшееся в вашем распоряжении время для того, чтобы завершить все ваши персональные дела, требующие посещения туалетных комнат и других помещений, находящихся за пределами каюты, Если после 6. 00 вам потребуется воспользоваться туалетной комнатой, свяжитесь с представителем колониального персонала на вашей палубе через ЭЗК.

Вы получите уведомление за пятнадцать минут до назначенного для вас срока. Просим быть одетыми и готовыми к тому моменту, когда сопровождающие из числа колониального персонала постучат в вашу дверь. Завтрака сегодня не будет. Ленч и обед состоятся в обычное время.

Человеку моего возраста не требуется дважды напоминать о том, что с утра нужно помочиться. Я поспешил в уборную, чтобы завершить свои персональные дела (пользуясь эвфемизмами колониальщиков). После этого мне оставалось лишь надеяться, что моя фамилия стоит не слишком близко к концу расписания: совершенно не хотелось обращаться к надсмотрщикам с просьбой, чтобы меня вывели по нужде.

Моё время оказалось не слишком поздним и не слишком ранним. Ровно в девять часов ЭЗК предупредила о том, что надо собираться. А в 9. 15 в дверь резко постучали, и мужской голос назвал моё имя. Почти сразу же дверь открылась – за ней оказались двое колониальщиков. Они милостиво разрешили мне быстро посетить уборную, и мы направились с нашей палубы в знакомую мне комнату ожидания доктора Расселла. Через некоторое время мне разрешили войти в кабинет.

– Мистер Перри, рад снова видеть вас, – заявил доктор, протягивая мне руку.

Сопровождавшие меня колониальщики вышли через дальнюю дверь.

– Будьте любезны подойти к боксу.

– Когда я побывал там в прошлый раз, вы вколотили мне в голову несколько тысяч гвоздей. Поэтому я не испытываю слишком сильного восторга при мысли о том, что мне снова придётся лезть в этот гроб.

– Я вас понимаю, – ответил доктор Расселл. – Однако сегодня боли не будет. К тому же мы располагаем довольно ограниченным временем, так что… – Он направился к саркофагу.

– Если я почувствую хотя бы укол, то, смотрите, поколочу, – предупредил я, неохотно забираясь внутрь.

– Пожалуй, справедливо, – безмятежно отозвался доктор Расселл, закрывая за мной дверь.

Я, впрочем, заметил, что в отличие от прошлого раза он защёлкнул замок. Не исключено, что моя угроза была воспринята всерьёз. Ну и хорошо.

– Скажите, мистер Перри, – продолжил доктор, покончив с дверцей, – что вы думаете о нескольких последних днях?

– Они были странными и не слишком приятными, – честно сознался я. – Если бы я знал, что со мной будут обходиться как со слабоумным дошкольником, то, возможно, не стал бы подписывать контракт.

– Очень многие думают точно так же, как вы, – ответил доктор Расселл. – Поэтому позвольте мне вкратце объяснить вам, что и зачем мы делали. Датчики в вашу голову мы поместили по двум причинам. Во-первых, как вы, вероятно, догадались, для изучения вашей мозговой деятельности во время выполнения вами тех или иных основных функций и отслеживания переживаний ряда первичных эмоций. У всех людей мозг обрабатывает информацию и опыт более или менее одинаково, однако каждый человек использует некоторые совершенно уникальные методы и процессы. В качестве аналогии: у всех людей на руках по пять пальцев, но пальцы каждого имеют свои, строго индивидуальные отпечатки. Вот мы и старались сделать, если можно так выразиться, индивидуальный отпечаток вашего умственного «пальца». Вы понимаете, о чём я говорю? Я кивнул.

– Прекрасно. Значит, теперь вам ясно, для чего мы на протяжении двух дней заставляли вас делать всякие смешные и глупые вещи.

– Вроде беседы с обнажённой красоткой о том, как проходил праздник по поводу моего седьмого дня рождения. – заметил я.

– Этот тест дал нам много по-настоящему полезной информации, – веско сказал доктор Расселл.

– Не могу понять какой.

– Это скорее технические сведения, – уклонился Расселл от ответа. – Как бы там ни было, за минувшие два дня мы получили достаточно полное представление о том. как ваш мозг использует нейронные связи и воспринимает разнообразные стимулы. И эту информацию мы можем использовать в качестве шаблона.

Прежде чем я смог спросить: «Шаблона чего?», доктор Расселл продолжил свой монолог:

– Во-вторых, работа датчиков не ограничивалась только записью работы мозга. Они способны также транслировать в реальном масштабе времени точный ход процессов, происходящих в голове. Выражаясь по-другому, датчики запечатлели работу вашего сознания. Это важно, потому что в отличие от определённых умственных процессов сознание нельзя законсервировать. Для перемещения оно должно быть живым.

– Перемещения?

– Именно.

– Вы не обидитесь, если я спрошу, о какой такой чертовщине вы говорите?

Доктор Расселл улыбнулся.

– Мистер Перри, когда вы подписали контракт о вступлении в армию, вы же думали, что мы возвратим вам молодость, верно?

– Да, – согласился я. – И все так думали. Ведь нельзя же вести войну силами армии стариков. Вы должны иметь какой-то способ снова делать их молодыми.

– И как, по вашему мнению, мы это делаем? – поинтересовался доктор Расселл.

– Не знаю, – честно сказал я. – Генная терапия. Клонированные запасные части. Наверно, вы каким-то образом вынете из меня старые детали и поставите вместо них новые.

– Вы частично правы. Мы действительно прибегаем к генной терапии и используем клоны для замены. Но мы не заменяем ничего, кроме вас.

– Я вас не понимаю, – занервничал я: стало очень холодно и возникло ощущение, будто реальность, как коврик, выдёргивают у меня из-под ног.

– Ваше тело старое, мистер Перри. Оно действительно дряхлое и не сможет проработать сколько-нибудь долго. Нет никакого смысла сохранять его или модифицировать. Оно не из тех вещей, которые по мере старения превращаются из рухляди в антиквариат, и не имеет таких частей, замена которых позволяла бы ему работать как новенькому. Когда человеческое тело стареет, оно стареет все целиком. И поэтому мы намерены избавиться от него. От всего целиком. Единственное, что мы собираемся сохранить, – единственная часть вашего существа, которая не делается хуже в процессе старения, – ваш разум, ваше сознание, то, что называется вашим «я».

Доктор Расселл шагнул к дальней двери, в которую вышли два колониальщика, коротко постучал и повернулся ко мне.

– Посмотрите хорошенько на своё тело, мистер Перри, – сказал он, – потому что сейчас вам предстоит с ним попрощаться. Вы переселитесь в другое место.

– Куда же я переселюсь, доктор Расселл? – заплетающимся языком спросил я. Во рту у меня стало так сухо, что я с трудом мог говорить.

– А вот сюда, – ответил он и открыл дверь.

Из двери появилась та же пара колониалыциков, что доставила меня в кабинет. Один из них толкал перед собой инвалидное кресло, в котором кто-то сидел. Я вытянул шею, чтобы посмотреть. И меня затрясло.

Это был я сам.

Только пятьдесят лет назад.